Я залечу твои раны (гет)

После того, как правитель Альстеда заключил мир с народом Топких Болот, их страна превратилась в процветающий край, полный всяких чудес, а так же простых мирских радостей. У принца и принцессы, чей союз скрепил королевства, родилась долгожданная дочь, которую назвали Селеной в честь светлой луны. Разумеется, на крестины позвали всех желающих, и не было тех, кого забыли пригласить. В королевство прибыли разного рода фэйри, и тёмные эльфы со своего далёкого острова, и люди всех сословий. Королева Ингрит, когда-то принёсшая раздор в их сердца, расторгла брак с королём Джоном и ушла в добровольное изгнание, вернувшись на разрушенную родину своего отца, но о ней теперь мало вспоминали. Хозяйкой празднества и заботливой матерью для Авроры и Филиппа стала Малефисента, и её дар венценосному дитя был лучше прочих. Учтя все свои прошлые ошибки, тёмная фея наколдовала Селене защиту от всякого рода проклятий и наговоров. Все остальные мелкие радости жизни вроде красоты, счастья и всеобщей любви взяли на себя надоедливые пикси — Нотграсс и Фислвит. Отсутствие с ними Флиттл, третьей сестры, тем не менее, вызывало лёгкую печаль у тех, кто её когда-то знал. Это напоминало фэйри и людям о том, что у всякого мира имелась своя цена.

Сердце Малефисенты радовалось, когда она смотрела на дела рук своих. Союз с Альстедом принёс благополучие и покой, и дал ей надежду на лучшее будущее. На Топких Болотах снова поселились лесные эльфы, и сразу несколько семей взяли на себя заботу об этом месте и обитавшем там маленьком народце. Малефисента видела своё продолжение и в новом поколении крылатых эльфийских детей, и в крохотной Селене. О большем та, которую некогда считали злой ведьмой, и мечтать не смела. И всё же червь сомнения грыз Малефисенту изнутри, а она никак не могла найти причину своих мрачных мыслей.

Когда необъяснимая тревога захватила тёмную фею, лишив сна, она, на правах Матери Общины, собрала совет тёмных эльфов. Выслушав своих сородичей, Малефисента наконец-то поняла, что именно беспокоило её. Союз с таким лояльным королевством, как Альстед, был исключением, а не примером для подражания. За пределами их хрупкого мирка по-прежнему процветала ненависть, злоба и жадность, и она не исчезла со смертью Стефана или изгнанием Ингрит. Где-то далеко, за холмами и равнинами, за глубоким тёмным морем существовали и другие королевства. Там проживали люди и фэйри, которые ещё не знали, что между ними возможен мир. Люди, отдалившиеся от природы и погрязшие в суевериях, по-прежнему уничтожали маленький народец, а те, в свою очередь, защищались как могли, используя чуждую для человека магию.

Аврора научила Малефисенту доверять людям, но даже добрая принцесса не смогла бы примирить свою крёстную с той несправедливостью, что творилась в мире. Тёмная фея, которая всегда была готова встать на защиту маленького народца, снова обратилась к своей Общине. Большинство тёмных эльфов, будь они жителями тундры или пустыни, леса или джунглей, в своё время вынужденно покинули принадлежавшие им земли, лишившись не только дома, но и друзей, и родных. Малефисента помнила и своё мрачное прошлое. Рано потеряв родителей, она посвятила свою жизнь защите Топких Болот, обитатели которых заменили фее семью. Малефисента приняла решение, и огласила его в Общине и на Топких Болотах, и в Альстеде: тёмные эльфы слишком долго жили в изоляции вдали от мест своего рождения, и теперь они напомнят о себе миру.

Малефисента разослала гонцов во все стороны света, но вести, которые они принесли в Общину, оказались неутешительными. Худшие опасения тёмной феи подтвердились. Мир не менялся в лучшую сторону, а становился лишь более мрачным и жестоким. Отсутствие тёмных эльфов в качестве хранителей волшебных мест делало фэйри уязвимыми. Малефисента приняла решение помочь всем, кто нуждался в этом, и начать ей стоило с королевства Этельред, что находилось с другого края моря, к западу от острова тёмных эльфов. Хранитель этельредского волшебного Леса и все его потомки были убиты много лет тому назад. Нынешний король, чей славный предок одолел враждебную нечисть, вырубил все деревья, оставив лишь маленький клочок, на котором ютились выжившие фэйри. Он уничтожил бы всё до основания и сравнял бы Лес с землёй, но остановили его внезапно открывшиеся свойства красной глины, покрывавшей дно лесной реки. Такой красивой и прочной глины не было больше нигде, и именно присутствие фэйри наделяло её необыкновенными свойствами. Бедные обитатели Красного Леса терпели тиранию, ведь река являлась привычной частью их жизненного цикла. Они рождались в ней, жили в ней, и умирали в ней. Крохи красной глины, остающейся после сбора дани для Этельредского короля, фэйри использовали для питания и для строительства своих жилищ. Маленький народец погибал, и всё же они не теряли надежды на спасение.

Деяния Этельредского короля вызвали гнев Малефисенты. Она была готова расправить крылья и лететь туда немедля, но сдержала данное Авроре обещание. Прежде, чем совершать необдуманные поступки и начинать войну, тёмная фея поделилась известиями с правящей четой Альстеда. Король Джон, принц Филипп и принцесса Аврора выслушали Малефисенту, но приняли решение сперва провести переговоры, каким бы возмутительным не было поведение иноземного правителя. Филипп взял на себя труд вести переписку с королём Лучианом Этельредским, а письма переправлял через море лично Диаваль, под видом самого обыкновенного ворона. Он же приносил своей госпоже все новости из Красного Леса. Маленький народец, заручившись поддержкой Малефисенты, воспрял духом. Авроре с каждым днём всё труднее было удерживать свою крёстную на месте, и вот, наконец, Лучиан согласился на встречу, но не с правителями Альстеда. Этельредский король хотел видеть саму Малефисенту.

* * *

В назначенный день ранним утром перелетев тёмное море Малефисента явилась на переговоры в сопровождении своей свиты. Они спустились с неба прямо в городе, но никто не разбегался в ужасе и не хватался за оружие, как это было в Альстеде. Разумеется, все смотрели на крылатых чужаков, особенно когда большой ворон вдруг вырос и превратился в черноволосого молодого мужчину. Жители Этельреда проявляли любопытство все, от мала до велика, но их удивление было тихим. До феи и её спутников долетали лишь еле слышные шепотки, сдобренные благоговейным страхом.

— Похоже, что в этом городе привыкли к присутствию нечисти, — тихо поделилась со спутниками пустынная эльфийка Кеадда, близкая подруга Диаваля и преданная слуга Малефисенты.

— Они не боятся только потому, что привыкли думать, что фэйри им не опасны, — произнёс Диаваль, слишком хорошо зная, какие дела творятся в этом месте. — Пожалуй, горожане относятся к ним даже с сочувствием. Король Лучиан часто приглашает свой маленький народец в город и даже во дворец, особенно на местные праздники, когда в королевстве появляются иноземные гости. Фэйри ему вместо циркачей и иноземных зверушек, и платить им за развлечения не нужно.

— Он за это поплатится, — бросил сквозь сжатые зубы Борра, предводитель пустынных эльфов.

— Не удивлюсь, если король Лучиан не преминул возможностью похвастаться нашим визитом, и оповестил об этом всех, — Малефисента старалась сохранять спокойствие, хотя сама в тайне мечтала спалить местного правителя за его низости. — Всё-таки тёмные эльфы — это вам не уоллербоги⁽¹⁾.

— Вполне возможно, — тут же отозвался Диаваль. В его голосе слышалось возмущение. — Он глупый и напыщенный фанфарон. Любит выставлять себя лучшей персоной, чем он есть, ведь именно его предки поработили лесную нечистую силу, забрали их деревья, а он сам, продолжая традиции славного рода, открыл чудесные свойства красной речной глины и тем самым обогатил королевство.

— Дай угадаю, — процедила Малефисента, обернувшись к Ворону. — Он считает, что оказывает нам милость, согласившись на переговоры, так же, как он оказывает великодушие, приглашая местный маленький народец ко двору?

Диаваль не ответил, но по одному его взгляду было понятно, что его предположения схожи с мнением тёмной феи.

Через ворота крепостной стены их пропустили без проблем. Стража стояла по стойке смирно и была начеку, но приветствовали их как и любых других гостей. Перед процессией открылся вид на дворец Этельредского короля. Замок оказался не таким высоким и величественным, как дворец в Альстеде, но выделялся своим особым колоритом. Малефисента сразу заметила, как много здесь красного цвета. Стены дворца облицовывала та самая красная глина, сияющая как жемчуг и кристаллы в лучах утреннего солнца. Должно быть в мире людей она действительно стоила дорого, но тёмная фея видела лишь ту цену, которую пришлось заплатить маленькому народцу, у которых отняли жизненно необходимый ресурс.

— Люди привыкли обкрадывать природу, — неожиданно произнесла Кеадда, которая не сводила взгляд со стен дворца. — Они забирают мёд у пчёл, молоко у коров и коз, перья у птиц, и никогда не благодарят за эти чудесные дары.

— Уж не стоит говорить о том, что иногда они охотятся не для пропитания или создания удобства, а убивают птиц и зверей просто ради развлечения, — согласился с ней Диаваль. — И вывешивают части их тел у себя на стенах.

Борра промолчал, сурово поджав губы, но Малефисента ощущала, что её спутник в гневе. Как и она, главный воин Общины только-только учился видеть в людях не только врагов, но поведение этельредского короля могло запросто подорвать эту веру, растревожив старые раны. Настроение в группе портилось с каждой минутой, и тёмной фее с трудом удавалось сохранять спокойствие. Она обещала Авроре не рубить с плеча, не начинать новую войну, если для неё не будет оснований, но Малефисента была уверена, что сердце доброй девочки, всей душой любившей фэйри и волшебство, сжалось бы от печали, если бы она узнала, что на самом деле творится в Красном Лесу Этельреда.

Король Лучиан, словно и не понимая сложившейся ситуации, встречал их, стоя на полукруглом балконе, возвышавшемся над главным входом замка. Этельредский король не производил впечатления жестокого тирана. Это был мужчина средних лет, чьи длинные но жидкие светлые волосы перевязывала чёрная атласная лента. Чернёные тоненькие усики и большая мушка на щеке весьма неестественно смотрелись на тонком и бледном лице. Лучиан вёл себя неподобающе для правителя, встречающего посланников из других стран. Одет он был в простой красный камзол, одной рукой, облачённой в белую перчатку он держал объёмный бокал с розовым вином, а второй — шёлковый платок с кружевами, который то и дело подносил к длинному носу. Судя по фривольной позе, король успел напиться до прихода своих гостей.

— Глупый тощий гусь, — процедил Диаваль, склонившись к Малефисенте, пока они приближались к главному входу дворца, и фея заметила, что Лучиан и правда похож на какую-то птицу. — Когда я носил ему письма, старался, чтобы его костлявые пальцы меня не касались. Если он осмелится к Вам приблизиться, приготовьтесь к удушающей смеси ароматов вина и лавандового масла, которые его окружают, ибо он вечно пьян и вечно страдает мигренью.

— Бедняжка, — шепнула в ответ тёмная фея. — И как ты это перенёс.

Диаваль притворно сунул два пальца в рот и изобразил тошноту. Кеадда по-девичьи прыснула, едва сдерживая смех. Даже губы Борры тронула едва заметная усмешка. Малефисенту тоже позабавила эта пантомима, особенно тем, что король явно успел её увидеть. Напряжение чуть спало, но не исчезло до конца, однако уже за это тёмная фея была готова поблагодарить своего верного Ворона.

У главных дверей их уже ждали многочисленные слуги, окружившие процессию со всех сторон. Малефисента нервно приподняла крылья и прихватила подол платья, опасаясь, как бы эти вышколенные вельможи случайно или даже специально не оттоптали их. До того тёмная фея успела побывать в двух замках — в замке короля Стефана и в замке короля Джона, и на её вкус этот дворец мало чем отличался от двух предыдущих. Это было такое же безвкусное жилище, не идущее ни в какое сравнение с природными сооружениями, которые могли создавать фэйри.

Зал, в который их препроводили, напоминал скелет гигантского кита. Высокие тонкие колонны упирались в сводчатый потолок, состоящий из кусков цветного витражного стекла, сложенного в замысловатую мозайку. Здесь не было люстр и светильников, ибо солнце прекрасно освещало весь зал. Солнечный свет, раздробленный витражом на цвета и оттенки выделял тени на стенной лепнине, превращая её в произведение искусства. Малефисента угадывала в этих силуэтах деревья, кустарники, зверей и птиц. Высокие окна, так же украшенные цветным витражом, обвивали побеги плюща, тянущиеся снаружи. Ставни были открыты и до Малефисенты доносился аромат цветов и утренние песни птиц. Не сложно было догадаться, что этот необычный зал снаружи окружает королевский сад. Малефисента подумала, что, возможно, король Этельредский не так плох, как кажется, но тут же отринула эту мысль. Аврора слишком раздобрила её, а ведь этот тиран взял в рабство целое королевство фэйри и практически изничтожил его, оставив лишь тот клочок, который был нужен ему для собственной выгоды. Этот зал был прекрасен, но сделанный в угоду королю Лучиану, представлял собой всю ту же насмешку над природой.

В центре зала стоял длинный массивный стол из дуба, окружённый рядами стульев. Во главе стола их уже ожидал король Этельреда вместе с тремя советниками. Король стоял, пока гости не приблизились и не уселись на предложенные места. Малефисента и её сопровождающие оказались по другую сторону стола от короля и его советников. Их разделяло достаточное расстояние, и тёмная фея не учуяла никаких посторонних ароматов, что было к лучшему.

После обмена ничего не значащими приветствиями с упоминаниями титулов и званий всех присутствующих, король Лучиан, выдержав театральную паузу, произнёс:

— Добро пожаловать в моё королевство, фея Малефисента. Я много слышал о Вас, и о том, как Вы посодействовали объединению королевства Альстед с Топкими Болотами, принадлежащими фэйри. Исходя из писем, которыми мы обменивались с принцем Филлипом, я понял, что Вы прибыли сюда с целью взять под своё крыло тот маленький народец, что проживает на землях Этельреда.

Лучиан пристально смотрел на фею, словно нарочно избегая упоминать прибывших с ней соратников. Малефисента, в прочем, тоже не интересовалась свитой, окружавшей её оппонента. Борра, Кеадда и Диаваль нужны были тёмной фее не как подпевалы, а как надёжные свидетели и воины, на случай, если что-то пойдёт не так. Все присутствующие прекрасно понимали, что эти переговоры касаются только этельредского правителя и Малефисенты, которая их начала.

— Вы необыкновенно проницательны, король Лучиан, — с нескрываемым презрением к королевской персоне произнесла фея. — Вот только я намереваюсь полностью освободить фэйри от вашей тирании. Вы достаточно взяли с маленького народца и больше не получите ни одной унции той самой красной глины, которую так вожделеете. Вырубленные вами деревья будут посажены заново, и в обновлённый Красный Лес, куда отныне не ступит нога человека, очень скоро прибудут новые хранители тёмные эльфы. Мы самим своим существованием призваны защищать маленький народец, и не отступимся, пока всё не встанет на свои места.

Малефисента казалась удивительно спокойной, в то время как королём во время её монолога явно овладели противоречивые эмоции.

— О, нет-нет-нет, постойте-постойте, — Лучиан рассмеялся, замахав руками, при этому неумело скрывая за напускным весельем свой гнев. Его речь и поведение были недостойны короля, но никто из молчаливых советников не обращал внимания на это фиглярство. — Действительно, эта ситуация меня забавляет. Я не думал, что всё зайдёт настолько далеко. Речь могла бы идти о снижении налога с фей, и, быть может, посадки нескольких деревьев, но никак не создание неконтролируемого волшебного леса недалеко от дворцовых стен.

— Вы всё-таки не поняли, зачем я пересекла тёмное море и появилась в вашем замке, — ответила Малефисента весьма сурово и в её глазах засверкал огонь. — Феи — это вам не домашний скот, и даже не дикие звери, которых вы приручили и заставили работать на себя. Феи свободный народ. Мой народ. Ваш предок убил местного хранителя, представителя моей расы. И только поэтому вам удалось так долго манипулировать маленькими фэйри, которые не в состоянии себя защитить. И уж поверьте, зная тех эльфов, что станут новыми хранителями Красного Леса, больше Вы не сможете обворовывать никого из фэйри, особенно забирать плоды их труда, принадлежащие им от начала и до конца.

— Это Вы, похоже, не понимаете, как устроена политика нормального развитого государства, — король Лучиан не был напуган, но нахохлился, как идущий в драку петух. — Здесь каждый платит налог. Фэйри проживают на моей территории. Красный лес принадлежит Этельреду, а не является каким-то отдельным царством. И я, как хозяин этих земель, позволяю им жить, вопреки тому, что изначально жители моего королевства боялись фэйри. А теперь они считаются этельредскими гражданами и платят налог, как и все прочие. Поскольку золота у них нет, идеальным вариантом замещения стала глина. И поверьте, им остаётся достаточно для жизни.

Советники наконец-то подали признаки жизни и уважительно зашептались. Кто-то даже осмелился посмотреть на сторону эльфов и усмехнуться. Теперь Малефисента поняла для чего Лучиан пригласил своих министров. Отнюдь не ради получения советов и поддержки. Король Этельреда держал в своих руках абсолютную власть, его слово равнялось слову закона, и он не нуждался в чьих-то напутствиях. Сегодня он пригласил свидетелей для того, чтобы в очередной раз продемонстрировать величие своей фигуры. Доказать, что ум цивилизованного человека превосходит инстинктивное мышление какой-то лесной нечисти.

— Довольно! — тёмная фея поднялась на ноги и расправила крылья. — Давно я не видела столь алчного и глупого короля, который не понимает, с кем имеет дело! Никогда Вы не будете править волшебным народом!

Кеадда, Борра и Диаваль тоже медленно встали со своих мест, чувствуя, как накаляется обстановка. Малефисента не отличалась покладистым характером, и нарочито провокационное пренебрежение Лучиана взбесило бы кого угодно. Если бы не напутствия Авроры, этельредский замок уже бы горел в магическом пламени. Но сегодня тёмная фея планировала уйти с миром, даже если потом придётся вернуться с армией.

— Знаете, меня предупреждали о Вас, — голос Лучиана, неожиданно, приобрёл твёрдость, а его фигура, ранее расслабленная, напряглась, как у охотника, увидевшего жертву. Опьянение короля оказалось фальшивым, и он спокойно встретил гнев Малефисенты. — В юности я имел честь познакомиться с одной юной незамужней дамой, которую вы ныне знаете, как опальную королеву Ингрит. Наши отцы дружили и было естественно, что и мы сошлись довольно близко. Даже сейчас, несмотря на все жизненные препятствия, мы продолжаем поддерживать нашу тесную связь. Я знаю обо всём, что произошло в Альстеде, и какой ценой вам достался мир, которым вы так кичитесь.

— Никто из нас не удивлён, — отозвался Диаваль, хотя новость о связи Лучиана и Ингрит стала для всех полнейшей неожиданностью. — Вы с ней стоите друг друга.

— Да, но она предпочла не меня, а этого слабака, короля Джона Альстедского, — раздосадовано фыркнул король Лучиан. — Гордость Ингрит помешала выйти замуж за того, кто равен ей по власти и уму. Она хотела руководить своим мужем и править от его имени. Что ж, теперь, когда Ингрит поумерила свою гордыню, ничто не мешает ей принять моё предложение стать королевой Этельреда.

— Нам нет интереса слушать о ваших любовных интрижках с Ингрит, — холодно прервала его Малефисента. — Мы пришли сюда, чтобы мирно освободить народ фэйри, и если Лучиан Этельредский нам отказывает, ждите объявления войны.

Тёмная фея уже была готова уйти, но голос короля остановил её:

— Прежде, чем бросаться подобными предупреждениями, послушайте, что я Вам скажу. Вы, вероятно, думаете, что я не гожусь в воины или мудрецы. Многие так думают, но людям я позволяю заблуждаться. Вам же, мерзкой нечисти, стоит знать, что я, как и Ингрит, много лет изучал свойства железа и его влияние на фэйри. Все многочисленные орудия, принадлежавшие моему предку, который убил хранителя Красного Леса и всех его потомков, я приказал переплавить и отлить заново. Вы же не думали, что фэйри просто так слушались меня и отдавали драгоценную глину? Разумеется нет. Поначалу я угрожал им, и делал это весьма успешно. Показательные казни и пытки нескольких мелких фей сделали остальных покладистыми. С вашей стороны наивно полагать, что мир возьмёт пример с Джона Альстедского, который прогнулся под нечисть и позволил вам главенствовать в своём королевстве. Другие умные правители возьмут оружие и восстанут во имя покойного короля Стефана, мятежной королевы Ингрит и короля Лучиана Этельредского!

— Ты лжёшь сам себе, — удивительно тихо и размеренно произнесла тёмная фея. — Я надеялась, что голос разума возобладает над твоим тщеславием, но ошиблась.

— А ты, Малефисента, — с жестокой улыбкой произнёс Лучиан, — куда наивнее, чем можно было думать. Я разочарован нашей встречей.

— Стража! — вдруг выкрикнул один из министров, будто бы ему угрожали. — На помощь! Стража! Схватить преступников! Король в опасности!

Малефисента посмотрела на Лучиана и сразу всё поняла. Вся эта ситуация изначально попахивала скверно. Тёмная фея застыла, прикусив губу до боли, и стала ожидать следующего шага врага, коим отныне объявила для себя Лучиана Этельредского, и в этот момент ставни окон начали захлопываться снаружи, отрезая пути к отступлению. Малефисента знала, что никогда не сможет простить себе то, что привела своих ближайших соратников прямиком в такую очевидную ловушку.

— Что-то мне это напоминает, — произнёс Диаваль, стараясь не создавать панику. — В составлении плана определённо чувствуется участие Ингрит.

В зал вбежала дюжина вышколенных вооружённых солдат, которые мгновенно отреагировали на крики министра, словно только этого и ждали. Тёмные эльфы взмыли вверх на своих мощных крыльях, а внизу остался один лишь Диаваль. Ворон медленно отступал, стараясь держаться на расстоянии от окружавших его острых мечей, копий и алебард. Малефисента в любой момент была готова броситься ему на помощь, но чувствовала, что у Диаваля всё под контролем. После того, как фея позволила своему слуге самому выбирать себе обличия, он много тренировался перевоплощаться в разных зверей и птиц, и чаще всего это были опасные хищные создания, которые могли себя защитить. Новые способности открыли в Диавале талант бойца, хотя раньше он подобным не славился.

Осмотрев зал и толпу стражников в довольно тусклых железных доспехах, Диаваль обернулся гигантским чёрным орлом и поднялся в воздух. Взмах широких крыл и росчерк острых когтей заставили рыцарей расступиться. Вырвавшись из окружения, орёл набрал высоту и бросился на советников и короля. Мудрые мужи, потеряв остатки храбрости, кинулись врассыпную, а Диаваль, выставив вперёд когти, спикировал на Лучиана, целясь тому прямо в лицо. Поступок её спутника вызвал у Малефисенты злорадную усмешку. Она уже уверилась в том, что Этельредский правитель, и без того преступно слепой, сегодня лишится глаз, но Лучиан уверенно защитился, закрывшись руками, которые уже оказались облачены в плотные кожаные перчатки. Король явно подготовился к чему-то подобному, и у него всё было под контролем. Перчатки оказались расцарапаны и Лучиан вздрогнул, почувствовав хватку огромных когтей, но серьёзно, к сожалению, не пострадал. Диаваль сделал круг и приготовился напасть во второй раз, но один из стражников поднял свою алебарду и сбил его, задев при этом острой пикой. Злобно клёкоча, гигантский орёл потерял высоту и приземлился на стол. Диаваль попытался расправить свои крылья и взлететь, но стражи, раскидав стулья, окружили стол и начали рубить своими мечами и алебардами. Чудом увернувшись от ударов, он снова переменился.

Рыцари замерли, увидев, как птица, словно сотканная из самой тьмы, меняет очертания, превращаясь в гигантскую чёрную кошку. Когти пантеры вонзились в столешницу, и он издал утробный рёв. Ударом ловкой сильной лапы Диаваль переломил древки нескольких алебард. Лишившись оружия, некоторые стражники попытались сбежать, но у самых дверей их настиг Борра. Крылатый воин долго оставался в стороне, но так и не дождавшись какого-либо знака от Малефисенты, упоённо наблюдающей за Диавалем, сам вступил в сражение. Борра сделал вираж и ударом своих крыльев сбил рыцарей с ног. Тёмный эльф, призвав свою природную магию, заставил лианы плюща, свисающие с окон, вырасти и напасть на людей. Зелёные побеги, как змеи обвивались вокруг тел рыцарей, подхватывая их, обвивая и душа. Те стражи, которым уже нечем было отбиваться, оказались плотно связаны и подняты по стене зала вверх. Они потеряли сознание, но не жизнь, только благодаря самообладанию Борры.

Закончив с рыцарями, и оставив остальных на Диаваля, пустынный эльф обратил свой суровый взгляд на министров. В отличие от Малефисенты Борра не так удачно преодолевал свою ненависть к людям, а потому приспешникам Лучиана пришлось поплатиться за верность своему коварному правителю. Крылатый воин с лёгкостью настиг советников одного за другим, и раскидал их как пешки на шахматной доске. Убедившись, что учёные мужи не думают подниматься, чтобы выкинуть очередной фортель, Борра подлетел к королю. Однако Лучиан не трясся от страха, покорно ожидая своей очереди. В руках этельредского правителя оказался арбалет, который, как и охотничьи перчатки, возник словно бы из ниоткуда. Что-то подсказало Борре поостеречься, ибо заряженный арбалетный болт, вероятнее всего, имел железный наконечник. Эльф отклонился назад и взлетел выше, чем только вызвал улыбку Лучиана.

Пока Диаваль и Борра отвлекали на себя противника, Малефисента и Кеадда пытались найти способ вырваться на свободу. Тёмная фея надеялась, что им удастся вылететь в окно, ибо не было такого стекла, которое она не смогла бы разбить своими мощными крыльями. План этот оказался провальным. Стоило женщинам приблизиться к окнам, и они поняли, что осколки цветного стекла скрепляет не золото или олово, а грубое железо. Оконные рамы, покрытые тонким слоем серебра, так же оказались из вредоносного металла, как и колонны, расписанные под мрамор. Прекрасный зал оказался настоящей клеткой для фэйри. Малефисента замерла, смотря, как Кеадда, словно испуганная птица, мечется от стены к стене, пытаясь выбраться на волю, но везде натыкается на железо, сокрытое от чужих глаз за красивой оболочкой. Для них оставался только один путь — наверх. Куски витража, составляющие свод потолка, были достаточно большими, для того, чтобы выпустить их.

Пора было прекращать игру, в которую Лучиан втянул их. Пламя, появившееся на кончиках пальцев тёмной феи становилось всё более плотным, пока не приняло форму большого шара. Без зазрения совести Малефисента пустила его в сторону короля. Огонь не задел его, но заставил отпрыгнуть к стене и потерять равновесие. Курок арбалета был спущен и опасный для тёмных эльфов болт вонзился в стену. Борра с улыбкой хищника посмотрел на Лучиана, но не нападал, продолжая кружить вокруг него. Второй огненный шар отогнал оставшихся в бою рыцарей от чёрной пантеры. Диаваль держался с достоинством, победив большинство противников, но его ранили, и кровь текла по его груди и лапам, пропитывая шерсть.

В запертом зале становилось жарко. Призвав силу Феникса, Малефисента уничтожила все витражи в зале, впуская освежающий поток воздуха, при котором пламя занялось только сильнее. Загорелись деревянные стулья, и Диаваль оказался в кругу огня.

— Наверх, быстро! — приказала Малефисента Кеадде. — Освободи нам выход!

Эльфийка послушно взмыла к потолку, но едва она набрала высоту, как заметила очередную подлую ловушку короля Лучиана.

— Осторожно! — крикнула она вниз, когда с потолка начали сыпаться крупные железные колышки.

Неизвестно, на что рассчитывал король Этельреда, устанавливая такую неуправляемую ловушку, но сработала она весьма эффективно. Тонкий слой воска, расплавившись на жарком воздухе, отпустил замаскированные под потолком железные колья. Кеадда, Борра и Малефисента зависли на высоте, стараясь не двигаться, ибо бездумные попытки увернуться только усугубили бы ситуацию, но их всё равно задело в разной степени. Тёмная фея вздрогнула от неожиданной боли, когда острое железо распороло кожу на правой руке. Густая алая кровь потекла по пальцам, капая вниз на пол. К счастью, никто не пострадал серьёзно, а ведь при неудачном стечении обстоятельств железные колышки могли бы пронзить их насквозь. Гораздо хуже пришлось людям. Те стражи, которые были связаны плющом остались висеть у стены вне зоны поражения, но те, что ещё оставались в бою, пытаясь спастись, только пришли к неминуемой гибели. Советники, до того мирно лежавшие на полу, подали признаки жизни, когда колья протыкали их конечности. И пока министры бешено кричали и извивались в агонии, Лучиан, вставший в заранее отведённую нишу, хохотал, словно безумец.

Когда атака закончилась, Малефисента испуганно посмотрела вниз. Диаваль потерял свой звериный облик и снова обратился в человека. Его грудь и бока заливала кровь. По сравнению с этим несколько царапин, которые получили тёмные эльфы были ничтожны. Малефисента почувствовала боль, несравненно более сильную, чем от железа. Фея издала жуткий крик, и её объял огонь. Он полыхал в её глазах, и, казалось, что даже сквозь стиснутые зубы из её нутра прорывается пламя Феникса. Тёмная фея спустилась ниже и обдала Лучиана потоком раскалённого воздуха, зависнув над его головой.

— Сегодня ты победил, Лучиан Этельредский, но скоро я вернусь! — прокричала Малефисента в гневе. — Клянусь, ты пожалеешь, что я не заколдовала тебя, ибо участь твоя будет страшнее любого из проклятий!

— Всё возвращается на круги своя, — рассмеялся король. — И вот ты снова не хранительница мира, а злая фея, что сыпет проклятиями на род людской. Дурная слава никогда не оставит тебя, о, Малефисента!

Фея обернулась на Диаваля. Молодой мужчина спрыгнул со стола, но не мог идти, ибо от любого движения раны его открывались и кровоточили. Измученно он посмотрел на Малефисенту, а затем потерял сознание, упав на пол.

— Борра, быстрее, помоги мне! — позвала тёмная фея. Гнев её утих под гнётом волнения за своего друга.

Тёмный эльф спустился на пол, потоком воздуха сбив окружавшее его пламя. Он поднял обмякшее тело Диаваля, прижал его к себе и медленно поднялся вверх. Кеадда уже вылетела через оплавленные железные решётки, оставшиеся от потолочного витража, и вылетела наружу, ожидая остальных. Краем глаза Малефисента заметила, как Лучиан снова поднимает арбалет. Тёмная фея ударила в его сторону своей магией, даже не задумываясь о последствиях. Её занимала сейчас лишь безопасность Борры и Диаваля. Малефисента так же медленно последовала за Боррой, замыкая процессию, и все вместе тёмные эльфы наконец-то оказались на свободе. День только начинался, но им казалось, что с момента, когда они прибыли в Этельред, прошла целая вечность.

Весь путь до общины Малефисента тешила себя размышлениями о том, что она могла бы завершить начатое и, окончательно превратившись в птицу Феникса, спалить Этельредский замок до тла вместе с королём. Руины этого дворца, облепленные красной глиной, легко стали бы частью Красного Леса, и на его развалинах нашли бы свой дом эльфы и феи. Эти мысли приносили малое облегчение, ибо тёмная фея не могла перестать корить себя за то, что подставила своих союзников и привела их к опасности. Слишком рано Малефисента поверила в человеческую доброту. В чём-то Лучиан Этельредский оказался прав на её счёт. Наивность была ей не к лицу.

* * *

На острове Общины их ждали с победой, но приветственные возгласы быстро стихали, стоило эльфам заметить кровь на теле Диаваля, которого нёс Борра. Малефисента ловила их пустеющие взгляды и чувствовала глубочайшее разочарование. Многие невзгоды преодолели тёмные эльфы и многие смерти видели, но то было задолго до прибытия Малефисенты. Они привыкли жить мирно и тайно, но тёмная фея взбудоражила их своим появлением и снова заставила выйти в свет. Кровь от крови Феникса, Мать Общины так они звали её, и эти имена накладывали обязательства. Вот только матери должны заботиться о своих детях, а не возвращать их домой, покрытыми запёкшейся кровью. Диаваль не был тёмным эльфом, но многие успели его узнать и принять. Многие понимали, сколь близок он Малефисенте, и именно его она не уберегла. Коналл не позволил бы себе такую ужасающую небрежность.

Тёмная фея ничего не объясняя привела спутников к своему дому, находящемуся в дупле гигантской секвойи. После долгого напряжённого полёта ноги Малефисенты отказывались слушаться её, и Кеадда, поддержав фею под руку, помогла ей спуститься по ступеням витой лестницы. Борра, проследовав за ними, уложил стонущего от боли Диаваля, который потихоньку приходил в себя, на круглую постель Малефисенты, сотканную из мягких ветвей, сухой травы и перьев.

Оказавшись в своём гнезде вдали от чужих глаз, Малефисента смогла сосредоточиться и призвать на помощь силу Феникса. Вспышки едва заметных желтовато-оранжевых огоньков пробежали по её коже. Она залечила свои раны, а затем взялась за пустынных эльфов. Малефисента нежно прикоснулась к бёдрам и плечам Кеадды, к спине и рукам Борры, стирая кровавые раны как нарисованные. Тёмные эльфы слаженно поблагодарили её за дар. Малефисента неловко улыбнулась им, а затем посмотрела на Диаваля. Ворон лежал на её постели не двигаясь, и только белая разодранная грудь едва заметно вздымалась и опадала, доказывая, что он ещё жив. Малефисента глубоко вдохнула, пытаясь успокоиться, и сразу же пожалела об этом. Всё её жилище уже успело пропитаться солёным запахом крови. Запахом мокрого железа, которое ассоциировалось только со смертью. Огонь Феникса, растекавшийся по венам тёмной феи, погас.

Малефисента малодушно отвела глаза и повернулась к пустынным эльфам. Они наблюдали за происходящим, явно испытывая разочарование и некую настороженность. Ей не надо было спрашивать, чтобы понять, о чём они думают. Сила Феникса, которая давала надежду тёмным эльфам, находилась в крови Малефисенты, не способной взять себя под контроль в столь ответственный момент.

— Кеадда, — властно приказала Малефисента, чем заставила эльфийку вздрогнуть. — Отправляйся к шаману из тропиков и принеси мне всё необходимое для лечения Диаваля.

— Может стоит позвать целителя сюда? — неуверенно предложила Кеадда, заламывая пальцы. Она посмотрела на раны Ворона, и тут же напряжённо отвернулась.

— Нет, сейчас я сама займусь его ранами, — ответила тёмная фея с мягкой улыбкой. Ей было приятно, что эта девушка, найдя в Диавале друга, так за него беспокоится. — Поверь мне, я сделаю всё возможное, чтобы он выжил и поправился.

Пустынная эльфийка молча кивнула и покинула гнездо.

— Это всё не твоя вина, — сухо произнёс Борра, посмотрев прямо в глаза Малефисенты. — Но я обязан доложить о произошедшем Общине.

— Сперва смой с себя кровь и отдохни, прошу тебя, — спокойно ответила тёмная фея. — И передай всем, кто захочет тебя послушать, что я, как Мать Общины обязана нести ответственность за те неверные решения, что приняла. Завтра я поговорю с главами кланов, а позже донесу все новости до Альстеда. Они должны знать, что происходит в Этельреде, где на троне сидит венценосный безумец.

Борра покинул Малефисенту, а через четверть часа вернулась Кеадда, и в распоряжении тёмной феи оказались порошки, мази, повязки и благовония. Оставшись наедине с раненым другом, Малефисента тут же раскурила целительные травы. Диаваль, несколько раз вдохнув терпкий густой дым, перестал стонать и открыл глаза. Она присела рядом с ним и улыбнулась, когда Ворон окончательно пришёл в себя.

— Моя Госпожа, — с придыханием произнёс он, заметив фею. — Простите, что подвёл Вас.

— Не говори глупостей, — тихо ответила Малефисента, проводя холодной ладонью по его разгорячённому лбу. — Ты сражался отважно, но сейчас нам надо раздеть тебя, чтобы я смогла заняться твоими ранами.

Диавалю пришлось повиноваться. С помощью тёмной феи он снял свой изодранный плащ. Любое движение давалось ему с трудом, и Ворон старался по большей части не двигаться, но Малефисенте было не в тягость сейчас о нём позаботиться. Рубашку пришлось разорвать и стянуть по кускам, всё равно от неё остались одни лоскуты. Потревоженные раны на белом торсе снова начали кровоточить, раскрываясь, как страшные цветы, и Малефисента внимательно осмотрела Ворона, оценивая, сколько всего придётся сделать.

— Госпожа, не смотрите на меня так пристально, мне становится неловко, — произнёс Диаваль с лёгкой улыбкой.

— Помнится, когда я превратила тебя в человека, то лицезрела в более непристойном виде, — заметила Малефисента и тоже улыбнулась. — И тогда ты так не смущался.

— Что ж вы хотели от дикого ворона? — спросил Диаваль, попытавшись пожать плечами, но тут же застонал от боли.

— Не шевелись, — строго произнесла фея, сразу забыв про флирт и улыбки.

Диаваль замер и примолк, став образцовым пациентом. Малефисента омыла и осторожно перевязала его раны на груди и боках. На спине нашлось только несколько царапин, которые не требовали лечения. Фея сочла это хорошим признаком, раз никто из этих вышколенных стражей не смог зайти к нему с тыла. Закончив с торсом, она начала ощупывать ноги Ворона, чтобы не пришлось заставлять его снимать брюки. Руки её осторожно сжимали ступни, икры и бёдра, проверяя их на наличие ранений и переломов.

— Ноги в порядке, правда, — произнёс Диаваль, удивительно ловко перехватив её ладонь раньше, чем она коснулась места рядом с завязками бридж. — Так, мелкие царапины.

— Оу, — вырвалось у Малефисенты, когда она поняла, что едва не пощупала молодого мужчину в самом интимном месте.

— Вы так мило делаете это «оу», — Ворон улыбнулся, кладя её ладонь себе на грудь. — Ваши губы складываются в такое очаровательное колечко, что так и хочется их целовать.

— Ну, так целуй, — просто ответила фея, стараясь скрыть внезапно одолевшее её смущение.

Она склонилась над Диавалем, и, придержав волосы, приникла своими губами к его. Накрыв их обоих куполом из крыльев, Малефисента согревала своего раненого друга. Нежные осторожные поцелуи тёмной феи покрывали тело Диаваля. Она боялась потревожить свежие раны, но Ворон, опьянённый своей любовью, мало заботился о собственном здоровье. Он шикал и вздрагивал от неприятных ощущений, но продолжал целовать Малефисенту в алые губы, нежную шею, в прикрытые негой веки. Он запускал пальцы в её длинные чёрные волосы, и целовал их. Они никак не могли насытиться друг другом. Прошедшая битва сделала их ещё ближе.

Многое переменилось в жизни Малефисенты, но когда дело касалось любви, она всегда чувствовала себя той девочкой, которая ещё знала, что это такое, но всегда боялась снова стать той женщиной, которой разбили сердце. Где-то в глубине души фея была уверена, что Диаваль никогда её не предаст ни за золото, ни за корону, ни за власть, но страх жил в ней, и отступал только тогда, когда Малефисента чувствовала его поцелуи, наполненные искренней нежностью.

От терпкого пьянящего дыма трав они скоро покорились усталости и уснули в объятиях друг друга, забывшись на весь остаток дня.

* * *

Ночью Диаваль так и не пробудился, но ему требовался длительный сон для восстановления. Малефисента почувствовала себя отдохнувшей и покинула гнездо, выйдя на широкую разлапистую ветвь, чтобы немного подышать чистым ночным воздухом. Она взлетела чуть выше и уже приготовилась присесть на своё любимое место, откуда открывался чудесный вид на остров и на поляну, где в янтаре был заточён всемогущий Феникс, но вдруг из-за ствола секвойи показался Борра. Он двигался в ночи как хищник, будто бы подкрадывался к жертве, а не к своей покровительнице.

— Ну, как поживает твой птенчик? — спросил он с лукавой усмешкой. — Зализала его раны?

Малефисента смерила его долгим уничижительным взглядом. Никто в общине не позволял себе так фамильярно разговаривать с ней, кроме Борры. Фея разумеется, считала своим боевым товарищем и верным другом, однако, порой, пустынный эльф начинал докучать ей. Хуже того, сегодня утром в составе группы, он вёл себя совершенно иначе, но оставшись с Малефисентой наедине, решил снова показать своё истинное лицо.

— Пора прекратить это, Борра, — осадила его тёмная фея. — Твоя глупая ревность ни к чему не приведёт. Ты и сам прекрасно знаешь, что я не люблю тебя. И ты не любишь меня. Я хочу, чтобы ты перестал заблуждаться на этот счёт.

— Я никогда не заблуждался, о, кровь от крови Феникса, — Борра осторожно ступил на край ветви и медленно приблизился к Малефисенте. Как всегда он дерзко нарушил её личное пространство. — Позволь мне доказать это.

— У тебя нет для этого ни малейшего шанса, — отрезала она. — Ты полюбил меня такую, какой я являюсь сейчас — сильную, обладающую даром Феникса, но ты никогда бы и не посмотрел на ту, что лишилась своих крыльев, что в ярости и в горе бродила по Топким Болотам, нагоняя тьму. Что наложила проклятье на маленькую девочку, и упивалась этим. Легко любить прекрасную тёмную фею, не так ли? А бескрылую злую ведьму ты мог бы полюбить?

— Ты думаешь, что этот воронёнок любит тебя? — усмехнулся раздосадованный Борра. — Он делает только то, что приказано госпожой, которая когда-то спасла ему жизнь. Он следует за тобой, стоит всегда за твоей спиной и лезет в самое пекло, только потому, что считает себя чем-то обязанным тебе. Это не любовь. А сейчас он попросту опасен для нас. Я смирился с его присутствием на острове и сегодня помог спасти только из любви к тебе. Но если он делает тебя слабой, отошли его в Альстед, пока не поздно.

Малефисента сжала губы. Отчасти Борра был прав. Изначально Диаваль действительно руководствовался исключительно долгом, но постепенно, за много долгих лет, что они провели вместе, он взрастил в своём сердце то чувство, которое ему пришлось скрыть, ибо Малефисента презирала истинную любовь, считая её инструментом, которую люди и им подобные используют для того, чтобы причинять другим боль. Тем не менее, Диаваль добился своего. Его признание было весьма неудачным, но он смог достучаться до сердца феи, заставив его оттаять. И алая гвоздика, которую он принёс, до сих пор хранилась у неё в шкатулке, которую подарила Аврора, невольно посвящённая в тайну их романа. Засохший, но всё же прекрасный цветок, грел ей душу каждый раз, когда Малефисента хотела почувствовать чью-то любовь. Фея улыбнулась своим мыслям и повернулась к Борре.

— Ты ничего не знаешь о любви. Об этом жестоком и одновременно прекрасном чувстве. Мне жаль бедняжку Кеадду, которая действительно хочет сделать тебя счастливым. Ты недостоин её, потому что в твоём сердце нет для неё места. Это печально. Когда ты сам почувствуешь, что влюблён, расскажи мне об этом. Только не рассказывай, что любишь меня, ибо это ложь. Покинь меня сейчас.

— Однажды ты пожалеешь об этой ночи и о сказанных мне словах. Я всегда добиваюсь того, чего хочу. И ты не станешь исключением.

— А я тебе не трофей, — резко оборвала его Малефисента, и в её глазах вспыхнуло пламя. — Скажи, Борра, ты и сейчас считаешь, что Коналл спас меня зря? Слабую и умирающую покровительницу людей?

— Нет, — гневно бросил воин. — А вот я, похоже, зря спас вашего бесполезного слугу.

Борра отступил на несколько шагов, отвесил грубый поклон и улетел, оставив фею в одиночестве. Какое-то время им понадобится, чтобы восстановить прежние отношения, но Малефисента не жалела об этом разговоре. Сегодня она наконец-то поняла, какое место занимает Диаваль в её жизни. Старые страхи, как и старые проклятия, имеют привычку рассеиваться перед светом истинной любви.

* * *

Благодаря шаманам Общины раны Диаваля затянулись за несколько дней, оставив после себя сеть шрамов. Он всё ещё чувствовал себя паршиво, особенно сильно болели рёбра и грудная клетка, но это не мешало ему продолжать жить, как раньше. Сидя на поляне под деревом, подле заключённого в янтаре Феникса, Диаваль просто наслаждался новым днём вместе с Малефисентой. В такие моменты их никто не тревожил, и они были предоставлены друг другу.

— Знаешь, а я ведь хотела спалить Этельредский замок, — вдруг ни с того ни с сего произнесла тёмная фея, нарушив тишину.

— Так что ж не спалили? — Диаваль приоткрыл глаза и недоуменно воззрился на Малефисенту. — Этот сумасшедший король вполне заслужил подобное.

— Если бы я полетела одна, то сделала бы это, — ответила Малефисента. — Но тем самым только усугубила положение дел для Общины и Альстеда.

— Да, возможно, поступать так было бы неразумно, — дрёма окончательно оставила Ворона, и он выпрямился. — И всё же огонь нанёс Этельреду серьёзный урон.

— Потому что я поняла, что если совсем ничего не сделаю, то потеряю вас всех, — призналась фея. — И всё же, после столь явного предупреждения, Лучиану хватило наглости написать в Альстед гневное письмо и угрожать войной.

— Это как раз объяснимо, — ответил Диаваль, задумавшись над произошедшим. — И как я не разглядел его истинную натуру. Он казался мне таким глупым.

— Скоро мы повторим попытку нападения на Этельредского короля, — произнесла тёмная фея. — Совет Общины согласен, что нельзя останавливаться на середине пути и ждать, когда нас найдут и окончательно истребят. Альстед пока размышляет, стоит ли ввязываться в это противостояние, но я не виню короля Джона за предусмотрительность. Я не хочу, чтобы последствия этого столкновения как-то отразились на наших детях. Особенно на Селене. Но мы выступим, и очень скоро. Борра собирает отряд.

— Как прикажете, госпожа Малефисента, — ответил Диаваль спокойно. — Вот только я не полечу, ибо снова стану обузой для вас.

— Называй меня просто Малефисента, — вдруг попросила фея. — И ты полетишь.

— Нет, — Ворон покачал головой, и отвернулся.

— Ты нужен мне, Диаваль, — произнесла Малефисента, нежно повернув его лицо к себе.

— Наконец-то я дождался этих слов, — хмыкнул Ворон, и на его губах снова появилась улыбка.

— Я не справлюсь без тебя, Диаваль, — промурлыкала она неожиданно нежно, и их лица оказались совсем близко.

— Да, — прошептал он, почти ощущая ягодный вкус её поцелуев.

— И я люблю тебя, Диаваль, — шепча ему в губы произнесла Малефисента.

— Да… Стоп, что?!

Ворон резко отстранился и посмотрел на свою госпожу как на сумасшедшую. Его реакция, вероятно, позабавила фею, и она громко расхохоталась.

— У тебя такой вид, как будто я сказала что-то странное, — с притворно обиженным тоном сказала Малефисента. — А я, меж тем, ни капли не шутила.

Диаваль замер, шокированный произошедшим. Он так долго ждал ответного признания, что сейчас с трудом мог поверить в него. И та лёгкость, с которой Малефисента произнесла эти слова, заставляли Ворона всё больше сомневаться, не решила ли фея сыграть с ним злую шутку.

— Прошло всего каких-то двадцать лет, и вот я услышал от тебя признание в любви, — произнёс Диаваль, но голос его становился всё печальнее. — Мы были вместе так долго, что сложно представить. Шестнадцать лет растили Аврору, ещё два года ждали её замужества и вот, прошло в общей сложности двадцать лет, а мы уже стали крёстными для дочери Авроры и Филиппа. Мы с тобой ближе, чем старые супруги.

— Это и не плохо, — произнесла Малефисента, но в голосе её появились нотки тревоги.

— Полгода прошло с тех пор, как я признался тебе в любви, — продолжал Ворон, снова переходя на уважительный тон. — «Моё сердце страстно стремится к тебе» — сказала за меня алая гвоздика. Я понимал, что ты не сможешь сразу ответить мне той же любовью и той же преданностью, какую ношу я в своём сердце. Я ждал, но наши отношения остались прежними. Я прихожу тогда, когда тебе захочется, и исполняю всё, в чём нуждается моя госпожа. Между нами лишь мимолётная страсть, которая никогда не вырастет в любовь, потому что ты боишься этого сильного чувства. И что же вдруг переменилось? Я должен был оказаться на грани смерти, чтобы получить твоё признание? А что будет дальше, ты уже решила?

— Я не понимаю, — произнесла фея, и Диаваль видел, как погас огонёк в её чудесных золотых глазах.

— Прости меня, Малефисента, — прокаркал Ворон, и обратившись чёрной птицей, улетел вверх, скрывшись за деревьями.

Тёмная фея осталась одна. Впервые с тех пор как ей отрезали крылья она чувствовала себя так отвратительно. Вот только не было прежней ярости в её сердце, которая помогла бы преодолеть боль.

1) Разновидность фэйри, живущая возле водоёмов и обожающая грязь.

Вернуться к тексту

Едва только солнце коснулось верхних ветвей самых высоких деревьев, Малефисента расправила крылья и легко поднялась с постели. Настал день, когда судьба Красного Леса Этельреда будет решаться на Совете Общины и в Альстеде. Тёмная фея готовилась к этому моменту, хотя для себя уже всё решила. Но если она хотела поступить правильно, так, как будет лучше для всех, в одиночку ей не справиться. Она нуждалась в поддержке как людей, так и своих сородичей.

Малефисента оправила короткое нижнее платье из чёрного шифона и, поджав под себя ноги, опустилась подле большого зеркала с массивной резной рамой, которое преподнёс ей король Джон в дар от мастеров Альстеда. Фея поставила около себя шкатулку Авроры и достала из неё красивый, украшенный самоцветами деревянный гребень, который так же был подарком крёстной дочери. Зубцы гребня легко скользили по чёрным волосам феи, но утренний ритуал не доставлял ей привычного удовольствия. Не смотря на окружавшие её вещи, таящие в себе приятные воспоминания, мысли Малефисенты оставались мрачными. Фея тщательно расчесалась, превратив смятые во сне пряди в гладкий шёлк, но продолжить сборы ей мешал сухой цвет гвоздики, таящийся на дне шкатулки. Она смотрела на цветок и раз за разом возвращалась к тому вечеру, когда Диаваль оставил её в одиночестве.

Две ночи, прошедшие с того момента, казались Малефисенте вечностью, ибо она не смогла сомкнуть глаз. Умом тёмная фея понимала, что произошедшее между ними лишь итог недосказанности и недопонимания, но эмоции вырвались из-под её контроля и возобладали над голосом разума. Она снова чувствовала себя девушкой, возлюбленный которой сделал её счастливой, а затем хладнокровно предал. Малефисента прекрасно помнила ту ночь. Стефан опоил её, желая убить в угоду старому королю, но смалодушничал и лишь отрезал крылья, оставив своей любимой на память зияющие раны на спине и в сердце. После этого, стоило ей чуть задремать, кошмары тут же будили её. Фея боялась снова уснуть, но потом она нашла Диаваля, и с ним стало спокойнее. Малефисента могла забыться, зная, что верный слуга будет беречь её сон и отгонять ночные видения. А если госпожа просыпалась от боли и страха, то он тут же оказывался рядом и без стеснения подставлял своё плечо.

Малефисента подняла взгляд и посмотрела на себя в зеркало. Её яркие, пылающие зелёным огнём глаза оставались сухими. Ни единой слезинки она не пролила за эти два дня. Всё прошло, и она изменилась, и Стефан, которого она почти не вспоминала, не имел ничего общего с Диавалем. Фея была уверена, что и Ворон мучался бессоницей, желая поскорее воссоединиться с Малефисентой. Как ей хотелось самой нарушить это молчание и отыскать его, презрев гордость. Они бы могли всё решить и найти пути к сердцам друг друга. И эти две ночи они должны были не спать вместе, предаваясь ласкам.

Малефисента искренне не понимала, что сделала не так. Она наконец-то начала осознавать, что взаимно любит своего Ворона, и сказала ему об этом. Ведь люди так часто произносили слова «я люблю тебя», делая это с лёгкостью. Но Диаваль, прекрасно зная её, всё равно засомневался в искренности признания. Впервые Ворон отвернулся от неё в угоду собственным чувствам. Их отношения были далеки от идеальных, но он всегда оставался рядом, всегда стоял у неё за спиной, не смотря на обстоятельства.

В этот момент позади Малефисенты раздались какие-то шорохи, и фея невольно вздрогнула. Поспешно отложив гребень, она захлопнула шкатулку и через зеркало гневно воззрилась на того, кто посмел нарушить её утренний покой. Увидев мнущегося на пороге Диаваля, который держал перед собой как щит букет красных цветов, фея вспыхнула. Привычная волна гнева поднялась из её нутра. Малефисенте так хотелось уколоть его, ударить, не сильно, а только чтобы проучить, но пришлось подавить это желание. На лице Диаваля отражались печаль и смущение, и фея, увидев его таким, опустила руки на колени, погасив пламя. В её уколах не было толка, если между ними выросла стена непонимания. Малефисента кивком приветствовала Ворона и стала ждать, что он предпримет.

Приняв её кивок за жест благосклонности, Диаваль быстро спустился по ступеням и приблизился к фее. Малефисента следила за ним через овал зеркала, не оставляя без внимания ни единого жеста. Она соскучилась по своему птенчику, но ей не хотелось сразу дать ему понять это. В конце концов он действительно сильно задел её своим уходом. Диаваль, казалось, на ходу сочинял речь для феи, но не мог подобрать нужных слов. Он явно знал, что виноват, и Малефисента удовлетворилась этим. Опустившись на одно колено подле неё, Ворон протянул ей букет благоухающих алых гвоздик. Учитывая, что росли эти цветы только в Альстеде, Диаваль определённо точно не спал, и уже с утра успел слетать в соседнее королевство. Малефисента собралась с духом и, отвернувшись от зеркала, посмотрела на него напрямую.

— Я был не прав, — отрывисто, по-вороньи, бросил Диаваль. — Не прав. Не надо было оставлять тебя. Думал об этом всё время. Представляю, как сложно было тебе произнести слова признания, а я убежал, как оскорблённый мальчишка. Когда-нибудь я перестану поступать как круглый идиот, но клянусь, тогда тебе будет скучно со мной жить.

— Где ты был? — холодно спросила тёмная фея. — Почему сразу не вернулся?

— Боялся, что ты мне хвост поджаришь, — заявил Ворон с очаровательной улыбкой.

Малефисента сделала рывок вперёд, едва не повалив молодого мужчину, и заткнула его губы поцелуем. Она испытала порыв нежной привязанности к этому невыносимому Ворону, который вечно так преданно следовал за ней. Диаваль обнял фею за талию и притянул ближе к себе. Букет упал, и цветы рассыпались у их ног, источая свежий насыщенный аромат.

— Диаваль, прошу тебя, поверь, что я действительно люблю тебя, — прошептала она, оторвавшись от поцелуя. — Я уже не смогу без тебя.

— Спокойно, — с ироничной усмешкой на покрасневших губах произнёс Ворон. — Я знаю, как ты волнуешься перед Советом. Но не на столько же, чтобы раскидываться подобными признаниями.

— Ты невыносим, — Малефисента нервно рассмеялась, пряча лицо у него на груди.

Фея даже смутилась. Диаваль читал её, как раскрытую книгу. Да, этот поцелуй был не столь признаком страсти, сколь желанием на секунду усмирить волнение, бушевавшее внутри неё. Сегодня на Совете должно было всё решиться. Достойны ли жители Красного Леса спасения, или же жизни и спокойствие тёмных эльфов важнее этого. А вместо того, чтобы продумывать речь в защиту фэйри, Малефисента всё это время думала лишь о своём утерянном возлюбленном.

— Прошу прощения, что я вас прерываю, — раздался рядом нежданный женский голосок.

Малефисента и Диаваль отпрянули друг от друга и посмотрели в сторону выхода из жилища, откуда на них взирала совсем юная эльфийка джунглей.

— Совет начинается, и все ждут только Вас, госпожа Малефисента, — с поклоном доложила девушка и, безуспешно стараясь больше не смотреть на пару, неуклюже ретировалась.

— Вот, нам пора, — произнёс Диаваль вставая на ноги и подавая фее руку. — Все ждут твоих мудрых решений.

— Как это всё не вовремя, — раздосадовано заметила Малефисента, удаляясь за ширму, где уже ждало парадное чёрное платье, в котором она намеривалась явиться на Совет.

— Ничего, — неловко утешал её Диаваль, пока фея переодевалась. — Как только всё останется позади, у нас будут все вечера мира. Все закаты и рассветы мы посвятим друг другу. И мы поговорим обо всём, обещаю.

Фея вышла из-за ширмы и посмотрела на своего Ворона с улыбкой. Он успел собрать развалившийся букет и воткнул его в вазу из цветного стекла, которую Малефисента когда-то конфисковала из домика трёх нянюшек-пикси. Тёмная фея почувствовала, как непрошенная слеза скользит по её ресницам и смахнула её. Диаваль говорил и вёл себя так, словно им не предстояло вести нескончаемую войну с глупостью и жестокостью. Малефисента знала, что на Этельреде дело не закончится. Другие королевства, полные маленьких фэйри, а так же правителей, не всегда добрых и справедливых, будут ждать её помощи.

— Ты несчастна, моя госпожа? — спросил Диаваль с улыбкой.

— Нет, я счастлива, — отозвалась она, подавая ему руку. — Вот только ты даже не представляешь, что наделал. Мы должны освободить Красный Лес от тирании короля Лучиана, но как я буду думать о спасении беззащитных фэйри, когда хочу думать только о тебе?

— Раньше же ты как-то справлялась, — Ворон галантно коснулся губами кожи её запястья. — Справишься и теперь.

* * *

На лобном месте, которое находилось в центре сложного лабиринта каменных ходов над обителью, собрались практически все взрослые тёмные эльфы. Раньше Ворону сюда был путь закрыт, словно ребёнку, и он даже не представлял, где находится это сакральное место, каждый раз ожидая Малефисенту на выходе из пещер. Сегодня его впервые пригласили, но он, сопроводив тёмную фею, отстал и старался держаться позади всех, чтобы не привлекать внимание.

Зал собраний, где решалась судьба крылатого народа, представлял из себя большую круглую пещеру, испещрённую ходами, ведущими во всех направлениях. Потолок зала терялся во тьме, и определить его высоту можно было по лучу света, падавшему прямо в центр, очерчивая ровный круг на каменном полу.

Когда в зале воцарилась тишина, вперёд, к краю светового круга, вышли четыре главы. От тундры — Удо, белый как лунный свет, со слегка раскосыми глазами. Как и большинство эльфов, обитающих в снегах, он одевался в многослойные белые одежды свободного покроя. Удо взял на себя роль учителя для всех рождённых в Общине детей, чем снискал огромное уважение у всех тёмных эльфов. От пустыни выступил Борра, боевой лидер Общины, как всегда хмурый, из-за чего его кожа казалась ещё больше похожа на засушливую землю, на которой он когда-то родился и жил. Народ пустыни предпочитал короткие причёски или косы, а так же одежду из дублёной кожи, плотную, похожую доспехи. Пустынные эльфы всегда были готовы сражаться, но по этой причине их племя на данный момент оставалось самым малочисленным. Вперёд опираясь на посох, вышла старая шаманка Рания, предводительница джунглей. Её сопровождала взрослая внучка Шрайк, унаследовавшая от бабушки дар предвидения и целительства. Шрайк была невероятно хороша собой, статная и высокая, с чёрными волосами, заплетёнными в замысловатые косички, которые украсила нитками и перьями. Диаваль подозревал, что Рания когда-то выглядела так же, хотя сейчас она стала ниже ростом, в её седых волосах больше не было украшений, а слабые поредевшие крылья волочились по земле. За их спинами собрался пёстрокрылый народ джунглей, все как один смуглые и темноволосые. Их тела покрывала не столько яркая одежда из лёгких тканей и кожи, сколько рисунки натуральной краской. От племени лесов выступала Малефисента, глава Общины, унаследовавшая этот титул от Коналла. Лесные эльфы предпочитали коричневые и зелёные оттенки в одежде, носили простой крой и простые причёски, и Малефисента, не смотря на то, что состояла с ними в родстве, сильно выделялась среди прочих.

Диаваль тянулся, стараясь разглядеть за рогатыми головами свою госпожу, как вдруг чьи-то тонкие пальцы коснулись его ладони. Ворон повернулся и увидел Кеадду. Девушка лучезарно улыбнулась ему и тут же обняла, повиснув на шее. Диаваль с не меньшим пылом притянул её к себе. Кеадда приняла его как друга с первого дня, и никогда не делала различия между Диавалем и тёмными эльфами. Ворон был ей благодарен за это тепло и крепкую дружбу, и старался отвечать взаимностью. Отстранившись друг от друга, они, продолжая держаться за руки, прислушались к главам Совета.

— Мы обратились к духу великого Феникса в своих молитвах, — громко объявила Шрайк. — Великий Феникс покинул свою янтарную тюрьму, пересёк тёмное море, поднялся по водопаду и влился в реку, ставшую причиной раздора в Этельредских землях. Мы узрели, и воистину, всё так, как я говорю. Каждый раз, когда слуги короля забирают с берегов реки глину, они приносят вред не только живущим, но и разоряют тысячи могил фэйри. Их духи вопиют в гневе и страхе, и бродят неупокоенные, как вампиры, пожирая своих живых собратьев. Увидев эти мрачные видения, я безоговорочно считаю, что нужно призвать короля Лучиана Этельредского к порядку. Но великая шаманка Рания против этого.

— Дай мне самой сказать, дорогуша, — прохрипела Рания. — Я думаю, что мёртвые не стоят наших жизней. Мы можем найти для оставшихся фэйри Красного Леса новый дом. Хотя бы это будут и Топкие Болота. А Лучиан пусть забирает остатки глины, которая без участия фей вскоре станет бесполезной грязью. Так он будет наказан за жадность.

Мнения эльфов джунглей разделились, и на какое-то время пещеру наполнил их галдёж. Те, что помоложе рвались в бой вслед за Шрайк. Старшее поколение, умудрённое опытом, склонялось к мнению Рании. Малефисенте пришлось призвать их к порядку, чтобы выслушать другого эльфа.

Вперёд медленно ступил Удо, держа руки скрещенными на груди, упрятав ладони в широкие рукава своей накидки. Он повернулся к Малефисенте, словно желал разговаривать с ней одной, и медленно поклонился. Тёмная фея склонила голову в ответ, прежде, чем выслушать главу тундры.

— Ты должна думать о детях, — заявил Удо со своим северным акцентом. — Нас осталось так мало. Кто позаботится о будущих поколениях, если мы все начнём воевать и раз за разом погибать на чужбине? Совсем недавно мы пережили конфликт с королевой Ингрит в Альстеде. Я могу рассказать, сколько тёмных эльфов погибло в том сражении, и сколько детей осталось сиротами. Не нужно продолжать это безумие. Нас и так слишком мало.

Как всегда предводитель эльфов тундры был немногословен, но белоснежное племя поддержало его. Тёмным эльфам, живущим в суровых погодных условиях, наверняка всегда приходилось бороться за выживание. Кроме того, Удо, воспитывавший всех детей Общины, ценил будущее поколение превыше всего. Малефисента не успела ничего ему ответить, как навстречу Удо в круг света выступил Борра, вынуждая оппонента вернуться в тень.

— А как защитить детей, если не сражаться? — бросил в противовес военачальник, и ему дружно вторили эльфы пустыни. Даже Кеадда воинственно выбросила вверх руку вместе со всеми. — Я уже собрал отряд сильных и бесстрашных воинов среди моего клана. Мы готовы выступить в любой момент, не взирая на то, что думают остальные. Если не показывать раз за разом, что мы их не боимся, как мы вернём отнятые у нас земли? Наш вид старше людского! И мы всегда были хранителями прежде всего беззащитных фэйри, оберегая их существование от вмешательства человека! И мы, и наши предки, и наши потомки должны знать, за что стоит проливать кровь! Красный Лес священное место, достойное, чтобы за него умереть!

— Уж не ты ли решил погибнуть за морем? — скрипуче спросила старая шаманка, с усмешкой на морщинистых устах приближаясь к Борре.

Слушая троих представителей, Диаваль диву давался, как предшественнику Малефисенты удавалось мирить столь непохожих эльфов. Воистину, Коналл обладал сильным даром убеждения. Диаваль начинал переживать за свою госпожу.

Малефисента вышла вперёд, обвела взглядом глав, готовых начать спорить. Сейчас она выглядела статной и гордой, как самая настоящая королева, хотя ещё утром он сжимал её в объятиях, такую нежную и потерянную, и целовал, стоя на коленях. Диавалю стало жарко и щёки вспыхнули сами собой. За это непостоянство он и полюбил свою госпожу, в конце концов.

— Я понимаю и принимаю все ваши опасения, — объявила тёмная фея. — Я и сама страшусь потери того чувства безопасности и хрупкого равновесия, которое мы приобрели. Но стоять в стороне, когда страдает маленький народец, увы, не могу. Я лишилась родителей, когда была совсем крохой, и меня воспитали фэйри Топких Болот. Казалось бы, та, чьи родители погибли сражаясь с человеком, должна испытывать страх перед людьми. Но я не боюсь. Король Лучиан безумен. Он опасен для всего Этельредского королевства, для своих подданных и для живущих рядом фей. Избавить мир от этого тирана — самое малое, что я могу. Я не требую жертвовать всеми и каждым, но прошу мой народ пойти за мной. А после я отправлюсь в Альстед и добьюсь помощи наших друзей. Тёмные эльфы и люди теперь будут сражаться вместе!

Диаваля тронула проникновенная речь Малефисенты, он хотел бы поддержать её одобрительным возгласом, но все остальные молчали. Ворон почувствовал себя неловко. Члены Совета не произнёсли ни слова, обдумывая услышанное.

— В твоих словах есть доля правды, Матерь, — хрипло сказала Рания, первой нарушив тишину. — Мои крылья уже не те, я давно не была за морем, но помню далёкую землю, с которой нас изгнали, и скучаю по ней. Если кто-то из эльфов джунглей захочет пойти с тобой, я не буду препятствовать, даже если это будет моя внучка.

Шрайк поклонилась бабушке, а затем посмотрела на Малефисенту, и ударила себя кулаком в грудь. Диаваль знал, что этот жест означал у тёмных эльфов многое, в том числе и проявление крайней степени чести и уважения.

— Я сам пойду с тобой, — вдруг подал голос Удо. — Я не такого почтенного возраста, как наша великая целительница, но тоже многое пережил. Я думаю, что если увижу Красный Лес и самого короля Лучиана Этельредского, смогу изменить своё мнение.

Малефисента кивнула ему в знак признательности.

— Решено, — огласила тёмная фея. — Как только я достигну согласия с правительством Альстеда, мы выступаем!

На этом собрание было окончено, и тёмные эльфы понемногу стали покидать лобное место через многочисленные туннели. Малефисента оставалась в центре светового круга, провожая своих многочисленных собратьев.

Диаваль остался стоять возле стены у одного из ходов, ведущих на нижние уровни острова. Большинство тёмных эльфов уходя даже не смотрели на него, озадаченные обсуждаемой на совете темой, другие бросали заинтересованные или осуждающие взгляды. Поравнявшись с Вороном, Борра поднял на него взгляд и помрачнел. Проходя мимо он ударил Диаваля плечом, при этом фыркнув, как разъярённый бык. Ворон едва сам не свалился в ход, но удержался на ногах. Пустынный эльф с самодовольной улыбкой скрылся в лазе.

— Что это с ним? — поинтересовался Диаваль у Кеадды, когда та приблизилась.

— Лесные эльфы преподносят подарки, — каким-то безжизненным голосом отозвалась подруга. — Эльфы тундры строят гнёзда, яркие эльфы джунглей украшают себя, демонстрируя наряды и рисунки на коже. Но если пустынный эльф хочет завоевать своего избранника или избранницу, то добывает любовь в бою. Мало кто из наших образовывает пару, не выпустив сопернику кровь. Готовься, потому что это только начало. В конце Борра вызовет тебя на поединок. Постарайся не дать ему убить себя.

— Послушай, Кеадда, я не намерен вступать ни в какие глупые поединки, и провокации Борры мне безразличны, — раздражённо отозвался Диаваль. — Борра вообще не лучший кандидат для кого-либо ни было.

Не сразу сообразив, что эти слова могли обидеть подругу, Ворон обернулся, но Кеадда уже стояла к нему спиной и слабо всхлипывала. Плечи девушки нервно подрагивали, и Диаваль протянул руку, чтобы погладить её по спине и успокоить. Пустынная эльфийка, словно почувствовав это, взмахнула крыльями, отталкивая его, и мгновенно скрылась в одном из верхних лазов. Похоже, что говорить не думая, тем самым невольно обижая дорогих ему женщин, входило у Диаваля в привычку.

Глупая безответная влюблённость в Борру приносила Кеадде лишь разочарования, а тот, словно в насмешку над девичьими чувствами, игнорировал её, отдавая предпочтение Малефисенте. Пустынный воин втягивал их всех в какие-то любовные треугольники, в которых никому, кроме него, не нравилось находиться. Обратившись в птицу, Диаваль намеревался лететь за подругой, но лишь только он начал набирать высоту, как оказался перед лицом тёмной феи, парившей над полом. В зале уже никого не осталось, кроме них. Ворон раздражённо каркнул.

— Диаваль, мы летим в Альстед, — напомнила ему Малефисента с мягкой улыбкой. — Но у тебя есть немного времени, чтобы догнать Кеадду и поговорить с ней.

Тёмная фея и ворон пролетели через верхние пещеры и поднялись над островом. Тёмно-синие волны и чистый небосвод соприкасались на горизонте, но острый птичий глаз нигде не замечал тонкую фигурку знакомой девушки. Диаваль сделал круг, обогнув остров, но его подруга успела скрыться в неизвестном направлении. Ворону ничего не оставалось, как нагнать Малефисенту и лететь за ней в королевство людей.

* * *

Альстед стал для Малефисенты и Диаваля вторым домом. В присутствии Авроры, Филиппа и короля Джона они могли чувствовать себя непринуждённо. Слуги настолько привыкли к визитам тёмной феи и её спутника-оборотня, что уже не шарахались от них. Впрочем, даже пристальные взгляды, которые Малефисента часто ловила на себе, не тревожили её. Тёмная фея тоже постепенно привыкала к людям.

Во дворцовой комнате, отведённой для приватных встреч, собралась вся королевская семья. Аврора сидела на мягкой софе у горящего камина и медленно качала колыбель Селены. Диаваль, перевесившись через спинку софы, из-за плеча Авроры наблюдал за мирно спящей малышкой. Для него и сама Аврора совсем недавно была такой же крохой, и Ворон убаюкивал её, ибо глупые нянюшки додуматься до подобного оказались не способны.

Принц Филипп, король Джон и Малефисента сидели за большим круглым столом чуть поодаль. На столе беспорядочной кучей лежали письма короля Лучиана, написанные красными чернилами, блестящими в свете свечей. Как оказалось, глина из этельредского леса годилась и для этого. Филипп был задумчив и напряжён, обычно добродушный король Джон хмурился, а Малефисента молча взирала в сторону своей приёмной дочери, следя за её мерными движениями и слушая колыбельную, которая та мурлыкала себе под нос. Пение да потрескивание дров — вот всё, что разбавляло царившую в зале тишину.

Лицо Малефисенты казалось безмятежным, но её пальцы судорожно сжимали посох, с помощью которого она словно искала дополнительную точку опоры. Она уже поделилась с присутствующими своими планами на счёт королевства Этельред, и после этого воцарилось тягучее всеобщее молчание. Джон и Филипп в одинаковых позах, поставив локти на стол и прижав кулаки к подбородкам сидели в задумчивости, смотря на бумагу, расчерченную резкими буквами, которые несли в себе враждебные послания и обещание скорой расправы.

— Я не заставляю вас идти на войну, — произнесла Малефисента, нарушая молчание. — Мне достаточно уже того, что в случае плохого исхода, Аврора и Селена окажутся под вашей протекцией и защитой.

— Нет, нет, я так не могу, — устало произнёс король Джон, всплеснув руками. — Я отправлю с вами один корабль. Гордость королевского флота с полной командой. Это Парящий Грифон, самое быстроходное судно по эту сторону моря. Он доберётся к берегам королевства Этельред за пару дней.

— Спасибо, — произнесла тёмная фея, положив свою ладонь поверх руки короля и слегка сжав. — Это правда очень важно для нас.

Король Джон слегка погладил Малефисенту по запястью, будто она была его сестрой, а не равной по званию правительницей, но тёмной фее такая непроизвольная забота оказалась даже приятна. Она в принципе питала к королю Альстеда добрые чувства, что иногда удивляла её саму, но человеку иного склада она бы Аврору не доверила.

— Я отправлюсь с вами, — вдруг заявил Филипп, посмотрев прямо в глаза Малефисенте.

— Нет, — резко ответила она прежде, чем кто-то другой успел среагировать. Малефисента научилась уважать принца, но брать его с собой не намеревалась. — Филипп, ты не моряк и не самый хороший воин. Ты нам не нужен.

— А если наши люди не будут вас слушаться? — не сдавался он, не отводя взгляд. — Из-за предрассудков?

— Тогда нам не нужны ваши люди, — ещё более мрачным тоном произнесла тёмная фея. Её глаза полыхнули огнём феникса. — Со мной будут лучшие воины Общины. Уж с кораблём мы как-нибудь справимся.

Малефисента скривила губы в оскале. Ей бы очень хотелось проучить нахального мальчишку, но не при Авроре и Джоне, разумеется. Не смотря на явную враждебность феи, Филипп продолжал смотреть на неё в упор, будто эта настырность могла что-то изменить. Мальчик словно не понимал, что скоро будет Альстедским королём, и хотел умереть в первой попавшейся драке.

— Прекратите этот спор, — остановил их король Джон, заставив разорвать зрительный контакт. — Команда Парящего Грифона отправится с Вами. Они не подведут, это я гарантирую. Это надёжные воины и верные слуги королевства.

— И всё-таки я хочу отправиться с ними, — обратился Филипп к отцу. — Хочу лично поговорить с королём Этельредским, если это будет возможно. Вдруг представится шанс обойтись без радикальных мер. Без войны.

— А вдруг Лучиан Этельредский не захочет с тобой говорить, а просто выстрелит в корабль горящим ядром из катапульты? — холодно поинтересовалась Малефисента. — На каком обломке Парящего Грифона мне потом тебя искать?

— А что ты намерена делать с королём Лучианом? — Аврора, оставив дочь на попечение Диаваля, встала и приблизилась к столу.

Тёмная фея сжала губы в тонкую нить, ибо этот вопрос оказался ей крайне неприятен, но затем всё-таки соизволила ответить:

— Всё зависит от самого короля Лучиана. Если он добровольно отречётся от престола, то ничего.

— Вы же понимаете, что такого не будет? — осторожно поинтересовался Филипп, приняв своё поражение в споре.

— Понимаю, — спокойно сказала Малефисента.

— Но ты не можешь просто убить его, — заявила Аврора. Не смотря на категоричный тон, тёмная фея услышала в её голосе мольбу.

— Я могу, — Малефисента не любила разбивать надежды Авроры, но иногда ей приходилось. — Король Этельреда безумен и пощады не заслуживает.

— Так-то оно может быть и так, — сказал король Джон, перебирая письма. — Но дело в том, что за всё время правления Лучиана в его королевстве никогда не было беспредела. Никогда он не арестовывал невинных, никогда жители страны не бежали от его несправедливости. Даже разбойников в этих краях очень мало. Поэтому решение убить короля или лишить его трона может быть воспринято народом Этельреда неправильно. Люди вполне способны поднять бунт, и тогда Красному Лесу будет угрожать ещё большая опасность.

— Я приму этот совет к сведению, — отозвалась Малефисента, прекрасно осознавая, что далеко не все тайны Лучиана Этельредского становятся известны в других королевствах. — Но если он не оставит мне выбора, то придётся что-то предпринять.

Тёмная фея встала и подошла к камину, давая понять, что совещание окончено. Диаваль, заметив её приближение, улыбнулся, продолжая качать крохотную девочку в колыбели. Малефисента склонилась над Селеной, мирно сопящей и сжимающей в кулачках своё одеяльце. Если ради кого она и станет жалеть Лучиана, то только ради Селены. Маленькая принцесса не поймёт, если её крёстная фея окажется злодейкой, а не спасительницей.

— Постарайся, прошу тебя, — тихо произнесла Аврора, подойдя к Малефисенте. Она словно прочла мысли крёстной матери. — Я знаю, что ты не плохая. Я уже ошибалась в тебе, но больше никогда.

Тёмная фея посмотрела на неё, протянула руку и нежно погладила по щеке. Аврора по прежнему оставалась той юной девушкой, которую полюбила Малефисента, но уже не была ребёнком. Аврора повзрослела и сама стала матерью, любящей и заботливой. Сердце тёмной феи разрывалось от мысли, что один неверный шаг может разлучить их навсегда.

— Спасибо, что веришь в меня, чудище, — тихо ответила Малефисента и мягко улыбнулась. — Сделаю всё возможное.

* * *

Как и обещал король Джон, Парящий Грифон легко миновал тёмное море, и на исходе второго дня пристал к Этельредским землям, гораздо южнее королевского порта. Трёхъярусная галея с деревянной фигурой мифического полульва-полуорла под острым носом оказалась удивительно незаметной, не смотря на свои размеры. На борту корабля прибыла команда из двадцати пяти человек, умелых моряков и хороших мечников, под предводительством отважного капитана Рейнарда Данна. Сэр Рейнард и его мореходы были страстно преданы короне и с гордостью исполняли порученную им миссию. Присутствие на галее тёмных эльфов, с которыми приходилось сотрудничать, этих людей не смущало и не беспокоило. От Обители в поход на Этельред отправились пятеро эльфов тундры, включая Удо, шестеро лесных эльфов, десятка эльфов джунглей и Шрайк, пятнадцать эльфов пустыни вместе с Боррой и Кеаддой. Всеми, и людьми и эльфами, руководила Малефисента, в чём ей помогал Диаваль, который продолжал исполнять роль преданного слуги, несмотря на возникнувшие между ними чувства.

Когда корабль бросил якоря, спустил паруса и прочно встал на волнах, Диаваль вышел на палубу и пригласил глав Общины пройти в капитанскую каюту. Удо, Шрайк и Борра проследовали за ним без лишних вопросов. В небольшой, но уютно обставленной комнате тёмные эльфы застали сэра Данна, крупного рыжебородого мужчину, Малефисенту и Кеадду. Они склонились над столом, на котором лежали два больших бумажных полотна. Одно, более старое, представляло из себя карту Этельреда, взятую из королевской библиотеки Альстеда, а на другом чернилами от руки был не слишком умело намечен план замка короля Лучиана. Диаваль очень старался нарисовать дворец как можно лучше и точнее, и потратил на это всё свободное время в пути, но ему стало неловко от того, что Малефисента выставила данный план на всеобщее обозрение. Ворон коротко поклонился своей госпоже и встал позади неё рядом с Кеаддой.

Малефисента оторвалась от карт и вышла навстречу Борре, Удо и Шрайк, ждущих объяснения. Пустынный эльф уже раздувал ноздри в гневе, предчувствуя то, что могло ему не понравиться. Кеадда потупилась, делая вид, что разглядывает план, но щёки её покраснели. Диаваль, как и Малефисента, осознавал, что составлять план за спинами ближайших соратников — это не совсем правильно, но менять что-то было уже поздно. Его, Кеадду и капитана Рейнарда посвятили в детали предстоящей операции, и распределили роли. Тёмной фее оставалось только донести всё до остальных и надеяться, что они прислушаются. Главная причина, по которой Борру, Шрайк и Удо не пригласили сразу, состояла в том, что они были слишком разными. Малефисента не могла разрываться на части, пытаясь угодить всем.

— Мы отправляемся на разведку, — без лишних прелюдий объявила Малефисента, встав напротив глав тёмных эльфов. — Я, Диаваль и Кеадда.

— А как же мы? — Борра обвёл рукой себя, Удо и Шрайк, но, несомненно, имел ввиду только себя.

— Прежде, чем кто-то из вас успеет возмутиться, я объясню своё решение, — прервала его тёмная фея. — Я хочу скрыть нас с помощью магии и таким образом проникнуть во дворец. Ночью будет выставлена максимальная охрана, и мы посмотрим на них. Возможно, у нас появится шанс отыскать какие-то ловушки, спрятанные Лучианом. И поскольку я не могу взять с собой многих, равно как и не могу отправиться одна, то остановила выбор на Диавале и Кеадде, наиболее незаметных и ловких моих спутниках.

— Всё это не имеет смысла, — дерзко бросила Шрайк. — Промедление может стоить нам победы, а то и жизни.

— Я ценю вашу смелость, — произнесла Малефисента. — Но как Матерь Общины могу принимать самостоятельные решения. Нам требуется больше подготовки до начала активных боевых действий. Выступить ночью, после двух дней, проведённых в море — это безрассудство. А кроме того, я хочу, чтобы Лучиан знал о нашем приближении.

— Благородно, — заметил Удо. — Но не лучше бы застать его врасплох? Вы утверждаете, что он безумец. И, хуже того, умный безумец. Кто знает, какие капканы Лучиан Этельредский способен расставить на тёмных эльфов?

— Если мне суждено стать убийцей, я должна знать, что мой враг отдал жизнь в равном бою, — твёрдо сказала тёмная фея. — Даже если это ненавистный мне человек.

— И что нам делать до вашего возвращения? — спросила Шрайк, поумерив свой пыл.

— Вы останетесь на галее, и если что-то пойдёт не так, возьмёте на себя командование, — ответила Малефисента. — Я дала капитану надёжные указания на случай, если мы не вернёмся. На рассвете Парящий Грифон атакует королевский порт. Нападение будет быстрым и беспощадным, и отвлечёт на себя внимание.

— Не извольте беспокоиться, госпожа фея Малефисента, — уважительно произнёс сэр Рейнард, подтверждая своё согласие с планом. — Если придёт нужда, мои парни сделают всё как надо.

Малефисента кивнула капитану, в знак солидарности, а затем продолжила:

— До начала атаки Удо и трое-четверо других эльфов отправятся в Красный Лес, чтобы защитить фейри. Лес небольшой, и фей там осталось очень мало, поэтому сложностей возникнуть не должно. Если мы проиграем сейчас и война затянется, воспользуемся предложением шаманки Рании и увезём фэйри с собой. Расставание с родиной будет болезненно для них, но не столь болезненно, как жизнь под гнётом тирана. Когда феи окажутся под защитой, Борра и Шрайк поведут оставшихся крылатых воинов в наступление. Действуйте с предельной осторожностью. Помните, что как бы сильны мы ни были, Лучиан действительно умён и хитёр.

— Мы всё поняли, — коротко ответил Борра, но внимание его было направлено не на Малефисенту. Пустынный эльф по-прежнему сверлил взглядом Кеадду, которая посмела не доложить своему командиру о происходящем, хотя вины девушки тут не было.

— А если вы вернётесь до рассвета? — уточнила Шрайк.

— Если удача будет на нашей стороне, то по возвращению мы вместе разработаем более подробный план, — пояснила Малефисента. — Но прежде нам нужно знать наверняка с кем и с чем мы имеем дело.

— Обещайте, что не станете вершить правосудие в одиночку, — настоятельно попросил Удо. — Не нужно убивать короля, если того не потребуют обстоятельства.

— Клянусь, — Малефисента сжала ладони учителя в дружеском жесте. — Скажите нашим воинам готовиться, и ждите рассвета.

— Пора, госпожа, — напомнил Диаваль, деликатно встав рядом и взяв её за локоть. — Стемнело.

* * *

Малефисента откланялась, попрощавшись с союзниками, и вышла на палубу. Диаваль следовал за ней, ведя под руку притихшую Кеадду. Тёмная фея остановилась у борта и скинула с себя плотную мантию, защищавшую от промозглого морского воздуха. Оставшись в чёрном костюме, который облегал её тело как вторая кожа, Малефисента расправила крылья. По правую руку от неё встал Ворон, с другой стороны подошла Кеадда. Они взлетели одновременно: Диаваль, обернувшийся птицей, и две тёмные эльфийки.

Едва достигнув берега, Малефисента призвала магию и скрыла их от любопытных глаз, превратив в тени, сливающиеся с небесами. Никто не должен был заметить лазутчиков, даже простолюдины. Погода сыграла им на руку: собиралась гроза, и стражей на крепостных стенах больше заботили мысли о том, как бы не промокнуть на посту. На западе уже бушевал гром, и чёрное небо расчерчивали яростные изломанные молнии.

— И помните, ни шороха, ни писка, — тёмная фея напутствовала Диаваля и Кеадду. — Скажете хоть слово, и наш защитный покров спадёт.

Малефисента ещё на корабле успела объяснить своим спутникам, что заклинание сокрытия, которому она научилась не так давно, работало хорошо, но звук, а так же яркий свет, могли легко разрушить его. Говорить имел право лишь творящий заклинание, и то, не расходуя слова попусту.

Тёмная фея направила процессию во внутренний двор, и они зависли в воздухе над знакомым витражным куполом с большой дырой посередине. Снаружи от зала переговоров когда-то находился пышный благоухающий сад, а сейчас не осталось ничего, только жалкие пеньки и развороченная земля, присыпанная пеплом. Лучиан в одночасье уничтожил прекрасные цветы и деревья, которыми, несомненно, гордился, и в мысли Малефисенты проникло неприятное подозрение.

Они влетели во дворец через разбитый потолок и осторожно опустились на пол. Здесь ничего не изменилось с момента их ухода. Перевёрнутые стулья, железные колья, вонзившиеся в пол, брошенные в беспорядке помятые и поцарапанные щиты, обломанные копья и пятна засохшей крови на полу и столешнице. Зал наполнял сладостно-гнилостный аромат разрубленных лиан, перевесившихся сквозь разбитые окна. Отвратительная и мрачная картина, оставленная как напоминание, заставила Малефисенту сильнее возненавидеть Лучиана, хотя, казалось бы, дальше уже некуда.

Лазутчики вышли в коридор. Ступали медленно, едва дыша, чтобы не разрушить наложенное заклятие, замирали при каждом подозрительном звуке. Диаваль превратился в человека, чтобы указывать путь, а Малефисента и Кеадда подняли крылья и прижали их к телу, чтобы ничего не задеть и не издать даже шороха. Стражи внутри дворца оказалось очень мало, даже меньше, чем на стенах, а слуги уже спали на нижних этажах. Диаваль показал Малефисенте где находится псарня, оружейная и пыточная. Тёмной фее очень хотелось получше изучить эти места, но она опасалась обнаружения. У разведки имелась конечная цель, и Малефисента намеривалась её достигнуть. Не заметив никаких явных ловушек на первом этаже, она потребовала, чтобы Ворон показал путь в личную приёмную Лучиана. Диаваль успевший более-менее узнать замок, пока притворялся обычным почтовым вороном, повёл их по узкой винтовой лестнице для слуг прямо куда нужно. Приёмной служил тот самый зал с балконом, с которого король надменно взирал на них в день переговоров, умело изображая пьяного фанфарона.

Небольшой зал с высоким потолком, теряющимся в темноте, освещал тускло горящий камин. Убранство зала выглядело весьма роскошным, но Малефисента разглядела не дорогую мебель и расшитые золотом портьеры, а искусственный лес, изображённый на стенах. Гобелены с искусным шитьём, изображающих птиц или животных, резвящихся меж деревьев, лепнина на стенах и, увы, чучела животных над каминной полкой. Это в который раз доказывало, что в Лучиане нет ничего святого, и чужая жизнь для него не дороже атласной ленты, пущенной на праздничный камзол.

— Я же сказал, у него есть чучела, — прошептал Диаваль и поёжился, смотря на обезображенные трупы животных над каминной полкой. Между оленьих и кабаньих голов висели и птичьи тельца, в том числе большой чёрный ворон с распростёртыми крыльями. — Не дайте мне оказаться на этом месте даже при дурном раскладе.

Малефисента почувствовала, как задрожали магические волны её заклинания. Она хотела было обругать своего невоздержанного на язык возлюбленного, но её внимание привлек необычный элемент обстановки. Чуть сбоку на фоне тёмно-зелёных гардин стоял небольшой столик, накрытый как для ужина. Тёмная фея приблизилась. Вместо еды в глубокой миске было налито молоко. Малефисента хмыкнула под нос. Она понадеялась, что застанет короля врасплох, но не вышло. Лучиан оказался действительно достойным противником.

— Добрый вечер, король Лучиан, — громко произнесла тёмная фея. — Скверно вы приветствуете своих гостей.

Фея взмахнул руками, и все свечи в зале зажглись от её магического пламени. Заклятие невидимости окончательно рассеялось при свете.

— И вам доброго вечера, фея Малефисента, — Лучиан вышел из-за зелёной портьеры, за которой виднелась миниатюрная дверка, ведущая на потайную лестницу. — Вам и вашим спутникам. Рад нашей встрече, хотя очень не вежливо приходить без приглашения. Даже такая нечисть должна это понимать.

— И всё же, Вы меня явно ждали, — тёмная фея махнула рукой в сторону миски с молоком. — Вы полны сюрпризов. Правда, обычно подношение оставляют на пороге или за окном⁽¹⁾.

— Вы сразу распознали бы подвох, и не зашли так далеко, — с хитрой улыбкой заметил Лучиан. — А мне очень хотелось представить вам мою королеву. Новая королева Этельреда — Ингрит!

Малефисента лишь фыркнула, когда после торжественного объявления из-за дверки позади Лучиана вышла мать Филиппа. Статная фигура, надменный взгляд, презрительно искривлённый изгиб губ — она ничуть не изменилась с их последней встречи. Если в Альстеде она предпочитала белое, то в качестве Этельредской королевы полностью облачилась в агрессивный красный. Королева держала в руках заряженный арбалет. Похоже Лучиана и Ингрит действительно объединяло многое, в том числе любовь к этому виду оружия. Увидеть старого врага для Малефисенты было даже отрадно. Всё равно, что встретить давнего друга. Её нутро приятно напряглось. Несомненно, эта засада со стороны королевских особ являлась предвестником к очередной ловушке.

— Что ж, хочу заметить, что мы и не думали показываться вам на глаза, — Малефисента пристально следила за всеми жестами людей, пока не зная, чего от них ожидать. — Как вы узнали о нашем приближении?

— Это интересно, — Лучиан задумчиво посмотрел куда-то мимо оппонентов, словно мысленно пребывал где-то в другом месте. — Позвольте, я расскажу одну весьма занимательную историю, и Вы сразу всё поймёте. Нас с Вами связывает больше, чем можно представить. Все думают, что мой предок Дегхельм Этельредский уничтожил хранителей Красного Леса, дабы уберечь своих подданных, но всё произошло не так. Много лет тому назад одна из хранительниц вашей расы полюбила его, и чувства оказались взаимны. Разумеется, и отец Дегхельма, основатель королевства Этельред, и родители той тёмной эльфийки выступали против подобного союза. Влюблённого Дегхельма это не останавливало, а эльфийка Амани была готова пойти за ним даже на край света и отречься от своей семьи. Союз двух столь разных существ не мог принести ничего хорошего. Вы-то, госпожа Малефисента, это понимаете лучше прочих. Дегхельм отравил отца и мать, и быстро стал новым полноправным правителем Этельреда. Он забрал Амани к себе в замок и сделал своей королевой. Предчувствуя гнев тёмных эльфов, Дегхельм напал на Красный Лес и вырезал всю семью своей жены — отца, матерь, дядьёв, тёток, сестёр и братьев. Представив сию кровавую расправу как войну против вражеской нечисти, Дегхельм завоевал расположение своего народа. Никто больше не судачил о пассии короля, и люди со скрипом, но приняли коронованную фею. Сама же эльфийская королева была ослеплена своей любовью и никогда и не спрашивала, что же стало с её родными. Тайна их печального исхода стала известна ей случайно. Тогда Амани связала себе крылья железными цепями и бросилась с окна самой высокой башни головой вниз. Дегхельм был безутешен. У него не осталось никого, кроме мерзкого полукровки, которого Амани успела родить и вырастить. Эльфийка рожала несколько раз, но выжил только этот, почти человек, уродец с наростами на голове и горбом вместо крыльев. Дегхельм скоро умер, оплакивая свою умершую любовь и кляня себя за её гибель. Горбун Хадда, по прозвищу Уродец, стал новым королём Этельреда. Все личности, когда-либо заикавшиеся о его внешности отправлялись на плаху независимо от статуса. Но ни ужасная слава, ни внешнее уродство не помешали Хадде жениться на дочери правителя небольших соседних земель, которые присоединились к Этельреду после смерти отца невесты. Девушка оказалась почти так же уродлива, как и сам Хадда, и засиделась в девах, но этот союз оказался крепким и выгодным им обоим. Говорят, Хадда Уродец действительно любил свою жену, а она обожала его, и их ужасный союз быстро дал свои плоды. Дети королевской четы на удивление выросли не столь некрасивыми, как родители. Эльфийская кровь была заметна в них в разной мере, но самую красивую девочку Хадда удачно выдал замуж за весьма достойного мужчину. Передав своей дочери бразды власти, Хадда обеспечил Этельреду процветающее будущее. Бывший купец, ставший вдовцом, был несказанно рад жениться на дочери короля, и править от имени своей супружницы после смерти Хадды, пока та нянчила многочисленный выводок. Ветвь этельредских королей оказалась очень плодовитой как по женской, так и по мужской линии, многие дети умирали во младенчестве или детстве или кончали с собой, став старше, но те, что выживали, давали большое потомство. Так постепенно эльфийские корни затерялись в череде новых поколений. Иногда те или иные черты всплывали наружу, но искусство врачевания никогда не стояло на месте. Даже мне, когда я был всего двух недель от роду, отрезали острые кончики ушей, доставшиеся в наследство от эльфийской пра-пра-пра-прабабки. Но увы, вместе с эльфийской кровью нам достались не только физические отклонения. В голове есть то, что не вырежешь ланцетом⁽²⁾. Я слышу. Каждый раз, как я посылаю своих слуг в Красный Лес, то слышу его крик. Я слышу мольбы о помощи, и мне приходится с этим жить ради своего народа. Ради своего настоящего народа — людей. Я пытался вырубить Лес, но стало только хуже. Иногда это меня терзает, и внутренние органы скручивает словно железным ободом. Но я не сдамся, ибо я выжил, единственный среди своих братьев и сестёр, не для того, чтобы наложить на себя руки. Я не дам своему роду угаснуть, даже будь он трижды проклят.

Длинный монолог Лучиана завершила сверкнувшая снаружи молния и громовой аккорд. Через открытый балкон воздух доносил запах дождя, но над Этельредским замком небо пока ещё не пролило ни капли.

— Теперь всё встало на свои места, — Малефисента совершенно спокойно выслушала исповедь короля, и не дрогнула. — Так вот почему Вы так старательно окружаете себя имитацией леса, но при этом ненавидите настоящую живую природу. Вот почему у замка был такой прекрасный сад, который Вы холили и лелеяли, но хладнокровно приказали вырубить, несомненно, ради любви.

— Это щедрый свадебный подарок, потому что прелестный носик моей любимой королевы не должна оскорблять отвратная пыльца, — Лучиан улыбнулся и запечатлел поцелуй на тыльной стороне ладони Ингрит. — Какую я испытывал в процессе головную боль, и не описать словами. Проклятая нечистая кровь. Но у неё есть и преимущества. Я чувствую магию. Меня не так-то просто застать врасплох.

Снова, как и в день переговоров тёмная фея ощущала, будто осталась с королём Этельреда один на один, а остальные — лишь театральная массовка, нужная для того, чтобы сцена не казалась пустой. Никто до сих пор не вмешивался в диалог, и Малефисенте пришлось осмотреться, чтобы убедиться, что она не осталась в одиночестве. Диаваль и Кеадда находились рядом, стоя чуть позади Малефисенты. Тёмная фея прочитала по выражениям их лиц все эмоции. Её спутников шокировало услышанное, но они ничуть не испугались. Чего нельзя было сказать об Ингрит. Королева замерла, не смея даже пошевелиться, и на фоне красного платья её лицо казалось белым, как мел. Рука королевы расслабилась, опустив арбалет вниз, но Лучиан судорожно продолжал сжимать кисть её свободной руки, не давая шанса к отступлению. Малефисенте стало жаль её, совсем немного. Правда о её новом муже, вероятно, разбила в дребезги всю жизнь этой женщины, но заниматься спасением Ингрит не входило в планы тёмной феи.

— Мы уходим, — достаточно громко произнесла Малефисента, давая понять всем окружающим, что их встреча окончена.

— Я так не думаю, — мягко сказал Лучиан.

Где-то в стенах заскрежетало, зашуршало, заскрипело и с потолка вниз на огромной скорости обрушилась большая клетка. Малефисента отскочила, взмахнув крыльями, а сетчатый купол с грохотом и звоном накрыл Кеадду. Девушка от страха метнулась на прутья, но они жестоко обожгли её, оставив на коже красные воспалённые полосы. Эльфийка в огромной железной клетке трепетала, как птица в силках, и не могла выбраться. По щекам Кеадды мигом потекли слёзы от боли и отчаяния.

— Развитие механики — вот что я предпочитаю, — прокомментировал Лучиан, с явным удовольствием наблюдая за происходящим. — Магия вымрет, а механика подарит нам будущее.

Диаваль среагировал моментально. Он не заметил, в какой момент король, болтая о своей родословной, чуть отодвинулся к стене и нажал на какой-то замаскированный рычаг, но подавил желание бросится на Лучиана и придушить его. Вместо этого Ворон запрыгнул на клетку и начал карабкаться к её верхушке. Разомкнуть прутья он бы не смог, но попытаться отцепить клетку стоило. Едва Диаваль схватился за крепление, цепь натянулась, и клетка быстро начала подниматься. Её деревянное дно захлопнулось, как мышеловка, едва не сломав ногу пленнице. Кеадда вскрикнула и сжалась на жёстком полу из прочного дерева, пытаясь не касаться окружающих её со всех сторон прутьев.

Диаваль зарычал от злости. Крюк, на котором висела клетка, нельзя было сдвинуть под давлением груза. Даже если бы у него получилось, то при падении с такой высоты Кеадда непременно бы покалечилась. Робкие слёзы девушки уже превратились в душащие её рыдания.

— Не плачь, прошу тебя, не плачь, — Ворон спустился, чтобы видеть глаза подруги. — Я тебя освобожу.

Диаваль смотрел на лицо Кеадды, покрасневшее, залитое слезами, и понимал, что за последние два дня он впервые видит её так близко. На корабле пустынная эльфийка нарочно избегала его, не давая шанса поговорить и извиниться, так сильна оказалась её обида. Сейчас же она, такая уязвимая, снова нуждалась в надёжном друге рядом, и Ворон был готов простить её упрямство. Диаваль не мог её потерять, не мог оставить врагу.

— Улетай, — сквозь слёзы произнесла Кеадда. — Улетай, иначе она убьёт тебя.

Диаваль обернулся и увидел направленный на него арбалет Ингрит. Даже в человечьем обличии он оставался вороном и имел зрение хищной птицы. Когда королева спустила тетиву, Диаваль качнул клетку, и болт просвистел мимо. Кеадда испуганно застонала, снова коснувшись железных прутьев.

На перезарядку уходило много времени, и Диаваль обернулся большим чёрным орлом. Подлетев под низ клетки он пытался когтями разомкнуть две половины пола, но сильный пружинный механизм крепко держал их вместе. Клетка остановилась, оказавшись под самым потолком. Диаваль, взлетел на край и снова принял облик человека. Его лоб покрылся испариной от бесплотного труда. Он судорожно соображал, в кого бы мог превратиться, чтобы вызволить Кеадду, но времени оставалось мало.

Мимо него пролетела Малефисента. Ворон даже не задумывался, где всё это время была его госпожа и почему не спешила на помощь.

— Диаваль, мы уходим, — сурово произнесла тёмная фея. — Мы должны вернуться до рассвета.

— Нет, госпожа, помоги, — Диаваль отчаянно умолял её. — Мы не можем бросить Кеадду!

Ворон посмотрел вниз. Ингрит уже перезарядила арбалет и пыталась прицелиться, но они находились слишком высоко.

— Диаваль, сейчас не время спорить, — осадила его Малефисента. — Или мы уйдём, или все здесь погибнем!

— Как ты можешь быть такой жестокой?! — в сердцах крикнул Диаваль.

Взгляд тёмной феи стал печальным, но она не злилась.

— Выбери меня, — попросила Малефисента. — Поверь мне, как много раз верил. И всё будет хорошо, я тебе обещаю.

— А если они убьют её? — спросил Ворон, и глаза его увлажнились.

Малефисента молчала, и Диаваль сдался. Взгляд, которым он одарил Кеадду, был жалким, извиняющимся, но попросить прощения вслух Ворон не мог. Его бы раздавил груз вины. Он всегда выбирал Малефисенту, даже когда выбор был непрост. Обратившись в птицу, Диаваль полетел вслед за тёмной феей через балкон прямо в грозовое небо, больше не оглядываясь. Дождь скрыл их отступление.

1) Ирландская традиция оставлять молоко снаружи на ночь, чтобы задобрить фей и лепреконов.

Вернуться к тексту

2) Остроконечный обоюдоострый хирургический ножичек.

Вернуться к тексту

На половине пути, когда дождь зарядил с такой силой, что сбивал в воздухе, тёмной фее пришлось подхватить ворона, чьи крылья слишком отяжелели от воды, и нести его до конца полёта, крепко прижав к груди. Когда Малефисента и Диаваль из последних сил рухнули на палубу Парящего Грифона, их, едва дышащих, больше похожих на утопцев, чем на живых, никто не стал расспрашивать о произошедшем. Только Борра смотрел на них осуждающе, но впервые не выказывал свою ярость. Как и прочие пустынные эльфы, их предводитель понял сразу: Малефисента и Диаваль не уберегли Кеадду.

Море оставалось неспокойным, волны бросали корабль, как игрушечную лодку, и непонятно, какие силы позволяли ему удержаться на плаву. Вся ответственность за их безопасность легла на плечи капитана Данна. Король Джон не обманул: Рейнард Данн был надёжным и смелым человеком, той крепкой породы, которая всё реже встречалась в этом мире. Капитан уступил свою каюту Малефисенте, а сам взял на себя командование моряками и тёмными эльфами, дабы все они могли пережить эту ужасную ночь.

Диаваль долгое время шатался по палубе, но сил его едва хватало, чтобы оставаться на ногах. Волны крутили и качали галею в безумной пляске, а дождь лил и лил, словно желая обрушить громыхающее небо прямо на их головы. Не пойми откуда взявшаяся Шрайк сурово ругаясь погнала Ворона греться, покуда он окончательно не ослаб и не вывалился за борт, попутно подхватив чахоточную болезнь. Только тогда Диаваль, всё ещё поглощённый думами, такими же мрачными, как грозовые тучи, отправился к своей госпоже. Он и сам понимал, что пора было вернуться к Малефисенте.

Подойдя к капитанской каюте, Ворон быстро распахнул дверь и тут же захлопнул её за собой, отрезая их от грозы. В каюте было сухо, тепло и тихо, не смотря на бушующую вокруг непогоду. Мигающий жёлтый свет нескольких масляных ламп освещал небольшую часть комнаты, и только качающийся пол под ногами напоминал о том, что всё неспокойно.

Малефисента не заперла дверь: она ждала. Диаваль опустил засов, обеспечивая им уединение. Ворон повернулся к своей госпоже и увидел, что она расположилась на маленькой койке, поджав под себя ноги. Тёмная фея уже сняла свой кожаный костюм и сменила его на тёплое свободное платье, кокетливо открывающее её острые плечи, и широкую накидку, которая могла согреть и обсушить крылья.

— Я знаю о чём ты хочешь говорить со мной, — тихо сказала Малефисента даже не смотря на него. — Я велела оставить твою подружку, и тебе горько от этого.

— Как хорошо ты меня знаешь, госпожа моя, — отозвался Диаваль и медленно приблизился к кровати, садясь у её ног.

— Ты должен понимать, что я сделала это не просто так, — тёмная фея подняла взгляд и наконец-то посмотрела на собеседника. — Сожалею, что пришлось отдать такой приказ. Поверь мне, иного выхода не было.

— Но почему ты не использовала магию? — встрепенулся Ворон. В глазах его показались слёзы, но он тут же утёр их тыльной стороной ладони.

— Ты же знаешь, что магия не даётся просто так, — ответила Малефисента. Голос её хрипло вибрировал, когда она стала говорить громче. — Чем могущественнее я становлюсь, тем больше сил затрачиваю на воплощение своих заклинаний. Если бы я исчерпала все свои силы, думаешь, мы бы смогли вернуться на корабль? Мы и так еле добрались. Я боялась, что если мы не успеем вовремя покинуть замок, то попросту утонем в этом дожде.

— Мы могли спрятаться в Красном Лесу, переждать грозу.

— А утром, если бы мы опоздали, то не смогли бы остановить атаку, которую я запланировала, и все наши друзья и союзники попали бы в лапы безумного короля Этельредского.

— Ты снова права, госпожа, но я так волнуюсь за Кеадду…

— Лучиан её не тронет, — тёмная фея изменила позу и прильнула к плечу Диаваля, не смотря на то, что он был весь мокрый. — Девушка станет залогом нашего возвращения, и король это знает. Даже если он соберётся её убить, то совершит казнь на глазах у всех, дабы ещё раз потешить свою гордыню, дабы напомнить самому себе, что его настоящий народ — это люди, а не эльфы. Что эльфийская кровь для него не более, чем рудимент.

— А ты умеешь утешать, — посетовал Ворон, ёжась от подобных мыслей.

— О, тогда иди ко мне и научи, как надо, — Малефисента коснулась ладонью щеки Диаваля, разворачивая его лицо к своему.

— Ты вся горишь, — Ворон вздрогнул, почувствовав прикосновение к обнажённой коже. — Проклятый дождь.

— Это не жар, а огонь Феникса, бушующий во мне. Каждый раз, когда я думаю о Лучиане, меня переполняет гнев, — Малефисента коснулась губами шеи Диаваля. — Помоги мне забыться сегодняшней ночью, прошу тебя.

Тёмная фея притянула его к себе. Её пышущие пламенем уста жадно впились в холодные губы Ворона.

— Нет, всё неправильно, — произнёс Диаваль, мягко отстраняясь. — Сегодня я не помогу тебе, потому что сам нуждаюсь в помощи. Я виноват перед тобой, что в очередной раз не пришёл вовремя и не начал этот важный разговор. Я виноват перед Кеаддой, что невольно оскорбил её и был вынужден оставить, даже если моё решение спасло жизни всем остальным. Как может утешать тот, на кого так сильно давит груз вины?

Ворон склонил голову на грудь своей госпожи, и Малефисента провела своими пальцами по чёрным волосам, мягким, как пёрышки, но всё ещё влажным от дождя.

— Ну, тише-тише, не кори себя так, — ласково отозвалась тёмная фея, снова заключая его в нежные объятия, но уже полностью лишённые страсти. — Всю вину я беру на себя в этот раз. В первую очередь я спасала тебя и совсем не думала о Кеадде. Но я действительно верю, что мы успеем всё исправить. Я бы никогда не пожертвовала этой девочкой, зная, что она дорога столь многим.

Диаваль молчал. Какое-то время они лежали, прижавшись друг к другу, и прислушивались к шуму, доносящемуся снаружи. К скрипу мачт и снастей, к крикам экипажа и к грому, который постепенно утихал, уходя вдаль и уводя за собой грозу.

— Сегодня всё будет по-другому, — наконец сказал Ворон, поднимая взгляд. — Не так, как раньше, страстно и скоротечно, отчего я чувствовал себя лишь бледной тенью, исполняющей чужую волю. Ты использовала меня и отталкивала, возводя между нами стены на том месте, где должны были быть мосты. Сегодня ты можешь довериться мне, ведь терновую стену ты давно разрушила, госпожа моя. Осталось уничтожить ту, что разделяет нас, чтобы вся боль и все страхи отступили. Я не знаю, откуда во мне эти чувства, эти ощущения, эта нежность, после всего, что произошло. Вероятно, я просто не могу не любить тебя, душой и телом, покорившись без остатка.

— Диаваль…

Голос тёмной феи дрогнул, и она так и не смогла произнести те слова, которые хотела. Ворон впервые за эту ночь улыбнулся, умиляясь той искренней растерянности, которую испытывала Малефисента. Он любил её, не смотря ни на что, любил её сильную и слабую. Он был готов уберечь свою фею от всех несчастий этого мира. По одному её слову Диаваль мог стать кем угодно, и она сама дала ему для этого силы. Но в этот раз трансформация не требовалась. В ярких зелёных глазах возлюбленной он видел то, о чём ещё боялись сказать её губы. Диаваль уже стал тем мужчиной, которого тёмная фея хотела видеть рядом с собой этой ночью и всегда после неё.

Ворон стянул с себя промокшую рубашку, брюки и сапоги, и предстал перед ней абсолютно нагим. Он позволил Малефисенте рассмотреть его, так, как она никогда не успевала раньше, в спешке занимаясь с ним любовью. Затем Диаваль осторожно снял с неё накидку и стянул платье, требовательно, но аккуратно, чтобы не испортить ткань. За окном дождь уже успокаивался, но небо оставалось таким же тёмным, никак не уступая рассвету. Ворон приглушил свет фонарей, создав в каюте полумрак, очерчивающий лишь тени предметов. Они остались наедине, посреди стихающей бури, полностью обнажённые. Очередной толчок волны о борт сбил Диаваля с ног и бросил его в объятия тёмной феи. Случайность дала начало новому порыву страсти. Какое-то время Ворон был смущён тем, что они занимаются любовью на койке капитана Данна, но потом эти мысли, как и прочие другие, покинули его голову.

Всё началось с редких поцелуев. Диаваль вёл, Малефисента подчинялась, постепенно втягиваясь в новую любовную игру. Они изучали друг друга с упоением, будто это был их первый раз. Тёмная фея следила за его реакцией, искала его точки наслаждения, в то время как Диаваль умело ублажал её, зная все слабости своей возлюбленной. Они смеялись вместе и шептали друг другу нежности, которые стоили очень многого. Везде, где они касались друг друга обнажённой кожей, вспыхивали ненасытные языки незримого пламени. Влюблённые полыхали вместе этой ночью, и вслед за страстью явилось долгожданное успокоение.

* * *

Утром Малефисента попросила Диаваля оставить её. Тёмная фея приняла это решение, отказав им обоим в удовольствии и дальше нежиться в объятиях друг друга, и Ворон понимал почему. Малефисенте требовалось подумать о судьбе короля Лучиана, которую она намеревалась свершить. Наскоро одевшись, Диаваль вышел из каюты. И пока его госпожа собиралась строить планы в отношении королевства Этельред, Диаваль решил лично взять на себя спасение подруги. А для этого ему требовалось предпринять очень нелёгкий шаг.

Диаваль вышел наружу и вдохнул свежий солёный воздух. Парящий Грифон ещё до рассвета снялся с якорей и отошёл от берегов Этельреда, не дожидаясь, пока их обнаружат люди Лучиана и вышлют на опережение королевский флот во всей своей мощи. В «вороньем гнезде» матрос наблюдал за берегом, дабы не пропустить возможную атаку. Галея медленно и спокойно дрейфовала на волнах. Когда вышло солнце, а дождь закончился, стало понятно, что Парящий Грифон пережил грозу хорошо. Палуба ещё оставалась мокрой и с такелажа капало, но солнце должно было всё высушить. Тёмные эльфы и люди отдыхали, прежде, чем приступить к устранению повреждений на корабле.

Борра сидел в одиночестве на планшире по правому борту, свесив ноги в сторону воды. Солнце било ему прямо в спину, отогревая намокшие за ночь крылья. Пустынный эльф, погружённый в свои думы, полностью игнорировал всё происходящее на корабле. Ворон решил, что настало время им поговорить, хотя существовала вероятность, что беседа может закончится дракой.

— Даже не подходи ко мне, — бросил крылатый воин, едва только краем глаза заметил приближение Диаваля.

— Брось, — как можно непринуждённей отозвался тот. — Ты сам знаешь, что у тебя есть вопросы. Я могу на них ответить.

— Я хочу услышать о том, что случилось от Малефисенты, не от тебя, — огрызнулся Борра, соизволив бросить на Ворона уничижающий взгляд.

— Никогда не любил брехливых псов, поэтому хватит лаять на меня, — заявил Диаваль, не двигаясь с места. — Я презираю тебя не меньше, чем ты меня, но сейчас это ничего не значит. Кеадда в плену у Лучиана, сидит в железной клетке, пока мы с тобой припираемся.

Борра взмахнул крыльями, резко взмыл в воздух и жёстко опустился прямо подле Диаваля, угрожающе нависнув над ним большой крылатой тенью.

— Назови хоть одну причину, почему я не должен выбросить тебя за борт прямо сейчас, — процедил пустынный эльф сквозь стиснутые зубы, наклонившись так близко, что Диаваль чувствовал его дыхание на своей щеке.

— Малефисента. Эта причина — Малефисента, — спокойно ответил Ворон. — Она приказала уходить, когда я продолжал безрезультатные попытки освободить Кеадду из клетки, и она же одобрила моё решение поучаствовать в спасении девушки снова, но уже с твоей помощью.

— Мнишь себя героем? — фыркнул Борра. Его взгляд ничуть не смягчился, но и прежней надменности в нём не наблюдалось. — Я сам её спасу, а от тебя одни беды, никчёмная птица.

— Послушать тебя, так выходит, что Кеадда тебе совсем не безразлична, — с вызовом заявил Диаваль.

— Кеадда никогда не была мне безразлична, — твёрдо сказал тёмный эльф, и тем не менее сделал шаг назад. — Мы с ней росли вместе. Но причина моего неприязненного к ней отношения вполне очевидна, если знать, что произошло у нас на родине.

— Просвяти же меня, будь любезен, — попросил Ворон, не отступая.

Тёмный эльф прислонился к борту и отвёл взгляд к горизонту. Диаваль подошёл ближе и встал рядом с ним.

— Ты ведь не уйдёшь, если не услышишь эту историю, — медленно начал Борра. — Там, где я родился, мои предки строили свои дома в пещерах, которые образовывались в скалах из песчаника. Наши с Кеаддой семейные гнёзда находились на соседних скалах. Мы жили скромной общиной в четыре семьи, но это были большие семьи, и много здоровых счастливых детей вырастало в суровой пустыне, которую люди боялись и уважали. Отчасти этот страх и уважение привили им мы, тёмные эльфы. И покуда люди жили в согласии с природой, наши расы сосуществовали в мире. Но человек тварь жадная и глупая по своей сути. Им было мало тех благ, что даёт пустыня, им хотелось больше. Больше травы и воды для их скота, больше мяса и шкур диких животных, больше земли для их овощей и фруктов, больше пространства под их дома. И в начале наши старейшины пытались предложить людям свою помощь, сделать так, чтобы никто не остался в накладе, но люди отвергли их и прогнали. Тогда и началась наша война. Мы, молодые эльфы, впитывали ненависть к людям с молоком матери, и учились сражаться едва наши крылья становились достаточно крепкими. Но люди не отступали, придумывая всё более изощрённые способы борьбы с нами. Кеадде всё это не нравилось. Эта девчонка, вопреки всяческому воспитанию и здравому смыслу, всегда имела склонность к восхищению людьми. Неисчислимое количество раз она терпела наказание за то, что приближалась к их поселениям, но это её не останавливало, так сильно она хотела подружиться с этими бескрылыми, не понимая насколько они могут быть опасны. И однажды, сама не ведая того, она привела людей из ближайшего селения к нашим домам. Ночью они заложили на наших скалах взрывчатый огонь и подожгли его, пока все спали. Наша община погибла, похороненная под камнями. Никто не избежал участи, кроме меня и Кеадды. Ночью эта девчонка снова сбежала к людям, а я поймал её и на половине пути и велел возвращаться домой. Моё сердце замерло, когда я услышал взрывы и увидел огонь, расчерчивающий небо яркими всполохами. Когда мы прилетели, пыль и дым клубились над тем местом, где раньше стояли могучие скалы. Я хотел броситься прямо в огонь, но Кеадда, эта слабая девчонка, удержала меня. Неизвестно, откуда у неё взялись силы на это, но она уберегла меня, когда раздался ещё один запоздалый взрыв. Мы лежали на земле, серые от пепла и грязи, волной накрывших нас, и не поднимались до самого рассвета. Утром спасать было уже некого. Вековые скалы превратились в кучи камней и песка. И тогда Кеадда удержала меня снова. Убедила меня уйти и не мстить людям.

— Ты последний, кто у неё остался, и позволял себе так мерзко с ней обращаться? — такой несправедливости Диаваль стерпеть не мог. — Она, которая всего-лишь хотела мира с людьми, и которая дважды спасла тебя от бессмысленной гибели, не заслужила такого отношения. Кеадда не виновата в том, что случилось.

— Если бы она не совалась к людям, всё было бы хорошо, — сурово произнёс Борра. — Кеадда совершила непростительную глупость, и за это была мной наказана.

— Ты отвратителен, — бросил ему в лицо Ворон. Пустынный эльф вздрогнул, будто его ударили по щеке, а затем оскалился и замахнулся на Диаваля. Тот смотрел на противника с равнодушием и даже не дрогнул:

— Ну давай, бей. Я даже не буду защищаться, если тебе от этого полегчает.

Какое-то время они смотрели друг на друга молча, как хищники перед схваткой. Диаваль уже размышлял о том, в кого бы превратиться, если Борра не сдержится, но тёмный эльф опустил руку и сам сделал шаг назад.

— Ты прав, — неожиданно тихо отозвался он. Пустынный эльф казался пристыженным и опечаленным. — Я поступал с ней, как последний ублюдок. Она долгое время считала меня старшим братом, а затем неожиданно влюбилась, на что я не ответил ей взаимностью. Я пренебрегал ей, даже когда мы, после долгих скитаний, были найдены Коналлом и примкнули к Общине, где обнаружили других своих собратьев. Там, на острове, вдали от людей, я нашёл своё призвание. Приводя в Общину всё больше потерянных эльфов, я настраивал их на борьбу с людским родом. Коналл не одобрял моих убеждений, но и не останавливал меня, видя большой потенциал. А ещё нас с ним объединяла вера в Феникса. Только Коналл считал, что Феникс придёт, чтобы защитить нашу расу, а я мечтал о том, как она сожжёт людей. И в то время Кеадда, которая только мешала моим планам, была мне не нужна.

— А потом появилась Малефисента, и ты подумал, что влюбился. Хотя даже не догадывался о том, что такое истинная любовь.

— Говоришь прямо как она. Теперь я понимаю, почему рядом с ней ты, а не я.

— И пока ты гонялся за женщиной, которая тебя не любила, Кеадда пыталась завоевать твоё сердце. Не так, как принято у пустынных эльфов, а по-своему, можно сказать по-людски.

— И всегда выбирала для этого самый неподходящий момент. Каждый раз, когда я хотел добиться расположения Малефисенты, Кеадда появлялась тут как тут, пытаясь привлечь моё внимание. Даже представить нельзя, как всё это меня раздражало. А ты поощрял чувства этой наивной девочки, глупая птица. Надеялся избавиться от соперника, да?

— Не суди всех по себе. Я поддерживал её, потому что она мой друг. Поверь мне, когда она наконец поймёт, что ты ей не пара, я тут же познакомлю её с более достойным парнем. Кеадда замечательная, и достойна лучшего. Ошибки, совершённые в юности, не делают её плохой.

— Именно поэтому ты здесь, а она где-то в Этельреде в железной клетке?

— Закрой свой рот, — огрызнулся Ворон. — Я не хотел уходить, но Малефисента настояла. Я ей доверяю целиком и полностью. Знаю, что она не подведёт. И всё-таки думаю о Кеадде каждую минуту, и ощущаю, что предал её дружбу.

— Если всё обернётся хорошо, то она тебя простит, — сказал тёмный эльф, улыбнувшись углом губ.

— Если всё обернётся хорошо, то она и тебя простит, — отозвался Диаваль. — Поэтому спасать её мы пойдём вместе.

— Согласен.

Ворон протянул руку, и Борра без промедления крепко пожал её.

* * *

Весь день Малефисента провела в одиночестве, не выходя из каюты. Капитан Данн благоразумно её не беспокоил, да и ему, погрязшему в трудах, было не до этого. Все члены экипажа Парящего Грифона и эльфы Общины занимались починкой корабля. Они уже знали, что тёмная фея решила нападать на рассвете, о чем Малефисента в общих чертах донесла Диавалю, когда тот зашел её проведать и уговорить съесть что-нибудь. Она кропотливо составляла новую тактику, не думая о времени, хотя при этом предыдущий вариант претерпел не слишком сильные изменения. К тому моменту, когда тёмная фея решила покинуть своё пристанище и вышла навстречу закатному солнцу, в плане оставался лишь один пробел — она не представляла, что станет делать, встретившись с Лучианом лицом к лицу. Как бы ни хотелось тёмной фее доставить ему невыносимую боль, она понимала, что это ничего не изменит, а может даже приведёт к новым проблемам.

Только оказавшись снаружи, Малефисента почувствовала, как спадает с неё напряжение. Для феи было странным и чуждым провести весь день взаперти. Не удивительно, что у неё даже разболелась голова. Ей требовалось развеяться и размяться, чтобы привести мысли в порядок. Проходя к носу корабля, Малефисента отметила, что моряки и эльфы привели судно в боевую готовность, хотя тут и там виднелись следы починки. Буря оказалась к ним благосклонна, насколько это было в её природе, и они отделались малой кровью. Тёмная фея приняла это за добрый знак. Её все приветствовали, и люди и эльфы, и Малефисента чувствовала родство с теми и с другими. Да, она не полюбила людской род, потому что знала, сколько в них злонамеренности, но ощущала зарождающееся приятие к тем, кто был этого достоин.

Немного постояв и дождавшись, пока спадёт головокружение, вызванное внезапным приливом свежего воздуха в её лёгких, тёмная фея расправила крылья и, пробежавшись по острому носу корабля, взлетела в небо, окрасившееся всеми тонами алого в отблесках солнца, опускающегося к горизонту. Море, отразив небо, тоже покраснело, будто в воду пролилась чья-то кровь. А ещё вода напомнила ей про реку из Красного Леса, реку, чьё дно устилала невероятно ценная глина, ставшая причиной раздора и чужих страданий.

Малефисента ожидала, что к ней кто-нибудь присоединится, как это часто бывало на острове Общины. Тёмные эльфы любили говорить о том, что в небесах никто не может быть одинок. Фея ожидала Диаваля, но ворон где-то запропастился, а вместо чёрной мельтешащей вокруг тени, Малефисента приметила белые крылья и белые одежды. Удо, как всегда галантно приветствовал её, умудрившись поклониться даже в полёте. Тёмная фея так же уважительно склонила голову. Она была не прочь такой компании. Присутствие Удо всегда умиротворяло её.

Они парили плечом к плечу и не произнося ни слова, пока солнце окончательно не скрылось под водой, уступив место ночи. Они ныряли в воздушных потоках, вместе взмывали вверх и падали камнем вниз, расправляя крылья только у самой воды. Они позволяли ветру нести себя, не сопротивляясь, или наоборот, летели ему навстречу. Малефисента полностью доверилась своим крыльям, как это было всегда. Она почти забыла о том времени, когда её ноги болели от мозолей, потому что ей приходилось всегда ходить пешком.

— Я вижу, что ты ещё дитя, Матерь, — вдруг произнёс Удо.

— Поясни? — спросила Малефисента, вопросительно взирая на своего собеседника. Как и всякий учитель, Удо обожал говорить загадками, но сейчас тёмная фея не была в настроении их разгадывать.

— Это и не плохо, — ответил эльф тундры совершенно серьёзно, но в его бледных лисьих глазах Малефисента увидела улыбку. — Всегда можно побыть немного ребёнком. Заново влюбиться в небо, в море. Отпустить все мысли в полет. Это помогает в трудные минуты.

— Это ты обычно советуешь своим воспитанникам? — хмыкнула тёмная фея, не понимая, издевается над ней собеседник или говорит серьёзно.

— В том числе, — усмехнулся Удо, на этот раз вполне открыто. — Я замечаю, когда их что-то тяготит. Как и сейчас вижу это в тебе. Поделись, и станет легче.

— Не станет, — отрезала Малефисента, пытаясь улететь, но эльф легко догнал её. — Я знаю, что должна сделать. И я сделаю это.

— Совершишь вынужденное зло, — уточнил учитель, словно заглянул к ней в мысли. — Так, верно? Ты же знаешь о нём не понаслышке. Но так порой трудно совершать зло во благо.

— Зла во благо не бывает, — грубо отмахнулась от него тёмная фея. — Детские бредни.

— И вот мы возвращаемся всё к тому же, — Удо намеренно сделал задумчивый вид, подперев подбородок ладонью, что смотрелось ещё комичнее в полёте. — Все мы чьи-то дети. А знаешь, что ещё страннее — Лучиан тоже когда-то был всего-лишь ребёнком. Когда-то он, возможно, был другим. Возможно, он любил природу. Диаваль рассказал всем, что услышал и увидел во дворце. В венах этельредских королей течёт эльфийская кровь, которую Лучиан настойчиво отрицает.

— Верно, — подтвердила Малефисента, замерев в воздухе напротив Удо. Убегать от этого разговора было бесполезно. — Вот только кровь тёмной эльфийки, передавшаяся ему через предков, и сделала Лучиана тем ужасным монстром, каким он является сейчас.

— Это не так. Никто не становится монстром просто так, с эльфийской кровью или без неё, — с уверенностью в голосе произнёс Удо, а затем ловко перевёл тему:

— Знаешь почему мне нравится обучать детей? Дети — это не только наше будущее, но и отражение настоящего. Сейчас дети на острове по большей части растут в полных и счастливых семьях. И даже тем, которые потеряли близких, есть на кого положиться. Эти молодые эльфы и эльфийки бесстрашны и воспринимают мир незамутнённым взглядом.

— А знают ли они, что за пределами острова мир не всегда будет им улыбаться? — холодно спросила тёмная фея.

— Знают, — отозвался эльф тундры, ничуть не смутившись. — Я рассказываю им обо всём. О прошлом, которое пришлось пережить представителям нашей расы. О том, что сейчас творится в мире. О людях и о маленьком народце фэйри. Всё это мои воспитанники воспринимают очень серьёзно, но они выражают надежду, что однажды остров перестанет быть их вынужденным пристанищем. И все они верят в то, что ты изменишь мир, Матерь.

— Ох, вот как? — Малефисента смахнула слёзы, появившиеся неизвестно откуда.

— Вместе мы сможем сделать новое поколение сильным, не израненным, как мы, — произнёс Удо. Он подлетел ближе и заключил руки тёмной феи в свои ладони.

— Что изменило тебя? — спросила Малефисента, которая, увы, до этого момента ни разу не поинтересовалась судьбой своего доброго друга. — Почему ты так сильно, практически до сердечной боли, любишь всех детей, не делая различий между расами?

— Потому что я видел, как дети становятся взрослыми, — с печальной улыбкой ответил Удо. — И люди, и эльфы растут одинаково. Разница лишь в том, что нам отмеряно гораздо больше времени. Больше времени, чтобы залечить раны и начать всё заново. Больше времени, чтобы принять свои ошибки и измениться. Так уж вышло, что рос я на суровой земле. Мало еды, мало воды, всегда холодно, даже летом. Мы сотрудничали с людьми, помогали им. Не смотря на суровый климат, жители мёрзлых равнин были добродушными, радостными, и с любовью относились ко всему, что делали. Но когда люди вдруг начали умирать от неизвестной болезни, а мы оставались живы, вот тогда наши соседи обозлились. Они страдали, а мы ничего не могли для них сделать. А потом кто-то принёс поверье, что наша кровь поможет им выздороветь.

— И что произошло? — ужаснулась тёмная фея, предвкушая недоброе продолжение.

— Когда на нас начали охотиться, будто на зверей, мы пытались их образумить, но ничего не вышло, — отозвался собеседник. — Тот, кто сильно страдает, всегда будет приносить страдание другим. Не мне тебе это объяснять. Люди гибли и эльфы гибли. Но болезнь никуда не уходила. Остаток моего племени покинул место, на котором они жили многие века. Среди выживших оказался и я, на тот момент молодой мужчина. Больнее всего мне было видеть, как человеческие мальчики и девочки, с которыми я когда-то играл, ненавидят меня просто за то, что я не заболел и не умер. Они просто были не готовы к этому. Не было рядом того мудрого наставника, который объяснил бы им, что есть вещи, против которых мы не властны. Теперь я и есть такой наставник, но уже для молодых эльфов Общины. Увы, не для тех людей, которых я не мог спасти.

Малефисента задумалась над словами Удо. Они сделали ещё один круг над галеей под синим куполом неба, на котором мерцали яркие звёзды и почти полная луна.

— Ты пытаешься убедить меня в том, что Лучиан тоже страдает, что он болен, как те люди, на твоей родине, — озвучила тёмная фея свои выводы. — Однако я уже не смогу его изменить. Что же мне делать, посоветуй?

— Если для перемен уже слишком поздно, — спокойно ответил Удо, — тогда останови его страдания, сделав это как можно безболезненнее.

— Я усвоила урок, — смиренно произнесла Малефисента. — Спускаемся. Пора огласить мой план.

* * *

Едва над Этельредом встало солнце, к королевскому порту причалил чужеземный корабль. Капитан порта, с трудом продрав глаза, сразу обратил на него внимание, так как узнал галею Парящий Грифон, принадлежащую королю Альстедскому. Удивившись такому визиту, портовой, тем не менее, уже собирался растолкать мальчишку-подручного, который дремал у сторожевого поста, чтобы тот немедля велел снарядить лодку им на встречу, но его опередил громоподобный пушечный залп. Ребёнок вздрогнул, мгновенно проснулся, и от страха вцепился в штаны портового капитана. Все орудия галеи выстрелили практически единовременно. В воздухе запахло порохом и огнём, и несколько торговых кораблей, мирно стоящих в порту, начали крениться и опускаться в воду ниже ватерлинии. Отцепив от себя мальчишку, капитан порта тут же побежал к огромному сигнальному колоколу, дабы поднять спящий город по тревоге, но не успел. Разинув рот от удивления, он наблюдал, как с борта Парящего Грифона в воздух поднимается чудовище. Это был самый настоящий пышущий огнём ящер, а сопровождал его целый рой крылатых нелюдей. И пока этельредский портовый в шоке от увиденного не мог сделать и шагу, команда альстедской галеи высадилась на берег, мгновенно посеяв панику. Моряки били и крушили сложенные на берегу лодки, нападали на собравшихся поглазеть людей, заставляя их разбегаться в страхе. Встречая сопротивление, они, по приказу капитана Данна, вступали в бой, умело орудуя саблями и показывая мастерство фехтования, которому их учили с малых лет при дворе. Королевские моряки вели себя как настоящие разбойники, шумели и привлекали всё больше внимания. С привлечением внимания не менее успешно справлялись эльфы тундры, помогавшие команде. Учинённый разбой, конечно, нанёс немалый урон, но никто из жителей или гостей Этельреда не должен был пострадать. Удо пристально следил за этим.

В воздухе над портом продолжал кружить чёрный дракон. Диаваль не сразу вспомнил, какого это быть таким огромным зверем. В конце концов, он превращался в него всего единожды, и то, по велению Малефисенты. Повторить эту чудовищную трансформацию получилось лишь с третьего раза, но дракон вышел даже больше и мощнее, чем впервые. Пыхнув огнём, крылатый ящер спалил несколько кораблей, которые ещё оставались на плаву, чем, наконец-то, заставил сдвинуться с места капитана порта. Гул тревожного колокола раздался над водой, привлекая внимание тех, кого не насторожили пушечные выстрелы. Диаваль уже видел, как на зов из города сбегаются стражи порядка. Вся эта паника была, разумеется, частью плана Малефисенты.

Поняв, что первая часть атаки прошла успешно, тёмная фея подала условный знак Шрайк. Эльфийка джунглей только этого и ждала. Несколько раз просвистев как певчая птичка, Шрайк созвала своих собратьев, и дружной яркой стаей они помчались в сторону Красного Леса. Им выпала доля охранять территорию фэйри, чтобы ни один человек не навредил им. В определённый момент жители Этельреда поймут из-за чего весь сыр-бор, и непременно ринутся в лес, чтобы призвать нечисть к ответу, но и там их уже будут ждать тёмные эльфы, готовые дать достойный отпор.

Диаваль ещё немного покружил над портом и расположенными на берегу постоялыми дворами и кабаками, а затем нацелился на Красный Замок. Пустынные и лесные эльфы проделали этот путь вместе с ним. Как стая разъярённых птиц они обрушились на дворец, облепив башни и зубцы оборонительных стен. Охранявшие замок рыцари пытались метать в них копья, стрелять из луков и арбалетов, но Диаваль прикрывал эльфов от вражеских атак. Чёрная чешуйчатая шкура защищала его как броня. Тёмные эльфы окружили замок, а некоторым даже удалось проникнуть внутрь. Возможно, у рыцарей имелся шанс дать достойный ответ нелюдям, если бы городская стража присоединилась к ним во дворце, а на помчалась в порт, но в настоящий момент им пришлось отступать.

«К такому жизнь их не готовила», — подумал Диаваль, выпуская из горла струю пламени и сжигая поднятые на башнях красные этельредские знамёна.

Когда завязался бой, Малефисента осторожно отделилась от своего отряда и направилась на поиски Лучиана. С Диавалем остался только Борра, как и было между ними уговорено. Диаваль приземлился прямо на стены дворца, вцепившись в них когтями. Пробить глазурь из красной глины оказалось не так-то просто — дракон едва удерживался на зубцах стен. Стражники, встречавшиеся ему на пути, разбегались в ужасе, принимая рёв и метания дракона за гнев чудовища, хотя Диаваль просто пытался не соскользнуть вниз и отчаянно ругался, проклиная Лучиана. Пугая обитателей замка, дракон начал пробираться вдоль стен и заглядывать в окна. Ему казалось странным то, что король Этельредский до сих пор не показался снаружи. Раз увидеть дракона и умереть — это было бы вполне в его духе. Тем не менее, король Лучиан скрывался, и Диаваль надеялся, что Малефисенте повезёт обнаружить его.

Найти Кеадду оказалось гораздо проще. Когда дракон заглянул в очередное окно своим огромным чёрным глазом, девушка не побежала прочь с криком и не хлопнулась в обморок, хотя Диаваль не сразу отличил её от обычной придворной дамы. Эльфийку обрядили в пышное розовое платье, которое совершенное ей не подходило, и для пущей нелепости связали ей крылья розовой лентой с бантами. Кеадда узнала своего друга, не смотря на облик, и потянулась к маленькому зарешечённому окошку, при этом оставаясь в стороне, зная, что сейчас её будут спасать. Дракон, одним ударом лапы выбил железную решётку, попутно снеся часть каменной кладки. Боль пронзила пальцы, но он не обращал на это внимания.

Рёвом Диаваль подозвал Борру, и тот, словно волшебный принц, спустившийся с небес, вошёл в комнату, и тут же заключил Кеадду в объятия. Или, вернее сказать, позволил Кеадде обнять и милостиво прижал её к себе, как выглядело это со стороны. Пустынные эльфы не заметили, что дракон закатил глаза, не в силах умиляться данной сцене, а затем обратился в человека, едва успев зацепиться за остатки окна в процессе трансформации. На пребывание в теле дракона у Диаваля ушло очень много сил, а, кроме того, немилосердно болела рука, которой он вышибал окно. Заметив, что Ворон висит с другой стороны и никак не может подтянуться, Борра отстранил Кеадду и втащил его в комнату. Когда Диаваль оказался на ногах, Кеадда обняла и его, не дав даже стряхнуть пыль с одежды. Девушка стиснула друга очень крепко и неожиданно заплакала.

— Что это за глупый наряд? — поинтересовался Ворон, не зная, как успокоить подругу. Он был рад видеть её, живую и невредимую, но слёзы девушки ножом резали его по сердцу.

Всё ещё рыдая, Кеадда отпустила Диаваля и начала обрывать ткань с рукавов и подола. Она раздирала корсет и кружева с остервенением. Ворон зажмурился, но излишне поспешно. Под платьем на эльфийке ещё была надета длинная кожаная рубаха, в которой её взяли в плен. В этой одежде, сшитой из разных лоскутков коричневой и красной кожи, Кеадда смотрелась куда лучше.

— Говори, что он с тобой сделал, — потребовал Борра, когда истерика девушки постепенно сошла на нет.

— Когда госпожа Малефисента и Диаваль улетели, король Лучиан быстро потерял ко мне интерес, — сбивчиво начала рассказывать эльфийка. — С помощью какого-то тайного механизма он опустил клетку, а затем сурово сказал, что хочет держать меня в клетке побольше. Предупредил, что если я буду сопротивляться, он наденет на меня железный ошейник и прикуёт цепью на главной площади на потеху толпе. Я согласилась быть покорной, потому что слишком сильно испугалась. Тогда он позвал двоих рыцарей, они перевернули клетку, немало поранив меня об железные прутья, разомкнули механизм и вытащили меня через её дно. Они вслед за Лучианом проводили меня в эту комнату с железными решётками на окне и за дверью с другой стороны. Король приставил собак охранять меня, но с ними я сразу подружилась, поэтому на следующий же день их увели. После скудного обеда пришли служанки и обрядили меня в это отвратительное платье с искусственными цветами, и обвязали мои крылья. Им я тоже не сопротивлялась, хотя теперь понимаю, какой дурой была. А ночью пришёл Лучиан. Он сперва говорил со мной. Медленно, словно хотел загипнотизировать. Я держалась на расстоянии, но и глазом моргнуть не успела, как король набросился на меня и прижал к кровати. Крылья мои были связаны, и я не успела отскочить. Я кричала и звала на помощь, но никто не пришёл. А он задрал эти дурацкие розовые юбки мне на голову, хватал меня за бёдра и до боли вцепился своими пальцами у меня между ног. Тогда я, не в силах больше терпеть, извернулась, вырвалась и расцарапала ему лицо. Кровь хлынула мне на ноги. И когда король взвыл от боли, тут же набежала куча людей. Его увели, снова заперев меня, и с тех пор я одна. До сих пор жалею, что располосовала ему лишь лицо, и мне не хватило сил вцепиться в горло.

Теперь, когда Кеадда закончила свой рассказ, Диаваль увидел то, на что раньше не обращал внимания. На ногах и руках Кеадды багровели следы от пальцев Лучиана. Постель была в беспорядке. На шёлковых покрывалах и лоскутах, которые остались от платья, виднелись следы крови. Она ещё не успела толком засохнуть, а значит всё случилось несколько часов назад.

— Вот к чему привело твоё бегство, — сурово заметил Борра, прикрикнув на Диаваля, — этот человек не пытался убить, он хотел взять её силой! Представительницу нашей расы!

— Всё, хватит, отстань от него, Борра! — неожиданно грубо рыкнула на него пустынная эльфийка. — Ты же посмотри, он сам ранен!

Только сейчас Ворон почувствовал, как что-то течёт у него по руке. Осмотрев раненые пальцы, он увидел только содранную кожу и обломанные ногти, но кровь сочилась слишком сильно, чтобы самостоятельно остановиться.

— Это пустяки, — ответил Диаваль, пытаясь прикрыть раны. — Главное, что ты смогла себя защитить. Я и правда должен был остаться. Прости меня.

— Не говори глупостей, — Кеадда подобрала широкую ленту, оставшуюся от платья, и быстро наложила тугую перевязь на ладонь Ворона. — Я сама велела тебе уходить тогда. Тебе не за что просить прощения.

— Ты невероятно сильная и умная девушка, — вместо благодарности произнёс Диаваль. — Мне повезло называть тебя другом.

Ворон склонил голову, прикоснувшись сперва ко лбу Кеадды, а затем чмокнул её в висок. Эльфийка дрогнула, но Диаваль наконец-то увидел её улыбку.

— Вероятно, это значит, что пришло время мне просить прощения, — сказал Борра, обращаяясь к Кеадде. — За все те годы, что я причинял тебе боль.

— Тебя я давно простила, — отозвалась эльфийка, улыбнувшись и ему. — Ты стал эгоистом и разбил мне сердце. Но перестань цепляться к Диавалю, который хотя бы знает, что такое любить. Этого я тебе не прощу.

— Мне правда очень жаль, что я поступал так раньше, — пустынный эльф выглядел действительно пристыжённым, и Ворону стало как-то неловко видеть его таким. — Я постараюсь исправиться.

— Но это не значит, что мы стали друзьями, — хмыкнул Диаваль, пытаясь как-то разрядить обстановку.

Когда все слова были сказаны, Ворон подошёл к проёму в стене и высунулся наружу. Бой всё ещё шёл, но звуки сражения долетали лишь издалека. Убедившись, что им ничего не угрожает, Диаваль поманил эльфов за собой:

— Нам нужно уходить, срочно.

* * *

Уворачиваясь от стрел и копий, Малефисента как хищница летала вокруг замка, перебираясь от окна к окну, пытаясь напасть на след королевской крови. Взлетев над крышей, она сверху обозревала дворец, но и это ничего не дало. Среди мельтешащих фигур рыцарей, защищающихся от нападок крылатых эльфов, Лучиана не было, если он, конечно, не прятал своё лицо за забралом. Фея облетела замок, сквозь разбитую крышу заглянула в уже знакомый зал собраний, а затем вернулась в комнату с балконом, где ранее так неудачно столкнулась с королём. Ничто не указывало на присутствие врага. Даже на потайной лестнице было слишком тихо. Малефисента не решилась ей воспользоваться. В узком пространстве она будет беспомощна. Тёмная фея ещё раз посмотрела на клетку, лежащую на полу. Где-то во дворце уже держат Кеадду, и Малефисента не хотела быть новой игрушкой Лучиана.

Отказавшись от идеи искать короля внутри дворца, фея вылетела наружу, поднялась вверх и снова осмотрелась. Было место куда она ещё не заглядывала. Злясь на саму себя за несобранность, Малефисента спикировала на балкон, очевидно, примыкавший к королевской спальне. Опустившись на холодный красный мрамор, мощным взмахом крыльев она выбила стёкла в ставнях дверей. Но прикоснуться к ним не смогла — ручки и витиеватые дверные рамы тоже были железными. Короли Этельредские боялись фей и превратили свой замок в крепость, защищённую от нечисти. Как бы ни хорохорился Лучиан, он всегда знал про нависшую над ним угрозу.

Малефисента заглянула внутрь спальни, но и там не было Лучиана. Сперва она не заметила никого, но услышала всхлип и заглянула за угол. Боком к дверям у столика с зеркалом сидела Ингрит, склонив голову на сложенные на столешнице руки. Подняв взгляд и сморгнув слёзы, королева наконец-то увидела тёмную фею. Заметив её, Ингрит утёрла глаза, напустив на себя гордый вид, но долго сохранять его она не сумела. Убедившись, что гостья ей не мерещится, королева тут же вскочила с места, но не убежала прочь, а, подобрав юбки, напротив, бросилась к Малефисенте. Королева возилась с замком дольше, чем нужно — её руки слишком сильно дрожали.

— О, во имя всего святого, как хорошо, что ты здесь, — произнесла Ингрит, распахивая двери и выходя к Малефисенте. Голос её дрожал так же сильно, как и руки.

— Не думала я, что ты будешь так рада меня видеть, — холодно сказала фея, встав лицом к лицу с Ингрит.

— Спаси меня, умоляю! — едва ли не рыдая стала просить королева, протягивая к Малефисенте руки, чем только заставила её отпрянуть.

За дверями королевских покоев раздался треск и крики, Ингрит испуганно сжалась, и тёмная фея даже пожалела её. Некогда горделивая статная женщина была сломлена. И это всего за две ночи сотворил с ней Лучиан.

— Смотрю ты научилась просить, — Малефисента ступила в комнату, осматриваясь, чтобы убедиться, что её не обманывают. — Зачем ты вышла за него, глупая коза? Надо было обратить тебя в животное навечно.

— Не смей меня попрекать! — резко ответила Ингрит, сжав руки в кулаки. Гнев заставил королеву выпрямиться, и фея снова увидела её прежнюю. — Тебе не понять того, что человеческая женщина моего положения не может оставаться незамужней. Джон оставил меня, что легло пятном на мою репутацию.

— И поделом тебе, — бросила Малефисента, снова подходя к королеве. — Запомни, я не простила тех эльфов, которых ты убила. И ту стрелу, которой ты хотела пронзить мою драгоценную Аврору, я тебе тоже никогда не забуду.

— Я тоже не простила вам смерть моей верной Герды, но сейчас мы на одной стороне, — парировала Ингрит, но слёзы вдруг покатились по её щекам. — Не оставляй меня тут, умоляю. Я же не знала про него ничего. Мы общались, да, но в письмах он был таким галантным, так красиво изъяснялся мне в любви, так обожал меня все эти годы.

— И ты повелась, глупая девчонка? — усмехнулась Малефисента, но беззлобно. В какой-то мере она сочувствовала королеве. — Но так уж и быть, я тебя спасу.

Ингрит покраснела и замолчала, но затем всё же добавила:

— Я сожалею обо всём, что произошло. Теперь я расплатилась сполна. Лучиан убил мою кошку, мою драгоценную Арабеллу, повелев королевскому чучельнику набить её голову соломой, чтобы потом повесить трофей над камином. Но хуже этого — он хотел изнасиловать вашу эльфийку, и заставлял меня стоять у двери и смотреть. Она молодец, билась как могла. Теперь у Лучиана на лице следы её когтей. И поделом ему.

В коридоре послышался шум, дверь содрогнулась, и в комнату вломились стражники. Малефисента тут же встрепенулась и взлетела, ещё раньше, чем они заметили её.

— Пожалуйста, забери меня, и я скажу, где он будет тебя ждать! — в отчаяние крикнула Ингрит вслед тёмной фее, подбегая к балюстраде и пытаясь на неё забраться, что было крайне сложно и опасно в пышном платье и скользких туфлях.

Малефисента подхватила Ингрит, когда она едва не сверзилась с балкона и забрала её, не смотря на опасность. Стражники метали в фею копья, но это было бесполезно. Сильные крылья Малефисенты вмиг унесли их обеих прочь от дворца, за стенами которого творились страшные и отвратительные вещи.

* * *

Малефисента не слишком церемонилась, доставляя Ингрит в Красный Лес, но когда та, вся растрёпанная, приземлилась на цветущей поляне, хоть и покраснела от своей аллергии, при этом выглядела самым счастливым человеком в мире. Тёмная фея мягко опустилась рядом. Почувствовав траву и влажную землю под ногами, укрывшись в тени больших деревьев, она снова ощутила себя в родной стихии. Три ночи, проведённые на море, показались ей вечностью.

Их никто не встретил, но Малефисента услышала голоса среди птичьих трелей и щебетания фэйри и быстро направилась к ним. На поляне возле самой реки уже находились Борра, Диаваль в своём человеческом облике, и Шрайк, которая вместе с несколькими своими помощницами хлопотала подле Кеадды. Остальные эльфы джунглей, вероятно, находились в дозоре, со всех сторон охраняя территорию леса.

— Я рада, что ты спаслась, — произнесла тёмная фея, сразу обратившись к Кеадде. Девочка выглядела очень слабой, и у Малефисенты защемило сердце при виде синих пятен на её смуглой коже. — Мне жаль, что тебе пришлось пережить всё это.

— Всё в порядке, Матерь, — робко отозвалась пустынная эльфийка и опустила взгляд.

Тёмная фея почувствовала себя дурно. Лучиан оставил Кеадде кровоточащую рану, которую не мог увидеть глаз. Малефисента приблизилась к группе эльфиек, и они тут же уступили ей место подле Кеадды. Тёмная фея опустилась рядом и тихо произнесла:

— Король Лучиан поплатится за то, что сделал, хотя на самом деле вся вина и вся ответственность за произошедшее лежит на моих плечах. Я — Мать Общины, и признаюсь в том, что оказалась недальновидна и совершила непоправимую ошибку. Не знаю, сможешь ли ты простить меня, но я сделаю всё, что в моих силах, чтобы тебе стало легче. Знай, что сердцем я с тобой, и ты всегда можешь обратиться ко мне за помощью.

Кеадда выслушала Малефисенту очень внимательно, но в ответ смогла лишь коротко кивнуть. Тёмная фея и не требовала больше. Приняв этот кивок за знак расположения, она оставила девушку на попечение шаманки и её соплеменниц.

Выпрямившись, Малефисента поймала на себе взгляд Диаваля. Ворон стоял чуть поодаль от образовавшейся группки, как ни странно, рядом с Боррой. Беда, случившаяся с их общей подругой, примирила соперников. Тёмная фея немедля приблизилась к Диавалю и крепко прижала его к себе на глазах у всех. Запах его волос, всё ещё отдающий дымом, после пребывания в шкуре дракона, дурманил Малефисенту. Страшно представить, как ей хотелось большего, но время, увы, было самое неподходящее. Заметив этот прилив нежности, Борра отвернулся от них и слегка отодвинулся. Тёмная фея не могла оставить это без внимания. Малефисента обняла Борру тоже, этим прикосновением давая понять, что дружбу с ним она ценит не меньше любви.

— Я рада видеть вас обоих, — сдержанно произнесла Малефисента. Они занимали действительно важные роли в её жизни, но в сложившейся ситуации тёмная фея не могла как-то особо выделять их. Для Матери Общины все должны быть равными.

— Ты всё делаешь правильно, — шепнул Диаваль, и она незаметно подарила возлюбленному мимолётную улыбку. Его забота согревала Малефисенту.

Тёмная фея отошла в сторону и поманила к себе Шрайк. Эльфийка джунглей тут же последовала за ней, перепоручив свои обязанности соплеменницам. Малефисента выбрала для разговора место за большими деревьями, чтобы никто на поляне их не слышал.

— Как она на самом деле? — спросила фея, имея ввиду Кеадду.

— Помяты крылья и имеются несколько ушибов, но в целом она действительно в порядке, — ответила эльфийка джунглей. — Дома я проведу обряд с духами. Дома есть сила, и она вылечит то, что внутри, если понимаешь о чём я говорю, Матерь. Кеадда будет спать спокойно.

— Это главное, — серьёзно сказала Малефисента, зная по личному опыту, как порой сложно засыпать и не вздрагивать при этом.

— Место прекрасное, — ловко меняя тему произнесла Шрайк и подставила лицо солнечному свету, пробивающемуся через зелёную листву. — Воздух чистый и свежий, а река ещё успеет восстановиться после того, как люди Лучиана последний раз над ней надругались в прошлом году. И Красный Лес ещё вырастет. Деревья ранены, но не сломлены. Мы успели вовремя.

Малефисента услышала в её словах некий трепет. Словно именно спасения самой обители, а не живущих здесь фэйри волновало Шрайк. Тёмной фее отчего-то захотелось расспросить её:

— Ну, а у тебя какая история?

— Не знаю, моя ли это история, — пожала плечами Шрайк, легко поняв, какого ответа ждёт от неё Малефисента. — Об этом лучше спросить мою бабушку. Когда на нашей родине случилось непоправимое, я ещё была маленьким тугим комочком в животе своей матери, и ничего этого не видела. Знаю только, что Рания, уже тогда обладая шаманским даром, предсказала лесные пожары в тех краях, где обитала наша семья и многие другие представители нашей расы. Бабушка велела всему клану уходить, но никто её не послушал. Даже мои родители сомневались. Однако Рания буквально пинками и тычками заставила моих родителей бежать, пока не поздно. Они снялись с насиженного места и покинули свою родину, а вскоре пришла жара, засуха, и лес загорелся. Большая часть нашего бывшего клана погибла. Лишь пятерых старых знакомых Рания встретила, когда Коннал привёл её и моих родителей на остров Общины. До сих пор эти пятеро ходят за моей бабушкой, как привязанные, и впитывают каждое её слово, при этом осознавая, что уже поздно что-то исправить.

— Это очень печально, — сочувственно произнесла Малефисента.

— Вот поэтому я отправилась с тобой, Матерь, — воинственно заявила Шрайк, — и буду следовать дальше, куда ты укажешь. В любые земли и королевства. Я хочу возродить как можно больше мест, где могут жить тёмные эльфы. Остров стал слишком тесен для нас. Нас гораздо меньше, чем людей, но уже не так мало, как раньше.

— Мы все это понимаем, — отозвалась тёмная фея, зная, что эльфийка джунглей говорит правду. — Я ценю твоё участие.

До слуха Малефисенты донёсся какой-то галдёж, и она выглянула из-за деревьев. Любопытная Шрайк тоже последовала за ней, и тут же нахмурилась, увидев нежданную гостью. К тёмным эльфам, придерживая пышные юбки, вышла Ингрит. Растрёпанная, немного грязная, как-будто она уже успела где-то упасть, но вполне себе довольная жизнью, королева выбралась на поляну в сопровождении эльфа джунглей. Никто из присутствующих, разумеется, не был ей рад, но Малефисента усмирила их одним взглядом и подошла к Ингрит.

— Рассказывай, — потребовала тёмная фея.

— Я не знаю, что это — правда или очередная ловушка, — сбивчиво начала королева. — Лучиан уже тогда, когда делился со мной планом, мог почувствовать, как я мечтаю сбежать от него, он ведь очень проницательный человек, если его вообще можно называть человеком…

— Ближе к сути, — прервала её Малефисента, начиная терять терпение.

— Он будет ждать тебя по истечении дня во внутреннем дворе замка, — поделилась Ингрит. — Но подумай хорошенько, стоит ли тебе идти к нему. Быть может спасти свою жизнь, оставив Красный Лес ему на растерзание — это лучшее решение?

— Я уже всё для себя решила, — ответила тёмная фея, не подавая виду, как задели её слова женщины. — Лучиан слишком долго жил на этой земле. Род Этельредский должен прерваться на нём.

Королева вздрогнула, услышав эти слова, но сказать ничего не успела. Красный Лес наполнился шумом и шелестом. С неба, минуя кроны деревьев спускался крылатый отряд. Как и было уговорено, тёмные эльфы вовремя прибыли на место встречи. Осмотрев всех собравшихся, Малефисента поняла, что её воины всё же понесли потери.

— Шрайк, займись ранеными! — скомандовала тёмная фея, а затем обратилась к Удо, который последним ступил на землю, замыкая процессию. Вопрос, ответ на который она хотела получить, был написан у Малефисенты на лице, и ей не пришлось говорить вслух.

— Успокойся, — предупредил её учитель, прежде, чем начать свой доклад:

— Бунт в порту прошёл удачно и мы достигли поставленных целей. Когда подоспели городские стражи наш отряд незамедлительно оттеснил их назад. Примерно пятерых моряков и двоих эльфов тундры в ходе боя ранили и взяли в плен. Капитана Данна и оставшихся на свободе членов экипажа Парящего Грифона пришлось вернуть на корабль. Вместе с ними на галею возвратились трое моих соплеменников. Я отдал такое распоряжение, потому что после учинённого разбоя наш корабль благоразумно вернулся в открытое море.

— Возможно ли, что и сражавшиеся у замка попали в плен, но выжили? — с надеждой спросила Малефисента.

— Думаю, что так оно и есть, — предположил Борра, подходя ближе и вступая в обсуждение. — Я наблюдал за происходящим очень внимательно. Лучиан не позаботился о том, чтобы вооружить своих людей как следует. Теми игрушками, что у них есть, нас не убить. А вот страсть короля к разного рода капканам и ловушкам представляет опасность для его врагов.

— Какова следующая часть плана? — спросила Шрайк, тоже вставая подле Малефисенты. Умная девушка переложила всю ответственность за раненых на своих учениц. С целительством они и без неё прекрасно справлялись.

— Наше противостояние подходит к концу, — объявила Малефисента главам тёмных эльфов. — Борра, Диаваль и Кеадда возвратятся на корабль, чтобы оказать поддержку эльфам тундры и команде Парящего Грифона. Лесные эльфы останутся здесь, вместе с кланом джунглей, и под предводительством Шрайк продолжат защищать Красный Лес от посягательств. Так же прошу вас взять под своё крыло Ингрит. И хотя как человек она многим из нас неприятна, учтите, что как супруга короля и законная правительница Этельреда эта персона крайне важна. Эльфы пустыни пока отправляются на разведку, чтобы выяснить, где в Этельреде держат заключённых. Спасать пленников я дозволяю только в том случае, если уверенность в успехе будет полная, поэтому я прошу тебя, Удо, командовать ими. Что же касается меня, то в логово зверя я отправляюсь одна, чтобы на закате раз и навсегда покончить с тиранией короля Лучиана.

* * *

Диаваль бежал за Малефисентой, скрывшейся между деревьев. Она ушла вдоль течения реки, пока все эльфы были заняты реализацией следующей части плана. Он отвлёкся всего на минуту, чтобы попросить Борру и Кеадду улетать без него, а фея уже сбежала. Ворон нагнал её на опушке леса, когда она практически покинула Красный Лес. Обратиться и лететь за ней было бы быстрее и разумнее, но Диаваль откровенно растерялся во всей этой суматохе.

— Остановись наконец! — бросил он ей в спину, отдышавшись. — Некрасиво уходить не попрощавшись!

— А если я не хочу прощаться? — с вызовом спросила Малефисента, но всё же исполнила его просьбу и обернулась.

— Опять ты закрываешься от меня, — Диаваль был раздосадован, но старался сдержаться, чтобы голос его не выдавал. — Ты уверена, что я не должен отправиться с тобой?

— Нет, — резко ответила Малефисента. — Я больше не позволю никому попасть в лапы Лучиана. И для того, что я сделаю мне не нужны ни помощники, ни свидетели.

— Ты не убьёшь его, так? — спросил Ворон с надеждой. — Вижу по твоим глазам, что ты решительно настроена на что-то другое.

— Ты проницателен, — кивнула тёмная фея, соглашаясь со словами Диаваля. — Да, признаться, хотела я его убить до последнего момента. Но сегодня утром поняла, что знаю другой выход.

— Не расскажешь, да?

— Да.

Она медленно приблизилась, обхватила его лицо руками и поцеловала, нежно, едва касаясь.

— Прошу тебя только не дай поймать себя, — прошептал ей в губы Диаваль. — Я сойду с ума от этого.

— Всё закончится хорошо, — пообещала Малефисента, и Ворон поверил. В её зелёных глазах искрилось оранжевое пламя феникса, ровное и уверенное.

— Возвращайся как можно скорее, — попросил он. — Возвращайся ко мне, чтобы не случилось.

Солнце склонилось ниже. До заката оставалось совсем немного.

— Мне пора, — сказала фея, подарив возлюбленному ещё один дурманящий поцелуй со вкусом ягод.

Диаваль кивнул, покорно отступая назад, хоть это и далось ему не просто. Удерживать тёмную фею сейчас было бы равносильно игре с огнём, в которой обязательно проиграешь. Малефисента взмыла в небеса одним рывком и больше не обернулась, видя перед собой только одну цель — Красный Замок. Ворон, проводив её взглядом, обратился в птицу и полетел, но в другую сторону. Ему требовалось присоединиться к друзьям, но при этом Диаваль знал, что даже на корабле будет ждать, считая секунды до её возвращения.

Жители королевства Этельред ещё не успели успокоиться после появления дракона, как им представилась возможность испытать новое потрясение. Тень гигантской огненной птицы накрыла город, заставляя мирян прятаться по домам, а стражей хвататься за оружие дрожащими руками, но что они могли сделать против древнего магического существа. Феникс величественно поднялась над Красным Замком, словно второе солнце, а затем спикировала вниз, сложив крылья. Чёрная птица уменьшалась в размерах по мере приближения к земле, пока не оказалась окружена стенами дворца. Малефисента опустилась во внутреннем дворе, постепенно гася пламя и принимая свой истинный облик прекрасной крылатой воительницы. Огонь Феникса сжался до размера зрачка и сосредоточился в глубине её зелёных глаз, когда она подняла взгляд на Лучиана. Король созерцал её появление с должным спокойствием. Он стоял ровно, сложив руки перед собой, как бы желая показать свою безобидность и чистые намерения, но инстинкты феи было не обмануть. При виде его сердце глухо билось где-то у Малефисенты под горлом. Увы, воспринимать своего врага так же спокойно у неё не получалось. Возможно, это доступно только безумцам.

— Ну, и где на этот раз прячется твоя свита? — язвительно спросила Малефисента, оглядывая скромно обставленный внутренний дворик. Одним взмахом руки она зажгла огонь в каменных чашах, стоявших в четырёх углах. — Где скрывается отряд рыцарей, который нужно позвать в подходящий момент?

Во внутреннем дворе, куда вели всего две арки из нижних галерей, прятаться было откровенно негде, разве что наёмный убийца мог схорониться в чаше круглого фонтана, но никто не просидел бы столько времени под водой. И тем не менее, тёмная фея отслеживала каждый жест короля, в любой момент готовая увернуться, улететь, атаковать. Он довёл её до предела, сделал болезненно осторожной, в чём она никогда и никому не призналась бы.

— Впечатляет, — произнёс Лучиан вместо ответа на вопрос, криво улыбнувшись своими бледными губами. Одна из четырёх длинных узких ран, наискось пересекающих его лицо, открылась, и по коже стекла алая капля. — Ингрит рассказывала мне о Фениксе, а я не верил. Спасибо, что удостоили меня чести лицезреть это невероятное зрелище.

— Если бы ты выполз из своей норы чуть раньше, то увидел бы ещё и дракона, — грубо произнесла Малефисента, надеясь уколоть короля и стереть с его лица усмешку.

Реакция была совершенно иная. Лучиан внезапно зашёлся истерическим смехом, но хохот этот казался отнюдь не весёлым. Так мог бы смеяться в ночи налакавшийся крови упырь, которым матери пугают своих детей, но не человек.

— Признайся, славно я тебя напугал, что ты даже не отважилась поискать меня внутри дворца, — с трудом произнёс он, отсмеявшись. Раны на его лице сочились кровью, но король этого не замечал. — А ведь я вовсе и не прятался. Пил вино, сидя в кухне на нижнем этаже, читал мемуары одного из своих предков, и прислушивался к шуму наверху. Я приказал всякому слуге или стражу, который тебя заметит, рассказать, где я ожидаю. Но ты не пришла ко мне, а вместо того украла мою жену и новую наложницу.

Малефисента хотела сказать много интересного из того, что она подумала, услышав, как Лучиан уже причислил Кеадду, к своей собственности, но фею привлекли цветы за его спиной. У самых ног короля рассыпался целый ворох пурпурно-алых роз, а под ними скрывалась серая ничем непримечательная могильная плита. Текст на каменной плите она разобрать не могла, но прекрасные цветы, разложенные на могиле с любовью, снова заставили Малефисенту испытать смешанные чувства в отношении эльфийского потомка.

— Чья эта могила? — спросила тёмная фея, не слишком надеясь и в этот раз услышать вразумительный ответ.

— Если ты посмотришь наверх, то увидишь Башню Роз, — отрешённо произнёс Лучиан. Тон его был холоден и неизменен, словно он зачитывал историческую справку. — Это самая высокая из четырёх башен Красного Замка. На самом её верху в незапамятные времена находилась личная комната королевы Амани. Тёмная эльфийка поднималась туда по сотне крутых каменных ступеней, как человек, а крылья служили лишь шлейфом к её прекрасным платьям, так как она никогда летала при дворе. Но в Башне Роз она могла становиться у окна, и смотреть на Красный Лес, а так же обозревать королевство людей, на которое променяла свой родной дом. Здесь же она впервые поняла, что Лес стал слишком тихим. Здесь она наблюдала за королевством фэйри, и всё больше погружалась в пучину страшных дум. Эта башня видела её последние минуты. Там, сидя на самом верху, королева-эльфийка, обжигая руки, связывала свои крылья железными цепями. Преисполненная отчаяния, Амани шагнула в пустоту с окна. Прямо на месте её падения, король Дегхельм приказал выкопать могилу для своей возлюбленной. Созданное самой природой крылатое существо, должное летать высоко над людьми, она была суеверно зарыта слугами Дегхельма глубже любого человека. Безутешный король не разделял их суеверий, но был бы только рад, если бы его возлюбленная восстала из мёртвых. Часами он сидел возле этой безмолвной каменной плиты, спал на ней ночами, пока не подхватил чахоточную болезнь и не скончался в бреду. Его тело положили под каменную плиту в королевском склепе, навсегда разлучив с любимой…

— Он разлучился с ней уже тогда, когда решил убить клан хранителей Красного Леса, — осадила Лучиана Малефисента. Она не испытывала никакого сочувствия к предку короля. — Если бы Дегхельм действительно любил Амани, то пришёл бы договориться с ними миром и просить её руки, как принято у вас. Ничего бы ужасного не случилось, поступи он по совести. Проклятье крови Дегхельм своими руками навлёк на свой род!

— Ты пытаетешься подружиться с людьми, найти путь, приемлемый для нас и для вас, а всё же мыслишь как фея и защищаешь лишь одну сторону, — произнёс король с вызовом. — Мои предки склонялись к тому, что это Амани зачаровала Дегхельма и влюбила его в себя, но чары оказались слишком сильными и заставили короля Этельреда добиться своего любой ценой. Фэйри никогда не славились сочувствием, а вот дурной нрав вашего собрата ни для кого не секрет. Так может эта эльфийка хотела лишь подшутить над королём, а в итоге сама влюбилась? Она поплатилась за эту шутку и обрекла всех потомков короля на страдания.

— Вот в чём вся проблема, — сказала Малефисента, сглотнув горький ком, вставший в горле. — Наши расы так и будут враждовать, перекладывая ответственность за общие беды друг на друга? Но есть иной путь. Мы могли бы сосуществовать рядом не через страх, а через понимание.

— Наивные мечты, — отозвался Лучиан с прежней лукавой улыбкой. — Мои люди не боятся фэйри только потому что знают: Красный Лес полностью и безраздельно находится в руках их короля. Если так будет везде, то я согласен жить в таком мире. Вас давно надо приструнить. Я слышал, что где-то в море есть неприступный остров, окружённый острыми скалами, царапающими небо. Ни один корабль не может подплыть к нему близко и ни один человек не может покорить эти холодные камни. Множество людей пытались попасть на тот остров, и все они безвозвратно исчезли. Те, кто даже не пытался, смогли выжить и рассказать про то место, где в сердце камня обитают крылатые и рогатые твари. Что-то подсказывает мне, пора отправиться туда. Возможно, мне улыбнётся удача. Особенно если бездыханное тело самой Малефисенты я прикреплю под носом своего корабля.

— Твои угрозы ничтожны, — бросила тёмная фея, но вздрогнула от одной мысли о том, что их безопасное место может быть обнаружено. Даже намёк на собственную гибель не так сильно пугал её.

— Дрожишь, — от острого глаза короля Лучиана ничто не укрылось. — А я ведь помню тебя другой: сильной и могущественной. Я присутствовал на крестинах Авроры, и стоял в зале в первых рядах вместе с отцом, когда незваной в замок явилась тёмная фея. У меня, признаться, даже коленки затряслись от страха и восхищения. Тогда ты ненавидела людей и не пыталась что-то изменить. Ты была честнее сама с собой.

— Я ненавидела только одного конкретного человека, но гнев застлал мне глаза. Я свалила грехи отца на его ни в чём неповинную дочь. Это был самый бесчестный поступок из всех, что я совершала.

— Бескрылая колдунья, которая заставила короля Стефана опуститься на колени, умоляя о пощаде, а после свела его с ума, сейчас ослабла и размякла. Очень жаль.

— У нас разные понятия о силе и слабости, Ваше Величество.

— И в чём же сила, скажи мне? В чём она, как ни в полном тотальном одиночестве? Когда в твоём сердце нет места ничему и никому, когда сострадание становится пустым звуком, разве ни тогда мы достигаем высот, о которых иные могут только грезить? Сейчас я смотрю на тебя сверху вниз, тёмная фея, и уже не вижу прежней Малефисенты. С ней мы были очень похожи.

— Прежняя Малефисента давно исчезла, и у нас с тобой более нет ничего общего. Прошло достаточно времени, чтобы я многое узнала и поняла. Боль неизбежна, но не одиночество спасло меня от неё. Глубокие раны, невидимые глазу, не заросли бы сами собой, если бы рядом со мной не было друзей, не было моей дочери, не было того, кого я полюбила всем сердцем. Сила в том, чтобы жить без страха, потому что теперь моя очередь оберегать своих близких. Счастье, которое я делю с ними, только растёт, а горе каждого из нас, которое мы делим на всех, всегда уменьшается.

— Только подумайте. Эльфийка учит меня житейской мудрости, используя при этом слова человеческих философов.

— А ты не испытываешь ни радостей, ни горестей, верно? Тебе нечего терять и нечего делить. И никто не станет оплакивать тебя.

— Вот мы и подошли к этому моменту. Ты ведь явилась сюда не просто так? Ты собралась убить меня.

— Не я, а ты сам распорядишься своей судьбой.

— И почему, скажи на милость, я должен сотворить подобную глупость?

— Потому что ты страдаешь, и давно хочешь освобождения. Потому что голоса в твоей голове убивают тебя…

Малефисента медлила, хотя знала, что пора действовать. Жалость к крохотной эльфийской части Лучиана, которая при должном влиянии могла сделать из него хорошего правителя для двух государств, останавливала фею, и это промедление стоило ей очень многого.

В руках короля оказался свисток. Лучиан поднёс его к губам и резко дунул, извлекая из деревянной трубочки пронзительный звук. Где-то наверху раздался шум шагов и эхо голосов. Почувствовав неладное, Малефисента ловко отскочила прочь, в последнюю секунду уворачиваясь от потока раскалённого металла, льющегося на неё сверху. Двое солдат с котелком в руках стояли и смотрели на уцелевшую фею со стены, но они не казались разочарованными тем, что не выполнили приказ короля. Малефисента напуганная и разозлённая, обратила свой взгляд к Лучиану, но уже ничего не могла сделать. Её враг спустил тетиву какого-то самодельного оружия, выстрелив в неё. Фея едва успела разглядеть тонкую цепь с двумя шариками на концах, как снаряд уже вонзился в шею, крепко обмотавшись вокруг неё. Цепь едва не переломила шею Малефисенты, и от резкой боли она даже не сразу осознала, что задыхается. Железная цепочка из тонких звеньев прожигала кожу и сжимала горло. Голова кружилась и кровь застучала в висках, как военные барабаны. Тёмная фея потеряла равновесие и упала на колени. Сердце её бешено билось, а воздух быстро покидал грудь, и с каждой судорожной попыткой вдохнуть становилось только хуже. Глаза заволокла пелена, но Малефисента всё равно видела, что Лучиан, держа в руках своё орудие, подходит ближе.

— Вот и подошёл конец легенде о злой тёмной фее с Топких Болот. Реальная жизнь — не сказка, у неё не бывает счастливого финала для всех. Вот только где же теперь твои друзья, которыми ты так гордилась? Где ненаглядная дочь и твой драгоценный возлюбленный?

Малефисента не могла ответить, даже если бы захотела. Не могла сказать, что сама велела им оставить её, уверенная в собственной магии. Не могла сказать, что проигнорировала предупреждение Ингрит о том, что эта встреча — западня. Острыми ногтями тёмная фея раздирала кожу на шее, пытаясь добраться до шариков и распутать проклятую цепь, но руки её не слушались. Всё вокруг уже казалось нереальным. Пелена спала, и фея ясно и отчётливо увидела склонившегося над ней Лучиана. Его бледные глаза и алеющие кровью шрамы. Малефисента видела, как он медленно выпрямляется и заносит увесистый самострел над её головой. Где-то на фоне раздавался звук хлопающих крыльев, и тёмная фея узнала этот ритм…

Собственное тело казалось ей каменным, но Малефисента выпрямилась, вытянула шею и подняла голову, надеясь, что не ошиблась. Чёрный ворон с громким криком налетел сверху, заставив Лучиана отпрянуть и выронить оружие. Воронье крыло коснулось щеки феи, и она поняла, что спасена. Своим крепким клювом Диаваль схватил один из шариков на лету, и, сделав двойной вираж вокруг головы Малефисенты, раскрутил цепь. Тёмная фея стиснула зубы от боли, но тут же закашлялась, когда смогла снова дышать. Горло саднило, грудь жгло изнутри, и перед глазами снова всё померкло и пошло пятнами.

Она попыталась встать, но сразу это не вышло. К счастью, Диаваль дал ей шанс прийти в себя. Отбросив цепь, он кинулся Лучиану в лицо, заставив того отойти от Малефисенты. В этот раз на руках короля не оказалось никаких защитных перчаток и к ранам, оставленных Кеаддой, прибавилось множество царапин от когтей ворона. Диаваль поднялся в воздух над королём, а затем резко обратился в человека, повалив противника на землю. Их драки тёмная фея не видела: противники валялись по земле, но Лучиан сбросил с себя Ворона, ударив того в горло, и быстро завершил бой.

Малефисента получила нужное время, и когда король вскочил на ноги, она тоже поднялась. Игнорируя боль, тёмная фея начала читать заклятие. Голос её зазвучал иначе, чем раньше, и Лучиан, несомненно, узнал этот всемогущий глас из прошлого, который приковал его к месту тогда, как и сейчас:

— Я освобождаю тебя от мук жизни! Как только полный диск луны на небе воцарится, уколешь палец ты о розы шип, и сном уснёшь подобным смерти! И в целом свете уж ничто не пробудит тебя! И сон твой станет для тебя благословением, а не проклятьем! Спи вечно, долгожданный обретя покой, и снами добрыми питай свою израненную душу!

Огонь окутал их обоих, закружив вихрем, и ушёл в землю, словно не бывало.

— Чушь! — прокричал взбешённый Лучиан. — Глупые заклятия на меня не действуют! Может с младенцем это и получилось, но не со мной!

Король уже не казался тёмной фее таким страшным, как раньше. Глаза его, налившись кровью, едва не вылезали из орбит. Волосы были взлохмачены, одежда грязная и порванная, намокла от пота, кровь из ран текла по носу и подбородку. Лучиан был напуган, и страх уродовал его облик. Малефисента, не обращая на него внимания, подняла взгляд на Башню Роз. Самая высокая из башен замка уже ловила на себе белый свет луны. Наступила ночь полнолуния, и тёмная фея прекрасно знала об этом.

— У тебя мало времени, — предупредила Малефисента короля. — Может быть ты хочешь сказать что-то напоследок?

Король Лучиан стиснул зубы, словно борясь с самим собой, но потом черты его лица расслабились, и прозвучал тихий голос:

— Я не всегда был таким. В детстве я пытался полюбить фэйри, вопреки наставлениям отца, сбегал в Лес при первой же возможности, но его обитатели смеялись надо мной, над полукровкой. Мой строгий консервативный отец, по чьему желанию мне удалили острые уши во младенчестве, наущал меня против нечисти, и к тому времени, как я надел корону, его уроки дали свои плоды. Не из-за Амани, а из-за отца я считал себя проклятым. Я полностью принял его мировоззрение и возненавидел фэйри. Я приказал рубить деревья, уменьшая Красный Лес. Я хотел осушить реку, но решил сохранить её, когда открыл поразительные свойства красной глины. Я причинял боль всему живому, и нет мне прощения. И страдания, которые приносила мне эльфийская кровь, я заслужил, но где-то в глубине души я знал, что не проклят. Но остановиться уже не мог…

— Теперь ты выплатил долг своего предка полностью и уже не будешь страдать, — милостиво отозвалась Малефисента. Именно сейчас она в полной мере осознала верность своих решений. Если бы королю не грозил вечный сон, он никогда бы не раскаялся в своих дурных деяниях. И даже если его слова были не совсем искренними, она приняла их. — Я расскажу об этом людям и фэйри. Все будут знать о твоём искуплении, а имя не забудут.

— Хорошо, — коротко ответил Лучиан.

Он содрогнулся, словно от боли, а затем развернулся и медленно подошёл к могиле Амани. Диаваль, сидевший возле каменной плиты, дёрнулся в сторону, но Лучиан не обратил на него никакого внимания. Подняв одну из пышных роз, что он принёс на могилу, король крепко стиснул усеянный острыми шипами стебель в кулаке, пронзив кожу так, что сквозь пальцы потекла кровь. Роза со сломанным стеблем выпала из его ослабевшей руки. Лучиан начал заваливаться в бок, как подкошенный, и Диаваль, вопреки всему, что произошло, бросился на помощь, чтобы поймать короля и не дать ему разбить голову о каменную кладку. Ворон осторожно уложил мужчину, который ещё совсем недавно мог убить их всех. Теперь Лучиан Этельредский никому не принесёт вреда. Малефисента приблизилась и посмотрела на него сверху вниз. Как и в случае победы над Стефаном, она чувствовала не триумф, а лишь успокоение. Лицо короля Лучиана казалось безмятежным, морщины разгладились, а кожа приобрела более здоровый цвет. Сейчас фея видела того человека, которым он мог стать. Спокойным и мудрым правителем для двух королевств. Судьба оказалась к нему жестока, и одиночество свело его с ума. Теперь, когда он пребывает в мире снов, всё будет иначе.

— Он больше не проснётся? — хрипло спросил Диаваль, поднимаясь на ноги, хотя уже знал ответ. — Всё кончено?

— Да, — подтвердила Малефисента. — Теперь нам срочно нужно отправиться в Красный Лес и вернуть Ингрит. У Этельреда теперь новый правитель.

* * *

Рукоплескания, одобрительные возгласы, свист и улюлюканья преследовали Ингрит, даже когда она покинула балкон, с которого только что произнесла красивую и долгую речь о светлом будущем Этельреда, как его новая законная королева. Ингрит могла быть убедительной, если хотела, и с первых минут в роли официального монарха, начала активно завоёвывать любовь народа. Она раскраснелась от удовольствия и не могла скрыть торжествующую улыбку. Королева вошла в комнату и сама задёрнула шторы, так как нарочно отозвала всех слуг, чтобы остаться с глазу на глаз с Малефисентой. Комната погрузилась в полумрак, и ярче свечей горели только зелёные глаза тёмной феи.

Малефисента слушала речь, оставаясь в тени, а по её завершению, ожидала королеву, склонившись над маленьким круглым столиком, на котором когда-то ей было оставлено «угощение для фей». Сейчас же на столе стояла чернильница с опущенным в неё пером из крыла самой Малефисенты и сургуч вместе с королевской печатью для оттиска. Центр столешницы занимали два листа пергамента, испещрённых изящными чёрными буквами, складывающимися в один и тот же текст, но с небольшой разницей. В одном соглашении речь шла о королевстве Этельред, в другом — о родном королевстве Ингрит. Тёмная фея не умела читать, но Диаваль, которого худо-бедно обучили Аврора и Филипп, как мог проверил оба текста во время их составления. Кроме того, Малефисента верила своему перу, зачарованному на распознавание лжи, и не боялась обмана.

Королева подошла к тёмной фее и встала напротив. Им обеим, пожалуй, было неловко осознавать, что теперь они заодно. Малефисента, верная своему новому кредо, не простила Ингрит прошлое, но дала ей шанс исправиться. Пока что королева не разочаровывала фею. Вернувшись в Красный Замок, она тут же приказала освободить тёмных эльфов и альстедских моряков. Парящий Грифон с полной командой на борту покинул королевский порт рано утром и направился домой. Тёмные эльфы, в полной мере пресытившись совершённой военной кампанией, так же были отпущены, чтобы поведать тем, кто остался в Обители о славной победе над королём-полукровкой. В Красном Лесу пока что задержались только Малефисента и Диаваль.

— Ну-ну, кто здесь у нас, — с лукавой улыбкой приветствовала Ингрит тёмная фея. — Это же новая королева Этельреда.

— Вероятно, я должна поблагодарить тебя, — произнесла она и слегка склонила голову. — С новым титулом я смогу вернуть королевство моего отца. Наш замок разрушен и разграблен, но это поправимо, особенно когда в твоём распоряжении достаточно людей и денег. В моём случае было бы чудесно посадить на тот трон какого-нибудь своего наместника и править сразу двумя королевствами.

— Теперь у тебя есть шанс обрести независимость, о которой ты всегда мечтала, и реализовать свои амбиции, — отозвалась тёмная фея. — Законы Этельреда позволяют править законному супругу в случае смерти наследника королевской династии.

— Лучиан жив! — горячо возразила Ингрит, а затем продолжила, но уже тише:

— Я буду придерживаться этой точки зрения и тебе того же советую. У стен есть уши, но даже королевский лекарь подтвердил, что сердце его бьётся, а лёгкие дышат, так что это не совсем ложь. Я уже поделилась своим мнением с министрами, касательно того, что заклятие магического сна наложено исключительно ради исцеления королевской души и может быть снято. Правда, я не уточняла, что очень уповаю на то, что этого никогда не случится.

— Я не намерена пробуждать его, и сомневаюсь, что заклятие рухнет само собой, даже после моей смерти, но помни, что для тебя это ничего не меняет. Ты несёшь двойную повинность — за себя и своего нынешнего законного супруга, которым остаётся Лучиан, — сурово напомнила ей Малефисента. — Альстед и Община тёмных эльфов посодействуют твоим начинаниям. Но если ты обезумеешь от власти, пощады не жди. Пусть спящий король напоминает тебе о собственной возможной участи и уберегает от необдуманных поступков.

— Мне стоит радоваться, что в этот раз, милостью богов, мы оказались на одной стороне? — поинтересовалась королева.

Тёмная фея ничего не ответила. По её взгляду и улыбке, Ингрит поняла, что ответ положительный, хотя вид Малефисенты оставался немного устрашающим.

— И всё же, я должна спросить кое-что, — вдруг произнесла королева. — Ты не боишься людской молвы, после того, что сделала? Всё-таки усыплённый король ничуть не лучше, чем убитый.

— В прошлый раз, на сколько мне известно, злые слухи распространила ты, — напомнила ей тёмная фея.

— Не я одна могу иметь на тебя зуб, — смутившись ответила Ингрит. — Пройдёт достаточно времени, прежде чем люди Этельреда привыкнут к случившемуся. Их ждут большие перемены, ведь королевство уже не будет таким богатым за счёт фэйри. Сдерживать их будет не так-то просто.

— Тогда побереги свою корону, как бы она не слетела с тебя вместе с головой, — усмехнулась Малефисента, но заметив бурную реакцию королевы на её невинную шутку, добавила уже серьёзно:

— Что же касается меня, то я заранее смирилась со всем, что будет. Если люди хотят считать меня злодейкой, пусть считают. Хотят видеть во мне освободительницу — пусть так. Мои цели куда важнее того, что обо мне думают. Я знаю, что поступила верно. А если кто-то захочет распространить слухи, пусть расскажет легенду о спящем короле. Особо одарённые даже увидят в нём святого, лет этак через сто.

— Плохие мнения могут помешать тебе осуществить задуманное уже сейчас, — предположила Ингрит.

— Нет, — парировала Малефисента, словно ставя точку в обсуждении.

— Что ж, — королева сглотнула шумно и неподобающе для высокородной дамы, будто в горле у неё мигом пересохло. — Тогда подпишем документы.

Тёмная фея пристально следила за тем, как Ингрит берёт в руки зачарованное перо и ставит свою подпись внизу двух листов. На расплавленном сургуче, цвета алого как кровь, королева оставила оттиски рядом со своим именем. Теперь всё было официально.

— Красный Лес отныне принадлежит только фэйри, и никто не вправе посягать на богатства их края, — повторила Ингрит суть обоих соглашений, передавая скрученные пергаменты Малефисенте. — Лес останется частью Этельреда, но при этом получает полный суверенитет. То же будет равносильно и для моего родного государства, как только в тех землях снова воцарится монархия. Оба королевства будут налаживать взаимовыгодные связи между людьми и эльфами. Однако я прошу соблюдать территориальность. Свежевысаженный Красный Лес не должен подпирать дворцовые стены, как это было в стародавние времена. Вместе с тёмными эльфами, которые станут хранителями этих земель, я намерена обсуждать границы владений.

— Главное проследи, чтобы в обоих королевствах всё было хорошо, — напомнила Малефисента, довольная результатом. Королева в задумчивости продолжала теребить перо между пальцев, но то не вспыхнуло у неё в руках.

— Я прослежу. Только есть кое-что, о чём я не успела сказать тебе, тогда на лесной поляне. Род Этельредских королей и их проклятой крови не прервался. До того, как я узнала, каков Лучиан на самом деле, мы успели справить свадьбу, и первая брачная ночь у нас тоже была, — Ингрид машинально погладила живот. — Успешная ночь. Я беременна.

— Откуда такая уверенность? — новость стала для тёмной феи полнейшей неожиданностью. — Прошло всего несколько дней.

— Понимаешь ли, для меня это не в первый раз, — просто ответила Ингрит, передёрнув плечами. — Некоторые женщины всегда чувствуют, когда они в положении.

Малефисента так пристально смотрела на королеву, что заставила ту вжаться в кресло. Походило на то, что Ингрит не на шутку испугалась гнева тёмной феи.

— Не бойся, — одёрнула её Малефисента. — Я не причиню вреда ни тебе, ни этому ребёнку. Я не на столько безрассудна. И мне не стоит переживать из-за этого. Ребёнок Лучиана — это твоё беспокойство, особенно учитывая, что ты уже не так молода.

— Это ничего не значит, — возмутилась королева. — Меня больше волнует его наследство. Проклятая кровь свела с ума многих королей Этельреда.

— Один мой близкий друг сказал, что ни одно дитя не рождается злым, а значит кровь не играет роли, — тёмная фея хорошо усвоила урок Удо. — Ребёнок будет таким, каким ты его воспитаешь. Сделай это сама, даже если тебе не положено по статусу возиться с пелёнками. Окружи его всей любовью, на которую ещё способна.

— Я воспитаю его хорошо, не сомневайся, — Ингрид обхватила свой ещё плоский живот руками. — Даже если он захочет жить в гармонии с природой и будет приносить мне цветы каждое утро, то так тому и быть. Я была не очень хорошей матерью для Филиппа. Я лелеяла свою обиду на фэйри, упивалась своей ненавистью к народу Болот и презрением к Джону, и мне совсем не было дела до собственного сына, хотя в глубине души я его любила и люблю. Надеюсь, что этому ребёнку я смогу дать больше.

— Когда он родится, всегда говори, что его отец был хорошим правителем, — Малефисента с трудом произнесла эти слова, но она знала, что это правильно. — Пусть думает, что это так, и не терзается чёрными мыслями. Пусть кровь эльфов станет для него величайшим даром, а не проклятием.

— Красивые речи, — Ингрид улыбнулась мягко, как от неё сложно было ожидать. — Когда он родится, я приглашу всех на крестины. И тебя тоже. Если ты благословишь его, то всё так и случится.

— Да будет так, — дала своё согласие тёмная фея, прежде, чем удалиться. В Красном Лесу её уже ждали.

* * *

Малефисента опустилась с неба на границе Леса и вошла в него, на ходу оправляя многослойные юбки. Ей очень не хотелось испортить свой наряд, случайно зацепившись о ветви деревьев, а потому она предпочла пройтись немного пешком, исключительно по мягкой земле вдоль реки, а не петляя между высоких трав и кустарников. Диаваль приготовил ей сюрприз, устроив эту встречу подальше от чужих глаз, и тёмная фея решила подобрать для этого самую лучшую одежду. Ей пришлось позаимствовать в замке одно из тех платьев, что Лучиан подготовил для Кеадды. Скинув свой кожаный костюм, Малефисента примерила на себя тончайший шёлк нескольких оттенков зелёного, расшитый золотой нитью, с поясом, который украсили самыми настоящими изумрудами. Местами платье оказалось для неё коротковато и выглядело излишне облегающим, но это только подчеркнуло все женственные изгибы её тела и выгодно продемонстрировало стройные ноги. Фея распустила свои волосы по плечам, подвела глаза углём, а губы смочила соком ягод, чтобы они казались ещё более яркими и выразительными. Сама себе она казалась неотразимой, но предвкушала то искреннее восхищение, с которым встретит её Диаваль.

Ворон ожидал её возле самого широкого места реки, где образовалась небольшая заводь. Малефисенте пришлось окликнуть Диаваля, потому что он стоял опустив взгляд и совсем не замечал её приближения. Тем не менее, от внимания феи не ускользнуло то, что Ворон облачился в прекрасный чёрный костюм, лучший, что она на нём видела. В новом камзоле, с золотыми начищенными до блеска пуговицами, он казался ещё более статным, чем обычно. Малефисента не знала, взял ли Диаваль этот наряд из дома или же, как и она, позаимствовал одежду из Красного Замка, но ей было приятно знать, что он тоже готовился.

Сердце феи трепетало от волнения. Ей сразу стало понятно, что это не просто встреча, а самое настоящее романтическое свидание. Сегодня она не была Матерью Общины или тёмной феей, нагоняющей страх на людей. Сегодня Малефисента наконец-то могла почувствовать себя просто женщиной, счастливой и любимой. Диаваль поднял взгляд и мягко улыбнулся, а затем склонился, приветствуя её. В этот момент тёмная фея не поверила своим глазам и неловко замерла в нескольких шагах от своего друга. Ворон явно наслаждался произведённым эффектом, потому что при поклоне он расправил за своей спиной большие чёрные крылья с зелёным и фиолетовым отливами, так напоминающих оперенье ворона.

— Я долго изучал вас, — признался Диаваль, объясняясь раньше, чем прозвучал вопрос. — Спасибо за то Кеадде, которая была со мной достаточно откровенна в этом вопросе. Я помню, госпожа, как ты с сожалением сказала мне, что никогда не сможешь сделать меня тёмным эльфом. Кто бы мог подумать, что ты невольно одарила меня куда лучшим образом. Мне даже удалось повторить строение рогов, что оказалось ещё сложнее. Правда, от их ношения ужасно раскалывалась голова, поэтому пришлось сделать их поменьше. Как видишь, я не представитель вашей расы и не обладаю магией, но это не помешает мне летать наравне с тобой.

— Это восхитительный сюрприз, — с улыбкой отозвалась Малефисента, обходя вокруг него и осматривая со всех сторон. Она провела рукой по чёрной шевелюре Ворона и нащупала небольшие изогнутые назад рожки, повторяющие направление роста волос, так, что становились почти не заметны. — Ты достиг невероятных высот в обращении. Не всякому доступно проделать такую тонкую и одновременно сложную работу, даже с моим даром. Я всегда знала, что ты удивительный, просто дала тебе шанс доказать это, и, в первую очередь, себе самому.

— И тем не менее, мне далеко до вас. Сколько бы я не превращался, я навсегда останусь просто птицей, — гордость в голосе Диаваля в один момент сменилась печалью. — Увы, я вижу, как ты смотришь на маленьких эльфов в Обители, с какой радостью ты о них заботишься. И если раньше я ещё думал, что чудом у нас может всё получиться, теперь я не пойду на риск кровосмешения. Узнав историю Лучиана, я понял, что никогда не смогу подарить тебе красивых крылатых детей. От этого мне горько.

Преодолев желание стукнуть своего возлюбленного, чтобы выбить из него эту дурь, Малефисента напустила на себя серьёзный вид и сурово произнесла:

— Гони прочь свою тоску, не порть мне настроение. Я не понимаю, что на тебя нашло, что ты городишь подобную чушь. У нас с тобой уже есть замечательная взрослая дочь, и других детей мне не надо. Мне и так забот хватает. Я уже стала феей-крёстной для Селены, и, как показывает время, ещё не единожды произнесу пожелания для других младенцев. Кроме того, на моих плечах лежит защита Общины и освобождение всех земель фэйри от людской тирании. Но это никак не помешает нам строить совместное будущее. Только я и ты, вдвоём, как было раньше.

Диаваль сперва глянул на неё с недоверием, но затем его лицо снова просветлело. Малефисента видела, как нелегко ему было улыбнуться, но радовалась своей маленькой победе. До путешествия в Этельредские земли тёмная фея даже не задумывалась о том, что нужна своему возлюбленному не меньше, чем он ей. И совершенно неожиданно она поняла, что Диаваль так же сильно боялся её потерять.

— Ты всё равно от меня не отвяжешься, — отозвался Ворон, напустив на себя мнимую беспечность. — У меня вздорный характер и говорю я иногда невпопад, но я буду с тобой всегда. Я люблю тебя не потому, что обязан это делать, кто бы что ни говорил, я люблю потому что давно решил, с кем я хочу прожить до конца своих дней.

— Не бросайся словами, — одёрнула его Малефисента. У неё тоже имелись свои страхи, и она решила, что самое время сказать всё, как есть. — Мне достаточно будет знать, что если ты вдруг когда-нибудь меня разлюбишь, то найдёшь в себе смелость сообщить мне об этом в лицо, а не воткнёшь нож в спину.

— Как я могу разлюбить идеальную женщину? — спросил Ворон, приближаясь к фее и беря её за руку. Слова его звучали настолько искренне, что сердце Малефисенты забилось быстрее. — Со всеми своими недостатками, ты лучшее, что случалось в моей жизни. И дело даже не в красоте, хотя я и нахожу тебя, не побоюсь этих слов, невероятно соблазнительной и очаровательной. Сама твоя суть манит меня. Наверное, я заколдован, но мне это нравится.

— Спасибо, — прошептала тёмная фея, посмотрев в тёмные бездонные глаза Диаваля. — Спасибо тебе за твою любовь. Клянусь, когда-нибудь я научусь у тебя любить так же сильно.

Малефисента улыбнулась, чувствуя, как слезы радости окропляют её щёки. Она неловко смахнула их, хотя и знала, что при Диавале может плакать сколько угодно. Он видела бессчётное количество её слёз, но так редко это были слёзы радости.

Ворон покраснел, как мальчишка, а затем проговорил сквозь улыбку:

— Ну, и раз мы обменялись клятвами, позволь преподнести тебе подарок.

Диаваль поднял свободную руку, и Малефисента поняла, что всё это время он прятал от неё. Ворон осторожно надел на её безымянный палец широкое чернёное кольцо в виде двух крыльев, стремящихся навстречу друг к другу. Не дав ей опомниться, Диаваль привлёк её к себе и произнёс прямо в губы:

— Я всегда буду твоими крыльями. И эти крылья защитят тебя от всех невзгод.

Малефисента не стала в этот раз противоречить и поддалась его чувственным ласкам.

Они гуляли по Красному Лесу Этельреда, который был действительно прекрасен, и который станет ещё лучше, когда здесь снова поселятся тёмные эльфы. Они о чём-то молчали, о чём-то говорили. Здесь и там их встречали любопытные и благодарные фэйри. Они уже знали, кто их освободил и принёс покой в хранимый ими крошечный мирок. Малефисента периодически останавливалась, чтобы вылечить какую-то ветку или выслушать какую-нибудь маленькую фею. Они прошлись вдоль реки, наполненной красной глиной, а затем сняли обувь и вошли прямо в прохладную воду там, где речка стала совсем мелководной. Малефисента наслаждалась покоем, а Диавалю нравилось наблюдать её в естественной среде обитания. Ворон размышлял о том, что много лет спустя, они тоже могут поселиться в подобном месте, где-нибудь недалеко от Альстеда. В каком-нибудь мирном королевстве, где исчезнет вражда между фэйри и людьми. Диаваль понимал, что война, которая их затянула, только начинается, но был готов идти за своей госпожой до конца. Всё что угодно, ради её улыбки. Всё, что угодно, чтобы её раны больше никогда не открылись.

— Я всё мучаюсь одним вопросом, — внезапно произнесла тёмная фея, когда они, утомлённые прогулкой, присели на траву под красивым широким дубом. — Как ты догадался, что пришло время меня спасать? Ты появился вовремя, словно по волшебству. Опоздай ты хоть на несколько мгновений, и я бы задохнулась.

— Даже думать не хочу, что произошло бы, увидь я твоё бездыханное тело, — поморщился Диаваль, проведя пальцами по скулам Малефисенты. Затем его пальцы опустились ниже и прошлись по тонкой тёмной полосе на её шее, ещё не сошедшей после удавки. — Мысль о том, что Лучиан опасен, впилась мне в голову и терзала меня, но я бы ничего не предпринял если бы не Борра.

— Борра? — удивлённо переспросила фея. — Что же такого он сделал?

— Указал мне направление, когда я потерял ориентир, — ответил Ворон со всей серьёзностью. — Когда я вспоминаю тот вечер, для меня всё словно окутано туманом. Я вернулся на палубу Парящего Грифона вместе с Боррой и Кеаддой, но совершив это, как мне было велено, не находил себе места. Вокруг меня моряки и тёмные эльфы занимались кораблём и оказывали друг другу помощь, а я впервые действительно не знал, что мне делать. Мной владело желание ослушаться тебя и лететь в Красный Замок, но я опасался нарушить план, детали которого даже не подумал выспрашивать, ведь ты настойчиво просила всегда тебе доверять. Передо мной стоял фатальный выбор, но чтобы я не предпринял — остался на корабле или покинул бы его — любой из вариантов мог привести к победе Лучиана. Я оказался на перепутье, а время неумолимо утекало, как песок между пальцев. Осознавая это, я почувствовал тревогу, которая только нарастала и никак не хотела меня отпускать. Хуже того, присутствующие на галее начали замечать эту нервозность в моём поведении. Многие из тех, кто нас окружает, давно для себя решили, будто мы связаны каким-то мистическим образом, и, наблюдая за мной, они тоже стали поддаваться безотчётной панике и беспокойству за свою Матерь. Чуть позже даже я поверил в эту незримую связь между нами, но в тот момент мне было не до чужих суеверий.

— Не представляю, что ты пережил, но это только доказывает, что мы действительно стали словно единым целым, — произнесла Малефисента, нервно покусывая нижнюю губу. — Если бы я знала, что всё так обернётся, то непременно бы посвятила тебя во всё. Я так верила в собственный план, верила в то, что Лучиан меня не обманет, не заболтает, и я первая нанесу удар, что даже не подумала о собственной безопасности. Я должна быть благодарной, что ты так сильно переживал за меня и поспешил на помощь, и непременно найду подходящее время выказать признательность Борре, который помог разрешить твою непростую ситуацию.

— Борра хороший товарищ, но он не единственный герой, — продолжил рассказ Диаваль. — Прежде всего стоит благодарить Кеадду за её преданность нашей дружбе. Она не оставляла меня, хотя сама нуждалась в помощи. В тот момент у эльфийки не доставало сил совладать со мной, а я и не хотел её слушать. Я пытался отвадить подругу, заставить уйти, однако она продолжала упираться, пока не появился Борра. Заметив нашу возню, он встал между нами и отдал приказ, которому пустынная эльфийка, пускай и с неохотой, подчинилась. Когда Кеадда отправилась отдыхать, а мы с Боррой остались наедине, я было решил, что нашему перемирию настал конец. В глазах тёмного эльфа плескался такой гнев, будто он хотел разорвать меня когтями и клыками, а я даже не понимал причин его злости. Он жёстко схватил меня за плечи, не давая даже отодвинуться, но не ударил, а отчитал в грубых выражениях, называя всякими разными унизительными словами. Борра сказал, что я бесполезен, что я размяк от своей любви, в то время как тебе, да и всей Общине в целом, нужна моя помощь. Сперва я тоже разозлился. Я считал себя несправедливо оскорблённым и, клянусь, почти что снова обратился в дракона, но Борру это не испугало. Будучи уверенным в своей правоте, он не отступал, а только жёстче встряхнул меня и продолжал припоминать все слабости, в которых я был повинен по его мнению. И вместе с тем он взывал к моим самым сильным сторонам. Мне было удивительно, что Борра столь много обо мне знает, а я при том всё это время считал его пустым заносчивым агрессором. Пусть и не сразу, но я проникся истинным посылом его речей. Мир снова обрёл чёткость, а я не мог поверить, что всё ещё стою на палубе корабля, пока где-то в Красном Замке моя единственная настоящая любовь в одиночку борется с самым опасным человеком, которого я знаю. Воистину, я почувствовал себя дураком, именно таким, каким Борра меня называл.

— Он излишне импульсивен, но гораздо проницательнее, чем кажется, — заметила фея, внимательно слушая Ворона. — Мне будет приятно, если ваш союз сохранится и далее.

— Мне тоже, — отозвался Диаваль, действительно ощущая зарождающееся к пустынному эльфу приятие. — Я не задавался вопросом, почему он сам не полетел во дворец, но, наверняка, для этого у него имелись причины. Когда Борра отпустил меня, я тут же обратился в птицу, даже не успев его поблагодарить. Однако, судя по тому, как пустынный эльф сразу потерял ко мне интерес, мои благодарности его мало интересовали. Сорвавшись с места, я спешил к тебе как только мог, ещё не осознавая, сколько времени потерял на пустые метания. Ингрид заявила о предложении Лучиана во всеуслышание, поэтому я сразу направился во внутренний двор. Поднявшись над дворцовой стеной, я глазам своим не мог поверить. Каменный колодец был погружён во мрак, и огонь, зажжённый по четырём его углам едва разгонял темноту. Для зрения хищной птицы это не стало препятствием, но то, что я там увидел, навсегда отпечаталось в моей памяти. В самом сердце ночной тьмы Лучиан стоял, держа в руках какое-то увесистое оружие, а ты покорно склонялась перед ним, как осуждённый перед палачом. Я решил, что прибыл слишком поздно, что казнь уже свершилась, и блеск цепи, обмотанной вокруг твоей шеи, почти убедил меня в этом. И в тот самый момент, когда меня уже начали поглощать гнев и отчаяние, ты подняла голову, дав мне надежду. Я ринулся вниз, чтобы стянуть с тебя удавку…

Пальцы Малефисенты нежно накрыли его губы, прерывая поток речи:

— Ты пришёл вовремя.

— Я рад этому, — Диаваль почувствовал исходящее от феи напряжение. Он осторожно перехватил её ладонь и поцеловал по очереди каждый изящный палец. — С каждым проведённым вместе мгновением кошмар всё дальше, а я всё больше верю, что у нас получится осуществить твою мечту. Мы сможем сохранить свою любовь, уберечь старых друзей и обрести новых. Сложно жить, когда приходится рушить привычные границы, но если мы будем друг у друга — это уже хорошо.

— При этом тебе не обязательно быть тёмным эльфом, чтобы казаться лучше, нравиться мне или оставаться своим в Обители, — напомнила ему Малефисента.

— А тебе не обязательно всегда выглядеть сильной и мудрой, — парировал Диаваль. — Я ведь знаю, какая ты на самом деле, и не стоит бояться немного обнажить своё истинное «я». Поверь, жизнь станет легче. Тебе нужно только расслабиться и положиться на доброту этого мира. А если не веришь миру — положись на меня.

— Я никогда не смогу этого сделать, — отрицательно покачала головой фея. — Безусловное доверие мне не знакомо.

— Не обманывайся, моя госпожа, ты знаешь, каково это, и знаешь хорошо, — с мягкой улыбкой отозвался Ворон. — Когда-то тебе пришлось положиться на простую птицу, которую ты обратила в человека. Передо мной ты открыла свою окровавленную душу, и я ревностно старался защитить её от всякого рода посягательств.

— Верно, но то было плохое время, — Малефисента отстранённо посмотрела вдаль. — Я ни на миг не хочу возвращаться в те безрадостные годы.

— Не беспокойся, любовь моя, — Диаваль переплёл их пальцы и поднял руки на уровень глаз. — Прошлое остаётся в прошлом, и с высоты нынешних событий оно уже не имеет такую сильную власть над настоящим. Уходит то, что ты отпускаешь. И всю эту историю со Стэфаном, предательством и отрезанными крыльями тоже пора отпустить. Ради общего светлого будущего, пусть то время помнится лишь тем, как мы обрели друг друга и впустили в свою жизнь нашу дочь Аврору.

Тёмная фея снова посмотрела на кольцо, крепко обнимающее её палец металлическими крыльями, и слабая улыбка коснулась её губ.

— Надеюсь, когда-нибудь я стану добрее к миру, а мир взамен улыбнётся мне, — Малефисента прильнула теснее к плечу Диаваля. — Свою печальную историю первой любви мне не забыть никогда, и хотя воспоминания со временем меркнут, в прошлом есть то, от чего не стоит отказываться. Если бы не Стэфан и его жажда власти, мы бы никогда не встретились.

Ворон почувствовал её нежные прикосновения и разомлел. Он уже приготовился к ласкам феи, которые унесут его на вершину блаженства, ведь именно так, по его мнению, и заканчивались человеческие свидания, но вместо того Малефисента удивительно ловко вскочила на ноги и потянула его за собой. Диаваль уже давно не видел таких ярких искр удовольствия в глазах своей возлюбленной, но всё происходящее казалось ему слишком необычным.

— Что происходит? — со смехом воскликнул он. — Что на тебя нашло?

— Ты сказал, что всегда будешь моими крыльями, — произнесла Малефисента с вызовом, одаривая Ворона чарующей улыбкой. — Они не созданы для того, чтобы волочиться по земле. Мои крылья созданы для полёта.

Фея чмокнула его в угол губ, после чего одним рывком грациозно взмыла вверх. Диаваль принял эту игру и решил не отставать. Смех Малефисенты, вознёсшийся над кронами деревьев, раззадорил его. Возможно, таким образом она хотела справиться с бурей нахлынувших чувств, но Ворон мог простить фее эту эксцентричность, потому что слышать смех возлюбленной ему было приятнее, чем утирать слёзы. Малефисента ждала его наверху, подставляя лицо и грудь солнечному свету, но стоило Ворону набрать нужную высоту, она закружившись упала вниз и снова скрылась в кронах деревьев. Диаваль ринулся за ней, заведомо зная, что когда он её догонит, что непременно случится, его будет ждать долгожданная награда.

* * *

Последний раз Кеадда видела Борру в день возвращения на остров. Он проводил её до гнезда как добрый друг, а затем покинул, чтобы снова взвалить на себя бремя боевого лидера и защитника Общины. Больше Борра на пороге её дома не появлялся и не интересовался, как проходит исцеление Кеадды. Хотя их жилища находились в одной скале из песчаника, пустынная эльфийка тоже не стремилась к личным встречам, по большей части оставаясь в своём гнезде и покидая его только в сопровождении Шрайк. Под руководством своей бабушки Рании, будущая шаманка проводила над Кеаддой обряды очищения. Страх и ненависть, которые породил в ней поступок Лучиана, отступали. Девушка преисполнилась уверенности, которой не замечала за собой раньше. Наконец, снова ощущая себя целостной, она решилась на то, чтобы встретиться с Боррой.

В разгар дня Кеадда нашла главу клана на самой высокой скале в зоне пустыни. Ей было удивительно застать его таким расслабленным и умиротворённым. Когда девушка приземлилась рядом с Боррой, он кивнул ей в качестве приветствия и взглядом указал на место рядом с собой. Кеадда с радостью приняла бессловесное предложение и устроилась на краю выступа. С этой точки открывался прекрасный обзор на всю Обитель. Девушка помнила, каким невзрачным когда-то выглядел этот серый камень, брошенный посередине моря, где нашла своё упокоение последняя птица Феникс. Сейчас же тайное место тёмных эльфов стало подобно прекрасному миражу в пустыне, при этом оставаясь вполне реальным.

— Кто бы мог подумать, что мы все уживёмся вместе, — тихо произнесла Кеадда, стараясь не тревожить спокойствие Борры. — Здесь снежная равнина тундры соседствует с лесным массивом, а тропическая зелень с песком и камнем пустыни. Миру следовало бы взять с нас пример, и научиться уважать даже то, что другим кажется чуждым.

— Наша Обитель — это утопия, — бросил Борра в ответ. В его голосе девушка услышала не гнев, а только разочарование. — Людям, увы, до нас далеко.

— Не стоит терять надежду, — отозвалась Кеадда, нежно погладив его по предплечью.

— Я рад, что ты выздоровела, — произнёс Борра. Он немного напрягся, когда рука девушки скользнула по его коже, но не отстранился. — Я справлялся у Шрайк о твоём благополучии, и готов поздравить тебя с возвращением в строй. После Этельреда мне не хватало подобного дружеского общения.

Кеадда, только сейчас заметив их телесный контакт, неловко отдёрнула руку, ожидая, что её жест оскорбит эльфа, но тот лишь выжидающе смотрел на собеседницу, ничего не предпринимая.

— Как только я набралась сил, то решила поговорить с тобой, — оправдалась пустынная эльфийка. — Не хочу сейчас быть неправильно понятой и всё испортить.

— Всё нормально, — отозвался Борра. В словах его Кеадда чувствовала тепло, но он явно осторожничал, выбирая слова. — Я знаю, как ты себя сейчас чувствуешь. В своё время я тоже не раз обращался к Рании за помощью.

— Не ожидала услышать от тебя подобное признание, — промолвила Кеадда, переваривая услышанную информацию. — Мне, безусловно, приятно знать, что ты спрашивал обо мне, но я даже не предполагала, что ты тоже когда-то проходил через подобное. Подготавливая меня к первому ритуалу, Рания и Шрайк рассказывали мне о многих исцелённых, но не о тебе. Вероятно, у тебя были свои причины это скрывать и просить шаманок хранить твою тайну.

— Я был избран главой клана пустынных эльфов в очень молодом возрасте, — медленно и тихо произнёс Борра. — Я хотел выглядеть в глазах тех, кто во мне нуждался, более сильным и стойким, чем являлся на самом деле. Только таким, по моему мнению, мог быть боевой лидер. Надеюсь, ты не предашь моё доверие и будешь держать это в секрете.

— Разумеется, — твёрдо пообещала Кеадда. Она не стала разубеждать его и грузить словами поддержки, потому что понимала, когда в этом нет необходимости.

— Но ты хотела поговорить совсем не об этом, — напомнил пустынный эльф.

Девушка неловко улыбнулась, уже догадываясь, что дальше уклоняться от разговора не получится. Набрав побольше воздуха, она собралась с духом и резко выпалила:

— Знаешь, у меня в последнее время появилось много свободного времени, чтобы подумать обо всём, что было между нами. Я не хочу рушить нашу зарождающуюся дружбу. Я понимаю, что доставляла тебе неприятности, лелея свою невзаимную привязанность, и страдала при том сама. Теперь я чувствую себя очень глупой, но вместе с тем я наконец-то осознала, что переросла ту старую любовь. Я не хочу терять тебя Борра, потому что ты важен для меня по многим причинам. Не отвергай меня, и я стану хорошим другом.

Произнеся эту длинную тираду практически на одном дыхании, Кеадда замерла, ожидая бурную реакцию Борры.

— Ты совсем не глупая, я не имею среди друзей глупцов, — отозвался пустынный эльф. Признание девушки никак не поразило его и не вывело из равновесия. Он оказался на редкость благодушен этим днём.

— Да, и я рада, что поделилась с тобой, — Кеадда почувствовала облегчение сродни тому, которое получала во время шаманских обрядов. — Я всегда думала, что знаю, какой ты на самом деле, но в Этельреде ты открылся мне с новой стороны. Это и помогло мне понять, сколько всего переменилось с тех пор, как мы покинули родину.

— Будем друзьями, — подытожил Борра. — В нынешних условиях я бы не стал загадывать на будущее. Что будет дальше — не ведомо никому. Но я хочу, чтоб ты кое-что знала. Я ведь тоже многое понял в нашем путешествии. Словно я был слепцом, и вдруг прозрел, и с удивлением я теперь смотрю на мир, который меня окружает. Но мне нравится то, что я вижу.

Борра долго всматривался Кеадде в лицо, будто впервые увидел её по-настоящему за много лет. Судя по возникнувшей на его лице улыбке, увиденное ему действительно нравилось. Пустынная эльфийка зарделась под его пристальным взглядом. Даже захотев начать всё с чистого листа, девушка не могла отрицать физической красоты Борры и его харизмы. Он мог быть очаровательным, если хотел.

С лукавой усмешкой он чмокнул Кеадду в щёку. Не дав ей опомниться, пустынный эльф прыгнул вниз со скалы, и в падении расправил крылья. Улетел, даже не оглянувшись. Девушка сидела, хлопая глазами от неожиданности, и смотрела ему вслед. Отпечаток его поцелуя ещё горел на щеке, и губы Кеадды волей-неволей растянулись в глупую улыбку. Сердце её забилось быстрее, и пустынная эльфийка вдруг почувствовала себя обновлённой, словно жизнь разделилась на до и после. Словно этот невинный поцелуй, который она мечтала получить от Борры с пяти лет, снова вернул её в прошлое, когда они ещё не стали друг другу чужими, тем самым обновив страницы её жизни.

Кеадда посмотрела вниз, на расстилающиеся под ногами пески и камни. Она могла бы оттолкнуться ступнями от скалы и так же безрассудно упасть вниз, расправив крылья лишь у самой земли, но воздержалась. Скала была такая тёплая, а гулявший наверху ветерок прохладным и нежным, и от этого ей становилось хорошо. Девушка продолжила любоваться пейзажем и своими собратьями рассекающими небесную гладь над их маленьким оазисом. Для безрассудных поступков ещё всегда найдётся время, но не сегодня.

* * *

Прошло совсем немного времени по человеческим меркам, и Красный Лес Этельреда восстановился, и зацвели Вересковые Топи на родине королевы Ингрит. Всё шло к тому, что очень скоро новые поколения крылатых эльфов родятся и вырастут не в маленькой тайной Обители, а покорят небеса над Альстедом и Этельредом, и так далее и далее, покуда тёмные эльфы не заселят весь мир, как это было в стародавние времена. Пока что это была лишь мечта Малефисенты, но мечта, которая дарила тёмным эльфам надежду. Они славили свою Матерь, потомка Феникса, с появлением которой всё изменилось в лучшую сторону.

Король Лучиан Этельредский покоился в мире, и скоро молва о нём начала стихать, а Ингрит, которая смогла найти в своём сердце понимание, необходимое для признания собственных ошибок, получила шанс искупить свои проступки. Новая королева сдержала данные тёмной фее обещания, и встала на сторону маленького народца, хоть это и далось ей непросто. Общепризнанный союз между двумя столь различными народами как люди и фэйри был лишь делом времени. А пока не пришло время для нового сражения, Малефисента могла посвятить себя заботе о самой себе и о тех, кто был ей близок.

Не смотря на то, что эта история закончилась хорошо, а Малефисента в очередной раз прославилась, как защитница маленького народца, она всё-таки чуть-чуть оставалась той самой злой феей, о которой продолжали ходить легенды. И, как любая фея, она была способна приносить дары, но только те, в которых одариваемый действительно нуждался. Как когда-то Авроре, Малефисента открыла Селене мир полный чудес и доброты, но не было теперь границ у этого мира, потому что иссохлись и рассыпались от времени терновые оковы, опутавшие её сердце.

Сложно было поверить, что тёмная фея снова поверила в любовь. Это случилось постепенно, и она отыскала её там, где даже не думала раньше искать. Люди поговаривают, что хорошие мужчины на дороге не валяются, но Диаваля она нашла в грязи на пшеничном поле, о чём, разумеется, никогда не забывала ему напоминать, даже связав себя с ним узами брака.

Но это была совсем другая история…