Ревизор (гет)

Северус Снейп был таким

пессимистом, что даже

его улыбка напоминала

трещину на могильной плите.

 

Это был шаг, к которому Министерство уже готовилось какое-то время, — тем не менее, визит чиновников Департамента магического образования всё равно стал для всех сюрпризом.

«Образовательная реформа» — так они это назвали! Стремление возвести стандарты на небывалую высоту, подняв Хогвартс до уровня одной из лучших школ чародейства и волшебства. Хоть я не раз подчёркивал: в первую очередь это единственная школа чародейства и волшебства на многие мили вокруг, жареного гиппогрифа им в тыл.

Но разве меня кто-нибудь слушает?

В конце концов, неотъемлемая принадлежность к магической касте никогда не мешала Хогвартсу наслаждаться своей собственной, уникальной, свободой. К тому же такая самостоятельность была обусловлена не только расположением посреди Мерлиновой глуши, но и традиционным отсутствием влияния со стороны правительства. И пока всё шло тихо да гладко, никакие безголовые пришельцы — я имею в виду Министерство — не смели вставлять нам палки в колёса.

Так почему же это происходит именно сейчас, позвольте спросить? Когда все, наконец-то, дыша обрели равновесие и, стряхнув с мантий пепел войны, стали возвращаться к привычной жизни — почему вдруг чиновники решили устроить новую возню, и непременно в системе образования?

По всей вероятности, им стало скучно.

Я продолжал стоять на том, что наш статус-кво не требует никаких улучшений, — в итоге бюрократические крысы были просто вынуждены сдаться и посвятить меня в детали.

— Это всё маггловские родители, — оправдывались функционеры. — Люди хотят видеть, куда посылают своих детей: «Нам отказано даже в посещениях! — возмущаются они. — Вы ждёте, что мы отпустим ребёнка в школу, ничего толком не зная ни о ней, ни о процессе обучения?».

— Наш сотрудник предоставляет семьям всю необходимую информацию, — напомнил я. — Какого лешего им ещё нужно? Ну отправьте этим «родным и близким» копию «Истории Хогвартса»!

Хотя нет — возможно, не стоит: в нашем волшебном прошлом есть несколько таких «гремучих» периодов, от которых у магглов наверняка волосы встанут дыбом.

— Да, но они требуют официальных гарантий. И желают быть в курсе всего. Кто работает в школе? Какие предметы входят в программу? Насколько всестороннее образование получит их ребёнок? Каково состояние замка, и достаточно ли средств выделяется на его содержание? По каким критериям оцениваются работы учащихся? Тепло ли в спальнях, и чем питаются дети? Есть ли в школе дополнительная поддержка, каковы её виды, и может ли поступающий рассчитывать на получение хотя бы одного из них? Список бесконечен!

Я с сомнением покачал головой:

— Хогвартс — это учебное заведение, сюда приходят учиться, что ещё о нём нужно знать? Результаты наших студентов при сдаче СОВ и ЖАБА говорят сами за себя. Раньше подобных проблем никогда не возникало.

— Это всё последствия войны, — продолжали гнуть свою линию чиновные прихвостни. — Магглы стали выказывать повышенное недоверие к магическому миру. Наблюдается тревожная тенденция, когда родители предпочитают отправлять детей в простые образовательные учреждения. Они чувствуют, что так безопаснее: война никогда не касалась маггловских школ. Вы даже не представляете, с какими проблемами мы можем столкнуться, если целое поколение ведьм и колдунов вырастет необученным.

В этих словах был смысл.

— Но мы не можем заставить их посещать Хогвартс, — веско заметил я.

— Без притока магглорождённых нам придётся совсем туго.

— Богатые магглы хорошо платят, не так ли?

— Давайте не будем углубляться в вопросы финансирования, директор. Только магглорождёнными проблема не ограничивается. Мы связались с родителями одного из полукровок, которые просят, чтобы имя их сына было удалено из списка учащихся. Поинтересовавшись, как ребёнок, посещающий маггловскую школу, собирается осваивать магию, мы получили ответ, что изучением волшебных дисциплин и развитием магических способностей мальчик вполне может заниматься дома.

Я вздохнул, не в состоянии отрицать серьёзности вопроса.

— В чём конкретно будет заключаться эта реформа?

Министерский флоббер-червь помялся в нерешительности:

— Мы, э-э, позаимствовали идею у магглов, надеясь, что она понравится тем, кто в настоящее время пребывает в сомнениях. Для этого планируется выпускать ежегодный доклад о положении дел в Хогвартсе, который будет содержать в себе всё — начиная с подробной детализации расходов и кончая результатами успеваемости студентов, как во время учёбы, так и на экзаменах в конце года. В отчёт также войдут перечни предметов, имеющих наибольшую эффективность, списки внеклассных мероприятий, информация об изменениях в кадровом составе и т. д. и т. п.

Я воззрился на них:

— И кто же должен составлять такой отчёт?

— Нам, безусловно, понадобится ваша поддержка и помощь ваших сотрудников в предоставлении некоторых деталей, но в конечном итоге данным вопросом намерено заниматься Министерство.

— И насколько я понимаю, этот доклад будет опубликован?

Оба чиновника кивнули в знак согласия:

— Мы лишь хотим показать школу в лучшем свете. А такой документ, с конкретными цифрами и наглядными материалами, способен реально обозначить все преимущества Хогвартса, став яркой демонстрацией имеющихся средств и возможностей.

Я нахмурился:

— Вы собираетесь рекламировать школу, словно какой-нибудь кусок мяса?

— В наше время одними разговорами о безупречной репутации сыт не будешь.

Я усмехнулся.

— Есть ещё кое-что...

— Неужели? — И почему всегда обязательно бывает что-то ещё?!

— Каждые пять лет маггловские власти устраивают в своих учебных заведениях ревизорские проверки — мы решили рассмотреть возможность применения такого подхода и у нас.

Волна гнева захлестнула меня изнутри:

— Вы хотите отправить сюда целую толпу назойливых бездельников, чтобы рассказывать моим учителям, как надо работать?

Сановные болванчики дружно замотали головами:

— Заверяем вас, директор, что назначенные люди должны будут просто убедиться в эффективности работы школы и подтвердить, что обучение ведётся на соответствующем уровне.

— То есть вы ставите под сомнение мою компетентность?

Они аж подскочили на местах и, отпрянув, вжались в стулья:

— Здесь нет ничего личного, профессор Снейп…

— Не позволю, — отчеканил я властно.

— Боимся, что указ всё же примут.

— Не вижу необходимости!

— Но, директор, результаты проверки будут доведены до сведения родителей. И мы очень надеемся, что такие меры помогут восстановить доверие к Хогвартсу.

Я сверлил взглядом этих бюрократических выскочек, наслаждаясь их тягостно-болезненной неловкостью:

— А если Министерству не понравится содержание доклада?

— Ну, тогда... нужно будет внести изменения.

Изменения! Я бы продемонстрировал зажравшимся чинушам, что значит «вносить изменения»!.. Если б можно было в тот момент предвидеть, сколько неприятностей и потрясений вызовет устроенный властями фарс, то... что тогда? Я был бессилен, и мы все об этом знали.

Однако это нисколько не умаляло моей решимости показать им, где зимуют пикси.

 

Когда я рассказал Минерве о предстоящих событиях, она была возмущена ничуть не меньше. Перо на её шляпе раздражённо затрепетало, и с риском превратить его в Прытко Пишущее профессор МакГонагалл обрушила на меня всё своё негодование:

— Это же форменное безобразие, Северус! И вы не могли предотвратить его, во имя Мерлина? Как подумаю, что кто-то будет стоять у меня над душой во время занятий... у меня, преподавателя с более чем полувековым стажем! Мало того, что эта мерзкая Амбридж диктовала нам свои порядки, изведя указами даже стены, — так теперь ещё и… Да нет, это ни в какие рамки не лезет! В смысле…

Слушать горестные причитания о тридцати трёх несчастьях всех её девяти жизней долее было невозможно.

— Минерва! — прервал я наконец эту печальную исповедь, растирая виски. — Неужели вы и правда думаете, что я молча расстелился на крыльце парадной мантией, чтобы этим чистоплюям было удобней вытирать ноги?

Она слегка сбавила темп и серьёзно взглянула на меня сквозь очки:

— Прошу прощения. Я понимаю, что у вас не было другого выхода.

— Выход есть всегда. У нас в запасе ещё несколько месяцев, чтобы подготовиться к этому... инородному вторжению и разгрести наши «тайные комнаты». Проверка, по всей вероятности, будет проходить в мае. Старший инспектор комиссии приедет через пару недель — только для общей встречи с сотрудниками.

Минерва прекратила сопротивляться.

— Но всё же будет хорошо, правда, Северус? Мы ведь крепко держимся на плаву?

Я мрачно посмотрел на неё:

— Даже идеально просмолённое судно может дать крен.

— Вы правы… — задумчиво кивнула МакГонагалл.

— Так что нам придётся найти и тщательно законопатить все щели. В Министерстве безусловно ждут, что мы совершим промах. Вы только представьте, с каким нескрываемым удовольствием они будут указывать нам, что делать. Поэтому мы просто обязаны их упредить! Я хочу, чтобы фискальные паразиты уехали отсюда в полной уверенности, что вся их затея бесполезна. Мы, забодай меня патронус, покажем этим власть предержащим, чьи палочки больше!

— И как же мы будем действовать? — с улыбкой спросила Минерва.

 — Чтобы ответить на этот вопрос, надо провести кое-какие исследования. Пара мыслей у меня уже есть...

 

В то время как мы с МакГонагалл занимались развитием стратегии, назрела необходимость проинформировать и весь персонал. Для этого было созвано экстренное совещание.

Стоя во главе стола, я оглядывал присутствующих. Мерлин, ну и пёстрая же подобралась компания!

Коротко обрисовав картину, я вполне ожидаемо вызвал у своих сотрудников шок.

— Оценивать наши методы обучения — какая наглость! — воскликнул Филиус.

— Не только методы — всё! — уточнила Минерва, с порога поддавая жару — как будто накал страстей был недостаточно высок.

— Всё?! Мерлиновы подштанники, и что нам теперь делать? — взвизгнула Помона.

Пришлось заверить их, что ситуация под контролем.

— Я буду встречаться со всеми вами в рабочем порядке, чтобы обсудить конкретные обязанности каждого. Тогда же мы обговорим и возникающие проблемы. Если вы считаете, что есть вопросы, которые требуют немедленного решения, я буду готов их выслушать.

Одному Лорду известно, какие скелеты я мог откопать во время этих встреч. Но если б ненароком оказалось, что наш надёжный хогвартский трюм кишит нарглами, то я согласен был напялить на себя любое количество спектральных очков, какое только существует в Лавгудовой природе, чтобы выловить мелких паршивцев всех до единого, тем самым вернув команде веру в непотопляемость нашего судна. А если в корпусе вдруг откроются дыры — что ж, я собирался стать первым из нюхлеров, ищущим не золото, а течи, устранив которые, мы сообща поднимем весь корабль.

— Если у вас имеются безалаберные студенты, я хочу знать их имена и фамилии. Если вам было лень составлять планы уроков, я должен быть в курсе. Если совы успели свить гнёзда в непроверенных вами контрольных или кентавр не валялся там, где должны стоять оценки за домашние работы, — отрывайте свои задницы от стула и разберитесь с этим! Если «убранство» ваших классов знавало лучшие дни — назначьте отработки и наведите порядок. Если учебники по какому-либо из предметов пришли в негодность — закажите новые! Если вы не слишком тратили силы на выполнение своих обязанностей — самое время поставить меня в известность.

Судя по воровато-смущённым взглядам, которыми обменивались некоторые из присутствующих, поводов для оптимизма было немного.

— Минерва проинформирует вас о времени и датах предполагаемых встреч со мной. Кроме того, деканы должны представить отчёты по всем проблемам своих факультетов за прошедший год. Также я хотел бы видеть финансовые документы с цифрами за последние три года от тех, у кого отдельный бюджет: мне нужна не только общая информация о расходах, но и детали. С этим всё ясно?

Под рокот отдельных голосов — «Конечно, Северус» и «Да, Северус» — я кивнул и поднялся из-за стола.

В ближайшие несколько недель я ждал лишь одного — хаоса, полнейшего и безоговорочного хаоса.

 

* * *

Гром грянул спустя две недели, когда мы с Минервой всё ещё совершенствовали план действий — ожидая встречи с главой инспекционной комиссии. Нам казалось вполне разумным оценить масштабы бедствия прежде, чем наводить на выработанную стратегию последний лоск и приниматься за конкретные меры. Школа получит беспрецедентный по своей идеальности отчёт! Так мы одним Флиппендо припечатаем двух гномов: утрём нос Министерству и покончим с недоверием родителей.

— Помните о вежливости, Северус… — напутствовала меня МакГонагалл, пока мы шли с ней к главному входу встречать инспектора. — Кстати, вы не в курсе, это мужчина или женщина?

Я пожал плечами:

— Понятия не имею. Министерство намеренно скрывает всю информацию, касающуюся этой затеи. Соответственно, имя они мне тоже не назвали. А насчёт вежливости… я всегда вежлив до отвращения!

Минерва скептически поджала губы.

— Вам не мешало бы помнить о том, как много стоит на кону, Северус, и хотя бы поэтому проявить чуть больше уступчивости, нежели присуще вашему характеру.

Я проигнорировал её слова:

— Полагаю, наш главный инспектор — какой-нибудь сварливый, выживший из ума старикашка с эонами времени на руках: отсюда и согласие участвовать в столь нелепом фарсе. Но вы ведь знаете, Минерва, что надо делать, если ревизора вдруг не впечатлит уровень нашей школы, не так ли? — вкрадчиво спросил я, спускаясь по мраморной лестнице в вестибюль. Глаза МакГонагалл блеснули любопытством. — Вам придётся его обольстить, чтобы бедняга поверил в обратное.

Её ненавязчивый интерес мгновенно сменился вспышкой такого благородно-праведного возмущения, что мне стоило большого труда остаться внешне спокойным. Минерва даже слегка покраснела.

— Должна поставить вас в известность, что предпочитаю мужчин помоложе.

Я едва не лишился равновесия и не упал с лестницы, вызвав на лице МакГонагалл победно-триумфальную гримасу.

— Какой вы впечатлительный, Северус! Так шарахаться... — бросила она с довольным видом.

В этот момент мы остановились у дверей, и я потянулся к одной из створок, чтобы впустить в замок неизбежное…

Открытый проём представил взору широкую полоску света, и для обнаружения нашего чокнутого старца достаточно было скользнуть глазами по линиям входной площадки. Однако ничего похожего на антикварную рухлядь за дверью не оказалось — вместо этого меня ожидало зрелище, наблюдать которое «здесь и сейчас» едва ли когда-нибудь входило в мои насущные планы. Даже в самую последнюю очередь. Я с бешенством пнул дверной косяк:

— Салазар поимей всех в душу, Минерва! В это невозможно поверить!

— Северус! — взвилась она. — Я, кажется, просила вас не выражаться!

Я повернулся к ней:

— Гермиона-разнеси-её-тролль-Грейнджер собственной неубиваемой персоной! Только не говорите мне, что этот визит — простое стечение обстоятельств!

И до чего же я возненавидел околомартовский прилив кошачьей радости на лице МакГонагалл.

— Ревизор — мисс Грейнджер? — быстро переспросила она. — Но, Северус, ведь это замечательно! Гермиона никогда не даст Хогвартсу плохую оценку!

— Минерва, — зашипел я. — Да она же вдрызг помешана на правилах! Ей в чужом котле пылинку найти — что воздуха глотнуть в «Сладком королевстве»: Грейнджер родную бабушку оформит в Азкабан за съеденный до кассы леденец… а заодно и всех, кто, на её взгляд, конфеты не по ГОСТу заворачивал!

— Думаю, вы преувеличиваете, Северус!

О, как бы мне хотелось верить, что я сплю, и надо лишь открыть глаза, чтоб весь этот чудовищный спектакль прекратился!

Просто непостижимо! Хогвартс был готов к чему угодно — это я! не мог контролировать свои эмоции в присутствии гриффиндорской всезнайки. Ужасней факта не придумаешь.

— Помяните моё слово, Минерва. Добром всё это не кончится.

Она лишь сдвинула брови и шагнула мимо меня, чтобы поприветствовать нарисовавшуюся в дверном проёме гостью.

— Профессор МакГонагалл, — воскликнула Грейнджер, — как приятно снова вас видеть!

— С возвращением в Хогвартс, мисс Грейнджер!

Тьфу ты! Интересно, заметили бы они, реши я избавить себя от дальнейшего созерцания этой утомительно-слёзной идиллии?

Наконец Минерва покинула холл, чтобы проверить, на месте ли остальной персонал и все ли готовы к собранию. Меняться с ней ролями было уже поздно, так что в результате я оказался один на один с худшим из моих кошмаров. Грейнджер, бодро гарцуя по каменным плитам, двинулась мне навстречу с вытянутой для приветствия рукой. Её пышные волосы были собраны сзади в пучок, а одежда выглядела строго и официально; в целом такой чопорный вид добавлял ей лет пять, если не больше.

— Профессор Снейп, — произнесла она ровным тоном.

— Мисс Грейнджер, — чарующе мягко прошелестел я в ответ, игнорируя протянутую ладонь. — Тысяча извинений, но я, должно быть, проспал всё то время, пока вы накапливали багаж в области педагогических знаний. Потому что никто ведь не будет настолько глуп, чтобы поручить эту крайне ответственную миссию самозванцу, не так ли? Пойдёмте, прогуляемся.

Кажется, в первую секунду она замешкалась, но потом её шаги догнали меня.

Я шёл в привычном для себя молчании, тогда как Грейнджер сопровождала каждое движение дурацким цоканьем своих туфель, хлёсткой дробью выбивающих из стен беспрерывно-назойливое эхо. Проклятая девчонка!

— Думаю, вас не касается, почему на эту должность выбрали именно меня. Если в Министерстве считают мою кандидатуру подходящей, всё остальное несущественно, ведь правда?

Ах, значит, и она чувствовала свою неопытность: от её дерзкого заявления буквально за версту несло репетицией.

— Полагаю, наши взгляды на то, что является существенным, а что нет, весьма различны.

— В таком случае мы просто будем вынуждены не согласиться друг с другом, директор.

Само собой, я хотел бы высказаться по данному вопросу более обстоятельно, но на это, увы, не было времени, поскольку в комнате для собраний нас уже ждали учителя. Безусловно, все они станут заискивать перед ней точно так же, как и Минерва, свято уверовавшая, что Грейнджер является нашей спасительницей. Разумеется, только полные идиоты способны мыслить подобным образом.

Стоило мне открыть дверь, и всё случилось в точности как я ожидал: «О, мисс Грейнджер!» — «Как приятно вас видеть, мисс Грейнджер!». А самое отвратительное, что я был уверен: большинство присутствующих радовались её приходу абсолютно искренне.

Удовлетворение вызвал лишь скептически прищуренный взгляд Горация, провожавший нас обоих от порога до центра комнаты. Слизеринцы никогда не упускают из виду таких нюансов: он, равно как и я, понимал, что грейнджеровский визит сюда вовсе не является спасением. Она была у Министерства в кармане — подобно любому другому выскочке, которого они могли бы заслать вместо неё.

— Как все вы, очевидно, поняли, мисс Грейнджер находится здесь потому, что именно она будет возглавлять проверочную комиссию.

Филиус аж изогнулся в предвкушении, и я с трудом сдержал собственный порыв отрезвить его под шумок заклинанием — так, чтобы искры чар из глаз посыпались.

— А теперь мисс Грейнджер поведает нам детали этого… балагана, и если у вас имеются к ней какие-либо вопросы — самое время задать их.

Я демонстративно сел и выжидающе уставился на всезнайку. К слову, она вовсе не выглядела хоть сколько-нибудь обескураженной — видимо, гриффиндорское упрямство победило в ней любой дискомфорт.

— Для тех, кто ещё не знает, меня зовут Гермиона Грейнджер и я возглавляю ревизорскую комиссию недавно созданного Управления по образовательным стандартам. Наша проверяющая группа будет состоять из четырёх человек, каждый из которых отвечает за определённые разделы школьной программы. Мистер Игнатиус Эпплби является моим заместителем и призван курировать большинство основных предметов — Трансфигурацию, Чары, Зелья и Гербологию.

— Мерлин Всемилостивый, он преподавал нам Чары, когда я ещё училась в школе! — воскликнула МакГонагалл.

— И ради теперешней проверки его воскресили из мёртвых? — пробормотал я про себя.

Грейнджер кивнула:

— Да, в отношении Хогвартса у мистера Эпплби очень богатый послужной список — собственно говоря, все мои коллеги имеют преподавательский опыт.

Я фыркнул, и она тут же коротко взглянула в мою сторону, но ничего не сказала. Ладно хоть остальные знают своё дело! Сама же Грейнджер пусть и не вправе приписывать себе что-то подобное, однако без сомнений ещё попытается сделать это.

— Мистер Джереми Джонс будет сопровождать Уход за магическими существами, Прорицания, Астрономию, а также возьмёт на себя вопросы, касающиеся спорта и школьного досуга.

Я поймал взгляд Минервы, и она едва заметно кивнула. Мы тщательно изучили опыт наших маггловских коллег и нашли таким образом несколько областей, в которых могли бы позаимствовать что-то полезное и ввести у себя в качестве улучшений. Спорт был одной из таких сфер. Выходило, что мистер Джонс оказался ответственным за большинство наших слабых мест.

— Миссис Иви Льюис — инспектор по ЗОТИ, Арифмантике, Древним Рунам и Маггловедению, а также по вопросам устройства студентов: то есть всего, что касается общежитий, питания и тому подобного. Я, в свою очередь, буду заниматься проверкой руководящей и управленческой сторон процесса — бухгалтерией, счетами, отчётной документацией, ресурсами, — а кроме того, обязательно выделю время для осмотра территории, общения со студентами и так далее.

«Ну всё, понеслась душа в арку! — подумал я. — Мало ей "шкурной инспекции" моих запасов на втором году учёбы — теперь Грейнджер вознамерилась проверять меня лично».

— К сожалению, мы не сможем уделить равного внимания Больничному крылу, поскольку оно и так регулярно подвергается проверкам со стороны Департамента здравоохранения, имеющего собственные стандарты. Но прежде чем перейти к другим вопросам, я хотела бы лишний раз подчеркнуть, что как инспекторы мы в своих действиях никоим образом не зависим от Министерства.

Тут уж я не смог отказать себе в удовольствии перебить её:

— А разве вы не являетесь сотрудником Отдела по контролю за магическими существами? Или такое понятие, как конфликт интересов, мисс Грейнджер, для вас ничего не значит?

Её челюсти сжались, и я едва успел подавить ухмылку: не лицо, а вопль мандрагоры, обращённый к груде наушников.

— Я единственная из нашей команды, кто последние годы работает в Министерстве. Чтобы стать членом комиссии, мне пришлось уйти в длительный отпуск. И если вы намекаете на моё участие в некой двойной игре, придуманной правительством, то сильно ошибаетесь.

— О, я ни за что не посмел бы думать о вас так плохо, мисс Грейнджер. На самом деле, такая мысль даже не приходила мне в голову.

Она безусловно видела, что я вру как Сивый Фенрир, ни слова не имея в виду из того, что сказал, и конечно же была права. Глупо надеяться, что её назначили на эту должность из лучших побуждений. А ещё можно смело отправить к дементорам пустую болтовню о независимости: влиянье Министерства присутствует везде. Грейнджер собралась оценивать моё руководство и профессиональные навыки? Какой сюрприз! Я больше чем уверен, что все её оправдания жизненно-чисты, как наволочка Добби на Малфое, — просто кто-то там, наверху, прислав мне «в помощь» меч Гриффиндора, на самом деле примеривается таким образом к моей шее.

Последующие свои слова Грейнджер обращала уже не ко мне, а ко всей аудитории:

— У нас нет задачи поймать кого-то из вас за руку. Всё, чего мы хотим, — это тихо посидеть на уроках, просто чтобы ощутить атмосферу в школе. Вам совершенно не о чем волноваться…

— Другими словами, нас не уволят, если уровень нашего преподавания будет признан не соответствующим стандартам? — спросил Джордж Блэкуэлл, учитель Маггловедения.

Я мысленно поаплодировал ему — буквально в одночасье Блэкуэлл прямо-таки вырос в моих глазах.

— Боюсь, я не могу ответить на этот вопрос, — в раздражающе покровительственном взгляде Грейнджер мелькнуло беспокойство. — Мы лишь будем докладывать об увиденном Департаменту образования, а там уже сами решат, как действовать дальше.

Я развернулся в кресле:

— То, о чём мисс Грейнджер пытается поведать столь туманно, означает, что если результат будет неблагоприятным, это повлечёт за собой вмешательство Министерства. Ведь именно так и происходит в маггловских школах, не правда ли? И это именно то, на чём с самого начала строилась вся затея: Акцио Хогвартс.

Она впилась в меня взглядом измученной диетами Нагайны, в то время как по рядам преподавателей пробежал недовольный ропот. Я молча пожал плечами: какого эльфа — никто не обязывал меня вступать в ГАВНЭ и бороться за чужие права, а уж тем более сюсюкаясь кормить её служебное рвение с ложки.

— Прошу вас, — миролюбиво произнесла Грейнджер, — не беспокойтесь об этом. Такие меры применяются лишь в самых крайних случаях. Вы сможете увидеть публикуемый документ до того, как мы покажем его Департаменту образования. И в нём будет вся информация с комментариями по каждому из пунктов, включая соответствия используемым критериям и шкалам.

— Можете не сомневаться, мисс Грейнджер, мы ознакомимся с вашим отчётом самым тщательным образом.

Минерва грозно взглянула мне в лицо, будто желая крикнуть: «Хватит настраивать её против себя!». Я столь же молча проигнорировал призыв. Эта материнская опека и беспокойство за свою питомицу вызывали во мне тошноту — как если бы весь сегодняшний завтрак состоял из блевательных батончиков.

Грейнджер потянулась рукой к волосам, словно хотела заправить за ухо непослушную прядь, однако её пальцы так и замерли в воздухе, будто хозяйка наконец вспомнила, что мятежная причёска и без того находится «в камере», под неусыпной охраной тугого пучка, который (как верный донжон) лишь один и стоит на страже её интересов. Прекрасно — «львица» ощущала себя не в своей тарелке. Может, теперь она будет иметь хоть отдалённое представление о том, как вынуждены чувствовать себя учителя, зная, что какие-то мерзкие проныры собираются целый день наблюдать за каждым их движением, стоит только войти в свой класс.

— Мы с коллегами прибудем к вам через два месяца. И единственная моя просьба — чтобы к этому времени вы подготовили для нас выборку: примеры эссе учащихся разных курсов и с разным уровнем успеваемости — самых лучших, середнячков и наиболее слабых, — которые позволят нам оценить ситуацию в целом. Кроме этого, я уверена, вам действительно больше не о чем волноваться. Просто представьте, что нас здесь нет…

Она ободряюще улыбнулась, и я буквально затылком почувствовал, что, обернувшись, смогу увидеть на некоторых лицах те же эмоции. Что ж, я лишь надеялся, что их улыбки не угаснут, когда мисс Грейнджер проявит себя по-настоящему и, открыв сезон «охоты на ведьм», разнесёт нас в пух и прах.

Там же и тогда же я решил, что буду неустанно следить за ней. Грейнджер намерена взвешивать каждый мой шаг? Пожалуй, ради этого я даже готов стать джентльменом — было бы некрасиво не ответить даме встречной любезностью. И если она задалась целью дискредитировать меня, или моих учителей, или мою школу — я как человек вежливый буду в ответ дискредитировать её.

Это было более чем справедливо.

После завершения встречи я лично проводил всезнайку до дверей, пока кто-нибудь из собравшихся не повёл себя как идиот, предложив ей остаться на ужин. В наиболее опасной близости к такому решению оказалась Минерва, поэтому я недолго думая наложил на неё временное Силенцио. Очевидно, столь явное палочкоприкладство не могло сойти с рук даже директору и в скором времени меня ожидала расплата, но на тот момент я просто не видел другого способа предотвратить дальнейшее пребывание Грейнджер в замке.

Не знаю, почему я соблаговолил довести её аж до главного входа. Не то чтобы гриффиндорская выпускница не знала дороги. Думаю, я лишь хотел удостовериться в том, что она не блуждает где-нибудь в родных закоулках Болотным фонарником, начав шпионить за всеми досрочно. Не сомневаюсь — внутри себя Грейнджер уже начала составлять список подводящих нас (как минимум) под карьерный Обливиэйт проступков. К примеру, таких: «О, да у вас тут кусок стены отвалился! Разве это не опасно для детского здоровья?».

Я распахнул перед ней двери:

— Прощайте, мисс Грейнджер. Я с огромным нетерпением буду ждать вашего следующего визита.

Она хмуро посмотрела на меня, и я невольно задался вопросом, огрызнётся ли глава министерской комиссии, как какая-нибудь обиженная пятикурсница. Но нет, она не стала этого делать. Напротив — её лицо отражало утомлённую покорность, убедившую меня в обратном.

— До встречи через два месяца, профессор.

Наблюдая за тем, как Грейнджер ковыляет вниз по лестнице, я намеренно бурил глазами каждый её шаг, до самой последней ступеньки, от души надеясь, что она спиной чувствует мой взгляд, и что он до конца держит её в напряжении. И лишь когда стойкий волосяной Клубкопух на ревизорской макушке достиг ворот, а затем выплыл с территории школы, я позволил себе захлопнуть дверь.

Через два месяца? Да если бы речь шла даже о двух столетиях — и то это было бы слишком скоро!

— Итак, Минерва. Что вам удалось выжать из этих нудных отчётов? Есть что-нибудь ценное?

Мы с МакГонагалл как раз обсуждали улучшения, которые необходимо было внести до приезда инспекционной комиссии: на всё про всё оставалось меньше двух месяцев. Для этого мы по очереди прочесали доклады, найденные мною в маггловской библиотеке Эдинбурга.

Минерва с деловым видом поправила очки:

— Несколько вещей. Вы заметили, что магглы буквально одержимы здоровым питанием и страстью поддерживать форму?

— Несомненно.

— Как вы считаете, у нас много детей с лишним весом? Им хватает физической нагрузки?

— У нас хватает счастливчиков, в расписании которых Астрономия идёт сразу после Зелий, и, соответственно, есть масса возможностей, чтобы размяться, — это как раз не проблема.

— Что правда, то правда. А как насчёт спорта, Северус? Ведь в нашем активе только квиддич и те немногие, кто в него играет. Говорят, занятия спортом способствуют укреплению командных навыков, или что-то в этом роде.

Годрикова впадина, какая беспросветная чушь!

— Ну и что вы предлагаете? Лично давать в Большом зале уроки гимнастики?

Воображение тотчас нарисовало передо мной чарующую картину, которую я был вынужден завесить тряпкой, чтобы остаться серьёзным.

Глаза Минервы сузились, но на провокацию она всё же не поддалась.

— Мы не виноваты, что учебный план не предполагает таких предметов, как… гимнастика, однако в рамках нашей инициативы вполне можем воспользоваться тягой детей к соревнованию. Что, если нам ввести несколько маггловских спортивных дисциплин? Мы легко могли бы задействовать поле для квиддича в качестве футбольной площадки — в те дни, когда на нём не проводятся матчи. А для девочек я бы предложила нетбол. Или, к примеру, теннис.

— Как вы себе это представляете?

— Всё, что от нас потребуется, это обеспечить инвентарь и пространство. А учащиеся, в зависимости от интересов, пусть сами выберут, на что им потратить свободное время. Если такая практика приживётся, в дальнейшем, я думаю, можно будет организовывать турниры или нечто подобное.

— Очевидно, это выльется нам не в один галлеон?

— Вовсе нет. Меня лишь беспокоит, что инспекторы сочтут наши изменения слишком свежими и станут расценивать такой энтузиазм как попытку задобрить Министерство.

— Что полностью соответствует истине, — добавил я, и Минерва улыбнулась. — Вот только они об этом не узнают, пока сами нас не спросят, — мы же вполне можем обойтись общими формулировками. В любом случае, стоит попробовать... Однако меня больше волнует другое.

— Правда? — мой мрачный тон явно встревожил её. И да, у меня действительно имелся повод для беспокойства:

— «Забота о душевном благосостоянии», если говорить коротко.

На лице МакГонагалл мелькнула тёплая ирония:

— Ах, это.

— Да, Минерва, и потворствовать этому мы не будем. Я не подписывался иметь дело со всяким… эмбриональным бредом, расплёскивать по углам успокоительное и вывозить тележками слюни, — меня аж передёрнуло. — Возраст уже не тот.

Судя по блеску в глазах МакГонагалл, мои слова развеселили её.

— Это реальная проблема, Северус. Нам действительно нужно что-то делать с тоской по дому и травлей со стороны сверстников… Уделять больше внимания социальному развитию…

— Предлагаете поместить детей в коконы, создать им тепличные условия? Это к Спраут.

Минерва улыбнулась:

— Ну, строго говоря, деканы факультетов и так уже выполняют эту функцию.

— Не знаю, что там творится у вас на Гриффиндоре, но, поверьте мне, Слизерин никогда не вёл дискуссий о социальном развитии.

— Я думаю, мы могли бы подойти к этому вопросу более ответственно, — закатила глаза МакГонагалл.

— Как насчёт того, чтобы набросать руководство к действию и распространить его среди сотрудников? Это будет достаточно «ответственно»?

Минерва кивнула, сопроводив свой жест одобрительным покашливанием, однако её лицо всё ещё оставалось хмурым. Я мысленно просветлел: она была встревожена не меньше меня.

— Вы ведь разберётесь с Хагридом и Сибиллой, не так ли, Северус?

Я вздохнул:

— Разберусь. А вас не затруднит сообщить остальным, что я буду крайне признателен, если на время работы комиссии они ограничат употребление алкоголя в стенах школы? Последнее, что нам нужно, это иметь дело с инспектором, интересующимся, отчего вдруг школьный воздух так пьянит.

Минерва хмыкнула:

— Да, я уже намекала на этот счёт Горацию.

Мы ненадолго погрузились в молчание, и я заметил тень на лице МакГонагалл.

— Что-то не так? — спросил я как можно безразличнее, хотя внутренне слегка напрягся. — Неужели ваша вера в мисс Грейнджер приобрела свойство ветшать?

— Кроме мисс Грейнджер нам надо убедить ещё троих. Вы про них что-нибудь выяснили?

Я скрестил на груди руки:

— Эпплби, как вы знаете, в своё время преподавал здесь. Он ушёл из Хогвартса в 1935-ом и с тех пор больше не возвращался. Но гораздо интереснее то, что ни Джереми Джонс, ни Иви Льюис никогда не переступали порога нашей школы.

Минерва удивлённо подняла брови:

— Это очень странно: их имена кажутся английскими...

— Министерство здесь явно темнит. Эти двое учились за рубежом и работали впоследствии там же. Семья Джонса эмигрировала в Австралию, когда он был ещё ребёнком, а мать миссис Льюис вела английский в Шармбатоне. Ни у того, ни у другого нет детей, так что в плане опыта Хогвартс для обоих станет чем-то новым.

Это на самом деле было придумано очень хитро. Даже если у Грейнджер и отсутствовал скрытый мотив — хоть я целиком уверен в обратном, — мы не могли рассчитывать на её лояльность, подкреплённую одними лишь чувствами к Хогвартсу.

Минерва с тяжёлым вздохом сняла очки. Она выглядела усталой, и, признаюсь, я ощущал себя немного ответственным за такой вид, как если бы это была моя вина. Моя? Да это целиком вина проклятого Министерства!

— Какой лицемерный спектакль, правда, Северус? Я имею в виду, что целую неделю нам с вами придётся ломать комедию.

— Согласен. Как я уже говорил, это жалкое мероприятие — один сплошной фарс. Но, к сожалению, мы обязаны принимать в нём участие.

— А что насчёт студентов или тех же портретов — они тоже будут вынуждены юлить? Ведь всё может пойти не совсем гладко, если кто-нибудь решит сказать что-то оскорбительное или поведёт себя неподобающе.

Я медленно покачал головой:

— Мы не в состоянии запретить кому бы то ни было вести себя так или иначе, Минерва. Остаётся лишь надеяться, что наши ученики гордятся своей школой и что инспекторы, явившись сюда, в свою очередь не станут относиться к нам предвзято — даже Грейнджер. Они ведь знают, какими порой бывают дети.

Уголки кошачьего рта дрогнули.

— Я разговаривала со своими студентами и сообщила им, что за хорошее поведение во время проверки они будут награждаться баллами.

— Внедряете взятки, Минерва? Я удивлён!

— Не вижу в этом ничего страшного, — заявил с портрета Дамблдор, весело подмигнув нам обоим.

— И не увидите, — тут же откликнулся я. — Для вас у меня запланированы реставрационные работы на весь период прохождения инспекции — может, вам рот там случайно закрасят.

Это была сладкая, как лимонная долька, иллюзия. Очевидно, что привычные для старика потоки сознания могли бы с лёгкостью затопить наш корабль, став ещё более откровенными, чем обычно, в то время как я бы всячески пытался удержать судно на плаву.

— Я огорчён, Северус. — С этими словами Дамблдор исчез в глубине рамы.

Конечно, я прекрасно сознавал, что не пользуюсь большой любовью у студентов, — заявлять обратное было бы, мягко говоря, непростительным бредом. Возможно, это был их шанс отыграться. Что ж, я ничего не мог с этим поделать — вряд ли мои мелкие угрозы способствовали бы достижению нами конечной цели.

 

* * *

Я с самого начала подозревал, что встречи с учителями будут тем ещё удовольствием, и оказался недалёк от истины. Моё собственное терпение во время этих бесед подверглось весьма тяжким испытаниям, и приходилось только удивляться тому, как отдельные сотрудники смогли получить должности, которые они занимали на данный момент. Взять хотя бы Горация. У меня не было никаких претензий к его способности преподавать Зельеварение — он учил меня самого и справился с этим превосходно, добившись беспримерной отдачи, — но, Мерлин Великий, были в его работе такие нюансы, которые едва не хором баньш кричали о некомпетентности.

— Заходите, Гораций, присаживайтесь. Я внимательно взглянул на вашу деятельность за последние несколько лет и скажу, что здесь нам беспокоиться не о чем.

Слизнорт самодовольно напыжился.

— Однако вы забыли принести мне свои бухгалтерские книги.

Надутости в нём резко поубавилось:

— Но они ведь вам на самом деле не нужны, правда? — коротко рассмеялся Гораций в своей привычной нервно-фальшивой манере.

— Уверяю вас, что нужны.

— Мерлинова борода, но всё же и так в порядке, мой мальчик; вы ведь меня знаете…

Я нетерпеливо потёр виски, начиная раздражаться:

— Ответьте мне, Гораций. Скажите, что вы добросовестно вели свои счета, кропотливо записывая все расходы: сколько потрачено и на что.

— Возможно, я был несколько небрежен… — тихо пробормотал он.

— Ради Салазара! Вы же понимаете, что в поисках малейших несоответствий инспекторы будут проверять всё!

— Северус! Вы хотите сказать, что я несостоятелен?

Да!

— Просто принесите мне свои бухгалтерские книги прямо сейчас. Я постараюсь заполнить их как можно тщательней — чтоб и гном не подкопался: нам необходимо прикрыть все неучтённые расходы…

Слизнорт покраснел. Неужели он думал, что я не знаю, на какие такие «зелья» уходят школьные деньги, когда его собственный карман оказывается пуст?

— Если вы хоть словом кому-нибудь заикнётесь об этом, Гораций…

— Я буду молчать!

Резво же я начал, коль прямо с порога согласился подделать эти чёртовы счета!..

 

— Хагрид, я вам со всей категоричностью заявляю, что вы ни в коем случае не будете показывать членам комиссии ваших незаконно выведенных питомцев! Вы меня поняли? В течение этой недели на уроках могут присутствовать лишь неопасные, официально зарегистрированные существа.

Великан обиженно нахмурился, но сейчас был явно не тот момент, чтобы обижаться.

— Вы видите эти докладные, Хагрид? — кивнул я на толстую папку, до отказа набитую пергаментами. — Тут полно протоколов об учащихся, которые были ранены или покалечены при проведении ваших занятий. У меня нет никакого желания разбираться с укушенным, ужаленным или потерявшим конечность студентом в то время, как какой-то слабоумный инспектор следит за каждым нашим шагом. Надеюсь, вам всё ясно?

Да ясно, что ни Грошика ему не ясно!..

 

— Сибилла, Сибилла, Сибилла... — Я вздохнул.

Какого ж Грима мне с тобой делать?

— Как вы смотрите на то, чтобы за счёт школы съездить в Скарборо? Минерва уверяет, что в эту пору погода там просто прекрасная.

Трелони уставилась на меня сквозь свои аквариумные очки, словно запутавшись в картине происходящего — то есть пребывая в абсолютно естественном для неё, потерянно-расплывчатом, состоянии.

— Что? Я не могу принять это…

— Вы выиграли конкурс, Сибилла…

— Думаю, я бы предвидела такое событие.

Кто б сомневался, Мракс разведи ей кофейную гущу!

Я не терял надежды соблазнить её этой чудесной возможностью, но как только матерь прорицаний узнала, что время поездки совпадает с инспекцией, она будто перестала меня слышать:

— Я так ждала, что комиссия заглянет в мою аудиторию, — всхлипывала Трелони.

Неужели она забыла о том, что случилось в прошлый раз? Конечно же нет — просто она была напичканной мозгошмыгами глухой тетерей.

 

Ещё одна проблема, с которой мне довелось столкнуться, — это Роланда, экспромтом «предложившая» повысить ей жалованье. Когда я рассказал об идее Минервы организовать спортивные секции и поинтересовался, не хочет ли мадам Трюк распространить эту информацию среди студентов, она вдруг заявила: «Вы собрались превратить меня в простого учителя физкультуры, Северус?»

И тут же потребовала увеличения зарплаты, которое я с лёгкостью пообещал — зная, что не буду этого делать. Она и так уже получала достаточно для того, чтобы объяснять кучке малолетних лодырей, как вскарабкиваться на метлу и забрасывать в кольцо чёртовы мячики!

«Попробуй побыть мной — хотя бы один день!» — чуть не выкрикнул я ей...

А с Биннсом мы даже не разговаривали. Не уверен, что он вообще знал о проверке. Впрочем, вряд ли Министерство надумает его уволить: призракам жалованье не платят.

Ирме Пинс я посоветовал ещё раз убедиться в том, что на полках библиотеки нет никаких подозрительных книг. Не хотелось повторения истории двух- или трёхмесячной давности, когда семикурсник нарочно оставил среди учебников по Чарам маггловский порножурнал. Кажется, румянец с лица Ирмы так и не сошёл...

 

В течение нескольких недель до начала ревизорского натиска жизнь в хогвартском котле бурлила, как Напиток живой смерти. По крайней мере, деятельные учителя в нём варились точно. Мы привели в порядок классы и отремонтировали всё, что требовалось. Сняв со стен «полотна пятидесятых», мы повесили вместо них новые материалы. Я лично проинструктировал домовиков, что пока ревизоры находятся в школе, жареную картошку на ужин больше двух раз подавать не стоит — в остальные же дни её лучше заменить салатами. Уменьшение количества сортов предлагаемой на десерт выпечки в угоду шайке инспекционных варваров также показалось мне хорошей мыслью. Когда я покидал кухонные владения, вид у эльфов был более чем разочарованный.

Оставшиеся недели, признаться, дались мне совсем не просто. И хотя днём я был спокоен, как дементор, — ночью… скажем так, ночью все мы находимся во власти подсознания. И моё выдавало к просмотру такие сны!.. В общем, приходилось лишь надеяться, что они не окажутся вещими.

Однажды мне приснилось, что я показываю Грейнджер и её приспешникам замок и со словами: «А вот здесь провинившихся оставляют после уроков», — веду «коллег» в подземелья, по дороге обращая их внимание на пыточный шкаф с гвоздями под романтичным названием «Железная дева», и тут же, вполне серьёзно, объясняю: «Это наше самое эффективное средство борьбы с плохим поведением. А ещё видите на стене кандалы? Стоит подвесить в них нарушителя правил — и всего через несколько часов ваша жизнь обретёт смысл, потому что отступник полностью пересмотрит свои приоритеты».

Помню, сон завершился фигурой главы комиссии, собственноручно сдающей меня в Аврорат.

Ещё в одном кошмаре Грейнджер с ядовитой усмешкой королевы серпентария трясла у меня перед носом школьным бюджетом:

— Куда уплыли все деньги, а, профессор Снейп? Что вы с ними сделали? Потратили на редкие книги? А может, прикупили где-нибудь на ЮБК⁽¹⁾ холостяцкий мэнор для знойных ночных вечеринок? Думаете, никто не заметит, что школа находится в полном… убытке?

— Пять минут назад все средства были на месте — я сам, лично, проверял счета!

— Я-то вам верю, профессор, — поверят ли остальные… — По её лицу струилось презрение. — Из-за ваших жульнических операций Хогвартс объявлен банкротом!

Максимум, что я мог сделать, проснувшись в холодном поту, — это тотчас же не ломануться по каминной сети в Гринготтс, посыпав голову пеплом вместо дымолётного порошка.

Но мои «ночные фантазии» не всегда заканчивались тем, что я попадал в тюрьму, подвергался жёсткому остракизму или выводился из строя каким-либо иным способом. Был один сон, или чудо-видение, как я его называю, где от Грейнджер с её ненавистной командой отвернулась вся школа и мы дружно гнали эту проклятую четвёрку аж до самого Хогсмида — с факелами, гигантскими вилами Малыша Рубеуса, связкой навозных бомб и разными другими приспособлениями, которые только смогли отыскать. Помнится, наступивший за этой волшебною грёзою день был особенно ясен и добр.

И всё же я не мог не придавать значения ночным «звонкам», сообщавшим мне о моём беспокойстве ввиду предстоящих событий. Однако я был твёрдо уверен, что не позволю Грейнджер вышибить меня из седла — Мерлин, куда ей. Тем более что эти сны вовсе не являлись угрызениями совести: моё руководство Хогвартсом (во всяком случае, со времени окончания войны и по сей день) никогда не было причиной серьёзных проблем или безвыходных ситуаций.

Хотя существовала, на мой взгляд, вероятность того, что меня в любом случае надумают прижать — без разницы, по какому поводу. Ведь моё более чем неоднозначное прошлое в сочетании с явным пренебрежением к Министерству едва ли могло стать стимулом для работающих там, наверху, полюбить меня как родного. Не исключаю, что в роли директора Хогвартса они предпочли бы видеть кого-нибудь посговорчивей.

Судя по последним событиям, на это место, вероятно, готовили Грейнджер. Что ж, без всяких сомнений, такое продвижение по службе могло бы стать для неё значительным успехом — и не только в карьере.

Однако я знал, что большинство сотрудников поддерживают меня, и конечно же мог рассчитывать на тех, с кем проработал долгие годы. Что же касается студентов — их отношение ко мне было ровно противоположным. И пока не случилось открытого бунта, стоило этому радоваться.

 

За завтраком перед прибытием грейнджеровской команды атмосфера в школе выдалась особенно напряжённой. Большинство преподавателей явно чувствовали себя неважно: они, как заложники, сидели в Большом зале, молча изучая потолок и медитируя над нетронутыми тарелками. Лицо Горация по цвету успешно соперничало с жаброслями, губы Минервы были плотно сомкнуты, а Филиус выглядел так, будто хором собрался удариться в панику. Даже студенты казались менее оживлёнными, чем обычно. И единственным человеком, который в атмосфере Судного дня не разделял уныния масс, была Поппи.

— Не понимаю, с какой стати вы все так переживаете, — с невозмутимой безмятежностью вещала она, зубами и вилкой прокладывая себе путь через гору омлета. — Моё Больничное крыло проверяется целителями Святого Мунго каждые два года. По крайней мере, в тюрьму за небольшой недосмотр вас точно никто не посадит. Максимум сделают замечание.

Думаю, я выразил общее мнение, когда посоветовал мадам Парацельс заткнуться, ласково назвав её старой перечницей.

Через некоторое время школьный звонок известил о начале занятий, и я направился к главному входу, чтобы встретить неоднократно проклятую нами со всех башен делегацию. Мисс Грейнджер вместе с очередной, опасно балансирующей на макушке причёской первой переступила заветный порог.

— Доброе утро, профессор Снейп, — приветливо произнесла она.

— Боюсь, мисс Грейнджер, наша красная дорожка только-только отправилась в чистку — примите мои глубочайшие извинения.

Её взгляд посуровел, однако она лишь молча развернулась к «золотому трио», стоящему в дверях позади неё, и (теперь уже лично) познакомила меня с каждым из сообщников. Их руки я, разумеется, пожал.

— Что ж, — начал я голосом, звучащим, надеюсь, не слишком фальшиво. — Добро пожаловать в Хогвартс. К сожалению, я полностью в вашем распоряжении. Итак, с чего бы вы хотели начать? — Произнеся это, я издал мрачный смешок и, должно быть, слишком зловеще сверкнул глазами, потому что миссис Иви Льюис внезапно опустила взгляд. Грейнджер, впрочем, оказалась более закалённой:

— Может быть, вы могли бы провести для нас экскурсию, директор? А после небольшого перерыва мы приступим к нашим обязанностям.

По правде говоря, я не имел ничего против ознакомительного кросса по замку. Возможно, маршрут из подземелий на верхнюю площадку Астрономической башни с различными попутно-дополнительными отклонениями измотает «коллег» настолько, что на занятиях во второй половине дня они будут спать крепким сном-без-сновидений. Бедняга же, которому предстоит целый час просидеть с Биннсом, наверняка исполнится ко мне благодарности, подумал я.

Мой дебют в роли гида стартовал довольно удачно. Никаких железных девиц, каморок с гвоздями, кровавых застенков и кандалов в подземельях не обнаружилось, и таким образом я остался свободным человеком, что при любом раскладе бесспорно является плюсом. Мы делали остановки в каждом из классов, чтобы представить членов комиссии студентам и преподавателям. Я стучался и с трепетом открывал двери аудиторий, боясь застать вместо уроков неуправляемый хаос. Никаких сомнений у меня не вызывало лишь посещение класса Минервы. Риск, что, придя туда, я наткнусь на профессора Трансфигурации, запертого в кладовке, или на летающие по всей комнате проклятия, был небольшим. Не знаю, почему воображение рисовало мне такие картины. Инциденты на уроках, конечно, случались — от них не застрахован никто, — но учащиеся, в основном, всегда вели себя адекватно. Иначе им пришлось бы иметь дело со мной.

Фортуна (видимо, устав первой) отвернулась от меня ещё до того, как мы закончили подниматься наверх. Проблемой стали лестницы. Джереми Джонс выглядел слегка испуганным, когда пролёт, на котором мы все находились, вдруг отклонился и проехал мимо назначенной цели.

— Это ведь немного опасно, не так ли? — спросил Джонс.

Мне захотелось закатить глаза не только мысленно.

— У магглов тоже есть движущиеся лестницы — так что не понимаю, в чём трагедия? — нетерпеливо возразил я.

Он лишь пожал плечами. Я же, вывернувшись так удачно, в душе поздравил себя и вручил орден Мерлина за находчивость.

Увы, но праздники не могут продолжаться долго — закончился и этот.

Где-то между четвёртым и пятым этажами внезапно раздался крик: Иви Льюис попала в ловушку. Обернувшись, я увидел, как торчащая в провале по пояс «француженка» судорожно цепляется за соседнюю ступеньку.

— Святые херувимы, что происходит?! Я сейчас упаду!

— Миссис Льюис, — произнёс я спокойно. — Вы никуда не упадёте: это всего лишь зачарованная ступенька. Если позволите... — Я протянул ей руку, и она нервно кивнула. Джонс бросился мне помогать, за что я был ему весьма признателен, поскольку формы у мадам Шармбатон оказались довольно пышными. Мы вдвоём вытащили её обратно, и, поднявшись, она сразу же набросилась на меня.

— Профессор Снейп, что это, Олимпия вас защити, сейчас было?

— Ступени-ловушки, — начал я, но она перебила прежде, чем я успел объяснить.

— Ступени-ловушки? Вы хотите сказать, что это шутка?

— Это просто шалости замка — даже лестницы вправе развлекаться и получать удовольствие.

Миссис Льюис не оценила мой юмор.

— Шалости?! — взвилась она.

Грейнджер выступила вперёд:

— На самом деле, Иви, тут не о чем беспокоиться. Каждый студент знает, где расположены ступени-ловушки. Вот почему профессор Снейп перешагнул через одну из них.

О, я был бесконечно благодарен Грейнджер за подобное разъяснение и расстановку акцентов! Этакая Хагридова простота в сочетании с милой наивностью.

— Приношу свои извинения, миссис Льюис. Для меня подобные вещи — как вторая натура, но я должен был подумать о том, чтобы предупредить вас. — Я собрал весь свой шарм и явил на свет максимум очарования, которое только смог отыскать в собственном, весьма ограниченном, репертуаре любезностей. Без сомнения, этого просто обязано было хватить.

Льюис шмыгнула носом.

— Всё в порядке, директор.

Я зыркнул в сторону Грейнджер и возобновил наш путь. С этого момента её как будто прорвало: она стала невыносимо болтливой.

— Я никогда не была сильна в Прорицаниях, — заявила всезнайка, — но должна сказать, что этот класс один из лучших. Уверена, он вам понравится, Иви.

И затем понеслось:

— В библиотеке Хогвартса такое разнохарактерно-причудливое собрание книг…

А когда, по моим ощущениям, она начала цитировать уже целые абзацы из «Истории Хогвартса», я был вынужден прервать её вопросом:

— Так кто из нас проводит экскурсию, мисс Грейнджер?

Поставленная таким образом на место, она свела свои дальнейшие реплики к минимуму, хотя, без сомнений, десятикратный шквал её энтузиазма собирался настичь меня позже, когда мы окажемся в приватной обстановке моего кабинета. В конце концов, Грейнджер никогда не была серой тихоней. Подобная перспектива наполнила меня таким ужасом, что я предпочёл бы сам попасть в лестничную ловушку и оставаться в ней — неисчерпаемо долго.

К тому времени, как мы добрались до Астрономической башни, Эпплби почти уже хрипел, поэтому я предложил сделать паузу и провести её в учительской. Но пока мы шли через галерею, ко мне вдруг обратился Джонс:

— Директор, мы ещё не были снаружи. Не могли бы вы показать мне поле для квиддича?

И когда теперь, выруби его бладжер, я буду пить свой одиннадцатичасовой чай с шоколадным печеньем?

Слюну и возглас раздражения я проглотил одновременно.

— Разумеется…

— Я тоже пойду, — вставила свой кнат Грейнджер.

Какое счастье.

У двух оставшихся членов комиссии головы явно находились на нужных местах, поскольку их мудрые владельцы всё-таки предпочли чай.

Я вывел Джонса и Грейнджер из замка и направился в сторону квиддичной площадки. По сравнению с Эпплби «австралиец» был человеком молодым и стойко излучающим жизнерадостность — качество, которое я имею склонность особенно презирать в людях. Он не стал исключением. А ещё Джонс оказался помешан на спорте: по дороге к полю он начал кормить меня грустной сагой о своей неудавшейся карьере квиддичного охотника.

— Я свалился с проклятой метлы в первый же год, как стал запасным у «Пушек»! Упал прямо на плечо! Ну и что это за охотник, который в перспективе собирается быть профессиональным игроком, но не в состоянии даже руки поднять выше подбородка, а?

— Да уж, — буркнул я, изо всех сил стараясь быть вежливым.

Он повернулся к Грейнджер:

— Я слышал, ваш друг, мистер Поттер, был грозой на метле! А как насчёт вас, мисс Грейнджер: вы любите играть в квиддич?

Я взглянул на неё. Она с трудом пробиралась в своих нелепых туфлях по размякшей лужайке.

— О нет, мистер Джонс, я предпочитаю оставаться на твёрдой земле.

Я открыл ворота, и мы поднялись на трибуну, а оттуда — вышли на поле.

— Какая потрясающая площадка! — восхитился Джонс. — Настоящая, со своими традициями, символами, характером и… о, директор, что это?

Он в замешательстве развернулся ко мне, указывая на группу шестикурсников в центре поля.

— Они играют в маггловский футбол? — бедняга явно был под большим впечатлением.

Я сдержал улыбку и ответил довольно ровно:

— О да. Всё дело, знаете ли, в разнообразии возможностей. Раньше эта площадка использовалась лишь для квиддичных матчей и тренировок. Но мы подумали, что было бы практичнее задействовать её в более широком смысле. Некоторые детали предложили сами студенты — всегда приятно, когда удаётся привлечь их к процессу, — и, таким образом, было решено создать импровизированное футбольное поле. Для этого не понадобилось никаких специальных чар: провести на траве пару линий способны даже первокурсники.

Джонс энергично кивнул.

— А у него есть ещё какое-нибудь применение? Просто я всегда считал позором, что в таком могущественном мире, как наш, увлекаются лишь одним видом спорта.

Я с напускным безразличием пожал плечами:

— Кажется, на днях прошёл матч по крикету — Гриффиндор против Слизерина. Кроме того, у нас есть отдельная площадка для тенниса…

— Честные создатели! Профессор Снейп, — крикет?! Вы должны показать мне это, когда будет время: я, о-о…

Юные футболисты отправили снаряд в нашу сторону, и Джонс от волнения аж подскочил на месте. Затем ринулся вперёд, подталкивая мяч ногами. Вид у инспектора был весьма забавный: слегка раскинув руки, он как будто пытался удержать равновесие на невидимом канате, продолжая таким образом маневрировать к центру поля.

— Ну, давайте, ребята! Посмотрим, как вы со мной справитесь!

У нас с Грейнджер просто не было слов: мы лишь стояли разинув рты.

Однако молчание длилось недолго.

— Разнообразие, да, профессор? Весьма свежее новшество.

Я должен был знать, что именно она отнесётся к этому с подозрением.

— Вы так считаете?

— Футбол известен как игра, в определённой степени стимулирующая у магглов агрессивное поведение.

Проклятье.

Думай, Снейп, думай.

— Мисс Грейнджер, я никогда не наблюдал за вами склонности к широким обобщениям. Неужели вы настолько глупы, чтобы предположить, что если кто-то играет в футбол, то он неизбежно становится агрессивным?

Она нахмурилась.

— Нет… я просто высказала мысль: это всего лишь нейтральное наблюдение.

— Не основанное на каких бы то ни было эмпирических данных, смею добавить, и…

Внезапный окрик: «Берегись!» — прозвучал из самой гущи футбольной борьбы. Я резко обернулся, инстинктивно сделав шаг назад, и таким образом избежал мяча, летевшего прямо на нас. Однако его траектория выбрала своей целью не меня — и прежде, чем я успел среагировать, кожаный снаряд влетел в затылок Грейнджер.

Она громко вскрикнула и схватилась за голову. Мне же пришлось быстро прикусить губу и отвести взгляд. Выдающаяся грейнджеровская причёска окончательно съехала набок, а идиотский пучок превратился в бесформенную волосяную бриошь.

— Простите, сэр! Мои сожаления, мисс Грейнджер! — послышался виноватый голос из центра поля.

— Брэдшоу! — крикнул я. — Пять баллов с Рейвенкло за нападение на инспектора! — При этом я подумал, что впоследствии с лёгкостью мог бы вернуть их обратно.

Я поднял глаза на Грейнджер:

— Мои извинения; я считал, что вам хватит ума уйти с дороги вовремя.

У меня даже и в мыслях не было насмехаться над ней — я лишь спасал свою честь, спеша оправдать собственное скоропалительное бегство от мяча. Несмотря на это, Грейнджер бросила в мою сторону испепеляющий взгляд, а её щёки покрылись пятнами румянца.

Я решил повторить попытку:

— С вами всё хорошо? Может, отвести вас к мадам Помфри?

— Не стоит, я в порядке. Это был футбольный мяч, а не булыжник, — процедила она и спотыкаясь побрела в сторону замка. Я говорю «побрела», хотя это больше напоминало ковыляние, потому что каблуки её туфель неуклонно тонули в грязи. Или пошатывание. Да, точно! Всезнайка выглядела так, будто успела приложиться к алкогольной коллекции Слизнорта.

Я ухмыльнулся: может, у неё сотрясение?

Джонс по-прежнему отрывался на квиддичном поле, напоминая собой взбесившуюся метлу, поэтому я решил, как и Грейнджер, вернуться в замок.

Таким образом, по прошествии всего двух часов с начала инспекции в моём активе имелись: один ревизор на грани истощения, одна пострадавшая от лестничных фокусов, один безоглядно влюблённый в кожаный мяч и одна получившая по мозгам этим самым мячом.

В целом, наверное, лучшего и пожелать было нельзя: вряд ли всё могло сложиться ещё удачней.

---

1) В данном случае ЮБК — это южный берег... нет, не Крыма, и даже не Канады (как можно было бы подумать), а всего лишь Колдо-Британии.

Вернуться к тексту

Наконец проверяющие оказались на занятиях: не на поле для квиддича и не в лестничном проёме, а на занятиях; и это было главным — ведь по большому счёту всё зависело от качества преподавания.

Урок Хагрида стал первым, куда согласно дообеденному графику пожаловала инспекция, — таким образом, ещё около двух часов я вынужден был наслаждаться счастливым неведением. О том, что с лёгкой руки великана может произойти за это время и какой «уход» способны обеспечить окружающим сами магические существа, мне даже думать не хотелось.

Я как раз разрабатывал план скрытого наблюдения за «зверским» уроком, когда в мою дверь постучали.

В кабинет вошла Грейнджер, на вид вполне оправившаяся после утренней проверки головы на прочность. Если б только мяч оказался булыжником, все мои проблемы были бы уже решены. Но случай — видимо, ещё более прозорливый, чем здешние кроты, — увы, не помог, поэтому сейчас наступил тот самый отвратительный момент, которого я ждал всё утро.

Грейнджер направилась к моему столу, и я поспешил незаметно прикрыть стопку документов с красочными грифами Министерства образования Её Величества. За последние недели все эти кипы маггловских бумаг надёжно обосновались в рабочем пространстве моего кабинета, однако Грейнджер вовсе не обязательно было знать, какие глубокие исследования мне пришлось провести с их помощью. Я не собирался доставлять ей такого удовольствия.

Стоило всезнайке переступить порог, как она тотчас же услышала: «О, мисс Грейнджер! Как приятно снова вас видеть!» — идущее из уст Дамблдора.

У меня не было времени на подобную чепуху.

— Да-да, всё это чрезвычайно трогательно, Альбус, но, если не возражаете, нам есть чем заняться и без вас.

«Львица» мгновенно ощетинилась, принимая боевую стойку, однако Дамблдор в кои-то веки смог удержаться в рамках и повести себя как надо: он клятвенно заверил Грейнджер, что пообщается с ней позже, и сразу же удалился. Остальные директора и директрисы также покинули свои холсты, давая нам возможность побеседовать в конфиденциальной обстановке.

— Можно я присяду? — поинтересовалась глава комиссии.

— Если иначе не получится.

Она негромко фыркнула и уселась напротив меня, оглядывая кабинет с таким видом, будто всё здесь уже принадлежало ей. Должно быть, мысленно расставляла мебель, пока мы говорили. Что ж, я намеревался сохранить за собой по меньшей мере кресло — так что пусть Грейнджер ищет себе новое.

— Итак, — без долгих прелюдий начал я, — мне отдать вам ключи от стола, и покончим с этим?

— Вообще-то я тут по другому вопросу, — она слегка нахмурилась, но всё-таки продолжила: — В первую очередь мне бы хотелось поговорить с вами о школе.

А я-то, наивный идиот, решил, что она заглянула обсудить погоду и посетовать на дожди.

— Что вы думаете о Хогвартсе, профессор?

Я иронически поднял бровь:

— Не могли бы вы растечься мыслями по древу ещё шире, мисс Грейнджер? Вы ведь мисс Грейнджер, я ничего не путаю? Не хотелось бы думать, что мы гневим небеса и вызываем раздражение или чесотку всякий раз, как обращаемся к вам «не по форме».

Она вспыхнула ярче цвета гриффиндорского флага, мгновенно став пунцовой, и, признаюсь, я пожалел, что упомянул об этом, — вероятно, не стоило. Такой, чересчур откровенный, намёк с моей стороны мог стать ошибкой, и я её только что сделал.

— Уверена, вы прекрасно знаете, что я больше не ношу фамилию Уизли.

Я знал это слишком хорошо. Грейнджер на мгновение закусила губу, словно пытаясь сохранить самообладание, хотя с какой целью — предотвратить ли истерику и не разрыдаться или забросать меня оскорблениями — трудно сказать. Но как бы то ни было — ей удалось справиться и взять себя в руки.

— Вы руководите Хогвартсом, профессор, и наверняка имеете своё личное мнение о нём — его преимуществах, проблемах и недостатках. В этом отчёте должен ощущаться дух школы, и меня интересует ваш собственный взгляд на вещи, ваша точка зрения.

Моя точка зрения — моя! Как будто она что-то значит. Не понимаю, к чему вообще такие сложности: зачем все эти танцы с мётлами, если снитч уже пойман!

Я мысленно сделал глубокий вдох, стараясь успокоиться. Наверное, сейчас действительно был не самый удачный момент, чтобы выпускать на волю Пожирателя — пока. Я на секунду задумался над тем, что сказала Грейнджер. Дух... Ещё одно убойно-высокопарное маггловское словечко, которое так обожают вставлять в свои проповеди амбициозные кривляки вроде неё.

Я решил разбавить гриффиндорский пыл и ответить... в том же духе.

— Моя точка зрения такова: я нахожу в высшей степени абсурдным то, как ведут себя некоторые родители. Много ли маггловских школ может похвастаться традициями, берущими своё начало далеко за пределами тысячелетия? Дети приходят сюда учиться, и они учатся. Даже вы не станете с этим спорить. Как можно судить о Хогвартсе по принципу «одна ведьма мне сказала», то есть опираясь лишь на слухи и старые проблемы? Конечно, во времена тотальной власти Волдеморта в школе было небезопасно — но тогда везде было небезопасно! И знаете, мисс Грейнджер? Знаете, что по-настоящему заслуживает восхищения и всяческих похвал? То, что некоторые учителя проработали здесь уже чуть ли не по полвека. Вы хоть можете себе представить, какой нужен запас прочности, сколько сил, чтобы изо дня в день выдерживать столь изнурительное однообразие: каждое утро вставать, отправляться в один и тот же класс и вдалбливать в головы один и тот же материал, снова и снова, и так на протяжении десятилетий? Когда всё настолько монотонно, что, кажется, ты мог бы с лёгкостью повторить свои действия во сне.

Что-то промелькнуло в её глазах — почти неуловимое, — какая-то тень, обозначившая, что мои слова глубоко повлияли на Грейнджер. Примечательно, что она даже слегка изменилась в лице, однако я не склонен был заострять на этом её внимание.

— Но вот что я вам скажу, мисс Грейнджер. Большинство моих учителей по-прежнему полны энтузиазма и преданы работе так же, как и в тот далёкий день, когда они впервые стояли перед классом, — а всё потому, что им небезразлично дело, которым они занимаются.

Я замолчал, поскольку к бледности всезнайки вдруг добавилось удивление. Мерлин, неужели я только что умудрился так опозориться, что произнёс страстную речь перед самой Гермионой-оглуши-её-мандрагора-Грейнджер?

— Вам всё это далеко небезразлично, ведь так, профессор Снейп?

Кажется, я моргнул. Какая ей разница, что я чувствую? И разве я должен оправдываться перед ней?.. Ну конечно мне было не всё равно. Преподавание… руководство школой заставило меня ощутить себя нужным… Оно позволило мне уверовать в то, что я делаю что-то хорошее, что-то правильное в своей жизни… наконец-то. И я хотел достичь успеха. Возможно, потому, что занимался этим слишком долго, не в силах представить, что могу заниматься чем-то ещё. Более того, Хогвартс являлся для меня не просто школой — как и для многих других, он стал домом. Всегда им был.

Но я не мог сказать об этом Грейнджер, ничего из этого, — не мог заставить себя озвучить свои мысли. Да и с какой стати мне было это делать? Если глава комиссии считает, что вправе совать свой нос куда ей только вздумается, это ещё не значит, что так оно и есть. В моём понимании, по крайней мере.

С другой стороны, вряд ли я мог ответить «нет». Не сомневаюсь, что этим я лишь подписал бы себе увольнительную «на берег». Пожизненно.

— Я ведь здесь, не так ли? — поднял я глаза на Грейнджер, и, вероятно, беспокоясь, что она могла проследить ход моих мыслей, добавил: — Хотя ещё не вполне разобрался, для чего здесь вы.

Глава комиссии опустила взгляд, но отвечать не стала. Должен признаться, я был заинтригован. Возможно ли, чтобы у неё не нашлось оправданий своему реформаторскому назначению? Или она просто боялась сболтнуть лишнее? В одном я был абсолютно убеждён: что к воскресенью так или иначе смогу это выяснить…

Грейнджер, наконец, ожила и зашевелилась, расправляя на мантии несуществующие складки.

— Как вы считаете, профессор, Хогвартс сильно изменился за последние десятилетия?

Она что, хочет сказать, что мы все тут в Дьявольских силках погрязли и сложа палочки дремлем? Или с утра до ночи фестралам рёбра пересчитываем?

— Я прекрасно понимаю, что образование должно идти в ногу со временем, мисс Грейнджер.

Мой резкий тон, видимо, подействовал на неё отрезвляюще, потому что в какой-то момент она даже прикрыла глаза от расстройства.

— Пожалуйста, не надо так болезненно реагировать на всё, что я говорю, профессор: я обращаюсь к вам не как глава комиссии, а скорее как «адвокат дьявола», который лишь предлагает «другой стороне» подумать над теми щекотливыми вопросами, которые в ближайшем будущем ей зададут уже официально. Вот почему мне хочется услышать ваше мнение.

Чтоб я сдох в Визжащей хижине! Адвокат дьявола! Да у меня не было ни капли чёртовых сомнений в том, зачем всезнайке мои мысли: она рвалась сама заполнить «судовой журнал», чтобы, когда «следствие» дойдёт до оценки доказательств, иметь возможность утопить меня живьём, собственноручно повязав на шею якорь из противоречий!

— Как Хогвартс мог остаться прежним? — раздражённо бросил я. — Учителя приходят и уходят. Поттер, Волдеморт, война, Дамблдор, я… Хогвартс не в безвоздушной сфере существует; в противном случае мы бы сейчас здесь с вами не разговаривали. Конечно, многое изменилось — человеческим взглядам вообще свойственно меняться. Со временем такие оборотные метаморфозы настигают даже студентов.

Грейнджер заинтересованно кивнула:

— И что же будет дальше, профессор?

Я скрипнул зубами.

— Это вы обо мне или о школе?

— Разумеется, о школе.

Ну разумеется! Только почему-то я был уверен, что речь именно обо мне.

— А разве не ваша обязанность — ответить на этот вопрос?

— Полагаю, что так. — Она согласно качнула головой.

«И, без сомнений, ты сделаешь это с превеликим удовольствием».

— Вы подготовили статистику, о которой я просила?

Я открыл ящик и передал ей папку с информацией по школе — о количестве учащихся, сотрудниках и прочем. Грейнджер быстро пролистала документы, словно желая убедиться, что всё на месте и оформлено правильно — ещё бы там было что-то не так! — но конечно же один пункт просто не мог не броситься ей в глаза.

— Сорок эльфов, — пробормотала ярая защитница слабых и угнетённых. — Мне нужно будет ознакомиться с их контрактами и подробными условиями работы.

— Непременно! Нам бы ни в коем случае не хотелось, чтобы вы упустили возможность попутно исполнить и другие свои обязанности — как сотрудник Отдела по контролю за магическими существами, отпуск там у вас или не отпуск, — заметил я с обманчивой улыбкой.

Грейнджер упрямо прищурилась.

— Я буду проверять все контракты: таковы правила. Это лишь вопрос порядка.

— В самом деле? Что ж, лично я, например, и в мыслях бы не посмел идти против правил.

Боюсь, глава комиссии слегка переоценила грузоподъёмность своей нервной системы: им обеим я был не по плечу. Становилось всё более очевидным, что мой сарказм выводит Грейнджер из равновесия: в её глазах то и дело вспыхивало раздражение, а губы сжимались в тонкую линию, обозначая крайнее недовольство. Возможно, из нас двоих всезнайка не выдержит первой. Возможно даже, что её терпение лопнет раньше моего. Неважно. Она безусловно знала, куда идёт и в чьё зелье собирается вмешаться, когда согласилась на эту работу. И ей действительно некого было винить, кроме самой себя. Как говорится, нечего на Еиналеж пенять, коли помыслы кривы.

— В настоящее время у вас учатся двести шестьдесят два студента, распределённых по четырём факультетам приблизительно поровну.

Да, Грейнджер явно обладала талантом делать очевидные заявления. Интересно, ухватится ли она за такой нюанс, как «поровну». Если б всезнайка копнула поглубже, догадавшись посмотреть более ранние записи, то могла бы найти некую закономерность, согласно которой Хогвартсу неизменно и фантастически везло с ежегодной сортировкой учащихся по группам, оказывающимся в итоге аккуратно сбалансированными между собой. В общем-то, это был весьма удобный каприз Распределяющей шляпы, так что повторно взвешивать все «за» и «против» столь остроконечного самоуправства главе комиссии придётся уже с себе подобной.

— В чём смысл ваших утверждений, мисс Грейнджер? — Если он вообще есть. Мерлин, как же это утомляет!

— Судя по всему, цифры за последние три года сильно упали.

Что-то не припомню, чтобы она когда-либо ещё была такой... Уизли.

— Численность студентов варьируется постоянно. Скорее всего, она снова возрастёт, если, конечно, все учащиеся от нас не сбегут.

Я осуждающе уставился на всезнайку, словно обвиняя в сказанном. Возможно, с моей стороны такое поведение было несколько чрезмерным, но ведь я же славлюсь подобными вещами: это один из моих любимых коньков. Грейнджер едва слышно вздохнула, подтверждая таким образом и правоту моих мыслей, и своё поражение.

— Уверена, у вас есть и другие дела, директор, так что со всем этим я разберусь самостоятельно. Для меня найдётся кабинет, где я могла бы поработать?

Хвала Салазару: наконец-то я был свободен!

— Вы можете остаться здесь, если хотите, а я займусь вопросами в другой части замка.

Украдкой наложив на свой рабочий стол Запирающие чары — не доверяю я этим гриффиндорцам ни на сикль, а Грейнджер и того меньше, — я встал, чтобы уйти.

— Ах да, и, профессор Снейп, — окликнула она меня, — можно попросить вас организовать небольшое собрание, скажем, в четверг во второй половине дня? Мне бы хотелось, чтобы на нём присутствовали деканы факультетов, мадам Помфри и вы. Но если к нам захочет присоединиться кто-нибудь ещё, я буду только рада. Речь пойдёт о благосостоянии учащихся.

Я был уверен, что эти «кто-нибудь» не остановятся ни перед чем — перегрызут друг другу глотки, как стая гриндилоу, или напьются Оборотного, — лишь бы попасть на столь элитный шабаш.

— Я прослежу за этим, — сухо бросил я. И ушёл до того, как она попросила меня перестроить Вселенную или застеклить Астрономическую башню, чтобы воздыхатели в ночи не простужались. Ненасытная начальница.

Быстро спустившись в коридор, я взял курс на одну из дальних башен. У меня имелась веская причина покинуть Грейнджер именно сейчас, и вряд ли это можно было сделать более своевременно.

Я с завидной скоростью передвигался по четвёртому этажу, разве что стесняясь перейти на бег, когда меня заметила Роланда:

— Северус...

— Не сейчас. Мне срочно нужно в Западную башню! — отрезал я и вихрем помчался дальше, услышав позади её возмущённый возглас.

— Мерлин, Северус! — тренерским голосом повторила мадам Трюк. — Прошло каких-то несколько часов. Неужели наши дела так плохи, что вы уже надумали прыгать из окна? Хотя бы посмотрите, чем всё это закончится!

Обернувшись, я увидел, что её губы изогнуты в усмешке.

— Идите вы на... Хуч.

Проклиная всех (без исключения) представительниц женского пола, я дёрнул дверь, ведущую на башню, и начал подниматься по винтовой лестнице. Мне незачем было лезть до конца, поэтому я остановился возле террасы, опоясывающей донжон примерно на полпути к верху. Отсюда открывался прекрасный вид на лужайку, где обычно проводились занятия по Уходу за магическими существами. Опустив ладони на каменный поручень, я... обомлел. Клочья густого тёмного дыма, парящие над верхушками деревьев, заставили меня тут же оторваться от перил и сокрушённо воздеть руки к небу с мыслью о том, не лучше ли прямо сейчас, разом, покончить со всеми проблемами и воплотить в жизнь плоско-стремительную шутку наставницы по полётам. На худой конец, «трюк Роланды» (в моём исполнении) мог бы создать отвлекающий эффект.

«Хагрид, — пробормотал я сквозь зубы, — какой упёртый гиппогриф решил, что вправе разжигать наглядно-жертвенный костёр, когда его смиренно кланяясь просили вести уроки поскромнее?»

Неожиданно мои волосы взметнулись вокруг меня, как бы подхватывая этот эмоциональный порыв и добавляя к сказанному: «Тем более на таком ветру!»

Третий курс выглядел так, будто поголовно прислонился лицами к духовке; в то же время все с возбуждением указывали на саламандр. Неподалёку драил воздух мечущийся Джонс, и даже с высоты моего наблюдательного пункта было видно, что он нервничает. Может быть, «австралиец» лишь уворачивался от случайных искр, я не знаю. Скорее его манёвры и кенгуриные прыжки напоминали некий особый способ следить за ситуацией, чтобы та не вышла из-под контроля. И мне было любопытно, в курсе ли Джонс, что у Хагрида почти отсутствуют магические способности.

Я тяжело вздохнул. Моё топтание здесь, на башне, не имело никакого смысла. Я в любом случае ничего не мог предпринять: коль скоро у великана что-то и стряслось, вмешательство директора было исключено. Руководящему оку не пристало даже шпионить: если бы кто-нибудь увидел меня за этим занятием, вряд ли в дальнейшем оно могло бы свидетельствовать о доверии к собственному персоналу. Забудьте мои недавние хвалы и поэтические вирши о том, что учителям не всё равно, — многие из них частенько поддавались приступам лени. Но я должен был проявить мужество и постараться оказать доверие Хагриду. В конце концов, лекции о саламандрах он читал и раньше, и ни одного учащегося после них не доставили к столу мадам Помфри ни хорошо прожаренным, ни даже в состоянии al dente.

Полюбовавшись напоследок зрелищем внизу и «ухоженным» видом инспектора, я тряхнул головой и покинул террасу. Спуск с башни вконец заставил меня признать очевидное: это невозможно — я категорически переоценил свою способность доверять людям.

 

* * *

Обед вышел немного нескладным. Наши гости быстро рассредоточились по преподавательскому столу, и к моему величайшему ужасу Минерва уступила своё законное место Грейнджер. Я же планировал сесть рядом с Джонсом, чтобы попытаться выудить из него информацию о том, как прошёл урок Хагрида. Ведь что ни говорите, а мне нет равных в подобных делах: я, можно сказать, не одного Грима на этом съел. Однако было нереально удерживать взгляд «австралийца», пока он находился так далеко от меня, и уж тем более мне бы не хотелось, чтобы кто-то вообразил, будто я к нему неравнодушен.

Эпплби целое утро сыпал песком в теплицах Помоны. Видимо, благодаря симбиозу ленивой «растительности» и выдержанных «удобрений», всё прошло удачно. Миссис Льюис, ранее присутствовавшая на Арифмантике, казалась полностью погружённой в беседу с профессором Вектор — значит, и отсюда ждать неприятностей пока не приходилось. Не исключено, что по иронии судьбы всех моих сотрудников признают вполне справляющимися со своими обязанностями, и тогда в некомпетентности можно будет обвинить лишь меня — хотя бы на том основании, что к концу недели я, вероятнее всего, не выдержу и сверну шею Грейнджер.

Мне даже не удалось рассказать Минерве о неудаче с лестницами и происшествии на футбольном поле. На самом деле, странно, что она до сих пор не распекла меня за инцидент с мячом.

Как бы то ни было, я решил игнорировать Грейнджер. Вместо этого я занялся наблюдением за учениками, рассчитывая выявить потенциальный ущерб. Однако придраться оказалось не к чему: обстановка в зале была вполне мирной. По непонятным причинам я разозлился: почему все эти «жертвы» коррупционно-халявных баллов не могут всегда вести себя так же пристойно?

Я перенёс внимание на свою тарелку, но есть абсолютно не хотелось. Я и раньше-то не слишком засиживался за трапезой, однако едва ли сейчас было уместно просто взять и уйти, в то время как сообщники Грейнджер продолжали работать челюстями, набивая себе брюхо. У членов комиссии могло сложиться обо мне неверное впечатление.

Это явилось ещё одним — «пищеварительным» — расстройством дневного распорядка, которое я был вынужден терпеть.

— Мистер Джонс сообщил мне, что стал свидетелем замечательного урока Хагрида с третьим курсом, профессор Снейп.

— Он что?! — я развернул голову так резко, что Грейнджер вздрогнула.

— Джереми сказал, что ему очень понравилось занятие и что студенты были весьма увлечены процессом. — Глава комиссии подцепила сэндвич и отправила его к себе на тарелку. — Честно говоря, — тихо добавила она, — я немного волновалась за Хагрида, но теперь думаю, что всё хорошо.

Признаться, я был крайне удивлён, и как минимум по двум причинам. Во-первых, потому что урок Хагрида не закончился несчастным случаем, чьей-нибудь травмой, смертью или просто глобальным катаклизмом, а во-вторых, на какой-то короткий миг я вдруг поверил, что Грейнджер на нашей стороне. Я назвал момент коротким, хотя даже это могло считаться преувеличением. Конечно всезнайка беспокоилась — за Хагрида. Они с великаном были закадычными друзьями, и она в любом случае не хотела бы видеть нашего ярого зоозащитника выброшенным с работы. Однако давайте смотреть правде в глаза: если магглов что-то и должно было встревожить, так это перспектива лицезреть, как огромное косматое чудище катает их бесценных чад на Клювокрыле — хищно-железной пташке размером с самолёт. Такой «наглядный материал», пожалуй, имел бы среди родителей самый высокий рейтинг. Но это же не значит, что Грейнджер плевать на остальных учителей, ведь правда?

Ничего не ответив, я вернулся к созерцанию собственной тарелки. Кстати, Грейнджер вполне могла бы назначить великана своим заместителем, когда свергнет меня с должности. Я мысленно содрогнулся. Это однозначно закончилось бы катастрофой.

«Итак, Хагрид провёл успешный урок, — подумал я с облегчением. — Но впереди у него ещё несколько таких испытаний. Поэтому расслабляться рано».

Я почувствовал на себе взгляд Грейнджер, как будто ожидающей, что я удостою её комментарий ответом, и решительно проигнорировал такую возможность. Это лишь накалило ситуацию: в который раз я начинал чувствовать упорно нарастающее внутреннее напряжение и злость, а ведь прошло-то всего несколько часов! Такими темпами мне вряд ли хватит сил до воскресенья. Хорошо ещё, что ревизоры не оставались в замке на ночь! Хоть какая-то передышка.

Я гневно ткнул вилкой в кусок огурца и отправил его в рот. До чего же я ненавидел это насильственное потакание кучке тупых лизоблюдов, и особенно такой желторотой пигалице, как Грейнджер!

А ещё я понял, что терпеть не могу салат.

И в голове осталась лишь одна мысль: «Верните мне обратно эту чёртову картошку!»

Временами директорская работа бывает удивительно скучным занятием: хотите — верьте, хотите — нет, но это правда. Дамблдор по такому случаю держал у себя в столе различные игры, чтобы хоть как-то взбадривать душу в течение дня. Однако, решив пойти по его стопам, я довольно быстро выяснил, что резаться с самим собой в плюй-камни почти так же занимательно, как швырять бладжер против ветра, мериться с зеркалом Авадой и делать ставки на Лонгботтома (взорвёт он котёл или нет). Поэтому я отказался от подобных развлечений и выбрал другой путь.

Во вторник днём, например, я мирно дремал у себя за столом. Со временем это превратилось в уютную, любовно выработанную мною привычку. Дело в том, что промежуток между тремя и четырьмя часами после полудня, как правило, крайне тосклив и непродуктивен, особенно если все текущие вопросы уже решены. Заряд энергии, полученный от обеда, неуклонно падает, и начинается томительный обратный отсчёт к тому моменту, когда рабочий день официально закончится и можно будет вполне открыто, без каких-либо угрызений совести покинуть свой кабинет. Я жду этой минуты на «низком старте» — забросив ноги на стол, сплетя на животе пальцы и сунув под голову подушечку, — то есть в состоянии полной гармонии, покоя и безмятежности.

Однако не удивительно, что со шныряющими по замку проходимцами моя волшебная сиеста не могла продолжаться долго: нарушив её хрупко-непорочную красоту, в дверь внезапно постучали.

Тяжело ж ты, бремя руководства!

— Войдите, — откликнулся я, убирая ноги и пряча в нижний ящик подушку.

И мысленно застонал.

— Здравствуйте, мисс Грейнджер. Как ваши успехи?

Можно подумать, меня это хоть каплю волновало. На самом деле, мне было глубоко до Люмоса.

— О, — произнесла она, и нотки удивления, вызванного столь неожиданной заботливостью, приятно позабавили меня. — Честно сказать, профессор, я довольно…

— И правда довольно, мисс Грейнджер; лучше скажите, чем я могу быть полезен?

Она хлопнула ресницами и тут же нахмурилась, порадовав меня ещё больше.

— Я пришла по поводу финансов, директор, — уже официальным тоном заявила глава комиссии. — Мне бы хотелось посмотреть всю бухгалтерию, включающую расходы последних трёх лет.

Вот и настал мой звёздный час. Сводить дебет с кредитом (или, говоря морским языком, балансировать между дифферентом и остойчивостью), поддерживая школу на плаву, являлось моей главной должностной задачей. И хоть я никогда не проворачивал никаких махинаций, я всё равно ждал, что Грейнджер найдёт против меня улики и, вытащив их, как Фоукса из рукава, примется читать мне лекции по ресурсному управлению или указывать на то, как надо экономить деньги, ну или поупражняется ещё на какую-нибудь близкую ей тему. Правда, неясно, когда всезнайка успела заиметь столь крупный опыт в экономике — видимо, тогда же, когда наращивала педагогический.

Пока я вставал, чтобы взять из шкафа документы, Грейнджер самостоятельно устроилась возле моего стола. Вынув нужные папки, я эффектно хлопнул перед ней первыми тремя, так что с них короткими облачками поднялась пыль.

— Это распределение бюджетных ассигнований за последние три года. — Я бросил на стол вторую тройку гроссбухов: — Это наши отчёты по расходованию средств за тот же период. — И наконец лучшая, кульминационная, часть программы! Я с триумфом выдвинул ещё один ящик: — Здесь все бухгалтерские счета по кафедрам и направлениям, имеющим отдельный бюджет: это Уход за магическими существами, ЗОТИ, Гербология и Зелья, — тут я особенно постарался, чтобы мой голос не дрогнул: «спасибо» Горацию, мантикора его задери, — а также библиотека.

При виде такого количества распираемых квитанциями талмудов Грейнджер изменилась в лице, обретя приятный глазу зеленоватый оттенок.

— Ну и, конечно, данные по остальным разделам школьной программы, или так называемые статьи малого бюджета.

Последние папки я пристроил на возвышающуюся перед Грейнджер «финансовую пирамиду» очень медленно и осторожно. Нельзя же было допустить, чтобы в самый ответственный момент весь этот «сладостный, волшебный, поэтический мир сводок, цифр, отчётов, планов и смет»⁽¹⁾ вдруг взял и рухнул, погребя под собой её ревизорское величество!

— Это всё? — с надеждой спросила глава комиссии.

— О да. — Я энергично хлопнул в ладоши и, потирая их, произнёс: — Ну, мисс Грейнджер, боюсь, мне пора: долг зовёт. Я обещал сегодня заглянуть на репетицию хора — надо же проявлять свой высокий профессиональный интерес не только на бумаге, но и живьём, не так ли? Желаю вам в полной мере насладиться чтивом!

На мгновение она опешила, однако я излучал столь искреннее чистосердечие и был так убедителен в своей душевной прямоте, что Грейнджер лишь молча кивнула.

— Конечно, сэр. Я справлюсь.

— Превосходно, — благостным тоном заключил я и направился к двери.

Репетиция хора? Как бы не так. Смешно подумать, что мне было какое-то дело до кучки тугоухих паршивцев, безуспешно пытающихся попасть в ноты! Да они интересовали меня не больше, чем фестралов сёдла. Вполне достаточно того, что Хагрид наступил всем этим горлопанам на ухо и мне приходилось слушать их блеяние на Распределяющей церемонии! Я просто не хотел оказаться рядом со всезнайкой, когда она начнёт разгребать Горациевы конюшни. Хоть я и подчистил их, как мог, однако убрать все залежи несоответствий, ведущие «к деньгам», не представлялось возможным.

К тому же никакая репетиция сегодня не планировалась. И я определённо рисковал, поскольку рано или поздно правда неминуемо бы выплыла наружу и повстречалась с Грейнджер, но мне было всё равно. Эта маленькая хитрость для её же пользы: глава комиссии уже успела достать меня сегодня, когда с пристрастием выпытывала подробности контрактов тех, кто носит наволочки.

— Вы же понимаете, сэр, что речь касается не только благосостояния студентов, но и персонала, — внушала мне основоположница эльфийских прав и свобод так, словно я вчера родился.

Она всё говорила, говорила и говорила — о продолжительности рабочего дня и условиях оплаты, — пока наконец не вынудила меня пресечь это бесполезное сотрясание воздуха.

— Вы хотите знать, не перерабатывают ли мои сотрудники? Не сгорают ли они, как фениксы, дотла? Не машут ли палочками на износ? Не выжимаю ли я их, к бубонтюберам, до последней капли знаний; не зарываю ль в землю своими требованиями?

— Ну, в общем, да… можно и так сказать.

И ни малейшего переживания о том, что это меня гоняют в хвосторогу, как Поттера у Дурслей, разве нет? Да всем начхать, что перегруженный работой директор колотится за школу лбом почище племени домовиков и чуть ли не мировые запасы мантий уже до дыр пролетал! И ни у кого при этом на душе не то что миссис Норрис не скребёт — ни один Фигов питомец даже не царапнет! Подозреваю, что мне надо хлопнуться однажды в Большом зале головой об стол от изнеможения — прямо в миску с кукурузными хлопьями, — чтобы до всех, наконец, дошло, как я вкалываю!

— Полагаю, вам придётся спросить об этом непосредственно сотрудников: ощущают ли они излишнюю нагрузку и прочее. Кроме того, всю ответственность за технические нормы труда и занятости несёт на себе Министерство, а не я, — с ним и разбирайтесь.

В очередной раз отфутболенная, Грейнджер молча стиснула зубы и с успехом игнорировала меня всё оставшееся утро. Я же не мог ни скрыть своё плохое настроение, ни обуздать его. Великий Мерлин, каждый раз, глядя на всезнайку, я чувствовал одно и то же кипящее негодование. И признавался самому себе, что чем быстрей закончится неделя, тем лучше.

Однако прятаться от Грейнджер вечно я не мог, и если не удастся найти достойную причину для этих странственных скитаний по замку, я буду вынужден вернуться в свою башню, где неумолимо кану под огнём всё новых и новых вопросов. Я ни секунды не сомневался, что всезнайка прямо с порога заявит мне: «О, профессор, а почему бы вам вот здесь не сэкономить, заказывая более дешёвый пергамент?» И так до бесконечности.

К счастью, Хогвартс обладал достаточными средствами на счетах, что и было моим главным аргументом в случаях, когда приходилось иметь дело с настолько обоснованными замечаниями Грейнджер.

Размышляя об этом, я вдруг заметил идущего мне навстречу по коридору Джонса. Его лицо расплылось в улыбке:

— А, профессор Снейп! Знаете, я сегодня осматривал замок — те места, где учащиеся проводят досуг.

Австралийский акцент лишь добавлял молодому человеку необъяснимой жизнерадостности — таким образом, стоило ему открыть рот, как он начинал раздражать меня ещё больше.

Я ограничился приветственным кивком.

— Нельзя отрицать, что территория у вас замечательная — столько возможностей для детей; а какие ухоженные сады!

— Это в значительной степени вопрос распределения обязанностей, мистер Джонс, — заметил я, шагая рядом с ним. — Многие из нас берут на себя ответственность за теплицы, начиная с меня самого и кончая студентами, сдавшими СОВ по Гербологии.

— Да-да, это я уже понял. И библиотека у вас великолепная. В ней так много тихих уголков, где учащиеся могут позаниматься в своё удовольствие.

— Библиотека — наша гордость, это правда.

— И часто студенты пользуются ею?

Хм.

— Мы безусловно поощряем её посещение. Домашние задания нередко требуют дополнительной литературы, которую можно отыскать лишь в обширных владениях мадам Пинс, хотя, конечно, есть учащиеся, которые подходят к процессу с гораздо большим энтузиазмом, нежели другие.

Джонс усмехнулся:

— Несомненно, директор. Но ведь это обычное положение вещей, не так ли?

Внезапно меня осенила блестящая идея.

— А не желаете взглянуть на студенческие гостиные, мистер Джонс?

Это определённо являлось уважительной причиной, позволяющей избежать скорого общения с Грейнджер; к тому же не зря ведь мы потратили столько денег на новую мебель.

— С удовольствием, профессор.

Впрочем, мне пришлось пожалеть о своём предложении, как только мы добрались до гриффиндорской башни и Джонс, повернувшись ко мне, произнёс:

— Знаете, профессор, я собирался перед ужином немного погонять мяч с выпускниками — не хотите к нам присоединиться?

Я еле удержался от того, чтобы застыть на месте в красноречивой позе, буквально означающей: «Вы спятили?» Лично я был абсолютно убеждён, что у Джонса не все дома, а как минимум пьют чай с Лавгудами, но в конце концов отклонил его заманчивое предложение настолько вежливо, насколько смог.

— Видите ли, старая травма спины после одной из игр в регби не позволяет мне больше заниматься спортом, — доверительно сообщил я «австралийцу».

Он в изумлении ахнул:

— Регби?! С ума сойти! Я и понятия не имел! Когда вы только успели?!

Меня так и подмывало ответить, что я блистал в сборной «Пожирателей Смерти», но это было бы уже крайностью, даже для меня. Ведь я совсем не склонен к патологическому вранью — просто иной раз не могу отказать себе в удовольствии тонко и ненавязчиво поиздеваться над людьми. Возможно, мне не стоило так дразнить Джонса, но, честное слово Принца, это оказалось весьма приятным занятием.

 

* * *

К тому моменту, как я вернулся в кабинет, глава комиссии только приступила к изучению счетов Слизнорта. Вот тебе и вышел сухим от гриндилоу: чёрт меня дёрнул прийти так «вовремя»!

Когда я опять занял рабочий «престол», всезнайка вынула из папки документы и разложила их перед собой. Не на шутку встревоженный, я поступил довольно глупо, схватив со стола одну из страниц.

— Вообще-то это мой листок, я с ним работала, — удивлённо возразила Грейнджер, указывая на злосчастный пергамент своим нелепым (ну просто совам на смех!) ярко-радужным пером.

— Что ж, сожалею, но мне он нужен именно сейчас: я здесь, знаете ли, не только во лбу ковыряюсь и на Думосборе меткость отрабатываю. Вы ведь изучали прошлогодние цифры, когда я позаимствовал этот документ? Вот и продолжайте в том же духе. А мне копаться в мемуарах и кости инферналам намывать некогда: меня живые больше беспокоят.

— Но я взяла его раньше вас!

Возможно, те вереницы нудных фактов и чисел, над которыми Грейнджер корпела весь день, сделали её более непримиримой и враждебно настроенной, чем обычно. От этой мысли мне стало весело.

— За последние пять минут вы на него ни разу даже не взглянули, так что теперь им занимаюсь я. — Кажется, моё хладнокровие её взбесило.

Грейнджер потянула пергамент на себя:

— Если он вам так необходим, воспользуйтесь чарами и сделайте копию.

— Сами делайте эту Мордредову копию! — огрызнулся я и чисто из принципа выхватил листок обратно.

— Нет! — Всезнайка попыталась завладеть им ещё раз, но я держал добычу слишком крепко.

— Браво, Грейнджер! Блестящая работа с документами! Вы только что порвали его, к лешему!

Она фыркнула и провела над местом разрыва палочкой. А затем подчёркнуто демонстративно убрала листок подальше от меня. Я сразу же задумался о том, сумеет ли Грейнджер связать моё нежелание вернуть ей пергамент с тем, что на нём отражена самая запутанная часть расходов Горация. Но тут я вспомнил, что это ведь Гермиона-чёртова-заучка-Грейнджер — поэтому конечно же она сумеет.

Тем временем «львица» продолжала зло сверкать глазами в мою сторону.

— Это вы его порвали — я тут ни при чём, невыносимый вы человек!

А вот это уже интересно. Я затаил дыхание. Наконец-то она не сдержалась и, возможно, потеряла терпение. Я с кривой улыбкой уставился на главу комиссии. Надо было срочно обострить ситуацию — чтобы Грейнджер окончательно вспылила, выдав настоящую причину, по которой преследует меня.

— Это я невыносим? — вкрадчиво-ленивым тоном начал я, намеренно растягивая фразы. — Весьма забавно слышать подобное от вас — такой выдающейся бумагомарательницы и... самой отъявленной канцелярской крысы, какую только производило Министерство.

Протего Максима мне в помощь — даже безразмерный пучок у гриффиндорской пифии на голове с негодованием вздрагивал, реагируя на каждый «львиный» жест, который она делала: это треклятое парикмахерское сооружение щетинилось, скалило из-за решётки зубы и вздыбливало шерсть в точности, как и его хозяйка.

— Я бы попросила вас не обращаться ко мне подобным образом! — гневно бросила Грейнджер, в то время как её голос звеня переливался от обиды.

Кажется, я всё-таки нащупал болевую точку.

— А иначе что — напишете в отчёте: «Директор обозвал меня хвалёной министерской крысой»?

— Я не крыса! — упрямо вспыхнула она, отбиваясь от моих слов, будто капризный ребёнок от полчища взрослых. Однако её протесты выглядели слабо и неубедительно, заставляя усомниться в том, что Грейнджер и сама в них верит. Значит, хоть какие-то зачатки самосознания в ней всё-таки присутствовали.

Она испытующе взглянула на меня — сквозь смесь потерянности, замешательства и разочарования:

— Из-за чего вы так цепляетесь ко мне, профессор? С другими вы гораздо более общительны и даже дружелюбны!

Я поперхнулся воздухом. Общителен? Дружелюбен?! Когда это, поцелуй меня дементор, я хоть с одной живой душой вёл себя настолько бесчестно, чтоб нынче обвиняться в дружелюбии?

Я подался вперёд, решив на пальцах объяснить главе комиссии, что именно меня в ней не устраивает:

— Меня раздражают формалисты и зажравшиеся бюрократы, которые не делают ничего, кроме заполнения пустых, бессмысленных бумаг и расстановки галочек! Вы ведь здесь за этим? Преследовать высокую благую цель наверняка гораздо выгоднее, чем просиживать мантию в Отделе по контролю за магическими существами? Держу пари, вы с радостью ухватились за эту должность, не так ли? А в качестве «спасибо» предложили чиновникам избавить школу от меня?

Конечно, я не собирался спрашивать об этом Грейнджер так вот, в лоб, однако всё-таки спросил. Она посмотрела на меня с удивлением.

Должно быть, я чуть-чуть не рассчитал, повысив голос и подкрепив его холодным жёстким взглядом.

— Вы параноик. С манией преследования, — тихо и немного неуверенно ответила Грейнджер.

Я мрачно усмехнулся.

— Едва ли. — И тут же обесценил это заявление следующей фразой: — Разве вы не сочинили байку о том, что родители не желают отпускать своих детей в Хогвартс?

Мысленно я тут же проклял собственную несдержанность, хоть и остался внешне спокойным. Всезнайка же, наоборот, возмущённо вскочила на ноги. Это движение было настолько яростным и резким, что я даже испугался, как бы хищно-волосатая конструкция у неё на голове не отправилась в свободное «плавание».

— Да как вы можете обо мне такое думать?!

— Значит, вы отрицаете наличие здесь скрытых мотивов?

— Министерство заинтересовано в том, чтобы представить Хогвартс в лучшем свете!

— Хогвартс — возможно, мисс Грейнджер! Но вряд ли данная заинтересованность распространяется и на меня: в этот ближний круг я уж точно не вхожу! Неужели вы действительно считаете, что Министерство спит и видит, как бы оставить меня директором и дальше? Да они согласились на моё назначение только из чувства долга.

— То есть они втянули меня в свою кампанию, чтобы легче было вас сместить?

— Это вы мне ответьте. По-моему, очевидно, что такой вариант для властей весьма удобен.

Я нахмурился. Грейнджер выглядела по-настоящему расстроенной, и внутри меня вдруг возникло ощущение, что я таки напросился на неприятности — поскольку её глаза нетерпеливо и угрожающе сузились.

— Видимо, я должна объяснить вам ситуацию? Быть может, тогда вы измените свою точку зрения. Так вот: я заменяла сотрудника в Департаменте образования, когда услышала о проблемах, с которыми пришлось столкнуться школе. И уверяю вас, профессор, что эти проблемы на самом деле существуют.

Её тон стал суровым, равно как и выражение лица.

— Постарайтесь вообразить себе такую картину. Представьте, что у вас есть ребёнок, который не учится в Хогвартсе, и родители другого ребёнка, которые тоже находятся в сомнениях, узнают об этом и в какой-то момент начинают думать: «А может, и нам не стоит отправлять туда своего?» Знаю-знаю, вы скажете: «Нельзя, чтобы все подряд обучались дома! Да и кто бы не хотел овладеть магией?» Но что, если в Британии существовала бы другая школа чародейства и волшебства?

Грейнджер сделала паузу.

— Вы вполне резонно возразите мне, что магическое население нашей страны слишком мало, чтобы поддерживать две разные школы, и отчасти будете правы. Но вдруг некая предприимчивая ведьма или волшебник, или даже маггл всё-таки решится её открыть? Возможно, эта школа не будет работать в режиме интерната, что является основным камнем преткновения для многих родителей. Или есть вероятность, что её сотрудникам смогут платить больше. А может, в ней рискнут применить совсем новый, революционный, подход, предполагающий смешанный тип образования: маггло-магический!

Грейнджер вновь ненадолго замолчала, кивая самой себе.

— Здесь вы, должно быть, подумаете: «Какая уважающая себя волшебница или маг откажется ради этого покинуть Хогвартс?» А ещё — и это самая тревожная мысль, — что, если эта гипотетическая школа станет родным убежищем для магглорождённых? Первое поколение полукровок, которые хотят сохранить частицу своего маггловского наследия! Это было бы полнейшей катастрофой — тысячей шагов назад!

Признаюсь честно, я онемел — будто несносная девчонка исподволь наложила на меня заклятие Молчания. Ну кто бы мог подумать, что Гермиона Грейнджер, как всадница магического апокалипсиса, способна прорваться сквозь незыблемые стены храма знаний и выступить в роли пророка, предсказывающего свету скорый конец? Была ли нарисованная ею реальность тем, что действительно ожидало Хогвартс в ближайшем будущем? Или всё-таки эта любительница крайностей представила мне только один, наихудший, сценарий из всех возможных, и ещё оставалась надежда, что мы успеем превратить наше судно в ковчег?

Перед тем как закончить свои объяснения, всезнайка глубоко и судорожно вздохнула:

— Я беспокоюсь об этой школе точно так же, как и вы, сэр. Почему, вы думаете, я здесь? Потому что в первую очередь вся эта проверка была моей идеей!

В её последней фразе звучала неподдельная гриффиндорская гордость.

— Вашей?! — холодея от ужаса, переспросил я. Во всём этом безумном фарсе и наших длительных страданиях виновата Грейнджер?

— Да, моей! — с пылким вызовом подтвердила она. — Вот почему меня назначили главой комиссии: я была инициатором реформы! Эта неожиданная мысль стала единственной возможностью обратиться к Министерству с предложением, так как в ходе растущего недовольства ситуацией наше магическое руководство уже начинало нервно вибрировать.

Что ж, оглядываясь назад, я был вынужден признать очевидное: причастность Грейнджер, уверенной рукой гриффиндорской отличницы планирующей замыслы с размахом, а затем выполняющей их так же широко и рьяно, чувствовалась во всём. Но… всезнайка оказалась права: я всё-таки являлся параноиком, и в какой-то степени моя оценка событий была затуманена предубеждениями, которые не позволяли мне мыслить чётко и ясно.

— Я хочу, чтобы все увидели Хогвартс с его лучшей стороны, и совершенно не желаю, чтобы хоть кто-нибудь потерял здесь свою работу! Мне не дано никаких указаний уличить конкретно вас! Неужели вы не допускаете мысли, профессор, что Министерство может не иметь ни малейших претензий к вашему руководству?

Я отвернулся. Нет, этого я не допускал.

Грейнджер раскраснелась и приложила ладонь к щеке, как будто виноватое прозрение относительно собственной вспыльчивости хоть и с опозданием, но всё-таки настигло её. Затем, вскочив с места, она рванулась к двери, и проклятые туфли опять застучали по полу, пересекая мой кабинет. Сам же я мог лишь изображать статую правителя, сидящего на шатком троне в глубоком оцепенении. Говорят, что всё когда-нибудь случается впервые. Теперь вот и мне довелось поставить крестик напротив ранее незнакомого, но заведомо сомнительного удовольствия: меня только что отчитала Гермиона Грейнджер, совсем ещё девчонка, готовая вылететь из комнаты в порыве уязвлённого самолюбия или крайней досады.

Конечно, я не исключаю, что заварил эту кашу сам и что расхлёбывать её придётся тоже мне. Но если существует на свете что-то, что я действительно ненавижу (а ненавижу я многие вещи), так это совершать просчёты и оказываться в заблуждении. Как бы я ни старался, сколько бы ни пробовал, я просто не в состоянии мириться с такими моментами.

Однако сейчас мне было абсолютно некогда проводить работу над ошибками и анализировать собственные промахи, потому что Грейнджер всё ещё держала свои пальцы на дверной ручке, не поворачивая её. Почему она не уходила, почему медлила, стоя у двери так неподвижно, будто вросла в пол?

Я не совсем представлял, как мне действовать дальше. Если сказанное только что — правда (а я был склонен думать, что так оно и есть), то это принципиально меняло всю картину. Мне вдруг показалось, что стоит обсудить с Грейнджер происходящее, чтобы каждый из нас понимал позицию другого. То, что всезнайка ставила интересы Хогвартса выше своей личной выгоды, значило очень много. Правда, часть меня по-прежнему задавалась вопросом, имеются ли у этой резвой особы какие-либо планы относительно самой школы, но затем я подумал, что слишком легко поддаюсь сомнениям. Именно поэтому я не верил в «официальное» заявление о том, что Министерство не хочет от меня избавляться. Возможно, власти собирались использовать Грейнджер втёмную, не озвучивая ей своих намерений и не посвящая в «детали»; и, вероятно, я сыграл им на руку, настроив её против себя.

Таким образом, раз уж я был не способен пока до конца разобраться в грейнджеровских целях, я решил, что хотя бы могу — обязан! — выдать ей кредит доверия и оправдать за недостаточностью улик — временно.

Я начал убеждать себя в необходимости предоставить всезнайке некую моральную компенсацию за моё нынешнее поведение, и поднялся, чтобы подойти к ней, совершенно не зная при этом, что сказать. Как только я приблизился, Грейнджер повернулась ко мне. Она выглядела усталой, внутренне опустошённой и где-то даже потерпевшей. Неужели я умудрился расстроить её до такой степени? Не то чтобы я никогда не делал этого раньше — то есть не оскорблял её.

— Вы правы, — промолвила она вдруг поникшим голосом, отводя глаза. — Я действительно жалкая бумагомарательница. — Грейнджер прикусила губу и кивнула самой себе. — Я… я сижу за столом, и заполняю бланки, и ставлю галочки, и отрабатываю норму, и… — она сделала глубокий вдох, — я ненавижу всё это.

Тряхнув головой, всезнайка самоуничижительно фыркнула и горько рассмеялась.

— Так и есть! Я ненавижу свою работу! — При взгляде на меня её глаза заблестели — как будто я был ответственен за её недовольство и претензии к жизни. — У меня было столько стремлений, когда я получила эту должность. Столько надежд и захватывающих идей. Мне хотелось что-то изменить к лучшему — оставить свой след в мире! Но каждый раз, как я выдвигала новые предложения, мой начальник неизменно находил предлог, чтобы отправить их в долгий ящик: «О, мисс Грейнджер, у нас накопилось слишком много бумажной работы, чтобы заниматься ещё и проблемой Финтиплюхов!» Или: «Вот совсем свежая информация — вы можете написать о нашествии гномов в Шропшире!» Как вы думаете, почему они так охотно предложили мою кандидатуру, когда в Департаменте образования понадобилась замена? Да они просто хотели отдохнуть от постоянного проталкивания мною проектов, идущих вразрез с системой!

В свою очередь, я мог лишь стоять столбом, мысленно гадая, не окажусь ли сейчас свидетелем нервного срыва.

Лицо Грейнджер исказила гримаса презрения:

— Рон фыркал и пожимал плечами, говоря, что за последние месяцы войны я успела сделать больше, чем многие другие — за всю свою жизнь, и что поэтому я должна быть благодарна судьбе за возможность немного поскучать! И вот здесь мы подходим к самому главному: мне двадцать четыре, а единственное моё достижение в жизни — это развод! — Она язвительно засмеялась и добавила, как будто бы в сторону: — Нет, я определённо рассчитывала на другое — какой же я была дурой!

У меня не возникло ни малейшего желания спорить или переубеждать её. Очертя голову ринуться играть двойную свадьбу вместе с Поттером и Джиневрой Уизли было, наверное, самым идиотским поступком, какой я только могу припомнить. Поттеру даже хватило наглости пригласить меня. Само собой, я вежливо отказался… ну, в общем, просто отказался.

— Вы упоминали об изнурительном однообразии, сэр. Что ж, представьте, в данном вопросе я большой специалист. — Грейнджер вздохнула, снова отводя взгляд. — И я не знаю, зачем рассказываю вам об этом.

В сущности, как и я.

Я небрежно повёл плечами:

— Видимо, у меня лицо такое — внушающее доверие.

Она уставилась на меня и затихла. А потом громко расхохоталась — едва ли не подвывая и захлёбываясь от смеха. Будь я немного тоньше или чувствительнее по натуре — столь откровенное веселье могло бы меня оскорбить.

Когда её необузданный порыв иссяк, всезнайка тяжело перевела дыхание и смахнула с ресниц остатки слёз:

— Мерлин, давненько я так не смеялась.

— Рад, что вы смогли повеселиться за мой счёт.

— Напротив, профессор Снейп, я думаю, из вас выйдет отличный психотерапевт.

Приятно было сознавать, что жизнь бывшего шпиона не лишена перспектив и теперь у меня в запасе есть ещё одна сфера деятельности — на случай, если нынешняя накроется медным котлом №2.

— Знаете, мисс Грейнджер, если ваши сожаления касаются лишь упомянутых вами вещей, то, должен сказать, вы счастливо отделались.

Её лицо тут же протрезвело, став серьёзным, и всезнайка на мгновенье опустила взгляд:

— Я понимаю, что мои жалобы могут показаться вам слишком пустяковыми и незначительными…

— Ну уж не настолько; к тому же я убеждён, что в один прекрасный день вы сможете пережить и это. Но сейчас, разве вы ещё не приступили к обязанностям своей потенциально новой карьеры? И разве не внесёте в скором времени достойный вклад, помогая Хогвартсу обрести заслуженное процветание?

Она стиснула пальцы и нерешительно шагнула ближе:

— А разве я смогу что-либо изменить, профессор Снейп? Вы говорили о моей неопытности, и это правда: я никогда не входила в класс иначе как ученица. О каком авторитете или доверии тут можно мечтать? Я легкомысленно явилась сюда в надежде скрыть собственную неискушённость под маской строгих манер и внешнего вида, хотя всё это и гроша ломаного не стоит.

Одновременно с последними словами Грейнджер подняла руку к волосам и дёрнула за пучок. Однако ей понадобилось несколько резких движений, прежде чем выпущенные из тюрьмы локоны свободно рассыпались по плечам знакомой пышной копной. Всезнайка выглядела… В общем, впервые с тех пор, как два месяца назад я увидел её топчущей наш парадный газон, она действительно выглядела как Гермиона Грейнджер — та Грейнджер, которую я знал раньше.

Следующим своим действием она сняла обувь и направила на неё палочку. Каблуки тут же значительно сократились. Без этих дурацких туфель всезнайка была довольно невысокой, скорее напоминая миниатюрного подростка, нежели главу ревизорского клана. В ответ на её манипуляции я лишь поднял бровь.

— Они меня убивают: я буквально не чувствую ног.

Я промолчал — поскольку что тут можно добавить. Я не был настроен проявлять сочувствие к её ногам. Хотя у меня однозначно появился повод для восторга и желание возблагодарить судьбу: по крайней мере, Грейнджер не будет больше расхаживать по замку, громыхая, словно её только что подковали в запретнолесном товариществе «У Флоренца».

— Вы говорите о профессиональном весе и компетентности, мисс Грейнджер; что ж, я предлагаю вам вести себя так, будто они у вас есть, — безапелляционно заявил я. — Возможно, я счёл ситуацию неприятной, однако уверен, что будет гораздо хуже, если ваш скромный эксперимент провалится и в Министерстве решат взять дело в свои руки. А уж их некомпетентность просто не знает границ!

Я вернулся к своему столу и сел, понимая, что сию минуту практически одобрил то, что до недавнего времени считал сплошным бредом. Я всё ещё думал о происходившем как о фарсе, но теперь это был фарс, в котором я собирался принять самое непосредственное участие.

— Вы решили взвалить на себя очень ответственную задачу, мисс Грейнджер, и уверяю вас, что не допущу никаких ошибок с вашей стороны. В действительности, я просто не имею права их допустить.

Это и в самом деле было так. Кого интересует реальное положение вещей, если Грейнджер с её командой недостаточно квалифицированы и сведущи, чтобы дать Хогвартсу адекватную оценку?

— Я хорошо знаю, что делаю, профессор Снейп, даже если не все в это верят.

Я был согласен с тем, что Грейнджер, возможно, и новичок, и слишком молода, и — по моим же собственным словам — является хвалёной министерской крысой, однако немыслимо даже представить, чтобы ей не хватило способностей добиться успеха, направляя свой ум и энергию в нужное русло. В любом случае, независимо от её цели или конечного результата, я не имел ни малейших причин сомневаться в самоотдаче и твёрдой решимости невыносимой всезнайки. В конце концов, у неё всегда было достаточно самолюбия, не говоря уже о чувстве собственного достоинства. Вряд ли Грейнджер захочет, чтобы её обвинили в провале, особенно учитывая, что она и так уже отчасти сомневается в своих способностях.

— Тогда продолжите проверять счета? — кивнул я в сторону разбросанных на столе папок.

Всезнайка приблизилась к своему месту и тихонько вздохнула.

— Да, конечно, — едва улыбнувшись, ответила она.

Затем села, и я несколько минут наблюдал за ней.

— Ещё один небольшой совет, мисс Грейнджер, если вы согласны его выслушать.

На её лице мелькнуло подозрение, но в итоге она всё-таки кивнула.

— На вашем месте я бы каждый вечер покорнейше благодарил Мерлина за то, что больше не являюсь миссис Уизли.

Карие глаза всезнайки невольно распахнулись, а уголок рта чуть дёрнулся в усмешке, однако общее выражение лица осталось в высшей степени задумчивым. Я не был в курсе подробностей её расставания с мужем, однако испытывал неприязнь к мысли, что Грейнджер, возможно, всё ещё тоскует по нему. Очевидно, в моих устах это звучало ханжески. В конце концов, чего я мог не знать о подобных переживаниях? Полагаю, что именно по упомянутой причине я так и презирал их.

Но это было не моё дело, и я отнюдь не горел желанием вмешиваться или превращать его в своё. Грейнджер находилась здесь только ради проверки, и единственная моя забота заключалась в том, чтобы глава комиссии провела её правильно. Какая мне разница, что ждёт всезнайку после окончания инспекции?

Абсолютно никакой.

---

1) Цитата из к/ф «Служебный роман»)

Вернуться к тексту

Утро среды выдалось вязким, серым и дождливым — то есть практически идеальным для того, чтобы наполнить моё сердце теплом и лёгкостью. Прибывший в замок Джонс, разумеется, не оценил таких метеотенденций и долго сетовал на погоду, беспокоясь, что она разрушит планы на предстоящий матч между Рейвенкло и Хаффлпаффом. Я как мог заверил «австралийца», что пара вёдер воды с неба никого не остановит. Это Шотландия, задери его кенгуру: если бы мы каждый раз обращали внимание на здешние климатические капризы, позволяя всякой мороси диктовать нам условия и лезть в магические дела, то давно бы уже сами выпали в осадок, не сдвинувшись дальше порога из страха намочить палочки!

Лично я радовался дождю, считая, что никогда не стоит упускать возможность насладиться хорошей погодой.⁽¹⁾ По крайней мере, этот «игриво» настроенный австралопитек не будет предлагать мне разделить с ним удовольствие, гоняя по полю футбольный мяч. Что же касается квиддича, то я испытывал истинное облегчение от мысли, что Гриффиндор не играет против Слизерина, поскольку избыточная напряжённость в преддверии такого матча и в мирное время была чревата последствиями. А так мне пришлось разобраться лишь с несколькими пустяковыми случаями применения заклятий: ни массовых схваток, ни кровавых дуэлей в коридорах не наблюдалось, за чем я всегда следил очень внимательно.

После завтрака Минерва отвела Эпплби в класс Трансфигурации — на своё первое инспектируемое занятие. Думаю, гриффиндорская царица прайда от кончика шляпы и до кончика хвоста была обижена тем, что её уроки засунули в середину графика, а не увенчали ими «турнирный» план проверок. Однако я мудро хранил свои мысли при себе или, по крайней мере, отложил их обнародование до лучших времён. Игнатиус Эпплби казался мне человеком вполне вменяемым, хоть я и разговаривал с ним очень мало. Необходимо было это исправить, поскольку рискну предположить, что его мнение в ревизорской команде являлось весьма уважаемым и далеко не последним. Скажем так: я бы скорее поверил ему, чем главе комиссии.

Относительно самой Грейнджер я, пожалуй, затруднялся делать какие-либо прогнозы, теперь уже и не зная, чего от неё ждать. Она стала менее раздражающей хотя бы потому, что появилась в это утро без своих зубодробительных туфель. Я также не был уверен, действительно ли начинаю скучать по её нелепому Клубкопуху или мне это только кажется. В конце концов, пресловутый пучок, пусть и недолго, но служил для меня источником развлечения.

Накануне вечером всезнайка всё-таки закончила борьбу со счетами — сразу же после своих безрадостных откровений и ропота на ту несправедливость, которая окружала её на, мягко говоря, дрянной работе в Министерстве. Я сидел рядом и молчал, занятый собственными делами, — решив, что во время таких дискуссий мне лучше как можно реже высказываться и как можно дольше хранить Силенцио. Правда, вызывало сомнения, смогу ли я придерживаться столь благих намерений до конца, однако я прилагал к этому все усилия.

Как и следовало ожидать, закрыв последнюю папку, Грейнджер сообщила мне, что хотела бы обсудить кое-какие детали.

— Вы имеете в виду мой счёт в швейцарском банке, куда я регулярно перевожу крупные суммы? — спросил я исключительно затем, чтобы потянуть время.

Она улыбнулась:

— Как ни странно, но, должно быть, я упустила это из виду.

«Может, она упустила что-нибудь ещё?» — с надеждой подумал я. Мечты-мечты.

Далее Грейнджер отметила, что финансы в целом находятся в порядке и что никаких особых проблем с бюджетом нет.

«За исключением Зелий», — добавил я про себя.

— За исключением Зелий, — уточнила она. — В документах профессора Слизнорта имеются необъяснимые расходы, и я подозреваю, что он приложил к балансу не все счета из аптеки: там явно недостаёт кассовых чеков.

Настало время мне прибегнуть к слизеринской изворотливости — раз уж её так явно недостаёт моему коллеге.

— Малопонятные расходы у Горация действительно есть, мисс Грейнджер, но хочу со всей ответственностью заявить, что в этом нет ничего криминального. Просто он слегка… скажем так, рассеян. Пара затерявшихся квитанций, не более того.

Всезнайка на мгновение задумалась.

— Если бы профессор Слизнорт оказался уличён в незаконном присвоении денег, я была бы вынуждена сообщить об этом. Но учитывая, что расхождения в цифрах невелики, а затраты на Зелья не превышают выделенных бюджетом средств, я не вижу особых причин для беспокойства. Надеюсь, вы проследите за тем, чтобы впредь он более внимательно относился к финансовым вопросам.

Даже к Трелони не ходи! Уж в чём я был твёрдо уверен, так это в том, что Гораций не будет больше транжирить школьную кассу, подкармливая из общего котла свой чёртов Клуб Моллюсков. И уж конечно я буду пристально наблюдать за этим змиеловом Бахуса, даже если в итоге придётся взять его счета на себя; в конце концов, Зелья не та область, в которой бы у меня напрочь отсутствовал опыт. Думаю, Гораций ещё и спасибо скажет за возможность сбросить с плеч лишнюю ношу, нерадивый слизняк.

— Разумеется, — произнёс я вслух.

И, клянусь Мерлином, был крайне удивлён, когда выяснилось, что по финансам это всё.

— Как — и даже не будет тематической проповеди об экономии средств за счёт повышения эффективности их использования? — с наигранной небрежностью поинтересовался я, чтобы скрыть изумление.

Всезнайка ответила, что прибережёт своё красноречие и энергию для отчёта. Ах да, отчёт! Что ж, само собой, мне не терпелось заполучить в руки этот документ. Проклятое ожидание! Я лишь надеялся, что Грейнджер наймёт себе в помощь какого-нибудь редактора, который максимально сократит весь этот бред: в противном случае мне может понадобиться не одна неделя, чтобы его прочитать, если безразмерные простыни студенческих эссе главы комиссии хоть кому-то о чём-то говорят.

И всё же теперь, глядя на Грейнджер, я ощущал уже не такое сильное негодование, как раньше: например, сегодня, после завтрака, когда при выходе из Большого зала заметил её упрямо-растрёпанную шевелюру в центральном холле, где всезнайка изучала песочные часы с факультетскими баллами.

— Ну, мисс Грейнджер, — обратился я к ней, — какова нынче ситуация в цирке? Что день грядущий нам готовит? — «Вернее, какие испытания и невзгоды мне суждено претерпеть на этот раз?»

Она развернулась ко мне:

— Вообще-то я собираюсь поговорить с мистером Филчем. — Я издал тягостный вздох. — Уверена, вам будет меня не хватать, — не без иронии добавила всезнайка.

— Как бы то ни было, зачем вам Аргус?

Неожиданно для себя мне стало интересно. Возможно, вопрос и правда был лишним, однако я даже мантией чуял, что нет бесполезней занятия, чем пытаться привлечь к делу дряхлого сварливого завхоза. Скорее всего, визит Грейнджер вызовет у него острый приступ застарелой подагры.

— Мне нужно больше узнать о его обязанностях, и у меня есть вопросы по содержанию замка.

Должен заметить, что выглядела «львица» при этом крайне решительно и воодушевлённо. Но когда после своих слов она ни на дюйм не сдвинулась с места, я вопрошающе поднял бровь:

— Забыли, где у Филча офис?

— Э-э, нет… — пробормотала всезнайка.

Я мысленно усмехнулся.

— Смелее, мисс Грейнджер. Куда делась ваша гриффиндорская храбрость? Соберитесь с духом: Аргус не кусается… по крайней мере, не сильно. — Тут я подумал, что, видимо, должен дать ей какой-то дельный совет, поэтому добавил: — Только, ради Мерлина, не упоминайте миссис Норрис, когда будете с ним разговаривать.

Грейнджер нахмурилась:

— Он её потерял, да?

— Именно: потерял, как вы деликатно выразились. Бедняжка скончалась четыре года назад…

— Четыре?!

— Вы же понимаете, боль разлуки ещё слишком свежа, мисс Грейнджер: душевные раны так быстро не затягиваются, — торжественно и печально молвил я.

Она кивнула с самым серьёзным видом:

— Конечно; вы правы. Спасибо, что предупредили. Тогда я, пожалуй, пойду. Увидимся за обедом.

И гроза Министерства медленно двинулась к лестнице в поисках безутешно скорбящего завхоза. Даже не знаю, кого из них в этот момент мне хотелось пожалеть больше — Аргуса или Грейнджер.

Возможно, что Грейнджер, однако никто и никогда не заставит меня признаться в этом публично.

 

* * *

Незадолго до утреннего перерыва я зашёл в учительскую, где обнаружил хмурого как туча Горация. Наливая себе чай и раскладывая на тарелке печенье, я заметил, что Слизнорт бесконечно тоскливо пялится на шкафчик с алкогольными напитками.

— Сейчас ещё даже не середина дня, Гораций, так что можете и не мечтать.

Он возмущённо глянул на меня, однако я прекрасно знал, куда он в действительности смотрит и о чём при этом думает — временами в профессоре Зельеварения проявлялась вся хитрость гриффиндорского первокурсника.

Поэтому я проигнорировал его оскорблённый вид:

— В чём дело, коллега? У вас такое лицо, словно вы только что презентовали Лонгботтому свой любимый котёл. Он что, уже пустил его в переплавку?

Я поудобней устроился в кресле и пытливо взглянул на Горация. Мгновение он таращился на меня, как Пожиратель на аврора, а затем с безразличием пожал плечами: дескать, ерунда, бумсланг не стоит выделки. Я, со своей стороны, лишь молча ждал, уверенный, что рано или поздно Слизнорт не выдержит и сорвётся, выплеснув наружу все эмоции.

Предчувствие меня не обмануло.

— Миссис Льюис узнала о Клубе Слизней, и, боюсь, он её не особенно впечатлил, — со стоном выдал заложник хмельных санкций и собственного тщеславия. — Она заявила, что это дискриминация!

— Отрави её Моргана! — присоединился я к его негодованию (хотя, в общем-то, предполагал, что с этим клубом произойдёт нечто подобное), между делом окуная в чай печенье.

Гораций фыркнул.

— Вы никогда не были в восторге от моего клуба, Северус. И вступили в него только по примеру мисс Эванс.

Моя рука с печеньем замерла на полдороге в чашку, а сам я уставился на Слизнорта. Однако тот продолжал говорить, в упор не замечая допущенной бестактности:

— Что мне делать, Северус, если клуб закроют? Все мои годами приобретённые, выстраданные и кропотливо налаженные связи! Я имею в виду… — Он оборвал сам себя, кусая губы и сокрушённо качая головой, словно не в силах понять, как такое возможно.

Иногда мой коллега превращается в старого эгоистичного нытика. Я скривился и помрачнел, а несчастная половинка забытого мною печенья упала на дно чашки.

— О чём ещё говорила миссис Льюис?

— Это бездушно-воинственная истеричка! — обличающе выплюнул Гораций. — Она заявила, что такой откровенный фаворитизм неприемлем! Северус, мне что же, теперь придётся распустить свой клуб? — жалобно вопросил он. — Мерлинова борода, ведь в нём состоит даже внучатый племянник министра магии!

— Этому ребёнку двенадцать, Гораций…

Неожиданно в учительскую ввалилась Грейнджер: вид у неё был измученный. Но прежде чем она успела перевести дух или заговорить, Гораций принялся талдычить ей о судьбе своего драгоценно-брюхоногого сообщества:

— Ради Годрика, мисс Грейнджер, вы ведь замолвите за меня словечко перед миссис Льюис? Клуб Слизней — это же только хобби, и он…

— Гораций, — прервал я его. — Вопрос о вашем клубе будет внесён в список общешкольных приоритетов — последним пунктом.

Он насупленно глянул на меня и встал.

— Я буду бороться до конца, Северус! — С этими словами Слизнорт вышел из учительской, и я с трудом подавил вздох облегчения.

Всезнайка рухнула в соседнее кресло, однако я проигнорировал этот факт, направив всё своё внимание на вылавливание из чая остатков печенья.

— Кажется, я расстроила мистера Филча, — наконец призналась Грейнджер после недолго-молчаливого созерцания моей персоны.

На этот раз я не стал сдерживать вздоха:

— И как же вам удалось добиться столь «потрясающих» результатов, скажите на милость?

— Я упомянула миссис Норрис.

Культурно опустить ложку на блюдце у меня не получилось: фарфор звякнул в унисон с нервами.

Она что, анонимная пациентка Мунго, или переобщалась с Гроххом?

— Я дико извиняюсь, но разве я не просил вас не упоминать означенное животное?

Грейнджер с раздражением потёрла рукой лицо.

— Я помню, но там была её колдография, и мистер Филч выглядел таким удручающе грустным — он всё время лепетал что-то бессвязное. Мне подумалось, что если рассказать ему, как умер мой собственный кот…

Я жестом оборвал её:

— И вы решили, что сможете подкотить к Аргусу Филчу на почве задушевно-родственных бесед о трупах ваших низзлов?! Или что в конце этого дохлого номера он выдаст вам ключи от подсобки?

Ох уж мне этот юношеский идеализм! Вечное сияние чистого разума!

— Я лишь сказала, что если завести новую кошку, это поможет…

— Новую кошку? Блестящая мысль! В последний раз, когда кто-то предложил Аргусу нечто подобное, он впал в депрессию и месяц находился почти в таком же состоянии, как его любимица — после беглого знакомства с василиском!

— Ладно, признаю, я совершила ошибку, сморозила глупость! — покаянно воскликнула Грейнджер. — Простите. Я только подумала, что должна кому-нибудь об этом рассказать.

Затем она встала и молча вышла из учительской — казалось бы, я уже обязан был привыкнуть к столь театральным жестам. В тот момент у меня мелькнула мысль, что всезнайка, вероятно, здорово разозлилась, но когда она не пришла на обед, я заподозрил, что дело может быть не только в Аргусе. И действительно, явившийся в Большой зал Филч не выглядел таким уж чересчур убитым или расстроенным. Несколько мгновений он что-то раздражённо бормотал мне о «девчонке Грейнджер», а потом прошаркал на своё место в конце стола. Однако никаких известий от самой девчонки так и не последовало. Минерва, конечно же, восседала рядом с таким видом, словно это была моя вина, что её бывшая питомица куда-то запропастилась.

— Где она, Северус? — начала допытываться МакГонагалл, когда спустя десять минут после начала трапезы грейнджеровское место продолжало пустовать. — Что вы с ней сделали?

Не поверив собственным ушам, я обратил на Минерву задумчивый взгляд:

— Что я с ней сделал? Ах да, кажется, припоминаю: я приковал её к решётке одной из дальних темниц. Не желаете занять почётное место в моём гареме: я организовал его там, внизу?

— Северус…

— К вашему сведению, Минерва, я видел сегодня мисс Грейнджер лишь мельком. Верите или нет, но мы с ней пока ещё не настолько близки и преданы друг другу, чтобы обмениваться Следящими чарами!

— Хорошо, хорошо, — прошипела она. — Извините. Уже и спросить нельзя!

Я ткнул вилкой в салат.

— Она достаточно взрослая и…

— А что, если она упала с лестницы? Или заблудилась в подземельях?

— Минерва, вероятнее всего мисс Главный Ревизор просто потеряла счёт времени. — «И перестань причитать, как хлопочущая старая наседка».

Поняв, что от меня ей ничего путного не добиться, МакГонагалл развернулась, чтобы поговорить с теми, кто сидел по другую сторону от неё. Спустя некоторое время она вновь обратилась ко мне:

— По словам мистера Джонса, учащиеся видели Гермиону в гриффиндорской башне, а чуть позже Помона встретила её возле библиотеки. В которой, вне всяких сомнений, она и находится до сих пор.

Я с чувством схватился за сердце и прикрыл глаза:

— Хвала и благодарение Годрику!

Минерва лишь раздражённо зыркнула в мою сторону. Но мне было наплевать. Время от времени я специально практиковал эту «Весёлую Арифметику» — подсчитывая, сколько раз за день смогу вывести МакГонагалл из себя. Однажды я так сильно рассердил её, что она даже направила на меня палочку, но чем меньше вспоминать об этом, тем лучше: как говорится, не дёргай взбешённую кошку за хвост — здоровее будешь.

Конечно, меня слегка заинтриговало отсутствие Грейнджер. После встречи с Аргусом наиболее логичным для неё было бы отправиться обследовать замок. Она всегда казалась мне на редкость любопытной и пронырливой.

Во всяком случае, я бы не удивился, если бы, вернувшись в свой кабинет, застал её там.

И горе ей, коль скоро это действительно случится: лучше уж тогда главе комиссии заавадить себя прежде, чем я её найду.

 

* * *

— Рад приветствовать вас, профессор Снейп!

Я едва не подпрыгнул. В конце концов, вряд ли кто-то ожидает столь громкой и восторженной встречи, рыская по Запретному лесу. Нет, в сущности, я и не скрывался, но вполне допускаю, что именно так могло показаться тому, кто меня обнаружил.

— Мистер Эпплби, — откликнулся я, выходя на поляну, где стоял любимый учитель МакГонагалл. — Мы, знаете ли, уже много лет как не преподаём Трансфигурацию в лесу.

Он тепло рассмеялся:

— Нет-нет, я пока ещё не утратил ориентацию в пространстве. Просто у меня выдалось немного свободного времени перед ужином, вот я и решил пройтись. Раньше, работая в Хогвартсе, я часто бывал здесь, в лесу, — мне всегда нравилось это место.

Я кивнул:

— Весьма удачный выбор для прогулок, на мой взгляд. Я проверял растения, которые выращиваю тут, чтобы использовать в зельях.

Не хотелось, чтобы он считал, будто я занимаюсь чем-то сомнительным: всё-таки я хорошо осознаю, что в моём случае такая версия приходит на ум первой.

Мы направились обратно к опушке, и по дороге Эпплби расспросил меня о состоянии леса, живущих в нём магических существах и тому подобном. Само собой, старику было известно о здешних рисках, так что не имело никакого смысла преуменьшать перед ним ту опасность, которую Запретный лес издавна представлял для студентов.

Впрочем, ревизору вовсе не обязательно было знать о «мелком братишке» Хагрида — великане, поселившемся в самом сердце лесной глуши.

— У нас не принято что-либо замалчивать или приукрашивать, — отметил я. — Мы сразу информируем учеников, что если они будут бродить здесь без сопровождения, то погибнут. На первокурсников такая картина всегда производит большое впечатление.

— Лично я никогда не заходил в лес глубже пятидесяти ярдов, когда начал здесь учиться, — посмеиваясь, признался Эпплби. — На самом деле, я вообще ни разу не был в чаще.

— Наверное, это и к лучшему, — резюмировал я, уповая на то, что мои слова прозвучали не слишком таинственно.

Я рассчитывал, что старик поделится своими впечатлениями от урока МакГонагалл — обеспечив меня таким образом запасом колкостей в её адрес, — но, увы, он даже не обмолвился на эту тему. Впрочем, я и не ждал, что умудрённый опытом волшебник может сказать о Минерве что-то плохое. Оставалось надеяться, что я сам что-нибудь придумаю, когда увижу её.

Мы распрощались, как только покинули Запретный лес. Эпплби хотел повидать Хагрида, я же собирался вернуться в школу. Однако на подходе к замку случилось непредвиденное событие: я обнаружил нашу потерю. Грейнджер, вероятно, искала себе приключений на берегу Чёрного озера. Я не видел её с того самого разговора об Аргусе и вроде бы не должен был отягощать себя мыслями на этот счёт, если бы не одна деталь: глава комиссии явно бездельничала — в то время как должна была заниматься совсем другим. Если, конечно, она не впала в крайность, решив протестировать озёрную воду на предмет наличия в ней загрязнений или определить уровень кислотности почвы; ну или не консультировалась с гигантским кальмаром по вопросу защиты животных.

Кто её знает? От этой девицы можно ожидать чего угодно.

Я спустился со склона и направился к ней. Уже одно то, что всезнайка сидела на камнях скрестив по-восточному ноги и уставившись в пространство, по идее, должно было убедить меня держаться от неё подальше. Нынешняя погода также нисколько не способствовала тому странному занятию, которое выбрала для себя Грейнджер, хотя дождь к полудню и прекратился. Но прежде, чем я смог что-либо сообразить, мои губы уже произнесли её имя. Глянув ей в лицо, я понял, что мне следовало сразу отправиться по своим делам, начисто проигнорировав «счастливую» находку. Всезнайка выглядела более чем уныло — как будто недавно плакала. Я едва не застонал от того, что вновь так «удачно» приобщился к её личным проблемам. Может, мне стоило выбрать менее «везучую» мантию?

Грейнджер растерянно теребила свою одежду и волосы, по-видимому, смущённая тем, что её застали врасплох.

— Профессор Снейп, — упавшим голосом пробормотала она. — Я просто… записывала наблюдения, чтобы…

Я многозначительно посмотрел на пустой лист пергамента, лежащий рядом с ней, закрытую чернильницу и абсолютно чистое перо.

Печальная улыбка тронула её губы.

— Ну хорошо, я воспользовалась свободной минутой и решила вспомнить прошлое…

Я утвердительно хмыкнул и уже хотел было оставить всезнайку ностальгировать дальше, когда она вновь обратилась ко мне:

— Это настроение обрушилось на меня довольно внезапно. Не знаю почему: я бродила по замку, разговаривала с людьми и всё такое прочее, но всюду, куда бы я ни пошла, меня настигали те или иные воспоминания.

Мерлин Всемогущий, и во что же это я опять вляпался? Однако, несмотря на растущую тревогу, я обнаружил, что отвечаю Грейнджер самым ровным тоном, на который только способен:

— Неприятные, как я понимаю?

Она пожала плечами.

— Согревающие душу и вместе с тем немного грустные... по большей части. — Грейнджер наклонилась вперёд, положив подбородок на руку.

Что там говорила Минерва? Всезнайка была в гриффиндорской башне? Проклятье! Разори меня гоблин, если она снова не думает о своём Уизли, а ещё, вероятно, о Поттере. Я шевельнулся, намереваясь уйти, однако её голос в который раз воспрепятствовал этому. Я скрипнул зубами.

— Это трудно объяснить, но меня поражает контраст между моей жизнью тогда и теперь.

Перестав разглядывать лохматую макушку, я обречённо закатил глаза.

— Более бессмысленного наблюдения я ещё ни разу не слышал, мисс Грейнджер, — резко бросил я, невольно ощетиниваясь в ответ на её жалобы. — Как я уже говорил, вам есть за что благодарить судьбу.

В какую же эмоциональную пропасть она угодила? Но если всезнайка считает, что я буду нянчиться с ней, то… Неужели она действительно ждёт этого — от меня? Вряд ли такое возможно.

На её губах заиграла улыбка, и Грейнджер начала подниматься с камней. Она не смотрела мне в лицо, занятая тем, что вытирала о мантию руки.

— Видимо, в этом всё дело. Мне есть за что быть благодарной, и всё же… — Она вновь пожала плечами, как будто одно это движение выглядело красноречивее любых слов; а может, так оно и было.

— Я перестала чувствовать вкус к жизни. — Всезнайка немного помолчала. — Рон однажды сказал, что со мной что-то… не так, и теперь я постоянно спрашиваю себя, а не прав ли он. Я оглядываюсь вокруг, и мне кажется, что все продолжают жить своей жизнью. Люди счастливы и довольны, и в голову сразу приходит мысль: может, я и правда одна такая — кого не устраивает собственная судьба?

— День, когда вы начнёте внимать психотерапевтическим советам Уизли, будет свидетельствовать о том, что с вами действительно что-то не так.

Она согласно хмыкнула.

— Возможно, меня избаловали мои детские приключения…

Я едва не рассмеялся ей в лицо. Вряд ли Грейнджер будет первой, кто думает, что взросление — это сплошь одно разочарование и утрата иллюзий.

— Вы… Вам никогда не казалось, что в вашей жизни чего-то не хватает? — Она посмотрела на меня, немного стесняясь заданного вопроса.

Я пожал плечами (определённо, эта дурацкая манера выражать сомнения была крайне заразной). Приходило ли мне когда-нибудь в голову, что и через пятьдесят лет я по-прежнему буду торчать всё за тем же столом? Конечно приходило.

— Мисс Грейнджер, я предлагаю вам найти хотя бы одного человека, который ни разу не задумывался об этом, — с усталым нетерпением произнёс я.

Похоже, мои слова её не убедили.

— Рональд, он…

При одном лишь упоминании Уизли я невольно фыркнул, и, кажется, всезнайка ухмыльнулась мне в ответ. Затем она собрала свои письменные принадлежности и, выпрямившись, шагнула ближе.

— Только не думайте, что я тут так расклеилась, потому что жалею о разводе — в том смысле, что ни о какой любви к Рону речи не идёт.

Я внутренне сжался. Какого драккла мне приспичило затеять этот разговор?

А Грейнджер продолжала, не обращая внимания на мой дискомфорт:

— Мы расстались именно из-за того, что я не смогла его полюбить. Я старалась, но была не в состоянии даже притворяться и поэтому сожалею — в первую очередь о том, что мне пришлось причинить Рону боль. — Её лицо выглядело отстранённым — она скорей обращалась к пространству, нежели ко мне: такое, во всяком случае, создавалось впечатление.

— Как-то во время ссоры Рон обвинил меня в холодности, и... даже не знаю... я никогда не испытывала интереса к кому-то ещё…

Она вдруг замолчала, за что я был ей бесконечно признателен. Ведь в самом деле, почему она рассказывала об этом мне? Я пришёл сюда лишь затем, чтобы потребовать от неё вернуться к работе, а в результате оказался целиком посвящён в чаяния и беды Гермионы Грейнджер.

Впрочем, её проблема была для меня очевидна: чувство одиночества.

Как я мог не распознать его, если и сам имел в данном вопросе столько печального опыта? Я был одинок с тех пор, как себя помню, так что в некотором смысле это перестало являться для меня трагедией. Но Грейнджер была молода, и боль в её случае несомненно ощущалась более остро — особенно когда люди вокруг завязывали отношения, создавали семьи и обзаводились детьми.

Наверное, мне стоило посоветовать ей поступать так же, как это делаю я, и просто жить дальше. Утопая в страданиях, жалости к себе и недовольстве миром, она никогда не получит желаемого. Одновременно с этим я понимал, что всё не так просто, как кажется. Для Грейнджер было вполне естественным оплакивать своё одиночество, поскольку, я уверен, каждый в глубине души хочет иметь кого-то, с кем он мог бы разделить свою жизнь. Даже я одно время лелеял такие мечты.

Я нахмурил брови:

— Мне думается, человек сам творит своё счастье, мисс Грейнджер.

В какой-то степени я тоже в это верил. Всезнайка медленно кивнула, и я увидел, что до неё дошла суть моей мысли.

— Возможно, мне надо приложить больше стараний. — Бледная улыбка украсила её лицо.

Грейнджер не обязательно было знать, что лично я отказался от подобных попыток уже давно. А может, она и так была в курсе. В конце концов, это не являлось такой уж великой тайной. «Что ж, тогда, надеюсь, мой пример окажется для неё полезным», — мысленно подытожил я.

Всезнайка шумно вздохнула и украдкой подняла руку к лицу, словно проверяя, не остались ли на нём слёзы. В результате этих исследований у неё вырвался удивлённый смешок.

— Прошу прощения, профессор Снейп. Но я действительно не знаю, что в вас есть такого, что заставляет меня говорить без умолку и открывать вам всю душу.

Мне стало ещё неуютней, когда после своих слов Грейнджер принялась откровенно разглядывать меня. Захотелось бросить ей в ответ какое-нибудь язвительное замечание, однако ничего путного в голову не приходило.

— Может, мне нужно, чтобы вы меня поняли, — задумчиво добавила всезнайка.

— Бедная, непонятая мисс Грейнджер… — едко произнёс я. Это и было тем самым язвительным замечанием, однако она почему-то не стала мне возражать.

Какая исключительно странная девушка!

Раньше я находил для неё множество всяких эпитетов, но определение «странная» пришло на ум впервые. Не могу сказать, что сегодняшняя Грейнджер соответствовала воспоминаниям, которые сохранились у меня с тех пор, как она была студенткой. Определённые аспекты её характера, безусловно, остались прежними, однако все прочие были мне незнакомы. К примеру, она никогда не производила впечатление углублённого в себя человека, хотя подобный вывод означал бы, что я имею привычку тратить время на размышления о внутреннем мире моих учеников, к чему я абсолютно не склонен.

Теперь всезнайка улыбалась уже широко и открыто, и какая-то часть меня была немного напугана этим обстоятельством.

— Боюсь, мои стенания и жалобы выглядели совсем уж смешно — как в плохой мелодраме с неизменными возгласами героини о том, что её «никто не понимает!». — Она снова улыбнулась. — Хотя на самом деле никаких немыслимых страданий у меня, конечно же, нет. Но спасибо вам, профессор, что вытерпели моё нытьё. Этот замок… я никогда не думала, что мне будет трудно сюда вернуться. Тем не менее, столько всего произошло; в конце концов…

— К этому привыкаешь, — тихо ответил я, вдруг поняв, что не в силах смотреть на Грейнджер, и данное обстоятельство сразу вызвало во мне раздражение. Проклятая девчонка! Да она не имеет ни малейшего представления о том, каково это — жить в плену своих прошлых надежд, гремя оковами раскаянья и былых грехов!

На этот раз я развернулся уже окончательно, и ничто не могло помешать мне уйти. У меня были дела поважнее, чем стоять здесь и болтать о всякой ерунде.

Вскоре я услышал за спиной торопливые шаги, а потом рука Грейнджер коснулась моей, словно умоляя остановиться, что я и сделал, но лишь потому, что никак не мог постичь вопиющую дерзость этой особы.

— Не обижайтесь, — горячо произнесла она, сжимая мою руку. — Я знаю, что иногда, наверно, выгляжу «сухой, как страницы учебника»,⁽²⁾ а моё чувство такта сравнимо разве что с бладжером; но я не имею в виду ничего такого.

— Уберите руки, мисс Грейнджер, — потребовал я.

Её пальцы рефлекторно разжались, выпустив моё предплечье, однако глаза продолжали изучать меня с большим любопытством.

— Да, возможно, во мне и нет ничего загадочного, но вы, профессор, — вы определённо полны тайн, — с уверенностью заявила она. Лёгкая, словно крыло златоглазки, улыбка приподняла уголки её губ, хотя лицо по-прежнему сохраняло трогательное выражение и что-то ещё, что, к моему ужасу, можно было бы истолковать как… понимание.

Я ничего не ответил — лишь отвернулся. А Грейнджер наконец сообразила, что ей лучше уйти, и ушла — по всей вероятности, в замок.

Я же застыл на месте, испытав странное чувство, охватившее меня в тот момент, когда я наблюдал за её удаляющейся фигурой. Почему она всё переводит на личности? Почему не могла просто приехать сюда, сделать свою работу и оставить меня в покое? В результате я болезненно реагировал на любую идею, которая позволила бы нам найти общий язык, — отвергая даже тень от мысли, что у меня со всезнайкой может быть что-то общее. Разумеется, я понимал, что реагировать таким образом глупо, но ничего не мог с собой поделать. Я и Грейнджер — мы были слишком разными, ни капли не похожими друг на друга.

Но эту девчонку нельзя выпускать из виду. С ней надо держать ухо востро. Я ещё не вполне сознавал почему, для предотвращения какого исхода... однако любого человека, каким бы загадочно-головоломным он ни был, можно в конце концов раскусить: вскрыть, рассекретить, выведать все его тайны, разложить на весах, разобрать по волокнам — рано или поздно.

Я же, знаете ли, ценю в своей персоне монолитность и потому предпочёл бы остаться целым и неразгаданным.

А кусать и взвешивать? Меня? Благодарю покорно.

---

1) Канонная фраза Северуса Снейпа из первой книги Дж. К. Роулинг «Гарри Поттер и Философский камень».

Вернуться к тексту

2) Здесь Гермиона цитирует профессора Трелони, которая высказалась так о её душе в фильме «Гарри Поттер и Узник Азкабана».

Вернуться к тексту