Хвост Аримана (джен)

* * *

Махшид сняла очки и устало потёрла глаза. Сегодня ей с самого утра казалось, будто солнце вспыхнуло ещё ярче, и люксметр, встроенный в левый окуляр, в итоге это подтвердил. Выбираться наружу с каждым днём становилось всё тяжелее и тяжелее. Даже гены её предков уже не помогали — в Арьянам-ваэджа наверняка ни разу со времён Заратуштры не бывало настолько жарко и ярко. С тех пор, как на ночном небе впервые явил себя миру Зерван, этот самый мир начал стремительно терять последние намёки на стабильность. Жгуче-холодная, ослепительно яркая точка, несущая одновременно и жар, и холод, с каждым годом неумолимо росла, прорывая черноту небосвода, и сквозь эту прореху из мира со свистом утекало время.

— Назани-и-ин! — окликнула она сестру. Голос прозвучал слабо, надтреснуто. Трещины — постоянный спутник любого, кто ходит по открытой земле, но не в дом же их тащить! Махшид раздражённо прокашлялась и повторила уже звонче: — Назанин, принеси воды!

Ответом ей стала лампа, мигнувшая пару раз, а затем погасшая с концами.

— Чёрт, неужто резонансом порвало? — растерянно пробормотала она, глядя на стремительно остывающую в колбе спиральку.

Её голос хвалили многие, её пением заслушивались и просили бис. Толку-то теперь, когда песок разве что в гипофиз не проникает своим абразивом, а вечный дефицит воды превращает в старуху даже самую сочную молодку, стоит ей только нос высунуть из климатизатора на белый свет. Стягивая с себя на ощупь хладкостюм, она иронично улыбалась своим мыслям.

— Привет, сестрёнка! Рано ты сегодня, — в шлюз-коридор впорхнула та самая "сочная молодка". В её руках красовался начищенный до зеркального блеска бронзовый термос. Назанин обожала зеркала. — Ой, а что так темно-то?..

— Слава Мазде, солнечные батареи песком пока не занесло, — по инерции отвечала Махшид, — разве только радиатор забился в паре мест, так что... А, ты про это? — она ткнула пальцем вверх. — Видишь, даже техника уже не выдерживает моего вокала!

Взяв термос, Махшид стала жадно пить. В помещениях, понятно, тоже стояла жара, и вода, вынутая из холодильника, за пределами термосов обычно не встречалась. Впрочем, вода имела и иную крайность — в солнечных батареях. Гигантские панели угольно-чёрных радиаторов, сплетённые из сотен километров толстых труб и тонких пластин, несли в себе исключительно перегретый пар. Имея такое солнце, никакой уголь не нужен, и никакая нефть. Да их тут и не было почти.

Стремительно пустевший и засыхавший Джайпур должен был стать житницей всея Вэртрагны, по крайней мере, лет эдак на сто, пока новые земли ещё не освоены, однако продержался в таковом статусе едва ли дольше тридцатника. Новое, весьма немногочисленное поколение, частью которого была юная Назанин, и вовсе не застало ни бесконечных полей, раскинувших свои ровные зелёные ленты далеко за горизонт, ни акууратно подстриженных тенистых садов, ни, тем более, тихого журчания каналов и рек. Демографию спасали разве что переселенцы из Шираза, в котором мощнейшая некогда химическая промышленность умерла буквально за пару лет, захлебнувшись в песчаных бурях, проникавших в стерильные цеха невзирая ни на какие средства защиты. Там жилось ещё тяжелее, хотя куда уж, казалось бы.

Накинув лёгкий полупрозрачный халатик, Махшид последовала за упорхнувшей сестрой. Шлюз-коридор, хоть и не был по сути машинным залом, в ходе неизбежных модернизаций становился всё более похожим на интерьер какой-нибудь древней подлодки. "Инженерный ад" — так характеризовал дедушка Равшан любые отклонения от схем и чертежей. "После вас же тут и пол-литра хаомы не поможет разобраться, изверги!" Ну да, так и есть. А куда деваться? Жить-то как-то надо.

Бабушка Сирануш уже накрывала на стол. Малыш Бехзад носился вихрем по комнате, то и дело норовя проскочить у кого-нибудь между ног, чем невозбранно веселил родителей. Даже лампочки, глядевшие на всё это с потолка, весело подмигивали. Всё шло своим чередом. Махшид улыбалась.

* * *

— Та-а-ак... Ещё помалу трави... Стоп!

Капитан Фарид Афшари наблюдал за швартовкой лишь краем глаза, и краем же уха отмечал доносившиеся в связи с этим команды. Его внимание в большей степени занимал горизонт. Не нравился он ему, категорически не вдохновлял. С высоты, на которой завис цеппелин, пускай и малой, видно было ой как далеко — даже дальше, чем с диспетчерской вышки, и потому приоритет оповещения был за ним.

— Амир! — окликнул он связиста. — Ну-ка доложись по метеослужбе: с северо-запада идёт "кофемолка".

— Вы уверены? — удивлённо уставился на него Амир. — В наших-то широтах...

— Уверен, уверен! — капитан задумчиво теребил бороду. — И поживее. Пускай тотчас же готовят эллинг, иначе валяться нам тут... мелкой крошкой.

— Шираз-метео, здесь "Исфандияр", — затараторил в гарнитуру связист, нервно выжав тангенту, — Видим бурю на северо-западе, не менее десяти баллов! Повторяю: десять баллов, северо-запад, как приняли?

Прищурившись и закрыв левый глаз, Фарид выставил перед собою палец на вытянутой руке.

— Да, блин, "кофемолка" летит, вашу мать! Срочно схрон, рейс отменить!.. Серьёзно?.. Та-а-ак... А я что говорю?.. Слушай, Хвови, ну ты ж разумная мадам, ну пни там кого надо уже наконец, а?.. Давай, конец связи.

Медленно выдохнув, Амир откинулся на спинку, заложил руку за голову и изрёк:

— Бардак! Форменный.

— Ну? — капитан поднял бровь.

— Авария там у них. Привод гермостворов не пашет. Давление где-то на магистрали упало, и привет!

— Ну-у-у? — нетерпеливо повторил капитан.

— Ну и всё! — развёл руками Амир. — Техбригада выслана, ацетилен запален, ожидайте! Ладно хоть пассажиров таки додумались не пустить на борт.

— И то хлеб, — Фарид тяжело вздохнул. — Ну что, какие будут версии? — он оглядел мостик. Все молчали.

— Вот говорил же мне отец: в Шираз попасть — что к Ариману в пасть... — пробормотал наконец штурман.

— Ну-ка отставить уныние! — капитан поднял палец. — Значит, так... — он хлопнул и потёр ладоши. — Биджаз! Что у нас по ресурсам?

— Если заправиться не успеваем, — ответил энергетик, сверяясь по приборам. — То воды и горючки — километров на двести-триста, ежели форсировать до красной зоны.

— Хреново... До Джайпура никак не дотянем. До Хайдерабада вроде тоже. Шринагар вообще мимо. Так?

Штурман кивнул. Связист выбивал пальцами по панели какой-то марш, заполняя паузу.

— Да какая уже разница? — оживился вдруг штурман. — Главное — бежать впереди бури, пока не ослабнет хоть сколько. А там и в дрейф можно — авось вызовем танкер, да и вернёмся хоть прямо сюда, людей заберём, и в рейс!

Фарид одобрительно хлопнул его по плечу.

— Так и поступим. Итак, господа, курс — юго-восток, по нормали к фронту. Вдруг ещё и ветер подможет... И да, кликните кто-нибудь мобеда — пускай молится кому хочет, хоть лично Аримана призывает, но чтоб ни-ни! Отдать швартовы, полный ход и форсаж по готовности.

Минуту спустя гигантский полуэллипсоид, со стороны действительно напоминавший кофейное зёрнышко, отцепил магнитные захваты и начал медленно отползать от причальной мачты.

* * *

Звёзды действительно гасли. Одна за другой, одна за другой, без объяснений, без видимых причин, и без невидимых — тоже. Юсуф глядел на это светопреставление уже десятый год, в его таблицах значились уже тридцать семь таковых аномалий, и вот сейчас он впервые стал свидетелем-очевидцем. Обсерватория, установленная на безымянном пике среди ледяного хаоса полярных широт, была пока что единственной и неповторимой, и свериться с коллегами из других мест было нереально. Юсуф знал своё дело, его опыта хватило бы на троих, и всё же он не мог отделаться от мысли, что банально сходит с ума от одиночества и адского, противоестественного климата. Однако записи не врали, перфоленты можно было в любой момент поднять из архива и воочию убедиться — невозможное всё же возможно.

Звёзды действительно гасли, одна за другой, неуклонно, необъяснимо, и всё же нашлась одна, которая не только упорно отказывалась следовать их примеру, но и стремительно разгоралась с каждым днём. Звезда-беженец, звезда-дезертир, в ужасе уносившая свои голубоватые протуберанцы куда подальше от неведомой пагубы. Увы, для Вэртрагны она стала не несчастным пришельцем, ищущим милосердия, а наоборот — авангардом вражеского наступления. Хуршед отнюдь не спешил гаснуть, его жар становился только сильнее, и звезда-кочевник, названная Зерваном, явно играла в этом самую первую скрипку — орбита Вэртрагны, судя по смещениям звёзд, претерпевала чудовищные изменения. Не для неё, Вэртрагны, чудовищные — для людей, и для юной своей биосферы в целом.

Юсуф молился каждый день. Как и все, в каждом городе, на каждой отдалённой научной станции, в каждой лаборатории и цеху. Он не был мобедом, но боги не могли его не слышать — у них просто не было выбора. Анахита милосердна, она как любящая мать, она не отвернётся.

Свежие фотопластинки, едва просохнув после проявки, ложились на смотровой стол рядом с предыдущими. Ядерный котёл давал достаточно энергии, чтобы подсветка не выключалась никогда, и Юсуф часами разглядывал всю последовательность, пытаясь разгадать закономерность происходившей в небесах драмы. Пока что он понял только одно: у этого звёздного геноцида есть источник, и он не то чтобы далеко — не более сотни светолет. А ведь до исторической родины, до Земли — и того меньше! Правда, Солнце — земное Солнце — ещё светило, и это вселяло хоть какую-то надежду. Несмотря на то, что визуальная картинка приходила в его телескопы с задержкой, пропорциональной расстоянию, и видимое ему Солнце вполне могло быть лишь эхом далёкого прошлого, Юсуф хотел верить, что Вэртрагна не останется последним пристанищем остатков человечества. Причём последним — в плохом смысле, ведь гравитационный колодец Зервана рано или поздно таки угробит её орбиту настолько, что жить станет невозможно даже на полюсах. Даже если Зерван с Хуршедом в конце концов образуют стабильную двойную систему и хаотичные возмущения прекратятся, это не спасёт никого — скорее уж наоборот.

— Покойся с миром, звезда Барнарда, — пробормотал Юсуф. — Покойтесь с миром, миллионы душ.

Залпом опрокинув в себя стакан вина, он вышел из зала и впервые за три года выключил свет.

* * *

Шринагарская верфь работала в три смены уже добрый десяток лет, и останавливаться не собиралась. Никакие песчаные бури, никакие землетрясения не замедляли эту циклопическую махину настолько, чтоб хоть один план выбился из графика, и особенно — те, что касались проекта "Фаравахар". Даже самый ленивый идиот прекрасно понимал, что рано или поздно ему придётся взойти на борт одного из трёх гигантов, до поры до времени спрятанных от греха подальше в глубинах подземных эллингов. Ни один катаклизм не должен был до них добраться, иначе — всё насмарку, и ни на какое спасение, ни на какой "План Б" можно не надеяться.

Лейла Фуад, гендиректор верфи и главный вдохновитель инициативы "Фаравахар", стояла у смотрового окна под потолком третьего эллинга и рассеянно потягивала остывающий кофе сквозь трубочку. Перед ней раскинулся поистине грандиозный вид — невероятных размеров эллипсоид, вокруг которого то там, то тут сновали манипуляторы, ездили мостовые краны и вспыхивали звёздочки электросварки. Ещё недостроенный ковчег уже принимал в себя тысячи тонн груза, чтобы к моменту завершения быть полностью готовым к старту.

Дочь Лейлы, Сорайя, однажды спросила маму: как же эта штука взлетит, если потолок неразборный? Ведь он должен открываться! Лейла тогда лишь улыбнулась, потрепала её по курчавым волосикам и ответила одним словом: увидишь. Трудно объяснить пятилетней девочке, что никакие ракетные двигатели всё равно не смогли бы поднять такой груз в космос — формула Циолковского, увы, неумолима. А ещё Лейла просто не хотела её пугать, ведь в тот день, когда ковчеги стартуют, им предстоит самый опасный момент за всю историю Вэртрагны — прыжок прямо из-под поверхности, со всем населением на борту. Прыжок, который разрушит все подземные постройки, проделает невообразимых размеров трещину в литосферной плите и забросит корабли сразу в глубокий космос — подальше от системы Хуршеда, подальше от влияния Зервана и прочих каждодневных опасностей. Туда, где можно будет выдохнуть с облегчением и спокойно заняться навигацией в поисках нового дома.

Тяжелые механизмы, постоянно травившие пар, создавали атмосферу старого английского вокзала. Вокзала, на котором продают билеты только в один конец.

— Надеюсь, этот конец будет счастливым, — вздохнула Лейла, и бросила стаканчик в урну.

* * *

Буря догоняла. Давление в цилиндрах уже давно перевалило за красный предел, фланцы вовсю свистели, а "кофемолка" и не думала ослабевать. Машину ощутимо трясло, и с каждой минутой — всё сильнее.

— Аэродинамика у нас не та, чтоб так гоняться, — буркнул штурман. — Будто на тракторе, ч-ч-чёрт побери!

— Отставить упаднические настроения! — отозвался капитан. — Хорошо идём, чётко! Я даже приятно удивлён, честно говоря... Малик! А, Малик?

— Ну что? — штурман раздражённо оторвал взгляд от приборной панели.

— Может, в стратосферу, а? Как думаешь?

— Не, только скорость потеряем. Тут бы снижаться надо, ан некуда!

— Хм...

— Не могу не напомнить, — донёсся из рации голос энергетика, торчавшего в машинном отделении. — Что я уж месяц как установил тут одну штуку...

— Нет! — перебил его связист. — Прости, Фарид, но я не могу молчать о таком, — бросил он капитану. — Мы, блин, дирижабль! Понимаешь? Дирижабль! А ты снял тот движок с челнока! С древнего, как мой гастрит, долбаного космического корабля!

— И что?..

— Погодите-ка, — поднял ладонь капитан. — Ты вообще проверял этот свой движок? Он действительно живой?

— Блин, капитан, ну ты даёшь! — не унимался связист. — И так вот-вот развалимся, а тут ещё...

— А тут у нас шанс! — припечатал энергетик. — Кэп, ну прикажи уже, а? Время теряем! И топливо! Котёл у нас не ядерный, если кто забыл!

— Ладно, — вздохнул Фарид. — И отставить препирательства! — он покосился на недовольного связиста, который был настолько готов к многочасовым дебатам, что они, дебаты эти, даже сквозь молчание свистели из него, аки пар из котла. — Биджаз, давай просто по прямой, по курсу... ну, скажем, тысячу километров. Сможешь такое посчитать на своём калькуляторе?

— Не вопрос, кэп! — обрадовался энергетик. — Уже делаю!

— Фарид, у нас же гелий под обшивкой, — уже спокойным тоном заговорил Амир. — А по прямой — это, по факту, куда-то в высоту, а там давление скачком ниже в разы. Ну как с этим быть-то? Порвёмся же! Лопнем нахрен!

— Биджаз, мы точно прыгнем? — спросил капитан вместо ответа. — Сто процентов?

— Да, кэп! Самотестирование вот только что прогнал — все цифры в пределах!

— Фух... — выдохнул Фарид, потирая руки. — Ладно хоть за герметичность беспокоиться не надо, с нашими-то условиями...

Амир страдальчески прикрыл лицо ладонью.

— Биджаз, прыжок по готовности! — капитан хлопнул по подлокотнику. — Начать откачку гелия, приготовиться к толчку!

— Откачку?! Мы ж грохнемся!

— Есть! Прыжок через три... две... одну...

Ослепительная белая сфера, возникнув из точки на носу дирижабля, за долю секунды мелькнула вдоль корпуса, так же мгновенно сдувшись где-то за хвостом. Цеппелин исчез, а его место пару секунд спустя заняли ураган и песок.

* * *

Махшид спала, и ей снова снился тот самый сон. Вернее, не в точности тот же, не киноплёнка, которая записана лишь однажды, а... нечто по мотивам. Она летела над бескрайней колышущейся степью, изредка расчерченной лесополосами и серыми, удивительно ровными дорогами; она видела какие-то странные здания, явно не приспособленные выдерживать удары песчаных бурь, многомесячных ливней или внезапных землетрясений. Стройные, ажурные, они образовывали правильные концентрические круги, перемежаясь ухоженными парками и открытыми водоёмами. Как именно она летела — она не видела. Никаких конструкций наподобие самолёта или цеппелина вокруг неё не было. Даже собственное тело лишь угадывалось, оставаясь как бы в тени, в расфокусе. Каждый раз это был иной пейзаж, но в конце её неизменно встречал некий голос — не мужской и не женский — и рассказывал что-то об этих местах. Обидно, что она почти ничего не могла вспомнить по пробуждении — только картинки, сам факт рассказа, и ещё этот голос. Он называл её каким-то странным, сложным именем, которое и в обычном-то мире не сразу запомнишь, а тут...

— Проснись, моя Звента-Свентана!

Что-то новое! Она почти добилась осознанности в этом сне, но голос явно хотел иного:

— Проснись же! Звента-Свентана, очнись! — голос, всегда спокойный и бесстрастный, хоть и отдающий каким-то родительским теплом, что ли, теперь был практически в отчаянии, он кричал: — ПРОСНИСЬ!

И её выбросило из сна, будто пинком. Она подскочила на кровати, ещё ничего не понимая — ни где она, ни кто она — но с радостным чувством, идущим из самых глубин: я запомнила! Я запомнила имя! Звента-Свентана! И тут громыхнуло.

Удар, чем бы он ни был, сотряс стены и даже пол с такой силой, что буквально отовсюду выбилась пыль, посыпалась штукатурка, и в комнате моментально стало нечем дышать. Сквозь стены донеслись возгласы испуга и боли. Услышав их, Махшид вскочила с кровати и, метнувшись к двери... больно в неё врезалась. Дверь заклинило, дом наверняка покосился и был готов вот-вот сложиться, как коробочка. Она пыталась выбить дверь всеми известными ей способами, но получала лишь новые и новые синяки и ссадины. Окончательно отчаявшись выбраться, она закричала и, вложив все оставшиеся силы в последний безнадёжный удар, врезалась плечом в дверь.

Чего ей стоило не грохнуться на пол и не проткнуть себя любой из образовавшихся там острых деревяшек — одному Ахура-Мазде известно. Дверь разлетелась в щепки, будто снесённая направленным взрывом, но никакой адской боли в плече, кроме той, что уже была, Махшид не заметила. Решив, что удивляться некогда, она побежала в комнату бабушки с дедушкой, чьи голоса слышала в первые же секунды. Увы, дорогу ей преградил обвалившийся потолок. Не думая ни секунды, она вновь вложила всю свою ярость и боль в удар и, хоть это и было полнейшим безумием, саданула кулаком по остаткам балки, загородившей проход. Древесина вновь взорвалась облаком щепок, не дожидаясь, пока кулак в неё врежется. Прихрамывая на одну ногу, Махшид пробралась под обвалом, свернула за угол, и в очередной раз застыла в шоке. Части дома просто не было в природе. Из-под завала доносились приглушённые крики. По улице носились испуганные и раненные люди, точно так же пытаясь найти и вытащить своих родных. Вдали уже вовсю виднелись дымные столбы пожаров.

Махшид бросилась к завалу и, помогая себе более целой рукой, пробралась к тому месту, где, как ей казалось, крики были слышны лучше всего. Несмотря ни на какой шок, она понимала, что вот так вот просто начать разбивать тут камни и доски — значит убить вообще всех. И ведь двигать весь этот мусор надо максимально осторожно, иначе тоже смерть! Один камешек вытащишь — всё обрушится! Сплюнув отвратительно пыльной слюной, Махшид подумала: вот бы оно всё просто исчезло! А люди — остались.

— Хм... Чем чёрт не шутит? — пробормотала она, затем присела на корточки и приложила обе ладони к каким-то обломкам кирпича. И ничего. Никакая ярость, никакая боль и злость не сдули завал в небытие. Силы окончательно покинули её, и она, распластавшись на холодной колючей поверхности, дала волю слезам.

Где-то далеко, ещё за горизонтом, стал слышен стрекот вертолётных винтов. Спасатели, подумала Махшид, и отключилась.

* * *

Тряхнуло их знатно — капитана почти выбило из кресла мощным ударом под седалище. Смотровые иллюминаторы мостика, ни разу не предназначенные гасить внезапные яркие вспышки, отпечатались на его сетчатках неубиваемыми розово-фиолетовыми контурами. Почему он не подумал закрыть глаза? Знал ведь...

— Ух ты!.. — донеслось из-за правого плеча. — Никогда не думал, что увижу эту красоту именно при таких обстоятельствах.

— Ты, Амир, не сильно радуйся, — буркнул Фарид, растирая веки. — Нам отсюда ещё падать. Биджаз, как там движок? Не сгорел?

— Не, капитан, он как новенький! — ответила рация. — И гелий я тоже чуть стравить успел, так что живём! Нагрузка на обшивку хоть и сильная, но ничего, выдержит пока.

На высоте, куда забросило "Исфандияр", небо выглядело уже полностью чёрным. Плавно переходя в привычную зеленоватую синеву ближе к горизонту, оно давало все основания почувствовать себя космонавтом. Под ними раскинулась грязно-коричневая, местами пожелтевшая поверхность родной Вэртрагны. И было в её теперешнем виде нечто очень странное.

— Твою ж ма-а-ать... — протянул Малик. Амир вскочил с кресла и прижался к стеклу в попытке разглядеть как можно больше. А Фарид и так всё понял. Навидался он этих бурь, наелся этих "кофемолок" и "молотилок" по самую макушку, и опыт сей говорил ему со всей ясностью: вот эта буря — она единственная в своём роде. Её фронт — вернее, видимая его часть — расползся от края до края диска, и останавливаться не собирался. Если по уму, то на всей планете уже должно быть введено чрезвычайное положение, а все люди — или эвакуированы в подземные убежища, или хотя бы спрятаны в укреплённые здания.

Малик взялся за штурвал и стал раскручивать его вправо. Все молча наблюдали, как пейзаж за окнами начал медленно перемещаться.

— Ну-ка стоп вращение, — капитан тоже поднялся и вышел вперёд. — Это случайно не эпицентр? — он ткнул пальцем в какую-то эллиптическую формацию, будто впадину, кратер в песчаном ковре.

— Похоже, — Амир прищурился и потянулся за монокуляром.

— А что у нас там находится? — Фарид уже знал ответ.

— Та-а-ак... — Малик почесал бороду. — Если вон те горы — это Кахар-е-Бозорг, то там... Там Шринагар! Кэп, ты думаешь о том же?

Перед глазами Фарида вихрем пронеслись вспышки переходов, за долю секунды рвущих внутрь в себя все перекрытия до самой поверхности, выламывающих стены, вздымающих пол, высасывающих сквозь разломы остатки воздуха, обломки оборудования, ошмётки живой плоти, и под конец — подземный метан, воспламеняемый налету каплями расплавленной породы из самых глубоких трещин... А далеко вверху, над поверхностью, над зоной резко упавшего атмосферного давления — циклон, самый мощный и разрушительный в истории этого мира, и песок, песок, песок...

— Я думаю, мы все в очень глубоком афедроне, господа. Биджаз, ну-ка поддай там гелия и тяги вертикальной, а то я уже чувствую как теряю вес! Так вот... Когда пыль хоть немного осядет, я подозреваю, что на месте Шринагара мы обнаружим разломы коры и выходы лавы. А то и вовсе провал бездонный, к Ариману в глотку.

Помолчав ещё с минуту, он продолжил:

— Если на верфи случился какой-то сбой в прыжковых двигателях "Фаравахара", если они вдруг включились, нам всем осталось молиться и только. И эта буря — самая меньшая из проблем. Биджаз, я правильно мыслю?

— Так точно, кэп, — прохрипела рация. — Если кто-то запустил прыжковый двигатель под землёй, приливным силам от свёртки пространства деваться некуда, кроме перехода в кинетическую и тепловую энергию. Вот только что это за сбой такой? Предохранителей от дураков и ЧП там более чем достаточно. На моём движке пришлось столько всего перепаять, чтоб он не ругался при тестах и не уходил в защиту на каждый чих — вы себе не представляете!

— Значит, нашлись умельцы, — выразил Малик общую мысль. — И это, мне кажется, пострашнее Зервана с его гравитацией.

* * *

Сорайя очнулась в какой-то тёмной комнате. Ей опять снилось, что она парила среди ярких колючих звезд, а с ней откуда-то издалека говорил кто-то огромный, тяжёлый, обволакивающий... Своего веса она при этом не чувствовала. Ей казалось, что она маленькая невесомая пылинка, летящая миллиарды лет из пустоты в пустоту, ничтожная и ненужная никому, кроме этого невидимого собеседника, да и то он лишь изредка обращал на неё своё всеобъемлющее внимание — раз в тысячу лет, или даже в сто тысяч.

Очнувшись, она сперва решила, что на самом деле продолжает спать — ощущение невесомости и пустоты никуда не ушло, даже темнота вокруг была почти такой же, разве что ещё гуще, потому что совсем без звёзд. Только впереди, на расстоянии вытянутой руки, горели какие-то огоньки, а за спиной что-то очень-очень тихо шипело и пощёлкивало.

Ей стало страшно. Её охватила такая жуть, что она попыталась схватиться с места, но не смогла — помешали ремни. Оказалось, она сидела в кресле, большом и удобном, похожем на пилотское. Запаниковав ещё сильнее, она, поддавшись какому-то непонятному рефлексу, протянула руку вверх и, нащупав странно знакомую рукоятку, дёрнула рычаг вниз. С оглушительным — после такой-то тишины — грохотом перед ней разъехались, складываясь сегмент на сегмент, тяжёлые железные ставни. Охнув от удивления, Сорайя отпустила рукоять и с широко раскрытыми глазами замерла. Перед ней вновь оказались звёзды. Такие же, как в её снах — яркие, колючие, совсем не похожие на те, что видно с поверхности. А ниже, и выше звёзд, и по бокам тоже, раскинулись приборные панели.

— Да что вообще творится-то?! — прошептала она, пытаясь справиться с потоком противоречивых эмоций.

Мгновение спустя на ближайшей панели загорелся ещё один огонёк — зелёный — и из широкой прорези под ним, будто из тостера, выскочила длинная толстая карточка с множеством мелких отверстий. Потянувшись, чтобы взять её, она мигом отдёрнула руку — откуда-то из-под потолка раздался скрипучий металлический голос:

— Программа завершена успешно. Заданные параметры достигнуты.

— Я что, правда в космосе?! — спросила она неизвестно кого. Молчание было ей ответом.

* * *

Юсуфу было паршиво. Холодно и грустно, тоскливо и морозно, печально и... Мысли замерзали вслед за выдыхаемым паром, неповоротливо при этом хрустя и всё больше раздражая. Он стоял на крыше обсерватории, на кольцевидном балконе вокруг раздвижного купола, и курил уже третью папиросу подряд, вглядываясь расфокусированным взором в тёмные, кристально чистые небеса. Где-то там, за завесой времени, ворочалось необъяснимое, иррациональное зло. Вполне возможно, что все эти звёзды уже мертвы, и он последний, кто видит их прощальный блеск. Кто знает, не окажется ли он и последним обитателем планеты тоже? Ведь следующая смена так и не прилетела, он тут один, на этом пике, уже третий месяц, и ладно хоть провианта и прочих ресурсов более чем достаточно. Вот так вот забудут его, сядут на свои ковчеги, улетят без него — и живи себе, дорогой Юсуф, пока Хуршед не погаснет!

Он сплюнул через перила, затушил папиросу, и уже собирался уходить внутрь, под сень вечных лампочек, к теплу ядерного отопления, как вдруг на периферии зрительного поля что-то мигнуло. Он замер и медленно повернул голову в сторону источника вспышек. Это было поистине из ряда вон. Продолжая вглядываться, он начал неистово перебирать в памяти все возможные причины такого явления, и ни одна не подходила. Простояв ещё пару минут, он зафиксировал на глаз примерный азимут и склонение, и опрометью бросился к телескопу.

Не снимая ни куртки, ни даже капюшона, он через ступеньку взлетел на помост главного рефлектора. Втиснувшись кое-как в узкое кресло, он прильнул к бинокуляру и начал вращать маховики. Опыт не пропьёшь — ему даже не нужно было смотреть на лимбы, чтоб накрутить нужные координаты. Хотя секунд пять спустя он всё же оторвался от окуляров и взглянул на них, чтобы удостовериться. Всё верно. Он вновь ухватился за оптику, подстраивал её минут десять, ища малейший подвох. Нет. На небе действительно в одно мгновение появились три новых объекта. Три эллипсоида, зависших под разными углами. А один из них уже выпускал из себя радиаторные панели и антенный массив...

Оттолкнув от себя бинокуляр, он откинулся, насколько получилось, на низкую спинку, и сделал три резких выдоха.

— Последний человек на планете, да? — произнёс он обманчиво спокойным тоном.

Поднявшись с кресла, он спустился вниз, стянул с себя куртку и, со злостью бросив её на пол, крикнул куда-то вверх:

— Улетели, да? Твари! Улетели?! Ну и катитесь нахрен! Катитесь, суки!

Связь не работала уже целый день. Спросить было не у кого.

* * *

— Смотри, моя Звента-Свентана, смотри и помни, — наконец-то Махшид смогла осмысленно воспринять этот привычный уже голос её снов! Осознав это, она обрадовалась, однако же ни единой мысли не промелькнуло у неё о том, где она находится и почему спит.

— Люди пришли сюда два столетия назад и за это время достигли удивительных высот, — они вместе с Голосом летели над поразительной красоты городским ландшафтом. Махшид всё так же не видела своего тела, но её это не заботило — окружающий мир по праву занимал всё её внимание.

Ажурные шпили высотных домов, невесомые, воздушные павильоны, высокие арки монорельсовых опор и прочий хай-тек перемежались широкими парковыми зонами с естественной формы прудами, скалами, покрытыми древним мхом, тихими водопадиками и мелкими стадами животных то там, то тут. Стайки птиц догоняли её и, приветливо что-то выкрикивая, уносились прочь.

— Они никогда не знали стихийных бедствий, не испытывали массового голода и всеобщей паники, не теряли близких под обстрелами, не ютились в подвалах — не знали они настоящего зла и лишений. Однако зло решило само познать их.

Ландшафт внезапно сменился — они вылетели на чистое поле, от горизонта до горизонта усеянное высоченной колышущейся травой. Где-то впереди, километров за двадцать, маячило нечто огромное и явно техногенное.

— Некоторые влиятельные люди загорелись идеей организовать сверхдальнюю экспедицию. Они буквально видели это во снах, и когда собрались наконец вместе и поделились мыслями, каждый из них был рад, что не он один такой мечтатель. Это были действительно искренние, самоотверженные натуры, истинные сыны своей прекрасной родины. Высокая, вдохновляющая цель, доступ к ресурсам целой планеты и всеобщий романтический настрой общества сделали своё дело. На специально построенной верфи были заложены три каравеллы — Матвей, Марк и Лука.

Перед ней, резко замедлившей полёт, стояли полуразобранные здания — то ли цеха, то ли ангары — из которых виднелись корпуса кораблей. Три гигантских копейных наконечника с плоскими скошенными гранями сверкали в лучах полуденного солнца. Внезапно они все разом вспыхнули яркими дуговыми бликами и, снеся ураганной волной окружавшие их строения, исчезли.

— Пять лет спустя, досрочно стартовав прямо с поверхности дальним прыжком, каравеллы исчезли в неизвестном направлении, а ещё через неделю... Посмотри! — каким-то образом Голос указал ей вверх, прямо на солнце. Подняв взгляд, она успела заметить три ослепительных точки, мигнувших вокруг солнечного диска в вершинах равностороннего треугольника, а затем...

— Констанция пала, — мрачно провозгласил Голос среди резко накрывшей их темноты. — Ни единого злого человека не понадобилось для этого, ни сумасшедшего, ни фанатика, ни дурака. Один лишь миг — и прекрасный Константинополь обречён навечно застыть во льдах и тьме. Не позволь пасть и Вэртрагне.

У Махшид неописуемо болела голова. Открыв глаза и встретившись с лампочкой, она вдруг поняла, что это не предел, а шевельнув рукой — что болит на самом деле всё тело. Интерьер был ей абсолютно не знаком. Не будь этих треклятых лампочек на потолке, оглядеться и прикинуть, куда же её занесло, стало бы не в пример легче. Сделав ещё одно нечеловеческое усилие, Махшид приподнялась на локоть и кое-как села, свесив ноги с кровати.

Комнатка оказалась совсем маленькой — аккурат кладовка или... каюта? Взгляд упёрся в круглый иллюминатор со стеклом не менее нескольких сантиметров в толщину. Цеппелин! Она бывала пару раз на таких, когда летала на верфь по работе. Инженеры её уровня высоко ценились в среде, где от чёткого функционирования механизмов зависела жизнь миллионов людей, и руководство всеми силами стремилось сманить её к себе, но увы, для неё там было слишком уж людно и суетно.

Внезапно в дверь постучались и, не дожидаясь ответа, открыли её. На пороге стоял невысокий худощавый мужчина в очках на цепочке и с аккуратной профессорской бородкой.

— О, вы уже очнулись! — искренне обрадовался он. — Прошу простить мне такое резкое вторжение — уж очень беспокоится наш капитан, как вы тут.

— Капитан?

— Да. Меня зовут Биджаз Мадани, я энергетик цеппелина "Исфандияр", на котором мы с вами имеем радость сейчас находиться. А капитан у нас — знаменитый Фарид Афшари. Именно он вас узнал и распорядился поселить тут. Вы же сестра Лейлы Фуад, верно?..

— Стоп-стоп-стоп! — перебила его Махшид, вновь пытаясь подняться на ноги. — Как я тут вообще оказалась?

Биджаз грустно улыбнулся и снял очки.

— Дело в том, что волею случая мы оказались самым быстроходным транспортом в округе. Получив сигнал бедствия от спасательной службы Джайпура, мы первые прискакали на зов, чтобы эвакуировать тяжелораненых.

— Но ведь я не ранена, — озадаченно огляделась Махшид.

— Во-первых, у вас было сильнейшее истощение, вы лежали без сознания на горе обломков. Во-вторых... — Биджаз прошёлся взад-вперёд по каюте. — Возможно, у вас есть возможность прояснить кое-что о случившемся. А в-третьих...

— Боюсь вас разочаровать, но меня это землетрясение застало в кровати. Я даже во сне ничего о нём не видела.

— Увы, это не совсем землетрясение. Мы полагаем, что произошла какая-то крупная авария на шринагарской верфи, а поскольку вы сестра Лейлы Фуад...

— А что в-третьих? — вдруг перебила Махшид.

— Что, простите?

— Вы потом сказали "а в-третьих".

— Ах да... — Биджаз почесал в затылке. — Наш бортовой врач, он же мобед, обнаружил весьма странные новообразования в вашем теле. Вернее, в руках, в районе позвоночника, и ещё, что удивительно, в гортани. Скажите, вы ничем таким не болеете? Про импланты даже и не спрашиваю, у нас их уже давно не делают... Не поймите меня неправильно, врач лишь хотел узнать, не требуются ли вам какие-то препараты для регулярного приёма.

— Да нет, я вообще на здоровье никогда не жаловалась... Хотите сказать, у меня рак?! — резко забыв о боли, Машид вскочила на ноги.

— У нас на борту нет оборудования для такой диагностики, но насчёт рака доктор даже намёка не высказал, — Биждаз поднял ладони. — Успокойтесь, пожалуйста. Знаю, эта просьба всегда звучит крайне глупо, но всё же.

Махшид устало плюхнулась обратно на койку.

— Зря вы меня так облагодетельствовали — я ничего не знаю ни о каких авариях, — она медленно потёрла веки. — И рассказать вам могу разве что о работе, о семье, которой у меня, видимо, больше нет, или о странных снах, которые не дают нормально высыпаться. Хотите? Например, только что мне приснилось, как прямо с земли прыгнули три корабля, тем самым устроили дикий погром, а потом и вовсе каким-то чудом потушили солнце. Весело, правда?!

Невесть откуда подступившее раздражение нашло выход в повышенном голосе и едком тоне, однако Биджаз будто вообще не заметил таких мелочей. Его тяжёлый задумчивый взгляд, упёршийся Махшид в переносицу, мигом привёл её обратно в норму.

— Что? — растерянно спросила она. — Почему вы так смотрите?

— А говорите, что не в курсе, — осуждающе проговорил Биджаз и, резко развернувшись на каблуках, выскочил из каюты. — Фари-и-ид! Кэп, ты не поверишь!..

* * *

Лейла изо всех сил пыталась собрать сознание в кучу, и через пару минут ей это удалось. Ощупав влажные волосы, она обнаружила у себя на затылке крайне болезненную точку и молча выругалась. Безуспешно силясь подняться на ноги, она чувствовала, будто попала на морской корабль в дикий шторм, однако прекрасно понимала, что корабль этот отнюдь не морской, а штормит исключительно её саму. Вытерев руку о край халата и тут же схватившись за релинг, чтобы не улететь к центру помещения, откуда не так-то легко выбраться в невесомости, Лейла огляделась. Шлюз. Таки успела.

Началось всё с того, что она вдруг заметила Сорайю, направлявшуюся туда, где ей точно не место — в погрузочный сектор эллинга, в котором, как в буфере, скапливались контейнеры с провизией, запчастями, оборудованием и прочим скарбом, необходимым в долгом перелёте. Их потом подхватывала другая команда, на более лёгких погрузчиках, размещавшая всё это уже в самих ковчегах. Разумеется, никакой помощи от пятилетних девочек этим ребятам не требовалось.

Выскочив из наблюдательного пункта, Лейла поймала свободный подъёмник и полетела следом за дочкой. Она кричала, звала, ругалась и вслух, и про себя, пока подъёмник нёс её сперва вниз, затем по горизонтали, и тревога, сперва неясная, оформлялась всё чётче и чётче. Сорайя не отвечала, не оборачивалась, не сбивалась с ритма. Даже сквозь постоянный шум механизмов она не могла не заметить, не вычленить самый знакомый в мире голос, не почувствовать, наконец, страх родной матери чисто инстинктивно. Сорайя шла спокойно и целеустремлённо, идеально выверенными движениями огибая препятствия. Никогда не спускавшись сюда, не зная путей, которые никто никогда не картографировал, она явно понимала, куда направляется и как туда удобнее всего попасть. И вот она уже скрылась из виду, взбежав по узенькой аппарели для техперсонала.

Переключив несший её монорельс на главную магистраль, она заставила кабину подъёмника резко развернуться на девяносто градусов. Под жуткий визг автоматического тормоза и звучный мат бригадира погрузчиков, Лейла едва не вылетела в пропасть, однако всё же смогла удержаться и, опередив буквально на метр очередной контейнер, загнала вагончик в отверстую пасть ковчега. Дальше всё слилось в сплошной поток бессвязных вспышек — вот она спрыгивает через борт на палубу, вот бежит к шлюзу, вот слышит сирену аварийного подъёма грузовой аппарели и треск сминаемых монорельсов, и вот уже пол уходит из-под ног, а голова встречается с пультом системы жизнеобеспечения внутри шлюза.

Не до конца веря, но уже примерно понимая, что могло произойти, Лейла взглянула на пульт СЖО и, убедившись, что снаружи давление уже упало почти до нуля, открыла внутрений гермоствор.

В коридоре царил мрак. Где-то вдали виднелись люминесцентные метки, а в воздухе то тут, то там плавал какой-то мусор. Сдёрнув с пояса фонарик, Лейла оттолкнулась от комингса и полетела вперёд.

* * *

Махшид как неприкаянная ходила между рядов импровизированных коек — разложенных кресел — и ей никак не удавалось найти никого из родных. Дирижабль шёл максимально тихим ходом, насколько позволяли отголоски прошедшей бури, так что времени на поиски было предостаточно. А ещё она понимала, что стремление не тревожить больных, не навредить, имело и обратную сторону — кто-то из них мог и не долететь. Центральный госпиталь Хайдерабада был знаменит во всех городах, но даже там не было чудотворцев. И пусть почти всех обезболили морфием, а потому никто не кричал и не стонал, впечатление вся эта картина со всеми её перспективами производила самое гнетущее. А ещё — неизвестность. Вероятность лишиться в одночасье всех до единого близких, остаться одной на свете, без дома, без ничего, посреди глобальной катастрофы — от такого дрогнет любой, даже самый сильный.

Внезапно ей захотелось вновь очутиться в той самой пещере, где однажды её почти насмерть завалило камнями с песком. Перенестись на десять лет назад — и чтоб уж точно, без "почти"! Вечный покой в компании странных полуразрушенных статуй вдруг показался ей куда притягательнее, чем жизнь среди трупов на планете-полутрупе. Тряхнув головой, она отогнала дурные мысли. А вот мысли о словах Биджаза уходить не спешили. Странным образом слившись с воспоминанием про пещеру, они свернулись вопросительным знаком и повисли в пространстве. Посмотрев на свои руки, ощупав их и не найдя ничего чужеродного, она припомнила, как всего несколько часов назад разносила ими в щепки прочнейшую древесину, а ещё чуть ранее — убила невинным голосом лампочку.

— Позвоночник, руки, гортань, — начала она размышлять вслух, сев на пустое кресло. — Один контроллер, два эффектора... Если дерево и вольфрам — в труху, то и камни наверняка тоже. Иначе б не выбралась. Занятно...

— Расскажете поподробнее?

Махшид вздрогнула от неожиданности. Обернувшись, она увидела высокого седого мужчину в длинных белых одеждах.

— Я мобед, — сказал он. — Мехран Хакимзаде. Очень приятно. Я правильно понял? Вы несколько раз творили чудеса?

* * *

Наконец они собрались. И с мыслями, и чисто физически — в одной точке пространства. На мостике, и без того не шибко просторном, стало довольно-таки тесно и душно, чего Махшид никогда не любила. Капитан, почти всегда знавший, как решить проблему — по крайней мере, судя по внешним своим проявлениям — теперь проявлял толику растерянности. Махшид оставалась в крайне подавленном состоянии, Биджаз и остальная команда пребывали в молчаливой задумчивости, и только Мехран, как и положено мобеду, излучал одно лишь спокойствие и мягкую, но непоколебимую уверенность.

— А ведь я не верил тем статьям про гаснущие звёзды, — проговорил наконец Биджаз. — Считал, что наша пресса окончательно пожелтела, вслед за землёй.

— Мой сын никогда не стал бы публиковать непроверенные данные, — развёл руками мобед. — И теперь благодаря нашей прекрасной гостье мы знаем, как именно они гасли.

— Вы уверены, что такое доверие к её снам действительно оправдано? — Фарид вновь прохаживался вдоль панорамных иллюминаторов.

— А почему я не должен им доверять? — искренне удивился Мехран. — Ахура-Мазда коснулся её много лет назад. Мы все видели это на рентгене. И с тех пор постоянно спасал ей жизнь. Настоящими чудесами, между прочим! И всё время говорил с ней. Хоть она и не понимала до сего дня. А понимал ли Заратуштра всё и сразу? Вряд ли. Он просто вдохновлялся и писал стихи.

— Какой революционный взгляд на догматику, — хохотнул Амир.

— Юноша, я не первый год живу. И теперь весь мой опыт кричит мне: бог даровал нам саошьянта! В самом буквальном смысле! Присмотритесь! — Мехран обвёл взглядом всех присутствующих. — Разве вы не видите сияние хварно над этой девушкой? Лично меня оно так наполняет, что будь я моложе, тотчас написал бы поэму. Если у вас осталась хоть капля доверия к старому мобеду — поверьте и ей.

— А чему верить-то? — отозвалась Махшид. — Я ничего не утверждала, ни к чему не призывала. Хотя бы потому, что сама ничего толком не понимаю. А что понимаю — не знаю, как применить. До космоса мои кулаки не дотянутся, вывести из строя ковчеги я не смогу. Что ещё? Одними документалками из моих снов тут не справиться.

— Возможно, задача выросших в вас... имплантов — спасать вам жизнь, и только, — предположил мобед. — То, что череда случаев привела вас сюда — вот ключевой момент. Я уверен в этом. Уникальная женщина, невзирая на хаос и разрушения, попадает на уникальный цеппелин с уникальной командой — вот истинное чудо! А импланты — всего лишь приборы. Которые чудом являются, возможно, только для нас. Из-за нашей технологической деградации, разумеется.

— А почему бы всем этим чудесам не спасти мою семью? — вдруг вскинулась Махшид. — А? Всего-то ещё одно ма-а-аленькое чудо!

— Теодицея — это не к нам, — Мехран явно смутился. — Бог не всемогущ, увы. И вы все знаете, что я имею в виду. И кого.

— Ну да, — вздохнул Амир. — Кто бы сомневался. Всегда Ариман виноват. Мышка пробегала, хвостиком махнула...

— Зря иронизируете, молодой человек, — мрачно возразил мобед. — У Аримана такой хвостик, что раз — и трёх десятков звёзд как не бывало! Причём даже лёгкого касания не понадобилось — люди своими же руками всё совершили.

— Простите, но вот это для меня — самое непонятное, — заговорил наконец Фарид. — Чисто технически — как тремя кораблями можно уничтожить целую звезду? Ну ведь нет и не было никогда такого супероружия! Тем более — на наших примитивных корытах.

— А кто сказал, что самих кораблей недостаточно? — задумчиво ответил Биджаз. — Я, как вы все прекрасно знаете, имею некоторый опыт ковыряния в прыжковых двигателях, и это, скажу я вам, очень серьёзная штука. Да и видели мы собственными глазами, что смогли сотворить с планетой три далеко не самых мощных экземпляра, собранных наверняка из древнего вторсырья и местной кустарщины. Надо бы заняться расчётами.

— Давай, Биджаз, займись, — Фарид вдруг оживился и привычным жестом хлопнул в ладоши. — А перед тем — посчитай-ка мне задачку попроще: прыжок с поверхности на перехват ковчега.

На долгие полминуты воцарилось молчание.

— Ты это серьёзно? — выдавил наконец связист. — Прыжок в стратосферу мы ещё пережили, а...

— На всякий случай! — поднял палец Фарид. — Мысль у меня ещё не оформилась окончательно, так что...

— А как вы конечную точку задавать собрались, не просветите, молодой человек? — с ехидцей спросил мобед. — Хотя бы в какую сторону вектор. Не говоря уж про движение и планеты, и самих ковчегов.

— Это я не сообразил, каюсь, — капитан почесал в затылке. — Открыт к конструктивным предложениям.

— Биджа-а-аз, — с улыбкой позвал Мехран. — Ты ж знаешь, где находится обсерватория "Трайтаона"?

* * *

Юсуф Хакимзаде сидел, закинув ноги на светящийся стол с рассыпанными уже без всякого порядка фотопластинками. Он пил, декламировал во весь голос стихи и дирижировал пустой бутылкой.

— Будь весел с черноокою вдвоём,

Затем что сходен мир с летучим сном!

Ты будущее радостно встречай,

Печалиться не стоит о былом!

Выскользнув из руки, бутылка улетела в электрощиток. К счастью, закрытый и герметичный.

— Я и подруга нежная моя,

Я и она — для счастья мы живём!

Как счастлив тот, кто брал и кто давал,

Несчастен — равнодушный скопидом!

Опустошив кружку, он запустил её вслед за бутылкой.

— Чёрт побери, с кем бы мне поделиться, а? Запасов — завались, а толку? А, плевать!

Сей мир, увы, лишь вымысел и дым.

Так будь что будет, насладись вином!

Вдруг он услышал какие-то странные звуки, доносившиеся явно снаружи. Списав это на опьянение, Юсуф полез в тумбочку за следующей бутылкой, однако тут же замер и прислушался. Где-то за стеной только что был женский голос! И не только женский...

— Познанье выше имени и званья, — донеслось из коридора уже совершенно отчётливо.

— И выше свойств врождённых — воспитанье.

Коль в воспитаньи сил не обретут,

Врождённые достоинства замрут!

Распахнув дверь мощным толчком, декламатор продолжил:

— И тот, в ком светоч разума горит,

Дурных деяний в мире не свершит!

Мехран, отчаянно кутавшийся в ватный халат, затем отступил в сторонку и крикнул в проём:

— Заходите, он тут! О мой непутёвый сын! — продолжил он, уже обращаясь к Юсуфу. — Стоит ли мне напоминать тот очевидный факт, что на твоих Рудаки и Хайяма у меня всегда найдётся свой Фирдоуси?

— Не улетели, — смог наконец выдавить ошеломлённый Юсуф. — Не оставили меня...

— Да куда ж я без тебя улечу, а? Ну куда? Чего стоишь, обними уже отца наконец! — Мехран раскинул руки и двинулся навстречу.

— Слушай, как ты тут вообще выживаешь? — вдруг деловито поинтересовался он, похлопывая Юсуфа по спине. — Мозги же замерзают! Вот и у тебя явно отмёрзли давно. Правда, что ли, решил, будто все втихаря залезли в корабли и досрочно свалили?

— Ага, — хлюпнул носом Юсуф, выбираясь из объятий. — А что ещё мне думать? Смена не прилетает, связь отрубается постоянно. Будто специально в инфовакууме держат! А потом — и сами ковчеги в телескоп наблюдаю. Вон, посмотри, я заснял, — он махнул рукой в сторону стола с грудой фотопластинок.

— Ты сперва порядок в доме наведи, потом будешь отцом командовать, — погрозил пальцем Мехран. — Нам очень пригодятся и снимки, и все параметры, какие ты только смог выяснить. Это очень, очень срочно. Через пару дней может быть уже поздно. Причём для всех.

— Отец, — Юсуф улыбнулся. — Как же я рад тебя видеть!

— Ну наконец-то! — просиял Мехран. — То-то же! Оттаял, поглядите-ка!

— Всех вас! Заходите, дорогие гости, садитесь! Давайте сначала перекусим, что ли.

* * *

Лейла направлялась на мостик. Она хорошо представляла внутренне устройство ковчега, знала, куда какой коридор ведёт, да и не было там никаких сложных лабиринтов — всё проектировалось с прицелом на максимальное удобство и ремонтопригодность, однако ей мешало полнейшее отсутствие опыта жизни в невесомости. Что толку от фотографической памяти, в малейших деталях запечатлевшей все основные схемы, если на схемах верх есть, а в невесомости — нет? Дезориентация уже раз пять заводила её не туда. Да и при свете фонарика, даже мощного, можно запросто пропустить поворот или табличку, хоть и люминесцентную.

Кругом парили незакреплённые предметы. Некоторые, совершенно не спеша гасить свой импульс, в случайные моменты ударялись то в стены, то в двери, то в саму Лейлу, отнюдь не добавляя ей спокойствия. Полный эффект присутствия в доме с полтергейстами парадоксальным образом давил на нервы куда сильнее, чем реально случившееся ЧП. Она то и дело звала дочь, но ответом ей были только очередные техногенные звуки.

Лишившись внешнего питания, корабль жил на аварийных аккумуляторах, не запитывая всё второстепенное, в том числе и освещение, и СЖО (не считая тех, что на мостике), так что воздух был затхлый, не менявшийся кое-где месяцами, а то и годами.

— Эх, Сорайя, что ж ты реактор не запускаешь, а? — полушёпотом произнесла Лейла. Дышалось ей тяжеловато, но терпимо. — Села бы сейчас на вагонетку, и сразу к тебе...

Тот факт, что ребёнок сумел выкинуть корабль в космос, почему-то удивлял её куда меньше, чем это непонятное ожидание момента, когда сдохнут аккумуляторы. И вдруг — хорошо знакомый звук прервал её размышления. Аккорд из трёх нот, от высокой до низкой, разнёсшийся, казалось, по всему кораблю, эхом прошёлся и по пустынному атриуму, в котором остановилась Лейла. А дальше — из тех же самых динамиков системы оповещения донёсся ещё более знакомый голос.

— Все знали, что настал последний час,

И было так: сперва ушли моря,

— голос Сорайи, облекшись абсолютно чуждым для детей тоном и тембром, размеренно и с чувством декламировал:

— Потом разверзлась суша, и заря

Скатилась на оплоты смертных рас.

В финале — хаос, вечное дитя,

С лица вселенной солнце стёр шутя.

— Сорайя! — крикнула Лейла в надежде, что микрофоны тоже включились. Её голос чуть было не сорвался в панический визг. — Доченька, что с тобой? Скажи, где ты? На мостике?

Ответ не заставил себя ждать:

— Я вторгся с вездесущим бесом в паре

Из мира измерений — за предел,

Туда, где нет ни времени, ни твари,

Но только хаос, бледен и дебел.

Непризнанный ваятель мирозданья,

Он жадно и бессвязно бормотал

Какие-то смешные предсказанья

И сонм летучих бестий заклинал.

В его когтях надрывно голосила

Бесформенная флейта в три дыры.

Не верилось, что в звуках этих сила

Которой покоряются миры.

Лейлу в очередной раз прошиб холодный пот. То, насколько точно эти жуткие стихи описывали действительность, или то, что их читала её милая малышка Сорайя, или даже то, как именно она их читала — Лейла не могла выбрать, что из этого пугает её больше. Не в силах больше терпеть этот кошмар, она вновь оттолкнулась и полетела к очередному коридору. До мостика оставалось всего ничего. И она не будет бояться собственной дочери. Не будет! Её воле однажды покорилась вся планета, бросив силы на постройку этих проклятых ковчегов, и никакие фокусы эту волю не сломят! Однако намёк в последнем стихе она прекрасно заметила, так что кто знает, не прячется ли где-то тут в тенях тот, кто реально всё это затеял — вот кого точно стоит опасаться. Кто знает, какая там у него флейта. Перехватив фонарик левой рукой, правой она нежно обхватила рукоять ханджара, прикреплённого сзади, на пояснице.

* * *

— "Фраваши-1", здесь "Трайтаона", QRZ!

Сорайя вздрогнула от неожиданности. Несколько минут почти полной тишины настолько резко оборвались, что голос из динамиков показался ей оглушительным, резким и пугающим.

— "Фраваши-1", здесь "Трайтаона", ответьте!

Она бы ответила, но не знала, куда нажимать, и нужно ли это вообще.

— "Фраваши-1", здесь "Трайтаона", ответьте! Если у вас неполадки с передающей антенной, включите внешнюю подсветку. Или хоть как-то отреагируйте наконец!

Она вдруг вспомнила, как выглядели радиостанции на диспетчерском пункте, и стала искать на приборной панели хоть что-то похожее на микрофон.

— "Фраваши-1", вы скоро уйдёте за горизонт и мы ещё долго не сможем с вами связаться... — голос как будто вздохнул. — Слушай, пилот, кем бы ты ни был. Мы тут понимаем, что ты мог ввести программу запуска не по своей воле. Нам плевать, как к тебе попали перфокарты, как ты проник к пульту, и всё такое. Может, ты вообще ничего не помнишь и не понимаешь, но ради всех язатов, отзовись! Мы постараемся помочь!

В тусклом свете звёзд и люминофорных меток она наконец увидела плоскую коробочку с выходящим из неё спиральным проводом. Выщелкнув из ниши, она поднесла её к губам и нажала единственную кнопку.

— Вы меня слышите?

— Слава Мазде! — пару секунд спустя отреагировал голос. — Как тебя зовут?

— Сорайя, — ответила девочка, вновь нажав тангенту. — Как я здесь оказалась? Что случилось? И кто вы?

Задержка сигнала в одну сторону была всего лишь около секунды, однако ответ пришёл, мягко говоря, не сразу.

— Хорошо, Сорайя. Меня зовут Юсуф, я астроном, который увидел твоё появление в космосе. Со мной твоя тётя Махшид и мой папа Мехран.

— Привет, родная! — из динамиков полился прекрасно знакрмый ей женский голос. Мелодичный, по-настоящему волшебный, он всегда успокаивал её. — Во-первых, прошу тебя, никуда не отходи от рации, говори с нами! Во-вторых, расскажи, что последнее ты помнишь. Где ты была до появления на корабле?

— Тётя! — Сорайя так обрадовалась, что позабыла нажать тангенту и, тут же спохватившись, повторила: — Тётя, это правда ты? Я так рада! Я не знаю, как сюда попала, честно! Я играла с Курушем и Миной, а потом устала и пошла в свою комнату, потом легла почитать, и всё! Честно!

Целых четыре секунды спустя голос в радио вновь сменился.

— Привет, милая! Это дедушка Мехран. Ты меня пока не знаешь, но когда вернёшься к родным, мы обязательно познакомимся как положено. Скажи мне, ты ведь уснула, верно? Ну, когда легла почитать. Это очень важно!

— Наверно... У меня так часто бывало. Мама всегда говорила мне, чтоб я много читала, а я часто засыпала...

— Ну вот! — донесся приглушённый голос Махшид, будто издалека. — Что и требовалось...

— Погоди-ка, — прервал её Мехран. — Милая, пожалуйста, постарайся вспомнить ещё одно. Может, тебе снилось недавно какие-нибудь странные сны? Может, страшные, или просто необычные?

— Да, и много! А откуда вы знаете?..

И вдруг с громкой серией щелчков где-то за спиной что-то сдвинулось, и Сорайя услышала ещё один голос. Только уже не по радио.

— Доченька!

Лейла влетела на мостик и, чуть было не промахнувшись, схватилась за кресло пилота. Погасив импульс, она сгребла девочку в объятия. Микрофон выпал из руки, тангента отжалась, и на том конце уже не слышали, как они обе плакали, судорожно обхватив друг дружку так, чтоб никто и ничто больше не смогло их разлучить.

* * *

— Там что, и Лейла тоже?! — Махшид потрясённо уставилась на мобеда, державшего микрофон. В глубине души уже успев похоронить сестру чуть ли не самой первой, ведь та, казалось, должна была очутиться в самом сердце шринагарского ада, теперь она не знала, верить ли в такое чудо. Да, чудес ей привалило в последнее время с лихвой, но все они были не то чтобы радостными, а тут...

Выдернув у Мехрана микрофон, она крикнула:

— Лейла! — почти целую минуту ответом ей был только фоновый треск. — Они ещё не скрылись за горизонтом?..

— Махшид, это правда ты? — наконец заговорила сестра. — Как же давно я тебя не слышала! Ради всех язатов, скажи, что с семьёй всё в порядке, а!

Махшид вздохнула и прикрыла глаза.

— Прости, я... На самом деле, я сейчас вообще не знаю, что с ними и как. После землетрясения меня погрузили на цеппелин до госпиталя, и... В общем, это долгая и запутанная история.

— Погрузили? Ты ранена?

— Нет, просто мутило долго, ну и нервы. Всё в порядке со мной, правда! Хотя после того, что я сейчас скажу, ты можешь подумать иначе, — Махшид замялась, пытаясь подобрать формулировку. — Мы тут выяснили, что всеми нами — тобой, Сорайей, да бог знает, кем ещё! — кто-то воспользовался, чтобы с помощью прыжковых двигателей ковчегов погасить Хуршед. Я сейчас не шучу, у нас теперь даже есть расчёты, как это работает. Слава Мазде, что ты там, на борту, иначе я не представляю, как бы мы помешали им завершить начатое! Тут уже высказывались идеи прыгать за вами вслед и пытаться как-то вывести из строя, представляешь?

— Да уж... И не бойся, я не стану ничего отрицать, — удивила её Лейла. — Я тут такой жути насмотрелась и наслушалась, что поверю запросто. Эти твои "кто-то" — они тупо брали под контроль мою дочь. Она двигалась иначе, смотрела иначе, говорила не детским языком, а потом читала по громкой связи стихи про испарившиеся моря, погасшее солнце и демона с флейтой, которому покоряются миры. А теперь ведёт себя нормально и нихрена не помнит! Как тебе?

— Кошмар, — поникла Махшид. — Даже представлять такое страшно. Я-то всего лишь снами отделалась, да и то спокойными... Слушай, давай я тебе другой стих прочитаю, совсем не жуткий?

Не отпуская тангенту, она выдержала паузу и начала:

— Сплети все невозможности в одну

Тончайшую возможности струну!

Кратчайший миг, виток — и ночь ушла.

Поведай же, какой она была?

Приснился ль тебе свет иных миров,

Антенны, что на зелени лугов?

Случайности — те счастье наше ткут,

Штурвал, дрожа, сквозь вакуум ведут.

Стрелой летит в безбрежность бытия

Ракетной нашей юности заря,

И где-то там, среди других планет,

Пошлём домой наш радиопривет.

На какое-то время воцарилось молчание.

— А это чьё? — спросила наконец Лейла.

— Рухани, из неопубликованного. Не важно. Послушай меня, пожалуйста, очень внимательно. Ты не представляешь, насколько я хочу прямо сейчас вернуть тебя сюда, на поверхность, и Сорайю тоже, и обнимать вас долго-долго... Но я не могу быть настолько эгоистичной. Обстоятельства натурально всю дорогу складывались так, чтоб я это сейчас сказала! И именно тебе, именно там! — она сделала вдох-выдох, чтобы унять накатившее волнение. — Нам буквально на блюдечке подарили способ уничтожения звёзд, а мы так увлеклись, что позабыли...

— Зерван? — вдруг перебил её мобед.

— Он самый. И раз уж нас определили на главные роли в этой пьесе, то давайте сыграем их достойно. Лейла, сестричка, я не имею никакого права тебя о таком просить, но всё же прошу: воспользуйся этим шансом. Уничтожь эту проклятую блуждающую звезду! Мат. модель у нас уже построена, осталось взять цифры, ввести их в навигационный комп, а потом готовые программы передать всем трём кораблям. Ты ведь умеешь всем этим пользоваться? Пожалуйста, скажи, что умеешь!

* * *

Кто знает, как сплелись бы наши нити,

Перед детьми в каком предстали б виде,

Кабы не случай — вечный господин,

И не кошмар космических глубин.

А может, не из космоса он вовсе?

Ведь наша суть — искать все беды вовне,

Врагов назначить внешних, и шутя

Забыть о тьме внутри самих себя.

Ведь всё рационально объяснимо,

Без мистики, до случая хранимой.

Все знали предпосылки, краем глаза

Всё видели, и пусть был недосказан

Финальный вывод — это не беда.

Ведь подсознанье — сыщик хоть куда!

Но всё же зреет где-то плод сомненья,

Что неспроста всё это приключенье...

Хуршед остался жив. Зерван погас.

Последний его свет дошёл до нас,

Но ждать его пришлось чуть меньше года,

И вот тогда — поведали народу.

Расчёт был верен, циферки сошлись,

Ковчеги на охоту понеслись,

И вынырнув, добычу окружили,

Затем — прыжок синхронный совершили.

А прыгнуть было можно хоть куда -

Не прыгнула б за ними вся звезда,

Лишь только плазмы облако ушло,

И небо над Вэртрагной расцвело.

Быть может, автор смог бы поднажать,

И весь сей сказ стихами написать...

Увы, поэма плавала б на дне.

Не все читали даже "Шахнаме".

Надеюсь, о читатель, ты хоть раз

Улыбку ощутил краями глаз.

Пускай тебе Ахура принесёт

Стабильный мир, лишённый всех невзгод!