Лишнее (джен)

— Мы нашли Локи. Он лососем обратился и хотел было по реке в великое море попасть, да только мы его сетями выловили.

Разве это Локи? Окованный с ног до головы в стальные сети волшебства, поверженный, озирающийся по сторонам, точно загнанный зверь, скалящий зубы в зловещей усмешке? Нет, нет, изменился он — и совсем не в добрую сторону. Разве нужно девяти мирам такое вот божество — дикое, жадное, необузданное, жестокое? Разве будет от него польза? И асы решают изгнать Локи, запереть его, низвести до существа никчёмного, жалкого, лишённого всякой значимой силы и стереть все следы его существования с лица всех миров на ветвях ясеня Иггдрасиля. Отныне Локи мёртв, и вместе с ним умрут его ложь, коварство и подлость.

Но подходящих пут не найти. Те чары, что удерживают его сейчас, надёжны, но лишь на короткий срок. Стоит обессилевшему потомку великанов вернуть былую мощь — и он вырвется на свободу, и станет ещё злее, чем прежде, и по листьям великого древа заструится кровь всего сущего. Плотью надо повязать его, оградить живое от напасти, не дать вырваться злу на волю.

Так злокозненный Локи оказался пленённым. Привязанный кишками сына к трём острым камням, впивающимся в плоть, под острым взором ядовитой гадины влачит он своё жалкое существование, оскорблённый и бесчестный. И всё же не один он — жена его, Сигюн, покинула мир вслед за ним, покинула людей, асов и ванов. Её выбор глуп, но и поделом. Право, безделица. Сущий пустяк. Ведь её верность — не храбрость, не доблесть, не сила и не красота. Без верности можно жить. Она — лишь жалкая нищенка, побирающаяся на задворках духа. Она — слабая обескровленная женщина, тщетно пытающаяся спасти детей ценой собственной никчёмной жизни. Но никого ей не защитить, как ни старайся, как ни моли о милости.

И всё же в том, что Сигюн покинула двор Одина, по доброй воле оставшись с предателем, для Локи есть особая прелесть.

Она держит чашу многие века; её суставы хрустят, стоит разогнуть руки, а нежная кожа ладоней давно огрубела и покрыта кровяными волдырями — капли яда попадают и ей на кожу, но она молчит и ни слова не пикнет. Его стезя — кричать от боли. Её же — стойко терпеть любые лишения. Локи совершенно спокоен, хоть гневается на весь мир пуще разъярённого Сурта. А у неё на губах застыла нежная усталая улыбка, и не дрогнет она, не исказится ни на миг. Локи не страшит неминуемая гибель и сотни лет со змеюкой над головой, но тот огонь, что разрастается в Сигюн и не находит выхода, пугает неизвестностью. Её вены набухают от ярости, а она улыбается, и сонно зевает, и напевает песни. И всё никак не взорвётся.

Верность слепа. Иначе как объяснить, отчего она по доброй воле ушла вслед за коварным предателем? За самым жадным, самым тёмным и самым жестоким из всех, кого знавал мир? Он врал всем. Врал и ей. Предавал всех. И её заодно. Ничем она не была лучше других, ничем не была особенна. Но где теперь все, а где она?

Верность злопамятна. Как не запомнить тот день, когда их детей, двух мальчиков, совсем ещё юнцов, вели на казнь, не за их собственные злодеяния, но за злодеяния их отца? Как не запомнить тот миг, когда старшего брата обратили в волка и натравили на младшего, когда асы и ваны, обступив полукругом место расправы, жались друг к другу, морща носы в отвращении. И ни один не шелохнулся, ни один не помешал бойне. Как старшего брата обратили в волка и натравили на младшего, так отныне и вовеки веков брат пойдёт на брата и сын пойдёт на отца. Да будет так и не иначе в день начала Рагнарёка.

Верность невозможно изгнать. Решение уходить или оставаться всегда за ней. Оскорблённую, обесчещенную, одинокую, её бы пожалели, приютили, накормили и напоили, слова бы не сказали дурного. Да только чистая верность — не жалкая нищенка, и дух её крепче, чем у сотни валькирий. Не останется она там, где её бросили в грязь, растоптали и уничтожили, не посмотрит без горечи в глаза прежних знакомцев.

Наконец, верность не выбирает друзей. Она либо отдаётся вся без остатка, либо никогда не обратит своего ласкового взора. Но чего ей не дано, так это выбирать. И так уж повелось, что без зла не бывает добра, без тьмы не бывает света, а без предательства, коварства и обмана не бывает верности. И если уж коварство заточили в темницу, то и верность надо отправить туда же. Противны они друг другу и неразлучны, как солнце и луна, и жизни без них нет, как без солнца и луны. И коли лжи суждено пасть в день гибели богов, то и верность уйдёт вместе с нею и не вернётся в эти миры никогда.

Ибо если ложь исчезнет, то и в верности отпадёт всякая необходимость, и возродившийся из пепла мир будет краше и мудрее нынешнего. Да будет так в первый день после Рагнарёка и во все последующие дни нового мира.