Проснуться (джен)

Будильник надрывался уже который заход подряд, когда Андрей с неохотой разлепил глаза. На язык безапелляционно ложилась нарастившая крылья фраза из Вия: «Поднимите мне веки», а ещё крепкое словцо. Потому как при всём уважении к творчеству Николая Васильевича, не раз служившего источником для вдохновения, после вчерашнего грубого нарушения самопровозглашенного ЗОЖного режима одних цитат из классического произведения было недостаточно.

В дверь номера бешено затарабанили, отчего мгновенно болезненно поморщился Князь, у которого и без того разрывалась голова, словно по ней всё-таки прокатился здоровенный такой булыжник… Ну или вчера он пил какой-то неправильный ром. А ведь это последнее дело даже для барыг подделывать сей «пиратский напиток»! С другой стороны, может, всё в порядке было с ромом, а это он… то бишь дядя Андрей постарел, и организм уже не выдерживает подобных издевательств, как в юности.

Князев невесело хмыкнул, и, догадываясь о причинах столь бесцеремонного стука, вырубил-таки вовсю голосящую Бузову. Скажите, а хер ли?! Ну дык, будильники для того и нужны, чтоб их ненавидеть… а ещё вскакивать опрометью и бежать навстречу новым свершениям. А потуги Оленьки в музыке как нельзя лучше помогали оторвать удобно устроившуюся пятую точку с постели. И это тоже польза для общества, кстати!

И в самом деле, за дверью тут же затихли, а удаляющийся топот множества шагов свидетельствовал о том, что попсу здесь всё-таки не жалуют.

Андрей одобрительно хмыкнул и, привыкая к блаженной (после Бузовой-то!) тишине, постарался собрать улепётывающие от него врассыпную мысли.

Вчера он надрался — это факт. Повод был хорош — это тоже факт, а вот что за упоротая дичь ему в который раз приснилась… И снова бинго, точнее факт!

Хотя Князю на ум шло несколько иное слово, почти омограф, только без буквы «т»… Ну вот дурная голова дурная! Вспомнила ну совершенно лишний сейчас да и вообще по жизни факт, всплывший, видимо, от того насилия над извилинами, которое он называл помощью Алиске с домашкой.

Нет… Тут Андрей улыбнулся. У него совсем даже неплохая жизнь. Красавицы-дочки, жена любому на зависть… группа вот своя, где он может реализовать все свои хотелки, пыхтелки и вопилки без воя на болоте и драки… Сердце болезненно кольнуло, перед глазами снова, как наяву встало злое и немного обиженное лицо Михи. Хотя «немного» тут, пожалуй, лишнее…

Князь стиснул зубы, ощущая, как ускоряется пульсация головной боли. И дело было тут не во вчерашней пьянке, совсем не в ней. Горшок не переставал быть его персональным головняком даже после стольких лет… Всегда, ёпта!

Он раздраженно выдохнул. Что проку в бессмысленных сожалениях?! А в куда более бестолковых, окончательно запутывающих снах, что только лишний раз бередят сочащуюся рану?!

Миха ведь обижался, что он больше не пишет на его мелодии, как раньше. А как иначе?! И что править? Где сшивать? Если Горшка упрямо несло в одному ему ведомые дали, прямо гнало его туда. Причём он и Андрея за собой тянул, а тому всё это было чуждо. Распятая Анархия вместо воздевшего руки в попытке обнять и принести утешения Шута, постановка чужой жестокой истории вместо старой доброй, пусть и тоже жутковатой сказки… Он устал, смертельно устал, задвигать себя и свои интересы. А Миха, словно ослеп, и не видел, не желал принимать, что Князь не исписался и не вредничает, а просто не может больше тянуть его из колодца. В одиночку.

Андрею абсолютно не на что жаловаться… Эти десять лет он свободный творец, может, позволить себе не рубиться больше за чёртовы понятия, которые и не его-то были! Панк не панк… А если сковывать себя этим, то разве это не ограничение свободы?! Да, сказочник, и чё?!

Ему совершенно не на что попенять… Ну разве что на разного рода троллей в интернете, или других обитателей болот или же холодных морей… Но их он либо знатно и тонко (так что ни одно парнокопытное и носа не подточит!) пропесочит в песнях, либо же изобразит в смешном и уродливом облике в своей 3Д графике…

Князь и жаловаться то не привык. Пусть ноют другие. А он отряхнётся, выведет на лицо улыбку и дальше пойдёт дарить тепло и свет. Потому что может. Потому что сильный. И потому что это удел настоящего шута.

И всё-таки порой вот после таких слов накрывает так, что и вздохнуть-то тяжко. Нет, нельзя поддаваться таким настроениям. Ему абсолютно не на что жаловаться. Всё сложилось так, как сложилось. И он свою жизнь отстроил. По камешку почти. Есть чем гордиться, но Андрей не будет…

А когда журналисты прямо спросят, то долго промается и выдаст именно такой вымученный, но абсолютно честный ответ: "Больше всего он гордится в своей жизни... Королем и Шутом".

И не потому что в сольный проект было вложено меньше души или он не любит своё дело, вовсе нет! Просто… Король и Шут — это молодость. Это Миха. Это, б…ть, их симбиоз!

Ничего подобного больше не повторится. И пока тот ещё был жив, можно было надеяться, что Горшок поостынет и тогда они запишутся… снова, как в старой сказке. В конце концов, записались же недавно System of a Down! Но нет…

А ведь, казалось бы, такое простое человеческое желание… Пожить немножечко собственной жизнью! А чем обернулось?! Миха его попросту не сумел отпустить, хотя и отчаянно бравировал, шокировал публику, кошмарил журналистов… Хотя последнее — дело-то привычное, просто рядом больше не было Князя, который бы уравновесил всё то буйство красок и эмоций, которые как лавину обрушивал Миха в эфир. Вот были времена! Андрей прицокнул, отчего тут же болезненно поморщился. Нет, всё-таки ненадолго он свидание с белым другом оттягивал, чуял его желудок, совсем ненадолго… И он, опрометью, замечая, как жалобно качнулся пол, на карачках отправился ванную, после посещения которой, рухнул на кровать уже куда менее разваливающимся организмом около пятидесяти, а не сильно за полтишок ощущаемых лет!

Ах, если бы память и переживания можно было точно также очистить, начисто вывести из организма… «Хотя, — тут же мысленно напнул себя Князь, — Лучше не надо». Он поёжился, однако лютый холод, сковавший его при мысли о том, чтобы вот так просто... раз плюнуть и выбросить Миху из головы, не желал уходить.

Стремясь прогнать это чувство, Андрей бережно достал из памяти беззубо улыбающуюся блаженную физиономию, что едва ли не приплясывала, читая впервые «Анархиста»… Эх, были времена! Он ласково погладил это воспоминание, чувствуя, как разжимаются сковавшие его корочки стылого льда. Впрочем, лёд имеет свойство обращаться в воду, а именно она сейчас и стремилась покинуть его тело.

«Э, н-нет! — пригрозил воображаемой чертовке дядя Андрей, подозрительно шмыгая носом. — Куды удумала?! У меня и без тебя сушняк!»

Последнее, впрочем, можно было исправить. И даже нужно было, ибо обезвоживание — последнее с чем ему сейчас хотелось продолжать иметь дело. Только вот минералка мстительно (за вчерашние пляски с ней, очевидно), даванула по всей комнате.

«Чтоб тебя!» — также только более цветасто и заковыристее высказался дядя Андрей и, пожав плечами, приложился к остаткам минералки.

И вечно его вот так бросает… Из стороны в сторону швыряет. Ведь он балдеет, по-настоящему, от этой вседозволенности и пьянящей свободы на сцене, а потом раз-те… Вспомнил Миху и всю малину медведь обломал. Даже не сожрал! Тут, как говорится, ни себе, ни людям… Он вздохнул в который раз уже, а ведь день только начался.

Вчера было сделано большое дело. Наконец презентовали сериал. Пока в ограниченном показе, но всё-таки… Губы тронула легкая улыбка. Первые отзывы были окрыляющими — и это главное, потому что недовольные всегда найдутся, что уж с них взять.

Потому и отмечали бурно. Даже Агата тут его припустила. Сама уехала домой пораньше, дочку проконтролировать. Тут Князь хмыкнул. Это у него в голове не укладывалось, что время-то незаметно пролетело… И та уже не маленькая, и куда важнее проследить юное и шебутное дарование, чем уже понемногу осыпающегося рокера… Ведь сам-то он как в свои юные годы чудил?! Андрей чуть ужаснулся, но затем себя успокоил, что у Агаты и мышь не проскочит. Ну а он… Что тут скажешь?! Вон даже в гостишку какую-то забурился, чтобы мордой своей пьяной не светить и лишний раз дурной пример не подавать… Хотя видела бы сейчас его хоть Диана, хоть Алиса, как он загибается, то получилась бы лучшая антиреклама алкоголя… Ну или старости!

Что там Миша вечно про помереть молодым задвигал, а Князь вечно возражал?! Ну вот, получи, распишись… Хотя уж много лучше так, чем… никак.

М-да, и снова это чувство сильной отмороженности вернулось. Но не в смысле беспредельщины какой, а в прямом… Князя ощутимо зазнобило. Что ж это с ним такое?! Вечно мёрзнет.

А, впрочем, после подобных снов такое с ним случалось с подозрительным постоянством. По-хорошему, конечно, надо было бы пройтись по врачам — вдруг это ранний (ага, на протяжении-то почти десяти лет повторяющийся!) симптом какой-то серьёзной болячки, которая и утащит его в могилу, но… Скорее всего, единственное, что рисковал получить в таком случае Князь, это направление в дурдом.

По крайней мере, так считал всеведущий гугл и он сам, когда окидывал критическим взглядом происходящее с ним. Князев и раньше-то свои сновидения нормальными назвать не мог, но то хоть была разножанровая фигня от забойного боевичка и дикой хохмы до лирической баллады, а сейчас… Один и тот же, не сменяемый то ли уж кошмар, то ль благословение.

В пользу первого говорило то, что там, куда он проваливался, не было красок. И нет, мир не был уныло сер или черно-бел, там вообще не было света, блуждания по нему напоминали шастанье в беспроглядной тьме… В жутко долгую полярную ночь с начисто затянутом тучами небом, лишённом оттого звёзд. Почему именно такие ассоциации? Ну так отчего ж ещё его сковывал нахрен холод собачий, пронизывающий до самых пяток, так что казалось зубы вот-вот расколются, как льдинки друг о дружку!

Поёжившись от одних лишь воспоминаний, Андрей решительно вновь полез под одеяло. И похрен, что сейчас июль…

Тогда вот, помнится, тоже лето было в разгаре, а всё одно в горах-то, куда он с Вахтангом и Димкой поперлись, стоял холод, такой, что хер дрожал!

Андрей хмыкнул, а ведь неплохая вышла поездочка… А что? «Роковой карнавал» они тогда записали, дела у группы шли постепенно в гору да и между традиционными летними фестивалями выдалось окошечко… Ну и рванули они, чтоб дурью не маяться да на тоскливый питерский дождь не смотреть.

Он ещё тогда, помнится, всё высматривал местность, восторженно

щёлкал языком и вздыхал, что клип на "Прыгну со скалы" так и не сняли в своё время… Ух, уж он бы развернулся! И финал сделал менее однозначный, открытый, чтоб его, ибо на горизонте б показалась все-таки девушка та… С дубинкой для вколачивания мозгов, ехе-хе! Воображение почему-то живо нарисовало Агату, поэтому Князь вновь улыбнулся.

А ведь он тогда так размечтался, что едва не прозевал, сорвавшийся-таки с гряды здоровенный такой булыжник… Ладно, ещё тот в паре сантиметров от его дурной башки пролетел… А то вышло бы как в той песне… В лучшем случае стал бы Княже ворчливым дедком противным! Ну или в театр б его нелегкая понесла, хоть это не так уж и плохо… В худшем же — был Андрейка и вот его не стало. И даже со скалы прыгать не надо. Камни сами так и норовят пришибить незадачливого поэта.

Князь кисло выдохнул. И чегой это он сегодня все эти страсти вспомнил?! Ну, перетрухнул он тогда слегонца, ну… И дальше посвистел. Хорошо ведь в итоге отдохнули! Правда, сразу после всё по звезде и пошло… Только вот недавно казалось на «Окнах» с Михой виделись, и тут на тебе настоящим камнем прилетело. Только не по голове…

Андрей мрачно ругнулся, силясь лучше вспомнить о чём была нынешняя серия его повторяющегося Кошмара. Вспоминать удавалось всегда почему-то урывками, холод отнимал значительную, и, как подозревал Князь, самую важную часть… Чего-то несравненно большего и важного.

А ведь происходящее казалось таким натуральным… Живым что ли. Порой даже утягивая в свой тёмный омут сильнее реальности. Если бы не поганый холод, что раз за разом методично выстуживал бьющиеся за толщей льда воспоминания и чувства...

Впрочем, последние были такими сильными, что даже притуплёнными, отмороженными продолжали съедать его, стуча и стуча по болезненно отзывающейся голове. К слову, вот ещё один симптом этих повторяющихся кошмаров. Тут и без похмелья… «А, впрочем, в сочетании эти ощущения дают просто вау-эффект!» — мрачно подытожил Князь, аккуратно сжимая, грозящие лопнуть виски.

И всё-таки назвать то сновидение на сто процентов кошмаром было нельзя. Потому как… Там был Миха. Точнее его голос, а ещё запах… пота и простецких сигарет… Тот почему-то именно такие всегда выбирал, может, просто привык и не заморачивался, или те втыкали лучше… Князю было всё равно. Он изнывал в этих снах, и вместе с тем не мог без них обходиться. Они нужны были ему, как воздух, пусть после них и приходилось заново собирать себя из того раздрая, куда его утягивало это сладостное безумие. Миха он… Приглушал холод… Андрей ощущал его тёплую ладонь, что с каким-то немым отчаянием требовательно стискивала его руку, всегда хотел ответить, но попросту не мог. Это сводило с ума. Но и это не сравнить с разочарованием и лютым холодом, что накрывали, когда ладонь неотвратимо и неизбежно вынималась, причём так бережно, словно Миха всерьёз опасался навредить ему… Андрей раздражено фыркнул. Всё это было чертовски странно.

В его кошмарах не было никакой системы… Он тщетно пытался отыскать хоть какую-то логику в их появлении, но не находил. Хоть был упрям и продолжал копать, пока однажды не прекратил, найдя столь безумную закономерность, что сам того не на шутку перепугался.

Чёртовы сны настигали его, стоило Северному флоту вступить на побывку домой, в Питер… Вот и скажи после этого, что Андрей головой не ёжнулся! Ну, не считать же всерьёз, что это Ренник на него каждый раз не ленится и проклятие насылает, ха! И не выдержав, Князь сам заржал, почти как товарищ Конский, о чём тут же пожалел — больная голова-то отомстила!

Нет, если логику и следовало искать, то не в этом… Ведь это нельзя было назвать кошмарами, и вообще... схренали кому-то ублажать его тоску, насылая видения с Мишей… А ведь он привирал во вью, говоря, что они общаются… Нет, увы, хотелось бы и самому в это верить, конечно но не получалось. Самообман не выходил, легче не становилось. То был односторонний процесс, ведь как бы Андрей не пыжился, а ответить никак не получалось, словно, что-то плотно держало его в своем ледяном плену, не давая и рта открыть… О чём Миха говорил… Тут тоже почти мрак. Воспоминания, как потревоженные тараканы разбегались, стоило ему проснуться, а то, что оставалось… Остаток… Что ж, и они сладки, ибо то была очень приятная ерунда, которую любил задвигать Горшок. Порой в памяти замирали и мелодии. Вот насчёт музла с «того света» Князь не приврал, ибо это Михины невидимые пальцы то лениво, то лихо прямо под боком терзали струны акустики… Для реалистичности порой вставляя междометия типа «У, бл*!» и «опять медиатору хана»…

К слову, «о том свете», долгое время именно это и было его безумной рабочей версией. С одной стороны сладостная — ведь это значит, там за краем не пустота, а с другой… Если Князя так ломает и морозит там, то каково же Михе на постоянку?! С другой стороны — это Андрюха там гость, может и потому, а ведь Горшок-то тёплый… Куда более живой для того мира, чем Княже… Но так и должно быть! Осознание этого почти успокоило примирившегося со своей шизой поэта, пока… Пока однажды он не проснулся в холодном поту и не уставился на мирно спящую рядом Агату. Был ли то сбой в матрице или же ещё чего, но его детку передавали и там (во сне), и тут… А это напрочь рушило его теорию! Да в тот день ему привиделись они оба — и это меняло всё!

Чем больше Князь размышлял над всем этим, тем жутче трещала его черепушка, протестуя против такого надругательства и нецеленаправленного использования своих ресурсов. Да бредни сумасшедшего, но… Отчего ж такие реалистичные-то, б…ть?!

Он вновь помассировал виски. Если так разобраться… А он очень желал разобраться, то объяснения просто могло и не быть. Ну вот такую вот несмешную приколюху выдумало его подсознание… Только вот в этом противном случае его мразотному подсознанию стоило бы помочь справиться с потерей, а не, наоборот, плодить ещё больше подозрений, недосказанностей и черте чего ещё, что то сумело там нагородить, лишь подливая масла в огонь!

Ну и чего же там сегодня сумел запомнить? Порылся в памяти — да, ухватывалась ниточка воспоминания: «Бл*, Андро, я уже совсем твои загашники с текстами распотрошил… Вообще ноль, ничего не осталось! Ты же понимаешь, что я так скоро от безнадёги Тараканов спою, понимаешь, да?!»

Князь вздрогнул… А вот это уже… Не кое-что, но, определённо, что-то! Миха мается от недостатка текстов… Не ново… Загашники только князевские тут причём — он же мордой на них дергал?! А Тараканы… Тут Андрей не сдержал довольную лыбу. Ух, он бы эту хохму послушал. Особенно в исполнении позднего Миши «а-ля я весь такой серьёзный и мне стыдно за ведьм и ослов». Ему бы вот это всё пошло бы больше, чтоб его! Не загоняться, а улыбаться…

Вдруг, несмотря на все ещё гудящую голову (он что ей орехи вчера бил?! Зачем? Понятно, что вкусно и полезно, но всё равно нафига?), до одури захотелось услышать Михин голос. Рука сама поставила Короля и Шута на случайное… И тут же отпрянула, заслышав вместо мелодии потрескивание и шум передатчика, продирающегося сквозь вьюгу. Кто ж знал, что стрелка упадёт на одну из поздних почеркушек Горшка…

Раньше его нехило так крючило с Михиных текстов… И не из-за их детскости... что ли, ну или, он даже не знал, как это выразить, чтобы самого себя гнусненько не заклеймить «душителем прекрасного порывов»! Потому как Андрею после прочтения некоторого хотелось-таки кое-кого слегонца придушить, дабы не тырил с его рассказов идейки да и коряво их не интерпретировал! Нет, дело тут не в этом…

По понятным причинам он их воспринимал в пику себе: «Смотри, мол-де, Княже, а я могу без тебя!» Может, он, ага! Справедливости ради, Горшка тоже переворачивало с Князевских мелодий… И последний смел надеяться, что дело там было не столько в качестве, хотя уверенно разросшийся Князь и здесь протестовал — да звёзд он с неба не хватает, но и… Тут уж, извините, сам ему гитару когда-то в руки вложил… А потом-то уже бить себя кулаком в грудь и твердить, что музло пишет в этой группе только он, нахрена?! И… Тут поэт поморщился, от корябнувщего его в тексте… Он бы… Ему б эту песню да на перелицовку…

Многие фанаты видели в "Короле вечного сна" какой-то глубинный смысл, а кто-то просто презрительно фыркал, тыкая в созвучие «Морфея» и «Морфий» и на отчетливо прозвучавшую «чёрную иглу», которой шили смокинг для Смерти.

Андрей поморщился: песня из их последнего совместного альбома, когда уже всё трещало по швам, да ещё и такая, определенно, навевала тоску. Однако он не переключает, рука дрожит. Может, и правы те, кто ищет и находит там какое-то двойное дно… Может, и хотел Миха, чтоб его, как и полярника Матвея, лирического героя, нашли, услышав писк сигнала о помощи, вытащили из вечной тьмы и холода. Одиночества.

«Но ведь, — в который раз предпринял попытку Андрей сам себя угомонить, топчась по уже знакомому порочному кругу из обвинений и оправданий. — Когда я уходил, всё ведь нормально было, и он в завязкё… Какая помощь, какое одиночество, у Михи и семья была, жена там, а что я-то сразу?!»

И всё же не воспринимать, слушая сейчас эту песню, чьи нескладные строчки калёным железом обжигали Андрея, это, как крик о помощи, было сложно. Сейчас, зная уже всю подоплёку. Только вот одно слово корябнуло как-то иначе, словно он чего-то всё это время упускал:

Король вечного сна!

«Я ЖИВ!» Сердце кричит

Моё тело молчит

Матвей в коме лежит

Полярник в беде

Замерзший в воде.

«Кома… — задумчиво повторил Андрей. — Ну что за бред, в самом-то… — он замолчал, обдумывая то, что уже успело оформиться в его мозгу. — Да ну нафиг!» — оторопело пробормотал и засмеялся.

А вот уже и самый тревожный звоночек его подступающей шизы. Он начинает реальность принимать за коматозный сон, а сны за вялую попытку его сознания выбраться… Откуда? Неужели из-под толщи льда, как полярник?! Князь хмыкнул. Ну что за чёртов бред, в самом-то деле?!

И всё-таки полностью выбросить из головы эту мысль, отринув, он не сумел. «Надо уж тогда докрутить до конца цепочку, чтобы стало понятно, насколько же всё это глупо и нереалистично!» — решил Андрей и принялся напряженно вспоминать… Ну где он чисто теоретически мог так влипнуть.

Однако далеко ходить и не нужно было. Память услужливо подкинула обвал и камень, что сверзся с вершины пугающе близко. «Предположим, — покивал всё ещё не воспринимающий это серьёзно Князь. — Тогда-то я и откинулся благополучно в царство Морфея… Ну ладно, в кому. А это значит, не хухры себе, у меня подсознание развито! Раз вот всё это смоделировало! Всё! Начиная от…» — тут Андрей запнулся, тупо глядя перед собой, ведь голова уже не просто болела, а раскалывалась на доли.

Но это всё было неважно. Потому как выходило, по извращенной логике, что и смерть Михи — плод его больного воображения, воплощение страхов, которые ожили после встречи на «Окнах», где тот выглядел паршиво. «Нет, — тут же одёрнул себя Князь. — Горшок и правда резко сдал за те два года!»

Тут же, впрочем, снова пойдя на попятную. Потому как, а думал ли он на «Окнах», что всё разрешится так скоро? Нет, не думал, чёрт возьми, а, может, просто отчаянно не хотел верить, а потому прикрывал глаза… Или же не всё так паршиво было, как казалось. На "Нашествии"-то Горшенёв скакал бодро!

Нет, полностью отметать нельзя — надо докрутит. Потому как, если уж... ну

в порядке бреда, Андрей реально попал в такую передрягу… Он стиснул зубы, а ведь и, правда, что могло заставить Миху остановиться (он был подобен поезду, несущемуся в бездну со своей программой саморазрушения!) и призадуматься?! В лесу должно было сдохнуть что-то крупное…

Ну либо Князь должен был почти склеить ласты. Тогда, быть может, очнулось бы Михино окружение… Отправило бы того в клинику, пока не набедокурил, а там уж на трезвую голову… Чисто теоретически… Ну могла же ответственность взыграть?! Какая-никакая, а? Тут-то ладно, как бы Миха его не поливал во вью всяких, но он точно знал, что Андрей, случись чего, а его девчонок не кинет… Здесь же такой подстраховки нет, скорее уж, князевским помогать надо было.

Внутренности отчего-то резво сковало холодом, так уж живо он себе это представил. И… Нет, в том, что всякие нехорошие люди… тут просилось много «лестных слов», говорили, что Князя и Горшка связывала не дружба, а бутылка и работа — не было и капли правды. Андрей даже мозги повернуть свои не мог, чтоб Миха, да окажись в похожей ситуации, остался равнодушным… Да бл*, вы кому чего заливаете?!

И тогда, чего ж, это получается… Значит, это Горшок к нему в больнице приходит и как-то своей уже вполне «зубой», но всё равно наглой и упрямой мордой лица просачивается сквозь тот чёрный дворец изо льда, что он тут себе нагородил умирающим мозгом?! Да ну… Андрей замирает, прикусывая язык и вспоминая всю ту туеву гору просмотренных научно-фантастических и просто фантастических фильмов… Выходит тогда, что не зря он Агату там слышал, а его головная боль — это защитная реакция, не желающего просыпаться организма.

По всем канонам ему бы сейчас полагалось ломать четвёртую стену. И возведённую… кем? Да им самим, болваном, это ж надо было удумать… Ну ладно, успех группы, новые песни, рисование, книги — это хорошо… Но суды и Михина смерть?! Неужели надо было и в иллюзорном мире обязательно страдать?! Вот прямо безоговорочно, но… Видимо, для чего-то это всё-таки нужно было. Погасил он раздражение. Фатализм — то что ему свойственно было.

И сериал… Вернулся к недавнему радостному событию Князь. Точнее сейчас оно таковым уже не казалось… Скорее уж подводкой к… А к чему, чёрт возьми?!

Посмотри, мол-де, на себя, на ребят… Со стороны! И пойми, что вся жизнь твоя — дешёвая мыльная… Ох, или это из другой оперы… Оперы… Мысли отчаянно путались, не желая проясняться или хотя бы строиться в хоть сколько-нибудь приличном порядке.

Внезапно очень сильно захотелось треснуться мордой о пол. Сильно, чтоб отключиться, чтобы больше не думать, не терзаться и чтобы дурная башка так не разваливалась, у-у, паскуда! Реальность теперь казалась зыбкой, но и сон… если то, конечно, сон... а что хорошего его в нём ожидало?!

Князь ведь ни в чём не уверен. Ни в том сколько времени там (в реальности! С ума сойти!) прошло, а ну как на фиг все почти десять, что тогда?! А он не только не молодел, но ещё и напрочь больной, после такого-то сна горе-Белоснежки восстанавливаться — не шутки… А ну как, и не получится?! И нах кому он сдался тогда?! А если реально почти десять лет?!

Андрей в ужасе замотал головой… Да его ведь и девчонки не узнают… Особенно Алиса, если то, что она видела и запомнила — это его полудохлая тушка, то… Да ну к чёрту! Тут Князь не на шутку разозлился на камень… Не мог что ли сразу, раз — и усё! Так надо ж теперь возвращаться к разбитому и покрытому многолетней пылью корыту!

Ну кто там его ждёт… Родители… Ну да, если пережили вообще весь этот ужас с ним. И вновь болезненно оборвалось что-то внутри, будто струна хряснула. Агата? Ну да, ну да… Если, конечно, Андрей готов закрыть глаза и приглушить здравый смысл, что столь шикарная женщина, его женщина… способна столь долго быть одна. Если и сама не будет искать — всё равно найдутся желающие, а что она… Тут и глупо пытаться фыркать. Он всё понимает. Вот и остаётся… Остаётся… Один Миха.

Что тоже совсем не мало ведь! И окрылённый этой мыслью Андрей глупо улыбнулся, принимая, пожалуй, самое важное для себя решение.

Проснуться.

Что бы это, чёрт возьми, не значило. И он, не мудрствуя лукаво, всё-таки легонько тюкнулся с кровати мордой о пол, отключаясь. Возможно, тому виной была его ну слишком богатая фантазия, но Князь чётко слышал звук бьющегося льда. Он падал и, по ощущениям, много дальше пола, пока, наконец…

В первый раз Андрей погружался в это сновидение осознанно, и впервые на него навалилась странная отчуждённость тела… Словно он не только всё себе отлежал, что можно было и нельзя, но его затем ещё и свинцом полили сверху.

В этот раз Михи рядом не было, был слышен только противный писк неисправной лампочки, которую Андрей не мог рассмотреть, как ни старался. Потому как веки слиплись сильнее, чем после любой попойки. Вот уж и в самом деле… «Поднимите мне веки!» — хотел крикнуть он, подражая, как вдруг замер, чувствуя… Как странно с усилием шевелится в лёгких воздух… И вообще, направив гигантское усилие воли, он-таки сумел выдавить из себя полузадушенный хрип, а дальше — больше… Ставшее ощущаться чуть лучше тело отозвалось на его посылы шевельнуть пальцем, на который… что… Андрей поморщился — чувствительность возвращалась и да — на пальце была прищепка. И да… Что будет, если её сбросить?!

Целью пыхтелок следующего получаса оказалось такое вот простое раньше, но не сейчас, блин, движение. Потому как никто особо к проснувшемуся внезапно коматознику, как в фильмах, слепя фонарем глаза, бежать не спешил… Вот же засада, потому следовало привлечь внимание иным способом и заставить пищать кардиомонитор, будто он помер — идея не оригинальная, но что-то Князь уже от своей оригинальности всерьёз подзадрался. Потому пусть будет тупо. И просто, потому как ему сейчас даже это вот самое «просто» давалось исключительно на ослином упрямстве.

И когда у него уже почти получилось… Дверь скрипнула. Раздались тяжелые шаги. Знакомые, чтоб оно всё провалилось, шаги… Андрей замер, чувствуя, как вновь сковывает холодом всё, что едва-едва успело отогреться.

— Ох, Андрюх, представляешь, вот дырявая башка, телефон тут у тебя забыл! Вот, вроде, сорок лет, в маразм-то ещё рано, а всё одно… Вышел тут, понимаешь ли, почти до дома доехал, потому думаю, а что так тихо-то?! Никто не трезвонит, не тревожит, зараза даже! Хлоп-хлоп, ё-моё, по карманам! А нате, нету не хренась! Ну я и опять к тебе… А ты всё лежишь тут… В ус не дуешь, Княже, хотя я уже и всё тут перепробовал… И угрожал тебе все твои загашники растрепать и спеть, и даже начал дичь про Тараканов загонять… Ну чтоб ты, если слышишь, решил, что у меня совсем туго дела, и примчался выручать… Ты ж это любишь блин, Дюх… Ну или испугался, нафиг, что уже столько лет проваландался в коме, что я аж до такого дошел… Ты ж, блин, почти пишущий станок, я глянул черновики у Агаты и лишний раз охренел… Эй! — Миха пару раз щёлкнул пальцами перед носом у старающегося даже дышать через раз Князя, но друже всё равно насторожился. — Чёт, ты как-то по-другому в этот раз в ус не дуешь… Не-е, — тут Андрея обдало очень сильным сигаретным запахом и теплом выдыхаемого воздуха. — Ты и дышишь по-другому! Харе, претворяться, б…ть! — от волнения у Горшка даже голос задрожал.

«Я не трус, но я боюсь», — отчего-то подумалось Князю, а в следующий момент веки-таки поддались… И он, моргая от нахлынувших из-за чересчур яркого с непривычки света слёз, всё силился рассмотреть нависшего над ним Миху, когда тот с тихим: «Ух, б…я! Наконец-то!» — просто сгрёб его в охапку, лишив необходимости хоть что-то разглядывать.

И хотя медленно приходящее в себя тело, было против такого обращения, уткнувшийся в Михину футболку Князь наконец-то почувствовал, что проснулся по-настоящему. И холод между ними отступил.

Вместо будильника у него надрывался мобильный. Вот вообще не затыкался, а всё тренькал и тренькал, упрямо пытаясь воззвать к сопящей в обе дырочке совести и заполучить-таки к аппарату своего загулявшего владельца.

«Лучше б я его про*бал!» — мрачно подумал Горшок, слепо шаря рукой по одеялу в поясках адской машины, придуманной очевидно для доставания мирно спящих зубами (абсолютно целыми и ровными, к слову) к стенке людей.

Может, ему стоило после следующего про*ба не восстанавливать симку со старым номером, а плюнуть, растереть и тупо впихивать новые в недорогой и функциональный (а хера понтоваться-то, если всё одно скоро просрёшь?! Да и нах… вообще понтоваться?!) аппарат?! С его-то патологической склонностью к… кхе… незаурядной жизни в дали от скучных людей и полной разных прелестей — вроде постоянных перелетов, переездов, пересадок и просыпаний в незнакомом месте и с мутными рожами… вскоре телефон перестанут разрывать всякие там… сучности… лады!.. личности, останутся в результате самые упрямые и те, кому реально что-то от него нужно, раз они заморочатся и отыщут-таки среди многочисленных номеров Горшенёва актуальный.

Да, так было бы куда интереснее. И забавнее наблюдать за метаниями в попытках связаться-таки с неуловимым анархистом. Только вот сделать так Миха всё никак не решался. Последние года два он ревностно, закусив удила, смиренно подписывал бюрократическую подолбень на восстановление и получал-таки новёхонькую симку со старым номером из рук очередной продавщицы салона связи… Те попадались разные — симпотные и не оч… Ладно, одарившие его неодобрительным, обиженным на жизнь взглядом или же, наоборот, узнавшие и едва ли не пускающие слюни. Михе было всё равно. Лишь бы кровь не портили. И так уже почти не осталось… Не порченной то… Стараниями некоторых сучностей! Хотя было забавно наблюдать, как очевидно, проанализировавший, что он им слишком дорого обходится, мобильный оператор, стал ненавязчиво подкидывать ему рекламу конкурентов!

Всё это было делом десятым. Совсем не таким важным, как осознание того, что ему приходится раз за разом наступать на горло своему порыву послать эту бесконечную канитель с симками к лешему. А всё из-за одной наглой предательской рожи, которую он, впрочем, очень рад был бы увидеть, как и услышать… Почему, собственно, и продолжал возиться… Чтоб эта скотина… проклятый Князь, ё-моё, мог до него дозвониться.

Увы, за два года ухищрения оправдали себя всего лишь раз. Чёртов раз! Может, и ну его тогда, а? Треклятый номер-то Миха помнил наизусть, даже если забывал какие-то слова из собственной пьесы. Ну не желали красивые, ровные строчки, написанные, мать их за ногу, настоящими профессионалами с грёбанными дипломами и регалиями, хрен знает ещё какими, ложиться в душу!

Миха тихо зарычал. Причина его дурного настроения и почти ненависти к своему изначально столь любимому детищу, Тодду, была проста как пять копеек. И именовалась Андрейкой, чтоб его, писавшим всякие деревенские хохмы да страшилки и в ус не дующим, о том, что он, Горшок, тут страдает от того, что высокое, б…ть, искусство профессионалов, проклятущее либретто его так не вставляет, как его ёмкие и простые стихи!

Ну нет! Всё! Бл*дь! Хватит — с него довольно! Ни в жизнь он не станет сам ему звонить! Вот ещё! Это Княже, чёртов предатель хренов, должен приползти… ну или хотя бы позвонить с извинениями!

Хотя раз Миха всё-таки не сдержался. Набрал-таки трясущимися вовсе не из-за качки в поезде или подпития пальцами Андрюху. Но, как успокаивал он себя, это было уже после того, как ему набрал Князь… И тот хоть и не извинился, но… Пока у них один-один, и грёбанная очередь, которую Горшок ни за что не станет нарушать, за Андро! «Может, — мигнула в сознании вдруг роскошная мысль. — Это как раз он надрывается и звонит?!»

Подобное хоть и было маловероятным, но глаза продрать помогло! Впрочем, телефон уже заткнулся, и, мимоходом отметив ужасающий счетчик пропущенных, среди которых, впрочем, не было Князя, Миха разочаровано откинулся на кровать.

Чего он вообще, спрашивается, ждал?! Вон, недалече же (ага, пара месяцев уже как прошло!) подловили его журналюги… Хотя те два паренька, скорее, на фанатов похожи были. Тем, может, и подкупили, развели на откровенность… Тут Миха поморщился. Да чего он сам себя-то обманывает, фу ты, б*я! Мерзко это! Но не мерзопакостнее его под препаратами... Внезапно кольнула мысль.

Там ведь вся гнилуха, вся обида комьями грязи наружу просится… Та, что обычно скрыта здравым смыслом и страхом обласкать Князя так, что тот, стервец такой, на него и вовсе не посмотрит. Да, выискалась на его бедовую голову краля, но… Полностью жечь мосты… Даже угашенным… Да, он же сам себя потом возненавидит и поедом сожрёт!

Наговорил давеча лишку… И не только в том вью, да. Были и другие. Миха это даже остатками незамутненного сознания просёк, и, несмотря на то, что про Князя у него особо и не спрашивались, говорить-то ему хотелось только о нём, потому и пошёл нести относительно безопасный поток о своих обещаниях и прочей приблуде, а после и вовсе сразу оканчивать разговор. Подальше от этой скользкой, но столь притягательной дорожки…

Отвратительно… Чёрт! Ну вот дёрнул же его за язык… А кто дёрнул?! Он сам это и произнёс, никто, как грится, не заставлял! Просто вся эта ситуация настолько под кожу ему въелась, свербила и чесалась там, что было тошно уже. И от довольной рожи Князя, которому было, словно чхать, что зал у него, мягко скажем, поредел… Зато какой простор, ха, б.я!

Хорошо ему, гаду, без него… Ух… Миха утробно зарычал. Это и было отвратительно! Это, а вовсе не сольное творчество Князя! Хотя то он, конечно же, тоже бы слегка (а может и не слегка) проредил… И кое-что иначе б сыграл и спел, получше некоторых наглых морд, что лезли не в свою тональность… и мнили себя великими композиторами! Ведь очевидно ж, что часть песен под него написал! Не разучился, видать, сволочь! И от привычки не избавился!

Горшенёв тупо уставился в потолок. Тошно и отвратно ему было ещё и из-за самого себя, что вот он такой… Как есть, чёрт возьми! Ни дать, ни взять, а… Невыносимый, как выяснилось такой засранец, что от него сначала Княже взял и слился, сверкая пятками, потом и Оля… Группа, то ещё болотце, а тож ведь! Едва терпит его загоны… И то потому, что без него не выплывут они, ну или не доплывет далеко, потонет их флотилия, а кушать хочется всем. Кроме Князя, б.я! У того хватило яиц взять и с голыми коками свинтить от него в закат!

Тут Горшок поржал над аналогией… Не, ну а че?! Да ничего… Кроме того, что все льстивые посылы некоторых личностей пока что разбивались о то, что пятьдесят человек, о которых втирал в интервью Миха, на концертах у Андрюхи следовало уже умножать на десять, а то и больше. Потому навряд ли гордо светивший подношенными концертными шмотками и в более хреновые времена Князь, приползет к нему униженно и смиренно проситься обратно теперь, когда дела в его группе ползут в гору… Не суждено кое-чьим влажным мечтам об опускании Андрюхи до третьего номера в шутах сбыться!

Порой именно это попустительство, которое заключалось в том, что он до сих пор за такие соловьиные речи парнокопытному одному (талантливому, да, вон как свистеть научился!) рога не обломал, Горшок в себе и ненавидел… И то и дело себя одёргивал!

Он ведь не хотел его унижать всерьёз, но… Порой очень хотелось. Потому что, если Миха ощущал себя без Князя инвалидом каким, то тот, глядите х**и, орёл какой нашёлся! Важная, чтоб его Пушкина Марго за пояс заткнула, птица! Он тут тебе и сам себе с усами музычку и текстики хреначит как из пулемёта, бедный Горшок только скачивать успевает, причём пиратку, ибо обидно, б.я… Так тот ещё ж и умудряется оформление офигенское рисовать! В то время, как он тут, можно сказать, погибает… Прямыми ж почти словами поёт, что всё на краю! Может, ему плакатик намалевать?! Тьфу, б.я! Тошно.

И ведь и от себя тоже мерзко… Потому что не таков Миха оказался, каким, наверное, стоило попытаться быть. Не захотел ни с кем делить, отпускать в сольник, вот Андрюха и слился… С концами, а ведь изначально не планировал ведь… И дружбу, и группу сохранить хотел.

А теперь получилось, как получилось. Остаётся Михе только задвинуть задник с простирающим ладони шутом, вывесив распятую анархию и опираться на неё и на другие дикие идеи и затеи, как какой-то костыль. Потому что Князь ушёл, и ему осталось только это. Демонстративно ударять себя пяткой в грудь, стараясь показать, как его заводит «новый курс», который на самом деле гипертрофированный, непомерно раздутый старый… Выуженный из загашников, вместе с футболками Вишеса… На самом деле его это всё так достало, что просто уже невмоготу. Что именно, ё-моё?!

Да, переливание это из пустого в порожнее бесполезное, демонстративное превозношение бунта и обещание сделать чего побаще! Ехей! В пропасть падать веселей! Чтоб вас всех… Да и театр, даже он, чтоб вас всех разодрало, наскучил, опротивел!

Засунуть голову тигру в пасть, ха, что может быть интереснее?! А смерть какая, ух, зрелищная, пойди что не так! Уж всяк лучше, чем тут разваливаться на части, понимая, что и мелодии, и текстики, как грибочки в засушливом лесу никак не желают попадаться, а те что есть — трухлявые и страшные, как смертный грех! И Ренник тоже гадёныш добрый… Вот, вроде, и пишет, и старается, а Михе всё не заходит… Ну что за непруха?! Вот и приходится ввязываться во всякие сомнительные проекты, чтоб, наконец, отстали от него с Тоддом… Поставил и ладно… Хватит, что теперь десять лет одно и тоже крутить?! Эх, жалко, Гамлета ему вряд ли кто доверит, а так бы… Хорошо было.

Миха вздохнул. Где бы ещё силы и здоровье на эти проекты взять… Скажите, бухать и выступать есть, значит и на другое найдётся?! Ха, да и на бухать-то, по правде говоря, не было. Уж опротивело всё, да так, что хоть стой, хоть падай, но на трезвую голову вообще пздц... мозг начинал потихоньку просыпаться, подсвечивая всю невообразимую глубину той задницы, в которую он, будем честны, сам забрался. А этого допустить никак было нельзя!

Поэтому сейчас Горшок свесился под кровать, шаря там в поисках чего-нибудь для подкрашивания отвратительной реальности… Всё это, конечно, был обман, самый что ни на есть настоящий. И для того, кто ставил честность во главу угла, это было самое противное. Ну или одно из...

Но рука лишь подслеповато натыкалась на что-то опустошенно звякающее… Вот ведь зараза какая! Оказывается, он уже вчера недавно распробованное и высоко оцененное им саке приговорил… И не только его, а вообще всё, что горело. Придётся до магазина тащиться, ух, шельма!

А вообще для Горшенёва, как для большого любителя нескучной истории и разных любопытственных фактов, саке было сродни способу представить себя там… Ну не самураем, если то… дайме каким, ну или какой демонической зверюшкой местной, хах, что ещё лучше! А ведь жалко, что они так ничего про культуру Востока и его мифы не написали, там было где разгуляться… Эх, сюда б Андрюху да дать ему указание насочинять чего, да хоть про любовь его эту проклятую… Ну там кицунэ какой многохвостой в облике красотки нереальной к бравому воину императора, хех!

Он улыбнулся было, но, вспомнив, как чёрт возьми, они неловко с Князем на «Окнах» недавно повстречались, тут же изменился в лице. Тот ведь там на цыпочках как вор подкрался к нему и в объятья свои медвежьи утянул побыстрее, пока Горшок не опомнился и не сообразил, кто именно его лапает. А ведь для верности тот ещё и сразу отскочил, как мячик, какой, б…ть!

Ведь когда Миха понял… Да на камеру их тогда подловили изрядно. У Горшка морда будто он лимон целиком в себя запихал, а Князь… За ухмылкой своей что-то вечной замаскировал засранец! Вот и понимай его, как хочешь, то ли спецом он под камеры подставился, а ли… Надоумил кто, что Миха-то всё уже… Крепко сдаёт обороты, б.я! Он вообще, да, догадывался кто такой умный, блин… Но… Вот и пойми теперь запасался ли Княже фотодоказательствами, что всё у них под конец не столь паршиво, или же в самом деле переживал гад…

Разговора у них тогда так и не вышло. Да и какие нахер разговоры! Когда стены палатки, куда они якобы уединились, только иллюзию приватности дают, а сами они у всех, как на ладони! Что тут скажешь-то?! Да и как сказать-то, если язык не поворачивается сказать то, что, возможно, их бы и примирило… А то, что хочется высказать, говорить никак нельзя, если не хочешь окончательно наглую морду сидящую напротив потерять. Вот такая вот подстава, нах!

Впрочем, обычно всегда знающий, что, как сказать, к кому на какой лошади подъехать дипломатичной, чтоб его, Князь тоже мрачно молчал, то ли нарочно ль, чтоб позлить беснующегося Миху, то ли тоже… Не было слов. Хотя не, он же ж выдавил напоследок, чтоб Горшок берёг себя… Берёг… Ха!

Миха горько рассмеялся в потолок… Знал бы он… Знал… А, может, и знал! Ведь Горшенёв давно уже тему эту прогонял… Потерпи, Андрюх, вот скоро помру я — и делай, что хочешь: вся группа, все наработки в твоём распоряжении, а пока слушаться меня, дрожать, бояться! Последние два — это он уже лишку, ё-моё, сейчас со злобы дурной прибавил… Но сути-то не меняет, да.

Нормальный ведь план был! Помирать от старости вот уж, что Миха точно не планировал. Да в клуб двадцати семи он не попал, не дали, и не то, чтоб он как-то сильно против был… Всё ж-таки, чем ближе становилось к обозначенному им самим сроку, тем очевиднее становилось, что не худо б пожить ещё немного. И потом ещё. И ещё.

Уж лучше уж умереть молодым, как можно позже. Только вот Горшенёв нихрена уже не молод. Ни постепенно отказывающим мстительно телом, ни душой, что как-то вся тоже ссохлась, исстрадавшись.

Князь же был слеплен совсем из другого теста. Этот будет ехать ещё долго, потихонечку и неспеша, как некоторые буйные головые и горячие сердца, настоящие панки, одним словом, спалить весь свой запал и растратить жизненные силы ради каких-то там идей.

Потому Горшок и не понимал, какого хрена тот всегда так агрился в ответ на его более, чем разумное и, мать его, справедливое предложение подождать его скорой кончины, да после творить, чего душа пожелает. Душа та, очевидно, желала только одного и прямо сейчас… И Михе неизменно стучали по голове несильно, правда, да и он в долгу не оставался, но попытку выбить из него дурь, посмеиваясь, засчитывал, впрочем, как неудачную.

Теперь же это справедливое предложение было в прошлом. И на Горшка порой находило… доставляло мстительное удовольствие во всех красках представлять, как он вот, ну не прям сейчас, а чутка попозже… Ибо чёт ещё пока хотелось потоптать слегонца ету грешную землю… Ну вот короче, скоро рипнется здесь, то бишь поэтически, вашу ж Машу, выражаясь… сгорит, как звёздочка, а Княже потом будет страдать.

Жалеть ещё паскуда этакий будет, что гордость свою не умерил, что его предложению не внял, что на Тодда забил болт, что посмел уйти… Ишь чего ему захотелось! Одному на сцене быть! Ну и останется один… Эти его куклы наемные не в счёт… Хотя Миха порой всерьез жалеет, что его-то болотце шибко часто воет да право голоса качает, чтоб их… Достали, сил нет уже! Особенно некоторые директора прирожденные хитровыделанные, б.я!

В общем, какое-то время Горшок злостно наслаждался, представляя, как поменяется морда лица Князя, когда тот узнает… «что дом твой сгорел, пожарный выдал мне справку о том, что тебя больше нет», хрена! Нет, комнаты «с белым потолком» он Андрюхе при всей своей обиде не желал, тому ведь ещё пахать и пахать, как говорится! Не верил он, что тот от песен их старых откажется, а значит будет тянуть девочек-то его… Может, даже на почве бабок с Ренником и съедутся, оба разумные ж, в отличие от него вечно гонимого, люди, х.и!

Тут Горшок обычно грустно вздыхал. На этой стадии его перебрасывало от злорадного предвкушения «тогда поймёшь, кого ты потеряла» до по определению мерзкого, но необходимого финансового вопроса, по которому всё-таки выходило, что Князь хоть и скотина приличная, но всё ж-таки добрая. Или наоборот. Чёт Миха совсем запутался… Ну да… кх… после решения в голове вопроса обеспечения семьи путём переложения этого со своей больной, на условно здоровую князевскую… Потом его вымораживало от проявляющегося червяка сомнений, а что, если тому будет всё равно. Ну поплачет для вида и всё. «Вот был он, и вот его не стало», ёпта!

И никогда ещё даже в самом сильном угаре, Миха не распалялся мыслями и не доходил до обратной ситуации. Князь ему представлялся фигурой весьма упрямой и твёрдо стоящей на ногах, а не на рогах, как некоторые. Постоянной короче. Не склонной к излишнему риску и даже, чтоб его, в чем-то прагматичным. Чего ему такому станется…

Поэтому и выпал в осадок, когда позвонил Ренник да ещё с каким-то странным голосом, будто перед этим он долго и истошно орал их песни, стремясь перекричать Горшка, и без прелюдий спросил:

— Мих, что будем делать с концертами ближайшими: перенос, отмена или перепрофилирование под концерты памяти?

Тогда да, чтоб вас всех, Горшенёв пожалел, что-таки снял треклятый звонок… Ему сегодня звонило подозрительно много людей, о многих из которых он даже умудрился позабыть. Среди пропущенных было много вызовов от Оли, мамы и даже Лёшки. Стоило, наверное, сперва кому-то из них брякнуть поинтересоваться, какого хрена лысого приключилось, что всем так неймётся до него добраться, что аж несуществующие провода ему накалили! А вот Сашка-Лосяшка… Тот в первый раз позвонил. И надо ж было ему сходу взять и принять вызов, б…ть!

Хотя даже услышь он это от кого другого, легче ему б не стало вот уж точно.

— Ты че… совсем ё.нулся! Б…ть, Саш, какой памяти?! Чё за х…ю ты несёшь?! — едва не зашевелились волосы на голове у Миши, который начал мысленно перебирать, кто там мог скоропостижно откинуться из знакомых, что Ренник аж концерты памяти предлагал забабахать. Неужто кто из группы, б…ть, допился или чего ещё похлеще… Вперёд батьки, ишь чего удумали, чтоб их! Живот неприятно скрутило осознанием, что человек-то не просто смертен, а ещё и внезапно… Хотя, казалось, бы венец творения… Какое уж там! Если его может сожрать собственный организм или, чёрт возьми, сосулькой с крыши там пришибёт и поминай, как звали, б…ть! Да та же арбузная корка убить, зараза, может, чтоб Андрюхе с его трагикомедиями, бл*ть, там икалось!

Лось между тем на том конце как-то странно сопел, почти оправдывая прозвище. И это было охренеть, как страшно. Раньше Мишка даже и не задумывался, как это порой бывает стрёмно вот так ждать, когда кто-то соберёт яйца в кулак и скажет… Что б…ть?!

— Кто, Сашка? — утробно прорычал Горшенёв, брызжа слюнями на телефон. Плевать. Вообще на всё, пусть только скажет.

— Так, ты, правда, не знаешь… — упавшее пробормотал Леонтьев. — Я… Мих, прости, не думал, что первым до тебя дозвонюсь… Там же весь интернет уже пару часов, как пестрит вовсю… Это ж…

— Да говори ты уже! — Миша потерял остатки терпения, он не понимал, какого хрена Лось тут размазню разводит и мнётся, словно он Горшок кисейная барышня какая, а не мужик и вообще панк, которому положено принимать удары судьбы стойко и…

— Это Андрей, — наконец, выдавливает тот, а Миха чувствует, что… Стойко?! Да них.я подобного! Пальцы слабеют так, что едва удерживают телефон… Но отпускать его сейчас нельзя, не тогда, когда ещё внутри ещё теплится, не давая ухнуть в пропасть, надежда, что сейчас Ренник гнусненько так рассмеётся и заявит, что это розыгрыш и слышал б ты себя сейчас, ну ты чего, Горш?!

Миха его потом, как только доберётся, как следует вздрючит… И руки не дрогнут. Ибо, б…ть, таким, с.ка, не шутят. Но сейчас он очень-очень жаждал, чтоб тот именно что издевался над ним, а не пугающее серьёзно сбивчиво что-то объяснял про поход в горы и неудачно прилетевший камень по голове.

У него даже не было сил, чтобы осознать всю иронию. Камнем, б…ть. Да какие нах… горы! Это ж Князь! Он, скорее, на диване во что-нибудь залипнет… Горы ему, ха! Разве что только Агата могла его в отсутствии Горшка на что-то подобное подбить, но… Тут он, признаться, тоже сомневался.

— Не п…ди мне тут! — глухо проревел он и со всей дури бросил телефон об стену с неким удовлетворением, глядя на то, как крошится пластик и бьётся стекло. Внутри что-то жалобно завыло, а воображение услужливо нарисовало Андрея — непривычного тихого, б…ть, и с раскроенным черепом. Тут Миху накрыло по-настоящему. Точнее сначала его вырвало. Сперва просто, а потом ещё и с желчью. Так погано ему ещё не было.

«Не верю», — глухо и отчаянно прошептал и добравшись до ноута полез в интернет, где довольно быстро наткнулся на заголовки. Один другого баще, умники, б…ть, нашлись! Тут и «Экс-солист Король и Шут прыгнул со скалы», и «Князь предсказал свою смерть», и «Камнем по голове: или как на это отреагирует Горшок?!», и многое другое, что и читать-то было невмоготу… Какие-то красные мушки расплывались перед глазами.

«Брешут с…ки! Друг друга подхватывают и перевирают!» — продолжал упрямо убеждать себя он, чувствуя, как бешено бьётся где-то в районе горла сердце… Чёрт, он должен найти опровержение… Реальное такое, иначе одним известным трупом вскоре станет больше… Вот ж с…ка! Сам чёрт тебя в эти горы понёс, Андро!

Тут ни одного серьёзного издания. Одна желтизна! И фотки… Ну разве это качество?! Тут кого угодно на вертолёте могли оттуда эвакуировать… Хотя, постойте, если эвакуировали, значит живой ещё… б…ть был!

Взгляд упал на разбитый телефон. Вот ж засада-то какая! Сейчас и Агате, Вахтангу ли даже не позвонить не узнать, вот ж, б…ть, п…ц-то какой!

На Ютубе же по запросу по-прежнему не было ничего дельного и официального, зато куча всяких уродов спешила хайпануть по полной и вовсю строили млядские теории… И по самому Горшку проходились так, что и мама не горюй… Всё интервью ему уже припомнили, черти, особенно последнее, мол-де, довёл Князя, что тот аж в горы отвлечься сбежал! И тут же, б…ть, другие в комментах шикали на них, молчите, мол, а то счас и Горшок того… Вот ж зараза-то, чё началось!

Он рвано втянул воздух, чувствуя, что если почитает ещё немного, то либо сойдёт с ума и всех их там, экспертов хреновых, вечно лезущих и ковыряющихся в чужих ранах и белье, размотает нахер, либо… Сердце жутко кололо, тяжесть упала на грудь, будто на ней уснул кто-то сильно разожравшийся бока после славной гулянки… Вот ж с…ка! От воспоминаний защемило за грудиной только сильнее.

Когда в доме лязгнул замок и в комнату свежим ветром впорхнула Оля, Миха почти потерял сознание. То окончательно спуталось, отмечая только то, что та спешно звонила в скорую, а потом положила его голову на колени и, ласково поглаживая, что-то отчаянно прогоняла. Нутром чуя, что эта не какая-то успокоительная чушь, он собрался и до него с трудом, но дошло:

— Я дозвонилась Вахтангу, слышь, Мишь?! Он жив, набрехали всё. Какой-то идиот услышал слово "смерть", но пропустил мимо ушей клиническая и пошло-поехало. Один умник написал, другие подхватили. Конечно, сенсация такая! Миш, Мишенька, ты меня слышишь?! Жив Андрей, блин! Оперируют его, по башке досталось камнем — вот это правда… Но ты ж знаешь, та у него крепкая… Ты только теперь не подставляй… А то это, что ж, получится… Один выкарабкается, а второй следом и… нет! Что ж вы за люди такие, оба! Шуты хреновы, переживаешь за вас, а вы…

Большую часть длинного монолога, перемежаемого короткими всхлипами, причитаниями и прочей бабьей дурью Миха пропустил. Самое главное он от Оленьки уже услышал, спасибо ей за это… и с куда более спокойной душой он отключился.

* * *

Очнулся Горшок ожидаемо в больнице, и, о чудо, даже не в реанимации. Хотя отдельная (жизненная необходимость — иначе достанут ведь) палата и была вооружена до зубов… Точнее, вон она притаилась реанимационная укладка-тележка, а к груди прикреплены датчики кардиограммы. Ещё и кислороду не пожалели, маску на него напялили, ладно, хоть без трубки в глотке обошлось… А то плавали — знаем.

Миха тяжко вздохнул, что-то ему подсказывало, что дал он сегодня остановку… Девятую, б…ть! Если он кот, то эта жизнь, по идее, должна стать последней и неплохо было бы не слить её в унитаз…

И именно затем его вскоре окружили мать, отец и нет, не дочка. Сашку Оля не потащила, не зачем ей это видеть. Но сама крутилась тут, а Миша всё боялся до чёртиков спросить, а не солгала ли она ему, чтоб было для чего цепляться за жизнь. Ложь во спасение… Он, б…ть, это сможет понять, но принять?! Хрена с два!

Так сыграть на его недоверчивости и нелюбови к их журналисткой братии. Впрочем, было за что. Это как в старой басне, пардоньте за выражения, но из песни слов не выкинешь и тут та же шняга. На одном конце деревне пукнули, на другой сказали, что обосрался! Так ведь ещё отдельные нечестные на руку и падкие за надутой сенсацией журналисты ещё и в красках могут обсосать последнее… Нет, есть и нормальные среди этих змей, но как же конкретно их группе с ними не везло! По пальцам адекватных, кто с ними работал, посчитать можно, вот и сейчас подхватили… Други, б…ть!

Ну, а пока он стыдливо боялся, растерянно слушая о том, что с ним приключилось, ага. Ну там, всякую чепуху, что со здоровьем так нельзя и что вообще его, считай, уже устроили там в клинику… А ведь пока он теряет с вопросом, а те избегают этой темы, Князь для него, как этот самый разнесчастный кошара Шрёдингера… Эк, его сегодня на братьев наших меньших потянуло в сравнении… То себя, то вот Андрюху сравнил с воображаемым кошаком в мыслимом эксперименте, где кота поместили в непроницаемый ящик с отравой, и пока тот не открыт — нельзя утверждать жив кошара или уже того… отловил мышей, короче.

— Миша, тут тебя к телефону, важно очень, — внезапно, вклинившись в потом причитаний от мамы, протянет ему трубку вернувшаяся из коридора Оля. Миха сдвинет легонько брови… Лёха там что ли… Тож, поди, нотации по маминой указке читать будет, почему только с Олиного…

Однако в динамике он услышит совсем другой голос. Жутко усталый, но не убитый горем. Горшенёв едва не поперхнётся слюнями, узнав Агату. Они поговорят. Коротко, но ёмко, достаточно, чтобы потом уже, проходя лечение в нарколожке, он будет вспоминать её слова.

Вот нашёл же себе Андрюха бабу! Рубила так, что не в бровь, а в глаз попадала. Безжалостно, а в тоже время и не отвертишься, мотивировала, зараза! Впрочем, не будь Княже в самом деле жив, вряд ли б всё это возымело хоть какой-то эффект. А так… «Живы будем, хоть и совсем на краю», б…ть.

Хреново там всё было, но и не безнадежно. Черепно-мозговая закрытая была, только волосяной покров раскроило, да и внутреннее кровоизлияние обширное получилось. Нейрохирурги сделали, что могли, только вот мозги штука такая, б…ть… Там гарантий никто не даст. Область, можно сказать, мало человеком опознанная, лучше б науку, с…ка, спонсировали, чем попсариков этих кормили!

Это потом уже он добьётся от Оли, навешавшей его в нарколожке, куда его подозрительно быстро перевели (пока не передумал или бегать в состоянии не оказался, видимо); что Князь после операции в себя так и не пришел, что у него кома, самая настоящая, б…ть!

И вообще в башку лезло много гадких мыслей. От самой жуткой, что тот так в себя и не придёт, помрёт себе тихонечко без него, а Миху здесь будут до последнего дурить, пока курс лечения не пройдёт до конца… А ведь, как назло, он именно в том совсем не крайнем интервью разошёлся, и если, б…ть, Андрей его видел?! С…ка.

Совсем не так всё должно был быть, как оно сейчас катилось по обкуренной звезде. Точнее совсем не звезде, а настоящей п…де. И всё-таки один из них должен был, б…ть, стоять на ногах твердо и тянуть семь другу… потому что иначе и быть не может, чёрт!

И это сейчас явно не Князь, который, как опасался Миха, и, очнувшись-таки, мог конкретно так не в себе быть… Начиная от всякой задницы вроде инвалидности разной степени херовости от овоща до бодрого дцпэшника! Или… Тут фантазия Горшка не на шутку плыла, у Андрюхи и амнезия может развиться и черте… «А ведь последнее даже не плохо!» — эгоистично хмыкнул, главное, чтоб только он совсем меня не забыл, а последние пару лет — валяйте, даж хорошо! Но ведь там как может быть… У них в песне весёлый путник стал совсем иным человеком, а если тут также?! Припрётся он такой к Князю, а там незнакомец с его лицом… Миху передёрнуло аж. Не-ет, этого он точно не выдержит… А вот если Князь слова в стихи складывать разучится… Что ж пусть познает его боль, и да будут вместе тупить, хах.

Чтобы хоть чем-то занять себя и свой беснующий разум, Горшок решил переслушать-таки сольник Андрюхин. Право, в клиничке той вскоре Лёха откуда-то загадочный весь из себя нарисовался и плеер, с новым, ещё не вышедшим даже альбомом Князя, притащил.

Возможно, Миха мазохист… Или невозможно, а точно, но он его чуть ли не до блевоты заслушал. А ведь думал же точно о нём, поганец! И Горгону, которую он с Андрюхи канал едва ли не с Америки, написал-таки!

«Петь её должен был я… Ну или на крайняк вместе… Да лучше вместе! — раздраженно пролистывал плейлист. — И Норманнов тоже… А ведь как хорош, чёртяга! Знал, поди, как я на «Викингах» залип… Твою мать, Андрюха, а по-человечески там, без дебильных… ну ладно красивых намеков в тексте сказать нельзя?! Ну прям чтоб в лоб, х…я! Ты ж тоже, оказывается, скучал… Чёрт».

Либо Миха совсем ёжнулся тут от безделья, лечения и тоски по наркотикам, бухлу и… чёрт возьми, лучшему другу, либо весь «Роковой карнавал» — это один сплошной манифест этого сказочника хренового к нему.

Пролог… Ну и фиг ли с ним! Лишний раз выкаблучивается Князь, здесь показывая, что он именно, что истории делает, ну ладно блин, но потом-то?!

Реальность можно изменить,

как и судьбы финал.

Злодея тьмы врата открыть,

зловещий карнавал.

И мистер ужас, свой портрет,

напишет на лице.

Ведь всё, чего боитесь вы, появится в конце.

Уж не ему ли он мрачный финал предрекает да ещё с самого начала альбома, а пёс с ним… Едем дальше! Казнь шута… Шута он их, понимаешь ли, казнил?! Ну вот как так-то?! Тоже в его сторону пинок, мол-де, это Миха, такой сякой взял и шута их приговорил, на анархию променял, вот ж Андрюха, гад! Даже гадище… Но талантливое, б.я! Вот ж, что породил, мля!

Время идёт, только правда все также слепа, слепа.

Снова найдет для распятия жертву толпа, толпа.

С чем теперь они остались?

Страх и больше ничего!

В ложь поверив, отказались от героя своего.

Кто бросал в шута камнями, нынче сам тому не рад:

Презрительный ночами им сниться его взгляд.

Рассмеявшись над толпой, он смех забрал во тьму с собой.

После этой песни Миха ещё долго опасался, глупо и иррационально, засыпать… Он, может, и рад бы увидеть Князя во сне, но… Не с презрительным только взглядом, чтоб тот его сверлил или, что ещё хуже укоряющим. Нет, хватит! И зачем только Лёшка принес… Хотя да… Лучше уж он это здесь в клинике прослушает, чем там, где и сорваться от такого недолго… Что б всё это нахер шло!

Конь Морглена он знавал и под другим лицом, как Ерофея, неизвестно, зачем Андрюха выкопал из тьмы веков эту так и не увидевшую свет в шутах историю… Нравилась она ему и представился случай её ввернуть или показать, как погубили друг друга два воина, два врага среди скал… И снова чёртовы скалы! Чуял он, что ли… Или отправился, чтоб, наконец-то, посмотреть о чём пишется... для матчасти, так сказать?!

Что дальше там… Клоун?! А тоже ж ведь Михе упорно там виделось продолжение истории все старого знакомого, Князь держал слово и ниточку из шутов в свои сольники протянул. Без него. А безнадёгой какой веяло от этой песни. Не одному ему, видать, погано было. Только вот не радовало это уже Миху. Ну вот совсем.

Я жив каждый час и хожу я по белу свету.

Но для всех для вас, что я есть, что меня нету!

Что спотыкается он без конца? Под этим гримом, может, нет лица?

Что он задумал, кто его поймёт, ведь взгляд, отнюдь, не радость выдаёт.

С моста он в речку спрыгнул вдруг, на водной глади остался круг

— Тот грим, который с лица сошёл, гримасой жуткой расплылся он.

Уж лучше, право уж, свои б хохмы дебиловатые писал, дорвавшись-таки, чем такое вот безобразие самоубийственное. А «Сидеть и ждать»?! Старая история, тоже ведь не попала в альбом шутов, а теперь вот Князь вспомнил… И тут… Совпадение?! А не дохрена ли совпадений?!

Семь лет, как я в тоске сижу у изголовья твоего.

Семь лет я терпеливо жду, жду пробуждения твоего.

Но верю я, но верю я, что вдруг наступит час,

Разбудит новый день тебя и будет счастье вновь у нас.

Сидеть и ждать, сидеть и ждать, сидеть и ждать рассвета мне.

Что, наконец, что, наконец, что, наконец твой сон растает.

Нет, лучше Андрюхе в Нострадамусы, или, как там по их канону, лучше выразиться… А, во! В гадалки не подаваться! А то Миха ж стопудов ёжнется, сидеть и ждать семь, грёбанных лет, вот тля! Хотя… Если будет счастье вновь у них… То даже это, б…ть, лучше, чем смерть без всяких там томительных ожиданий!

Он прерывисто вздохнул… Остальное уже цепляло не так сильно. Шоу Трумана, да реверанс в сторону их с Князем любви и уважении к актерскому таланту Джима Керри, причем не только, как комика… Совсем не только. Ну и ладно, на этой песне можно было чуточку передохнуть… И да в этом слове надо правильно ставить ударение, ха-ха!

Дальше там зловещий гримёр… Ух, неслучайно, Князя на театр потянуло, чуяли Михины вставленные зубы, что совсем нет, ну да ладно. Дальше больше «Актриса», тут, он признаться, чуть челюсть-то не поронял. Развившаяся с этим альбомом мнительность вывернула весь смысл на изнанку, подогнав услужливо то, каким бы он хотел видеть возвращение Князя в группу.

Когда она играла восхищался зал, но зря мне доверяла — я не идеал.

Дал бы Бог мне жизнь вторую с ней бы прожил как в раю я

И клянусь, как пёс бы верным стал.

Её театр стал моей смертельной западнёй,

Платил невинной жизнью ей за каждый выбор свой

И как костюм очередной, надев чужую плоть

Актриса всюду шла за мной, спаси меня, Господь!

Казалось бы, а что тут необычного… Ну Княже в своём репертуаре неверного героя-любовника преследует Актриса, обратившаяся после смерти в нечто жуткое и мистичное?! Но, чтоб его… Театр, западня и самое главное, как пёс бы верен стал… Миха, наверное, сходил с ума раз видел посыл, которого там никогда не было.

Так, а дальше что там… А ничего особенного уже. Один как тень — ну просто, ага, просто жутковатая история про смерть и одиночество, а Дезертир… Тут сложнее стихи знакомы, просто вместо них легла Михина стёбная песенка о разговоре у телика… Не больше, не меньше.

Так, потихоньку пролетело без малого три месяца. Лечили Горшка долго и упорно и не всегда добровольно… Но результат был, и спустя месяцы, он не получавший толковых вестей, а во многом и попросту не доверявший им, всё ж-таки заявился первым делом не на точку группы, ни домой к постоянно навещавшей его Оленьке (может, и наладится у них ещё всё, да) с Сашкой, а в больничку… Благо ту ему назвали да и в Питер Князя-таки перевезли.

Достав порядочно врача, а затем, зайдя с другой стороны и очаровав медсёстер, он вызнал, что кома у Андрюхи не самая глубокая, 5 по шкале Глазго, чё б это ещё только значило… А, на боль, значит реагирует сгибанием-разгибанием конечностей, ну ладно.

Убедившись, что нет, ему не врали, пока он был в нарколожке (вот счастье-то!) Миша, собравшись с духом, зашёл внутрь. Признаться, до этого момента он как-то не особо ещё верил во всю эту канитель… Но вот он, блин, миг прозрения.

Тихий, капец. Да он даже и во сне беспокойно сучить граблями да что-то болтать умудрялся, а тут… И не шелохнулся пока Миха, чувствуя себя маньяком, каким, добрых десять минут тупо пялил на него свои зенки, чувствуя, что и слюна-то, б…ть, не глотается!

Наконец, он отмер, вспомнив, про то, что пухлощёкая медсестра постарше ему шепнула: «Вы это разговаривайте с ним… Может, услышит, а если нет, так хоть вам немного легче. Всё лучше выговориться так, чем никак».

Только вот все те слова обиды, боли и да прощения тоже… Так и остались болезненным комом в горле. Чувствуя себя идиотом, он подошёл ближе и аккуратно взял лежащую поверх одеяла бледную заметно осунувшуюся ладонь… Б…ть, да Андро таким худым даже в их дрыщавую молодость не казался, чёрт! И потому ему чёртовски надо было ощутить тепло в этой руке, что о жизни в этом… теле… свидетельствуют не только кардиомонитор.

Однако и тут его ждала разочарование. Лапы у Андрюхи были почти ледяные, не как у трупа, конечно, но Миха вздрогнул от ассоциаций… Но руку не отпустил, продолжая отчаянно цепляться, чувствуя, как с носа что-то предательски закапало. «Сидеть и ждать рассвета…» Вот ж, с*чёныш, чё напел-то, гад!

Он присел на стул рядом, всё ещё не отпуская, не мог себя заставить… Да и ему… Наверное, холодно, мля, пусть хоть так погреется.

Миша как-то слишком привык, что всё ровно и наоборот. Что это Андрей всегда где-то там рядом, продирается до него через серость будней и чёрные трипы своей солнечной улыбкой и шутейками, а теперь… Вон оно как! Он откинулся на спинку.

Палата была обжита, явно что Князя не забывали, просто сейчас ему повезло, не на одну знакомую рожу не наткнуться… С Агатой пересечься он почему-то особенно подтрухивал. Тут дверь скрипнула и вош… нет, к счастью, не Андрюхина благоверная! Вахтанг — человек и пароход, как его в шутку кто-то назвал… Да. Тут Миха тоже напрягся, однако тот кивнул вполне приветливо и вообще… Нормально они ладили. Раньше. А потом… Но и это теперь уже другое раньше, а сейчас Андрюха вон четвертый месяц в себя не приходит, какие уж тут, блин, былые дрязги.

На удивление в тот день у них вышел конструктивный и продуктивный разговор, в котором его никто ни к чему не принуждал, а так обозначал возможности и лишний раз повторил то, что Горшенёв и так знал про свою группу. Точнее про то, во что её Ренегат в его отстувие превратил. Серёгу выгнал, ну это он давно хотел да Миха не давал, взял какого-то левого хрена, даж к нему в клинику не заявившись не спросив, б…ть! Потом с какого-то хрена концерты в поддержку играл, да и продолжает играть, ну небольшой процент Агате с Алёной отстегивая, да, но… Что ещё забесило Мишу те начили что-то там новенькое ещё… буквально две-три песни, но играть своего. Без него! Ренник, ах, зарвавшийся же ты лосяра! Вёл себя так, словно это, б…ть, его группа и он тут почти святой, тянет их всех — и Ольку с Сашкой и Андрюхиных двух дочек, пока Князь и Горшок, почитай, помирают. Оба. С…ка.

Миха думал совсем недолго. Он ещё не забыл, как тот ему позвонил… Чтоб про концерты, чтоб его, уточнить! Когда и информация-то вбросом бесноватого СМИ оказалась, вот ж… Горшенев совсем не хотел возвращаться на точку. И видеть хоть кого-нибудь из них. Особенно Сашку Леонтьева, потому что не был уверен, что дело ограничится одной лишь битой рожей…

В конце концов, Король и Шут — это, прежде всего, только он. Ну и Андрюха, тут он легонько сжал его чуть отогретую ладонь. У них двоих всё права, а остальных… Можно заменить. Тем более, что и замена-то есть!

Вахтанг вот тему кинул… Каспер какое-то время пытался сам тянуть да и сдулся почти что. Народ сперва-то ходил, чтоб влажными глазами да песенки Князя попеть, а потом реже стал ходить, ибо ну не потянул тот как фронтмен. А значит, что пока Князь тут лежит, группа его сама разваливаться начнет. Потому что семьи кормить надо, и потому что понятно всё тут уже… И Михе с кем-то играть, сцука, надо, не под одну ж акустику, пальцы самому срывать… Хотя Горшок и без лишней скромности считал, что и на одного него с гитаркой на стульчике все одно народ привалил бы, мож, не толпой, но… С группой-то веселее, а тут и директор хороший. И искать никого не надо, да и некогда! Бабки-то и его лечение, и Князя подъело капец… А очнётся, как так, он в целости и сохранности вернёт ребят. А самому будет время новых найти, не на следующий же день его выпишут… Не заметил, как уже в край размечтался. подуспокоившийся и принявший для себя решение Горшенёв. Работы у него впереди был непочатый край!

— Бывай, Андрюх! — попрощался он уже почти ровным голосом.

После он будет залетать в эту палату при первой возможности, она станет его островком спокойствия в бурлящем внешнем мире. Там после подобных рокировок такой ураган поднялся! Его «болотце» повыло, повыло да, смирившись, основало группу Северный флот. Не то, что Миха был в восторге, что те взяли за название его песню, но… поворчав и немного побесновавшись, смирился. И даже милостиво разрешил тем играть часть репертуара Короля и шута, пока свой не накопят… У всех же семьи, че он зверь, что ли?!

Сам он название Король и шут оставил за собой, а музыканты… Ну да Князевские. Не самые плохие, хотя Каспер его и шугался малёх… Ну да и что, были, конечно, у Горшка к тому претензии, но что теперь из-за этого разбрасываться столь редким кадром, что и на скрипке тебе сбацает и на гитаре… и подпеть может! Не!

Тут, правда, до него доходили слухи, что Ришко отчаянно ищет проекты куда б свалить, но пока не сваливает… Неизвестно, может, дал Князю немного времени, чтоб вернуться… Они ж вродь друзья… Тут Миха скривился. Да убежали от него вдвоём, черти одним словом.

Вообще, формально все контракты были перезаключены и играли ребята теперь в «Король и Шут», а то, что это «доверительное управление музыкантами Андрюхи» помнила только его совесть… С которой пришлось заключить сделку, дав Андрюхе срок в один год с момента попадания камня по его гениальной башке. Потому как Михе страсть как хотелось поменять гитариста, барабанщика… Ну басист нормальный, да и с Князем те вроде сдружились, хотя это как раз-таки заставляло за дорого вставленные зубы Михи немного поскрипывать, но Серёгу-то тож… Деть куда-то надо было. Но опять же с ним и сорваться снова лучше, а своих Андрюха в плане алкоголя перед выступлениями все ж-таки выпестовал… За что, как грится, отдельное спасибо!

Что до самих выступлений… То нормально выступали. Он всё-таки добился у Агаты разрешения исполнять Горгону и ещё парочку сольных песен Князя, на которые у него руки чесались… А ещё на каждом концерте они играли «Мёртвого анархиста», да песню эту обожал Миха, а вовсе не Андрюха, но он отчего-то верил да и публике тоже кричал, что совместный «Хой!"-таки однажды его разбудит. Как, впрочем, то, что Горшок дошёл до кондиции настолько, что парочку раз даже абсолютно по трезвяку проорал «Ведьму и осла», которую недавно обливал помоями… И если это не извинение, то он уже и не знает, чего Андрюхе надо, чтоб он, б…ть, спел!

Обо всём этом он и рассказывал, всё также сидя у изголовья и неизменно отогревая холодную ладонь. Почти все трубки, даже повязку с оперированной башки у него убрали! Волосы и те уже отросли в почти приличный ёжик… Если бы не крайняя худоба, да кардиомонитор можно было решить, что спит… Ему дополнительный кислород не нужен был. Чёрт…

А ведь Миха всё пробовал. И на гитаре играл и песни горланил… Разные. И из Акустического тоже. И не попавшие в него и вообще куда-либо. И вообще… Чего ему, б…ть, надо?! И так до исполнения "Голых кок", пока лишь в палате довёл.

Как-то раз довёденный уже до крайностей Горшок, мрачно посмотрел на нагло его да и весь мир игнорирующего Князя, и решился. Да чушь собачья, если не кошачья даж, но что он, б…ть, теряет?! И быстро-быстро чмокнул его в лоб.

— Ну давай, просыпайся, сказочник, у, чтоб тебя, тля!

Ожидаемое произошло ровным счетом нихрена, только Горшок ещё сильнее разъярился и слегка смутился.

— В губы, б…ть, не стану! Чай, не Брежнев… И вообще нех на пустом месте пидорасню разводить! — и спешно ретировался прочь, едва не запнувшись о собственные длинные ноги.

Потом будет ещё охренеть, как много моментов, когда Миха будет думать обижено, что Андрей его дурит… Давно очнулся, всё слышит, но виду не подает — развлекается, устроив шоу одного актера!

Взять хотя бы, тот момент, когда произошло неизбежное и они столкнулись в палате с Агатой. Тогда зашедший позже Горшок, хотел было тактически отступить, именно так, а не каких-там позорно свалить… Но та не дала. И вот, пока они проясняли отношения, Михи вдруг показалось, что Князь характерно вздёрнул бровь, но Агата не верила, а врач сказал, что такие непроизвольные движения возможны, ничего такого, мля… Но Горшенёв-то верил, что это как раз и есть один большой произвол этого на всю жизнь уже, поди, отоспавшегося Князя…

Хотя стоит отметить, что даже с таким Андрюхой под боком у него наконец-то снова начали писаться мелодии. Прошел неписец, во дела! А ведь от того и требовалось почти что… Ничего. Просто, б…ть, быть рядом. Хотя такое кукольное «рядом» Миха уже успел возненавидеть… Несмотря на то, что он до чёртиков боялся обоих вариантов разрешения этой подвешенной над пропастью ситуацией… А ну как тот помрёт, а если очнётся и видеть не захочет, тогда-то, как, б…ть, быть?!

Потому когда всё и свершилось… И даже в лучшую, мать его за ногу, сторону… Кароче! После долгого объятия, в которое он и сгрёб его, дабы не видеть, как посмотрят на него эти синие глаза после всего… Это Миха тут почти весь поседел, год почти прошёл, а Князь… считай, недавно от его интервью с топориком охреневал… Потому, не дожидаясь, когда и ему прилетит камнем по голове, Миха просто взял и свалил, ну врача позвал, конечно.

А так… Он просто не хотел видеть и слышать, чё там скажет или как посмотрит на него Князь. Проснулся, предательская морда, и ладно, а музыкантов он ему вернёт… Если, конечно, те согласятся, ё-моё! Всё равно тот в ближайшее время из больнички не вылезет, если вообще вылезет и не будет там никакой дряни, ё-моё, навроде неврологических осложнений… Но он тут всё равно пока новых искать начнёт. Надо б кастинг объявить, ё-моё! Это ж сколько хлопот-то! Да и директора-то тоже, блин, где искать… И нервно похлопывая себя по карманам в поисках сигарет, он медленно побрёл прочь, хотя часть его отчаянно и рвалась назад. К Княже.

«Вот те раз! А был ли Миха?!» — очумело думал Андрей, тупо пялясь на закрывшуюся с грохотом дверь.

Может, просто кое-кто, обойдемся без показывания пальцем, допился вконец и это под сраку-то лет, что аж неизвестно, как с гостишки в больничку перекочевал… Да его ж теперь, б…ть, Агата… Не прибьёт, конечно ж нет, но в мозгах ковырять будет долго и со вкусом! А, впрочем, поделом! Ибо так паршиво Андрей себя не ощущал… Да, наверное, никогда! Ещё и Миха привиделся… Ну это-то как раз и не мудрено, если и так, почитай, сколько лет прошло, а всё одно мысли то и дело вокруг него ходят-бродят… вращаются, короче! По съехавшей напрочь орбите… Почти такой же как его крыша, да! Приехали, ваша станция — дурка! И, увы, не в номере…

Андрей вздохнул. Ну и чё теперь ему делать?! Как мазаться-то?! То-то ж, народ подивится, до чего Князь дошёл… Точнее докатился… Раньше просто гадко шипели «скатился, мол-де», а теперь с уверенностью будут смаковать, что укатился аж до психушки. Круто, чё! То-то, Ренник, живот свой барабанный оборвёт от смеху… Или от радости. Как же! Теперь старые фанаты его будут… Теоретически, а теория от практики… Вещь далёкая. Тут он не удержался и довольно хмыкнул.

Но всё равно! Так дело не пойдет! Дядю Андрея, признанного борца с разными гоблинами, так просто не подловишь! Судя по уровню поганости его текущего состояния — тут возможен, и всякий бред. И даже тот фантасмагорический, где его тюкнуло-таки тапком… нет, камнем по голове! Прелесть того глюка заключалась в одной физии повышенной лохматости, что только что выбежала нахрен из этой палаты, предварительно едва не затискав неожиданно для себя оказавшегося слабее брошенного погибать котёнка Князя… Он, чтоб его, даже пискнуть не успел! Тут, правда, Андрей попытался нахмурить брови сурово и заявить самому себе, что уж что-что, а «пищать» он и не собирался, но… Ето как-то всё сейчас казалось не столь важным.

У него тут реальность, картина бытия, можно сказать, по кирпичику рушилась, путалась и по порядку становиться не желала, что уж эти глупые загоны о «мужиковатости» и «бабщине»!

И как тут спокойно отделять «зёрна от плевен», если сердце, кажется, отвыкшее так часто биться и вообще работать в прежнем темпе, сейчас казалось, что вот-вот остановится… И не факт, что, отдышавшись, снова пойдет! Вот ж паскудство!

Быстро обнял, не дал толком рассмотреть и был таков! Да что б тебя, нахрен, Мишка с такими фокусами… Впрочем, это было вполне в его духе. Сбежать от того, что пугало, вместо того, чтобы попробовать порешать проблему лицом к лицу.

Только вот не думал Князь, что его бледная физия способна так напугать… Да и кого! Горшка, которому и море-то по колено… Правда, обычно то бывало лужа и он как-то умудрялся в них так выбродиться, что и не скажешь, что по щиколотку грязи всего было, но… Тут он не выдержал и чуть улыбнулся. Мышцы ощущались слегка скованно, вот ж… жопа-то какая!

Если всё это, в том числе и только что с ним приключившееся, глюки и отходняк от чего-то большего… Например, той же комы, но не от удара камнем по голове, а просто от удара с перепою-то… Тогда да… Влип Андрюха по самое не балуй!

От открывшихся ну просто ошизеть, каких очешуительных перспектив он застонал. И именно в этот момент в палату зашел, б…ть, ну не консилиум целый, но один задёрганный и весьма усталый, оттого, видать, имевший весьма пофигистичный вид врач с выводком… нет, не утят. Уж лучше б утят, б.я! Тут студенты были, это Князь определил сразу по их юным, но уже успевшим впитать муки учения в меде лицам, на которых, впрочем, светились следы жесткого перебора с энергетиками и, мож, чем похлеще… Эх, молодость, где ж ты, куда ушла, бессердечная ты, с…ка, и даж ручкой не помахала?!

* * *

Впрочем, печать полудрёмы с «утят», как рукой сняло, стоило одной из девчонок задержать на Князе бессмысленно брошенный мимолетный взгляд… Впрочем, в следующую минуту та уже рьяно тёрла очки, приговаривая: «Да не может быть! Да ну нафиг!»

Кто-то заржал: «Мол-де, совсем Полька со своими шутами чокнулась!», но группа заметно оживилась, чем ещё больше подтвердила своё сравнение с выводком галдящих птенцов.

Тут уже и куратор-врач смекнул, что обычный обход вышел не вполне обычным… Не, конечно, Горшенёв, (персонаж во всех отношениях необычный и запоминающийся особенно для их-то сонного во всех смыслах царства!) недавно что-то там невнятно прокричал, заглянув на пост, размахивая руками, но… К его экспрессии в отделении настолько привыкли, что уже воспринимали все эти вопли и активное жестикулирование исключительно, как фоновый шум от телика. А случись чего с Князевым на самом деле, приборы б сигнализировали! А тут вон оно что…

— А ну, кыш! — прикрикнул куратор на студентов, приняв грозный вид, ибо по-другому эти бесенята не понимали. И послала ж кафедра на его голову эту нагрузку — больше общественную, чем денежную! Правильно, гнать их в шею, не взирая на то, что случай клинически интересен, но… Он не только с медицинской точки зрения таковой! Ещё введут ему сейчас известного пациента обратно в кому, фанаты хреновы! И Семёныч, так звали по батюшке доктора, недобро покосился на одиноко застывших двух пацанов и трёх девчонок, что даже гнева его не убоялись, а, неприлично раскрыв рты, пялили зенки на Князева, словно тот, как минимум из мёртвых восстал под бешенный риффак их полусатанинских песен… Врач поморщился.

— Вам что особенное дозволение нужно?! Пошли прочь, иначе неуд воткну за практику! — разъярился тот, на сей раз волшебное сочетание «неуд за практику» сработало… Хором вздохнувшие девчонки и мальчишки, попятились задом к двери, провожая кумира тоскливыми голодными глазами. А одну девчонку все-таки прорвало напоследок:

— Выздоравливайте, дядь Андрей!

— И Борисовича мне позовите! — спохватился под конец Семёныч, что за хмыканьем от такой фамильярности едва не позабыл о том, что больному явно потребуется не одно компетентное мнение… А то он тут с возней с юными дарованиями порядком… подустал, прилично говоря. Глаз замылен был. Вон не сразу даже просёк, что пациент сверлит их нашествие в палату внимательным взглядом… А раз фокусируется, значит, не всё так хреново, как они уже привыкли думать. В любом случае прогресс значительный для этого случая, даже если это ограниченное сознание.

— Ну, Андрей Сергеевич, — обратился он к музыканту, мимоходом считывая возросшую сердечную активность постепенно выходящего из ступора организма. — Напугали вы народ не только своими страшными сказками…

В ответ на это высказывание пациент столь выразительно поднял бровь, что Семёныч, не усомнился, что это было непроизвольное движение, и оттого с радостью отметил у себя на планшетке, что речь тот осознает… Ещё б выяснить на каком уровне… Заодно и что с речью посмотрим!

— Помните, какой сейчас год? — задал он каверзный вопрос.

— Тринадцатый… был, — пусть и сипло и с невероятным усилием, но Князев-таки заставил Семёныча удивленно на него посмотреть. Он ведь не месяц в коме пробыл… А эти пару слов связал ясно, и провалами в памяти, большими, по крайней мере, не страдал… Вот это повезло мужику! Если, конечно, так вообще можно выразиться о музыканте, которому прилетело булыжником по лобной доле… А, впрочем, так и есть. Отёк после операции у него спал давно, изменений в состоянии особых не фиксировалось, не ухудшалось, но и вперед… Может, немного сильнее реакция на раздражители становилась, но в том, что тот все-таки пришел в себя уже была огромная доля везения. Потому как подобного рода состояние по-прежнему было изучено из рук вон плохо, а уж редкие случаи выхода из него после четырех недель — и вовсе почти, зачастую необъяснимы с какой-либо разумной точки зрения.

— Сейчас уже четырнадцатый… Но это ничего, вон, порой люди и спустя двадцать лет в себя приходят! — решил-таки подсластить пилюлю врач, неловко пошутив, впрочем, не соврав. Князев однако отреагировал на удивление спокойно, даже как-то облегченно посмотрел и чуть… самодовольно что ли?!

— Ну-ка… — потребовал, вытрясая из головы лишние сейчас мысли, Семёныч. — Проследите-ка за фонариком… Так… А пример посчитайте…

* * *

«Фанатки!» — обречённо подумал Князь, а после спохватился и начал пристально оглядывать вошедших, игнорируя неслабую резь в глазах. Собственные мозги, хоть и ощущались порядком проржавевшими, но ничего он ещё эту старую телегу раскачает! Поедем со свистом! Вжиу! Потому как именно позитивный настрой и внимательность спасут его сейчас от, казалось бы, неминуемого попадания в дурку.

Да, большинство носит безликую одежду… И понять по ней который сейчас на дворе год — затруднительно, однако некоторые детали всё равно подметить можно! И под белыми, чтоб их халатами… Вон, у той девчонки кроссы абибас, но это вообще ни о чем не говорят, хотя вот оно, вот! Характерная выпуклость в нагрудном кармане… Да смартфон в чехле, но… Опознать модель ещё и неслабо плывущим взглядом… Сложно, но, чёрт, та была похожа, на старую, да! Не такой огромный экран и вообще… С другой стороны, конкретно этот врач может быть приверженцем олдскула… Нет, надо на студентов смотреть, вот тем точно понты дороже желудка! И у тех модели довольно старенькие, вроде бы, были… И всё же это не стопроцентная гарантия!

Ещё и девчоночка смуты внесла, назвав его «дядей»… Но Князя так давненько уже кличут, так что тоже не больно-то маркер времени! Чертова игра, угадай год, блин! А ведь ответы 2013 и 2022 тоже могут быть неправильными! И сектор приз на барабане, б…ть, направление в дурку! И тут свершилось не иначе, как чудо… На миг прояснившийся взгляд Князя упёрся в висевший за каким-то лешим в мелькнувшем коридоре календарь! Неужто для таких вот потерянных во времени бедолаг, как он повесили… Хм, и часто тут, интересно, у них выходцы с комы разгуливают по коридорам в поисках ответов и врачей, а?!

Впрочем, сердце уже радостно затрепетало. 2014. А значит… Миха реально выжил и послышавшийся ему бред про сорок лет в обед, не такой уж и бред, вот ж… Счастья привалило! Только вот что теперь делать с ним Андрей ума не приложил, етить-колотить! Значит, всё-таки камнем… И да по башке… Которая у него совсем не чугунная. И хоть и пролежал он не семь лет, как напел в одной старой песенке и даже не девять, как он прожил в той, казавшейся вечностью коматозной реальности… А всё равно, должно быть, без последствий для него это не пройдёт.

Уже сейчас ощутимо ныла голова, болели глаза, которым уже полагалось бы привыкнуть к свету, наверное, и да… громкие звуки раздражали и едва ли не простреливали его пострадавшую башку… Чтоб оно всё горело, если это не пройдет! Как… как ему, б…ть, концерты играть теперь?! И с кем? За год группа и так, стопудово, развалилась, а он ещё неизвестно, когда отсюда выкарабкается… И на своих ли двоих?! Легкий ужас и паника едва не сковали его, но перед глазами вспыхнул Миха, такой, б…ть, живой и настоящий… Потому что это взаправду так и было! Что он решил отставить ненужные метания, те ему точно не помогут. Только навредят… Ради живого и почти светящегося, ха-ха, Горшка он готов, как угодно выползать из свалившейся на него задницы. Впрочем, та была отнюдь не беспросветной, понимаешь, да?!

Да и чего раньше времени-то нервы-то вместо струны натягивать… Вот врач перед ним терпеливо распинается… Пусть проводит свои тесты… Эти каких неврологические, во! Да диагнозами швыряется… Желательно, чтоб не сильно страшными, но и на сильно, Князь тоже с высокой-высокой скалы разбежится и наплюёт! Да, чтоб его чем-то напугали! Да, Дядя Андрей ещё сам кого хочешь в дрожь-то, как вгонит! Что не знала, что ли медицина, что если пациент решил петь и веселиться, то она тут бессильна?! Нет, б…ть, и не такие камни точили позитивным настроем… Только это б… Внутренности сковало холодом. Не одному б ему через это всё прорываться. Вон, Миха… уже убёг, а, впрочем, Князь верил, что тот вернётся. Вопрос лишь в том, как скоро… И не будет ли поздно.

* * *

Князев проходил тесты на удивление бодро и, в целом, неплохо… Малость плавал в математике и правописании, но тут Семёныч чувствовал, надо у родственников, уточнить не тупил ли там тот и раньше, ибо что-то ему подсказывало, что зубрёжкой себя рокер не утруждал в школе.

Ещё ему явно требовалась корректировка обезболивающих… Но это успеется, он ещё об этом со Славычем посоветуется… Пока пациент терпел и виду особого не подавал. Куда больше доктора интересовал уровень заторможенности сознания, реакция на шум, на иные раздражители, а под обезболивающими посильнее те станут смазанными.

Двигательные функции пока были угнетёнными, но с этим можно было работать… Организм пока не отошёл от прежнего вегетативного состояния. Вообще, из анамнеза, основной удар у Князева пришёл именно на лобную долю, поэтому Семеныча особенно интересовало способен ли тот на произвольный контроль, критику, мотивацию, оценку своих действий… Конечно, сразу по выходу из такого состояния не следовало слишком наседать — все-таки утомляемость у пациента сейчас повышена, но… это было важно. И раз Борисыч, чертово светило нейрохирургии, пока его динамил, он постарается дознаться сам.

Потому-то проблема с математикой его несколько и насторожила, впрочем, в ответ на его просьбу объяснить, что именно происходит на стандартной для этих случаев, чтоб его сказочника, картинке, Князев, чуть улыбнувшись, выдал такой рассказ, что у Семеныча по спине мурашки забегали. А ведь умудрился притом совсем коротко, но очень емко уложиться… Видно было, что тяжеловато ему разговоры даются… Дыхание сбивается, пот выступил. Да и по психологическим факторам тоска какая-то поселилась… А ведь и верно, про родных-то тот ещё не спросил, череду тестов не прервал.

Тут доктор нахмурился, тихо кляня себя за упущение. Может, у пациента развилась на фоне чмт диссоциативная амнезия?! Говорили же, что он перед этим с Горшеневым поругался… Тут же полез ему в голову самый эпатажный, пожалуй, постоянный посетитель их отделения?! А про остальных отчего тогда не спросил?! На ум тут же пришла красивая и характерная жена Князева.

Агата крепко наседала на них всех, однако тонко чувствовала границу дозволенного. Появлялась с завидным постоянством раз в три дня, была подолгу, давала легкий разгон возящим несвежие сплетни о её муже и Горшенёве медсёстрам, а потом удалялась всё такая же собранная и волевая.

Только раз Семёныч застал её в слезах. Случайно увидел-то даже, в закутке за клиникой. Что его поразило так это то, что в тот день он сам ей где-то с полчаса назад сообщил, что шансов не ноль, конечно, но крайне мало. Минул критический для вегетативного состояния месяц, на томографии значимых улучшений не было. И не вовремя, ни после этого разговора Агата себя ничем не выдала. Просто напомнила, что с них живых не слезет, а ещё поблагодарила за усилия… И вышла… Как оказалось сюда вот. Дала волю чувствам подальше от всех, даже в палате, где никого не было, а муж, вероятно, и ухом бы не повел, вылей та на него даже бочку слёз.

Потому и стало ему как-то не по себе от этого, что если Князев их не помнит. Да, их пациенты — хорошо, если десятая часть в здравом уме да в трезвой памяти на своих ногах их покинет, однако общение с родственниками здесь, хочешь не хочешь, а шло каждодневное, компенсируя, очевидно, их самое «молчаливое» со стороны больных отделение. К тем же, кто застревал надолго между холодильным отделением больницы и реабилитационкой, и отношение было другое. Точнее не проникаться у Семёныча не получалось даже спустя пятнадцать лет практики. Хотя давно уже всё внутри, казалось бы, должно было сгореть и отболеть. А н-нет… Что-то ещё тлело, вот, когда совсем прогорит, тогда да, нужно будет по-хорошему халат на гвоздь вещать. Но кто ж станет-то?! Он невесело хмыкнул, и вновь обратив внимание на пациента и на удачу, наблюдая за реакцией, сообщил:

— Жене и матери вашей я сейчас позвоню. Может, кому ещё надо?! — «пока я добрый и провожу клинический эксперимент» — читалось в его глазах.

— Не, — неожиданно отмахнулся Князев. — Миха в курсе, а остальным мои сами сообщат. А что… — прибавил он выдавшим его с потрохами срывающимся голосом. — Мои-то заходят? В каком составе?

— А это, — тут же немного обрадованно ухватился Семёныч. — Вы мне сейчас сами скажите, в каком должны!

— Вы чё это… Думаете меня так пришибло, что я и девчонок своих не упомню?! — оскорбился не самый простой его пациент. — Да, ну вас… — а вот то, что больной ещё и сдавленно матерился, он, конечно, нигде официально не отметит, но признак-то неплохой — оживает значит.

— Что я Агатку, Алиску, Алёнку… — Блин, на «а» кончились… — И Дианку забуду, да?! — Князев сверлил его нехорошим взглядом и от нервного перевозбуждения аж спрогрессировал в плане движение до притянуть его за полу халата… Слабо правда, что и удерживал край едва-едва, но пальцы не дрожали, а это хороший признак, черт подери!

— Ничего такого, не думал, но проверить был обязан, отдыхайте, Андрей Сергеевич, — и окрыленный, как и всегда в подобных случаях, Семеныч покинул палату этого, видимо, тут без подковырок выздоравливающего пациента. Редко, когда на его практике, всем однозначно пессимистичным прогнозам целого консилиума уважаемых и остепненных показывали столь вызывающее дерзко средний палец!

* * *

— Миша, — его большой во всех смыслах друг, а у Горшка не особо поворачивался язык Вахтанга своим директором обозвать… И более того, проклятая должность у него всё ёщё плотно ассоциировалась со всякими сучностями, причем тёмными и в добавок нетрадиционной ориентации в самом плохом смысле того слова, а вовсе не буквальном! Хотя то и тоже плохо, но не марать же честных пидарасов… теми, кто кидает музыкантов, вообщем, мутя с финансами и не только. Но тут уж они на всю жизнь обожглись, мда. Да и какой он его, хотя по документам-то, но…

Именно из-за этого «но», что свербело сейчас под рёбрами у Горшенева, тот и смотрёл на него, как на больного, а, впрочем, таковым он себя сейчас и ощущал… Весь тот казавшийся ещё год назад таким нереальным прилив бодрости и энергии, что он ощущал в себе последние месяцы, куда-то взял и сгинул, словно нужда в нем отпала, уступив место апатии… и привычке, которая требовала снова объявлять кастинги и играть… А зачем, собственно?! Всё можно, выдохнуть и отдохнуть наконец. Теперь, когда Андрюха проснулся, сам о себе и девчонках своих позаботится… И о Михиных заодно, если тот скопытится… Что немудрено с таким конским ломовым образом жизни! Эх, бухнуть бы… Да и повод есть!

— Миша! — уже с нажимом окрикнул Вахтанг Горшка, провалившегося в свои опасные думы, а ведь он только и пришел рассказать про Андро и предупредить, что будет набирать новую команду. — Ты… чего?! Какой, нахер тебе, вернуть Князю его группу?! С ума-то не сходи! — признаться подобного напора Горшенёв не ожидал, а потому удивленно махал ресницами на подобные заявления, молча, хоть и тянуло сп*здануть чего в ответ, ей же в ногу! Но он держался, потому что понимал, что может грянуть, настоящая, е-моё, буря, если обычно такой спокойный Вахтанг выйдет из берегов…

— Да Андрюха же больше месяца пролежал в коме, Мих, ты пойми! Я ж консультировался, изучал вопрос! — продолжал между тем тот. — Там уже всё — наступают необратимые последствия для мозга… Он хорошо если после долгой реабилитации, сам себя обслуживать сможет, а ты говоришь надо поскорее группу вернуть! Ну Мих, во дал! Да в самом благоприятном прогнозе врачей, он от силы сможет потихоньку тексты писать, рисовать, какие концерты?! Такой напряг же!

— То есть, — глухо прорычал Горшок, который был не согласен за напряг… Или только отчасти… Хоть и морока и устаешь хуже лошади, как бритиши говорят, а всё одно — приятная, такой же кайф выступать! И да он тоже теперь, после сказанного в лоб-то (тут, пожалуй надо сказать Вахтангу спасибо за прямоту!) вспомнил все почерпнутые из интернета, увы, до ужаса реальные страшилки. — Ты не веришь, что он сможет вернуться в строй?!

Последнее никак в голове не укладывалось. Они ж, друзья, б…ть! Как можно не верить… И как можно не стремиться на сцену?! Даже ползком, б.я, а однажды, прочухавший, что это такое и поймавший волну, будет всеми силами стремиться опять попасть в струю.

— Миша, дело не в том, верю я или нет, а в том, чтобы оставаться при всем притом реалистом. Мне тоже эта беда с Андреем не чужая, но именно поэтому-то и дури с кастингами и совсем этим! Ему ещё страх через что предстоит пройти, и совсем не время тебе раскисать и рваться свинтить в закат… как это я сейчас увидел… Я ж обоих вас хорошо знаю, и одно могу сказать точно — друг другу вы нужны, может, по Князю так и не скажешь, но оно так. Даже, если в творчестве он без тебя обходиться мог, то вот в жизни-то нихрена! — и Махарадзе похлопал его по спине своей тяжёлой сильной рукой так, что Миху аж слегка поприжало к земле.

Вот те на… называется. Горшок прикусил язык. И в самом деле, б.я, Вахтанг же был с Андрюхой те два года… Наверное, лучше ситуацию видел. Чёрт… И то, что он раньше там сказал про долгую и не факт, что удачную реабилитацию, тож ж правда! Кажется, даже сейчас оставалось то, что было поважнее их разборок и его, б…ть чувств! Вот, он маху-то дал! Даже не просёк ведь, насколько в порядке или, скорее, не в порядке сейчас Князь… пришёл ли в себя по-настоящему, не изменился ли этот шут не ряженный до неузнаваемости?! А всё туда ж, побежал, группу скорее распускать и по новой набирать, ё-моё-то!

И как ошпаренный помчался назад под молчаливое одобрение Вахтанга.

* * *

В больнице в коридоре ведущем к князевской палате (как не палатах-то, ха!) Миха столкнулся с отяжеленной Алиской Агатой. С трудом поймав в полете мелкую (помельче его дочи будет-то — неловко провёл он параллель, где Горшок — длинный, а Княже нет, не короткий, хех, но тут же вспомнил, как жутко схуднул Андрюха, и скис!), и только благодаря сему, очевидно, и не схлопотав по горбушке от Нигаровской, он отчаянно всмотрелся в её лицо, силясь там прочитать, насколько всё там хреново (или нет — тоненько прошептал робкий голосок внутри) с Князем…

И с неожиданной радостью отметил, что не получил, не только потому, что вовремя соорентировался… А потому что Агата едва не лучилась, и да, то, что его быстро и порывисто обняли и шепнули: «Сам зайди!», едва ли не заставило Горшка засомневаться, а не ёжнулся ли он прямо тут вон о ту привлекательную бетонную стеночку в полёте случайно, сам того не заметив, вот ж ё-моё!

Однако довольная Агата уже тянула за собой приветливо улыбнувшуюся ему мало что пока понимающую Алису, попутно набирая кого-то по телефону… Да судя по тому, что он увидел, та начинала бурную деятельность, знать бы ещё какую.

Задержавшись, чтоб подслушать, а не потому что ему было страшно заходить внутрь, Миха смекнул, что это какой-то крутой ЛФхашник… Ну и зашибись, б.я! Только вот Агаты уже и след простыл, а он все гипнотизировал чертову дверь, словно ждал, что та сама откроется, а ещё лучше Князь сам оттуда сбежать постарается, потому что обдурил всех.

Однако этого не происходило, и с мыслями: «Чё, я не мужик что ли?!» — он ввалился внутрь, и замер, как вкопанный. И уведенная ранее собственными глазами и счастливая Агата — всё показалось ему дурной, по-скотски несмешной и тупой шуткой.

Долго мучительно долго до него доходило, что Князь не в коме лежит… а просто, б…ть, спит! Вон какую лыбу растянул, раньше-то такого не было.

И тихо, чтоб не разбудить, х…и, Миха с жаром выматерился. Вот уж не думал он, что столь долго ожидая его, с…ка, пробуждения, он теперь будет столь печься об обратном! Но… У Андрюхи было такое осунувшееся лицо, что… пусть сил набирается. Хотя, казалось б, на жизнь вперед отоспаться должен б! Но нет, оно, б…ть, не так работает… А вообще, кто б знал как?!

Он вздохнул и опустился на стул… Хоть просто так посидеть… Пока не гонит никто, часы-то посещений давно-того, прошли, но благо местные медсестры и охрана как-то сквозь пальцы смотрели на Миху, вваливающегося периодически (уж когда, б…ть, смог, скажите спасибо, что не ночью)… Он полагал, что причиной тому послужил исправно поставляемый тем передаренный от фанатов и не только неплохой алкоголь… Ну а хрена, ему ж нельзя, так хоть на это сгодилось… В России живём, сам понимаешь.

Только вот непривычно да и почти невыносимо, как-то в тишине-то сидеть! Миха за это время так привык вести свой односторонний диалог с Князем, что и сейчас утерпеть не мог. От безделья в голову просились всякие дурные мыслишки… разной степени бредовости, так одна заусила его настолько, что он не выдержал и, пробормотав сдавленно:

— Прости, Андрюх, я завтра на гастроли улетаю… Потом поспишь! А эта проверка для твоего же блага! — и включил ну настоящую галимую жуткую попсу! Помнится, раньше он так делал, ибо был свято убежден, что Князь не выдержит такого надругательства над ушами и восстанет, но сейчас… Голову его посетила столь ужасная мысль, что её нужно было немедленно опровергнуть. Вдруг. Князь. Б…ть. Полюбил. Попсу. Тогда хоть ещё раз по голове его бей, чтоб на место мозги встали!

На сей раз горькое и невыносимое, прежде всего для самого Михи, лекарство подействовало, как будильник… Князь нервно, пошарил по простыни… В поисках источника адского звука, но Горшок пока не спешил с выводами.

— Б…ть, Миха, ты чего совсем ох… — набросился-таки на него связной (ура!) фразой Андрюха, но быстро сбавил обороты, видимо, доперев, кто перед ним. — Так вот откуда Бузова взялась… — пробормотал Князь тихо-тихо, но Горшенёв услышал.

Пытку попсой прекратил, и теперь внимательно смотрел на Андрея, который в свою очередь не сводил взгляда с него. Тот выглядел несколько озадаченным, да больным, но… живым, черт возьми! И даже, с…ка, радостным! Видя это, он и сам не заметил, как уголки губ у него поползли вверх.

— Значит, — шутливо, но с усилием проговорил вдруг Князь. — Это ты мне такой «хит-парад» устраивал… Ладно тогда, это я понимаю, но сейчас-то, к чему, а, Мих?!

— А вдруг ты так башкой своей дурной о камень треснулся, что попсу полюбил! Я должен был знать! — взвился Горшок, впрочем, продолжая улыбаться… Пусть предъявляет это всё фигня, по сравнению с тем, что там между ними реально накопилось… В шею не гонит прям щас и ладно. Может, и прав Вахтанг.

— О, а мне говорили наоборот, — хмыкнул и тут же болезненно поморщился Князь. — А вообще, чтоб бы ты, в таком случае, интересно делал, а?! Заявил бы всем, что я умер для приличного общества?! — и он хрипло заржал, несмотря на то, что этого движения диафрагмой, ему явно было плохо.

— И был бы прав, ё-моё! — закатил глаза Миша, но не давая Андрюхе и слова вставить, прибавил. — Но я б тебя пролечил, изгнал б эту нечисть…

— Примотал б к кровати и читал б текста Рамонез, Секс Пистолс, Эксплоитида и Святого Оззи Озборна, пока не бесноватый дух не покинет моё бренное тело?! — уже полузадушено, по счастью, от смеха попытался прояснить Андрей.

— Тебя такого и приматывать не надо! — удрученно цокнул языком Горшок. — И нет, я б наши с тобой песни пел бы… Хотя если б и это не помогло… — тут он сделал значимую паузу. — То я бы с тяжелым сердцем отпустил б тебя в мир проклятущей попсы… Быть может, тогда б там наконец-то годные тексты появились.

— О как… — в голос Князя закралось нечто сильно похожее на обиду, его явно подмывало спросить, когда же он снова так начал считать, но Миха это и по его кислому лицу прочёл.

— Я и не переставал считать… И да, ты может не помнишь, но это ты от меня ушёл, а не наоборот. — ему было больно это говорить, и если раньше какая-то часть Горшенёва ещё эгоистично надеялась, что нет, не помнит, то сейчас было очевидно, что всё-то это морда предательская помнит.

— Мих… — как-то совсем уж тяжело заворочал язык Князь, так что у того даже в душе что-то дернулось, что зря он к человеку только что из комы с таким пристал… ещё как обратно туда провалится. Подальше от него такого злого, прошлое решившего перетряхнуть…

— Да не надо, не говори ничего, е-моё! Андрюх, ты поправься сперва… Потом разберёмся. Ты ж это… До чёртиков напугал, сволота ты последняя! Думал уж всё, вот и сказочке твоей конец. Спета песенка, а н-нет… б…ть, ты, Княже, молодец выкарабкался, я, с…ка, рад, но, пожалуй, пойду пока лишнего не сп*зданул! — и он встал на ватных ногах, чувствуя, что его нехило так ведёт собрался вновь валить, от греха, когда…

— Стоять! — почти прежним звенящим басом рявкнул Князь, отчего впрочем, тут же закашлялся и страшно побледнел, продолжая сверлить Миху, опешившего от подобных усилий, в миг потемневшим взглядом. — Не смей уходить, — ломанным голосом прохрипел он. — Больше никогда, слышишь?! Я, б…ть, в этой коме тоже не сказочную страну с шутом и королем видел! Совсем нет! Там всё так реалистично, с… ка… было… И там ты… ты слушаешь меня, балбесина?! Там ты умер, по-настоящему, а не в кому впал, оставив меня одного! Нет, Мих, больше ты не уйдешь, не позволю. Спасибо, напелся я там один… На остаток жизни хватит, давай снова вместе, б…ть, песни писать?!

— Андро, если ты сейчас шутишь, то, Мусиком клянусь, я тебе втащу, как оправишься малёк, по-настоящему втащу! — серьёзно так произнёс Миша, чувствуя, как к горлу подступает предательский ком. Неужели… Правда, как в той совсем и не проклятой песне «и будет снова счастье у нас»!

— Какие уж тут шутки… — слабо отозвался Князь. — Сам бы рад добрую часть той штуки развидеть, да не могу… Слушай, только это, давай, Ренника отправим в свободное плавание, а?! А то, чувствую, тесно ему там… — осторожно, но решительно начал, видимо, уверившись, что лежачего бить не будут.

— Да забей ты! — махнул рукой Горшок. — Давно уже отчалил Лось и команда его… Я ж тебе рассказывал! Ещё, стервецы, Северный флот назвались! А я с твоими музыкантами пока играю.

— А так вот откуда я это взял… Погоди, что?! — забавно вытянулось заострившееся после комы лицо Андрея, а после он снова, рискуя помереть, по-настоящему, заржал, ибо это ж, какой, чёртов анекдот! Расскажи кому из той реальности, в которой его бесноватые мозги пропеклись, восстанавливаясь, то точно ж оборжутся да у виска покрутят… Пей, таблетки, дядь Андрей! Только если Михе срочно потребовались музыканты, а старина Вахтанг был убедителен… А почему они ему потребовались?!

— Не хочу об этом говорить, — аж поменялся в лице Миша, и Князь в принципе всё понял… Проявил себя, видать, Ренегат с не лучшей стороны во время кризисного Андрюхиного состояния, а Миха и без того на нервах был… Вот и отпустил флотилию в свободное плавание.

— Но, знаешь, — тут же повеселел, окунувшись в куда более приятные мысли Горшок. — Я тут, как раз изменения в составе обсудить собирался… И раз мне не надо себе новую команду искать, то слушай… Тебе сильно дороги барабанщик и гитарист?!

Взгляд Андрея сменился с легкого охренения и наклона брови: «Так он это про группу серьёзно!» до уже более сильного изумления и куда-то усвиставщей брови: «А они до сих пор не слились?!»

— Можно поменять, если тебе так кажется лучше… — наконец отмер он, а потом осторожно, боясь забесить Миху, всё ж-таки спросил: — А Каспер что не сбежал от тебя?

— Он пытался, — со странным выражением лица ответил Горшенев, и Андрей чутка запереживал за Ришко… — И ещё пытается, но… — тут уже настала его очередь бросать кость Князю. — Если он тебе нужен, то пусть будет.

— Всё равно свинтит потом, — голосом гадалки прохрипел Андрей. — Потому я б присмотрелся к другим группам, кого в случае чего можно быстро сманить… Мож снова девчонку… Вон в Пикнике есть.

— Ты хочешь, чтоб Шклярский наслал на тебя проклятие?! — изобразив притворный ужас на лице, рассмеялся Миша.

— Не исключено, — в ответ усмехнулся Князь.

Сейчас они дружески пикировались и, о чудо, обсуждали совместные планы на Короля и Шута, но обоим было понятно, что былые противоречия хоть и поблекли перед лицом реального страха потери, но никуда не делись… что они ещё не раз пересрутся, потом помирятся… что их ещё порядком поломает, но… главным препятствием для этих далеко идущим планов двух вновь обретённых друзей, по-прежнему, было то, что абсолютно, б…ть, не факт, что Князь оправится до конца и сможет выступать.

— Слушай, Мих, — спросил Князь, словив легкий укол от видений их возможного будущее, где он вряд ли сможет играть роль большую, чем выдачу текстов. — А ты ж с тиграми и Запашными мутить что-то хотел?!

— Какие тебе, б…ть, Андро тигры! Они ж тебя сожрут нахер, если ты на ровном месте камень словить умудрился! — тут же взвился Горшок.

Что ж, было хоть и не вполне справедливо, но приятно.

— Но ты ж хотел… Что тебе из-за меня-то отказываться от этой темы?! — всё-таки закусил удила Князь.

— О, б…ть, какой ты въедливый, Андрей! Ты чего удумал, а?! Сговорить меня снова свалить в отдельное плавание, ха! Не прокатит, ты уже мне альбом пообещал. И напишешь… Как миленький! И если ты, б…ть, переживаешь, что там всякие шафки протявкают… Дескать, Горшок такой-сякой отжал у Князя группу да и мечта у него сбылась — усадить того за кулисы, чисто текстики писать! Так вот, это всё чухня! — лихорадочно сверкая глазами и делая паузы, чтоб отдышаться, продолжал распаляться задетый за живое Миха. — А хотел бы я этого, то с самого начала б на сцену за шкирку тебя, упирающегося болвана такого, не потащил! Поэтому, ничего не знаю, б…ть, ты сильный, ты выберешься, жду тебя на сцене — твой левый краешек постараюсь не занимать, — он тяжело засопел, а потом… надумавший что-то Горшок вдруг хитро улыбнулся и безапелляционно прибавил: — А надо будет сам тебя туда протащу. Снова. За шкирку.

И у Андрея не нашлось ни сил, ни аргументов возразить то ли словам Михи, проникающим в мозг, то ли проникновенному же взгляду, что казалось обжигал его изнутри. А это значит, будут выбираться из той глубокой ямы, куда их загнала не самая беспутная жизнь. Вместе. А это уже, согласитесь, немало.