Благо для Малфоя (джен)

Абраксас Малфой не был таким уж строгим отцом, но Люциуса неимоверно бесили многочисленные запреты, крепкой клеткой удерживающие его в рамках благопристойности.

Нельзя было бегать по мэнору, нельзя было забираться в кресло с ногами, нельзя было трогать артефакты в отцовском кабинете — всё самое интересное было под запретом. Пятилетний Люциус дал себе слово, что когда вырастет и сам станет папой — будет всё-всё-всё позволять своему ребёнку: и бегать, и сидеть, как тому захочется, и артефакты покажет и даст потрогать!

И не забыл про своё обещание, когда Драко заинтересовался всякими «штуками». Люциус вообще многое помнил и слово своё считал нерушимым.

Не претендуя на звание идеального отца, он никогда не отмахивался от сына, охотно проводя с ним свободное время вместо того, чтобы по примеру всех знакомых мужчин перепоручить заботу о наследнике домовикам или жене. Ему по-настоящему нравилось учить сына читать или держаться в седле, вести себя за столом или выводить каллиграфические буквы, объяснять принципы аэродинамики полётов на метле или показывать правильные движения палочкой, хотя эти оба навыка должны были пригодиться много позже. И видеть любовь в наивных глазах — это было единственным, что он желал получить взамен.

— Ты слишком его балуешь, — порой качала головой Нарцисса, но не в укор, поскольку сама не меньше любила сына, а в качестве предостережения. — Построже, дорогой, мы должны научить мальчика, что не всё в мире будет по его хотению.

Люциус был согласен с женой, но ограничивать сына хоть в чём-то не собирался. Ну как можно отказать ребёнку, когда он смотрит огромными глазами, а его губы начинают подрагивать от обиды? Как не купить самую лучшую книжку? Как не согласиться на очередную — самую новую модель! — метлу? Как не приобрести красавца-низзла, если Драко этого хочет? Пусть Нарцисса выступает в роли строгого родителя, а Люциус продолжить баловать любимого сына.

И всё же после седьмого дня рождения, на который Драко получил огромную гору подарков, Люциус признал, что пора вводить ограничения — сын был избалованным и, кажется, совсем не понимал слова «нет».

На недолгое время отношения в семье испортились, Люциус готов был уступить, но под укоризненным взглядом супруги держался, и в конце концов всё наладилось. Нет, Драко по-прежнему был избалованным, но теперь отцовское «нет» его отрезвляло. Конечно, этого было мало, но любящего отца это полностью устраивало — Люциус мог быть жёстким и даже жестоким, но только не с сыном.

* * *

Когда Драко чуть не сломал палочку Нарциссы, он ограничился строгим взглядом: мальчик просто хотел поскорее научиться колдовать, как родители, а дождаться, когда ему купят его собственную палочку… это ведь так долго! Мать, конечно, провела воспитательную беседу, но Драко прекрасно знал, что родители его обожают, а потому ничуть не боялся наказания.

Когда Драко разбил парное зеркало, Люциус запер его метлу на целую неделю. Если бы сын попросил, Люциус бы не отказал: дал зеркало, рассказал, как артефакт работает, историю его создания, и даже разрешил бы поболтать по нему. Но Драко без спроса влез в будуар матери и уничтожил отнюдь не дешёвую и редкую вещицу. Нарцисса спускать подобное не была намерена, и пришлось проявить строгость.

Когда Драко пробрался в кабинет Люциуса и, из любопытства заглянув в Омут памяти, стал незримым участником заседания Визенгамота, его даже наказывать не было нужно: бедный ребёнок провёл два часа в качестве никем не замечаемого привидения на скучнейшем обсуждении министерского бюджета на следующий год. Драко понятия не имел, как там оказался и что вообще происходит, испугался того, что его никто не видит и не слышит, а родители не отзываются, и был просто в ужасе от мысли, что не сможет вернуться домой… И к тому моменту, когда Люциус обнаружил его в Омуте, успел так перенервничать, что его не то что ругать — утешать и успокаивать пришлось.

Но когда Драко стихийным выплеском снёс щитовые чары на сейфе и был застигнут за заинтересованным листанием дневника, доверенного Люциусу самим Тёмным Лордом… Впервые в жизни гордому отцу захотелось выпороть сына. От страха. Он ведь не знал, что за опасность таится в дневнике, зато эманации тёмной магии чувствовал отчётливо.

Но, конечно, он этого не сделал. Люциус поступил более жестоко — отправился в картинную галерею за советом к собственному отцу. Пусть он обижался на Абраксаса в детстве, пусть считал, что поступает правильно, не заковывая сына в клетку запретов, как было в его детстве, Люциус уже не был ребёнком и наконец-то начал понимать, что запреты — благо. Абраксас Малфой самодовольно хмыкнул, но, разумеется, не отказал в помощи в воспитании внука. Ну а пока наука пойдёт впрок, посоветовал убрать из дома все мало-мальски опасные вещи: любопытный избалованный ребёнок мог проникнуть куда угодно — любой профессиональный взломщик обзавидуется.

Люциус вздохнул, но ослушаться не посмел и сделал всё так, как велел отец. И даже немного позавидовал: Драко любил его, но на послушании это едва ли сказывалось, зато сам Люциус отца не очень-то и любил, однако даже став взрослым — беспрекословно следовал отцовским наставлениям.

И именно благодаря тому, что все опасные для Драко вещицы пришлось отправить в Гринготтс или вовсе продать, никакие обыски Малфой-мэнора Люциусу не были страшны. Подумаешь, авроры! Неконтролируемые стихийные выплески детей способны снести такие щиты, что аврорам и не снились, а потому ни в одном из тайников не содержится ничего даже немного опасного.

— Обыскивайте на здоровье! — фыркал он, с нежностью смотря на наконец-то научившегося понимать слово «нельзя» сына.