Глава 1

Его замечают около полудня, когда солнце стоит высоко, а жаркое марево заставляет воздух мутиться, словно густой кисель. Грозный силуэт настоящего драккара⁽¹⁾ скользит по спокойному могучему Волхову со стороны Велеши ⁽²⁾. Кажется, что глаза дракона на носу кровожадно поблескивают в ожидании богатой добычи. Издалека незаметно, но легко представить, как перекатываются натренированные мускулы на руках воинов-гребцов, как слаженно опускаются в прохладу реки весла, как играют на солнце яркие краски вывешенных по бортам щитов. Варяги⁽³⁾, как и их устрашающий дракон, готовы к битве.

Первым темную тень приближающейся беды видит Малята, остроглазый тощий паренек с темной челкой, закрывающей лоб. Он стоит на башне из земли и плитняка, построенной на холме крутого правого берега тихой и гладкой Ладожки при ее впадении в могучий Волхов. Тяжелый от жара ветер несет со стороны города запахи скотины и очагов. Внизу, у подножия башни, живут люди: варят каши, стирают белье в Ладожке, лепят миски, ткут полотно. В чьем-то дворе кричит петух, где-то лает собака, какая-то сварливая баба распекает дочь. Все спокойно. Спокойно, потому что на башне стоит часовой и следит за большой рекой. Маслянистые в жарком летнем мареве волны Волхова катятся к Ладожскому озеру. И туда же смотрит Малята, то и дело откидывая ладонью темную челку со лба.

— Тревога! Варяги! — кричит он, так громко, как только может молодое горло.

И тут же из дверей начинают выскакивать люди. Бегут к стенам из домов внутри укреплений, бегут со стороны полей, бегут от изб у Ладожки и Заклюки. Все к берегу Волхова — встречать незваных гостей. В некоторых глазах еще светится надежда, что на носу корабля нет грозного дракона. Это означало бы, что варяги плывут с добрыми намерениями, ведь немало их торгует в этих местах с чудью⁽⁴⁾, весью⁽⁵⁾и другими финнами. Но сегодня торговцев не ждали, и от последних прибывших распространялись дурные вести, что в стране свеев⁽⁶⁾ неспокойно. А когда варяги спорят на своей земле, то и в чужие дома они тоже приходят не с миром.

Малята не видит, как к нему на башню забирается Трюггви, ладожский князь, он до рези в глазах всматривается в драккар. А тот неотвратимо приближается, уже проходит Наволок⁽⁷⁾. И дракон отчетливо виден на его носу…

* * *

В лесу под сенью деревьев не печет. Листочки шелестят, словно переговариваясь. Птички уже начинают распеваться в честь вечерней зари. Мир дышит умиротворением и покоем.

Вадим⁽⁸⁾ идет неприметной тропкой. Лес словно расступается перед ним. Словенин⁽⁹⁾ не тревожит низко нависших ветвей, хотя высок и широк в плечах. Крепкие руки и твердая грудь выдают человека, хорошо знакомого с тяжелой работой. Длинное добродушное лицо Вадима, словно неумелый гончар лепил из глины. Все черты на нем крупные, хорошо подчеркнутые. Только светло-карие глаза выделяются веселыми живыми искорками. Весь путник похож на большого, сильного, но доброго медведя, который не тронет, пока не тронут его, а если полезть в его малинник, то наподдаст лапой так, что отскочишь, но не покалечишься. И шапка каштановых кудрей только увеличивает сходство Вадима с лесным хозяином.

Грудь вздымается от глубоких, размеренных вдохов. Жаль, что в этот раз на охоту он выбрался в одиночестве. Даже родной брат Чернек остался дома латать прохудившуюся крышу. Большой компанией приятно переглядываться и перемигиваться, а вечерами у костра петь песни и рассказывать бесконечные истории. Одному в лесу одиноко. Словно и нет у тебя друзей-товарищей, а ты единственный противостоишь могучим силам окружающего мира.

Сейчас Вадиму не мерещится шепот старика Лешего. Охота была удачной, духи благоволили словенину. От предвкушения ужина, который сможет приготовить из подстреленных зайцев и перепелов мать, рот наполняется слюной. Даже старый тул⁽¹⁰⁾, трущийся об усталую спину, не раздражает, а напоминает о том, что лишь одна стрела оказалась безвозвратно утерянной за эту охоту.

Чтобы развеять скуку, Вадим начинает насвистывать песню, которую совсем недавно слышал от варяжского скальда⁽¹¹⁾ . Скальд Ари прибыл две луны назад вместе с торговцами и остался при князе Трюггви. Он искал вдохновение для новых песен и вис⁽¹²⁾, а пока развлекал всех желающих теми, что уже знал. Вадиму веселый и беззаботный Ари сразу приглянулся. Потому и напевы варяжские перенимаются легко. Только мать этого не одобряет, ворчит, что своих, словенских, песен достаточно, нехорошо петь чужие, прославлять иноземных богов.

Стоит Вадиму подняться на холм среди деревьев, как его благостное настроение как ветром сдувает. Сердце заходится в бешеном беге, а на лбу выступает холодный пот. Отсюда, с возвышенности, видно холмы над Волховом, где стоит родная Ладога⁽¹³⁾. И над бревенчатыми стенами детинца⁽¹⁴⁾ и аккуратными срубами посада⁽¹⁵⁾, спускающегося к Ладожке, поднимается черный дым. Такой большой пожар — огромная беда.

Еще далеко. Людей не видно. Но сердце Вадима болезненно сжимается. Уцелел ли их дом?

Уже нет желания свистеть легкомысленную песенку Ари и наслаждаться лесом, ноги спешат в Ладогу. Вадим переходит на бег, хотя с тяжелой ношей добычи далеко не убежишь. Черевики из бычьей кожи отстукивают ритм по неприметной лесной тропке, льняная рубаха, старательно вышитая матерью, хлопает по спине. И голоса пичуг вокруг теперь кажутся не радостными и мирными, а тревожными и предвещающими беду.

Не варяги ли напали? Не погиб ли кто? Скорее, скорее добраться домой и все узнать, успокоиться. Перед глазами проносятся страшные картины пепелища. Конечно, в деревянных словенских селениях пожар — частый гость. Уже научились слаженно тушить всем миром, а потом также всеми соседями возводить новые избы погорельцам. И все же давно дым не поднимался со всех концов Ладоги. Такой большой пожар просто не мог возникнуть случайно.

Солнца уже не видно, когда Вадим оказывается на опушке. Он устал и взмок от бега. Влажные пряди волос выбиваются из-под обруча, охватывающего лоб, и мешают видеть. Дым от пожарища занимает все небо, ест глаза, забивает нос.

— Ты куды? Стой! Не ходи туда.

Вадим останавливается и поворачивается на голос. Под здоровенным дуплистым дубом просит духов о помощи Даньша. Вокруг нее четверо детей. Ее муж-кузнец Кулотка идет к Вадиму. Он его и окликнул. Кулотка невысокий, коренастый, с длинными волосатыми руками. Смотрит из-под бровей, словно все время хмурится. Но сложно найти большего добряка во всей округе.

— Аже случилось? — Вадим напряжен, готов в любую минуту снова сорваться бежать домой.

— Варяги, — одним словом отвечает Кулотка. По его еще более мрачному, чем обычно, выражению лица все сразу становится ясно. На Ладогу напали, город горит.

— Почему Трюггви с его людьми не заступили? Где они были?

В душе Вадима поднимается гнев на варягов, которые получают пищу и подношения от ладожан за защиту, а сами не могут спасти их от нападения, и злость на себя, что не был дома в час тяжелого испытания.

— Была сеча. Люди Трюггви бились за нас, но не справились. Они заступали каждый двор! Наши многие разбежались и теперь ждут, пока варяги пограбят и уйдут, — Кулотка поводит плечами. Голос его тих и печален. Он не винит «своих» варягов за поражение, ведь и сам сражался рядом с ними, как положено мужчине.

— Моих не видал? — ответ услышать страшно.

Кулотка только качает головой. Ему надо было свою семью спасти, а не за чужими следить. У него же дети. А Вадимова старуха не первый год живет на свете, найдет способ укрыться. И Чернек, конечно, должен был присмотреть за ней и за домом, раз не пошел на охоту с братом.

Злость не утихает. Хочется голыми руками рвать чужаков, которые посмели напасть на Ладогу и теперь жгут ее. Вадим поворачивает к городу.

— Ты куды? Не ходи! — снова повторяет Кулотка. Слушать не хочется. Хочется утолить первобытную жажду мести, клокочущую в груди. Вадим сбрасывает охотничьи трофеи на землю рядом с кузнецом.

— Постереги для меня. Если не вернусь — твое.

И он, уже налегке, бежит к Ладоге. На что он надеется? Переиграть уже проигранную битву? Вадим и сам не ответил бы на этот вопрос, но сидеть в лесу с Кулоткой и его семьей не может.

Воды Заклюки холодны как всегда, но даже они не остужают пыла Вадима, который переходит ее вброд. Дома у детинца горят. Он огибает холм берегом Заклюки, скрывается в тени домов, поднимающихся к стенам. Сюда огонь еще не добрался. Где-то рядом должны быть варяги. Вадим уже подошел к самым избам и теперь прикидывает, как лучше выйти к берегу Волхова. Он и сам для себя не может решить, хочет наткнуться на грабителей или нет. И где искать мать?

Чья-то сухая, но крепкая рука хватает его за предплечье. Вадим резко оборачивается. Гостомысл⁽¹⁶⁾, уважаемый в Ладоге старик, делает ему знак молчать и тянет к ближайшему дому. Здесь живет Жирошка, но его не видно. Тоже удрал из Ладоги с семьей. Гостомысл останавливается за кустом бузины. Теперь их с Вадимом почти невозможно увидеть с улицы.

Старик сух и жилист, глаза навыкате, длинные седые патлы не заплетены, борода занимает пол-лица. Щеки ввалились. Гостомысл всю жизнь не может сидеть на месте, поэтому ни жиринки в нем не задерживается. Вот и сейчас, вместо того, чтобы прятаться с другими ладожанами, он сидит на самой окраине города, поближе к центру событий и наблюдает. Даже пир грабителей-варягов не может обойтись без длинного крючковатого носа Гостомысла.

— Зачем ты пришел? Не видаешь пожар? — старик говорит горячим, быстрым шепотом. Длинные седые волосы колышет ветер, глаза сверкают. Сейчас он похож на гостя из мира духов, и неровный сучковатый посох лишь добавляет сходства с волхвами.

— Я возвращался с ловли, встретил Кулотку, он рек о нападении варягов. Где был Трюггви?

— Ты дурак, что вышел из леса! Все уже кончилось, нет смысла идти умирать. Ты все равно ничего не изменишь. А деревьев вокруг много, отстроимся заново.

— Где Трюггви? — Вадиму кажется, что Гостомысл говорит вздор. Жизненный опыт старика, видевшего за свою жизнь множество пожаров, не укладывается в молодую горячую голову.

— Я видел его лежащим на земле. Может, умер, может, тяжело ранен, — голос Гостомысла звучит тише, глаза опускаются к земле, борода мелко подрагивает.

— А его люди? Почему они не сражались?

— Они сражались, Вадим. Но этот враг был им не по зубам. Наши варяги разжирели на покое. А эти ходят в викинг⁽¹⁷⁾, спят с мечами в руках. Я подслушал речь троих из них. Они с неделю назад взяли Бирку⁽¹⁸⁾. Это те самые головорезы Анунда⁽¹⁹⁾, про которых говорили на торжище в червен⁽²⁰⁾.

— Зачем они нам нужны, если они разжирели?

— Пока они бились, женщины успели увести детей и стариков в лес и спастись. Не их вина, что они не умели большего.

— Нет, это их вина! Они же воины!

— Вадим, ты детеск и горяч. Поверь, не всегда можно одержать верх. И не за всякую сечу стоит сложить голову.

Вадим все еще гневно и недоверчиво сверкает глазами на Гостомысла, но бежать драться в одиночку с враждебными варягами уже не рвется. Надо найти мать. Она должна была где-то укрыться.

1) Драккар — корабль викингов, названный так из-за головы дракона, размещаемой на носу.

Начало. Рюрик (джен)

Глава 1