Ветер зовёт (джен)

— Ну ты идёшь? — Ремус нетерпеливо качнулся с пяток на носки.

— Иду, иду… — пробормотал Сириус, в сотый раз приглаживая налакированные волосы и расстёгивая ещё одну — четвёртую — пуговицу на рубашке.

Люпин вечно куда-то спешит. Как будто думает, что этот последний год в колледже означает их последний год вместе. Ха, наивный!

Наконец Сириус схватил со стола пачку сигарет, засунул её в задний карман джинсов и объявил, что готов. Ремус едва сумел удержаться от язвительного комментария.

— Ну где вас носит?! — Джеймс, отложив барабанные палочки, подскочил к вошедшему Сириусу и по-братски обнял его, похлопав по спине. — Ты вообще не имеешь права опаздывать! — Он ткнул Сириуса в грудь. — Пока ты развлекался на каникулах, мы уже весь репертуар забыли! Сто лет не репетировали!

— А я от вас, балбесов, отдохнул хоть, — хмыкнул в ответ Сириус. — Пока вы тут мариновались в гараже, я горным воздухом дышал. Потом, конечно, пришлось заглянуть на свадьбу к кузине. Я её обожаю, но куда больше — гонять на байке.

Ремус закатил глаза. Сириус про свой байк уже все уши прожужжал. Больше всего на свете — даже больше музыки, а это говорило о многом! — он любил мчать по дороге, считая перекрёстки. Формально дома у него не было, после того как он ушёл оттуда в шестнадцать, но тот ему как будто был и не нужен. Друзья прозвали его Бродягой: всё время в пути — неважно, ночь ли за окном или дождь. Сириус заводил своего чёрта в моторе (скалил клыки пёс на ветровом щитке), жал на педаль — и вперёд. Казалось, что он не касался асфальта, а летел над землёй, соревнуясь с ветром. И небо смеялось взахлёб над этой гонкой.

И всё же они вчетвером время от времени собирались в арендованном гараже, и Сириус брал свою электрогитару, Джеймс сжимал барабанные палочки, Ремус становился за клавиши, а Питер играл на басу. Их квартет был довольно популярен в школьной тусовке, хоть они частенько лажали в звуке и путали тексты, которые беззастенчиво «одалживали» у других: до своей музыки ни один из них не дорос. В шутку их стали называть мародёрами, да так и прижилось. На дискотеках Marauders играли под бурные овации и аплодисменты, визги поклонниц и дикие танцы. Бурная молодость кипела в крови, а после лилась по венам алкоголем на шумных афтепати.

— Пойду зацеплю Эванс, — подмигивал Джеймс, и Сириус одобрительно хмыкал.

Недостатка в женском внимании у них не было, но эта рыжая недотрога сводила Джейма с ума, и хотя вроде бы была не против, почему-то постоянно артачилась. Ремус обычно наблюдал за всем со стороны — он втайне думал, что из-за своей редкой болезни не имеет права на отношения. Друзья считали, что это всё глупости, и пока они молоды и свободны, ничто не должно лишать их счастья.

Свобода — это слово стучало в их сердцах, сквозило в беззаботных, порой безрассудных поступках, шалостях, которые сходили им с рук за обаяние и талант. Впереди — вся жизнь, полная красок, музыки, любви, ветра, творчества… Так им казалось.

Шумная вечеринка по поводу окончания колледжа подходила к завершению. Marauders сыграли в последний раз в качестве школьной группы. Успех был ошеломительным, триумф ударил в голову. Как и алкоголь — много алкоголя.

Сириус курил у входа в клуб, когда оттуда вывалился ошалелый от радости Джеймс с… Эванс под ручку.

— Провожу даму, — пробормотал чересчур громко тот, думая, что делится с другом секретом.

Сириус показал кулак в поддержку — говорить он уже не мог, только подпирал стену, вдыхая горький дым самокрутки.

Джеймс и Эванс скрылись в кромешной тьме переулка. Сириус проводил их мутным взглядом, и какое-то тревожное чувство вдруг подтолкнуло его оторваться от стены и пошатываясь пойти следом, держась за неё. Хотя не должен был Джеймс наделать глупостей, не должен…

Сириусу казалось, что он прошёл целый квартал по тёмному переулку, когда впереди за углом послышались крики. Поспешить туда было в его состоянии делом сложным, но мысль о том, что друг и его девушка могут быть в опасности, и глоток ледяного ветра мигом отрезвили голову. Сириус вынул из кармана перочинный нож, если вдруг понадобится помощь, хотя Джеймс не из робкого десятка, и ринулся туда…

Дальнейшее хотелось вырвать из памяти. Он опоздал. Ублюдки уже скрылись, а Джеймс лежал в крови и смотрел открытыми глазами в небо. Сириус бросился на помощь, но множественные ножевые раны не оставили шанса, было непростительно поздно. Чуть поодаль лежала девушка, также перепачканная в крови. Лица её Сириус не видел, не хотел смотреть, но пульс нащупать тоже не удалось.

Полиция нашла Сириуса в переулке рядом с двумя убитыми: рыдающим, в крови и с ножом. Он вёл себя как сумасшедший, рыдал и повторял, что это он убил их. Задержанию он не сопротивлялся. Анализ показал наличие в организме изрядной доли алкоголя и запрещённых веществ. Решение суда было неоспоримо: пожизненный срок.

В одно мгновение всё стало другим. Свобода — только слово. Бродяга — только прозвище. Байк, скорость, дорога и вкус ветра — только воспоминания. И лишь небо за решёткой всё так же смеялось взахлёб.