Воды глоток (джен)

— Воды?

Она медленно, с усилием повернула голову в его сторону, облизала пересохшие, потрескавшиеся губы. Явно не хотела отказываться от предложенного, находясь в таком плачевном состоянии. В глазах, вопреки блестевшему на щеке следу от высохшей слезы, не было ни ненависти, ни боли. Драко почти поверил, что Гермиона кивнёт или сама потянется к стакану, который он ей протягивал.

Вместо этого она равнодушно отвернулась. И продолжила молча лежать на полу, где её оставила — увы, ненадолго — Беллатриса, переключившая внимание на банковского гоблина. Драко воспользовался возможностью, чтобы... он и сам не знал, для чего оказался рядом с Гермионой. Глоток воды мог бы слегка облегчить её положение, самую малость. Но помочь чем-то бывшей однокурснице было не в его силах. Если Беллатриса сочтёт её бесполезной или решит изувечить посильнее, никто не сможет ей помешать. В том числе и Драко. А он вообще хотел?

Да. Очевидно. Раз задумался об участи Гермионы Грейнджер, лежащей на полу его особняка после пыток круциатусом. Малфой не видел смысла искать оправдания внезапно поселившемуся внутри беспокойству. Хотя бы с самим собой стоило быть честным. Хотя бы сейчас, когда обстановка накалялась с каждой минутой.

Он чувствовал себя по-дурацки, когда осторожно тронул Грейнджер за плечо вместо того, чтобы отойти подальше и стоять рядом с матерью, ожидая, что ещё взбредёт в голову непредсказуемой тётке.

— Может, хотя бы глоток?

Она вновь обратила к нему бесцветный взгляд, не выражавший ни единой распознаваемой эмоции. Драко отчего-то ощутил нервозность, гадая, о чём она сейчас думает. Возможно, желает ему смерти? Способна ли на такое чувство праведная Грейнджер, милостивая ко всем существам в этом мире: от рыжего недотёпы Уизли до последнего облезлого эльфа-домовика? Очень может быть, что её милость заслуженно не распространяется на Пожирателей.

К удивлению Драко, Гермиона наконец взяла у него стакан дрожащей рукой и сделала глоток. Всего один. Всё так же не проронив ни слова. Это было совсем не похоже на обычно разговорчивую сообразительную Грейнджер, которая всегда находила что сказать. Однако происходящее сейчас не было обычным. Оглядываясь на сегодняшние события, Малфой цеплялся за одну и ту же мысль: как всё докатилось до такого?

Гермиона вернула ему стакан. Драко подсознательно ждал от неё какой-то реакции, но заставил себя принять её молчание. Возможно, так она демонстрировала своё тихое презрение, потому что ничего другого ей не оставалось. И Малфой не имел права лишать её этой возможности.

— Я ничем не могу помочь, — прошептал он напоследок.

Перед тем как оставить Гермиону на растерзание Беллатрисе.

Прозвучало не с сожалением, а с плохо скрываемой агрессией. Да, он злился на себя. За время войны роль трусливого наблюдателя, от которого ничего не зависело, осточертела Драко. Но вместо того, чтобы бороться с обстоятельствами, он боролся лишь со своей головной болью.

Позже, когда происходящее в Малфой-мэноре безумие закончилось, Драко вспомнил: он так и не посмотрел, что именно Беллатриса вырезала ножом на руке Гермионы. Он почему-то начисто забыл об этом, едва оказавшись подле неё. Но теперь уже и неважно. Хорошо, что она спаслась. Независимо от того, на чьей стороне она и кому служит он. Просто хорошо.

* * *

Драко всё-таки узнал.

Много позже, когда позади остались и битва за Хогвартс, и суд над его семьёй. После войны Малфой старался не светиться лишний раз на людях, но благодаря чистой случайности пересёкся с Грейнджер в одном из закоулков Косой Аллеи. Они кивнули друг другу, как старые знакомые, но сказать что-то Малфой не решился. А Гермиона внезапно окликнула его, уже собиравшегося аппарировать.

— Драко!

Он вздрогнул. Ни разу в жизни она его по имени не звала.

— Ты же не остаёшься на восьмой курс?

Малфой помотал головой, всё ещё не понимая, почему Гермиона так запросто завела с ним разговор:

— В Хогвартсе мне больше нечего делать.

— Тогда я поблагодарю тебя сейчас.

— За что? — он оторопело уставился на неё.

— За человечность, — усмехнулась Гермиона. — Она в тебе всё же есть, и показал ты её целых два раза: сначала не выдал Гарри, а потом предложил мне воды.

— Ты помнишь? — глупо уточнил Драко.

— Такое разве забудешь? — она протянула руку, на которой Малфой разглядел давние шрамы, складывающиеся в слово. — До сих пор не зажило.

Грязнокровка. Слово, которым он сам не раз награждал Грейнджер. Только тогда это веселило, казалось остроумной попыткой осадить зазнайку, забавной игрой — чем угодно, но не уродливым клеймом, оставляющим след прежде всего на душе.

Горько усмехнувшись, Малфой закатал собственный рукав, демонстрируя начавшую выцветать, но всё ещё отчётливую Чёрную метку.

— Знаешь, никогда не думал, что скажу это, но у нас есть что-то общее.