Художник и Воображуля (джен)

В одном маленьком городке жил Художник. Жил он в деревянном домике, выкрашенном в солнечно-желтый цвет. Домик этот сразу выделялся среди других грустных коричневых домов, зато, если вдруг кому-то был нужен Художник, его всегда легко было найти. Впрочем, Художника искали редко, и он жил один-одинешенек в своем чудесном домике среди высоких сосен, упирающихся верхушками в далекое небо. Но Художник не жаловался. Он любил этот городок, три его узкие улочки, уютное кафе на углу, любил слушать, как ночами стучит дождь по крыше его дома, как завывает в трубах ветер, как трещит в камине огонь. Вечерами он надевал старый свитер, поднимался на чердак, где была его мастерская, и принимался писать картины. Он писал сосны и синее небо, ребятишек, бегущих из школы, и молчаливую девушку за чашкой кофе, и, конечно, свой солнечный домик. И был лишь единственный день в году, когда Художник чувствовал свое одиночество — день, когда один год сменяет другой. Именно в новогоднюю ночь Художником овладевало чувство тоски, потому что он точно знал, что никто не позвонит ему с поздравлениями под полуночный бой часов, не с кем ему звякнуть изящными хрустальными бокалами на высоких ножках, и с утра под елкой не окажется подарков, ведь уже очень давно он не просил ничего у Деда Мороза.

В этом году Художнику было как-то по-особому грустно. Завернувшись в плед, он мерно раскачивался в кресле-качалке, попивая чай с пирожным, которое купил в честь праздника в любимом кафе. Где-то на улице шумели, смеялись люди, взрывались красочные салюты, а Художник снова был совсем один. «Хоть бы какая-то живая душа была рядом…» — Художник сам не понял, сказал он это вслух или же только подумал. Потом улыбнулся, сам себя поздравил с Новым годом и отправился спать…

Утро разбудило Художника ярким солнцем и искрящимся снегом. От вчерашней хандры не осталось и следа, и, почти не одеваясь, только натянув штаны и сунув голые ноги в сапоги, Художник весело сбежал с крыльца, чтобы умыться бодрящим снегом. Сбежал…. и остановился как вкопанный. Прямо перед ним сидела Кошка. Удивительная Кошка с круглыми глазами, такими же желтыми, как его дом. Кошка была серая, с длинной шерстью, а на ее шее белел симпатичный «воротничок». Увидев Художника, Кошка, казалось, ничуть не испугалась. Она невозмутимо взглянула на него, надменно прищурилась, бесстыдно зевнула, обнажив острые зубки, и, не дожидаясь приглашения, направилась в дом.

Художник опешил от подобной наглости, но решил посмотреть, что же будет дальше. А нахальная гостья уселась посреди кухни и вопросительно взглянула на хозяина дома. Вспомнив свою вчерашнюю просьбу, Художник невольно рассмеялся. Вот это да! Уж кого угодно он ожидал увидеть рядом с собой, только не эту серую бесстыдницу. Налив в блюдце молока, Художник наблюдал, как гостья аккуратно лакает, не уронив ни капельки, а затем уютно облизывает языком мягкие лапки в белых «носочках».

— Ну что ж, — обратился он к Кошке, — оставайся, раз ты — мой «новогодний подарок». Я буду звать тебя Воображуля — уж больно много ты о себе мнишь.

Кошка согласно моргнула, прошла в комнату, уверенно прыгнула на диван и, свернувшись калачиком, уснула.

Вот и началась у Художника новая жизнь. Жизнь вдвоем. И пусть Воображуля была всего лишь Кошкой, с ней можно было разговаривать, о ней нужно было заботиться, и вообще, она, казалось, сразу наполнила дом одинокого Художника уютом и теплом.

Впрочем, Воображуля вовсе не стремилась признавать в Художнике любимого хозяина. Она вела себя абсолютно независимо, словно это она снизошла до того, чтобы жить в доме Художника и пить его молоко. Каждое утро она усаживалась перед дверью и требовательно смотрела на Художника, чтобы тот открыл ей дверь. Он понимал свою подругу молча, ибо Воображуля не собиралась утруждать себя дурацким мяуканьем. Когда Кошка ушла гулять впервые, Художник решил, что она больше не вернется после того, как отдохнула и согрелась. Он пока не успел к ней привязаться, но все равно ему было жаль терять свой «подарок». На всякий случай он оставил открытой форточку. И вот где-то после обеда пушистый, покрытый искрящимися снежинками серый комок грациозно опустился на крепкие белые лапки. С тех пор ежедневные прогулки Воображули вошли в привычку и уже не тревожили Художника, который к ее возвращению старался приберечь для нее что-нибудь вкусненькое. Воображуля, как само собой разумеющееся, принимала угощение и, не выражая ни капли признательности, отправлялась греться у камина на овечьей шкурке.

Художник сам не заметил, как полюбил свою Воображулю. Он теперь и не понимал, как столько лет жил без нее. Кошка же лишь снисходительно позволяла погладить себя, почесать шейку и, как только выдавалась возможность, аккуратно высвобождалась из рук Художника и отправлялась на подоконник смотреть в окно. Что она видела там, в снежной темноте, о чем размышляла, Художник не знал. А Воображуля могла часами сидеть, уставившись в ночь своими совиными золотистыми глазами…

Прошла зима, наступила весна, а потом и лето. Теперь окно всегда было открыто, и Воображуля могла беспрепятственно выходить из дома. Художник наблюдал, как она ходит среди зеленой травы, аккуратно ступая мягкими лапками. Движения ее были плавными и грациозными, как у высокородной особы, и Художник готов был поклясться, что Воображуля с великим наслаждением нюхает цветы. Кошка все так же была независима и холодна, ела исключительно человеческую еду, предпочитая молочные продукты и вареную куриную грудку, не признавала никаких кошачьих мисок, вкушая пищу из фарфоровых блюдец. Воображуля никогда не спала у Художника в ногах, как это бы делала любая другая кошка, предпочитая спать в кресле или на диване в гостиной. Но Воображуля, как вы уже поняли, совсем не была похожа на любую другую кошку. Она часто поднималась в мастерскую Художника и тихо внимательно наблюдала, как он пишет. А иногда неслышно бродила, подолгу замирая у готовых картин. В такие моменты Художник разговаривал с ней:

— Что, Воображуля, нравится тебе? — и тяжело вздыхал. — Похоже, только тебе и нравится. Никому не нужны мои картины, уж и не знаю, на что мы будем жить дальше.

Воображуля молчала, но, похоже, ей все действительно нравилось.

Как-то незаметно осень сменила жаркое лето. Вечера становились все длиннее, все печальнее. Вот запорхали в воздухе первые снежинки, и Художник глазом не успел моргнуть, как земля скрылась под белым покровом. Зима вступила в свои права. Художнику казалось, что Воображуля стала менее надменна, хотя она по-прежнему не спешила расточать традиционные кошачьи ласки, сопровождаемые уютным мурлыканьем. Близилась годовщина их знакомства, и Художник решил устроить маленький праздник. Он купил гусиный паштет и сливки для Воображули и свое любимое пирожное для себя. Ближе к новогодней полуночи зажег свечи и заварил мятный чай. Усевшись в кресло-качалку, он подозвал Воображулю. Она снисходительно подошла, как обычно, с царским достоинством принимая праздничное угощение, и милостиво позволила погладить себя по серой шерстке.

— С Новым годом, Воображуля, — прошептал Художник, — Спасибо тебе за этот год.

Под его рукой едва заметно затрепетал кошачий бок, словно Воображуля невольно принялась мурлыкать и, опомнившись, сразу перестала. Художник понимающе кивнул:

— Ничего, дорогая, мы еще подружимся. Ты иди, спи, а я еще посижу.

Воображуля устроилась на диване. На душе ее вдруг стало тепло, спокойно. Впервые просто захотелось наслаждаться добротой Художника, сытостью в желудке, мягкостью дивана, не строя из себя неприступную крепость. Она зажмурилась и почти сразу уснула. Но не зря говорят, что у кошек хорошо развито шестое чувство. Разбудило Воображулю сознание того, что сейчас случится что-то страшное. Она резко распахнула желтые глаза и с ужасом увидела, что от опрокинувшейся свечи занялась салфетка, а за ней — плетеный столик, и вот уже огонь подбирается к креслу, на котором мирно спит Художник. Воображуля вскочила на лапы и заметалась по комнате. Можно было забраться на чердак, пролезть под крышей и сразу оказаться на улице. Сначала она так и сделала. Молнией Кошка метнулась к лестнице, взбежала в мастерскую и вдруг остолбенела. На нее смотрели картины. Картины Художника. Того самого Художника, который подобрал ее морозным утром, который кормил ее весь год, согревал своим душевным теплом, несмотря на отсутствие всякой взаимности с ее стороны. Если она убежит, погибнет все: и этот желтый домик, и чудесные картины, и…. любимый, да-да, любимый Художник. Воображуля внезапно осознала, что она любит этого человека с большим милосердным сердцем и никогда не сможет его подвести.

Вниз она слетела, будто на крыльях. Впервые за все время она выпустила острые когти и, собрав все силы, вспрыгнула на грудь Художника. Она знала, что причиняет ему боль, но так надо было ради его спасения. Художник проснулся и моментально сообразил, в чем дело. Он схватил плед и накрыл пылающий столик. Огонь пробовал было сопротивляться, но Художник затоптал ногами упрямые языки пламени. Едва все закончилось, Воображуля подбежала к нему и принялась тереться о его брюки. Художник взял ее на руки и прижал к себе. Кошка сразу начала мурлыкать, касаясь щеками его подбородка.

— Перепугалась, малышка? — ласково спросил Художник и похвалил ее, — А ты молодец. Ты мне жизнь спасла. Теперь мы уж точно с тобой неразлучны, что бы ты там себе ни воображала.

Держа Кошку на руках, Художник отправился в спальню, и Воображуля на этот раз не сопротивлялась. Когда Художник лег, она устроилась рядом, словно боясь, что он опять попадет в беду. Так они и уснули, Художник и его Воображуля.

Открыв утром глаза, Художник подумал, что все еще спит. На краю кровати, дожидаясь его пробуждения, сидела прекрасная Девушка. На ней было надето элегантное серебристо-серое платье с белым воротником, длинные каштановые волосы отливали медью, а необычные золотые глаза смотрели ласково и весело.

— Доброе утро, Художник, — проговорила она, словно всегда жила тут, а не появилась только что невесть откуда.

— Кто ты? — спросил Художник, спросонья протирая глаза.

— Я — твоя Воображуля, — улыбнулась Девушка и посмотрела на него так, как умела только она, его неприступная, царственная Кошка. — Спускайся вниз. Я приготовила завтрак — теперь пришла моя очередь кормить тебя. А заодно и поговорим.

И за завтраком Девушка поведала Художнику удивительную и волшебную историю.

Когда-то Девушка жила в соседнем городе вместе с родителями в большом доме. Семья их была богата, и с раннего детства Девушка ни в чем не нуждалась. Она была избалованным единственным ребенком и привыкла заботиться только о себе. У нее были самые лучшие игрушки и платья, а когда она подросла, то у нее появились дорогие украшения, чудесная красная машина и новенький телефон. Девушка не задумывалась, что всем этим она обязана своим родителям, и со временем совсем перестала их замечать, только грубила, если ей что-то не нравилось. Так и жила она, прожигая жизнь, без любви и привязанности к кому-либо, словно сердце ее было сковано толстым слоем льда. Два года назад, перед самым Новым годом, ее папа сильно заболел. Но Девушку мало это волновало. Она со спокойной душой отправилась на новогоднюю вечеринку с друзьями. Девушка слышала, что ей не раз звонила мама, но она не отвечала, не желая отвлекаться от веселья и танцев. Когда она вернулась, папы уже не стало. Девушка только пробормотала: «Мне очень жаль», — и ушла к себе в комнату. Она только услышала, как мама воскликнула ей вслед: «Как я хочу, чтобы ты полюбила хоть кого-то, кроме себя!». Мама так и не узнала, что происходило дальше, но только через несколько часов в комнате дочери она обнаружила пушистую серую кошку со знакомыми золотыми глазами…

Целый год они пытались жить вместе. Мама ставила Кошке еду и уходила. Кошка молча ела и тоже уходила. Кошка ничуть не чувствовала раскаяния. Кошачье сердце оставалось таким же ледяным, как и прежнее человечье. И за несколько дней до следующего Нового года Кошка выпрыгнула в открытое окно и отправилась куда глаза глядят. Она шла и шла, пока лапы не привели ее на порог дома Художника. Но и теперь, уставшая и голодная, она не потеряла своего холодного достоинства и надменности. Еще бы: какой-то нищий Художник — и она, почти королева.

— Я не знаю, что произошло, — закончила свой рассказ Девушка. — Но вчера я страшно испугалась, что могу потерять тебя, единственного близкого и любимого человека.

— Я не ослышался? — переспросил Художник, — Ты сказала «любимого»?

— Я вдруг поняла, что люблю тебя. И, наверное, полюбила тебя сразу, вместе с твоим домом и твоими картинами.

-А я полюбил тебя в образе кошки. Так неужели не полюблю в образе Девушки, моя Воображуля?

И в тот день не было на всем белом свете людей счастливее, чем Художник и Девушка.

Что было дальше? А дальше началась совсем другая жизнь. Художник и Девушка поженились и поехали в соседний город. Девушка умоляла маму простить ее, и, конечно, та все простила. Ведь какая мать устоит перед искренним раскаянием своего ребенка? А Девушка показала ей картины любимого мужа, и мама пришла в полный восторг. Она помогла Девушке устроить в большом городе выставку, и Художник очень быстро стал знаменит. Теперь Девушка и Художник могли себе позволить переехать в новый дом, но они продолжали жить в маленьком солнечном домике среди сосен, где случились все эти чудеса и где теперь царила любовь, некогда растопившая ледяное сердце. А их дети (а у них вскоре, конечно же, появились дети) не раз спрашивали, почему папа иногда называет маму Воображулей, ведь она самая добрая и искренняя мама на свете.