Расследование дела с политическим душком (джен)

После войны потребовалось немало времени, чтобы жизнь вернулась в привычную колею, но некоторые вещи успели стать новой нормой. Люди разучили доверять друг другу, все видели друг в друге врагов; в магических поселениях больше не было дома, куда можно было бы безвозбранно войти — даже лачуги бедняков теперь могли похвастать неплохой защитой. И это неизбежно приводило к тому, что визитёры страдали: простая попытка заглянуть к соседу на чашку чая порой приводила к серьёзным травмам от сработавших охранных чар. А домушники и вовсе в унисон проклинали войну и переквалифицировывались в карманников, отчего на улицах стало небезопасно находиться даже в светлое время суток, а Аврорату приходилось продлевать смены и отказываться от выходных, надеясь хоть немного сократить число нападений. И прежде, чем удалось нормализовать ситуацию, прошли месяцы. А ведь воришки были далеко не единственной и точно не главной проблемой.

Пожиратели смерти, егеря, жаждущие мести за погибших или собственное унижение маги — победа в войне не значила ровным счётом ничего, пока люди не принимали и не осознавали со всей отчётливостью, что военный беспредел остался в прошлом.

На протяжении целого года магический мир лихорадило. Аврорат работал в авральном режиме, а освобождённый от магглорождённых Азкабан вновь наполнялся самыми разными людьми, и если пойманным Пожирателям там было самое место, то многим другим… Но иного выхода не было: все понимали, что лучше на пару месяцев отправить в тюрьму за нападение почтенную старушку, чем позволить ей убить своего обидчика и сесть пожизненно — а таких «почтенных старушек» было много.

В качестве главного аврора Гавейну помимо, собственно, работы, приходилось посещать все суды, и он держался исключительно на бодрящем зелье. Пока Визенгамот определял степень виновности настоящих преступников, всё было просто и понятно, но затем очередь с Пожирателей перешла на членов их семей, и дела стали буксовать. Почти все сходились во мнении, что нельзя, неправильно наказывать детей за верность идеалам родителей, однако закрывать глаза на применение непростительных было нельзя, и старшекурсники Слизерина, виновные в том, что следовали приказам профессора Кэрроу, один за другим отправлялись в Азкабан — всё, что Гавейн, министр и Визенгамот могли для них сделать, так это уменьшить сроки до минимума.

Единственным исключением стал Драко Малфой. Вопреки свидетельским показания и даже метке — потому что за него вступился сам Гарри Поттер.

К моменту суда над Малфоем Аврорат занимался выслеживанием банды егерей, перешедших от ограблений к убийствам, и Гавейн лишь мимолётно удивился, что Поттер осмелился выступить в защиту одного из тех, против кого сражался, — мысли были заняты другим. А после суда он больше о Малфоях не думал: Люциуса приговорили к десяти годам заключения — учтя его незавидное положение в последний год, отсутствие палочки и то, что он не участвовал в рейдах и битве за Хогвартс, а также тот факт, что его супруга с риском для жизни обманула Волдеморта и спасла Поттера от казни; против Нарциссы же никаких улик не было, поэтому ей позволили просто уйти, и она вместе с сыном скрылась в неизвестном направлении.

И вот теперь Снейп ответил на вопрос, почему Поттер дал показания в защиту Драко Малфоя и ходатайствовал о его освобождении. Именно младший Малфой был его любовником, а Снейп… Снейп оказался тем, к кому запаниковавший Малфой обратился за помощью.

— Он не просто был моим учеником, — глухо рассказывал Снейп, смирившийся с ситуацией и больше не пытающийся что-то скрыть. — Я привык заботиться о нём, как и о мистере Поттере. Драко испорченный мальчишка, но он не убийца. Даже когда от этого зависели жизни всех его родных, он не смог убить — он мягкий и не жестокий. Они с Поттером просто влюбились… Мистер Робардс, я понимаю, для вас это противоестественно, поверьте, я разделяю ваше мнение, но Драко… Он всегда был слишком избалованным и всегда знал, что ему придётся жениться на приличной чистокровной девушке. На мистера Поттера после победы тоже давили, требуя сделать официальное заявление касательно его видов на мисс Уизли. Полагаю, после войны в них обоих что-то перевернулось…

— Давай вспоминания, Снейп, — устало вздохнул Гавейн. — И непреложный обет, что ты не покинешь этот дом и будешь на связи, если у меня появятся дополнительные вопросы.

— Что вы будете делать?

— Для начала — подтвержу твою историю, а там видно будет.

— Мистер Робардс…

— Да не стану я парня на потеху публике выставлять, — скривился он. — Но и отсидеться в сторонке не выйдет. Если он виновен, безнаказанным не оставлю, но даже если нет… Сам должен понимать, смерть Поттера все будут обсуждать, нельзя просто взять и замять дело.

Больше Снейп ничего не просил. Покорно отдал воспоминания и даже от обета не пытался отговориться, хоть и морщился на каждом следующем предложении — а Гавейн постарался включить в обет как можно больше условий, чтобы максимально перекрыть пути отступления скользкому как угорь бывшему шпиону.

— Хм, — закончив с делами, Гавейн уже шагнул к двери, когда остановился и задумчиво посмотрел на Снейпа. — Требовать подобного я не имею права, а вот попросить могу. Не хочешь на Аврорат поработать? — Тот натурально выпучил глаза, не найдясь с ответом. — Чему ты удивляешься? Зельевар ты хороший, точно получше большинства тех, что сотрудничают с нами, а платим мы неплохо. Ну и раз уж я тебя нашёл, а обет не позволит тебе исчезнуть, с незаконной торговлей придётся завязать, сам понимаешь — попадёшься на горячем, былые заслуги от Азкабана не защитят. Подумай. Если твоя история подтвердится, я вернусь за ответом.

— А если нет? — машинально спросил Снейп.

— Тогда с ордером на арест, — улыбнулся Гавейн и наконец покинул чужой дом.

* * *

История Снейпа полностью подтвердилась уже через пару часов, когда Гавейн лично заявился в Малфой-мэнор и приказал Драко следовать за ним в Аврорат. Он даже ничего объяснить не успел — едва осунувшийся парень, ничуть не изменившийся со времени своего суда, увидел тёмно-красную форменную мантию на визитёре, его лицо залила смертельная бледность, но медлить он не стал, напротив, попросил скорее со всем покончить, пока Нарцисса не увидела в своём доме авроров.

Гавейн почувствовал себя злобным малефиком, крадущем малыша у любящая матери. Разозлился на себя за неуместные сравнения и, схватив Малфоя за руку чуть повыше локтя, аппарировал в Аврорат. А дальше всё было просто: рыдающий в допросной Малфой во всём тут же признался и, не пытаясь замалчивать своё участие в трагическом происшествии, перемежая слова всхлипами, рассказал о подаренных Гарри носках со снитчами, которые и стали причиной смерти Поттера, и перед Гавейном встал непростой выбор, который он после недолгого колебания решил переложить на чужие плечи.

Взяв с Малфоя обет, запрещающий тому покидать дом до особых распоряжений, он отправился к старому другу и соратнику и без купюр вывалил на того всю историю.

— Ты же министр, Кинг, тебе и палочку в руки.

— Ты главный аврор! — возмутился тот. — Подобные решения находятся в твоей компетенции!

— И будь в деле замешан кто другой, я бы решил, — спокойно пожал плечами Гавейн. — Но с Поттером… Нет. Я отказываюсь брать на себя такую ответственность. Решай. Как скажешь, так я и поступлю.

Кингсли думал больше часа, но в конце концов отвёл глаза и буркнул, что очередной скандал им ни к чему.

— Ты во всём разобрался, ничьей вины в смерти Поттера нет… Это же несчастный случай, — хмуро резюмировал он. — Но обстоятельства дела с посторонними не стоит обсуждать.

— Понял тебя, — легко принял решение Гавейн и вернулся в Аврорат заметать следы.

Доктор Лиддс и криминалисты были поставлены в известность о закрытии дела и, в соответствии с инструкцией на такой случай, принесли клятвы о неразглашении. Питерсон и Уорд, не успевшие накопать ровным счётом ничего, с облегчением восприняли новое назначение, обрадовавшись, что им больше не нужно нести ответственность за интересующее всё Министерство дело и искренне восхитились профессионализмом главного аврора, в одиночку разобравшегося с делом, что обещало стать висяком. Малфой принёс ещё один обет и навсегда покинул пределы Англии, а Снейп… Разговор с ним Гавейн решил отложить.

На пресс-конференции в Атриуме Министерства собралась едва ли не половина магического мира Англии. Стоя рядом с министром, главный аврор старался отрешиться от истинных чувств и сохранить нейтральное выражение лица, но испытывал отвращение и к собственной лжи, и к чужому лицемерию, и вследствие разочарования во всеми восхваляемом Гарри Поттере, и знал, что когда всё закончится — напьётся. И скорее всего, в компании министра.

— Держи себя в руках, — в очередной раз напомнил Кингсли, нервничающий сильнее самого Робардса.

— Сам держи, — огрызнулся он.

Министр неожиданно закашлялся, скрывая смех, и когда Гавейн вопросительно поднял бровь, прикрываясь ладонью, тихо ответил:

— Мы с тобой самые влиятельные люди в магическом мире, и посмотри только, чем нам приходится заниматься? Прикрывать интрижки! Тьфу.

Гавейн осмотрел нетерпеливо бурлящую толпу и промолчал.

Они с Кингом оба были простыми аврорами — честными, неподкупными, уважающими закон и борющимися за справедливость, а потом стали подниматься по карьерной лестнице и всё чаще пренебрегать буквой закона. Тут замять скандал, там спустить на тормозах происшествие — не ради своей выгоды и вообще не ради себя, а исключительно для сохранения спокойствия в мире, за который отвечали, но ведь они делали это.

Смерть Гарри Поттера стала очередным поворотным моментом. Можно было сообщить общественности все детали и не чувствовать себя лжецами, но… Кому бы стало от этого лучше? Люди верили, что мальчик-со-шрамом — герой, что он спас их от ужасного будущего под властью тирана; они рассказывали детям сказки о Гарри и сами в них верили. Большинство магов понятия не имели, каким тот был на самом деле, для них Поттер всегда был просто образом — далёким от правды, неземным и… да, им был совершенно неважно, каким Гарри был в жизни, они не хотели этого знать.

Так зачем очернять его образ? Парень действительно был героем, он действительно спас магический мир от Волдеморта, а чем он предпочитал заниматься в спальне… Это никого не касалось.

— С сожалением должен подтвердить слухи о кончине мистера Поттера, — начал речь министр. — Было проведено тщательное расследование, по итогам которого было доказано, что смерть наступила в результате несчастного случая…

Пресс-конференция длилась долго, не только журналисты, но и простые люди забрасывали их вопросами, уточняли детали, старались поймать на лжи, но они стойко держались и, в конце концов, если и не развеяли все подозрения, убедили большинство, что никаких тайн в смерти Поттера не сокрыто. Ну разве что Грейнджер опасно сверкала глазами, но это была проблема Кинга, а для главного аврора вопрос был закрыт раз и навсегда.

— Жалко его, — произнёс он искренне, вместе с министром шагая к камину. — Пожить толком не успел. То мир спасал, то от смерти убегал, а победой даже не насладился.

— Жалко, — согласился Кинг, резко кивнув. — Давай ко мне. Выпьем за Гарри. Он был хорошим парнем… аврором хотел стать… но был полным бездарем в зельеварении.

— Как и все остальные, — усмехнулся Гавейн, задумавшись, не удастся ли с помощью обета не только заставить Снейпа работать на Аврорат, но и скорректировать его поведение, ведь толковые зельевары в мире магии были чертовски нужны, а терпеть мерзкий характер даже гениального наставника желающих не находилось.

Но тайные планы он мог обдумать и в другой день, а сегодня просто выпить за упокой души хорошего парня вместе со старым другом.