"Я хочу..." и прочие побочные (джен)

Танцующего медведя с ушанкой на голове и балалайкой, зажатой в передних лапах, Фёдор Достоевский созерцал пару минут. Пристально и молча. А потом перевёл взгляд на невозмутимое лицо Дазая и сказал:

— Да ты издеваешься!

— В смысле я?! То есть к природе, судьбе и высшим силам у тебя никаких претензий нет?! — Дазай даже не подумал смутиться и надеть рубашку обратно, хотя на верхних этажах заброшки, где они тайно встречались, было довольно холодно. — Между прочим, это я с самого рождения вынужден носить на себе набор пошлых штампов.

Рисунок на груди Дазая критикой не проникся и пошёл плясать вприсядку, задорно выкидывая коленца.

Близость Достоевского с самой первой встречи провоцировала медведя на активность.

Впервые он зашевелился в переполненном вагоне метро, в час пик. Дазай тогда вертел головой во все стороны, но так и не понял, кто в обступившей его толпе стал причиной. А потом город захлестнула беспрецедентная волна насилия, и приплясывающий на задних лапах медведь стал меньшей из проблем. Только бинты, под которыми Дазай с подростковых лет скрывал дурацкую картинку, пришлось потуже затягивать.

Он тогда даже опубликовал в специальной колонке «Соулмейт симбун» объявление о поиске, указав время и место, где его врождённый рисунок впервые ожил. Чёрт знает, зачем. С образом жизни Дазая не было никаких шансов, что родственная душа окажется кем-то нормальным. Оправдать поиски могло лишь то, что медведь под бинтами ворочался, рычал, устраивал танцевальные марафоны, перебирал струны и пару раз даже затягивал низким хриплым голосом надрывно-тоскливую песню на незнакомом языке. Предположительно, русском. Ибо в самых душещипательных местах отчетливо слышалось слово «водка».

Надо было хоть как-то успокоить взбесившийся рисунок.

А ещё Дазай не сомневался: беспорядки в городе с появлением соулмейта совпали не случайно.

— Ты поэтому в бинты заматываешься? — прервал воспоминания Фёдор.

С первым потрясением от увиденного он справился довольно легко и уже вернул на лицо свою обычную вежливую улыбку выпускника церковно-приходской школы. Если не знать, что перед тобой один из самых опасных террористов, даже за приличного человека можно принять.

Дазай поморщился:

— Разумеется. Я с четырнадцати лет в мафии. Этот медведь совсем не в стиле якудза. Надо мной бы каждая шестёрка потешалась.

— Драму из ерунды делаешь, — выдал Фёдор, подтягивая пояс на сползших брюках. — Нормальный стиль. Из лубочных сказок. Я бы лучше такой носил. И расположение удобное. Оживая, не мешает.

— На животе спать неудобно, — пожаловался Дазай.

Фёдор закатил глаза.

— Ну не заноза же в заднице!

Он пришел на встречу раньше. И теперь из-за того, что его рисунок тоже ожил, с трудом мог нормально сидеть. Ёрзал, привставал, менял положение ног и корпуса. И раздражался.

От Дазая это не укрылось.

— В заднице, говоришь? — протянул он, растягивая губы в приторной улыбке и придвигаясь ближе. — Напомни, а где находится твой рисунок? Не желаешь показать?

— Нет, — отрезал Федор.

— Как интересно! — взгляд Дазая стал хищным. — Значит, мне сейчас придется пустить в ход свои детективные навыки?

Он шагнул к Фёдору вплотную и доверительно спросил, наклонившись к самому уху:

— Познакомить тебя с процедурой личного досмотра при обыске?

Мысленно Дазай уже предвкушал потеху, ожидая, что рисунок Фёдора окажется чем-то столь же позорным, как его собственный. Должна же быть в мире справедливость?

— Да пошёл ты! Я дважды сидел. О досмотрах всё знаю! — Фёдор оттолкнул протянутые руки и встал. — Ладно. Но только потому, что иначе ты не отвяжешься.

Он поднялся, скинул плащ, повернулся спиной и оголил зад.

Смех застрял у Дазая в горле. Тощие ягодицы полностью скрывало чешуйчатое тело огромного чёрно-красного дракона. Кольца длинного тела причудливо извивались, подрагивали, перетекали из одного положения в другое. Знаковая татуировка якудзы, призванная демонстрировать бесконечную власть владельца. Только живая. И от этого ещё более завораживающая. В мафии лишь боссы могли её набивать. А она с самого рождения украшала зад хилого иноземца?!

— Да ты издеваешься! — выдохнул Дазай.

Дракон на секунду прервал движение, повернул к нему оскаленную усатую морду и подмигнул.

— Чтоб ты понимал, — мрачно процедил Фёдор, — я ходил с этим в Подмосковье. И в военном училище учился.

— И сидел, — понимающе кивнул Дазай. — Наверняка твоя задница пользовалась большой популярностью.

— Сам-то как думаешь? — снисходительно поморщился Фёдор.

Он уже собрался натянуть штаны обратно, но Дазай накрыл его руку своей.

— Подожди. Хочу прикоснуться.

Прохладная чешуя скользнула в ладонь, потекла под ней, легонько царапая кожу ороговевшими наростами.

— Я думаю, что твои тюремщики замучались вывозить трупы, прежде чем догадались отсадить тебя в одиночку. Ты ведь можешь убивать одним прикосновением.

Дазай говорил нараспев, в такт движению руки, оглаживающей кольца извивающегося дракона. Зверь довольно урчал и ластился, стараясь прижаться плотнее.

— Я сразу был в одиночке, — голос Фёдора звучал отстранённо. — Но с медведем моя жизнь была бы проще.

— Погладишь его? — предложил Дазай и сам прижал чужие пальцы к своей груди.

Оба зверя синхронно заурчали, принимая ласку.

Ситуация становилась двусмысленее с каждым мгновением. А потом и Дазай, и Достоевский одновременно повернулись друг к другу и синхронно выдохнули:

— Я хочу себе этого дракона!

— Хочу такого медведя себе!

К счастью, в их мире после смерти одного из соулмейтов его рисунок проявлялся на теле второго. А уж в организации убийств Дазай с Достоевским были профи.