Пластырь (джен)

Ой, да ладно, мы с Лизкой с детства знакомы. В одной школе учились, только в разных классах. Еще и в творческие кружки ходили одни и те же, но по разным дням — расписание такое было. Даже дрались с одними и теми же мальчишками, до четвертого класса.

Потом Лизкины родители переехали, мы потерялись. Потом нашлись. Потом опять потерялись и опять нашлись: медяга-то одна на всю область. Об этом отдельно надо рассказывать, сейчас-то мы не о том, мы сейчас о «нашем всём».

Ростом что Лизка, что я мелкие, соответственно, и стати у нас воробьиные. Я, по крайней мере, не последняя на физкультуре стояла, а предпоследняя. А вот Лизка… Хотя, если честно, за рост мы не сильно страдали, так между прутьями школьной ограды даже сподручнее пролезать было. Но вот когда девчонки в классе стали оформляться, ну то есть, стандартная школьная форма стала на них не висеть как на вешалке и на нас с Лизкой, а слегка облегать (а у некоторых даже и ощутимо обтягивать) некоторые части растущих организмов, вот тогда мы похмурнели.

У меня ситуация была несколько лучше, чем у Лизки: бабуля моя шила и вязала, вышивала и плела чудесные кружева. И мою жуткую коричневую форму всегда украшали разные воротнички и манжеты — кто помнит, тот уже представил. Так вот бабуля в одно время вдруг стала мне передавать огромные пышные воротники, прямо жабо. И эти жабы́ успешно скрывали мой робкий «плюс ноль-двадцать-пять». Лизке же никакие воротники не помогали. Ноль — он ноль и есть, чем ни прикрывай.

В медяге ситуация мало изменилась, но там все в халатах. Курс у нас был чисто девичий, на практике мы с Лизкой вкалывали, а не флиртовали, так что наши маленькие проблемы не были так заметны.

Потом жизнь нас опять разнесла и снова столкнула уже на рабочем месте (как смеялась Лизка, «в одном и том же, и по колено»). Контора наша довольно странная, народ развеселый, работать сильно не старающийся. В общем, все как обычно: старичье рулит. А мы с Лизкой так и не выросли — она телесно, а я идейно. А потому неудивительно, что на очередной корпоратив тридцатого декабря (да-да, вечером накануне Нового года) наши подразделения отправили нас с ней. Нашли кого не жалко.

Мы очень сильно отбивались. Но всем было пофиг. Сказано надо, значит надо. Велено было вспомнить комсомольскую молодость и взять под козырек. Суки, решили мы хором и задумались. Тут так неловко еще получилось… В общем, я размерчик-то слегка нарастила. А вот Лизавета, похоже, вообще забыла об этой стороне жизни: йоги всякие новомодные, ушу, мечи какие-то крутила ловко, в общем, жила по-мальчишески. И фигуру мальчиковую сохранила. А тут Новый год, корпоратив, будут гости и артисты. Велено всем быть в нарядном и со своей бутылкой.

Да ладно, мы обе шить умеем, только вот ради одного вечера тратиться… Решили мы, в общем, взять из моих шмоток что-нибудь и на Лизку приладить.

Итак, тридцатое декабря. За окном метель, снег валит небольшими сугробиками, все дороги перемело. Лизка тащится ко мне (я ближе к конторе живу), промокшая почти по пояс.

А я вот подумала, что раз уж мы пойдем со своей бутылкой на Новый год, то надо взять шампанского. В магазине было только розовое «Мадам Помпадур», поэтому я взяла еще какого-то красного вина — нам же платье подгонять по Лизке, это дело долгое, успеем проголодаться. Ну и на всякий случай у меня дома была начатая чекушка водки для технических целей и баночка самогона.

Лизка, как оказалось, думала в том же направлении, только более романтично. Две бутылки шампанского и двухлитровая банка самопального ликера «Бейлис» из сгущенки со спиртом⁽¹⁾.

В общем, приходит ко мне снеговик с сугробом на голове и ноет Лизкиным голосом, что Новый год, а мы черт-те куда премся как идиотки, что таксисты охамели, подняли в пять раз цену, а ехать не хотят и что как мы теперь поползем в контору, пропади она совсем…

Да чего ползти, два дома пройти всего, нормально, замерзнуть не успеем, объясняю ей я и, естественно, наливаю, чтоб согреться. Буквально две столовые ложки. На Лизкину воробьиную грудь доза была норм, стон прекратился, мокрые штаны парусами были развешены на батареях, мы открыли шкаф и приступили.

На восьмой минуте созерцания распотрошенных мешков пришлось налить еще по паре ложек.

На десятой ложке нашлось оно, то самое платье «с голыми плечами», глядя на которое Лизка запела «Йо-хо-хо!» и хлебнула вина из горлышка. Платье подошло практически идеально. Было малюсенькое «но» — без бретелек оно немножко съезжало вниз.

Я было сунулась с другими мешками, но Лизка отмела их недрогнувшей рукой. В такие моменты становиться ей на пути откровенно страшно, она же ничего не замечает, кроме цели. Остро взглянув, как хирург во время нашей первой практики в больничке, она допила вино и гаркнула: «Пластырь!» и я побежала на кухню. Вернулась я с ножом, потому что была абсолютно уверена, что сейчас мы будем резать.

Оказалось, что резать не будем, а совсем наоборот.

Будем клеить.

Сиськи.

Да-да, я тоже тогда так заступорилась. Угу. Оказывается, Лизкина тетя (или племянница, или вообще сноха какая-то) рекомендовала вместо сука-дорогих безбретелечных лифонов использовать обыкновенный советский пластырь, старомодный, на тряпочной основе.

Технология проста до безобразия: выпиваешь шампанского с подругой, наклоняешься над каким-то упором (у нас — над ванной, так как напротив зеркало), сиськи (хи-хи) отвисают, увеличиваясь под силой земного притяжения в размере почти на единицу, что при Лизкиной стыдливой «половинке» было прям айс. Потом подруга (я) берет куски пластыря и начинает слоями обклеивать увеличивающееся, стараясь соблюдать симметрию. Чем больше слоев, тем лучше.

Над ванной стоять было неудобно. У Лизки затекали руки, у меня спина. Зато в зеркале у нее была такая довольная рожа, что только это искупало все неудобства. Упс, соврала… Только это и вторая бутылка шампанского.

Результат превзошел. Лизка была такая счастливая со своими уже честно «полуторными» прыщами, что за это надо было выпить! Но шампанского оставалась только одна бутылка — на корпоратив. Поэтому мы хлебнули из баночки, перешли в комнату, чтоб спина не отваливалась, Лизка взяла ножницы и пластырь, я приняла нескромную позу на тахте — и понеслось.

Лизка постоянно ощупывала свою обретенную женственность и восторгалась ею так умильно, что я не могла не процитировать из читанных в глубоком детстве скандинавских саг «Вышла вперед Гудрун-корабельная грудь». Лизка ржала и выгибалась, как носовая фигура корабля, мы брызгали на нее «Бейлисом» и нарекали разными смешными именами.

Но время неумолимо шло к началу торжественного мероприятия, а я еще не была готова.

По окончании второго мотка пластыря Лизка как-то задумчиво взглянула на меня и припала к уже ополовиненной банке «Бейлиса». Пока я с трудом разгибала затекшую спину, она поворачивала голову то в одну сторону, то в другую, очень похоже на то, как курицы рассматривают что-то в пыли, и хваталась за левую сторону груди, где под слоями пластыря зрел благоговейный вздох: «Мадонна!»

— Твою мать!!! — сказала я зеркалу.

Нет, вы меня поймите: технология рабочая! Для тех, у кого неуверенный первый размер.

Готовы? У меня — самоуверенный третий. Мадонна Луиза Чикконе со своими чахлыми золотыми конусами сосё-о-от!!! — по сравнению с моими пластырными.

Эти два белых Монблана, я не побоюсь — два Эвереста — так гордо заявляли о себе миру, что меня занесло при развороте от зеркала к Лизке. Она судорожно сглотнула и ткнула мне в руки банку с остатками «Бейлиса». Ей пришлось придерживать тару, потому что пластырная конструкция не позволяла мне опускать локти вытянутых вперед рук.

Платье-то мы на меня надели, слегка утрамбовав верхушки Монбланов, только до корпоратива уже не дошли. Но это был самый веселый предновогодний вечер в моей жизни. Мы хохотали, смешивали коктейли на основе самогона, плясали на подоконнике, изображая Мадонну, Фредди и почему-то Иосифа Давидовича Кобзона, и скандировали: «Наши сиськи лучше всех!»

* * *

Двадцать второго февраля, на скучном торжественном собрании в актовом зале, я получила переданную откуда-то сзади-сбоку записку. На листке коряво, видимо, на коленке, было нацарапано: «Блин, не могу вспомнить, как звали ту тетку с деревянными сиськами».

1) Не спрашивайте. Слиплось.

Вернуться к тексту