↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Его замечают около полудня, когда солнце стоит высоко, а жаркое марево заставляет воздух мутиться, словно густой кисель. Грозный силуэт настоящего драккара(1) скользит по спокойному могучему Волхову со стороны Велеши (2). Кажется, что глаза дракона на носу кровожадно поблескивают в ожидании богатой добычи. Издалека незаметно, но легко представить, как перекатываются натренированные мускулы на руках воинов-гребцов, как слаженно опускаются в прохладу реки весла, как играют на солнце яркие краски вывешенных по бортам щитов. Варяги(3), как и их устрашающий дракон, готовы к битве.
Первым темную тень приближающейся беды видит Малята, остроглазый тощий паренек с темной челкой, закрывающей лоб. Он стоит на башне из земли и плитняка, построенной на холме крутого правого берега тихой и гладкой Ладожки при ее впадении в могучий Волхов. Тяжелый от жара ветер несет со стороны города запахи скотины и очагов. Внизу, у подножия башни, живут люди: варят каши, стирают белье в Ладожке, лепят миски, ткут полотно. В чьем-то дворе кричит петух, где-то лает собака, какая-то сварливая баба распекает дочь. Все спокойно. Спокойно, потому что на башне стоит часовой и следит за большой рекой. Маслянистые в жарком летнем мареве волны Волхова катятся к Ладожскому озеру. И туда же смотрит Малята, то и дело откидывая ладонью темную челку со лба.
— Тревога! Варяги! — кричит он, так громко, как только может молодое горло.
И тут же из дверей начинают выскакивать люди. Бегут к стенам из домов внутри укреплений, бегут со стороны полей, бегут от изб у Ладожки и Заклюки. Все к берегу Волхова — встречать незваных гостей. В некоторых глазах еще светится надежда, что на носу корабля нет грозного дракона. Это означало бы, что варяги плывут с добрыми намерениями, ведь немало их торгует в этих местах с чудью(4), весью(5)и другими финнами. Но сегодня торговцев не ждали, и от последних прибывших распространялись дурные вести, что в стране свеев(6) неспокойно. А когда варяги спорят на своей земле, то и в чужие дома они тоже приходят не с миром.
Малята не видит, как к нему на башню забирается Трюггви, ладожский князь, он до рези в глазах всматривается в драккар. А тот неотвратимо приближается, уже проходит Наволок(7). И дракон отчетливо виден на его носу…
* * *
В лесу под сенью деревьев не печет. Листочки шелестят, словно переговариваясь. Птички уже начинают распеваться в честь вечерней зари. Мир дышит умиротворением и покоем.
Вадим(8) идет неприметной тропкой. Лес словно расступается перед ним. Словенин(9) не тревожит низко нависших ветвей, хотя высок и широк в плечах. Крепкие руки и твердая грудь выдают человека, хорошо знакомого с тяжелой работой. Длинное добродушное лицо Вадима, словно неумелый гончар лепил из глины. Все черты на нем крупные, хорошо подчеркнутые. Только светло-карие глаза выделяются веселыми живыми искорками. Весь путник похож на большого, сильного, но доброго медведя, который не тронет, пока не тронут его, а если полезть в его малинник, то наподдаст лапой так, что отскочишь, но не покалечишься. И шапка каштановых кудрей только увеличивает сходство Вадима с лесным хозяином.
Грудь вздымается от глубоких, размеренных вдохов. Жаль, что в этот раз на охоту он выбрался в одиночестве. Даже родной брат Чернек остался дома латать прохудившуюся крышу. Большой компанией приятно переглядываться и перемигиваться, а вечерами у костра петь песни и рассказывать бесконечные истории. Одному в лесу одиноко. Словно и нет у тебя друзей-товарищей, а ты единственный противостоишь могучим силам окружающего мира.
Сейчас Вадиму не мерещится шепот старика Лешего. Охота была удачной, духи благоволили словенину. От предвкушения ужина, который сможет приготовить из подстреленных зайцев и перепелов мать, рот наполняется слюной. Даже старый тул(10), трущийся об усталую спину, не раздражает, а напоминает о том, что лишь одна стрела оказалась безвозвратно утерянной за эту охоту.
Чтобы развеять скуку, Вадим начинает насвистывать песню, которую совсем недавно слышал от варяжского скальда(11) . Скальд Ари прибыл две луны назад вместе с торговцами и остался при князе Трюггви. Он искал вдохновение для новых песен и вис(12), а пока развлекал всех желающих теми, что уже знал. Вадиму веселый и беззаботный Ари сразу приглянулся. Потому и напевы варяжские перенимаются легко. Только мать этого не одобряет, ворчит, что своих, словенских, песен достаточно, нехорошо петь чужие, прославлять иноземных богов.
Стоит Вадиму подняться на холм среди деревьев, как его благостное настроение как ветром сдувает. Сердце заходится в бешеном беге, а на лбу выступает холодный пот. Отсюда, с возвышенности, видно холмы над Волховом, где стоит родная Ладога(13). И над бревенчатыми стенами детинца(14) и аккуратными срубами посада(15), спускающегося к Ладожке, поднимается черный дым. Такой большой пожар — огромная беда.
Еще далеко. Людей не видно. Но сердце Вадима болезненно сжимается. Уцелел ли их дом?
Уже нет желания свистеть легкомысленную песенку Ари и наслаждаться лесом, ноги спешат в Ладогу. Вадим переходит на бег, хотя с тяжелой ношей добычи далеко не убежишь. Черевики из бычьей кожи отстукивают ритм по неприметной лесной тропке, льняная рубаха, старательно вышитая матерью, хлопает по спине. И голоса пичуг вокруг теперь кажутся не радостными и мирными, а тревожными и предвещающими беду.
Не варяги ли напали? Не погиб ли кто? Скорее, скорее добраться домой и все узнать, успокоиться. Перед глазами проносятся страшные картины пепелища. Конечно, в деревянных словенских селениях пожар — частый гость. Уже научились слаженно тушить всем миром, а потом также всеми соседями возводить новые избы погорельцам. И все же давно дым не поднимался со всех концов Ладоги. Такой большой пожар просто не мог возникнуть случайно.
Солнца уже не видно, когда Вадим оказывается на опушке. Он устал и взмок от бега. Влажные пряди волос выбиваются из-под обруча, охватывающего лоб, и мешают видеть. Дым от пожарища занимает все небо, ест глаза, забивает нос.
— Ты куды? Стой! Не ходи туда.
Вадим останавливается и поворачивается на голос. Под здоровенным дуплистым дубом просит духов о помощи Даньша. Вокруг нее четверо детей. Ее муж-кузнец Кулотка идет к Вадиму. Он его и окликнул. Кулотка невысокий, коренастый, с длинными волосатыми руками. Смотрит из-под бровей, словно все время хмурится. Но сложно найти большего добряка во всей округе.
— Аже случилось? — Вадим напряжен, готов в любую минуту снова сорваться бежать домой.
— Варяги, — одним словом отвечает Кулотка. По его еще более мрачному, чем обычно, выражению лица все сразу становится ясно. На Ладогу напали, город горит.
— Почему Трюггви с его людьми не заступили? Где они были?
В душе Вадима поднимается гнев на варягов, которые получают пищу и подношения от ладожан за защиту, а сами не могут спасти их от нападения, и злость на себя, что не был дома в час тяжелого испытания.
— Была сеча. Люди Трюггви бились за нас, но не справились. Они заступали каждый двор! Наши многие разбежались и теперь ждут, пока варяги пограбят и уйдут, — Кулотка поводит плечами. Голос его тих и печален. Он не винит «своих» варягов за поражение, ведь и сам сражался рядом с ними, как положено мужчине.
— Моих не видал? — ответ услышать страшно.
Кулотка только качает головой. Ему надо было свою семью спасти, а не за чужими следить. У него же дети. А Вадимова старуха не первый год живет на свете, найдет способ укрыться. И Чернек, конечно, должен был присмотреть за ней и за домом, раз не пошел на охоту с братом.
Злость не утихает. Хочется голыми руками рвать чужаков, которые посмели напасть на Ладогу и теперь жгут ее. Вадим поворачивает к городу.
— Ты куды? Не ходи! — снова повторяет Кулотка. Слушать не хочется. Хочется утолить первобытную жажду мести, клокочущую в груди. Вадим сбрасывает охотничьи трофеи на землю рядом с кузнецом.
— Постереги для меня. Если не вернусь — твое.
И он, уже налегке, бежит к Ладоге. На что он надеется? Переиграть уже проигранную битву? Вадим и сам не ответил бы на этот вопрос, но сидеть в лесу с Кулоткой и его семьей не может.
Воды Заклюки холодны как всегда, но даже они не остужают пыла Вадима, который переходит ее вброд. Дома у детинца горят. Он огибает холм берегом Заклюки, скрывается в тени домов, поднимающихся к стенам. Сюда огонь еще не добрался. Где-то рядом должны быть варяги. Вадим уже подошел к самым избам и теперь прикидывает, как лучше выйти к берегу Волхова. Он и сам для себя не может решить, хочет наткнуться на грабителей или нет. И где искать мать?
Чья-то сухая, но крепкая рука хватает его за предплечье. Вадим резко оборачивается. Гостомысл(16), уважаемый в Ладоге старик, делает ему знак молчать и тянет к ближайшему дому. Здесь живет Жирошка, но его не видно. Тоже удрал из Ладоги с семьей. Гостомысл останавливается за кустом бузины. Теперь их с Вадимом почти невозможно увидеть с улицы.
Старик сух и жилист, глаза навыкате, длинные седые патлы не заплетены, борода занимает пол-лица. Щеки ввалились. Гостомысл всю жизнь не может сидеть на месте, поэтому ни жиринки в нем не задерживается. Вот и сейчас, вместо того, чтобы прятаться с другими ладожанами, он сидит на самой окраине города, поближе к центру событий и наблюдает. Даже пир грабителей-варягов не может обойтись без длинного крючковатого носа Гостомысла.
— Зачем ты пришел? Не видаешь пожар? — старик говорит горячим, быстрым шепотом. Длинные седые волосы колышет ветер, глаза сверкают. Сейчас он похож на гостя из мира духов, и неровный сучковатый посох лишь добавляет сходства с волхвами.
— Я возвращался с ловли, встретил Кулотку, он рек о нападении варягов. Где был Трюггви?
— Ты дурак, что вышел из леса! Все уже кончилось, нет смысла идти умирать. Ты все равно ничего не изменишь. А деревьев вокруг много, отстроимся заново.
— Где Трюггви? — Вадиму кажется, что Гостомысл говорит вздор. Жизненный опыт старика, видевшего за свою жизнь множество пожаров, не укладывается в молодую горячую голову.
— Я видел его лежащим на земле. Может, умер, может, тяжело ранен, — голос Гостомысла звучит тише, глаза опускаются к земле, борода мелко подрагивает.
— А его люди? Почему они не сражались?
— Они сражались, Вадим. Но этот враг был им не по зубам. Наши варяги разжирели на покое. А эти ходят в викинг(17), спят с мечами в руках. Я подслушал речь троих из них. Они с неделю назад взяли Бирку(18). Это те самые головорезы Анунда(19), про которых говорили на торжище в червен(20).
— Зачем они нам нужны, если они разжирели?
— Пока они бились, женщины успели увести детей и стариков в лес и спастись. Не их вина, что они не умели большего.
— Нет, это их вина! Они же воины!
— Вадим, ты детеск и горяч. Поверь, не всегда можно одержать верх. И не за всякую сечу стоит сложить голову.
Вадим все еще гневно и недоверчиво сверкает глазами на Гостомысла, но бежать драться в одиночку с враждебными варягами уже не рвется. Надо найти мать. Она должна была где-то укрыться.
1) Драккар — корабль викингов, названный так из-за головы дракона, размещаемой на носу.
2) Велеша — историческое капище бога Велеса на берегу Волхова недалеко от Старой Ладоги.
3) Варяг — славянское название викинга.
4) Чудь — славянское собирательное название в основном
прибалтийских народов финно-угорской общности.
5) Весь — прибалтийское финно-угорское племя, предки
современных вепсов.
6) Свеи — древнегерманское племя, жившее на территории
современной Швеции.
7) Наволок — намытый мыс, в частности на Волхове.
8) Вадим Храбрый упоминается в несохранившейся поздней
Иоакимовской летописи, обнаруженной В.Н. Татищевым. Его историчность
большинством историков ставится под сомнение.
9) Словенин — представитель общности ильменских словен.
10) Тул — колчан для стрел.
11) Скальд — скандинавский поэт-певец.
12) Виса — в скандинавской поэзии стихотворное обращение к богам.
13) Ладога — древнерусский город у впадения реки Ладожки в
Волхов. Датой основания города считается 753 год (древнейшая дендродата). С
1703 года данный населенный пункт считается сельским поселением и называется
Старая Ладога.
14) Детинец — кремль — внутренняя городская крепость.
15) Посад — неукрепленная часть древнерусского города.
16) Начиная с XV века, Гостомысл открывает список
новгородских посадников. Его историчность большинством историков ставится под
сомнение.
17) Викинг — военный часто грабительский поход норманнов и
участник этого похода.
18) Бирка — крупный торговый населенный пункт Скандинавии,
располагался на острове Бьёркё посреди озера Меларен на территории современной
Швеции.
19) Анунд (ум. 844 г.) — исторический конунг скандинавов.
Есть сведения, что в 852 г. Анунд вместе с данами (предками датчан) берет Бирку
и чтобы избежать ее разграбления отправляет своих людей на некий славянский
город. В Ладоге в начале 50-х гг. IX в. известен большой пожар.
20) Червен (др.-русск.) — июль.
— Во славу великого Тора(1)!!! — в который раз ревет здоровенный, похожий на быка Рауд и опрокидывает кубок с брагой в бездонную утробу. Он крякает и радостно хлопает себя по животу, как по барабану. Ему вторят одобрительным хохотом товарищи-викинги. Они все здесь братья, люди с одного корабля, одного драккара, закаленные кровью, потом и морской солью, спаянные веслами. Их ведет вперед жажда добычи и приключений. Каждый из них на трезвую голову может рассказать, что ушел в викинг, потому что имел старших братьев, или отец изгнал с родных земель, или тинг(2) предписал убираться в качестве наказания, а теперь нужны сокровища, чтобы купить себе одаль(3) в других землях и стать полноправным бондом(4). Вот только они уже срослись с морем и железом, с веслами и парусами и лишь смерть или увечье заставит их бросить викинг и осесть на земле.
— Во славу Тора и Одина(5)! — вторят Рауду еще несколько голосов.
Хельги(6) тоже поднимает кубок и кричит. Это мускулистый мужчина среднего роста с мясистым выразительным носом и голубыми честными глазами деревенского парня. Длинные светлые усы опускаются ниже подбородка, бока головы выбриты, а длинные, похожие на солому, волосы на макушке заплетены в косу.
Он осип за сегодняшний день, как и всегда после хороших схватки и пира, которые случаются в один день. А сегодня все было отменным. Люди из Альдейгьюборга(7) сопротивлялись так, словно родились викингами, и это подогревало азарт. А теперь, по приказу Анунда, они зарезали несколько коров и свиней, которых нашли в сараях, и зажарили их на кострах. Жир тек по румяным бокам, капал в огонь и аппетитно шипел. В местных погребах нашли достаточно бочек с брагой, чтобы запить битву. Они собрали знатную добычу и подожгли часть города вокруг своего лагеря, чтобы местные жители не могли подкрасться незамеченными.
Хельги отбрасывает палку, служившую ему вертелом. Он до отвала набил живот. Голову слегка мутит от крепкой браги. А вокруг пахнет мясом, огнем, пеплом и разгоряченными пьяными викингами. Кому-то со стороны могло бы показаться, что так отдыхать прямо на месте битвы, когда по окрестным лесам прячутся хитрые словене и колдуны-бьярмы(8) — легкомыслие, если не просто глупость. Но викинги хорошие воины, они убили почти всех своих соплеменников, которые нанялись защищать Альдейгьюборг, а местные им не опасны. Даже мертвецки пьяные, они разделаются с мирными селянами.
Хельги находит глазами маленького, щуплого, но быстрого, сильного и хитрого Анунда. Он их конунг(9), глава. Там, где мелькают его длинный черный чуб и лысая, татуированная макушка утихают все споры, и дело решается в два счета. Так, как сказал конунг. Всего неделю назад под его руководством они также брали Бирку. Только вот ее Анунд не дал разграбить. Возможно, он собирался сделать богатый вик(10) своей базой и сидеть там конунгом, потому и не пожалел ссориться с местными жителями. Но его люди хотели богатства, хотели наживы, чтобы все спустить на легкие удовольствия. Потому-то Анунд и увел их в Альдейгьюборг, его не жалко грабить.
Рядом с конунгом его верный подпевала Льётольв. Кто-то поговаривает, что Льётольв сын Анунда от наложницы, который мечтает заслужить благоволение отца и войти в род. Может, оно и так, только внешнего сходства маленького и бойкого Анунда с рослым и неповоротливым рубакой Льётольвом особо не заметно.
Хельги поднимается с земли и идет в темноту ночи — туда, где еще стоят не спаленные дома Альдейгьюборга. Там должно меньше пахнуть гарью и быть потише. Об опасности Хельги не думает, воину не пристало бояться. На шее бьются о ключицу подвески — молоточки Тора — бог войны защитит его, он сегодня на их стороне.
Если отойти от костров викингов, то можно увидеть звезды. Их тут, конечно, меньше, чем дома, или хотя бы на северных морях. Там звезды может перекрыть только полярное сияние, если заплыть совсем далеко на север, где по полгода не видно солнца.
Дома вокруг добротные, основательные. Щели забиты мхом. Где их хозяева? Хельги не уважает их, потому что они попрятались. Если к тебе пришли враги, то ты должен победить или умереть, так думает настоящий викинг.
Хельги выходит на небольшую площадку среди домов. У дальнего края высится столб-идол. Он никогда не был в землях словен, но слышал от товарищей, которые торговали или нанимались в Альдейгьюборге, что те так изображают своих богов. Большой столб, а наверху вырезано лицо. Сейчас непонятно, чье лицо у этого бога, слишком темно. Но при свете звезд Хельги замечает, что не один. У самого подножия идола сидит костлявый мужичонка, похожий на зайца. Кажется, что весь он состоит из углов: локтей, коленей, суставов пальцев, тонкого длинного носа и оттопыренных ушей. Возраст в ночи определить невозможно: может, парень, а может, почти старик.
Хельги не раздумывает ни секунды, он выхватывает меч и готовится нанести удар.
— Я не враг тебе, — говорит угловатый человечек. Он говорит не по-славянски, а на языке викингов. Его выговор похож на наречие жителей Бирки. Видно, его учили те дети Одина, которые нанялись в Альдейгьюборг на службу, а они в основном из Свеаланда. Хельги на мгновение замирает: а вдруг он в темноте не признал своего? Анунд же шкуру спустит!
Этого мгновенного колебания Хельги оказывается достаточно, чтоб мужичонка вскочил и выставил вперед белые руки. Он безоружен.
— Я не враг тебе. Я только служу своему богу, — слова выкатываются у него изо рта, словно гладкие камешки.
Теперь слышно, что он не с севера, у него чудной выговор. Но Хельги уже интересно. Он держит меч перед собой, но не нападает.
— Я волхв(11), Богша, служу Перуну.
— Твой Перун не защитил Альдейгьюборг. Зачем ему служить? Он бессилен! Тор даровал нам победу! — усмехается Хельги. Брага сделала его разговорчивым.
— Кто знает, каковы их цели? Иногда они откликаются на зов и помогают, а иногда нет. Им может просто не быть до нас дела. Может, Перун пировал сегодня или охотился, и потому не захотел защитить Альдейгьюборг. Не нам, смертным, просить отчета у бога.
— Зачем приносить жертвы богам, если боги не помогают? Перун не помог тебе! — продолжает Хельги. Спорить со служителями культа забавно, ведь они умеют выкрутиться из любого вопроса, который нарушает логику их веры.
— Ты говорил о Торе. Ты веришь ему, приносишь ему жертвы. Но Перун и Тор — как братья. Оба мечут громы и молнии, оба любят воевать, оба путешествуют по небу на огромных колесницах и бросают с неба огненные топоры.
Хельги мимоходом отмечает, что Богша знает не только скандинавский язык, но и хорошо осведомлен об их богах. Интересно, зачем ему это?
— И все-таки Тор сильнее.
— Это как посмотреть, викинг. Тор не подчиняет зверей и птиц своим служителям, а Перун может. Они приходят по зову Перуна и говорят о будущем с теми, кто умеет звать и слушать.
— Ты умеешь? — Хельги только теперь заинтересовывается по-настоящему. Ему рассказывали об особой силе словенских волхвов.
— Умею, когда Перун благоволит мне. Прилежный ученик может научиться этому.
Хельги представляет, как можно топить корабли, призывая кракена(12) из морских пучин, как воевать, созывая и подчиняя стаи птиц и правя оравами лесных зверей.
— Если это правда, то ты мог спасти Альдейгьюборг сегодня. Почему не спас?
— Богам сегодня было не до нас, боги любят сохранять равновесие. За могущество надо дорого платить. Ничего не дается просто так.
— И какова цена? — Хельги уже забыл о пирующих товарищах.
— Иногда крепкая молитва, иногда овца или коза, иногда человеческая жизнь, а иногда — много жизней, — Богша неопределенно поводит плечами. — Редко когда удается узнать заранее.
— Я хотел бы попробовать, — Хельги опускает меч. Интерес пересиливает чувство опасности.
— Приходи, и я научу тебя.
— Но зачем тебе это? — Хельги не понимает. У всего есть цена, даже боги просят свою плату, человек не может быть бескорыстен.
— Я чувствую, что ты сможешь. А талантливого, а не просто прилежного ученика, редко удается найти. Я ждал тебя здесь. И ты пришел на мой зов.
— Я не слышал никакого зова! — Хельги сопротивляется, хотя уже понимает, что очень уж уверенно шел по незнакомому городу именно сюда, к идолу Перуна.
Тут сзади раздаются не очень твердые шаги. Еще минута и на площади появляется верзила Льётольв. Он пьянее, чем казалось раньше, и в руке держит рог, наполовину полный браги.
— Что ты здесь делаешь? С кем разговариваешь? — спрашивает Льётольв. Хельги быстро бросает взгляд на идола Перуна, но угловатый Богша уже растворился в ночной тьме.
— Облегчиться отходил, — пожимает плечам Хельги.
— Далеко же ты забрел! — хохочет Льётольв. — Мне показалось, что я слышал голоса!
— Я ни с кем не разговаривал! — Хельги для пущей достоверности даже глаза вытаращивает. — Может, это ветер тебе почудился голосами?
— Может и так, я пьян! — и Льётольв протягивает товарищу рог. Хельги глотает приятно греющую горло брагу. Вдвоем они идут назад, к кострам и другим викингам.
Там уже начинают ложиться у затухающих огней. С рассветом надо отправляться в обратный путь. Добыча собрана, больше сидеть в негостеприимном Альдейгьюборге не нужно. Хельги устраивается рядом с Льётольвом. Он надеется улизнуть от товарища, как только тот уснет, но его самого смаривает сон под гулкие перекрикивания часовых.
На восходе солнца драккар Анунда отчаливает от берега. Хельги сидит на сундуке со своим скарбом и ворочает веслом в такт с остальными. Пепелище быстро скрывается из глаз, ведь они плывут по течению.
«Я вернусь, — думает Хельги. — Будет шанс, и я вернусь. В Альдейгьюборге еще много тайн. И если Богша обманул меня, то я убью его». Именно в этот момент поворот реки скрывает город со всеми его загадками и упущенными возможностями. Хельги чувствует, что вернется, история его отношений с Альдейгьюборгом только начинается.
1) Тор — скандинавский бог-громовержец, защитник богов и людей.
2) Тинг — народное собрание в Древней Скандинавии.
3) Одаль — наследственное земельное владение в Древней Скандинавии.
4) Бонд — владелец одаля, свободный человек.
5) Один — верховный скандинавский бог, мудрец, воин и колдун.
6) Хельги — первоначальная скандинавская форма имени Олег. В данном случае имеется в виду Олег Вещий, древнерусский князь с 879 по 912 годы.
7) Альдейгьюборг — древнескандинавское название Ладоги.
8) Бьярмы, биармы — древнескандинавское собирательное наименование народов угро-финнской общности. Соответственно, места их расселения — Бьярмаланд или Биармия.
9) Конунг — северогерманский титул, означающий верховного правителя.
10) Вик — торгово-портовое поселение древних скандинавов. Самые известные вики — Бирка, Хедебю и Каупанг.
11) Волхв — древнерусские языческие жрецы, считавшиеся колдунами.
12) Кракен — морское чудовище скандинавской мифологии.
Небо хмурится, временами бросает вниз несколько тяжелых холодных капель, но никак не может решить, разойтись ему дождем или нет. На открытой всем ветрам серо-зеленой равнине собралось несколько десятков человек, одетых в меха и кожу. Удалые северные воины с обветренными лицами, слипшимися в сосульки от соли волосами и цепкими взорами провожают в последний путь одного из своих вождей. Великий воин Харальд Клак(1) пал от руки вероломных франков (2). Мерзкие христиане решили, что он изменник. Они назвали убийство казнью. Их было намного больше, иначе Харальд никогда бы не позволил им себя одолеть.
Он и сам был христианином. По крайней мере, крещен в Майнце двадцать шесть лет назад. С тех пор конунг бывал и на мессах в церквях, и на жертвоприношениях скандинавским богам. И нательный крест носил вместе с молоточками Тора. Они и сейчас на нем, символы христианского бога и суровых северных богов Скандинавии. Харальд был не один такой, но только у него это выходило столь органично, искренне во всех молитвах: и на капище, и в соборе.
Сейчас Харальд восседает на ладье. У ног лежит красный щит, рядом деревянное копье с железным наконечником. В ладью не поскупились положить разного оружия и драгоценностей. Кроме меча. Меч слишком дорог, чтобы зарывать его в землю даже с конунгом. Верный железный спутник Харальда Клака красуется сейчас на боку его старшего сына Годфрида(3). Годфрид, прямой как доска воин с высокомерным выражением лица, и сейчас стоит недалеко от посмертной ладьи Харальда Клака и презрительно кривит губы. Он тоже был крещен в Майнце, вместе с отцом. Но в отличие от него всюду демонстрирует свою христианскую веру. Искренне ли это? Или расчет на поддержку франков? Кто его знает. Годфрид скользкий как угорь, никогда не угадаешь, о чем он думает.
Рядом с ним стоят его родной брат Родульф(4), еще совсем юный, чуть полноватый, мягкий, любящий вкусно поесть, и двоюродный брат Рорик(5), высокий и жилистый, с патлатой бородой и маленькими внимательными глазками-угольками. Есть в Рорике что-то такое, что заставляет опасаться его намного больше, чем высокомерного Годфрида и жизнелюбивого Родульфа. Огрубелые ли от меча руки или холодный коварный ум — каждый решает сам.
Дождь все-таки расходится. Ветер с Северного моря приносит запах сырости, соли и засыхающих на прибрежных скалах водорослей и тяжелые холодные капли. Никто у похоронной ладьи не обращает на него внимания. Дождь — мелочь, тем более, когда великий воин, конунг плывет в небесный чертог Одина, Валгаллу(6).
Рорик смотрит в мертвое лицо Харальда Клака и вспоминает. Еще более заострившиеся в смерти скулы, квадратный волевой подбородок будят образы давно прошедших дней детства. Рорик почти не помнит отца, он умер слишком рано, оставив сыну характерный длинный тонкий нос и меч. Мать — всего лишь женщина. Жена истинного викинга должна уметь постоять за себя, но эта конкретная жена не умела. Она прекрасно шила и обладала чудесным голосом, которым все восхищались. Но эти качества пристали какой-нибудь изнеженной дочери франков, а не настоящей северянке. Рорик никогда, даже в детстве, не скучал по ней, хотя рано покинул. Его даже не интересует, когда она умерла и умерла ли вообще.
Его семьей был Харальд Клак. Он воспитывал его, рассказывал о богах, учил владеть оружием и ставить парус на драккаре. Харальд заменил Рорику отца. И вот теперь он сидит в погребальной ладье, готовясь отплыть в Валгаллу, к Одину. Конунг погиб в бою, поэтому старший из богов радостно встретит его в своем чертоге.
Дождь усиливается. Тяжелые капли бьют по щекам, путаются в бороде Рорика. Ветер швыряет их словно гальку.
Слуги начинают закидывать погребальную камеру землей, скоро над ней будет выситься огромный курган. Пока он растет, Рорик вспоминает, как прибыл вместе с Харальдом и двоюродными братьями в Майнц. Они долго ехали на лошадях по землям родственных франкам германцев. Майнц стоит далеко от побережья. Бесполезный город с точки зрения викингов. Хотя и производит впечатление огромным христианским собором, заметным издалека, и постройками глубокой древности. Рорику тогда рассказали, что сотни лет назад в городе правили римляне и оставили театр, акведук и дороги. Это заставило его задуматься о величии канувшего в прошлое народа. И все равно Майнц для него всегда будет городом слащавых христианских священников.
Рорика тогда только огласили(7), и он до сих пор при общении с христианами умело изображает, что верит в их Бога и крестится на смертном одре, чтобы безгрешным войти в рай. Но Христос такой же лживый, как франки, и его рай не место для настоящего викинга, его ждет Валгалла.
После встречи в Майнце Харальда и Людовика(8), императора франков, Рорик и Хальвдан (ныне покойный сын Харальда Клака) остались в свите, в качестве почетных заложников, обеспечивающих лояльность дяди и отца. Племяннику конунга тогда исполнилось девять лет. И он вполне мог сойти за почти полноценного воина.
Рорик прожил при императоре Людовике восемь лет. За это время он успел возненавидеть франков, самого короля и в придачу своего брата Хальвдана, который пресмыкался перед ними и, кажется, даже верил во Христа, хоть и не был крещен.
После этого Рорик уже не зависел от Харальда, хотя встречался с ним и советовался. Дядя был его старшим товарищем и авторитетом, и при независимом и гордом характере молодого викинга это было немалым достижением для Клака, жизнь которого полнилась всевозможными перипетиями, как впрочем жизнь всякого искателя удачи.
Курган складывается величественный и молчаливый. По рядам викингов ходят рога с пивом. А дождь уже вымочил непокрытые головы и меха на воротниках. Собравшиеся крякают, делая жадные глотки, и зычными голосами обсуждают покойного. Все они ходили в викинг под началом Харальда Клака, им есть что вспомнить и помянуть.
Рорик идет вместе с двоюродными братьями. Он никогда не отличался многословием, а сейчас в голову лезут воспоминания о дяде, которыми ни с кем не хочется делиться. Годфрид и Родульф обсуждают погоду, перспективы плавания при таком ветре, новый способ постройки драккара, который, по слухам, начали практиковать в Норвегии.
На тризну(9) собираются в обширном зале у Рорика в Дорестаде(10). Сам Харальд долго владел Фрисландией(11), погиб здесь от руки франков, поэтому и похоронили его в этой земле. И ближе всего для тризны база Рорика. Он и пригласил всех к себе, как положено гостеприимному хозяину.
Под высоким каменным потолком гулкого зала прохладно, но в самом центре горит огромный очаг, над которым на вертелах жарится мясо. Жир шкворчит и стекает в огонь. По залу струится чудный аромат жаркого. От печи в подвале приносят огромные буханки хлеба, еще горячего, ароматного. В полутьме дождливого вечера пламя очага бросает блики на каменные стены и суровые лица в шрамах и татуировках. Есть что-то первобытное в танце отсветов, в которых, кажется, можно разглядеть волю богов.
За столом под стук рогов и костей, под запах горячего мяса и хлеба, под чавканье и сытое рыгание продолжают вспоминать покойного конунга и планировать будущие викинги. У настоящих мужчин в головах только победы да сокровища. Что еще нужно для полного счастья?
Женщин за столом нет, они прислуживают гостям и хозяевам, а сами поедят после.
— Тебе не надоело сидеть здесь? — спрашивает у Рорика Родульф. Свиной жир течет по его подбородку, но он его не стирает.
— Что значит «надоело»? — хозяин дома отрывает зубами кусок свинины и смачно жует.
— Не хочется снова выйти в море? Проявить себя? Меч, небось, заржавел! — поддакивает брату Годфрид.
Рорик издает низкий рык от гнева. Он почти не убирает меч в ножны, сражается за своего сеньора императора Лотаря(12), то с франками, то с норманнами. Как смеют эти безземельные искатели приключений обвинять его в том, что он, якобы, оставил ратные подвиги?
— А что рычать? Ты два года не был в викинге. Как вернул Дорестад, так и сидишь у франков, — подначивает его Годфрид.
— Что ты предлагаешь? — Рорик внимательно смотрит на двоюродных братьев, словно самые души хочет рассмотреть. И его глаза-угольки опасно посверкивают из-под густых бровей.
— Теперь наш отец умер. Мы можем вместе плыть в Данию. Мы королевского рода и имеем право претендовать на трон Скьёльдунгов(13). Мы тоже потомки Скьёльда.
— Думаете, там мало претендентов? И так сейчас начинается большая свара…
— И что же? Почему не один из нас? Захватим земли данов и поделим! — предлагает Родульф.
— Для этого нужно много воинов, — Рорик опытен и потому осторожен. В мыслях он уже просчитывает возможный исход дела. Хороший конунг никогда не кидается в авантюру как в омут с головой, он всегда четко планирует, подгадывает момент и побеждает одним сильным ударом. Эти качества позволяют удерживать позиции при переменчивом императоре Лотаре.
Покинув Дорестад, Рорик его потеряет. Как и контроль над Фризией. Это очевидно. Что он приобретет? Будет ли риск оправдан?
— Многие из тех, кто служит сейчас франкам, пойдут с нами в Данию. Им захочется положения среди своих.
— Подальше от франков и христиан, — задумчиво произносит Рорик, за что ловит неодобрительные взгляды двоюродных братьев. Он понимает, что нужен им. Поэтому сейчас ему не будут говорить о христианстве. Но при разделе завоеванного, они, конечно, припомнят ему и это. В конце концов, он не сын Харальда, и это многое говорит.
— Иначе ты порастешь мхом в Дорестаде, — пророчит Годфрид, который и недели не может провести на одном месте. Рорика и самого подмывает отправиться в путь. Снова увидеть холмы Дании, слышать вокруг язык детей Одина. Это заманчивая перспектива.
В этот момент две его служанки несут к столу зажаренного поросенка, держась за разные концы вертела. Новая порция горячего сочного мяса прекращает разговоры. Больше к походу в Данию не возвращаются, но мысль уже засела под черепом у Рорика и свербит, словно червяк точит яблоко.
Ночью в своей спальной нише под одеялом из лисьего меха Рорик не спит. Ворсинки меха щекочут шею. Ему в плечо сопит жена Аслауг, знатно ублажившая мужа перед этим. И все-таки сон не идет. В голове звучат слова Годфрида и Родульфа о Дании. Теперь, когда Харальд умер, они не полезут вперед отца, а предъявят законные права, такие же законные, как у многих других Скьёльдунгов. И что же? Они не менее храбрые и удачливые воины, чем остальные. Испытать удачу — дело богоугодное. Тор поможет им, если принести подходящую жертву.
Рорику уже тридцать пять лет, в его возрасте Харальд Клак дважды становился конунгом южных земель Дании. Правда, оба раза терял завоеванные позиции. Он был настоящим правителем, которого уважал даже высокомерный император Людовик! Харальда боялись, ему кланялись. А что сам Рорик? Он держал Дорестад от императора Людовика, теперь держит его от императора Лотаря, но разве это тоже самое? Нет, власть Рорика зависит от ненавистных франков! Он цепной пес их королей-христиан, изворотливых, лживых, трусливых…
Да, Рорик пять лет провел в викинге. Но он лишь грабил, он не правил. И в итоге все равно два года назад снова потребовал Дорестад у короля Лотаря. Он вернулся к тому же с чего начал. Это ли предел мечтаний? Его жизнь клонится к закату. Может, скоро придет его время отправляться в Валгаллу. О том, что велика вероятность умереть в своей постели и отправится в Хельхейм(14) даже думать страшно. Рорика передергивает. Потревоженная Аслауг возится рядом с ним. Он натягивает одеяло посильнее и на себя, и на нее. Жена успокаивается и снова приникает лицом к его плечу.
Хочет ли он, чтобы его запомнили слугой королей франков, защитником их границ?
Харальда сегодня проводили с честью, как великого воина и конунга. Но самого Рорика так не проводят. И это заставляет задуматься о будущем. Может, стоит рискнуть, пока еще есть силы и возможности? Кто знает, может норны(15) напророчат ему завтра последовать за Харальдом?
Аслауг ерзает во сне и крепче обнимает Рорика. Нет, теплое место рядом с женщиной, не то, что нужно истинному викингу, настоящему конунгу. Стоит испытать милость Тора и Одина.
С эти решением Рорик наконец засыпает. А утром, когда солнце играет бликами на холодной росе, он выходит во двор, где уже умываются его двоюродные братья. Младший Родульф плещет ледяной водой в раскрасневшееся лицо и смеется от удовольствия как и положено мальчишке. Годфрид трет шею и фыркает, как зверь.
— Я подумал о нашем вчерашнем разговоре, — начинает Рорик, тоже подходя к кадушке с водой.
— Вы правы.
— Ты решил оторваться от Дорестада? — подкалывает Годфрид.
— Я решил попытать счастье в Дании. Может, потом такого шанса больше не выдастся.
Годфрид и Родульф улыбаются. Конечно, они даже вдвоем не выставят столько воинов, сколько один Рорик, без него у них нет ни единого шанса. А добычи хочется. Делиться-то все равно придется поровну.
— Но надо все обдумать и как следует подготовить, — осаживает их Рорик. — Такие дела нельзя делать кое-как. Подготовка решает исход.
— Экий ты неповоротливый тролль(16), — смеется Родульф.
Но сыновья Харальда рады, что убедили Рорика, а тот думает, что это, возможно, его последний шанс снискать земную славу перед путешествием в Валгаллу.
1) Харальд Клак (ок. 785-852(?)) — исторический конунг викингов. «Клак» переводится как «ком», «колышек» или «ворон». Харальд Клак был правителем Ютландии в 812-814 и 819-827 гг. Он крещен в Майнце в 826 г., крестным отцом стал император Людовик I Благочестивый. В 827 г., будучи изгнанным из Ютландии Харальд Клак получил от императора земли во Фрисландии с обязательством защищать франкское побережье от викингов. До конца жизни он это обещание соблюдал. Точная дата смерти Харальда Клака неизвестна, по некоторым данным он был убит в 852 г. франкскими графами по подозрению в измене.
2) Франки — союз древнегерманских племен, вторгшийся в Галлию в 242 г., и образовавший там государство в конце V в. (начало государство отсчитывается от правления короля Хлодвига).
3) Годфрид Фризский (ум. 885 г.) — исторический конунг викингов, старший сын Харальда Клака.
4) Родульф (ок. 840 — июнь 873) — исторический конунг викингов. После 852 г. граф острова Рюстринген.
5) Рорик или Рёрик Ютландский — исторический конунг викингов. Многие историки отождествляют с ним Рюрика, основателя династии Рюриковичей. В 841-873 гг. — правитель Фризских земель с центром в Дорестаде.
6) Валгалла — в скандинавской мифологии дворец или чертог павших, где верховный бог Один пирует с викингами, погибшими в бою.
7) Оглашение — процесс освоения основ христианства людьми, готовящимися принять крещение или обещание принять крещение.
8) Людовик I Благочестивый (778-840) — король Аквитании (781-814), король франков и император Запада (814-840) из династии Каролингов. Сын императора Карла Великого.
9) Тризна — поминальный пир.
10) Дорестад — крупный торгово-ремесленный центр Северной Европы в эпоху раннего Средневековья, центр Фризии (Фрисландии). Располагался в междуречье Рейна и Лека на территории современных Нидерландов. Прекращает свое существование на рубеже IX-X вв.
11) Фрисландия (Фризия) — историческая область на берегу Северного моря, место проживания фризов. Современная территория Нидерландов.
12) Лотарь I (795-855) — король Баварии (814-817), король Италии (818-843), король Срединного королевства (843-855), император Запада (817 (как соправитель)-855), старший сын Людовика I Благочестивого.
13) Скьёльдунги — легендарная королевская династия данов (предков современных датчан).
14) Хельхейм — в скандинавской мифологии мрачный загробный мир, куда попадают умершие не в бою.
15) Норны — в скандинавской мифологии три богини плетущие нити судьбы для каждого живого существа.
16) Тролль — в скандинавской мифологии горный дух, ассоциируемый с камнем.
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|