Ешь (гет)

За всю его жизнь лишь несколько женщин смогли произвести на него впечатление, и мисс Тёрнер не входила в их число. Однако она, безусловно, была мила, не испугалась, когда её привели на корабль, и знала, как себя вести, хоть и служила всего лишь камеристкой.

В первый день он оставил её голодать, во второй — накормил и, кроме того, раскрыл тайну их проклятия. Затем на третий день, прежде, чем они достигли острова, он решил насладиться ею настолько, насколько позволяло его состояние.

Она всё ещё была одета в бордовое платье, которое совершенно ей не шло. Если они освободятся от проклятия, как и было задумано, он сможет купить ей десятки платьев, но до той поры придётся обойтись этим. Барбосса взглянул на лицо Элизабет, бледное и болезненное. Глаза её были красны, скорее всего, от слёз или же от бессонной ночи.

Нагнувшись к столу, он выбрал пару виноградин из тех яств, что украли его люди во время последней высадки на берег. Члены экипажа не нуждались в пище, но им всё равно нравилось брать с собой припасы на случай, если появятся неожиданные, всё ещё живые гости. Разумеется, большинство таковых было рабами, которых они перевозили.

Мисс Тёрнер сидела неподвижно, взгляд её был прикован к стоявшей перед ней тарелке.

— Откройте рот, — произнёс Барбосса, поднося одну из виноградин к её губам. Она не хотела подчиняться, но когда он повторил просьбу, её нижняя губа дрогнула, и вскоре рот приоткрылся достаточно, чтобы он смог засунуть виноградину внутрь. Барбосса разглядывал её лицо, следил, как она медленно жевала, глотала, и наслаждался, наблюдая за тем, как она ела.

Он знал, что его экипажу не хватало женского тепла, и разделял это чувство, однако ему самому труднее всего было лишиться пищи. Ему не хватало того, как обычные вкусы взрываются во рту, как сочетания разной еды, трав и фруктов, словно магия, создают нечто новое, как с каждым укусом эти ощущения продолжают разрастаться.

Он жаждал ещё раз посмотреть, как она ест, и снова попросил открыть рот. На этот раз она сдалась быстрее, чем прежде, и для второй виноградины её губы разомкнулись без повторной просьбы.

То, как она ела, будоражило его. Её челюсть двигалась вверх и вниз в движении, известном каждому живому существу на земле с рождения. Желая увидеть нечто большее, он потянулся за кусочком манго и поднёс его к лицу Элизабет. Она с готовностью раскрыла рот, и он мог отдать ей фрукт сразу, но перед этим решил провести долькой по её губам, покрывая их липким соком. Когда он наконец позволил ей взять кусочек, она втянула его внутрь, прожевала, а затем проглотила. Он был уверен, что если бы всё ещё мог чувствовать, то его член затвердел бы при виде её языка. Но он не мог, и потому всё, что ему оставалось — это задерживать дыхание, смакуя её вид, хотя дышать ему не требовалось вовсе.

Следующие несколько минут он продолжал кормить её фруктами, а затем добрался до мяса. Он держал куриную ножку у её рта, ожидая, что она с охотой примет её. Поначалу она колебалась, но вскоре вгрызлась в жареное мясо, и её зубы оторвали здоровенный кусок. Барбосса мог запросто убрать кость в сторону, стоило мясу оказаться в её аккуратном рту, но вместо этого он провёл жирной куриной ножкой по её мягким губам, чтобы увидеть, как она вновь будет их облизывать.

Элизабет время от времени поглядывала на него, и на её милом лице отчётливо читалось замешательство. Ему было всё равно, посчитает ли она его действия странными. Она была его пленницей и ничего не могла с этим поделать.

Она перестала жевать, и он вновь предложил курицу, придвигаясь вплотную, следя за тем, как она откусывает ещё немного мяса. Её глаза продолжали метаться от его лица к руке, предлагающей еду. Похоже, она раздумывала над чем-то, её пальцы сжались в кулаки на коленях. Нож, который она уже использовала, чтобы заколоть его, лежал прямо перед ней, но она не стала тянуться к нему, не теперь, когда знала, что это лишь пустая трата времени.

После того, как она в третий раз откусила от цыплёнка и прикрыла глаза, он, слегка улыбаясь, потянулся за вином. Барбосса поднёс кубок к её губам и позволил ей медленно отпить из него, пристально вглядываясь в её лицо в ожидании просьбы остановиться. Убрав кубок от её губ, он проводил взглядом каплю, что стекала по её губам. Вскоре она её слизала.

Осмотрев стол, он задумался, что бы дать ей теперь. Если бы он заранее знал о появлении гостя, которого захочется покормить, он бы удостоверился, что его люди взяли достаточно сладостей, но единственным, что он мог предложить, были фрукты.

— Вы наелись?

Она не ответила, её напряжённый взгляд въедался ему в душу, если таковая у него всё ещё имелась. Чуть посмеявшись, он снова взялся за фрукты, предлагая их ей, и к его удивлению она раскрыла рот и позволила кормить себя дальше.

Барбосса знал, что если он предпочтёт поцеловать её, это нисколько не уймёт тот огонь, что терзает его, огонь, что невозможно погасить. Разумеется, он не мог чувствовать, а потому от поцелуя не было бы тех ощущений, что он испытывал при жизни, и прикосновения не возбудили бы в нём страсти. Вместо этого промелькнуло бы лишь нечто вроде воспоминания, что именно он почувствовал бы, если бы в этот момент был жив.

Элизабет продолжала принимать предлагаемую им еду дольше, чем он рассчитывал, но в конце концов она наелась.

— Я не могу больше, — произнесла она.

Он вернул фрукт на место, но с ней самой пока не закончил. Элизабет продолжала сидеть спокойно, и большим пальцем он провёл по её губам, пытаясь вспомнить, каково это, целовать женщину. За всё то время, что он был человеком, у него было много любовниц, и чего ему не хватало больше всего, так это жадных поцелуев до тех пор, пока от нехватки воздуха не начнёшь задыхаться.

Пальцы прошлись по линии её челюсти, и он представил, насколько её кожа тёплая. Медленно он скользнул вниз по её горлу. Пускай он не мог чувствовать мягкость её кожи и тепло, он всё же мог ощущать то, как она дрожит, изо всех сил стараясь не шевелиться. Пальцы достигли её груди, нежно прикасаясь к обнажённой плоти. Если бы он только мог почувствовать её кожу, почувствовать её тепло, тогда он был бы самым счастливым человеком из ныне живущих или покойных.

Всё это не имело значения. Осталось ещё немного, и проклятье будет разрушено, а затем он сможет насладиться всей едой, которую так страстно желал, он сможет ощутить что-то, попробовать на вкус, получить удовольствие, и она будет первой, с кем он захочет испытать всё это.