Генрих и Поликсена (гет)

Кроткая луна пугливо выглядывала из-за туч, неверным белесым светом выхватывая из ночной мглы ломаные очертания постройки, в которой не светилось ни одного огонька.

— Пойдём, — тихонько шепнул Ценатис, потянув за рукав устало присевшего на камень спутника. — Быть может, нам повезёт, и внутри ждёт приют.

Некогда светловолосый, одетый в поношенную одежду и покрытый неровном слоем пыли с серыми нечистыми волосами миловидный юноша тяжко вздохнул и позволил поднять себя.

— Или же там притаились слуги лорда Ярана, — шепнул он под нос так, чтобы Ценатис не услышал и не отругал за пораженческие мысли. Однако притворяться смелым и решительным у юноши сил не оставалось: слишком долгой была дорога, слишком скудными трапезы, слишком опасным и безрадостным будущее.

Ценатис, бывший глава охраны дома Дариона, покосился на спутника, но не стал уточнять, что же тот пробурчал, напротив, отпустил его рукав и хищнически бесшумно заскользил чуть впереди, настороженно смотря по сторонам и держа оружие наготове. Но вокруг царила умиротворяющая тишина. Едва заметный ветерок ласкал кроны деревьев, те в ответ тихонько шелестели; птицы угомонились, и лишь одинокое совиное уханье где-то далеко позади не позволяло поддаться иллюзии безжизненности мира. Вздрогнув всем телом, когда под ногой юноши хрустнула ветка и тот ойкнул, Ценатис остановился и обернулся: таиться больше не имело смысла, если в доме кто-то есть, не услышать приближение незваных гостей он не мог.

— Это случайность! — почти шёпотом, но весьма эмоционально вскричал юноша, виновато прикладывая ладонь к груди.

— Всё хорошо, — неискренне улыбнулся тот, подавляя вздох — ждать иного от изнженного сынка лорда не приходилось. — Останься здесь, я осмотрюсь.

Юноша тут же осел на траву, устало вытягивая ноги — за эти несколько дней в обществе Ценатиса он уже привык использовать каждое мгновение для краткого отдыха, потому что заданный темп выдержать было невероятно трудно, и спокойный ночной сон выпадал на их долю отнюдь не каждый день.

Ценатис поджал губы, но промолчал и исчез в ночи.

— Генрих, — позвал он несколько минут спустя, бесшумно появляясь рядом с успевшим задремать юношей. — Идём. Дом пуст, но внутри совсем недавно кто-то жил — там есть кровать.

— Славьтесь Звёзды! — прошептал тот и сделал над собой усилие, чтобы встать и преодолеть последние шаги до пусть далёкого от привычного комфорта, но всё-таки человеческого жилья.

Таинственные тени наконец расступились, являя взору голубых глаз каменный домишко, покрытый неожиданно свежей соломой. Генрих чуть скривился — он ожидал увидеть совсем иное, когда спутник упомянул дом, и пришлось напоминать себе, что дома Дариона больше нет, а сам он ныне не высокородный наследник, а преследуемый врагами беглец, а потому выбирать ему не приходится.

— Смелее, — поторопил Ценатис замешкавшегося на пороге Генриха. — Нам лучше укрыться.

Внутри было темно и пахло прелой соломой, но усталость брала своё, и Генрих больше не вспоминал мягкие перины лебяжьего пуха и тончайший шёлк простыней, когда с приглушённым стоном вытягивался на комковатом жёстком матрасе.

— Ценатис, ты веришь, что нам удастся добраться до границы? — уже засыпая, озвучил он давно волнующий вопрос, но ответа не дождался — измученное навязанным опасностью путешествием тело погрузилось в благословенный сон без сновидений.

— Не верю, — беззвучно произнёс тот, чуть шевеля губами, сел у окна, привалившись спиной к стене и вытянув ноги, чуть ослабил пояс, положил оружие так, чтобы можно было быстро схватить, и прикрыл глаза, скорее себе, чем уснувшему Генриху, сказав: — Но сдаваться не стану.

* * *

В глазах Генриха стояли слёзы, когда он закрывал глаза так и не сдавшемуся Ценатису.

Их выследили и напали на рассвете, в самый глухой час, когда даже опытный воин утратил бдительность. Ценатис дорого продал свою жизнь, до последнего вздоха защищая сына своего господина, но силы были неравны, и сонно моргающий Генрих едва успел встать на ноги, когда всё уже было кончено. Четверо стражников лежали на пороге перед телом Ценатисом, но остальные с бесстрастными лицами направляли оружие на Генриха.

— Не вынуждай применять грубую силу, — сказал высокий бородатый воин, бестрепетно переступая через мёртвые тела и останавливаясь в двух шагах от застывшего Генриха. — Лучше сдайся и следуй за нами, иначе…

Ему не нужно было договаривать угрозу — Генрих и так прекрасно представлял, какая судьба его ждёт в случае несогласия, но… он действительно не был уверен, что смерть или жизнь в расположенных в подземелье замка клетках хуже брака с Поликсеной.

Дочь Ярана, кровного врага дома Дариона, не была, что называется, завидной невестой. Ростом и статью с лучших воинов своего отца, с широкими плечами и огромными руками, легко орудующими двуручником, Поликсена имела крупные черты лица, жидкие волосы, никогда не знавшие ласки цирюльника, резкий голос и буйный нрав. Выросшая без матери, она всюду следовала за армией отца, наравне с подданными участвовала в битвах, и поговаривали, что первого врага она убила в десять лет. Походная жизнь лишила её скромности, Поликсена жила как настоящий воин — участвовала в победных пирах и запивала брагой поражения, развлекалась с молоденькими слугами захваченных замков и к своим двадцати четырём годам познала все стороны жизни.

И утончённый едва справивший совершеннолетие Генрих боялся даже представить себя мужем этой дикой фурии. Но жить хотелось отчаянно, и он склонил голову в жесте покорности, нерешительно отворачиваясь от надежды и от верного Ценатиса, отдавшего за его свободу жизнь.

Рассвет золотил макушки деревьев, мрачной стеной подпирающих прозрачное небо, Генрих запрокинул голову, не позволяя слезам пролиться — воин схватил его за локоть свой крепкой, как железные клещи, жилистой рукой и грубо потащил к лошадям. Сопротивляться не было сил, и Генрих постарался отрешиться от действительности. Его не стали связывать, справедливо оценив ситуацию — некуда было бежать наследнику уничтоженного дома Дариона, не осталось верных людей, готовых отдать жизнь за его свободу, все были убиты Яраном, — дали лошадь да поставили в середину кавалькады.

Занявший четыре дня пеший путь преодолели меньше чем за сутки, и вот уже отряд въезжал под мрачные своды нового пристанища дома Ярана. Лязгнули решётки, заскрипел механизм подъёмного моста — Генрих прибыл в место своего пленения.

Яран даже не вышел встретить ценного «гостя», но это обстоятельство Генриха лишь обрадовало: встречаться с убийцей родных совсем не хотелось.

Его сопроводили в выделенные для него покои на третьем этаже, проведя по многочисленным запутанным коридорам и лестницам, и втолкнули в приоткрытые двери, тут же лязгнув замком. С трудом сохранив равновесие, Генрих уже собрался облегчённо вздохнуть, когда заметил развалившуюся в кресле Поликсену.

Облачённая в кожаный нагрудник и мужскую рубаху, в кожаных же мужских штанах, заправленных в высокие ботфорты, она сидела, широко расставив ноги, и смотрела на него с тем же интересом, что сам Генрих проявлял при выборе щенков борзых — оценивающе, спокойно и равнодушно, зная, что если эти не подойдут, всегда можно выбрать из следующего помёта.

— Хэнри, — без намёка на приязнь протянула она, и слух Генриха резануло грубостью тембра и акцентом. — Подойди ко мне.

Но ноги будто приросли к полу.

Поликсена оказалась ещё хуже, чем её описывали. Черты лица была не только грубыми, но и неправильными, с правой стороны ветвился шрам, задевающий веко, отчего глаз казался вытянутым книзу; тонкие бесцветные губы и сломанный нос, а серые, какие-то пегие волосы были острижены по-мужски кротко, открывая крупные уши.

Генрих сглотнул, перевёл взгляд на окно, отметив, что лазурь неба пересекают прутья решётки.

— Ко мне! — приказала Поликсена, будто перед ней был пёс.

— Я ваш пленник, но не слуга. — Генрих и не знал, что внутри притаилась смелость, а потому удивился, услышав свои же слова.

— Ты будешь тем, кем я пожелаю, Хэнри, — гортанно рассмеялась Поликсена, вставая и сама делая пару шагов навстречу. Генрих снова сглотнул, снизу вверх уставившись на возвышающуюся над ним почти на голову женщину. — И моли Звёзды, чтобы я тебя желала, иначе отправишься кормить червей — как все, кто стал бесполезен.

Её грубая покрытая мозолями от меча ладонь провела по его щеке, шее, легла на плечо, а затем дёрнула завязки на рубахе.

— Что ты делаешь? — ошарашенный происходящим, Генрих даже немного забыл о страхе.

Поликсена же в ответ рассмеялась и без промедления принялась его раздевать. Генрих сначала попытался оттолкнуть её руки, да только куда ему было тягаться, а стоило ему повысить голос, требуя прекратить, как Поликсена отвесила ему мощную оплеуху, отчего во рту тотчас же появился вкус крови.

— Ты жив, пока я хочу этого, — сжав пальцами его подбородок, она задрала голову Генриха так, чтобы максимально приблизить их лица, и говорила ему практически в рот. Кислое дыхание вынуждало морщиться в бесплотных попытках отвернуться, но когда другая её рука сдёрнула с худых бёдер штаны, Генрих просто замер, больше не пытаясь противиться насилию — в его голове просто-напросто не укладывалось, как дочь Ярана, пусть и такая неправильная, как Поликсена, может вести себя таким образом.

Не прошло и минуты, как на Генрихе не осталось ничего. Прикрываясь и отчаянно краснея, он снова задёргался, рассмешив мучительницу.

— Какой ладный мальчик, — проворковала она, обхватывая ладонью его ягодицу и буквально приподнимая Генриха над полом. — Мы поладим, обещаю.

Растерянный и ничего уже не соображающий от неправильности происходящего Генрих не смог ей помешать утащить себя в соседнее помещение, где была набрана лохань с тёплой водой, однако возможность наконец смыть с себя дорожную грязь и пот непростого похода немного примирила его с новой реальностью. К чему он не был готов, так это к тому, что Поликсена быстро избавится от одежды и присоединится к нему в мыльной воде.

Пусть Генрих давно не был ребёнком, от него никто не требовал взрослеть. Младший сын, он мог себе позволить наслаждаться затянувшимся детством, пока старшие братья постигали ратное дело и развлекались со служанками. Сам он так и не зашёл дальше поцелуев с миловидной прачкой, остановившись при виде некрасивой груди, и хотя желания молодого тела звучали всё отчётливее, Генрих не торопился.

Теперь никого не интересовали его желания — точно не Поликсену, при виде обнажённого тела которой Генрих испытал лишь отвращение. Узкие бёдра и ни намёка на талию, впалый живот и выступающие рёбра, шрамы на боку, а довольная крупная грудь при габаритах женщины казалась маленькой и негармоничной.

Она уселась в лохань, не испытывая ни капли смущения, и сразу же потянула Генриха к себе. Оглаживая его бока, ягодицы, грудь, Поликсена явно пыталась возбудить его, но напуганный недавними событиями и внешностью женщины Генрих испытывал лишь одно желание — сбежать.

— Ты ведь понимаешь, Хэнри, что ляжешь со мной или умрёшь?

Он сдавленно кивнул.

— Хорошо, — она чуть улыбнулась и обхватила его вялый член. — Тогда помоги мне.

Грубые пальцы сжали слишком сильно, он зашипел, и хватка ослабла. Ладонь скользила по стволу, и механические движения оказывали действие, даже если сам Генрих меньше всего на свете желал ложиться с Поликсеной.

— Хороший мальчик. — Генриху захотелось заплакать. — Ты ведь знаешь, что нужно делать с женщиной?

Он посмотрел на свою мучительницу и покачал головой. Ответом стал разочарованный вздох.

Оставив в покое его член, Поликсена взяла в руки губку и принялась наконец мыть его. Сильные руки не причиняли боли, разминали уставшие мышцы, гладили, и Генриху удалось отрешиться от реальность и расслабиться.

— Вставай, — велела Поликсена некоторое время спустя и, первой подавая пример, поднялась. На этот раз он не стал противиться и поднялся, почти не испытав смущения — после того, как её руки изучили, казалось, каждый изгиб его тела, это было бы глупым. — Молодец, — похвалила она и вылила на едва успевшего зажмуриться Генриха ведро чуть тёплой воды, а затем и для себя повторила процедуру. — Идём.

Она подала руку, и Генриху не оставалось ничего иного, как принять помощь — через высокие борта лохани иначе было не перебраться. Не отпустив его ладонь, Поликсена накинула на себя и него по небелёному холсту и повела его в следующее помещение. Спальню.

— Не дёргайся, — почти мягко приказала она, почувствовав, как его рука напряглась. — Чем меньше ты будешь противиться, чем для тебя же будет лучше.

— Зачем тебе это? — не утерпел он.

Поликсена обернулась будто бы с удивлением.

— Отец желал нашего брака давно. Дом Дариона ему не подчинился, для твоих подданных Яран узурпатор и враг, но люди охотно пойдут за законным наследником — нашим с тобой сыном.

— Но зачем это тебе? — отмахнулся от очевидного Генрих. — Зачем тебе ложиться со мной?

Поликсена улыбнулась снисходительно и по-матерински мудро:

— Глупый Хэнри, ты не думал о том, что я тоже хочу носить жемчуга и бархат?

Генрих неверяще уставился на неё. Поликсена сбросила впитавшее влагу полотно и, так и не отпустив ладони Генриха, потянула его на пахнущее чистотой ложе. Они лежали рядом и молча смотрели друг на друга — некрасивая крупная женщина с короткими волосами и красивый хрупкий юноша с золотистыми локонами.

— Значит, я буду твоей игрушкой, пока твой отец будет регентом при нашем сыне?

— Нет, ты будешь моим мужем, и пока наш сын не войдёт в возраст, я буду править домом Дариона, прислушиваясь к твоим советам.

— А твой отец? — не поверил Генрих.

Глаза Поликсены сверкнули сталью.

— А мой отец отправится завоёвывать новые земли. Хэнри, возляжешь ли ты со мной?

— Меня зовут Генрих, — вздохнул он и, привстав на локте, заглянул Поликсене в глаза. Он никогда не хотел быть правителем, зная, что это невозможно, но теперь других претендентов не было, а потому пора было принимать реальность, какой бы странной та ни была. — И если ты гарантируешь моим людям жизнь, а нашему сыну власть над домом Дариона… — он запнулся, уверенность вдруг снова покинула его, и Генрих смущённо опустил взгляд.

Война — это не только смерть и разрушение, но и новые союзы. Оставляя в живых младшего сына дома Дориана, лорд Яран был уверен, что нежный юноша станет его послушной марионеткой. Сдаваясь в плен людям Ярана, Генрих был убеждён, что его ждёт жизнь хуже смерти. Но у Поликсены были совсем иные планы на брак с лордом Генрихом — она действительно мечтала о жемчугах и бархате, а ещё о добром и ласковом мужчине, счастливых детях и доме, который не нужно покидать ради очередного похода.

Поликсена потянула его на себя, обхватывая сильными ногами его бёдра и рукой направляя готовый к предстоящему член, и выдохнула ему прямо в рот:

— Я научу тебя быть с женщиной и править, а теперь хватит разговоров, — её ладони обхватили его ягодицы, вжимая в себя, и они в унисон застонали, становясь единым целым.

Новый лорд дома Дариона возвращал свой трон.