Кое-что о Герте (гет)

Герта была красивой женщиной. Округлое лицо, едва тронутое временем, лоснящаяся кожа, полные чувственные губы. По весне, стоило лишь первому лучику солнца проникнуть через высокие своды в подгорное царство, на ее курносом носу кокетливо проступали мелкие веснушки, и она, и без того ослепительно-жгучая, делалась еще ярче и заметнее. Необходимость заставляла Герту собирать свои длинные волосы в тугие косы, но при любой удобной возможности она выпускала их на волю, позволяя свободно струиться по плечам и опускаться до самого пояса. Жесткие кудри, в которых до сих пор не было ни одной седой нити, топорщились в разные стороны, окружая ее голову рыжим солнечным ореолом и будто бы подсвечивая огненными бликами ее лицо.

Нет, Герта всегда была красивой женщиной, и даже война не смогла этого изменить. Бумару повезло, что из всех достойных гномов она выбрала именно его. На церемонию, что назначена на последний день осени, она наденет парчу глубокого синего цвета, увешает руки браслетами из яркого желтого золота, пальцы — тяжелыми перстнями, а волосы оставит не собранными. Пусть Бумар гордится слепящей красотой своей невесты.

— Может быть, возьмем другую ткань? Золотая или красная будет смотреться дороже, — Бумар проводил пальцами по разложенным на столе образцам материи и недовольно хмурил брови. — И камни, может быть, все же ограним изумруды? Они подойдут тебе куда лучше сапфиров. Изумруды в золоте будут выглядеть богато.

Он прервался, ожидая ответа, но невеста в его сторону не смотрела. Она застыла у отреза синей парчи и будто бы не замечала его.

— Герта? Ты совсем меня не слушаешь, — вздохнул Бумар. — О чем ты думаешь?

Он подошел вплотную и дотронулся до ее плеча.

— Вспоминаю поход, — ответила Герта, не подняв на него глаз. — И я буду в синем. Это прекрасный цвет, напоминает мне о высоком небе и быстрых водах Великой реки.

* * *

Конечно, Герта не должна была идти ни в какой поход. Она ведь родилась женщиной, а быть женщиной среди гномов означало иметь размеренную жизнь без войн, походов и прочих неприятностей.

Махал, создавший гномий народ с большой любовью, но вопреки воле Единого, видимо, все же в чем-то просчитался. Девочки рождались среди них редко. Появление дочери в любой семье было великим событием, что и говорить! С самого рождения их выделяли среди остальных, они получали все лучшее, перенимали все премудрости своего народа, входили в высокие королевские советы. Жизни их ценились выше жизней самых мудрых гномов-мужчин, и потому, обученные из маниакальной гномьей предусмотрительности ратному делу и рудной работе, они крайне редко участвовали в битвах и спускались в глубокие шахты. Женщины жили в достатке и почете и, когда приходило время, сами выбирали себе мужей из числа наиболее достойных и уважаемых во всей общине мужчин.

Казалось, судьба Герты тоже была предрешена. Она стала первой девочкой, рожденной в Синих горах, и, несмотря на тяготы и неустроенность их жизни, с детства росла в подобающем почете, получая те лучшие крохи, что мог добывать их народ. Но Герта, вопреки установленному обычаю, противилась такому отношению и не воспринимала его как должное. Она хотела быть как все: спать на жесткой соломе, носить колючую рубаху, работать для общего дела, как работали все гномы-мужчины, а не перебирать остатки драгоценных камней, изготавливая из них никому сейчас не нужные безделушки. Она хотела взять в сильные мозолистые руки молот и выковать добрый меч, что можно было потом выгодно продать людям, хотела вместе с мальчишками бегать по грязи и заслуженно получить в глаз за задиристые слова, стать частью большой дружной компании чумазых ребят, а не сидеть в числе почетных старых гномов во время их скучных собраний.

Герта не хотела лучшего, она хотела равного, и это сильно усложняло ее жизнь. Мать ее, статная женщина по имени Ода, не сумевшая родить больше одного ребенка, была разочарована дочерью и сурово поджимала губы всякий раз, как та возвращалась с очередным синяком на лице. Ода хмурила свои густые брови и неустанно напоминала Герте о должном. Но тут на ее защиту всегда вставал отец. Глоин любил Герту нежной, непривычной для гномов любовью, и видел не глазами, но самим сердцем, как томится она в тех рамках, что отвел для нее их народ. Сперва он убеждал жену, что изгнание — не лучшее время для создания семьи и что Герте стоит подождать, пока они не отвоюют свой дом, затем, после похода к Одинокой горе, отговаривался то трауром по погибшему Торину и юным царевичам, то необходимостью усердной работы по восстановлению подгорного царства...

Так и удалось Герте проходить в девках до вполне почтенного гномьего возраста, пока на исходе сто тридцать девятой ее зимы внезапно не заболела Ода. Мать угасала быстро, и Герта, стараясь скрасить ее последние дни, решилась наконец выбрать себе мужа. В конце концов, от судьбы не уйдешь — она родилась и проживет эту жизнь женщиной, и ничего более интересного, чем замужество, ей не положено.

Бумар был старше всего на пару лет. Он не был мил ее сердцу, но взаимная любовь редко становилась у гномов поводом для брака. Бумар был достойным, только это имело значение.

* * *

Сидя на совете в Ривенделле и слушая утомительную речь чудно́го эльфийского владыки, Герта тихо радовалась, что им с папашей уж точно не придется участвовать ни в каких сомнительных авантюрах. Она — женщина, он — старик, их в это не втянуть. И в конце концов, начали все это эльфы — им и разгребать.

Листья падали на белокаменный пол, ветер пригонял их к ногам, а Герте больше всего на свете хотелось широко и с удовольствием зевнуть. Этот Элронд был слишком уж замороченным, даже по эльфийским меркам. Говорил тихо, а сидел нарочито прямо, словно палку проглотил. Все растягивал звуки, как будто желал добавить веса каждому своему слову и подчеркнуть и без того очевидный ужас происходящего. Проклятье Исильдура, великое зло... Герте хотелось закатить глаза каждый раз, когда он делал многозначительные паузы, но пока что удавалось себя контролировать.

Элронд все говорил и говорил, потом слово перешло к Гэндальфу, и все это время присутствовавшие на совете бросали на нее изучающие взгляды. Про гномьих женщин ходило много слухов, один нелепее другого, и каждый из сидевших на залитой холодным осенним светом террасе, очевидно, спешил удовлетворить свое любопытство и разглядеть Герту повнимательнее.

Она переложила свою секиру из одной руки в другую и прямо посмотрела в глаза какому-то слишком уж наглому эльфу. Тот стушевался и прекратил таращиться.

— Увы! Увы! — вдруг раздалось где-то справа, и Герта перевела взгляд на сына лихолесского короля, который поднялся с места и стал рассказывать о побеге Голлума.

Чем дольше слушала его Герта, тем сильнее закипала кровь в жилах. Она переглянулась с отцом и увидела на его лице отражение своего гнева. Ну что за бестолковый народ?! Они выпустили темную тварь погулять! Глоин озвучил ее негодование, а она принялась рассматривать эльфа в зеленых одеждах. Нет, это поразительно. Да он на свете живет никак не меньше пары тысячелетий, а наивен словно неразумный ребенок! Не хотели они, чтобы черные думы одолевали эту дрянь, подумать только!

Трандуилов сын, будто прочитав ее мысли, гневно зыркнул в ответ. Под светлыми тонкими бровями полыхнуло синим, и Герта уже приготовилась высказаться, но Гэндальф затушил спор. Совет продолжился, и ужасная новость о предательстве белого колдуна отвлекла ее от мыслей о беспечности эльфов. Хорошо, что ей не придется терпеть их долго...

* * *

И все же терпеть эльфа удавалось с трудом. Герта пересекала бескрайние пустоши Эрегиона, настороженно оглядываясь по сторонам и замирая от каждого подозрительного шороха, а он бежал вперед безо всякой опаски и разве что не вприпрыжку. Теперь-то, вспоминая первые недели их похода, Герта понимала, что он слышал любого пробегавшего зверя задолго до того, как ее уха касался хоть малейший шелест, но в тот момент она жутко злилась и кляла про себя эльфийскую беззаботность.

Присоединилась к хранителям Герта, несмотря на тяжелые мысли, без колебания. Отряд должен был представлять все свободные народы Средиземья — таков был замысел Элронда, а на совет от гномов прибыли лишь они двое. Отец рвался вперед, но разве могли его старые ноги угнаться за остальными? Он и сам понимал это, и потому, когда Герта не раздумывая согласилась разделить тяжкую ношу, только обреченно вздохнул.

— Что же я скажу Бумару, Герта? — тихо сокрушался он, собираясь обратно в Эребор. — Ты должна была лишь сопровождать седого отца в долгой дороге, а вместо этого сама отправляешься в опасное странствие.

— Скажи, что я постараюсь вернуться, — нахмурив брови, ответила она. — Но честь своего народа я не посрамлю. Не хватало еще выставить себя посмешищем перед этими остроухими. Среди детей Дурина есть и доблестные дочери. Моя рука крепко держит секиру.

Отец только поджал губы, да повел из стороны в сторону головой, а она не могла избавиться от чувства, что вот сейчас все наконец-то происходит правильно.

Тяготы похода Герта переносила безо всякого неудобства: приходилось предпринимать путешествия и посложнее, а компания мужчин не смутила бы ни одну гномью женщину. Тем более что они, кроме, конечно, эльфа, были вполне сносными попутчиками.

— Все эльфы тронутые, — делилась она своими мыслями с Боромиром, когда они устроились на привал перед самым Карадрасом. — Все на привале заняты чем-то полезным, а этот...

Она кивнула на Леголаса, который чесал пони по шее и что-то говорил себе под нос. Потрепав животное за уши, он внезапно засмеялся и принялся петь. Боромир ухмыльнулся и вернулся к своей похлебке, продолжая под бухтение Герты прерванную трапезу.

— Совсем спятил... Беспечное создание, — все приговаривала Герта, проходясь пальцами по коротким завитушкам своих бакенбардов.

Нет, с эльфом общего языка им вовек не найти.

* * *

Все изменил Лориэн.

Раздавленная правдой о судьбе Балина, оглушенная гибелью Гэндальфа, Герта впервые четко осознала безнадежность и самоубийственность их затеи. Маловероятно, что кто-то из них возвратится домой. Самой Герте, что скрывать, и возвращаться-то особенно не хотелось, но остальные? Теперь она смотрела на хранителей другими глазами. Строгая суровость Арагорна обращалась древним величием, тени на лице Боромира казались зловещими предвестниками беды, а хоббиты, в жизни не державшие в руках ничего серьезнее садовых вил, потрясли своей горячечной решимостью.

И на эльфа она тоже стала смотреть по-другому. Когда на границе Лориэна он остановился у реки и запел про Нимродель, она, к своему стыду, не сдержала слез — такая беспросветная тоска сквозила в его голосе. Когда он успел сбросить свою мальчишескую веселость? Размышляя об этом под сенью так испугавшего ее поначалу леса, Герта приходила к выводу, что серая тень этой печали лежала на эльфе всегда. Он продолжал легко и задорно смеяться, а глаза оставались холодными, точно ключевая вода в фонтане Владычицы. Кажется, он всегда понимал, насколько безнадежно их путешествие.

* * *

— Я снес бы вашу голову, не будь она слишком уж низко от земли.

Эомер говорил резко, пренебрежительно, с какой-то надменной издевкой, и кровь в жилах Герты мгновенно вскипела. Но прежде чем она успела что-то ответить, Леголас выхватил стрелу. Эльф пылал праведным гневом и буравил взглядом предводителя рохиррим, Арагорн пытался всех остудить, а Герта не могла сдержать торжествующей улыбки. Она не одна. Она часть братства. Она — друг.

И снова резкая перепалка с Эомером — Герта не желала пропускать мимо ушей его несправедливые слова о Светлой Госпоже. Но запал быстро прошел. Судьба Мерри и Пиппина скрывалась в едком черном дыму, надо было торопиться. К ужасу Герты, им дали лошадей, своевольных, непредсказуемых животных, от которых хотелось держаться подальше. Она предпочла бы бежать за ними пешком, но мыслимо ли было сознаться в своем страхе?

Демонстративно отказавшись от помощи и с трудом забравшись в седло, она едва сдержалась, чтобы не вцепиться в спину Леголаса. Но тревога быстро отступила, Герта и сама удивилась, как скоро она привыкла к размеренному стуку копыт. Взяло ли верх волнение за хоббитов, или это эльф что-то нашептал в большое лошадиное ухо, но Герте было неожиданно спокойно в седле.

Возвратился Гэндальф, отзвенела битва за Хельмову Падь, полегли на поле брани многие воины, а Герта не могла избавиться от пьянящего и так неподходящего их положению чувства восторга. Мир за пределами Эребора оказался безумно большим, как жаль, что она узнала его в такое темное время. Ей хотелось увидеть каждый его уголок, посмотреть на горы и моря, на величественные людские города и бескрайние зеленеющие поля. Даже пугающий древний лес вызывал в ней теперь сдержанное любопытство, потому как Леголас рассказывал о нем с неописуемым восторгом.

Они оказались неожиданно похожими, Герта и Леголас. Скажи ей кто об этом в Ривенделле, она бы подняла его на смех, а то и вовсе бы разозлилась и выдала бы пару крепких словечек. Но сейчас, когда Леголас перестал быть безымянным эльфом и назывался другом, Герта видела их сходства все отчетливее. Он тоже томился у себя дома, в темном мрачном лесу, погрязшем в паутине и бесконечной борьбе с врагом. Он тоже вырвался наружу, в большой мир, и тоже никак не мог им насытиться.

Все время, пока они ехали в одном седле, он рассказывал ей восторженные истории о прошлом, делился скорбью камней, подслушивал голоса деревьев и подбивал ее на новые авантюры. Он задирал ее, обещая обойти по количеству убитых орков, а она с удовольствием пускалась в спор.

— Давай договоримся, Герта, — озорно говорил он, — если мы оба благополучно пройдем все ожидающие нас опасности, то отправимся вместе в новое путешествие. Ты пообещаешь посетить со мной Фангорн, а я спущусь с тобой в пещеры Хельмовой Пади.

— Не спеши, остроухий, может, еще и не вернемся, — отвечала Герта, радуясь, что Леголас не видит ее лица. Она, верно, вся побагровела от неловкости.

— Но если все же вернемся, — не унимался он. — Надежда всегда есть.

Герта молчала, рассчитывая, что он посчитает это ответом.

— Герта? Ты там что, уснула? — он обернулся через плечо и вопросительно посмотрел на нее.

— Я не свободна давать таких обещаний, Леголас, — наконец решилась она. — Если мы выживем, мне до́лжно будет возвратиться домой, к своему народу. Я дала обещание стать женой.

Леголас ничего не сказал и только легко кивнул. Он отвернулся обратно и надолго замолчал.

* * *

— Это самоубийственная затея, с самого начала было понятно, — размеренно проговорила Герта, осматривая копошащееся вражеское войско.

До Черных Врат дошли далеко не все вышедшие из Минас-Тирита, но Герта свой народ не посрамила. Покинуть друзей под самый конец, слыханное ли это дело? Нет, со своего пути она не сойдет, и если судьба уготовила ей пасть на поле брани, так тому и быть.

— Не боишься?

Леголас стоял рядом и кривил свое красивое лицо в улыбке, подзадоривая Герту.

— Умереть-то? Еще чего!

— Умереть рядом с эльфом, — он нагло подмигнул, и она рассмеялась.

— Ну так-то зависит от эльфа, — весело продолжала она. — Этот меня вполне устраивает.

На лице Леголаса проступил азарт, он похлопал ее по плечу и вытащил из-за спины первую стрелу.

На победу не было ни единого шанса, но на душе у Герты было легко. Она умрет сегодня, без всякого сомнения. Но это ли не счастье, погибнуть рядом с добрым другом?

* * *

Северный Итилиэн был красив. Даже Герта, сторонившаяся всяких деревьев, не могла не отметить, как легко и свободно дышалось в весеннем лесу. Нежная апрельская зелень была так прекрасна, что хотелось остановить ее рост и навсегда оставить тонкие осины и липы в невесомом светлом одеянии.

Мир теперь был чист и свободен, настала пора для громкой торжественной радости, но на сердце Герты не было покоя.

— Мы будем ждать тебя в Шире, Герта, — бойко говорил ей Пиппин, раскуривая длинную трубку. — Как же хочется поскорее увидеть дом!

— Да, — спокойно поддакивала она, не смея посмотреть на сидевшего рядом Леголаса.

— Ты отправишься сразу в Эребор? Ну, после коронации, — спросил Мерри, и Герта кивнула, не желая рассказывать подробности. — Я думал, вы с Леголасом еще попутешествуете, куда торопиться?

— У Герты дома дела, — зло проговорил Леголас и поднялся с места. — Простите, не переношу дыма трубочного зелья.

Он ушел даже не обернувшись, и Герта разозлилась. Мерри и Пиппин продолжили рассказывать о Шире, но она их почти не слушала, а на вопросы отвечала невпопад, пока, наконец, не докурила свою трубку и не поднялась на ноги.

Леголаса она нашла сидящим на обломке огромной статуи. Чья-то гигантская рука торчала из земли, и Герте пришлось немало попотеть, чтобы добраться до верха.

— И с чего ты взъелся? — начала она, намереваясь высказать упрямому эльфу все, что о нем думает. — Вернешься в свой лес, найдешь себе кого-нибудь и тоже женишься. А потом свалишь в Бессмертные земли. Меня к тому моменту и на свете-то не будет!

— Эльфы женятся только по любви, мы же не гномы, — вызывающе проговорил он и посмотрел своими колючими синими глазами прямо ей в лицо.

— Что? — возмутилась Герта. — Да как ты! Да чтоб ты знал, я люблю его!

— Неужели? — издевательски проговорил Леголас и скривился так, словно у него разболелись разом все зубы. — Отлично, у тебя есть еще немного времени, чтобы в это поверить.

— Всегда знала, что не стоит связываться с эльфами! — прикрикнула Герта. — Ты такой же болван, как и все они!

Нет, Герта не могла стерпеть такого тона, сколько бы врагов они не прикончили плечом к плечу. Она с трудом спустилась с обломка статуи и до конца их пребывания в Итилиэне более не заговаривала с ним.

В дороге их размолвка не так бросалась в глаза: она соврала, что очень хочет послушать про Шир и виды трубочного зелья и потому поедет в обозе вместе с хоббитами. Но в Минас-Тирите, когда они сели по разные концы стола на торжестве в честь Арагорна и Арвен, на это обратили внимание решительно все. Пиппин попытался шепотом выяснить у нее, что же все-таки произошло, но проницательный Мерри его одернул, и Герте не пришлось выдумывать правдоподобную ложь.

Арвен была блистательна, ни на одном языке Герта не смогла бы подобрать слов, описывающих столь исключительную красоту. Она была рада их счастью, пусть то и омрачалось горечью разлуки. Герта знала, что Арвен печалится о потерянном бессмертии, но понять ее до конца не могла. Все же у них, смертных, есть неоспоримое преимущество перед эльфами: они помнят, что время их конечно, и не тратят его понапрасну.

Когда эта мысль родилась в голове, Герта вдруг почувствовала себя глупо и виновато. В самом деле, надо бы помириться с Леголасом, у нее-то нет вечности на дурацкие обиды. Пора это прекратить, за всю жизнь не было у нее никого ближе этого упрямого эльфа.

Леголас обнаружился во Дворе Фонтана. Он сидел на скамье и неотрывно глядел куда-то на восток.

Нужно было с чего-то начать разговор, но слова не находились.

— Удивительная свадьба. Редкий союз бессмертной и человека, — проговорила наконец Герта, сев рядом.

— Да, — односложно ответил он.

Наступила тишина. Из тронного зала слышались голоса, мимо проходили люди и эльфы. Герта чувствовала неловкость. Нужно было еще что-то сказать, что-то веселое, что-то правильное.

— Никогда не мог их понять, — вдруг резко проговорил Леголас, и, прежде чем она успела посмотреть на него и что-то ответить, встал со скамьи и пошел прочь.

На рассвете, как потом узнала Герта, он уехал из города неведомо куда. Больше они не виделись.

* * *

Осень в этом году выдалась холодная. Студеный ветер пригонял тучи с востока, на вершине Одинокой горы все время сидело темное плотное облако. Весь октябрь шли дожди, а в ноябре выпал первый снег. Лед на Долгом озере быстро встал, и людские дети катались по нему на тонких острых лезвиях. Герта куталась в подбитый мехом плащ и с сожалением думала, что зря послушала Бумара и не надела вместо него свой походный. Лориэнские плащи грели лучше любого меха, особая эльфийская магия... Но разве он поймет?

Узкие улицы Дейла были полны людей и гномов, повсюду раздавалась причудливая смесь всеобщего и кхуздула. Подгорный народ помогал людям восстанавливать их быт безо всякой корысти — война сблизила. Но к концу осени работы почти завершились, люди встретят зиму в отстроенных жилищах.

Герта обогнула двух мужчин, толкавших нагруженную камнем тачку, прошла несколько кварталов и свернула в переулок. Темная лестница вела наверх, она резво преодолела ее и без стука открыла высокую дверь.

Старый мастер был на месте. Он удивился Герте — гномы редко льстили ему своими визитами, предпочитая собственных мастеров. Но Герта не готова была признавать неизбежное перед кем-то из своего народа.

— Ваши очки будут готовы через шесть дней, — почтительно проговорил мастер, когда закончил все измерения. — Заберете сами, или, может быть, я лучше пошлю с посыльным? Мой племянник поступил в подмастерья к одному из почтенных гномов.

— Нет, ни в коем случае, — поспешно возразила Герта, хотя ровно через неделю была ее свадьба. — Не нужно напрягать мальчишку и отвлекать от обучения. Я заберу заказ сама.

Она оставила на столе тяжелый мешочек и поспешила уйти, размышляя про себя, что глаза стали подводить ее слишком рано. Ей всего сто сорок, покойный Глоин надел стекла только в свои двести. Хотя Ода всегда читала в очках... Хоть в чем-то она пошла в мать.

Выбравшись из переулка на широкую улицу, Герта затерялась в толпе и поспешила обратно. Руки замерзли, она засунула их под плащ и принялась отогревать. Нет, в походе она никогда так не мерзла. Пришлось остановиться, чтобы намотать еще один оборот шарфа вокруг горла, и в этот момент какой-то неосторожный человек чуть не сбил ее с ног. Она обернулась, чтобы прикрикнуть на него, но звук застрял в горле. От нее стремительно удалялась светлая макушка с длинными волосами. Такие в Дейле не носят. Простояв несколько долгих мгновений и вглядываясь в толпу, она опомнилась и продолжила свой путь. Все-таки очки были очень нужны.

Жизнь под горой продолжала течь своим чередом, Герта лениво готовилась к свадьбе, но зудящая мысль на грани сознания не давала ей покоя. Вспоминая человека на улице Дейла, она теперь видела на его плечах плащ из удивительной меняющей цвет ткани. В день, когда надо было забирать заказ, она приехала в город рано и, неизвестно на что надеясь, долго гуляла по улицам, прежде чем подняться к мастеру.

Очки были сделаны отлично и даже шли ей. Герта оставила еще несколько монет, в знак особенной благодарности, и стала устало спускаться по темной лестнице.

— Ну как очки?

Голос прозвучал за спиной, когда она уже опустила ногу на последнюю ступеньку, но ей не нужно было оборачиваться, чтобы узнать его владельца.

— Ты?! — проговорила она. — Так это все же был ты! А я уже решила, что совсем спятила!

Теперь она повернулась и придирчиво осмотрела его с ног до головы. Леголас, конечно же, совсем не изменился. Кажется, даже походную одежду не сменил. Герта недовольно сложила на груди руки, свела на переносице свои густые брови и поджала губы, но на эльфа это не действовало. Он только шире улыбнулся.

— Ты что же, следил за мной? — выдала она наконец.

— Я? Нет, конечно, нет.

— Тогда как ты узнал, что я здесь?

Он неопределенно пожал плечами, и Герта закатила глаза. Невыносим, он был абсолютно невыносим.

— Пойдем отсюда, пока нас не заметили.

— Не заметили?! С чего это мне скрываться, будто я делаю что-то непристойное?!

Но Леголас не слушал ее возражений и потянул за руку глубже в переулок. Какими-то помойными темными тропами он вывел ее на заросший мелким кустарником берег. Вокруг было безлюдно, и только стоявшая без привязи не запряженная лошадь нарушала морозную тишину громкими вздохами.

— Зачем ты приехал? — начала разговор Герта, подойдя к самому льду.

— За тобой, — ответил Леголас за спиной, и она задохнулась от возмущения.

Оглянувшись, она не заметила и тени веселости в его глазах. Он смотрел прямо и очень серьезно.

— Ты нашел как нельзя лучшее время, — язвила она. — Завтра я выхожу замуж.

— Или уезжаешь в новое путешествие, — он пожал плечами так, будто не видел в этом ничего странного. — Время еще есть, Герта. Не обманывайся, этот гном совсем тебе не ровня. Да он в жизни не выбирался за пределы Эребора и, поверь мне, не выберется никогда.

— Совсем спятил?! — в конец разозлилась Герта и принялась ходить по берегу из стороны в сторону.

— Выйдешь за него и будешь сидеть под своей горой, пока наконец не умрешь от скуки и праздности! Это не твоя судьба.

— И что же я ему скажу?!

— Правду! — горячо продолжил Леголас. — Что найдешь на остаток своей жизни занятие поинтереснее, чем слушать его бубнеж и рожать ему детей. Что мир не кончается Дейлом и Долгим озером. Что ты не любишь его, в конце концов!

— Ты забываешься, — холодно проговорила Герта. — Ты исчез из Минас-Тирита не попрощавшись и не объявлялся почти полгода. Не смей давать мне советов и решать мою судьбу!

Она упрямо сжала челюсти. Леголас ничего не ответил — нечего ему было возразить.

— Я рада была тебя видеть, — продолжила Герта сухо. — Если хочешь, приходи завтра на торжество. У нас всегда рады добрым друзьям.

Тугой узел завязался в груди, стоило только отзвучать последним словам, но она не стала ждать ответа и пошла в сторону города.

— Я буду ждать тебя завтра здесь, до полудня, — сказал он ей в спину, но Герта только усмехнулась.

Дома ее ждала синяя парча и серьги с сапфирами, большой украшенный замысловатой резьбой зал и достойный Бумар, потерявший в битве за Дейл обоих братьев и кончик своего правого уха.

Все было давно распланировано, все замерло в ожидании. Гномы пошили себе красивые наряды и вытащили из сундуков лучшие камни. Из Дейла доставили пузатые бочки с элем. Замариновали поросят. Договорились с музыкантами. Успело прийти поздравительное письмо с печатью короля Элессара.

Рассвет застал Герту за письменным столом. Новые очки были как нельзя кстати, и письмо написалось легко, без единой помарки.

В утренний час коридоры подгорного царства были пустынны, а ступать Герта умела совсем бесшумно. Никто не заметил, как она выскользнула из ворот и подставила лицо лучам низкого утреннего солнца, впервые за долгие недели проступившего сквозь тучи.

Ехать без седла было непривычно, но совсем не страшно.