Мой мальчик (джен)

На Гарри Поттера смотрели редко.

Нет, не так.

Конечно же, на Гарри Поттера, Мальчика-Который-Выжил, смотрели абсолютно все. К нему всегда были прикованы десятки, сотни пар глаз! Молодые и старые, знакомые и незнакомые, ученики и профессора — все рассматривали его, сиротку, известного на весь волшебный мир. Они смотрели на его красно-золотой галстук, круглые очки, шрам на лбу, который от тщательно скрывал под чёрной, лохматой чёлкой. Те же, кто имел честь быть знакомым с его мамой, заглядывали в его зелёные, добрые глаза, вспоминая давно покойную Лили Поттер с наилучшими чувствами. Те, кому не улыбнулась (а может, и улыбнулась — в зависимости от факультета) удача знать Джеймса Поттера, замечали его тёмные, нечёсаные волосы и умение находить приключения всегда и везде. Да, на Гарри Поттера, Мальчика-Который-Выжил, смотрели абсолютно все. Вот только никто ни разу не удосужился рассмотреть его по-настоящему…

Никто кроме профессора МакГонагалл. Тот день она запомнила на всю свою оставшуюся жизнь, поскольку ещё никогда она не чувствовала такой вины, как тогда, сидя в больничном крыле у постели малыша Поттера. Декан Гриффиндора едва сдерживала слёзы, глядя на одиннадцатилетнего мальчика, лежавшего перед ней без сознания. На него были наложены усыпляющие чары, чтобы избавить от лишних мучений — боли в голове и конечностях, тошноты и головокружения. Перебинтованная голова, загипсованные до бёдер ноги, разбитые губы… Конечно, мадам Помфри срастила ему кости, запустила процесс роста двух передних зубов и влила в него два флакона обезболивающего, но МакГонагалл до сих пор казалось, что малыш мучится.

А ведь это всё она! Она была инициатором всей этой истории. Она хотела, чтобы Гарри играл в квиддич, как и Джеймс, чтобы принёс Гриффиндору столько побед, сколько его отец или же она сама в пору её молодости. Уговорила Оливера Вуда принять первокурсника в команду несмотря на запреты, подарила Поттеру лучшую метлу и не слушала злые языки. А языки-то говорили, что Гарри плохо держится на метле и согласился только из-за уважения к своему декану. Ловит — вполне ничего, а вот с равновесием — настоящая беда, да ещё и норовит постоянно отпустить древко, отцепиться. Задумается о чём-то, замечтается, качнётся в сторону — и упадёт. На тренировках уже было три растяжения и перелом ключицы. А МакГонагалл, старая глупая кошка, закрывала глаза в погоне за собственными мечтами, которые так и не были исполнены в пору её молодости. И вот результат — первый в жизни матч, десятая минута игры и падение с пятидесяти футов прямо на ноги, а затем — удар лицом об землю. Бедный малыш, бедный Гарри!

МакГонагалл вытерла глаза платком и снова опустила взгляд на лицо мальчика. За первые месяца учебного года ей так и не удалось внимательно рассмотреть Гарри Поттера.

Она видела его на уроках, видела в Большом зале, но всегда мельком. И вот теперь, пока малыш спал, такая возможность появилась. Он был так похож на Лили Эванс — тот же лоб, те же брови, глаза, тот же подбородок, а ещё — непослушный завиток волос, делавший из его короткой стрижки дикое облачко (мало кто знал, что всегда аккуратная причёска Лили была результатом труда над ней и использования волшебных средств или заклинаний). От отца в Гарри тоже что-то было — смоляно-чёрный цвет волос, длинные, тёмные ресницы.

Вот только профиль у Гарри был какой-то… другой. Короткий, совсем ещё детский носик выделялся небольшой горбинкой и высокой переносицей, губы были аккуратными, тонкими. А ещё — высокий угол челюсти, придававший его личику некую хрупкость.

Первой мыслью МакГонагалл было то, что Гарри мог унаследовать эти черты от бабушек или дедушек. Будучи почётной гостьей на свадьбе юных Поттеров, Минерва познакомилась с обеими семьями. Но затем она вспомнила Поттеров — смуглых, с широкими, немного квадратными лицами. Родители Джеймса напоминали испанцев или даже цыган, хотя и имели только английские, ирландские и шотландские корни. Родители Лили же, наоборот, были светловолосы, вот только никаких горбинок на носах у них не наблюдалось — и миссис, и мистер Эванс оба были курносыми.

Однако мало ли от кого из родственников могли достаться такие черты лица? А, может, Лили Эванс вообще была удочерённой? Маггловские семьи часто так делали, иногда — даже не удосужившись узнать о происхождении ребёнка.

Ссадина на лбу Гарри зажила уже как пару часов назад, и теперь в его организме происходили только основные процессы — заживление костей и излечение сотрясения мозга. Поэтому МакГонагалл решилась стянуть бинты с его головы. Затем она ласково коснулась его волос и решила посмотреть, не осталось ли на лбу синяка — приподняла его чёлку, совершенно случайно, без какого-либо намерения разделила её напополам. И вдруг… Всего-то иначе уложенные волосы, всего-то прямой пробор, и в мальчике от Джеймса не осталось ничего. Вместо этого, с такой причёской Гарри внезапно стал похож на кое-кого другого. МакГонагалл замерла, поражённая внезапной догадкой.