Рассказ наложницы (гет)

Темница не была такой страшной, как ее описывали. Впрочем, после заточения в крепости в Москве Софью трудно было напугать. У нее отобрали всю одежду, украшения, крест и даже платок, оставили лишь черное платье, единственное, которое она носила в последние недели.

— Это подарок шехзаде. Пощадите! Позвольте оставить хотя бы его!

Только потом с чувством отвращения к себе она осознала, что перстень, который Селим подарил ей самым первым, теперь ставший памятным, был для нее дороже креста. Но и его ей не оставили.

Потом ее решили взять измором, кормили редко и скудно, не давали воды и зажигали свечи, но Софья радовалась тому, что в последние дни своей жизни увидит луну через маленькое окошко. Грешница, отвернувшаяся от бога, родины и близких. Какой конец ее ждет? Все время в темнице она провела, сжавшись в углу, — было холодно, а легкое платье совсем не грело. Она даже не смогла сосчитать, сколько дней и ночей пробыла в заключении, но ее настораживало, почему ее до сих пор не допросили.

— Тварь бесстыжая! — Селим так сильно ударил Софью, что она упала на пол. А потом крикнул: — Даже не признаешь вину? Не боишься меня? Не попросишь пощады?

— Я у Аллаха просить не стала и у тебя не буду, — ответила она, воинственно глядя на него снизу вверх, сидя на полу. — Христос мне все простит. Он видит, я делала это все не ради себя…

— Как ты можешь говорить это так спокойно? — Он, крепко схватив ее за локти, заставил встать. — Я ведь… доверял тебе… только к тебе мог встать спиной. А ты… — Он смотрел ей в глаза, но она молчала. — Так ничего и не скажешь?

— Мне нечего сказать, — ответила она, гордо вскинув подбородок. — Мой план не удался, и теперь моя судьба не волнует ни мое государство, ни меня. Мне остается только признать вину и промолчать.

Он, наконец, отпустил ее и, оглядев с каким-то разочарованием, сказал:

— А ты настоящий воин. Только жаль, что я полюбил тебя.

Софья с большим усилием скрывала слезы. Было стыдно и противно, особенно, когда он смотрел на нее так — с горечью, отвращением, затаенной обидой. Елена говорила, что не получится. Почему Софья не слушала ее? Она и сама в себя не верила.

Она уже мысленно прочитала молитву и попрощалась с миром, как он сказал просто:

— Уходи. — Сказал вялым голосом слабого человека. — Я даю тебе вольную. Уезжай, куда хочешь. В Москву или… оставайся в Константинополе. Меня тоже твоя судьба больше не интересует. — Он отвернулся, и она в изумлении смотрела на его спину. — Я выдам тебе жалованье, если понадобится… Можешь выйти. — Софья так и стояла, застыв. Очнулась, только когда он крикнул: — Стража!

Софья с большим усилием скрыла слезы. Но, едва двери с грохотом захлопнулись перед ее лицом, она расплакалась. Разрыдалась так громко, что Селим услышал, хотя она закрыла рот руками. Не удержавшись, она упала на колени. Селим сначала хотел выйти посмотреть, но потом решил, что это слезы счастья. Гнусная обманщица, наверное, вне себя от радости из-за того, что он ее помиловал! Хоть и пыталась показаться при нем такой гордой. А еще Селим тщеславно надеялся, что она плакала из-за него. Он боялся — неужели она не любила его ни капли?

Елена говорила, что она не сможет. И она была права. Трудно не привязаться к человеку, который всегда рядом. Который столько сделал для нее. Трудно не привязаться к единственному человеку, который ее любил. С тоской она вспоминала о лучшей подруге — она испытала это, познала и умерла. А что Софья?

Софья на жалкие сбережения ушла в караван-сарай. Только там ее могли принять. Растоптанная и опустошенная, она решила, что пришла пора воспользоваться ядом, который она носила с собой столько лет.

Селим никак не мог успокоиться и, все еще в гневе, направился в ее покои, но она уже ушла, даже не взяла вещи. Какая спешка! Видимо, так и мечтала вырваться из заточения! От бессильной ярости от перевернул ее столик. Стал злобно выбрасывать вещи из шкафа и швырять посуду на пол. Разбил зеркала и даже окна, разбросал книги, с силой сорвал шторы. На грохот сбежались слуги. Их растолкала обеспокоенная, испуганная Нурбану, но Селим, еще больше обозлившись, велел ей убираться.

Громко он захлопнул перед ней двери, а потом увидел, что по полу разлетелись письма. Так он подумал, ведь написанное было на незнакомом языке. Русский! Неужели лгунья осмелилась хранить предательские письма от врагов прямо в покоях? А теперь она так быстро исчезла, оставив их тут. Впрочем, ведь крысы сбегают первыми! Он обыскал всю комнату, собрал каждый листочек, а потом велел поверенному аге немедленно явиться к нему.

Селиму не хотелось никого посвящать в подробности этой скверной истории, поэтому ага с трудом нашел переводчика с русского, которому можно доверять.

— Я прочитал все твои записи. Какими только оскорбительными словами ты меня не называла! — вскричал он. — Я и не подозревал, что был настолько омерзителен тебе! И почему? Разве я был к тебе жесток? Хотя бы раз я обидел тебя? — Софья молчала, и он добавил в нетерпении: — Не стесняйся, говори все, что у тебя накопилось. Я сейчас же отвечу за это перед тобой. — Она так и молчала, поэтому он опять продолжил громко: — Я носил тебя на руках, Айнишах! — Поморщившись, он добавил: — Впрочем, ведь ты все еще считаешь себя Софьей, а то, что я дал тебе имя, только оскорбило тебя.

— Прощения просить не стану, — наконец, ответила Софья, с трудом собирая последние капли мужества. — То, что я совершила, невозможно простить.

— Поэтому даже не попытаешься? — изумленно воскликнул Селим.

— Раз ты прочитал все, — ответил она, но каким-то слабым, надтреснутым голосом, — то ты знаешь всю правду. Знаешь, что я ни разу не солгала тебе. Что я тебя любила. И все еще люблю.

— И ты думаешь, что это все исправит? — продолжал он. Она замолчала, поэтому он добавил нетерпеливо, даже схватил ее за плечи: — Даже теперь ты будешь показывать, какая ты гордая? Я тебе не враг! Верни мне ту Айнишах, которую я знал. — Он смотрел на нее с мольбой, что было так на него не похоже. — Ты же не притворялась. Я знаю. — Будто пытался убедить себя и хотел услышать это от нее.

— Ты прочитал мою душу без остатка, — ответила она. — Я делала эти записи для тебя, чтобы не осталось вопросов, когда меня не станет, понимаешь?

— Что это значит? — вскричал он пораженно. — Ты что-то сделала с собой? — Он опять схватил ее за плечи и уже начал трясти. — Отвечай! Что ты сделала?

— Ничего. Пока что. Но у меня больше не осталось ни одной причины жить.

— Я верну тебя в гарем, — взвинченный, заявил он. — Я еще не выписал тебе вольную, поэтому мои слова ничего не значат. — Испугавшись, он не поверил ей, потому что она выглядела больной и потерянной. После выкидыша она выглядела так всегда. В ее глазах больше не было искры и жизни. Она молчала, и он добавил нерешительно: — Впрочем, ты и так не сможешь никуда идти. Лекарь сообщил мне, что ты снова беременна. — Она стояла, опустив голову, но теперь подняла на него остекленевшие глаза. А Селим позволил себе улыбнуться. — Надеюсь, в этот раз Аллах пошлет нам сына, Айнишах.

— Почему ты не прогонишь меня после всего?

— Кто любит розу, полюбит и шипы.