The Trauma Witch (джен)

Когда-то давно жили-были дровосек с женой. Любили они друг друга без памяти, и любовь эта не угасала ни на мгновение с чарующего мига их обручения. Родила жена дровосеку девятерых славных парней, помощь ему и опору в хозяйстве. Наконец родила и десятого ребёнка — славную девочку; нарекли её именем Мойра.

Нелегко расти в семье простого крестьянина. Мало того, что дом дровосека не мог похвастаться большим богатством, так ему с женой ещё и приходилось поднимать десятерых детей разом. Ясное дело, что, пусть каждого в семье любили одинаково, еды частенько не хватало. Потому Мойра с раннего детства познала, каково это — голодать. Потому росла она девчушкой худосочной и костлявой.

В деревне с раннего детства всякому приходится быстро привыкнуть к тяжёлой работе. Не такая там жизнь, чтобы можно было позволить себе лишний раз полениться. Не минуло и семи лет со дня рождения Мойры, как мать её слегла с тяжкой болезнью и скончалась. Ужасное горе, после которого, однако же, нужно было жить дальше.

Может быть, Мойре стоило больше грустить из-за утраты матушки, но на деле боль от произошедшего быстро потеснили дела насущные. После смерти матери на Мойру легли дополнительные заботы. Теперь, когда рядом с дровосеком не было его любимой жены, помощь детей нужна была вдвойне, а то и втройне. В то время, как братья помогали дровосеку в работе, Мойра взяла на себя заботу за домом: занималась уборкой, готовкой и всем в таком духе.

Тем более, что жизнь в деревне хорошо воспитала Мойру. Где-где, а среди крестьян нытиков не жалуют. Не остаётся времени на пустые жалобы, когда все силы отданы тяжёлой работе, а мысли заняты вопросами поважнее, от которых напрямую зависит, долго ли ещё ты проживёшь или в тяжких муках умрёшь. Кроме того, Мойру во всяком деле внутренне поддерживали слова, которые ей любила говаривать мать, пока ещё была жива: “Доброе сердце всюду путь проложит”.

Несмотря на все беды, всё же детство Мойры прошло достаточно безмятежно. Не сыскать товарищества сплочённее, чем в большой семье, а тем более в таком дремучем месте, как Зачарованный Лес.

Однако только лишь исполнилось Мойре двенадцать лет, как случилась в их деревне страшная напасть, которую никто не мог предвидеть. Начала от крестьянина к крестьянину со страшной скоростью передаваться смертельная болезнь. В деревне воцарился мор. Тогда Мойра впервые в полной мере осознала, что то, что случилось с её матерью, ровно так же легко может произойти и со всяким из её близких. Тогда-то она впервые лицом к лицу столкнулась со смертью.

Болезнь не щадила никого. Люди в деревне десятками умирали каждый день. Самой Мойре пришлось потерять трёх братьев по вине этой страшной хвори. И страшнее всего была даже не опасность заразиться самой и умереть, а неизвестность. На кого ещё нападёт болезнь? Кто в их деревне жилец, а кто уже мертвец? И главное, кого ещё суждено Мойре потерять на жизненном пути? Не все из умерших братьев были всегда с ней любезны, один и вовсе был необыкновенным грубияном, но всё же они приходились Мойре родными братьями, и на этот раз девочка была уже достаточно взрослой, чтобы в полной мере осознать всю тяжесть их утраты.

Но спасение всё же явилось. О беде прознала знахарка-травница, проживавшая в лесу неподалёку, и пришла так быстро, как только смогла. Звала она себя Матушка Травоус. Тогда Мойра впервые увидела настоящую травницу в действии. Три из выживших шести братьев были тогда уже больны. Знахарка сумела спасти их всех с помощью особой травы, служащей лекарством от этой необычайно сильной болезни. Трава была из редких, Матушке Травоус долго пришлось искать нужное в лесу, из-за чего она и не пришла сразу, как узнала о море в деревне, но, отыскав лекарство, примчалась сей же час.

Работа травницы восхитила Мойру. Она слышала о таких удивительных людях и раньше, но одно дело слушать сплетни, а другое — видеть на деле. Знахарки, травницы, врачеватели — люди этих ремёсел всегда привлекали Мойру, но только встретив Матушку Травоус, она поняла точно, чем.

Всякий врачеватель в зачарованном лесу жертвовал собой и каждый день мог погибнуть от чужой болезни, но всё равно продолжал путешествовать по всевозможным местам, трудиться не покладая рук, и всё это во благо незнакомых ему людей. Ремесло, сама суть которого была помогать людям — вот чему Мойра хотела посвятить свою жизнь.

В день, когда страшного поветрия и след простыл, Матушка Травоус совсем уж было собралась уходить. Мойра испросила благословения отца дровосека попроситься к мудрой травнице в ученицы. Долго думал отец, стоит ли давать благословение, ведь без дочки труднее стало бы вести хозяйство, да и сама она была дорога отцовскому сердцу. Однако, крепко подумав, он всё же согласился и дал благословение, посчитав, что для Мойры так будет лучше, а он с выжившими после мора братьями сможет и сам управиться с делами, оставшимися в деревне.

Травница, в свою очередь, в новой ученице и вправду нуждалась и была только рада, когда её спросила Мойра. Вместе они отправились в ветхий дом, стоящий в самой глубине леса — жить и учиться новому ремеслу, чтобы в один день Мойра, подобно Матушке Травоус, смогла стать умелой знахаркой.

Учение Матушки было суровым. Она не терпела нытья, жалоб, пререканий и от Мойры требовала безупречного послушания. Пусть сама по себе и не была плохим человеком и умела проявить доброту и участие, если того требовали обстоятельства, но Матушке свойственна была суровость и приземленный взгляд на жизнь. К тому же ей отчаянно хотелось достичь во всякой работе не удовлетворительного, а всегда и исключительно только самого лучшего итога. Она любила говорить, что работа не терпит полумер, и требовала от Мойры такого же тщательного отношения к учению.

Мойре пришлось нелегко. Таким высоким требованиям нелегко было соответствовать. Однако избалованной девушкой её также нельзя было назвать. Жизнь в деревне с девятью братьями избавила её от всякой любви к капризам или пустому нытью. Несмотря на все трудности, она продолжала упорно постигать ремесло, которое сама выбрала своей стезёй, и вопреки строгому отношению наставницы ни на миг о том не пожалела.

К сожалению, дождаться похвалы от Матушки было решительно невозможно. Она была удовлетворена только идеальным результатом, и даже если работа Мойры была превосходна, всё равно кривила недовольную мину только потому, что нашла один незначительный, не стоящий внимания просчёт.

Так на протяжении многих лет Мойра росла в учении, с каждым днём перенимая всё больше важных знаний о ремесле от Матушки Травоус: узнавала свойства и виды трав, ходила на рынок вместе с Матушкой, наблюдала и впитывала в себя знания о том, как отличить дрянь от хорошего товара, как не поддаться на хитрости умелых купцов, училась готовить из полученных трав снадобья лечебного и иных назначений, но только не ядовитые.

Разумеется, Матушка рассказывала Мойре о разного рода травах, вредных для человека, чтобы та точно была в силах отличить здоровую пряность от нездоровой: умение, безусловно, нужное людям их профессии. Однако при том всегда подчёркивала, что назначение знахарки — лечить, а не калечить. Если знахарка начнёт травить всякого неугодного ей человека, то уже будет вовсе не травница, а самая настоящая взаправдашняя ведьма. Одна из колдуний, обладающих даром искажать саму реальность магическими чарами и использующих этот дар лишь только себе во благо, в отличие от добрых волшебников. И Мойра тогда наивно спросила: “Неужели всякая девушка может стать колдуньей?” Тогда Матушка ничего не сказала в ответ и переменила разговор.

Позже Матушка решила всё же объяснить девчушке-ученице, что ведьма может выйти не из всякого человека, но задумчиво добавила, что в Мойре дар к этому занятию есть. Она могла бы не говорить об этом Мойре, но решила напрасно секрет не хранить, а вместо того использовала его как повод для важного предостережения. Матушка Травоус строго наказала Мойре, заставила даже дать обещание, что до тех пор, пока сердце её чисто, никогда девушка не притронется к порочному магическому искусству. Ведь магия всегда заставляет платить по счётам: притронувшись раз, прекратить уже нельзя, колдовство даёт слишком большое могущество для одного человека, и единственный способ не поддаться соблазну использовать его во зло — это не становиться магом вовсе. Всякий маг либо рано умирает светлым волшебником, либо живёт достаточно долго, чтобы стать тёмным. И Мойра, хоть и не вдумывалась сильно в предостережение Матушки, всё же обещание дала, веря в мудрость наставницы.

Время прошло. Со временем под присмотром Матушки Травоус Мойра становилась всё более искусной травницей, наконец в полной мере освоив древнее как сам мир ремесло. Однако время Матушки в этом мире подошло к концу. Суровая видом, но добрая сердцем старушка тихо-мирно померла во сне, оставив Мойре в наследство свой дом травницы. Там девушка и провела следующие двадцать лет, используя полученные от Матушки знания на деле. Матушка Травоус часто была слишком строга к Мойре, но всё же ученица успела сильно привязаться к ней сердцем за время обучения ремеслу. Долго ещё не уходила боль от расставания с Матушкой из сердца Мойры, но она давно уже научилась со смирением принимать смерть даже самых близких людей. Похоронив старушку, она двинулась дальше по жизни, обещая себе хранить память о наставнице, её заветы и ремесло.

Однако работа травницы оказалась намного более неблагодарной, чем Мойра могла предполагать. Двадцать лет. Двадцать лет она отдала, бескорыстно помогая больным людям лечебными снадобьями, продавая полезные травы, делясь ценными знаниями со страждущими. Она не рассчитывала на большую благодарность, но надеялась на хоть какую-то, хотя бы на одно маленькое “спасибо” от спасённого от смерти крестьянина. Но редко когда даже самые благородные господа, не то что простые деревенские мужики, удостаивали Травницу хотя бы такой малостью.

Тем не менее детство в деревне, пережитый мор и заветы почившей ныне Матушки Травоус закалили волю Мойры. Она ни за что бы не сдалась так просто и продолжала, несмотря ни на что, помогать людям и совершенствоваться в своём ремесле, считая, что какой бы чёрной неблагодарностью большинство излеченных не платили ей сейчас, потом всё добро, свершённое ею, воздастся сторицей. Не могли же слова матери: “Доброе сердце всюду путь проложит” — быть не более чем сказкой для глупых маленьких девочек, так ведь? Так?!

Временами некоторые из этих людей даже пытались достойно отблагодарить Мойру, но даже они зачастую имели свойство очень быстро забывать о сделанном ею добре, в миг меняя отношение с добродушного на злобное, стоило травнице хоть где-то невзначай оплошать. За хорошо сделанную работу почти не благодарили, за ошибку же сразу целый чан разухабистой ругани выплескивали прямо в лицо не заслуживающей того, по её собственному мнению, Мойры. Так она и провела двадцать лет — в неблагодарных трудах, не сдаваясь до самого конца. Настал, тем не менее, день, когда и этого малого счастья Мойра была лишена.

Случилась как-то раз в деревне, подобная той, где Мойра выросла, страшная эпидемия, примчалась она тотчас с нужными снадобьями, должными болезнь ту излечить, да только лекарство помочь не смогло, и вмешательство знахарки только ухудшило ситуацию. Это был сокрушительный провал, стоивший жизней множества людей, и о нём Мойре не дали так просто забыть.

Расползлись по всему королевству чёрные слухи, что якобы эта травница травницей только прикидывается, а на деле является коварной ведьмой, которая намерено наслала проклятье на деревню и использовала личину знахарки, чтобы отвести от себя подозрения. Мойра надеялась, что слухи эти глупы, что сможет очистить своё имя тяжким трудом, не допустив подобной ошибки в будущем. Но слишком глубок был этот след из утрат и людского горя, чтобы так просто забыл народ Зачарованного Леса об этом грехе.

Слухи со временем начали распространяться только быстрее, и становились всё страшнее. Вокруг Мойры выросли целые стены из лжи — о том, какая она искусная ведьма, использующая ремесло травницы, чтобы чинить гадости ни в чём не повинным людям. Ей даже дали прозвище — Травозная Ведьма.

Как бы ни пыталась оправдаться Мойра, всё становилось только хуже. Ложная молва зашла так далеко, что перед травницей уже закрывали ворота города, боясь, что им навредит страшная Травозная Ведьма. И как бы быстро ни шла вперёд Мойра, слухи всегда оказывались быстрее.

Деньги постепенно подходили к концу, из всех людных мест гнали взашей, и это всё — из-за одной крупной неудачи, обошедшейся слишком большой ценой. Мойра оказалась в плачевном положении. Единственное, что ей оставалось теперь — запереться до самого конца жизни внутри дома и никогда не показываться на людях. Так самой травнице тогда казалось, во всяком случае.

Казалось, что хуже уже некуда, но не тут-то было. Однажды Мойра ушла в лес собирать травы, чтобы сготовить себе славный суп на обед, да только не успела она далеко отойти, а увидела вдруг дымящееся зарево над лесом — как раз в том месте, где стоял её дом.

Прибежала Мойра к дому и видит, что вокруг него собралась целая толпа крестьян с факелами да вилами, а сам дом подожжён и почти что весь уже успел сгореть. Крестьяне хотели на веки вечные положить конец злостной ведьме, а потому и подожгли дом, надеясь, что та сгорит заживо, будучи запертой внутри. Глупцы побоялись встретиться лично глазами с ведьмой, не проверили дом изнутри, решив понадеяться на удачу, да подвела она их.

Когда же предполагаемая ведьма сама явилась да застала толпу крестьян, тем уж поздно было отступать. Либо сейчас они положат конец ведьме, либо она проклянет их за сгоревший дотла дом, а значит, бойся не бойся, а придётся вступить в неравный бой — так рассудили крестьяне и толпой начали сужать круг вокруг невинной женщины. Они бы не пощадили того, кого молва несправедливо заклеймила Травозной Ведьмой. В тот день судьба была на стороне Мойры, но она до конца жизни запомнила беспощадность тех, спасению чьих жизней когда-то хотела посвятить всю свою жизнь.

По счастью, тем лесом в тот момент проходила другая толпа, побольше даже. Это было целое столпотворение из людей, облачённых в чудные, как будто бы ритуальные наряды и по виду напоминающих монахов. Увидев зарево над лесом, они поспешили к месту, откуда шёл дым, чтобы поскорее разузнать, что произошло. Увидев, как толпа дремучих крестьян собираются на месте сжечь невинную женщину, скажем, кинув ту в горящий дом, “монахи” не смогли остаться в стороне и дали отпор несведущим ни в военном искусстве, ни в науках крестьянам.

Задавили враждебную толпу числом, а затем предложили спасённой от смерти травнице присоединиться к ним. Этим “монахам” как раз не помешал бы разбирающийся в целебных травах человек. Они сами были подвержены народным гонениям, в слухи верить не верили и предпочитали судить кого бы то ни было по поступкам, и никак иначе.

Мойра согласилась присоединиться к странникам, решив, что в её положении: без дома, без денег, под угрозой повторения только что случившегося нападения буйных глупцов — это предложение ещё не самое худшее из возможных. Лишь впоследствии, став полноценной частью этого сборища путешественников, она узнала об их истинном роде деятельности. То были культисты. Богохульники, поклоняющиеся учению великого демона Дагала. И пусть сначала Мойра относилась к ним с сомнением, но со временем, сблизившись с участниками культа, пока заботилась об их благополучии, стала любопытствовать. И глава культа с радостью посвятил Мойру в основы их учения.

Дагал был одним из немногих демонов, который не хотел просто уничтожить всё то доброе, что было в мире. Но и против тьмы не протестовал. Напротив, он искал истинную силу в смешении света и тьмы. Учил братьев, своих последователей среди людей, что если добро истинное нельзя победить, согласно законам, заложенным в самих основах мироздания, то нужно сделать добро частью зла, создать идеальный баланс, чтобы с его помощью совершить невозможное — победить, не будучи героем, а являясь не более чем простым грешным человеком или даже злодеем.

Когда-то давно Мойра верила в чёрно-белое деление мира. Когда-то она считала, что добро всегда найдёт свой путь и рано или поздно всякое благое начинание вернётся к человеку назад. Что её усилия помочь людям вознаградятся сполна. Это также было основой заветов Матушки. Но Мойра уже не была маленькой девочкой, как когда-то. Жизнь показала, что бывает иначе. Что временами люди в ответ на помощь отвечают чёрной, как сама ночь, неблагодарностью. Что, возможно, зло — не такое уж зло, если даже её, человека, старавшегося быть добрым во всех отношениях, кличут ныне Травозной Ведьмой. Потому, сколько бы ни говорили ей прежде, насколько порочно зло в самой своей натуре, самолично узрев проявления тёмных граней людских душ и порочность во всей её красе, травница прониклась умением Дагала, пусть и потребовалось некоторое время, чтобы она в полной мере поверила в него.

А ещё основатель культа поведал легенду о том, что случилось с Дагалом и почему теперь он не может свободно передвигаться по этой земле. Легенду, из-за которой они все и начали путь. Когда-то давно этот демон был в полном расцвете сил. Но пришёл могущественный волшебник света, имя которому было Веттербок, и сокрушил Дагала, на веки вечные заперев того в виде каменной статуи, поставленной прямо в собственном замке демона, а сам замок передвинул куда-то далеко в Зачарованный Лес, так что его до сих пор не могут найти последователи культа по всему миру. Они — лишь одни из немногих, кто пытается это сделать, вместе с тем проповедуя в каждом селении, всяком городе славное учение Дагала.

Рассказал основатель и ещё одну легенду. Говаривали последователи культа, что Дагал является некоторым из тех, кого считает достойными, во снах и направляет их на верный путь. Впрочем, эту легенду основатель слышал ещё от своего отца, а тот от своего отца, и за всё это время не было ни единого случая, чтобы Дагал и вправду обратился к кому-либо из последователей, так что никто мог сказать наверняка, была ли эта легенда правдой или просто разбавленным правдой домыслом.

Но Мойру это не слишком волновало. Она не искала славы единственной достойной. Важнее было то, что эти люди, невзирая на их чудной культ, единственные приютили её и обращались с высшей добротой, так нужной тогда травнице. В час великой нужды только культисты оказались достаточно человечны, чтобы увидеть в Мойре прежде всего человека, а не какую-то там злобную Травозную Ведьму, порождение дурной молвы. В конце концов, спасли её от верной смерти!

В странствиях с культистами прошли следующие десять лет. Счастливые десять лет, когда Мойру впервые были готовы принять такой, какая она есть. Счастливые десять лет, когда ей в ответ на добро платили добром, а не чёрной неблагодарностью. Что-то, на что она не могла и близко рассчитывать, влача существование одинокой травницы. За эти годы Мойра действительно сблизилась с каждым из участников группы и прониклась их учением, принимая теперь заветы Дагала всерьёз, а не с долей насмешки, как было поначалу.

Но и это счастье было жестоко вырвано из рук Мойры. Культистов всех поймали, лишь одна травница смогла спастись. Это было королевство, решительно настроенное против учения Дагала и по закону каравшее смертью всякого, кто был объявлен его последователем. Сам Веттербок сотни лет назад сотворил великое колдовство, чтобы помочь тогда ещё кучке простых поселенцев воздвигнуть замок, вокруг которого и разрослось взамен королевство, а в плату завещал пресекать любые попытки освободить некогда заточённого им демона Дагала, если таковые будут обнаружены неподалёку.

Веттербок был волшебником мудрым и знал, что его каменный плен не навечно удержит могучего “демона”, ибо заточил его туда он с помощью заклинания, а всякое заклинание имеет условие разрушения, каким бы великим оно ни было. Взяв с главного поселенца такое обещание, как и со множества других людей, кому помогал, он надеялся хотя бы ещё на пару веков отсрочить неотвратимое второе пришествие Дагала в мир сей и отчасти преуспел. Все те гонения, что терпели последователи культа Дагала, были прямым следствием работы Веттербока, которая за столетия после его смерти дала свои плоды.

Однако теперь благодаря этому древнему закону товарищей по несчастью Мойры, всех тех дорогих ей людей, кто на протяжении десятка лет поддерживали её как в счастье, так и в горе, так же как их поддерживала она — теперь их всех вешали прямо на городской площади. И пусть Мойра смогла сама скрыться, эта утрата нанесла последний удар в её сердце. Она смогла просто жить дальше, не оглядываясь, когда умерла её мать; она не проронила ни слезинки, когда три её брата из-за жуткой болезни отошли в мир иной; она смогла с достоинством принять смерть Матушки Травоус, как бы тяжко это ни было. Но вот это — смерть всех, кого травница так сильно старалась уберечь на протяжении десяти лет — после такого она уже не смогла просто пойти вперёд, не смогла забыть.

В тот момент умерла доброта в её сердце, напрочь расколотом на тысячи маленьких кусков обидой, горем и лютой злобой на королевство, учинившее такую подлую расправу над её друзьями. Из расколотого сердца вытекли наружу остатки света, добра, а взамен внутрь устремилась тягучая, ядовитая тьма. И когда сердце Мойры заполнилось тьмой до остатка, когда добра внутри уже не осталось, тысячи осколков соединились вновь, но иначе, чем прежде. Желание лечить заменилось на желание калечить. Вместо поиска способов помочь страждущим явилась на свет новая страсть — навредить всем, кто того, по мнению самой Мойры, заслуживал, принести горе в каждую семью, являющуюся частью того мерзкого королевства, которое отобрало у неё единственных на всём белом свете друзей.

В тот самый миг даже кожа на теле Мойры преобразилась под стать переменам в её сердце, получив мертвенно-серый “трупный” оттенок. Силы к волшебству Мойра обрела потом, но истинно именно в этот момент прозвище “Травозная Ведьма” из лжи стало правдой, ибо правдиво утверждение о том, что если сотню раз назвать человека бесправным псом, на сто первый он уже залает в ответ.

Воззвала в тот момент Мойра к Дагалу, единственному, к кому могла теперь обратиться. Воскликнула, что отдаст что угодно, хоть на деле Колдуньей станет, отдав себя всю на съедение ненасытной магии, но свершит свою месть над королевством и освободит его в знак почтения к желаниям павших братьев! И помутнился тут разум травницы, заснула она там же, где пряталась, и увидела сон, где был замок, в котором пленили демона. Оказалось, что находится он не так далеко от королевства.

Услышала травница и могучий голос пресвятого Дагала. Изрёк он тогда, что определил её как достойную его наставления последовательницу. Что обучит он её магическому дару, через видения передавая должные знания. Что дарует три дара, чтобы помочь Мойре на пути к его освобождению. Долго ждал демон мига, когда заклятие Веттербока ослабеет достаточно, чтобы смог он обратиться к достойнейшему из своих последователей и дать средства к их главной цели: освобождению Дагала и мести обидчикам. Но вот наконец время пришло.

Провозгласил также демон, что обучит Мойру магии самолично, ибо видит в ней дар к таковой. По словам Дагала, видит он в судьбе Мойры, что в древние времена, когда родовое древо её семьи только начало медленно прорастать, влюбился волшебник в крестьянку да решил остаться с нею на веки вечные, отказавшись от судьбы успешного мага в пользу любви. Маг прожил оставшуюся жизнь крестьянином, познав прелести простой жизни, но его дар никуда не исчез, а передавался из поколения в поколение, пока наконец не проявился в Мойре. Дар этот был недостаточно силён, чтобы проявиться произвольно, без обучения, но и из него можно извлечь толк, если знать, как; и именно этому обещал научить Мойру Дагал взамен на её верную службу.

Дагал был опытным колдуном и знал, что всякой магии своя цена. Мойре пришлось заключить с ним договор, дать свой непреложный обет, что взамен за полученные блага и знания положит свою жизнь, а освободит Дагала из камня. С того самого дня благополучие Мойры напрямую зависит от Дагала. Если тот будет уничтожен, так и не освободившись, если все его чары вместе с ним самим полностью канут в небытие, то и сама Мойра сгинет в тот же миг. Лишь если Дагал освободится из камня, договор со стороны Мойры будет считаться выполненным и связь разорвётся. Неважно, заточат ли Дагала после, главное, чтобы хотя бы на секунду-две он получил полную свободу. Сам же Дагал, помимо дарования знаний о магии и могущественных артефактов, должен был разрушить королевство, так сильно досадившее бывшей травнице. Таков был их договор.

Сделала Мойра всё, как сказал Дагал. Отыскала спрятанный даже от глаз Королевства замок, внутри которого находилась каменная статуя Дагала, откуда доносился до неё голос Его. Поселившись в нём, бывшая травница начала учиться под началом своего нового мастера магическому мастерству. Дар её был в сравнении с другими магами да колдунами достаточно средний. Даже под руководством самого демона, гуру тёмной магии, новоявленная Ведьма смогла освоить лишь всем доступные трюки вроде швыряния огнём, магического перемещения и им подобных. Также она научилась превращать саму себя на короткий срок, то принимая вид совершенного другого человека, а то обращаясь в самую настоящую летучую мышь. Но больше ничего примечательного в распоряжении бывшей травницы не имелось. Однако сам Дагал сказал, что если не с помощью грубой силы, то используя свои широчайшие познания в областях трав, она станет по-настоящему могущественной Колдуньей.

Долго искала Мойра ингредиенты для создания своего главного трюка. Даже с подсказками демона пришлось использовать всё своё мастерство, чтобы найти подходящую траву и выявить условия, в которых стало возможным превратить её в Волшебный Табак. Раскуривая этот Табак, можно было творить страшные проклятия в мгновение ока. Создавать так называемые “превращения”. Однако табак был не вечен. Одного такого хватало самое большее на десять “превращений”, а трава была больно редкая, росла в определённых местах, и сама подготовка занимала долгое время, больше полугода. К тому же всякое проклятие можно разрушить, если подобрать верное условие. Как рассказывал сам Дагал, великий волшебник Веттербок когда-то смог отыскать условие, исполнив которое, разрушил разом множество сотворённых демоном проклятий, такой это был гений волшебства. Он же единственный знал условие к разрушению заклинания, державшего Дагала в каменном плене.

Переживала Колдунья, что не обладает достаточным могуществом, чтобы ощущать себя непобедимой рядом с другими магами, что, лишись она вдруг Магического Табака — и станет чуть ли не беспомощной, если путь сведёт её, скажем, с тем же Румпельщтильцхеном, или встреться она со Злой Королевой. Тогда Дагал, чтобы не мучилась Мойра сомнениями в своей силе, открыл той хитрость, с помощью которой и сам когда-то надолго сумел обеспечить себе безопасность от других злых колдунов.

Не был он никогда истинно демоном, а просто очень далеко зашедшим в постижении тёмных искусств волшебником. Но, назвавшись перед простым людом представителем демонического рода, усилил он свою силу раза в два-три тут же. Потому что правильно говорят, что: “У страха глаза велики”. Необязательно быть самому непобедимым, если враг будет убеждён, что ты непобедим. Лишь тогда успокоилась Мойра, решив, что её железного самообладания, непоколебимой воли, закалённой всем пережитым до того горем, должно хватить, чтобы даже Румпельщтильцхен при первом взгляде заподозрил в ней могучую ведьму, пусть на деле уровень силы её чар без Магического Табака средний, если и вовсе не слабый. Образ мага важнее для обывателя, нежели его истинная сила.

Долго пришлось искать Колдунье по одному королевству, по-другому, в самых различных обличиях, используя, чтобы расчистить путь, проклятия, возникающие из дыма, исходящего из трубки, в которой раскуривался Волшебный Табак. Всё это время ею двигала железная воля, решимость, рождаемая жгучим желанием к мести, которое шло из самых глубин её окончательно почерневшего со временем сердца.

Всё случилось так, как предостерегала Матушка. Чем больше зла творила Мойра, чтобы достичь цели, тем более приемлемым становилась мысли о том, чтобы пойти на ещё большее зло. Одержимая стремлением освободить Дагала и отомстить убийцам своих давних товарищей, Мойра со временем всё больше теряла прежний облик, пока видом совсем не перестала напоминать простого человека, а больше громадную летучую мышь, прячущуюся в людской оболочке, и то серой, мертвенно-бледной, словно поднятый из могильных глубин труп.

Со временем Мойра окончательно перестала представляться пред людьми травницей или называть себя настоящим именем. В глубине души её терзал стыд за творимое зло. Она не отрицала, что её действия и вправду иначе как действиями злодея не назвать, но продолжала идти сознательно по этому порочному пути. Однако сама Мойра считала, что, став ведьмой, предала все те заветы, что упорно вбивала в неё что семья, что Матушка Травоус. Отныне она слуга тьмы, монстр, а у монстра не может быть простого человечьего имени. Так же как нельзя звать себя травницей, коль по собственной воле решил предать заветы наставника. Потому с того самого дня люди знали её только как Колдунью, Травозную Ведьму, злобную Чародейку, но уж точно не как простого смертного человека Мойру.

Связано это было и с созданием образа, чему Колдунью научил Дагал. Если ты Колдунья, а не простой смертный человек с обыкновенным, ничем не примечательным именем, то и страх пред тобой возрастает, и победить тебя становится в мыслях не в пример сложнее. Скоро и саму Колдунью стали связывать с родом демоническим, ведь если у неё нет человечьего имени, то что мешает ей оказаться пособником или даже продолжением воли, к примеру, Чернобога? Так и смогла Колдунья, пусть и слабая чаровница, прослыть в Зачарованном Лесу ведьмой, с силой которой следует считаться. Всё благодаря быстро распространившимся слухам и дурной молве, всю мощь которых бывшая травница когда-то познала на самой себе.

Наконец, книгу Колдунья отыскала, что забавно, в том же королевстве, которое так жаждала разрушить до основания. Оказывается, перед смертью Веттербок успел передать книгу со всеми накопленными им за жизнь знаниями слуге, строго наказав тому сжечь её. Слуга ослушался. В какой-то момент книгу заполучил монах, который оставил её в итоге в королевстве, наиболее враждебному к Дагалу, и наказал спрятать так глубоко, как только возможно.

Колдунья, однако, прячась там и тут в виде летучей мыши, подслушала, как сам Король говорил о том, где он спрятал книгу, когда тот говорил на этот счёт с одним из своих советников. Проникнув ночью в библиотеку королевского замка, Колдунья отыскала книгу и прочла нужные ей сведения. Оказывается, чтобы освободить Дагала, нужно было как раз-таки воплотить идею соединения добра и зла. Мальчик по имени Яков, сын сапожника, самый добрый сердцем из всех в королевстве, должен был по доброй воле прикоснуться к камню, служившему пленом могучему демону. Тогда лишь Дагал освободится и взамен за свободу исполнит свою часть уговора и камня на камне не оставит от ненавистного ей Королевства. Даже мощи всех “превращений” не хватило бы Колдунье, чтобы свершить свою месть: нелегко уничтожить замок, созданный таким сильным волшебником, как почивший Веттербок, но вот не менее сильный колдун справился бы с такой задачкой в два счёта.

Но внезапно в библиотеке Колдунью застала любознательная принцесса по имени Грета, которая такой сладкой любовью привязывалась к книгам, что временами даже ночами заходила туда, чтобы при свете свечей дочитать увлекательное произведение, невзирая на все запреты отца-короля. Колдунье пришлось похитить не вовремя зашедшую принцессу, чтобы никто, а тем более Король не прознал о её совершенном замысле раньше, чем станет слишком поздно, чтобы что-либо предпринять.

Но стоило только лишить принцессу сознания, как Колдунье тут же пришлось иметь дело ещё и с двумя дурочками-фрейлинами, зашедшими вслед за ней в библиотеку. Решение нашлось быстро: оранжевые платья фрейлин, их очаровательно сложенные причёски и каштановые волосы помогли Колдунье в миг определиться. Дуновение дыма, странно очертившиеся тени фрейлин на стене, становящиеся всё меньше и меньше, и вот на месте, где только что были фрейлины, стоят две послушные белочки, новые слуги Колдуньи.

В тот момент, когда Дагал узнал о том, насколько же теперь близка Колдунья к свободе, он вознаградил её новым демоническим даром, прямо на месте породив уродливого гомункула-орка, который должен был помочь исполнить финальную ступень масштабного плана, пусть и был сам помощник тупее пробки.

К сожалению, всем планам Колдуньи суждено было потерпеть сокрушительный провал. Да, притворившись простой старой каргой, она смогла отыскать нужного мальчонку, и он почти прикоснулся к камню, но в последний миг замешкался, промямлив что-то там невразумительное про “Доброе сердце всюду путь проложит”, отвергнув притом деньги и все прелестные дорогие игрушки, что предлагала ему Травозная Ведьма. Та, услышав слова про доброе сердце, воспылала гневом ярче тысячи солнц. Эти слова говорила ей мать, прежде чем умерла. Их же один из братьев любил повторять, пока сам не слёг в холодную, мёрзлую землю, став жертвой болезни. Матушка Травоус говорила это за разом, а по итогу, кроме самой Колдуньи, никто не пришёл на её похороны. Что за наивное глупое дитя по-прежнему нашло в себе силы верить в эти сказки!

Не смогла удержаться Колдунья перед соблазном проучить Якоба, в полной мере продемонстрировав ему, что на деле людям важнее твоя внешность, статус, уровень мощи, но никак не “доброе сердце”. Она прогнала мальчишку, напоследок превратив того в уродливого карлика с заплывшим телом, подобным мешку, одарив длиннющим носом, свесив руки до пола и лишив шеи, так что голова выходила прямо из туловища безо всякого перехода.

Затем она доверила избавление от принцессы орку-гомункулу Урбану, строго наказав тому превратить её в гусыню с помощью данного ею “превращения” и продать на королевскую кухню. Стоило избавиться от мерзавки сразу, но Колдунье нравилась жестокая ирония судьбы, которая могла бы выйти, если бы сам Король съел дочь, когда она была бы подана на стол.

Но Урбан не справился и с таким элементарным заданием, так он был туп, и гусыня сбежала. Сбежав, она была в шаге от смерти, но её спас обращённый в Карлик Носа Якоб. Они объединились, и как бы Колдунья ни старалась, что бы ни предпринимала, но герои всё же нашли способ разрушить все её чары, обнаружив способ, указанный в книге Веттербока, заключающийся в том, чтобы распепелить на свету солнца одуванчик.

Замок вместе со статуей Дагала разрушился и канул в небытие, Урбан куда-то запропастился, белки снова стали Фрейлинами, гусыня обратилась обратно в принцессу Грету, и так далее, и тому подобное. Колдунья предприняла последний шаг: с помощью кусочка камня, оживлённого прикосновением остатков испепелённого одуванчика, попыталась взять принцессу в заложники и заставить Якоба прикоснуться к частично оживлённому камню. Якоб, тем не менее, обхитрил Колдунью.

Она, будучи в теле Летучей Мыши, и не заметила, как тот перерубил верёвку и свалил на неё гигантскую люстру. В тот момент Колдунья почти умерла, была буквально в шаге от смерти, но именно в этот момент проклятье Злой Королевы добралось до того Королевства, и в самую последнюю секунду, секунду, когда Колдунья должна была умереть, она перенеслась в Сторибрук, став ещё одной жертвой проклятья.

Мойре пришлось принять на себя новую личину, напрочь позабыв обо всём, связанном со сказочным прошлым. Отныне и поныне Мойра была и не Мойра вовсе, а безымянная мисс Крейтервейс, грубая старушенция с окутанным туманом безвестности прошлым, в распоряжении которой оказалась скромная Лавка Сувениров, по большей части откровенно оккультного свойства.

Карга ничего не помнит о бытие своём могущественной волшебницей: с её точки зрения, она всю жизнь прожила обычной смертной женщиной в Сторибруке. Про эту старуху многие ходят толки в городе: кто-то считает её сатанисткой, кто-то — любительницей в тайне сварить одно-другое запрещённую американским законодательством вещество, но точно о Матушке Крейтервейс никто ничего не знает.

Зато сама она знает про всех всё и вся, обладая ну просто сверхъестественной способностью скорее всех узнавать все городские слухи, последние новости и какие-либо интересные подробности о различных жителях Сторибрука. Особо дерзкие люди даже обращаются к этой грубой, насквозь пропахшей куревом бабище за информацией, да только делится она ею крайне неохотно, разве что только в обмен на что-нибудь, лично для неё представляющее какую-никакую ценность.

Такая вот у бывшей злобной колдуньи, а ныне не менее злобной карги Матушки Крейтервейс сложилась новая жизнь в порождённом проклятьем городке Сторибруке.