↓
 ↑
Регистрация
Имя/email

Пароль

 
Войти при помощи
Временно не работает,
как войти читайте здесь!
Размер шрифта
14px
Ширина текста
100%
Выравнивание
     
Цвет текста
Цвет фона

Показывать иллюстрации
  • Большие
  • Маленькие
  • Без иллюстраций

Сумерки (гет)



Переводчик:
Оригинал:
Показать / Show link to original work
Фандом:
Рейтинг:
PG-13
Жанр:
Фэнтези, Драма
Размер:
Мини | 21 036 знаков
Статус:
Закончен
 
Проверено на грамотность
Фейри спят совсем мало, всего несколько мгновений дремлют они в башнях из сосны и сланца, но бывший король и вовсе не смыкает глаз.
QRCode
↓ Содержание ↓

↑ Свернуть ↑

Фейри спят совсем мало, всего несколько мгновений дремлют они в башнях из сосны и сланца, но бывший король и вовсе не смыкает глаз.

Эйлин лежал в постели жены, слушая ее храп, и считал тонкие, похожие на очертания стран, трещины, испещрившие потолок, отчего тот напоминал карту. Как всегда, шестьсот три, ни больше, ни меньше. На подоконнике в ожидании осени беспокойно копошились муравьи. Колючая домотканая простынь приятно покалывала кожу. Бэйза, смертная жена Эйлина, дремала, устроившись рядом и положив ему на грудь морщинистую руку, согревая, словно солнце, своим присутствием. Словом, это была самая обычная ночь, не предвещавшая ничего необычного, но кое-что все-таки случилось. И перечеркнуло пятьдесят лет спокойной жизни.

Хотя стояла безветренная ночь, в спальню ворвался ветер и холодными, как у зимних фейри, пальцами всколыхнул шторы, принеся с собой запах жимолости и серы, который напомнил Эйлину о горьком и тяжелом расставании.

Мизейн, здесь? Спустя полвека?

Он выскользнул из кровати. Бэйза что-то сонно пробормотала и снова уснула.

Эйлин — бледный худощавый старик — спустился по лестнице и вышел в ночь. Он пересек поле, усыпанное гравием и навозом, и только у кромки леса, пестревшего различными оттенками красного и желтого, сбросил иллюзорное обличье. На берегу озера ждала черная карета.

Четверка рогатых лошадей выдыхала облачка пара и позвякивала упряжью. На козлах, теребя поводья, сидела линяющая гончая в фиолетовом дублете. Значит, старый Мок остался кучером. Слуга бросил на него равнодушный взгляд; а ведь когда-то он скулил и дрожал при виде своего короля!

Мок ловко вскочил с насиженного места, чтобы открыть дверцу кареты, и только тогда склонился в глубоком поклоне, вытянув передние лапы и уткнувшись носом в землю.

«Моя дочь внушает такой же трепет, как и я в свое время» — отметил Эйлин и неприятно удивился самому себе, ощутив слабый укол ревности. Призвав на помощь магию, он облачился в подобающий наряд: серебристая, словно паучья нить, рубашка, сапфировый камзол и высокие сапоги.

Из кареты выскользнула суетливая, мелкая компаньонка, за спиной которой подрагивали сложенные, как у мотылька, крылья, а за ней вышла Мизейн.

Она уже не была той маленькой девочкой, которую Эйлин вылепил из слюны и речного ила триста лет назад, хотя выглядела она не старше, чем тринадцатилетняя двоюродная сестра Бэйзы. Мизейн, летняя королева, блистала в платье из темно-синих лепестков ириса с фиолетовыми прожилками; шею украшали бусы из лазурита, аметиста и янтаря, а волосы цвета земли были собраны в элегантную прическу. Эйлин помнил ее искреннюю детскую улыбку, но сейчас Мизейн излучала надменность, сжав фиолетовые губы в тонкую линию.

Она с презрением взглянула на Эйлина:

— И это все, на что ты способен?

Ее слова задели. Эйлин свежим взглядом оценил свою иллюзию и вынужден был признать, что она никчемная: потертые сапоги, дешевая и кое-где рваная ткань тусклого цвета. Подобный трюк мог обмануть смертного, но только не королеву фейри.

Эйлин начал было исправлять ошибку, но передумал и развеял гламур, являя взору неприукрашенную правду, за годы жизни среди смертных ставшей для него реальностью: загорелые босые ноги, испачканные в навозе, спутанные длинные темные волосы, в которых застряли листья. «Вот он я».

— Ох, отец, мы все поняли.

— Правда?

— Да, жалкое зрелище.

— Но ты все же пришла.

Мизейн, шелестя юбками, беспокойно принялась мерить шагами берег, устланный сосновыми иголками.

— У меня не осталось выбора… — Она сжала кулаки и в воздухе разлился терпкий запах крови. Тут Эйлин впервые заметил скованность в ее движениях и напряженно приподнятые угловатые плечи. Несмотря ни на что, эта избалованная девчонка оставалась королевой. И ей требовалась помощь.

Повинуясь воле Эйлина, на берег опустился туман, укрывший его, точно плащ.

— Я слушаю, — тихо произнес он.

Лошади заржали, стуча копытами и тряся головами. Служанка задрожала, а Мок тяжело вздохнул, в глазах у старого кучера читалось горе.

Мизейн остановилась и, вздохнув, проговорила:

— Двор Сумерек дал о себе знать.

Эйлин недоверчиво взглянул на дочь.

— Это невозможно.

— Ты думал, что уничтожил их, но они оказались очень хитры, отец. Когда стало ясно, что война проиграна, они залегли на дно и запечатали свою силу, оставив ее вызревать, чтобы спустя пятьдесят лет выпить, как вино. Они уже заняли Дикие земли и продвигаются по Ясперису, словно чума. Если у них получится захватить город, нам конец. Ты помнишь, отец? Помнишь, что тогда было?

Эйлин почувствовал привкус пепла во рту. Внешне он ничем не выдал своего потрясения, кроме дрожащих пальцев, но в душе у него бесновалась буря. Две тысячи лет его детства прошли в бесконечной ночи. Крики и зловещий смех на пустующих улицах, дрожащий свет луны… Подбирая объедки на улице, он то и дело натыкался на страшные находки: содранная с детей окровавленная кожа и дождь из зубов.

— У тебя есть свой Двор...

— Этого недостаточно! — Мизейн бросила взгляд на его босые ноги, на еловые иголки в волосах и нахмурилась. Но Эйлин понял, что за ее раздражением скрывается глухое отчаяние. Она и Двор Звезд суетились как муравьи перед приходом заморозков. — Мы нуждаемся в тебе, отец. Ты должен вернуться домой.

Эйлин оглянулся на стоящую на холме ферму: аккуратные, слегка покосившиеся ставни, торчащая дымовая труба, загон, примостившийся чуть поодаль хлев, где мирно спали овцы. Но настоящим домом для Эйлина была Бэйза. Он чувствовал ее дыхание, стук ее сердца. Бэйза, которая вступила в осеннюю пору своей смертной жизни. Бэйза, которую он встретил еще девочкой, когда сам при первой возможности сбегал от королевских обязанностей на другую сторону границы миров, перечь которую мог только могущественный фейри. Бэйза, которую он полюбил после всех ужасов, после дождей из зубов и освежеванных детей. Бэйза, которая пахла потом и капустой, чьи грубые мозолистые руки дарили ему нежность. Бэйза, смеющаяся девушка, танцевавшая на зеленых полях, которую он так долго добивался. Его женщина, его жена, смысл его жизни. Солнце, что разгоняет мрак. Если Эйлин уйдет, Бэйза умрет — такова была плата за его пребывание в мире смертных.

Наблюдавшая за ним Мизейн, должно быть, догадалась, что он собирается ответить, и зашипела:

— Ты ведешь себя по-детски.

— У тебя достаточно сил! Вести себя по-детски — это сбегать в другой мир, когда королевству угрожает опасность.

— Все это произошло из-за тебя, отец.

Мок замер. Даже лошади притихли. Служанка взволнованно прикрыла рот ладошкой, ожидая гнева бывшего короля.

— Объясни, — Эйлин пытался обуздать злость, но прозвучало все равно резко, как хруст льда.

— Пока ты здесь, дверь в мир фейри остается открытой, а Сумерки черпают силу из мира смертных. Дверь нужно закрыть, ты должен вернуться домой. Ты король, хотим мы того или нет.

В сапфировых глазах Мизейн плескалось отвращение. Ярость. Да… она была его дочерью. Ей не хотелось отступать в тень: пришло ее время, чтобы возвыситься, править и покорять. Эйлин сделал ее сильной.

«Но достаточно ли она сильна?» — шепнул внутренний голос.

На одной чаше весов — волшебная страна и фейри. На другой — Бэйза.

— Мне нужно подумать. Сумерки ведь не вторгнутся прямо сейчас? Светает, а мне нужно вести тыквы на ярмарку.

С этими словами Эйлин, некогда король фейри, отвернулся от дочери и зашагал к ферме, ни разу не оглянувшись. С каждым шагом на его лице проступали морщины, волосы на голове седели, а ладони покрывались мозолями. И только холодная грязь так и не отлипла от ног.


* * *


Мизейн наблюдала, как отец скрылся в лачуге. Подумать только! Подлец отказался!

Компаньонка всхлипнула.

— В карету, — бросила Мизейн. — Мок, отвези Азану домой.

— Моя госпожа! — Азана утерла слезы рукавом платья.

— Ш-ш-ш. Все в порядке.

Мизейн успокаивающе погладила ее по руке. Юная Азана, недавно ставшая личной служанкой Мизейн, была сотворена из звездного света и паутины — красивых, но хрупких вещей.

Мок горестно вздохнул:

— Ваше Величество, мы не должны оставлять вас здесь.

— Ты сделаешь то, что должен. Я настаиваю. Со мной все будет хорошо. — Мизейн указала на карету, но, заметив беспокойство Мока, смягчилась, и с нежным пренебрежением потрепала того за уши. — Вернись за мной позже, дорогой. В любом случае здесь безопаснее, чем дома.

— Ваше Величество, если вы только позволите… Он, как всегда, не прислушается.

— Мне нужно поговорить кое с кем. А теперь ступайте.

Расстроенная Азана села в карету и махала Мизейн из окошка; Мок в последний раз оглянулся на свою госпожу и тронул поводья, направляя лошадей за реку, что отделяла мир фейри от мира людей.


* * *


Притаившись за деревьями, Мизейн ждала, когда Эйлин уедет на ярмарку на своей разбитой повозке. Затем из задней части дома вышла женщина и направилась к реке, где резвились русалки. Подобрав юбки, Мизейн осторожно кралась за ней по берегу, стараясь не намочить туфельки: она вышла из речного ила, и тот всегда хотел вернуть ее назад.

Она нашла Бэйзу стоящей по щиколотку в воде, среди кувшинок, возле старого причала. Та стирала рубашку. Мизейн показалось странным, что белье полоскали именно здесь — склонившиеся над рекой кедры окрашивали воду в коричневый цвет, а резкие движения Бэйзы поднимали со дна облака песка — впрочем, что она знала о смертных? Зачастую они действовали бессмысленно. Однако же Бэйза была удостоена чести проводить дни и ночи рядом с королем фейри, которого увела из дома.

Бэйза походила на старый узловатый пень: шишковатый нос, волосы, напоминающие мох; скрюченные, словно корни, пальцы, сжимающие щетку. У нее даже подбородка не было! И как этой троллихе удалось обратить на себя внимание Эйлина? Вдруг "троллиха" подняла глаза и увидела Мизейн; стиральная доска вместе с рубашкой и щеткой выпали у нее из рук.

— Боже мой! Неужели время пришло? Дитя богини явилось проводить меня в последний путь! — взволнованно вскрикнула она.

«Она думает, что умирает», — поняла Мизейн. Как странно, что ее приняли за божка смертных.

— Не глупи. — Мизейн выступила из-за деревьев. С помощью магии она заставила юбки парить над землей, точно дым, и, подойдя к причалу, презрительно взглянула на жабу, захватчицу. — Я дочь Эйлина. Я пришла сказать, что тебе придется отпустить его.

— Дочь? — повторила Бэйза, словно Мейзин говорила на непонятном ей языке. — Отпустить?

— Да, ты должна бросить его! — крикнула Мизейн. Некоторые смертные, как она слышала, к старости теряли слух. — Твоя преданность весьма трогательна, и, чтобы облегчить твои страдания, я исполню одно или два желания. Здоровые овцы, например. Или подбородок.

— Подожди, ты его дочь? — Отодвигая кувшинки, Бэйза вышла на берег и поднялась на причал.

Она была выше ростом, и это обстоятельство встревожило Мизейн. Женщина явно злилась, с ее одежды стекала вода. Мизейн отступила и нервно оглянулась: причал был совсем коротким.

— Я убью этого кобеля, — пригрозила Бэйза и отжала мокрый край юбки.

Мизейн опешила: будучи королевой, она привыкла, что все относятся к ней с должным почтением. Основываясь на своем скудном опыте, Мизейн могла сказать, что смертные при встрече с фейри либо трепетали в ужасе, либо испытывали неуемную радость. Никогда еще люди не гневались в ее присутствии.

Оправившись от потрясения, она спросила:

— Ты знаешь, кто я такая?

— Ну, теперь-то я вижу, что ты никакая не посланница богини. Все эти блестки на лице… и как только тебя мать из дома выпустила.

— Но… — Мизейн указала на подол своего платья, что извивался над землей, точно фиолетовые змеи.

— Проделки фейри! Я всю жизнь прожила возле этой реки. Думаешь, я не слышала про фейри? Но моего мужа вы не получите. Я сделаю с ним то же, что и с баранами.

— Обстрижешь его?

— Нет! — Бэйза жестами изобразила, как отрывает кое-кому яйца.

— Ох! Ты все не так поняла, — заикаясь, протараторила Мизейн и сделала еще один шаг назад. Рядом угрожающе плескалась река, на дне которой вихрился песок и ил. — Мой отец сотворил меня из речной грязи. У меня нет матери. Так что не стоит прибегать к насилию. Кроме того, отец должен вернуться домой. Ничего личного. Уверена, что и в тебе есть что-то хорошее.

— Эйлин не фейри! Я спала рядом с ним пятьдесят лет. Я готовила ему еду. Я стирала его одежду. Он такой же человек, как и я.

— Пятьдесят лет? Ты не выглядишь на свой возраст.

— Ну… Я удачно состарилась.

— Это из-за его присутствия.

— Вздор! Моя мать прожила сто лет!

— А твои овцы? Их матери тоже жили сто лет?

— Не испытывай мое терпение, девочка! — предостерегла Бэйза, но глаза ее стали задумчивыми. Она отогнала кружившую над головой мошкару. — Наши овцы и правда живут долго, все соседи завидуют. Деревья плодоносят до конца сезона, а еще у нас была собака, ей стукнуло двадцать семь, и Эйлину пришлось ее убить.

Плечи Бэйзы поникли. Она опустила взгляд, скрестив на обвислой груди руки, и тяжело вздохнула:

— Звучит и впрямь подозрительно.

— Верно.

Если бы Мизейн отличалась сентиментальностью, то пожалела бы мачеху. Откуда в ней вообще проснулось это чувство? Бэйза была уродливой, низкорослой и сварливой. Но что-то делало ее привлекательной — честность, возможно. Мудрость. Искренность, эмоциональность. Некоторая уязвимость.

Щелчком пальцев Мизейн наложила чары на Бэйзу, отчего ее одежда теперь казалась сухой.

Бэйза с удивлением оглядела себя и огладила юбку:

— Магия.

— Обещание. Отпусти его, и я дам тебе все, что захочешь. Пятьдесят лет — это целая жизнь. Мы нуждаемся в нем. Его пребывание здесь развязало войну, и многие умрут.

— Фейри.

— Твой народ тоже. Войны, вроде этой, не сдержать. Она прорвется сквозь завесу в мир смертных. Неурожай, чума… скорее всего, здесь тоже разразятся войны.

— И все, что мне нужно сделать, это отказаться от Эйлина? Спустя пятьдесят лет?

Мизейн слишком поздно поняла, что голос Бэйзы дрожал не от потрясения, а от ярости. Сжав кулаки, она надвигалась на Мизейн.

— Позволь-ка мне кое-что объяснить тебе, юная леди. Вы, фейри, разбрасываетесь обещаниями налево и направо. Я не верю ни тебе, ни этому… — она тряхнула вроде бы сухой юбкой.

— Хорошо, можешь мне не верить! Спроси у Эйлина, он тебе все расскажет! — Мизейн стояла на самом краю причала; за спиной журчала темная река — леденящее обещание ее развоплощения.

Бэйза, похожая на троллиху, нависла над Мизейн, буравя ее холодными глазами. Ох, почему же она отпустила Мока? Здесь у нее не было союзника. Мизейн хотелось вернуться домой. Смертные обладали собственной магией: громкие голоса, кулаки и хохот. Мизейн это совсем не нравилось. Эта старуха была даже хуже Сумерек.

— Не волнуйся, девочка моя, я поговорю с Эйлином, — пообещала Бэйза и отошла в сторону.

Забыв зачаровать юбки, Мизейн подобрала их и ринулась прочь от причала, под защиту леса.


* * *


«Черт бы побрал Мизейн» — выругался Эйлин, вешая сбрую на крючок. Пустая телега стояла в хлеве; Эйлин отвез на ярмарку тыквы, и, как назло, другие фермеры тоже торговали тыквами. Ярмарка буквально утопала в тыквах, и никто не хотел покупать их у Эйлина. Кобыла нервно переступила с ноги на ноги. Когда Эйлин вышел из хлева, уже успело стемнеть. Запертые в загоне овцы уставились на него, словно почувствовали неладное.

Будь проклята Мизейн, будь прокляты фейри, будь проклята жизнь, которая ставит его перед невозможным выбором.

Зайдя на кухню, Эйлин позвал Бэйзу.

Но той не было ни на кухне, ни в спальне, ни в погребе. У черного входа он нашел прибитую к двери записку: «Эйлин, как насчет рыбалки?».

Эйлин пошел к реке. Бэйза уже сидела в лодке, где лежала удочка. Эйлин взошел на причал и прокричал:

— Женщина, что ты делаешь? Пора ужинать.

Бэйза поудобнее уселась, крепкая и красивая, как пень, и улыбнулась. Но в ее улыбке не было теплоты. Эйлин никогда не мог сказать наверняка, о чем она думает: в этом крылась доля ее очарования.

— Я решила наловить рыбы. Если клева не будет, то приготовлю курицу.

«Мейзин» — вдохнул Эйлин. Бэйза будет ругаться. Но лучше вытерпеть ссору, чем думать о страшной задаче, которая встанет перед ним, вздумай он вернуться в страну фейри.

Эйлин спустился в лодку, не обращая на жалящие брызги воды. Он был старше Мизейн; и хотя тоже вышел из грязи и песка, долгие годы придали его форме прочность. Реке потребуется тысяча лет, чтобы разрушить ее.

Ловко работая веслами, Эйлин направил лодку в самое сердце реки. Они с Бэйзой частенько после обеда совершали водные прогулки. «Если бы ты только знала, Бэйза, что здесь пролегает граница между мирами. Что дверь открыта». Эйлин вдруг вспомнил дождь из зубов и освежеванных младенцев и понял, что, несмотря ни на что, должен вернуться.

Отплыв от берега на приличное расстояние, он сложил весла. Небо окрасилось багрянцем, река блестела серебром.

— Ты помнишь, как мы познакомились? — Хотелось, чтобы голос звучал уверенно, а не так потеряно и тихо, что его заглушали стук волн о борта лодки и крики улетающих уток.

Бэйза не ответила, бросила взгляд на водную гладь и потянулась за корзинкой с блеснами и бечевкой — обычные вещи, которые теперь стали дороги. Наконец, она взглянула на Эйлина:

— Неужели моя жизнь была для тебя забавой, Эйлин?

— Что?! Нет! Конечно, нет!

Даже ее негодование в тот момент было приятно; глаза, посаженные в гнезда морщин, сверкнули гневом и на миг сделались молодыми. Эйлин потянулся к рукам Бэйзы, но она резко отдернула их. Лодка опасно качнулась. Эйлин ухватился за борт и опасливо поглядел на воду.

— Ты думал, я перестала бы любить тебя, если бы узнала кто ты такой?

После пятидесяти лет брака смысла лукавить не было.

— Что она тебе сказала?

— Что она твоя дочь. Что ты не человек. Это объясняет, почему у нас нет детей.

«Я такой же человек, как и ты» — хотелось ответить Эйлину. За пятьдесят лет он и сам начал верить в свою ложь. Но вместо этого с языка сорвалось совсем другие слова, печальные и холодные, как град:

— Бэйза, я им нужен. Я должен уйти.

— Это невозможно, — Бэйза принялась накручивать серебристую бечевку на кулак, стараясь не смотреть ему в глаза. — Кто-то должен присматривать за фермой.

Эйлин знал, что оставляет Бэйзу умирать: время, которое он своим присутствием отодвигал, немилосердно обрушиться на нее. Хрупкая овца, хрупкая, ферма… хрупкая женщина. Жители не станут заботиться о ней, они слишком завидовали их благополучию. Двоюродные браться могут взять ее к себе, но с какой целью? Наследство. Ее ждет одиночество, болезнь, смерть.

— Бэйза, если я не вернусь, многие умрут.

— Тогда я пойду с тобой.

Уйти в края фейри? Никогда. По крайней мере, крестьяне не обладали магией, чтобы измываться и пытать, у них не было власти играть с чужим разумом.

Бэйза молча наблюдала за ним, сжимая в руках бечевку. Вдруг она изменилась в лице, и Эйлин понял, что она обо всем догадалась.

— Ты убьешь меня, как нашу старую собаку, — прошептала она.

— Потому что я люблю тебя, — вырвавшееся отчаянное признание ранило. Эйлин ощутил на языке металлический привкус; кровь фейри. Он осторожно подался вперед, уперся одним коленом в дно лодки и коснулся щеки Бэйзы. Потрясение в ее глазах пристыдило его. Он увидел себя со стороны: дикого старого безумца, который убьет ее ради ее же блага. Чужак. Монстр.

«Эйлин, Эйлин, ты попался в сети собственной иллюзии» — в отчаянии подумал он. Собака может носить человеческую одежду, но ее сердце останется собачьим.

Нет. Нет.

Может он и фейри, но он не станет совершать этот бесчеловечный поступок. Он не убьет Бэйзу, даже если смерть избавит ее от боли.

Грудь сдавило. Он не в силах был убить Бэйзу, но как же она будет мучиться! Он обеспечил ей долгую жизнь, но его прощальный дар — страдание. Возможно, он все же поступал бесчеловечно.

Эйлин отнял руку от щеки жены и собирался уже отстраниться, но Бэйза со скоростью гремучей змеи набросила ему бечевку на шею и притянула к себе. Их губы оказались достаточно близко, чтобы слиться в поцелуе.

Бечевка обожгла кожу. Эйлин закричал и попытался сорвать удавку. Бэйза ударила его под ребра, опрокинула на спину и пригвоздила ко дну лодки, уперев колено в грудь Эйлина. По телу растекалась безжалостная слабость. Как ей удалось спрятать зачарованную веревку способную сковать короля Алвастара?

Чары развеялись. Лицо Бэйзы сделалось худым и серым, словно мраморный череп, а волосы, гладкие и темные, как гранит, отросли. Серые глаза блестели. Удавка вытягивала силы, и Эйлин не мог сбросить ее с себя.

— Сумерки, — выдавил он. Они сотворили Бэйзу из яда и желчи, чтобы она соблазнила уставшего короля. Не он, во всяком случае, не он один держал дверь открытой — это была Бэйза. Она была создана не для Мизейн, а именно для Эйлина, чтобы удержать его здесь, пока Сумерки набирают силу.

Тело Бэйзы стало каменным и слишком тяжелым. Где-то над головой прокричали гуси. Журчала река. Эйлину удалось выдохнуть вопрос прежде, чем удавка украла его голос:

— Ты любила меня?

— Всегда, — Бэйза улыбнулась, горько и гордо; закрепила бечевку, поцеловала Эйлина, а затем выбросила его за борт.

Темная толща воды сомкнулась над Эйлином, и он опустился на дно реки. Бэйза не могла убить его — самую яркую звезду Алвастара — но река столетиями будет размывать его форму. И все это время дверь между мирами будет открыта, чтобы впустить тени.

Говорят, фейри совсем мало спят, всего несколько мгновений дремлют они в башнях из сосны и сланца. Где-то бушуют войны, а во тьме бывший король и вовсе не смыкает глаз.

Глава опубликована: 17.10.2022
КОНЕЦ
Отключить рекламу

Фанфик еще никто не комментировал
Чтобы написать комментарий, войдите

Если вы не зарегистрированы, зарегистрируйтесь

↓ Содержание ↓

↑ Свернуть ↑
Закрыть
Закрыть
Закрыть
↑ Вверх