Welcome to a Svetloe buduschee; Dnalrednow (джен)

— И какую же судьбу ты приготовил для неё?

Леонид стоял за спиной гостя, прислонившись плечом к дверному косяку. Пришелец из мира минувших дней просвечивал, как скатерть из бабушкиного приданого, он уже давно был просто бесформленной тенью, бледным подобием собственной тени, что следовала за ним всю жизнь. В общем, всё как у всех.

— Леонид, ты сильно преувеличиваешь мои возможности. Это, — он провёл рукой в воздухе, словно хотел смести комнату в какое-то межпространственное мусорное ведро, — всего лишь кухня, никак не Кухня судеб. И Маргарет больше не уснувшая принцесса из сказочной страны. Она вполне заслуживает обычной жизни.

Ему отчего-то вспомнились те дни, когда одного его взгляда хватало, чтобы армии стирали с лица земли города и государства, пленили их жителей и предав мучительным пыткам, убивали непокорных. Едва заметное движение пальцев, один щелчок, без преувеличений, и всё, для некоторых наступал конец эпох. И самое досадное, что сила эта не исчезла, не иссякла из своего источника — его бьющегося сердца, нет. Просто, однажды, он понял, что его мечта, давний сон, приснившийся ему неизвестно когда, утекает между пальцев, как сухой песок. Его тайному желанию не суждено было исполниться. Оно стало лишь видением Овцеголового, пленника белых стен, ограждавших его от ужасов отравленного внешнего мира, заселенного мутантами. Да, он нашёл виновных и сделал нечто, что заставило их сожалеть. Но силой своей он больше не пользовался, отчего стал жалкой копией, призраком минувшего величия.

Он закрыл глаза, что не удивительно, он не смог вспомнить собственное лицо, какое оно? Не то, с которым он представал перед армиями своими и покоренными, оно было до ужаса идеальным, (оно, как и его имя (одно из многочисленных, данных ему) заставляло людей содрогаться, перевариваясь в желудочных соках страха) а своё собственное самое что ни есть настоящее. Было ли оно? Он вздохнул. Когда-то у него было и собственное имя, каким его звала мать, но его пришлось отдать, как цену за великую силу. Ну, как пришлось? Это было одно из его желаний. Ни больше, ни меньше. Но сумей он повернуть время вспять, то не изменил бы своего решения никогда.

За спиной недовольно сопел, отвлечённый от полуденного отдыха, бармен. С их последней встречи он обрезал волосы, отчего стал ещё больше похож на лохматого терьера с вечно мешающей чёлкой. Знаете, такая забавная собачонка, игривая и весёлая, маленькая юла. Можно сказать, он стал более человекоподобен, из глаз исчез металлический отблеск, на лице то и дело мелькает улыбка, то радости, то печали, то задумчивости. Может ли его сердце биться, словно человеческое, а не жестяной мотор с кучей шестерёнок? Тогда неясно, отчего же они прямо сейчас находятся здесь, отчего же встреча состоялась?

— Отчего же ты ждёшь меня и встречаешь каждый раз?

— Что ты имеешь в виду?

— Не притворяйся, Леонид, ты больше процентов на пятьдесят человек из нас двоих в этой комнате. Так почему ты здесь? Ты должен ненавидеть меня не меньше других, а ты стоишь и пыхтишь у меня за спиной, как в старые добрые времена.

Тот качает головой, смахивая непослушную челку. «Ну, совсем, собака, терьер». Задумывается на несколько секунд, прежде чем ответить. Чуть погодя, медленно, подбирая каждое слово, отвечает.

-Да, наверное, старая программа даёт о себе знать. Видишь ли, от первоначальных настроек сложно избавиться. — Пожимает плечами, — И кому я это говорю! Ты же сам всё знаешь!

Да, конечно. Теперь его очередь пожимать плечами, кивать головой, почти по-человечески. Почти. По оконному стеклу стекают, обгоняя друг друга, быстрые капли дождя, так заложено, они в отличие от слишком умных машин не могут никак этому воспротивиться и что-то изменить в круговороте своих жизней. Если слегка расфокусировать взгляд, то уже видны, окутанные зеленой листвой, дымчатый мокрый асфальт, слышится шум дождя и шорох из-под шин несущихся по автостраде неподалёку автомобилей. Город живёт. Вот бы ему сейчас раствориться в этом ритме, упасть вместе с каплями воды на землю, побежать с ними по стокам единым ручейком, радоваться после ливневому солнышку. А потом испариться, чтобы стать большим облаком. Кучерявым динозавром из Конца Времён. Когда-то давно он слышал сказку от своей несчастной матери о маленьком древнем ящере, родившимся на склоне лет одной эпохи и ставшим облаком, парившим над поляной, где он и сам раньше наблюдал за небом.

На него нахлынули воспоминания.

* * *

Давным-давно, на заре времён, одно лишь Солнце одиноко горело во мраке Ничто. Маяк в безграничной Тьме. Но на обратной стороне его уже поселилось зло, словно болезнь оно ждало случая поразить звезду.

Он вылез из окопа. Ни души вокруг. Тишина сгустилась над равниной, как облака перед грозой. Ни танков, ни самолётов. Ровным счётом ничего, что могло причинить ему вред.

«Это лишь моё воображение, — подумал он — я тут один.»

Танк возник из ниоткуда. Огромный Голиаф, вестник смерти. Ему только и оставалось, что замереть и смотреть, как мелкие камешки переворачиваются под гусеницами механического чудовища. Но ни грохота, ни скрежета не было, словно кто-то отключил звук. Отполированные бока отражали тусклый свет с поверхности земли. Здесь среди этих застывших гор, поражённых тьмой, негде укрыться. Всё видно, как на ладони.

Танк исчез.

Или же превратился во что-то?

Если немного пофантазировать, можно прийти к удивительным выводам. Вдруг смертоносные Голиафы лишь камни под ногами? А Левиафаны, изредка показывавшие свои носы из воды, из чьих труб валит чёрный смрад- лишь скелеты давно умерших рыб? А дирижабли, что немыми сиренами возвещают о своём приходе лишь тучи на небосклоне?

Он огляделся по сторонам. Никого. Как всегда. Лишь голоса. Неведомые существа живущие здесь.

Они были всегда, куда раньше, чем в этой Вселенной зародилась жизнь. Они вездесущи. Они Тьма. Они и учителя, и друзья, и враги, и он сам. Они зовут себя….

Рейх обратной стороны Солнца.

-Эй, ты, покажи себя! — крик его утонул среди безмолвных скал, сама пустота проглотила его. Только вибрирующий шум, окруживший его, сотрясавший горы, давал понять, что его услышали.

-Аи-аи-аи-тыа-тыа-тыа-уу-уу-уу-оэ-оэ! — кричали они — А-и-и-у-у-у-о-э-о-э-э-э-э!

Он стоял среди этого шума, стоило ему испугаться, закрыть уши, так они бы поглотили его. Переварили и признали бы, что допустили ошибку.

Но нет. Он не позволит сломать себя, он должен во, чтобы это не стало, иди вперёд, в будущее.

Тёмное облако выползло из-за горизонта, оно приближалось к нему.

* * *

Дождь продолжал шуметь, копаясь в потемневшей от воды листве. Пора. Словно, угадав его мысли, Хозяин Бара шагнул вперёд. Будто бы мог удержать тень.

— Знаешь, как-то Далёкий Друг сказал мне, что все мы можем освободиться, только рассказав свою историю.

— Её давно рассказали за меня. Нет смысла даже пытаться. К тому же, — добавила Тень, — я почти ничего уже и не помню.

— Он предугадал и это. Послушай, нужна именно та история, которую знаешь ты, только ты. От начала и до самого исхода. История, берущая своё начало из Конца Времён, и заканчивающая у их истоков. Понятно?

Понятно ли? С каких пор Леонид стал таким настырным?

Ему вдруг вспомнилась маленькая планетка с коротким названием, состоящим из одних цифр, даже без заглавной буквы, как это водится. Её поверхность, вгоняющие в непреодолимую тоску каменистые пейзажи, с давно остывшими вулканами, высохшими озёрами и полным отсутствием атмосферы. В первый раз он подумал, что это гигантский сферический астероид, но в старых записях корабля говорилось, что это всё-таки планета и когда-то вполне себе была обитаемой, но дальнейшая её судьба неизвестна. Что за катастрофа могла стереть с неё всю жизнь? Время или дело рук обитателей того мира? Загадка. Загадка, заставившая его, совершить посадку, определившая его встречу с одиноким роботом. Железным жителем погибшего мира. Памятник ушедших дней среди безмолвия, над которым нависло чёрное небо белыми точками далёких звёзд. Наваждение исчезло.

— Ты меня слушаешь? Эй!

-Естественно. Если я приду в следующий раз, то обязательно расскажу свою историю.

— Что значит твоё «если»?

— Если буду существовать. Прощай, Пан, не поминай лихом!

Полупрозрачная фигура рассеялась по комнате тёмной тучей и исчезла, будто и не было никогда их диалога. На мгновение Леониду послышался шум ветра в камышах у озера, да всплеск зелёных вод под его мостом.

— А, где твой приятель?

Завозившаяся Маргарита, весело улыбаясь, внесла в кухню поднос с чайником и тремя чашечками. Она собиралась, видимо, угостить неожиданно нагрянувшего гостя, да только не успела. С ним никогда непонятно сколько времени прошло, казалось бы говорили целый час, а время не сдвинулось ни на секунду.

-Ушёл, как всегда.

-Как дождь?

-Да, как дождь. Когда хочет, приходит, когда хочет, уходит.

Девушка обиженно надула губы, ей это совсем не шло. Она становилась похожа не на Прекрасную Принцессу, а на маленькую лягушечку. Потешившись самую малость над её разочарованием, Пан Смерть пошёл на мировую. К тому же чашечки на подносе были премиленькие, перламутровые с позолоченными ручками, до чего изящные! Он и не знал, что у них такие есть. Так и просят, озорницы, чтобы в них налили горячий сладкий чай.

— А. позови-ка Томаша, пусть отвлечётся. Попьём чай вместе из твоих красивых чашек, хорошо?

Девушка кивнула и вышла из кухни. Чуть погодя послышались цокот её каблучков по лестнице. Как же хорошо! Но маленький червячок тихонько гложет душу, задели его за живое слова Тени о следующей их встречи. Вот, не мог же промолчать и просто попрощаться!

— Так! Не раскисать, солдат! И не через такие медные трубы проплывали.

Стало как-то спокойнее, не хватало самому начать хандрить, как его ушедший гость. За окном прекратился ливень. Он становился всё тише и тише, пока не стал грибным дождиком и не закончился вовсе. Облака нехотя уползали с голубого неба, чистого, словно его протерли, как следует тряпкой. Люди с довольными улыбками сворачивали мокрые отяжелевшие зонты, бормоча под нос что-то вроде одобрительного: «славный дождик пролился». День продолжался. Как ни в чём ни бывало.

Ясная луна.

У пруда всю ночь напролет

брожу, любуясь...

Мацуо Басё. Переводчик:

В. Маркова

Мост остался таким же, каким он запомнил его, ничуть не изменился. Разве что заросли камыша стали значительно выше и гуще. Может быть, зеленее. Стебли пресловутого растения то и дело мельтешили туда- сюда, повинуясь беспокойному ветру. А он сегодня лютовал, в такой жаркий день, обдавая мокрую от пота спину, прохладцей. Самодур, то зимой в жуткий гололёд толкает пешеходов, словно неваляшек вредный ребёнок, то совсем заляжет на дно морское, когда как пить дать нужно морякам дуновение в паруса. Вот, что значит неподлежащий исправлению дурной нрав.

«Совсем как мой» — внутренне улыбнулся он.

Да уж, давненько не приходилось бывать в здешних краях, уж и не вспомнить, сколько зим, да вёсен миновало. Будь он подвержен времени, то уже бы был сухоньким старичком, с ностальгией вспоминающем о своей молодости и низеньком ольшанике. Однако на деле всё обстоит несколько иначе. Приходится влачить жалкое существование полупрозрачного фантома, лишенного тела. Ни плоти, ни силы, ни имени, и как он до этого докатился? Всего-навсего, делал то, что считал верным, прикладывал для этого нечеловеческие усилия, продал собственную душу Учителям, ради превосходства, и оказался забыт и покинут всеми. А теперь ещё и «эти» пристали. Под «этими» он подразумевал неуёмных отщепенцев, которых когда-то спас от судьбы, Леонида, Маргариту и ещё одного парня, чьё имя он не мог никак запомнить.

-И что дальше? Как всё это понимать прикажешь? — недовольно обратился он к одному из «этих».

«Этот», стеснявшийся, на другом конце мостика, не ответил. Лицо его, не тронутое и тенью эмоций, было спокойно, как гладь чернильных вод пруда, над которым организовался их круглый стол. Ну, точно терьер. Стоит ещё чуточку побурить его жёстким взглядом, и глядишь, его деревянность даст трещину, скулить еще, поди, начнёт.

С одной стороны Карл понимал, что злиться ему, собственно, не на что, с другой не мог не потешиться и не подтрунивать над бывшим андроидом. Почему бывшим? Когда-то давно, не в этом мире, еще, будучи вождём, ведущим свой народ к светлому будущему, он отправился изучать дальние миры в поисках союзников или же превосходящие его по силам расы. Конечно же, чтобы устроить потенциальным врагам геноцид. По пути ему встретилась планета 175010935, состоявшая из равного количества льда и камня, кого угодно могла вогнать в тоску. Изрытая кругами кратеров, следов от метеоритов как следует разукрасивших её, поверхность напоминала лицо больного оспой. Казалось одни чужеродные небесные осколки, и создали её грустный пейзаж. Ни городов, ни руин от них, ни следа, что здесь кипела жизнь цивилизации, как утверждали старые записи. Несомненно, это могла быть ошибка архивов, но в них точно было указано, что жители этой планеты никакая не выдумка взбесившегося компьютера, а волне себе существовавший мир, осуществлявший даже космические перелёты. Ещё там значилось что-то про неизвестную болезнь, выкосившую большую часть населения и всё. Ни слова больше. Загадка. Загадка, заставившая его, совершить посадку и принять не менее таинственный сигнал о помощи. Как позже выяснилось, когда он потрудился расшифровать сообщение, оказалось, что цель была прямо противоположная. И тогда, в одном из кратеров он обнаружил двухметрового металлического гиганта, с намеком на человеческие черты в квадратной коробке лица. В его фигуре квадратность преобладала. Поблескивая в лучах далекой звезды, ничем не удерживаемых, так как планетка была начисто лишена атмосферы, сиянием своего медного корпуса, автомат повернулся к нему и медленно, делая паузы между каждым произнесённым им словом, представился. РЁМ. Имя вождю по вкусу не пришлось, отчего робот получил более благозвучное.

— Что уставился? У меня, что цветы на лице растут? — продолжал насмехаться Герр, — Никак, собрался жизнь мою забрать, верно? Да, забирай! Пропади она пропадом! Тьфу!

Сплюнув, накопившуюся во рту горечь, он сердито топнул ногой, отчего от отсыревших досок с писком посыпались их неказистые квартиранты. — Чай, в твоих бутылках проку от неё побольше будет.

Наклонив голову, как умный грач, он искоса поглядывал на получеловека, ожидая его реакции.

— А? — оторопел собеседник, удивленный таким яростным напором. Не успел придти, а его уже осыпали бранью и упрёками, — Ты чего бесишься?

Леонид поморщился, давненько на него никто не кричал, тонкие черты лица исказила гримаса досады. Он был похож на уснувшего работника ушлой фирмочки, разбуженного, по пути домой, водителем автобуса яростно хлеставшего его по лицу метёлкой для пыли.

— Не знаю, чего ты там себе выдумал, но никто тебя убивать не собирается. Да, и какому идиоту это в голову бы взбрело?

-Тогда зачем мы тут собрались? Сомневаюсь, что мы здесь будем чаепитием заниматься. Хех!

Он недобро усмехнулся, отчего Пана Смерть передёрнуло от неуютного чувства. Ему бы никогда и в голову бы не пришло причинить вред своему давнему знакомому, а о заборе жизни и заключении контракта и речи не шло. Тут бы саму живому ноги унести.

-Да, я это….,- он замялся, — помнишь наш старый разговор?

«Ну, началось утро в колхозе» — закатил глаза Карл.

Лицо его приобрело не читаемое выражение, с одной стороны, казалось, что он невероятно устал, с другой, что хочет немедля размозжить голову любому, кто затронет ту самую тему.

Не предвещало беды ровным счётом ничего, как думал про себя Леонид, и встреча обещала быть мирной, но стоило упомянуть то зачем, фактически,она затевалась , как в воздухе повисла мрачная атмосфера.

Раньше они часто встречались на этом пруду, от одного края которого к другому перекинулся высокой дугой простенький мосток, с притаившимися под ним желтыми головками кувшинок, пахнущих тиной и лягушачьей постелью. Небольшой неправильной округлой формы став с отлогими берегами, спрятавшийся в зарослях камыша, стоял неподвижно, словно поверхность старого бабушкиного зеркала, отражая небо над собой. Даже ветер боялся его потревожить неловкой рябью, играясь в зарослях поодаль.

— Ах! Наверное, всё было сном! — Донёсся до них тоненький девичий голосок.

Две тени одновременно повернулись к источнику звука, невидимые для окружающих.

-И то верно, сестрица! — хихикая, вторила подружёнька.

Две девчушки, весело щебеча о своих чаяниях и мечтах, обогнули прудик, отчего-то не решившись перейти по мосту, как делали обычно. Можно подумать, что в такой погожий августовский денёк, когда паутинки липнут к лицу, а от земли исходит жар и терпкий пьянящий запах, над водой повисла лютая зима. Разве что снега нет.

Глаза начали слипаться, надоедливые соньки припорошили ресницы, верно права ты, милая девушка, ведь и муха могла витать в сновидениях, или же счастливо живя, не зная, живёт ли сейчас, иль умирает.

Липкая пелена заволокла взор, молочный туман через уши, прокрался в голову, заполняя её тяжёлым грузом, оттягивающим шею назад. Однако, даже сквозь полудрёму, ему слышались обрывки фраз.

— Пан ХХХ, ты самый умелый лжец, которого я когда-либо встречал! Ну же, просыпайся! Хватит притворства!

Ах! Легко тебе говорить, Пан, целую вечность так в сон не клонило! Как тут всласть не выспаться?

Всё произошедшее с ним слилось в пёструю ленту без видимого начала и конца, как змея она извивалась, гонимая ветром над бирюзовым тёплым морем, где-то за тысячу лет отсюда. Порой, грёзы затягивают в свою реальность, подобно калейдоскопу, завораживающему ребёнка, заставляя верить в её существование. Так и хочется поселиться здесь навсегда! Здесь всё мило сердцу, ни о чем не нужно беспокоиться, ничегошеньки решать не надо, не жизнь — загляденье! Живи себе, как маленькая принцесса, обёрнутая в сахарную вату.

Ночная фантасмагория — это и жизнь, которую можно было бы прожить, и смерть, которой можно было бы умереть, отображение потаённых желаний, рождаемых подсознанием. Той самой Страной Чудес, из которой когда-то прибежал белый Кролик, безнадежно опаздывающий, в которой оказался он сам. Хоть, видения и появляются под воздействием перенапряжений и ожиданий, вкупе с богатым воображением, их герои (безликие ли пешеходы или лица, невзначай прицепившиеся к взгляду когда-то давно) они живут собственным житьём-бытьём в параллельных мирах. И каждую ночь, ложась спать, с удовольствием, предвкушением, а то и с содроганием, видят морок о нас. Мир так устроен, чтобы от скуки не передохнуть, как мухам в летний зной на липкой полоске-ловушке.

Временами, в черепушке селится неприятная гостья — меланхолия. Как грязная посуда копится в раковине на кухне, так и она плодит болезный дух тоски и печали. Одни лишь мухи жужжат и жужжат, забираясь в оставленный на столе ужин. Б-р-р-р! До чего противно!

Долго стояли они друг напротив друга. Солнце успело закатиться за горизонт, окрасив бревенчатый мост в алый цвет, а под ним зеркало наполнилось кровью, отражая только небо, забыв про две фигуры над собой. Озарив небосвод слабым светом, неспешно вышла светлоликая Луна. Никто не составит ей компанию, не полюбит, не приголубит. Повелось с давних пор, одна-одинёшенька тоскует дева, даже звёзды мерцают так далеко, что не в силах ни руку протянуть, ни поддержать утешениями. Коротает срок, бедняжка в небесных чертогах, что холодны и неприветливы.

«Чем-то мы с вами похожи, Госпожа».

Видим одни и те же сны о процветании, идеалистические до дрожи в сердце, недостижимые, как господин Солнце. Повезёт же достигнуть, вдруг — сгоришь дотла. Подобно древнему герою, упадёшь, растают крылья от нестерпимого жара. Вот и вся суть. Везение получить на выходе хэппи-энд настолько пустяковинный, что надеяться на него могут исключительно баловни судьбы.

-Великий лжец, говоришь? — очнулся беседчик,- Кем же ещё прикажешь быть бесчестному Главному Злодею?

«На себя бы посмотрел, сам-то, чем не Лжец?- визгливо пропел голосишко откуда-то из недр сточной трубы под раковиной, заполненной грязной посудой, — делаешь вид, что кроме твоих склянок, да пыли тебе и дела нет ни до чего, а в душе мечтаешь, пусть даже кошмар, но хоть что-то узреть. Лицедей шестерёнчатый!»

Как всем известно, что нужно от Главного Злодея? Конечно же, бесславный конец для бессовестного ублюдка.

Но, видишь, какая незадача, Злыдень покидает сцену без каких-либо сожалений.

Не успел Леонид и глазом моргнуть, как Тень одним прыжком преодолел расстояние до середины моста и, ни минуты не задерживаясь на краю, шагнул вперёд.

Разбережённые воды кругами сомкнулись над его головой, поглотив пришельца. Малахитовые подносики -листья закружились скользя и покачиваясь, золотистые лепестки под светом далёкой луны засверкали яркими каплями, попавших брызг, как будто кокетки драгоценностями. В камышах шелестел ветер, шевеля стебельки, венчавшиеся ёршиком тёмно-орехового цветка, играя с ними.

Гладь затхлых вод успокоилась, снова превратившись в чёрное агатовое зеркало. Сколько ни вглядывайся, дна не видать, лишь Бледнокожая Дева-Луна с небесного склона любуется собой, да человек в просторном одеянии удивленно застыл, так и не успев ничего сказать.

-Ээх! — вздохнул Пан Смерть, — вот и конец истории. Никакой удачливости.

«Э-эх! Недотёпа!» — про себя вторила старушка-муха, её голова великоватая для насекомого беспрестанно тряслась, как у жертвы Паркинсона. Сидя на краю одного из брёвнышек, она оправляла густорастущие волоски на брюшке, а из омута на неё смотрела точная копия, покачивая лениво хоботком в такт движениям.

Всё сызнова начнём; остановись,

Жужжащая уныло прялка,

Нить, перетлевшая давно, — порвись!

Мне в прошлом ничего не жалко.

«Сызнова» Зинаида Гиппиус

В бесконечной мутно-зелёной темноте он всё падал и падал, чувствуя, как смертный холод подбирается к его ступням.

-Это не страшно, — прошептал он.

Водоросли облепили его ноги и руки, путаясь в полах длинного плаща. Если присмотреться внимательней, то можно было заметить, что ни один листочек этого морского сена не был похож на своего соседа. Вон, один длинный с волнистым мягким краем, другой, как пёрышко сказочной птицы, ещё одно похоже на маленькое светло-салатовое деревце, лишенное листвы, или вот проплывает ком чёрных женских волос, уж больно похожи. Никак не мог он удержаться от этого зябкого сравнения.

Холод проникал глубже в его тело, словно ища прибежища в этом тёмном омуте, сердце кольнуло острой болью, как если бы в него вошёл осколок дьявольского зеркала. Мышечный насос заледенел, пронизанный январской стужей изнутри.

-Ай! Как больно! — с трудом освободив руку от окутавших её подводных червей, он прижал руку к груди. Но ладонь не получила ни отклика, ни звука, лишь звенящая тишина застыла теперь в костяной клетке. Наверное, это был конец.

Он падал вниз головой так долго, что ему почудился проблеск света откуда-то снизу.

Однажды в детстве, он возился в реке около берега, как вчера он помнил этот чудной момент. Вот, рядом стоит лодочка на неподвижной воде, изредка качая носом, когда вдоль борта проплывает редкая рыбёшка. С любопытством он шарит руками по дну, усеянному гладкой галькой, в поисках красивых камней, как вдруг его внимание привлекла необычная ракушка. Снаружи серенькая и невзрачная, но из приоткрытой створки вырывался красно-желтый огонёк. Однако, стоило потянуться к ней, как створку тут же захлопнула чья-то чёрная клешня, наверное, хозяина раковины.

Карл улыбнулся одними губами, растягивая пересохшую кожу, отчего она тут же покрылась сетью мелких трещин. Воспоминание согрело замёрзший мотор в его груди.

«Чего же это я сравниваю себя с машиной?»- размышлял он, — «Неужели настолько отчаялся?»

Даже сейчас ему не было страшно.

Ноги коснулись твёрдого пола, мгла вокруг него рассеялась, как будто старая горничная протерла пыльное окно в покинутом всеми особняке. Небесный свод вернулся и встал, как положено, над головой. Откуда-то издалека доносился неясный гул голосов. Стоило сделать несколько шагов по направлению звука и обстановка подверглась неуловимым глазу метаморфозам, повинуясь приказам неизвестного дирижёра, вот уже и пол не чёрная зыбкая марь, а натёртый до блеска лакированный паркет. По бокам от него не тёмные закоулки обреченного города, а стены, облицованные белым мрамором, привезенным из-за границы специально для этого зала. Над головой же потолок, повторяющий орнамент многоцветного паркета, а вот и неясные тени обрели форму, парадный зал наполнился людьми. Дамы в пышных многослойных платьях, похожие на цветы, кружились в центре, притягивая взгляды. Красные, золотые, лиловые, зелёные, серебристо-серые — вся благородная палитра. Дорогие кружева, шёлковые ленты, драпировки и банты, одному господу богу известно, что пряталось под этими украшениями. Улыбки на прекрасных выбеленных лицах, а в душе лишь одна мысль — скорее вырваться из жёсткого корсета и упасть в воздушную перину.

Неподалёку расположилась группа молодых людей, наряды их ни в какое сравнение не идут с нарядами представительниц прекрасного пола, и всё же смотрятся величественно. Штаны до колен из мягкого бархата, рубашки, богато украшенные рюшами, длинные кафтаны, декорированные золотым шитьем: крупными цветами причудливых очертаний, завитками, листьями аканта, нередко встречались плоды граната и виноградные гроздья.

Герр Карл хорошо помнил эту сцену, услужливо подкинутую подсознанием. Это один из далёких миров, который он посетил в целях знакомства с соседями. Технического прорыва они ещё не совершили, зато кичились знатными корнями, устраивали пышные празднества для узкого круга богачей и прожигали скоротечную жизнь без сожалений.

Украшения зала поражали воображение. Рисунок орнамента сложен и прихотлив, в нём царят хрупкие извивающиеся ветви растений и завитки раковин, а также вплетенные в их узор вензеля, статуи и букеты цветов. Одним словом — роскошь. Его убранство изобилует резным деревом и дорогим литьем, всем тем, на что человек эры технического прогресса точно не станет тратить своё драгоценное время.

Другой раз, он бы и не обратил внимания на этот зал, но сейчас, располагая всем временем этого мира, он мог окунуться и заново восхититься этим воспоминанием.

Стены парадного зала затянуты шёлком, музыкальные рисунки в нём напоминают о вкусах его хозяйки, проводившей здесь музыкальные вечера для гостей. В своей памяти он перемещался по залам, следуя за дамами-цветами, и вот они оказались в новом помещении — золотой гостиной. Сводчатый потолок и стены украшены тонким орнаментом на золотом фоне послужили основанием так её назвать. Вдоль стен напротив друг друга расположились дубовые столы, медовые столешницы возвышались на головах грифонов, заменяющих им ножки. Даже мифические чудовища, казалось, склонили непокорные головы перед властью человека.

С хрустальных люстр капал расплавленный воск. Кап! — тяжёлая капля тяжело плюхнулась на паркет. Кап! — её сестрица приземлилась на чей-то высокий парик. Вот баловницы!

Хм, для чего же он здесь оказался? Может, ему надо нечто вспомнить?

Спрятавшись за пьедесталом уникальной малахитовой вазы, чья поверхность напомнила ему мокрый шёлк, худенькая девушка, в туго затянутом корсете, наблюдает за кем-то. Пурпурный наряд бросается в глаза, вместо парика золотистые волосы, уложенные в высокую причёску, проследив за её взглядом, достопочтенный гость заметил двух суетящихся фрейлин, они сновали от одного гостья к другому, мило улыбались в поисках своей госпожи. Они явно нервничали.

-Дитя, — обратился он к наследнице престола. У кого ещё могли быть такие милые ямочки на щёчках при каждой улыбке, делающие её похожей на главу королевства, с коим он уже успел «побеседовать» намедни, — разве ты должна заставлять тревожить своих прислужниц?

Их взгляды встретились, холодные голубовато-серые и тёмные, как спелая вишня.

И тут он вспомнил тот день. День, когда не посчастливилось Прекрасной Маргарет встретиться на его пути. Вот и второе судьбоносное столкновение.

Он прикрыл глаза, продолжая падение в бездну.

Когда-то Герр страшился смерти, переживая за своё детище Рейх — великую империю, построенную на костях и крови. Так сложилось, что он не успел взрастить собственного приемника или найти кандидата равного ему из имеющихся подчиненных. Всю свою жизнь он только и делал, что убивал непокорных, чтобы построить идеальный дом для соплеменников, но не смог заложить ни одного кирпичика в фундамент светлого будущего для неё.

Угнетаемый им , в большинстве случаев самолично, народ восстал и сверг действующее правительство, обратив мечты о непобедимой империи в прах. А те, кому он доверял больше всего на свете, не задумываясь, предали его, втоптав его имя в грязь, от которой не отмыться. Если бы у него был шанс повернуть время вспять, вернуться и изменить прошлое, то не задумываясь, он бы обязательно им воспользовался.

Но откуда? Всё, что ему оставалось, так это отринуть сожаления, глубже и глубже опускаясь в Преисподнюю.

«Море волнуется три, морская фигура замри».

Эхом отдавались в голове слова детской песни, которую ему пела в детстве мать, пока холодные щупальца водорослей кутали его в плотный кокон. С последним вздохом жизнь покинула это бренное тело. Действительно, бесславный конец.

* * *

— Вы посмотрите, проснулась, бездельница!

Откуда-то сверху раздался недовольный ворчливый голос. Чья-то грубая рука, крепко ухватив плечо, продолжала трясти его в попытке разбудить. Даже умереть спокойно не дают.

Тьма перед глазами рассеивалась, подобно смогу, обнажая беленый потолок над ним. Какой, однако, своеобразный ад. Возможно, прослышав про его выдающиеся достижения по части войны, сам Сатана решил отказаться от такого «счастья» и теперь его наказанием будет скучать в раю. Так себе перспективка.

Проморгавших, он увидел двух, склонившихся над ним мужчин и пожилую женщину, видимо, обладательницу раздраженного голоса. В голове мелькнула шальная мысль, что, наверное, кто-то из них бог. Надо бы проявить уважение и хоть откликнуться, а не изображать мёртвую рыбу, мало ли чего ещё подумают.

— Чё.

Был ли это вопрос или восклицание он так и не определился, но одно знал точно, рыба третьей свежести «чё» не скажет. И тут же нахмурился. Голос был звонким, почти девичьим, как ему оказалось. И он точно никогда ему не принадлежал.

Отвесив ему оплеуху, женщина вновь переключила внимание на гостей.

-Благодарю вас! Вечно создает проблемы! — она покосилась на виновника, но тот, не заметив, её взгляда, продолжал бессмысленно пялиться в стенку. Бездарь! — Не вините , не бранитесь, ребенок то не наш, мы на попечение взяли, от рождения совсем ума нет.

«Ну, спасибо тебе, старая карга» — мысленно огрызнулся Герр Карл.

-Давно это? — один из мужчин, обладатель рано поседевших волос, указал пальцем на его лицо.

В этот момент бездарь заорал, как резанный.

— Айя-йяй! Ты чего тычешь?! Чурбан невоспитанный! — резко сев, напугав окружающих подле себя, он ударил протяную к нему руку.

«Ну, дурак, так дурак, надо поддерживать образ».

С его точки зрения это могло быть даже весело, в конце концов, в его жизни было мало поводов для безудержного веселья. Теперь парад безумия не остановить.

Единственное, что его смущало, так это невероятная лёгкость в теле и высокий голосок, сродни сирене пожарной машины, спешащей на вызов.

«Женщина, пощади, я же так и в самом деле без мозгов останусь» — подумал он, потирая шишку на затылке, получив вторую оплеуху. Осторожно оглядевшись по сторонам, нагло пользуясь тем, что тётушка снова отвлеклась от него, бывший РейхсФюрер остался недоволен увиденным.

Комнатка была маленькой, почти пустой, из мебели только кровать, платяной шкаф, стол и пара табуретов подле него. Кто бы здесь ни жил, он явно бедствовал. Или придерживался аскетического образа жизни.

— И давно оно появилось?- повторил вопрос моложавый спутник седовласого, не рискуя показывать пальцем, он уточнил, — на лбу.

«А, что там?- хлопнув себя по лбу, он почувствовал острую боль. Внутренней стороны ладони коснулись мягкие реснички, уютно разместившиеся на выпуклых веках, — глаз?! Мать вашу, какого чёрта у меня на лбу глаз?!»

Внутренне он бился в истерике, но никак не проявлял чувства на бледном юном лице, надеясь, что его реакция не отличается от повседневного поведения душевнобольного, в чьё тело он умудрился попасть.

Женщина цокнула языком, брови сдвинулись к переносице, выдавая крайнее раздражение.

-Появилось около трёх месяцев. Она всё твердил, что это дар. — беспокойство тенью омрачило её лицо, — дня четыре назад почувствовала себя нехорошо и потеряла сознание в поле. Если бы вы её там не нашли и не принесли в деревню, кто знает, что бы могло случиться.

«Женщина, представляю, как ты была огорчена этим триумфальным возращением героя», — заметил Герр.

Но кое-что его смутило.

Сделав многозначительную паузу, она продолжила.

— Она всё твердила, что должна была его отдать тому, кому это предназначено, — прочистив горло от накопившейся желчи, словно собираясь сплюнуть от негодования, — его любимому человеку.

«Не дурак, орёл!Ты смотри, у меня , великого главнокомандующего не было любимого человека, а у какого-то дурака, который козявки ест и крапиву палкой бьёт в свободное время, он есть. Что за несправедливость, мироздание?»

-А такой есть? — снова вступил в разговор «чурбан».

-К сожалению, да. Какой позор, какой позор! — тихо запричитала хозяйка.

Не найдя повода для расстройства от наличия дополнительного глаза, великий фюрер потянулся и сладко зевнул, собираясь встать. Ситуация требовала осмысления, а надоедливое бормотание не способствовало попыткам сосредоточиться. Опустив ноги с кровати, он почувствовал, как стопы погрузились в мягкий пушистый ковер, приятное ощущение живого пышущего здоровьем тела.

Когда-то Капитан рассказывала о переселении душ с помощью ритуалов, но вряд ли этот блаженный что-то смыслил в проведении древних обрядов.

Прокравшись к двери, он вышел на улицу. Солнечный свет слепил оба глаза, третий же был слеп.

«Судя по наречию, я влип в историю», — он побрел куда-то , время от времени, спотыкаясь босыми ногами о какие-то корешки и кочки в земле.

Непривычная изящность этого тела наводила на мысли, но в при его обстоятельствах и многолетнем отсутствии какого-либо тела, жаловаться не стоило.

Если верить тому, что он слышал, он переместился в тело сумасшедшего Ляха, поэтому теперь предстояло аккуратно выяснить какой, собственно, на дворе год. А может, и не Ляха, может Ляшки, а может слабоумного кастрата, оскопившего себя в детстве. Не суть.

Кода-то давно Ляхи были одним народом, но спустя какое-то количество веков от них откололись Венсты. Разделение произошло ни много ни мало из-за возникновения внутри народа более высокоразвитой группы людей. Все они были Ляхами с запада, с востока не было ни одного новорожденного, обладавшего уникальными способностями. Единая нация разделилась по территориальному признаку, Ляхам достался запад, Венстам-восток. Первую тысячу лет они не обращали друг на друга никакого внимания, соседствуя рядышком, не воюя, но это не могло продолжаться вечно. Совершив технологический прорыв Ляхи истощили свои природные ресурсы и обратили взор на восток. Естественно, конец начавшейся молниеносной войны был предрешён.

«Почему, естественно?»

Да, потому что высокоорганизованной группой гениев являлись Паны, которым были подвластны природные стихии. Ляхи снова поделили своё общество, на Панов со сверхчеловеческими способностями и обычных людей, которые во всём полагались и чуть ли не молились на своих богоподобных соплеменников. Захватив восточные угодья Венстов, они обратили тех в своих рабов. К тому времени, как он нашёл свой родной мир и прописал хорошую геноцидотерапию всем Панам и большей части Ляхов, Венсты влачили полу животное существование. Им оставили жалкий островок земли в бескрайней пустыне, где с годами сформировалась главная база повстанцев, у которых из оружия были ружья, луки, мечи и сельскохозяйственные орудия труда против танков, лазерных бластеров и прочих оружий массового поражения. Мужчин использовали для тяжёлых и опасных работ в рудниках и им подобных, женщинам, досталась работа слуг при Ляхах, особенно при Панах, они исполняли всю грязную работу, которую Ляхи в глаза не видели или воротили нос. Некоторым везло меньше, их брали в горничные или гувернантки для богатеньких детей. Меньше? Отчего же, спросит кто-то. Слугам давались отпускные на родину, они получали хоть какую-то денежную компенсацию при травмах, Учителя же были полной собственностью молодых господ. Захотел надругаться — пожалуйста! Родившихся отпрысков от такого союза обычно топили после рождения, эта «привилегия» доставалась их же матерям, в качестве наказания за совращение хозяина. В отличие от Рабочих и Слуг для них была запрещена кастрация, поэтому хоть и не длинную жизнь с самого детства Учительницы жили, подвергаясь бесконечным насмешкам и унижениям. Кому-то удавалось примкнуть к повстанцам, как его матери, но толку-то?

Одним днём, не предвещавшим беды, Ляхам и Панам, особенно последним, пришлось испытать на себе гнев Ангела Смерти (как они позже прозвали его) неизвестно откуда появившегося.

Это был осенний пасмурный день, когда в сопровождении призрачной армии, которую загадочные Наставники подарили ему в честь окончания обучения, он спустился с небес, принеся смерть и страдания, куда бы ни направился.

С самого детства его обучали созданию великой империи, по заветам Рейха Обратной стороны Солнца, где его воспитали. Придя в их мир, он положил начало истории войны с Панами, потерпев в конце сокрушительный крах.

Герр Карл сжал кулаки.

Но теперь ему дан шанс, всё исправить. Он помнит прошлое, он найдёт себя, где бы он ни был, соединится с помощью древнего заклинания со своим душой и телом и переиграет войну.

Яцек покинул хозяйку развлекать его спутника и отправился следом за спасенной дурочкой, было жарко, ещё схватит снова солнечный удар. Недолго побродив по деревне, мужчина нашёл подростка под раскидистым деревом, сжав руки в кулаки, та смотрела куда-то вверх, в крону дерева.

Услышав чужие шаги, она обернулся, губы её растянулись в приветственную улыбку.

Пан Ложь почувствовал, как струйки холодного пота побежали по спине, не смотря на полуденный зной.

Так улыбался единственный человек на свете — главнокомандующий, стеревший его народ с лица земли, и ныне управляющий мировой державой, по приказу которого каждый день гибли невинные люди. Он встряхнул головой, силясь отогнать наваждение.

«Вот как, — внутренне герр Карл улыбнулся ещё шире, — дружок, ты мне очень помог. Так и быть, я пока притворюсь сущим кретином, а ты проводишь меня в цитадель зла, ко мне самому. Я явился в этот мир вовремя. Теперь я точно не позволю никому уничтожить мой любимый Рейх. Неважно, какой ценой».

Сумасбродка улыбнулась шире, обнажая белые зубы, и весело захохотала, показывая куда-то в листву.

Пан поднял голову, стоило приглядеться и понять, что неясный силуэт среди листьев принадлежал висельнику, специально забравшемуся так высоко, чтобы скрыться от посторонних глаз.

Девушка тем временем упала на землю, в истерике, суча ногами по чем зря, на её крики из светлых домов к ним поспешили местные жители.

Отчего-то ему показалось, что слабоумная разыгрывала комедию, ставя их всех пешками на шахматной доске.

Карл всё смеялся и смеялся, пока кто-то не пнул его под рёбра, задыхаясь от смеха, он замолчал.

«Кем бы ты ни был, безумец, спасибо.»

Спасибо за второй шанс.