Карлсон, который умеет летать (джен)

В городе Стокгольме стоит старый серый дом. В доме — квартира на третьем этаже. А в квартире живет семья: мама, папа и трое детей. Боссе и Бетан уже большие, а Малыш — это и по прозвищу понятно — еще не очень. Ему семь лет, и он ходит в первый класс школы. Он послушный и милый ребенок, всеобщий любимец мам, пап и учителей. Вот только друзей у него нет. Детям подавай друзей шумных, озорных и веселых, а Малыш слишком тихий и стеснительный. Правда, дразнить его — себе дороже, ведь если об этом проведает старший брат Малыша — Боссе, — то может и наподдать. Поэтому дети Малыша просто не замечают.

Хотя нет. То, что у Малыша нет друзей, — это не совсем правда. Ведь у него есть нечто лучшее — у него есть Карлсон. А Карлсон куда лучше любого друга. И даже лучше щенка. Карлсон необыкновенный. У него на спине есть самый настоящий пропеллер, а на животе — кнопка. Ее нажимаешь — ждешь несколько мгновений, пока моторчик прогреется — а потом летишь, куда хочешь, — как вертолет. Можно летать в школу — если бы Карлсон посещал школу, можно летать в магазин игрушек — если бы Карлсону нужны были игрушки, а можно — на футбольное поле в пяти кварталах — если бы Карлсон играл в футбол.

Но Карлсон не ходит в школу, не играет в игрушки и не гоняет по полю мяч. Он прилетает к Малышу пошалить и поесть тефтельки или варенье. А живет Карлсон — страшно сказать, хотя и ужасно интересно — на самой верхушке дома, на крыше. Там, за трубой, есть маленький домик. Его никто не видит — еще бы, взрослые такие не наблюдательные, даже если наткнутся на что-нибудь подобное, в жизни не обратят внимания.

А Малыш уже три раза побывал в гостях на крыше. Он садился на плечи Карлсона, моторчик начинал жужжать, и они взмывали вверх, в самое небо, а потом пикировали вниз, на крышу. От этого немного закладывало уши и щекотало в животе. Но восторг от полета невозможно было описать.

* * *

Вот и сегодня Малыш побыстрее пообедал, наспех сделал уроки и уселся на подоконник, вглядываясь в небо, чтобы сразу же увидеть Карлсона. Они хотели снова слетать на крышу и поиграть в привидений. В прошлый раз было так захватывающе! Хотя и немного жутковато. Но Малыш пообещал самому себе, что сегодня он будет храбрым и мужественным — как Карлсон. Вот только где же он? Скоро начнет темнеть, тогда ни за что не получится незаметно выбраться из дома.

В коридоре послышался какой-то возбужденный женский голос. Малыш вздохнул.

Неужели опять фру Петерсон пришла пожаловаться на него маме? Ну да, он сбил ее сегодня утром с ног, потому что опаздывал в школу. Но он же помог фру Петерсон подняться и даже извинился! Малыш поболтал ногой и прислушался. Да, точно, фру Петерсон. И мамин голос.

— …Представляете, фру Свантесон? Куда только смотрят родители?!

Малыш поежился. Все-таки на него пришли жаловаться. Значит, вечером, за ужином, ему придется выслушивать назидания папы и мамы о том, что "Нужно быть внимательным, Малыш, внимательным к людям и ответственным: из-за твоих опозданий не должны страдать другие. Отнеси фру Петерсон кусочек пирога и извинись перед ней как следует. И никаких возражений — значит, ты извинился недостаточно искренне, если фру Петерсон пришла на тебя жаловаться. Воспитанные мальчики не сбивают соседей с ног. И выходят из дома вовремя".

Да, именно такую отповедь ему и придется услышать сегодня вечером.

Малыш опять вздохнул и, еще раз взглянув в небо, спустил ноги с подоконника и невольно прислушался. Фру Петерсон что-то с жаром доказывала, мама звучала беспокойно. Неужели одно сбивание с ног — нечаянное! — так взбудоражило взрослых? Малыш подкрался к двери и тихонечко приоткрыл ее, осторожно выглядывая в коридор.

— …Да-да, фру Свантесон, я с вами совершенно и полностью согласна. Это все безответственные родители, что потакают капризам и глупостям детей! Уверена, мои дети — будь они у меня — никогда бы так не поступили!

— Вы совершенно правы, фру Петерсон, я даже не могу себе представить…

— Хотя на вашем месте, фру Свантесон, я бы все-таки переговорила со Сванте. За мальчиками в таком возрасте нужен глаз да глаз. Ведь как говорится? "В тихом омуте черти водятся…"

— Конечно, я поговорю с ним, но я уверена…

— Родители того мальчика наверняка тоже были уверены, фру Свантесон, а смотрите, чем все закончилось? Ребенок мог убиться насмерть! Может, он и убился, бедолага, ведь все-таки четвертый этаж…

— Это ужасно, фру Петерсон, просто ужасно… Вы говорите, упал с крыши?

— Вот именно, фру Свантесон, вот именно. Нужно привлечь к ответственности дворника. Почему доступ к нашей крыше имеют все кому не лень? Если каждый начнет лазить на чердак и крышу — а на чердаке у меня, между прочим, постельное белье сушится, — то что хорошего из этого выйдет? А если грабители решат забраться ко мне на четвертый этаж по крыше? Это же кошмар! Фру Свантесон, мы должны непременно пожаловаться в домоуправление! Мы не должны терпеть подобной халатности! Тем более вы — у вас же дети…

Малыш, вслушиваясь в разговор сначала с интересом — про него говорит соседка или все-таки не про него? — потом со скукой — нет, не про него, а про какую-то крышу, — а потом вдруг с вниманием — что-что там про крышу и мальчика? — отворил дверь пошире.

Фру Петерсон, с покрасневшими от возбуждения щеками, стояла напротив бледной мамы.

— Что случилось с мальчиком на крыше? — взволнованно спросил Малыш.

Мама укоризненно посмотрела на него и произнесла губами:

— Надо добавить "фру Петерсон", Малыш, не будь таким невоспитанным.

Но Малыш не слышал маму.

— Мальчик? Он был на крыше и упал? — дрогнувшим голосом спросил он.

Фру Петерсон, надувшись от важности, кивнула:

— Вот именно, молодой человек. Упал с крыши. Вот буквально только что. И его…

Но Малыша уже не было в коридоре. Вихрем метнувшись из квартиры, он, прыгая сразу через две ступеньки вниз и рискуя вывихнуть себе ноги, выскочил из подъезда и, остановившись, лихорадочно огляделся. Никаких упавших мальчиков, никаких кровавых пятен, полицейских или машин "Скорой помощи". Малыш посмотрел на крышу. Она выглядела как всегда. Темно-серая, почти черная черепица, такая же темная труба, за ней — маленький домик Карлсона — все, как обычно. Фру Петерсон что, пошутила?

Малыш помчался наверх.

— Где… с крыши? — пытаясь отдышаться, спросил Малыш.

Фру Петерсон неодобрительно поджала губы, а мама, притянув его к себе, поправила ему вспотевшие волосы и задравшийся уголок воротника рубашки.

— Малыш, — строго сказала мама. — Что с тобой стряслось сегодня? Ты на себя не похож. Почему ты не поздоровался с фру Петерсон? И не забывай говорить со взрослыми вежливо и подобающим тоном.

Малыш, не слушая взрослых, нагнулся и, выскользнув из-под рук мамы, побежал в свою комнату.

— Вот так и бывает, фру Свантесон, именно об этом я вам и говорила: сперва они сбивают с ног соседей, потом не слушаются родителей, а потом падают с крыш. Я бы на вашем месте как следует занялась воспитанием Сванте, пока не поздно, — с этими важными словами фру Петерсон величественно выплыла из квартиры семьи Свантесон.

— Малыш, — воскликнула мама, подходя к комнате сына, но Малыш уже сам выскочил к ней навстречу и нетерпеливо перебил ее:

— Мамочка, давай ты поругаешь меня потом, обещаю, что буду сидеть тихо и слушаться. Скажи только: кто сегодня упал с крыши? Фру Петерсон пошутила про мальчика, да?

Мама взглянула на обеспокоенное лицо сына и, вздохнув, покачала головой:

— Увы, нет.

— Но там, во дворе, нет никакого мальчика!

Мама присела перед ним на корточки.

— Фру Петерсон сказала, что часа полтора назад с крыши во двор упал ребенок, маленький мальчик. Наверное, баловался на крыше и оступился, бедняга. Его забрала "Скорая".

Малыш закусил губу, его глаза наполнились слезами.

— Ох, Малыш, какой ты у меня чувствительный, — опять вздохнула мама. — Но ты не беспокойся, мальчик сейчас в больнице, за ним наверняка хороший уход. Врачи сделают все возможное, чтобы спасти его. Не переживай!

И, потрепав Малыша по голове, мама скрылась на кухне.

А Малыш вытер глаза рукавом рубашки и побрел в детскую, в которой, как он знал, никого не было. Никакого Карлсона. Неужели это он сорвался сегодня с крыши? Ведь больше некому! Но почему? Что случилось? Он же умел летать?

Малыш бросился на кровать и горько заплакал.

За обедом Малыш был необычайно тих и молчалив. Боссе рассказывал о том, какие голы он забил на уроке спорта; Бетан, закатывая глаза, сплетничала об одной однокласснице, которая пришла в школу с накрашенными губами; мама поведала папе о главной новости дня — сорвавшемся с крыши их дома ребенке… А Малыш молчал и лишь сглатывал слезы, стараясь, чтобы они не капали на скатерть. Наконец, это заметила мама.

— Малыш, — обеспокоенно сказала она и дотронулась ладонью до лба сына. — Ты меня пугаешь. Что с тобой стряслось?

— Ты чего ревешь? — внимательно посмотрел на младшего брата Боссе. — Опять Оле и Ян дразнили? Я поговорю с ними завтра. Вот ведь мелюзга, ничего не понимают.

Малыш покачал головой.

— Может, ты упал и расшиб себе коленку? — предположила Бетан.

Малыш опять помотал головой.

— Думаю, его расстроила эта история с упавшим мальчиком, — понизив голос, сказала мама. — С обеда он сам не свой.

— Ну да, это, конечно, кошмарно, — заметила Бетан. — Но, Малыш, ты-то чего расстраиваешься?

— Или ты знаешь этого мальчика? — спросил папа, внимательно глядя на сына.

Малыш всхлипнул.

— Я боюсь, что это Карлсон!

— Карлсон? — недоуменно спросила мама. — Кто это — Карлсон? Твой одноклассник? У нас в доме не живут Карлсоны.

— Это мой друг, Карлсон, тот, который прилетает ко мне в гости! Карлсон с крыши! Ну я же говорил вам о нем! — с отчаянием проговорил Малыш.

— Малыш, — протестующе произнес папа. — По-моему, ты немного… фантазируешь. Признавайся!

— Но папа, ведь Карлсон живет на крыше, а этот неизвестный мальчик упал именно с крыши. И мы договорились сегодня встретиться, а он не прилетел. Хотя он всегда прилетает! Ведь я обещал ему сегодня леденцы, а он их любит больше всего на свете, — и Малыш заплакал.

Бетан и Боссе переглянулись с мамой и папой.

— Эй, Малыш, — осторожно сказала мама. — Мы знаем о твоем воображаемом друге, но…

— Хотя, если честно, не слишком ли ты уже большой для воображаемой дружбы? — скептически посмотрела на брата Бетан.

— Бетан! — укоризненно сказала мама. И, обращаясь к Малышу, продолжила: — Но с крыши сегодня упал не воображаемый мальчик, а настоящий!

— Карлсон и есть настоя-а-ащий, — взвыл Малыш. — А вы мне не верите-е-е…

И, уронив голову на сложенные на столе руки, он заревел по-настоящему.

Мама беспомощно посмотрела на папу.

— Слушай, Малыш, а как он к тебе прилетает, этот Карлсон? — с показным интересом спросил Боссе, покачав головой, призывая родителей помолчать. — На самолете или воздушном шаре?

— Сам не знаешь, что ли? — сквозь рыдания выдавил из себя Малыш. — Я же говорил: у него пропеллер на спине, а на животе — кнопка-а-а…

Бетан прыснула, но тут же прикрыла рукой рот, сделав виноватые глаза.

— И какой длины у него лопасти? — продолжал допытываться Боссе. — Как наша столовая?

— Или как у вертолета? — добавила Бетан.

— Сама ты вертоле-е-ет, — всхлипнул Малыш.

— Дети, — предупреждающе сказал папа. — Малыш, у человека не может быть пропеллера на спине и кнопки на животе, и он не может летать с помощью пропеллера, это невозможно с точки зрения как биологии, так и физики.

Малыш поднял вверх зареванное лицо и посмотрел на родителей.

— А он летал! Он прилетал ко мне! Почти каждый день! И даже брал меня с собой на крышу! И я тоже летал!

— О господи, — поднесла руку к губам мама.

А папа успокаивающе положил ей ладонь на другую руку и легонько похлопал по ней.

— Успокойся, дорогая, никто не был на крыше, у нашего сына просто богатая фантазия.

— Но он говорит, что был! А сегодня ребенок упал, потому что находился на крыше! Господи, Малыш, скажи мне сейчас же, что ты не лазаешь туда наверх, иначе у нас будет с вами очень серьезный разговор, молодой человек!

Малыш уже перестал рыдать, он лишь временами всхлипывал и икал.

— Так. Давайте мы все успокоимся. Наш сын просто услышал сегодня пугающую новость, она его расстроила — вот он и воображает, что упал его знакомый — неважно, какой. Малыш, милый, мне кажется, тебе надо пойти в постель и как следует отдохнуть.

— А я принесу тебе горячего какао с печеньем, — сказала мама и погладила Малыша по голове. — Ты же любишь какао. Вот увидишь, завтра ты проснешься — и все будет хорошо.

— Мамочка, — сдавленным голосом произнес Малыш, и из его глаз опять закапали слезы. — А если это Карлсон? Если это Карлсон упал с крыши? Значит, у него сломался пропеллер! Значит, он не может летать! Значит, он не сможет больше прилететь ко мне! Никогда! Мамочка, а если Карлсон не поправится? Если он… — и Малыш опять зарыдал.

Теперь все четверо членов семьи Свантесон выглядели чрезвычайно озабоченно. Они стояли вокруг стула с рыдающим Малышом, Боссе беспомощно смотрел на родителей, Бетан смотрела на Малыша жалостливым взглядом, папа — ужасно обеспокоенным. А мама снова погладила Малыша по голове.

— Малыш, давай мы позвоним в больницу и все узнаем. Хочешь?

И увидела, как на нее посмотрели прозрачные от слез, наполненные надеждой голубые глаза сына.

В больнице было тихо, пищали приборы, в палате были и другие кровати, на которых кто-то лежал, но Малыш не обращал на них никакого внимания. Приоткрыв дверь, он глядел в щелку на полулежащего в постели в середине палаты мальчика: плотного, рыжеволосого, с носом-картошкой, пухлыми щеками и оттопыренными ушами. Его голова была перебинтована, к какому-то прибору были присоединены разноцветные проводочки и трубочки, концы которых прятались под одеялом.

Мама осталась разговаривать с доктором, а Малыш, набравшись смелости, вошел в палату. Подойдя к мальчику, он остановился возле него.

— Карлсон! Карлсон, ты спишь?

Ресницы пухлого мальчика дрогнули, он медленно открыл глаза и испуганно уставился на Малыша.

Малыш уселся на краешек его постели.

— Карлсон, как здорово, что ты не спишь! Как ты? Тебе было больно, когда ты упал? А что с пропеллером? Ты можешь летать?

Мальчик сглотнул, поморгал недоуменно, а потом спросил тихим, едва слышным шепотом:

— Ты кто?

Спустя три недели Малыш и Карлсон сидели у Малыша в комнате: Малыш — на столе, с ногами на стуле, а Карлсон — в инвалидном кресле. Малыш был ужасно взбудоражен — еще бы, маме удалось уговорить каких-то людей оставить Карлсона у них до тех пор, пока не найдутся его родственники. Потому что — и это ужасно удивляло и маму, и папу, и докторов в больнице, и каких-то важных теть и дядь в каком-то ведомовстве — Карлсона, кажется, никто не разыскивал. В полиции не было ни одного заявления о пропаже ребенка подходящего возраста и с внешностью Карлсона, ни одна больница, ни один детский дом и ни один приют не терял ребенка. И не только в Стокгольме, но и, казалось, по всей Швеции. Как такое могло быть?

Малыш же лишь снисходительно улыбался про себя: ну он же говорил, что это Карлсон, он живет не с мамой и папой, а один-одинешенек, на крыше их дома! Ну как могут взрослые быть такими глупыми? Вот только одно огорчало Малыша: Карлсон совсем не помнил о том, что он — Карлсон. Он ничего не знал о полетах, пропеллере и доме на крыше. Мало того, стоило Малышу упомянуть об этом, как Карлсон сильно бледнел, и над его губой проступали маленькие капельки, и тогда он закрывался от Малыша ладонями и лишь молча качал головой. Мама сказала, что когда человек чего-то не помнит, это называется анизия или что-то вроде этого, и к такому человеку лучше не приставать с расспросами и не заставлять что-то вспоминать. Малыш и не приставал. Но иногда, во время разговоров, у него просто вырывалось что-нибудь, и тогда Карлсон бледнел, Малыш чувствовал себя виноватым, а мама озабоченно смотрела на него и пыталась сгладить ситуацию, предлагая чай с пончиками или блинчики с вареньем.

И вот еще что странно: Карлсон совсем не любил сладостей! Ни варенья, ни печенья, ни вафлей. Да он даже мороженое не хотел! Это было совсем не похоже на сладкоежку Карлсона. Малыш вспомнил: когда они играли в заботливую мать и больного ребенка — сколько шоколада, леденцов и прочих сладостей слопал тогда Карлсон! Но Малыш уговаривал себя, что если Карлсон забыл даже о нем, Малыше, то мог забыть и о том, что любит сладкое.

А еще одно было даже не странным, а каким-то беспокойным: у Карлсона пропал пропеллер. Малыш смотрел на него во время перевязки — у Карлсона вся спина была в бинтах, и на груди были бинты, а живот расцарапан и весь в синяках и ссадинах, но Малыш не мог отыскать ни следа красной кнопки или лопастей пропеллера. Карлсон мог многое позабыть. Но пропеллер? Может, отвалился, когда Карлсон упал с крыши? У Карлсона было три апирации, может, ему это все удалили? А потом зашили — так, что теперь и не поймешь? Но зачем? Ведь это так здорово — летать под небесами!

И Малыш горевал по своему другу — озорному и шумному любителю вкусного и самому лучшему на свете затейнику. А старый новый друг сидел рядом — вроде и тут, но вроде и нет его.

— А давай поиграем? — спросил Малыш.

— А во что? — тихо поинтересовался Карлсон.

— М-м-м… может, в привидений? — с надеждой посмотрел на Карлсона Малыш. — Мы можем взять мою простыню!

Карлсон поежился.

— Я боюсь привидений, — признался он. — Они летают и всех пугают.

— Ты же тоже летаешь! — забылся Малыш. — То есть летал, то есть…

Но Карлсон уже смотрел себе на колени и ничего не говорил.

Малыш вздохнул.

— Карлсон… Ты…

Карлсон поднял на него свои глаза — и Малыш, видя их — чересчур спокойные, тихие и какие-то потухшие — вдруг почувствовал себя… Карлсоном — в самом расцвете сил, умным, самым лучшим на свете… всем сразу. Вскочив со стола на стул, а потом на пол, он схватил кресло за ручки и покатил Карлсона в сторону кухни.

— Ничего, Карлсон, не переживай, все это — дело житейское. Сейчас мы стащим по одной тефтельке, а потом я покажу тебе, что привидения — ничуточки не страшные, а очень даже симпатичные. Мы будем лучшими в мире привидениями! И напугаем Боссе и Бетан до смерти! Кажется, у Бетан новый дружок в комнате. Интересно, у этого такие же лопоухие уши, как у Пелле, или нет?

Конечно, не все шло гладко. Мама постоянно куда-то звонила, о чем-то беспокоилась и часто шепталась с папой. Малыш подозревал, что, наверное, не так-то просто получить разрешение на то, чтобы у тебя жил чужой ребенок, если ты не его мама или папа.

В школу Карлсон ходить не мог — она была не приспособлена для людей с колясками, поэтому Малыш по утрам вместе с Боссе и Бетан уходил на занятия, а Карлсон оставался дома, с мамой. Наверное, именно поэтому мама взяла на работе долговременный отпуск — чтобы присматривать за Карлсоном. Она и за уроки сына взялась как следует, поэтому после обеда Малыш с Карлсоном частенько сидели вдвоем за столом в столовой и решали примеры или писали диктанты. Зато потом время принадлежало им.

Карлсон немного оттаял, перестал пугаться или замирать посреди разговоров. Однако по-прежнему было трудно поверить, что этот смирный и чуть полноватый мальчик мог забраться на крышу из озорства — в то, что он мог с нее свалиться, как раз легко верилось. Зато Малыш с каждым днем все больше и больше становился похож на озорника и проказника Карлсона-с-пропеллером. Ему приходили в голову идеи одна страннее другой, он вечно выдумывал какие-нибудь истории или игры: про мальчика-колдуна, пришедшего учиться в школу волшебства; про привидение, живущее в квартире обычного дома и пугающее воришек; про маленький волшебный вертолет, летающий по городу и спасающий детей из беды… И всюду Карлсон должен был участвовать наравне с ним.

Карлсон между делом уже перестал пользоваться коляской, довольно ловко научившись передвигаться на костылях, и мальчики бегали по квартире, одетые то в простыни, воя и гремя цепями, сделанными из старых жестянок, то в шляпах из газет, то строя домик из стола, стульев и одеял. Мама всегда ужасно боялась, что Малыш, закутанный в простыню, споткнется, упадет и расшибет себе лоб, но, видя сияющие глаза сына, лишь вздыхала и просила быть "чуточку менее диким". Родственников Карлсона по-прежнему найти не удавалось. Но маме, кажется, уже и не хотелось, чтобы Карлсона забрали. Ведь Малышу с ним было так здорово!

Малыш радовался, что Карлсон теперь постоянно с ним, просто… Ну не мог он до конца радоваться. Ведь у Карлсона больше не было пропеллера. Малышу казалось, что именно поэтому Карлсон такой тихий и будто бы выключившийся. Он не раз думал, как бы себя чувствовал он, если бы мог летать — а потом разучился. Малышу казалось, что он ужасно скучал бы по небу. Ведь свободно парить, будто перышко, и видеть всю эту красоту с вышины — это… это просто мечта! Поэтому с некоторых пор его не отпускала мысль: надо придумать что-нибудь, чтобы Карлсон снова мог летать. Тогда все будет как раньше. Тогда Карлсон перестанет вздрагивать и сможет веселиться. Тогда Малыш станет еще счастливее, чем сейчас. Тогда все будет просто замечательно.

Оставалась одна проблема. Как можно научить летать семилетнего мальчика? Что мог сделать другой семилетний мальчик, чтобы научить друга летать? В этом была определенная сложность.

Конечно, проще всего было бы достать пропеллер с мотором. Но Малыш понятия не имел, где такие продаются. Он не раз толкался с Карлсоном в магазине игрушек, но ничего подобного там не видел.

Может, купить игрушечный вертолет и прикрепить пропеллер от него Карлсону на спину? Даже нет, не Карлсону, а самому Малышу? Он сам легче, меньше, он не такой поломанный и не перевязанный, ему было бы проще. Вот только где взять такой вертолет? Даже те, что были в магазине — слишком маленькие, не летающие — стоили целую кучу денег, столько Малышу и за год не накопить! А ведь нужен был довольно большой пропеллер. Малыш вспомнил, каким был пропеллер на спине у Карлсона в те, прежние времена. По всему выходило — большим, не у́же, чем спина. И лопасти были толстенькими, широкими, совсем не такими, как у игрушечного вертолета!

Что ж, оставалось одно: потихоньку расспрашивать Боссе, папу и учительницу про вертолеты и другие летательные аппараты. Может, если Малыш узнает про них побольше, то они с Карлсоном смогут даже смастерить такой сами?

А пока они играли. Больше всего Малыша и Карлсона привлекали игры в самолеты, полеты на другие планеты или про летающие машины. Малыш очень интересно придумывал, заразительно смеялся, и вскоре Карлсон перестал вздрагивать при словах "воздух", "пропеллер" и "летать". А почему он раньше вздрагивал — он и сам бы, наверное, объяснить не мог.

Часто во дворе, когда стало по-весеннему тепло, Малыш и Карлсон с другими ребятами со двора играли в отважных летчиков-первопроходцев, или воздушных покорителей небес, или летающих северных спасателей. Из ящиков, досок и подручных материалов они построили что-то вроде самолета на колесах и, сидя по двое в "кабине", в то время как остальные возили громыхающую повозку по двору, спасали пингвинов во льдах или потерпевших кораблекрушение моряков, оказавшихся на необитаемом острове где-нибудь посреди океана. Это было весело, это было так интересно!

Но беда была в том, что это было не по-настоящему. Малыш, Карлсон и Кристен с соседнего двора пытались сбить из деревянных планок пропеллер и даже попросили одного дяденьку помочь сделать так, чтобы он крутился. Но когда они попробовали привязать его веревкой к спине и спрыгнуть с крыши гаража — невысокой, всего-то высотой с три Малыша, то были пойманы тем самым дяденькой. Он им чуть уши не открутил и пообещал нажаловаться родителям. Малыш не слишком обеспокоился, ведь дяденька даже не знал, из какого они дома, но понял, что с пропеллером все гораздо сложнее, чем он думал: он, Малыш, не только не взлетел, а наоборот, ухнул вниз с, кажется, двойной скоростью и отбил себе пятки и колени.

В следующий раз они попробовали прыгнуть вниз с четырьмя раскрытыми зонтиками — на манер парашюта, предусмотрительно выбрав на этот раз не двор, а детскую площадку в парке — там была замечательная горка — высокая, с башней наверху — она была еще выше, чем гараж. Прыгать вызвался Кристен. Малыш стоял внизу вместе с Карлсоном, затаив дыхание — и опять ничего не вышло. Зонты вывернуло, Кристен жестко приземлился на траву, упал и остался лежать так целую минуту. А потом сказал, что у него от удара о землю все внутри перебутырилось, и ему надо пойти домой, отдохнуть. Малыш лишь вздохнул. А Карлсон задумчиво посмотрел на башню — Малыш это заметил.

Чуть ли не все пасхальные каникулы они пробовали прыгать то с воздушными шарами, то с самодельными крыльями из картона, то с какими-то хитроумными конструкциями — но ничего не получалось.

Когда снова началась школа, Малыш с Карлсоном, который ходил уже не на костылях, а с тростью, и поэтому мог посещать занятия, каждую свободную минуту проводили в школьной библиотеке. Библиотекарша фру Ольсон помогла им выбрать энциклопедию полетов, книги про воздухоплавание и Отто Лилиенталя. Малыш и Карлсон, сдвинув головы, сидели в дальнем углу за столиком и рассматривали картинки, пытаясь понять, как должна выглядеть конструкция, которая сможет поднять в воздух человека. Малыш делал рисунки, Карлсон, который так и не вспомнил про свой пропеллер, но точно так же загорелся полетами, давал дельные советы, из чего можно попробовать сделать тот или иной аппарат.

За ужином папа и Малыш частенько вели научные дискуссии. Папа объяснял Малышу про подъемную силу, воздушные потоки, крылья и тягу. Малыш, правда, почти ничего не понимал, но все равно внимательно слушал: все может пригодиться, чтобы построить такой аппарат, который позволит летать по воздуху ему. А потом и Карлсону.

Мама же подкладывала Малышу тефтельки и картофельное пюре и не могла нарадоваться, какой у нее растет умный и способный ребенок. А еще ее радовало, что Малыш бросил свои фантазии и переключился на реальные вещи. О том, что на самом деле было для них реальным, ни Малыш, ни Карлсон, разумеется, маме не рассказывали. Пилить, шить и мастерить они старались во дворе у Кристена, а ставить эксперименты — в парке. И хотя полеты никак не удавались, мальчики не унывали.

Однако с тех пор, как попытка сделать из простыни парашют и спуститься с ним с горки-башни в парке закончилась переломом ноги Кристена, родители что-то заподозрили. Папа и мама въедливо расспрашивали Малыша о том, чем он занимается после школы, нашли одну изрезанную простынь, обнаружили пропажу другой, а также опилки и стружки в одежде сына, поговорили с родителями Кристена — и сделали правильные выводы.

Разразился довольно крупный скандал, после которого горе-воздухоплавателям накрепко было запрещено подниматься со своими изобретениями на горки, башни, гаражи и прочие ноголомательные возвышенности. Малыш ревел, пытался объяснить, что для экспериментов нужна высота, снова ревел, даже объявил голодовку — ничего не помогало. Родители пригрозили наложить домашний арест до конца года, если он не прекратит свои опасные для жизни опыты. Мама с ностальгией вспоминала прошлые страхи, что Малыш лазил на чердак. Ах, если бы чердаком все и ограничилось!

Кристен сидел дома. Карлсон, который уже перестал нуждаться и в трости, рисовал на уроке крылья, пропеллеры и парашюты и подсовывал их тайком Малышу: учительница строго следила за тишиной во время уроков.

Карлсон совсем изменился. Теперь он, скорее, был похож на того Карлсона, которого так полюбил Малыш. Они вдвоем завели друзей, играли с ними на большой перемене в догонялки или гоняли мяч, дрались, если их задирали, а не жаловались Боссе, научились дерзко отвечать, если их обижали. Малыш и Карлсон — они были не разлей вода, озорные, шумные и веселые. И мечта у них была одна на двоих: все-таки подняться в воздух как птицы.

В тот день Малыш и Карлсон сбежали с последнего урока. На все накопленные карманные деньги они купили в магазине спорттоваров воздушного змея. О, это был не какой-то там маленький змейчик с тонюсенькими планочками, телом из газеты и нитяным хвостом. Нет, это был настоящий спортивный змей — треугольный, точнее, дельтовидный, огромный, с прочными, слегка гнущимися трубками и нейлоновым телом — тонким, но крепким, черным, расчерченным оранжевыми треугольниками, а также с двумя стропами — для левой руки и правой. Мальчики прикинули, что если его слегка усовершенствовать, то получится вполне годный дельтаплан.

Они работали над ним целую неделю, пряча под кроватью, а когда дельтаплан "Сванте и Карлсон" — имя "Малыш" казалось им слишком несолидным для такого воздухоплавательного средства — был готов, вот тут-то они и призадумались: как же выйти из дома и дойти сравнительно незамеченными до парка с этакой махиной метра два в размахе? Однако Карлсон не растерялся. Попробовать прыгнуть с таким дельтапланом с невысокой башни в парке — это все равно что с парашютом прыгать с первого этажа — толку никакого не будет. Нужна настоящая высота. А где ее найти?

Правильно, на крыше.

Правда, Малыша слегка царапала мысль о запрете родителей, но ведь они собирались не прыгать с картонными крыльями, а испытать настоящий дельтаплан, купленный в магазине, — что в этом опасного?

Мальчики дождались, когда Бетан уйдет к подруге, Боссе — на футбол, а мама — в магазин — папа так и так был на работе — и прокрались со своим змеиным дельтапланом сначала на чердак, который, к счастью, был открыт, а потом выбрались на крышу. Малыш помнил, что уже бывал на крыше, в гостях у Карлсона — когда у того еще был пропеллер, — но это казалось ему теперь таким далеким, смутным, туманным — как во сне, который снился ему когда-то, во время болезни, в бреду.

Настоящий Карлсон был здесь — рыжеволосый, с носом-картошкой, оттопыренными ушами, сквозь которые просвечивало солнце, небольшим животиком и озорными глазами.

— Чур, я первый, — улыбнулся он, подходя к краю крыши и смотря вниз. — Ведь я — лучший в мире летатель на дельтапланах!

Малыш счастливо рассмеялся. Вот он, Карлсон, настоящий, самый настоящий Карлсон на свете!

Он показал Карлсону язык.

— Нетушки. Ты уже один раз полетел с крыши, а я еще нет. Теперь моя очередь!

Они разложили дельтаплан на плоской крыше, Малыш взялся за перекладину, которой они дополнили свой змей на манер дельтаплана, и поднял его над собой. Ну нисколько не тяжелый! Посмотрев вверх, он ощутил восторг: солнечные лучи мягким светом проникали сквозь черно-оранжевую нейлоновую ткань летательного аппарата, он выглядел таким огромным и очень надежным — как птица. Уж такого легонького мальчика, как он, змей легко унесет ввысь. Ну или, по крайней мере, плавно опустит вниз.

Карлсон помог ему привязаться веревками, и Малыш подошел к краю крыши. Было высоко, и от этой высоты у него дыхание перехватило, а в животе что-то защекотало. Ох, ну и жутко — сделать этот единственный шаг.

— Давай вместе, — прошелестел над ухом голос Карлсона. Он поднырнул под веревки и крепко обхватил Малыша за талию. — Ух, так не терпится полетать!

В голове Малыша промелькнула какая-то маленькая, кажущаяся важной мысль. Но сразу пропала.

— Вдвоем? А змей нас удержит?

— Он меня даже не заметит, — прошептал Карлсон еле слышно.

Малыш счастливо рассмеялся.

— Ну ладно. Тогда лучше тоже держись за перекладину, а то сорвешься. Давай на "три"? Раз, два, три!

И они синхронно сделали маленький шажок вперед.

* * *

— А сейчас поприветствуем нашего дорогого товарища и уважаемого коллегу — Карлсона, который умеет летать над крышами! — и раздались веселый смех, бурные аплодисменты и залихватский свист.

На зеленой лужайке перед клубом были расставлены стулья для гостей — почти все из них были заняты, а перед рядами стульев, прямо на траве, расположились шумные, непоседливые мальчишки лет четырнадцати-пятнадцати. Впереди, у маленького столика, стоял человек с микрофоном, который и попросил выйти на импровизированную сцену Карлсона. В рядах произошло шевеление, головы мальчишек с улыбкой повернулись куда-то назад, а человек с микрофоном, дожидаясь появления гостя, откашлялся и, немного смущаясь, продолжил речь:

— Карлсон не любит, когда я об этом говорю, но он — необыкновенный человек, мы все это знаем. Мы любим его не только за веселый нрав, неистощимую выдумку и искусные изобретения, но и высоко ценим как основателя нашего Клуба парапланеристов и дельтапланеристов, одного из основоположников молодежного парапланерного движения Швеции, человека, сердце и душа которого буквально бредят небом. Еще ребенком он начал мечтать о несбыточном… Хотя кто говорит о несбыточном? Ведь для нашего Карлсона несбыточного не существует — доказательством тому служит наш Клуб, вот уже двадцать лет позволяющий людям исполнить их самую заветную мечту — дотронуться до облаков. Карлсон, где же ты? Мы тебя ждем! Карлсон, дружище!

Раздался громкий смех, очередные аплодисменты, возня среди мальчишек; стоявшие справа от рядов стульев люди разошлись — и к столику впереди выехал мужчина в инвалидной коляске — невысокий и худощавый. Его волосы были чуть тронуты сединой, слегка оттопыренные уши, казалось, светились от падающих сквозь них лучей солнца, вокруг глаз лучились морщинки, но сами глаза светились ярко и живо, а рот растягивался в широкой, по-мальчишечьи озорной улыбке.

— Ты в своем репертуаре, Кристен, — проворчал он, но по лучикам, собравшимся в уголках глаз, было видно, что ворчит он не всерьез.

— С днем рождения тебя, Карлсон, — произнес, широко улыбаясь, мужчина уже без микрофона и передал сидящему в кресле модель летящего планериста из какого-то серебристого, легкого металла. Мальчишки одобрительно засвистели, остальные гости снова захлопали, — со знаменательной датой. Теперь ты — мужчина в полном расцвете сил! Я надеюсь, ты еще долго будешь стоять у руля нашего клуба — чтобы мечта о свободном полете, подобно птице, осуществилась не только у тебя, но еще у множества людей — и подростков, и взрослых, и детей...

Сидящий в кресле человек с шутливой мольбой посмотрел на мальчишек впереди. Увидев взгляд, мальчишки вскочили, бросились к нему — один схватился за ручки кресла, двое встали с боков — и с громкими криками "Похищение века! Кристен, мы вернем его чуть позже! Поберегись!" помчались по лужайке в сторону стоявшего вдалеке домика. Вслед за ними эхом доносился громкий смех.

Высокий долговязый человек с клочковатой седой бородой вскочил со стула и замахал вслед удаляющейся компании.

— Так держать, Малыш! Мама и папа гордились бы тобой!

Но человек в кресле этого не слышал. Раскинув руки в стороны, будто крылья — в одной была зажата статуэтка — он мчался вперед, будто птица. Теплый ветер бился в лицо, развевая мягкие волосы. В его глазах сияло счастье.