Солнце и червяк (джен)

Летний лагерь был в разгаре. Наши любимые герои, а именно Пётр Верховенский и Николай Ставрогин были в нем вожатыми. Выпускники старшей школы были обязаны на прощание со школой взяться за такую ответственность перед последним годом обучения. Конечно, взяли только способных, но таковых оказалось мало и пришлось кидать жребий.

Верховенский попал под жребий и уже успел расстроиться, но потом мигом приободрился — Ставрогину тоже не повезло. Всю дорогу он трещал о том, как не любит детей и вообще не умеет с ними разговаривать. Ставрогину оставалось только вздыхать, разглядывая виды за окном.

Их приняли, расположили, дали им по небольшой группе детей (опять этой глупой жеребьёвкой) и наставили по поводу расписания и обязанностей. Верховенский жутко злился на происходящее, но потом расслабился и даже приободрился, потому что ему досталась группа десятилетних девочек, а у девочек, как известно, проблем с дисциплиной поменьше будет.

Ставрогину же досталась команда из десятилеток-мальчуганов. Они подрались в первый же день. Один мальчик получил ожег второй степени. Они совершенно не побоялись вида Николая, а, на удивление, позволяли себе даже шутить над ним.

— Дядя-статуя, можно вопрос? — громко спросил один обалдуй на второй день.

Последовал всеобщий смех. Ставрогин холодно посмотрел на ребенка и попытался изобразить добрый вид.

— Какой?

— Вы всегда с таким лицом ходите?

Мальчишки опять расхохотались. Ставрогин не выдержал, встал, подошёл к койкам (дело было во время обеденного сна) и взял шутника за ухо, немного приподняв его голову с подушки. Тот, естественно, завопил как свинка. Сначала из-за боли, а потом из страха, увидев свирепое выражение лица вожатого, смешанное с какой-то странной усмешкой. Все вокруг затихли.

— Отпустите, пожалуйста! Я больше не буду, обещаю! Обещаю! Честно вам говорю! Николай Всеволодович! Николай Всеволодович!

Странная и напряжённая сцена длилась целую минуту. Наконец Ставрогин ослабил пальцы и встал перед койками.

— Ещё вопросы?

Мальчики стали его побаиваться после этого случая, зауважали, ну и внутри затаили желание быть похожими на него.

Куда проще было Верховенскому с его феечками. Он сразу стал симпатизировать им и с первого дня слушались его с полуслова. Петр даже получал удовольствие от такой власти. Девочки за его спиной шушукались о нем, конечно, в приятном смысле этого слова.

Ночью вожатые спали в отдельном здании с комнатами по два человека в каждой. Не трудно предположить, как расположились наши герои, при всей озабоченности Петра Степановича.

Ставрогин чаще просыпался раньше, приводил себя в порядок, расталкивал Верховенского и уходил. Построение, зарядка (будь она проклята с этими "руки — выше, ноги — шире"), завтрак и, слава Тебе, Боже, свободное время.

— Как тебе это всё? — спросил Ставрогин у Верховенского, который лениво наблюдал за детьми у колонны.

— Очень даже неплохо. Что ни скажи — слушаются, скрыто восхищаются мной, цветочки вот уже принесли, — он показал три маргаритки в руке. — Ставрогин, — он удивлённо посмотрел на друга, — неужто тебе тяжело с ними?

— К черту лагерь и всех этих мальчишек. Тем более эту зарядку.

Верховенский рассмеялся, вертя маргаритки в руке и пристально рассматривая лицо Ставрогина. На секунду в его голове мулькнула странная мысль, которую он тут же отогнал.

— Ещё целых две недели тут вариться, — продолжал Ставрогин.

— С тобой, — Петр понизил голос до шёпота, — каждую ночь такое происходит?

Николай взял Петра за плечё и до боли крепко сжал пальцы.

— Никому ни слова, — он тоже зашептал, — если хоть кому-то проговоришься...

— Ни слова больше, — учтиво заулыбался Петр. — Ни слова больше.

Какая-то девочка окликнула Верховенского под видом вселенски важного дела. Он уже повернулся, чтобы уходить, но затем всё-таки поддался странной мысли и засунул одну маргаритку за ухо Ставрогину и, умиленно улыбаясь, скоро удалился.

Дни для Ставрогина не летели, а ползли как умирающие мухи. Он был готов чуть ли не как Робинзон Крузо высчитывать дни, корябая на стене полосочки.

В одну из ночей ему было тяжело уснуть и он вышел на улицу. Без удивления приметив в темноте знакомый, вечно с кружкой в руках силуэт, он тут же зашагал к нему.

Кириллов был в хорошем настроении.

— Дети хороши, — заявил он на вопрос Ставрогина, как ему тут живётся.

— Тебе тоже, небось, девочки достались, — пробурчал Ставрогин.

— Куда они? — Кириллов указал в сторону леса на быстро двигающуюся низенькую массу из детишек.

Ставрогин безразлично махнул рукой.

— А вдруг твои?

— Почему сразу мои, а не твои?

— Так мои на северной стороне лагеря.

Николай серьезно посмотрел на Кириллова, развернулся и пошел к своим в домик. Действительно: трёх из десяти мальчишек не хватало. На вопрос к остальным, куда они делись, все чуть ли не дружно пожимали плечами. Ставрогин стукнул по столику кулаком.

— Они на озере! — с перепугу выпалил один.

Ставрогин бросился в лес. Конечно, больше из опасения за свою шкуру. Об этом он думал чуть ли не весь свой путь через поле, пока его не окликнул Верховенский, отчаянно пытавшийся его нагнать. Конечно, Кириллов, завидев Ставрогина, направляющегося к лесу, тут же пошел будить Верховенского. Самому идти было нельзя: у него тоже мальчишки.

С помощью фонарика, который так предусмотрительно прихватил Верховенский, дело пошло быстрее. Они даже ни разу не засомневались, туда ли они идут вообще. Подходя к озеру, фонарик выключили, чтобы не распугать детвору заранее.

У озера стояли два пацаненка. Их позы были какими-то неестественно нервными.

— Я не понял, где третий? Ушли же трое! — повысил голос Ставрогин.

— Николай Всеволодович! Николай Всеволодович! Простите нас! — они стали чуть ли не падать на колени перед ним. — Пожалуйста! Мы не специально! Это все Ванька! Это он подговорил нас! Мы даже не купались!

— Где этот чертов Ванька?! — чуть ли не гаркнул Николай.

Мальчики расплакалась и спрятались за Верховенского. Оказывается Ванька решил поплавать и так и не наплавался ещё. Сложность и весь ужас состояли в том, что он ещё не выныривал. Верховенский включил фонарик и Ставрогин нырнул в указанное детьми место.

— Тихо, тихо, — приговаривал Петр и дёргал локтями, когда мальчики хватались за них от волнения.

Наконец послышалось какое-то движение справа от места, куда прыгнул Ставрогин. Верховенский осветил мокрого друга, тянущего за обе руки низкорослого Ваньку.

— Умер, — спокойно констатировал Верховенский, присев рядом с дитем на корточки.

Ставрогин стал делать Ваньке прямой массах сердца, сгибал ему колени к животу, дело дошло бы и до искусственного дыхания, если бы мальчик не стал как кит выплевывать воду фонтанами.

— Ожил, — так же спокойно, может даже с нотками удивления, произнес Верховенский.

Ставрогин отошёл от испуга, убедившись, что мальчик дышит, и тут же наполнился яростью. Его переполняло желание высечь маленького глупого мальчишку. Он уже даже замахнулся на него, но в последний момент пересилил себя. Его рука ослабла и, вместо удара, потянула мальчика за руку и подняла на ноги.

Верховенский немного расстроился, но виду не подал. Остальные два дитя и звуку не издали за все это время. Назад шли молча. Ставрогин даже приказал мальчикам держаться за руки. Так властно приказал, что они и правда пошли за ним хороводом.

У самого лагеря Ванька расплакался. В потоке слез и соплей было ясно только, что он: "Ужасно сожалеет, что он правда тупой и что его родители за такое повесят."

— Пусть повесят! — гневно грозил пальцем Ставрогин. — И поделом тебе будет за такое. Если бы ты утонул, повесили бы меня!

Мальчик разрыдался с новыми силами. Верховенский закатил глаза, пожелал всем спокойной ночи и ушел проведывать своих фей.

Ставрогин молча смотрел, как мальчик раскаивался и сокрушался перед ним. Затем взял его за плечи и несильно тряхнул.

— Слушай, — он всё ещё говорил с раздражением, но уже без гнева. — Во-первых: хватит рыдать. Ты ведь всё-таки, как-никак, мужик. Во-вторых: я никому ничего не расскажу. И пацаны пусть молчат. Договорились?.. Я спросил: до-го-во-ри-лись?

Вторая неделя лагеря для Ставрогина прошла легче. Он адаптировался, послушал пару ночных мини-лекций от Кириллова о том, как все люди хороши и его отпустило. Одну ночь его даже кошмары не донимали и видений не было.

— Сегодня ночью мне не спалось и я его заменил, — смеялся Верховенский, треская виноград.

— Кого? — удивился Ставрогин.

— Беса твоего, солнце мое. Беса твоего.