Иноземец (гет)

На Земле во многих странах происходили революции, народные восстания, несущие цель свергнуть устоявшиеся системы управления или экономики, которые, по их мнению, угнетали их. В большинстве случаев к ним относятся либо с презрением, либо с восхищением, но у каждого есть революция или ряд революций, которыми он восхищается, даже если он ненавидит другие.

Деяние, когда вы говорите «хватит, значит хватит» и сбрасываете с себя цепи, считается благородным, по крайней мере, до тех пор, пока не начинается кровопролитие, а зачастую и после него. На Тедасе, ещё до моего прибытия, истории о восстаниях против угнетения лежат в основе многих обществ. Андрасте против Тевинтера, Ферелден против Орлея, Вольная Марка против кунари — в таких историях здесь нет недостатка.

Что в большинстве популярных текстах вам не расскажут, так это о том, что большинство революций терпят неудачу.

Некоторым удаётся свергнуть заявленного врага, но в дальнейшем устанавливаются такие же или даже режимы похуже. Другие терпят неудачу из-за вмешательства чужих сторон, преследующих свои собственные интересы. Оставшиеся терпят неудачу из-за некомпетентности или эгоизма своих лидеров.

Подавляющее же большинство революций терпит поражение по гораздо более простой причине: правительство, против которого они выступают, имеет более сильную армию. Иногда даже революционеры понимают это и решают, что восстание это не такая уж и хорошая затея.

Однако, грубая сила остаётся сильнейшим и окончательным арбитром всех споров, и, если цитировать Хайнлайна, люди, забывающие об этом факте, расплачиваются своими жизнями и свободой. Сегодня на каждом оружии Миротворцев выбиты слова «Ultima Ratio Populum», что в переводе с древнего тевена означает «последний довод за народом».

То, что произошло после Битвы при Виндаргенте, является причиной, почему на нашем оружии есть эта крылатое выражение.

_______________________

Мой мозг возобновил работу в штатном режиме, как будто ничего и не произошло.

Я проснулся от света, светящего мне в лицо, поднялся со спины, размахивая кулаками в хлюпкой попытке поймать женщину, которая вырубила меня. Вместо этого я поймал лишь воздух. Я настолько был не в себе, что у меня сбилось дыхание и я чуть не упал с кровати, на которой, по всей видимости, лежал.

В глаза мутилось, и я постарался успокоиться, прогоняя сонливость. Тупая боль отозвалась в плече — моя рана ещё не совсем зажила. Это помогло прояснить зрение, так как я понял, что находился в знакомом месте.

Я находился в храме на центральной площади Латерры, на помосте, с которого Владычица Церкви обычно вела песнопения. Запах благовоний стал первой такой подсказкой. Стулья церковников были примечательны тем, что отсутствовали. Из витражных окон лился яркий, разноокрашенный солнечный свет.

Неудивительно, что я проснулся, меня слепили прямой наводкой. А вот весь помост был отгорожен от взгляда как на крышу, так и на остальную часть церкви тем, что выглядело как серые шерстяные одеяла, свисающие с верёвок, подвешенных к стенам. Сквозь ткань до меня доносилась суета, но я не мог разобрать ничего связного. Я нахожусь в диско-шатре, подумала я, мой мозг всё ещё только-только загружался.

Какого чёрта я там делал, я понятия не имел. Неужели все думали, что я помер? Положили ли они меня сюда перед тем, как сжечь моё тело? Как долго я был в отключке?

Сзади меня раздался резкий кашель. Я вскочила с места, вскарабкавшись с кровати.

В тенистом углу сидел Маркэхм, держа в одной руке книгу, а в другой — маленькую деревянную трубку. То, что я почувствовал, было не просто благовониями, а ароматным дымом от листьев. Маркэхм лишь уставился на меня поверх очков в золотой оправе, делая затяжку. Угрюмый, как и всегда. Это пробудило во мне ребяческую сторону, хотя, возможно, то было защитным механизмом против возможности плохих новостей.

— Ты ведь знаешь, какая это отрава, а? — полушутя-полусерьёзно сказал я. — Бросал бы ты это дело.

Маркхэм вытащил трубку изо рта и нахмурился.

— Лучше бы ты не вставал так резко, особенно с той прорвой усыпительного в твоём организме.

— С чего вдруг? — спросил я.

Целитель указала на мою нижнюю часть тела. В замешательстве я посмотрел вниз. Я был полностью голый.

— Дааа, может, мы оба правы, — согласился я с улыбкой, найдя свежую одежду, сложенную на конце кровати. — Как меня угораздило?

— Если Армен Картье прав, на тебя напали Шуты, — сказал Маркхэм, — орлесианское спецподразделение. Один из них всунул в тебя вот это.

Он взял кинжал с маленького столика, стоявшего в стороне от глаз, и поднял его перед собой.

— Покрыт ядом, — вздохнул целитель. — На твою удачу, бо́льшая часть яда осталась на твоей рубахе, а не в твоей крови.

— То есть, мне ничего не угрожало? — спросил я, одеваясь.

— Я бы так не сказал, — ответил Маркхэм. — Если бы я мог использовать магию, ты бы выздоровел меньше чем за день. Но поскольку я не мог, ты мог умереть в любой момент. Я усыпил тебя, чтобы увеличить твои шансы на выздоровление, и ввёл противоядие без магической помощи.

Я кивнул. Это имело смысл, но было кое-что, от чего внезапно закололо сердце. Время. Наконец полностью одевшись, в чистую земную одёжку, я бросился к Маркхэму и взял его за плечо.

— Сколько я был в отключке?

— Тринадцать дней, — ответил Маркхэм.

— Тринадцать дней?! — прокричал я. — Господи Иисусе!

Я снова отошёл от него, проводя рукой по волосам. Которые очень нуждались в стрижке. Быстрый осмотр подбородка подтвердил, что мне также нужно побриться. Странно, чем ты отвлекаешь себя в такие моменты.

— Мы всё ещё воюем? — спросил я. — Или мы просто держимся?

Гул пушек вдалеке пронёсся по Церкви, раздавался барабанный бой глубоких звуковых движений, он был приглушён, но всё равно хорошо различим.

— Мы всё ещё не сдаёмся, — сказал Маркхэм, вставая. — Но мы окружены.

— А что со всеми? — продолжил я. — Джули и Тэм целы?

Целитель хмыкнул, залезая под кровать.

— Верховный канцлер и её дама сердца совершенно здоровы физически, — сказал он, роясь под кроватью, — но мне пришлось выпроводить их из этой палаты ради их душевного спокойствия.

Я могу только представить, через что пришлось пройти моим возлюбленным. У них были обязанности, которые они не могли игнорировать, но, кроме этого, Маркхэм, несомненно, поступил правильно и для них лично. Я уже видел, как горевала Джули. Она грустила, пока не придумывала, как расквитаться. Тэм, с другой стороны, была загадкой в этом отношении, но я не знаю, как её присутствие подле моего бессознательного тела могло бы помочь.

— Хорошо, — сказал я. — Ты им здесь оказал услугу.

Маркхэм достал из-под кровати металлический ящик и откинул крышку с того. Это было моё снаряжение.

— Я знаю, — сказал он. — Твоё оружие и броня. Предлагаю тебе поспешить.

Меня это капельку удивило.

— А я разве не должен стараться не перенапрягаться?

— Смотрю, ты теперь заделался знатоком алхимии в дополнении к твоему мастерству военного дела, — сказал Маркхэм, потоком извергая сарказм. — Если ты очнулся и ходишь, значит, ты здоров. Мы могли бы потратить время на обсуждение точных причин, почему ты здоров, но я сомневаюсь, что верховный канцлер простит мне твою задержку. Просто пей много воды.

Удовлетворенный своей речью, он протянул мне мой голубой берет.

— Они у южных ворот, — добавил он, наконец.

Доверившись опыту целителя, я взял берет и надел его. Надев кевлар и оружие, я засунул шлем под мышку и вышел из «шатра» в остальную часть церкви. Маркхэм последовал за мной.

Всё помещение церкви было переделано под медпункт. Ставленники Маркхэма ходили вокруг и ухаживали за ранеными, которые лежали на рядах деревянных и матерчатых койках. В некоторых местах перегородками служили шерстяные одеяла, но в основном всё было открыто, как обычно. На полу не было крови, но её смрад витал в воздухе. Я замер. Это были мои люди.

Все глаза обратились ко мне, и суета огромной церкви начала приостанавливаться, распространяясь от того места, где я стоял. Сестры, исполняющие обязанности медсестёр, замерли, маги встали, отпрянув от своих пациентов, пациенты вытягивали шеи, чтобы посмотреть, что происходит.

— Он жив, — громко произнёс мужчина, распространяя эффект на весь зал.

Я оцепенел. В тот момент мне отнюдь не хотелось такого внимания. Я просто хотел увидеть Тэм и Джули. Всё остальное может подождать. Однако, не умея телепортироваться, я высоко поднял голову и двинулся на выход. Небольшой совет всем будущим офицерам, читающим это: если есть сомнения, показывайте пример. Я сглотнул и начал действовать.

Я проходил мимо взглядов, поклонов и коленопреклонений с такой уверенностью, на какую только был способен, с огнестрельным копьём на боку. Уверенность в себе, вот хороший способ вселить её в других. Пристальные взгляды быстро перешли в трёп; возбужденный трёп. Двери церкви отворились, и я тихо выдохнул задержавшее дыхание.

Отчаяние, как оказалось, можно побороть.

_______________________

Улицы были полны людей, которые с вёдрами или тележками выполняли работу. Я никогда не видел Латерру такой многолюдной, но объяснял это себе тем, что армия и все те, кто жил за стенами, теперь находились внутри них. Город, конечно же, вполне мог их всех вместить и содержать.

Наша война была необычной в том смысле, что по большому счёту мы не вели осады, хотя каждый город был рассчитан на то, чтобы вместить гораздо больше обычного населения, а также обеспечить его едой и водой. А у Гаспара не было пушек.

Беллона, судя по всему, была очень рада моему появлению, громко пофыркивая и ржа при моём приближении, так и норовя потереться об меня шеей. Не любила моя лошадка сидеть взаперти. Я чувствовал себя как огурчик, достаточно полным сил, чтобы встретить то, что должно было произойти.

Я выехал верхом с центральной площади, которая превратилась в гигантскую конюшню и пахла так же, как и она. Никто меня не замечал, пока я не выехал на главную дорогу на юг, и тогда последовала поразительная реакция. Радостные выкрики следовали за мной, когда встречные расступались перед Беллоной, чтобы пропустить меня.

Солдаты отдавали честь, горожане кланялись или проводили руками по бокам моей лошади, дети визжали. В их глазах, независимо от их положения, горела надежда, которая, в свою очередь, разжигала мою собственную. Подгоняемый этим чувством, я достиг южных ворот с толпой увязавшихся за мной. Прямиком в собрание Миротворцев. Парадные ряды тут же распались, присоединяясь к празднованию, скандируя моё имя с улицы и со стены.

— Хант, Хант, Хант, Хант!

Спонтанное, буйное празднование того, что я остался жив.

К моему горлу подступил ком, и мне пришлось очень постараться, чтобы сдержать настоящие слёзы радости. Меня захлестнули чувства. Очень не по-мужски. И всё же, так оно было. Я сделал многое, но я не считал и не считаю до сих пор, что заслужил такой приём. И всё же, так оно было.

Я спешился с лошади, но толпа подхватила меня и усадила на плечи самых крупных мужчин, в которых я узнал четырёх парней МакНалти. Они понесли меня вперёд, в тень стен, к палаткам, которые были поставлены для размещения армии на периферийной дороге. В частности, к одной палатке, на четырёх опорах которой красовались серебряные галлы, а по бокам — Звёзднополсатые.

Когда меня снова опустили на землю, толпа расступилась, освобождая место.

Все притихли, их взгляды обратились к маленькой группке передо мной.

Армен, Циара, Леха, мои офицеры, даже Тибериус... все они выглядели так, будто увидели призрака. Естественно, магистр выглядел скорее чертовски облегчённым, чем потрясённым, но остальные просто таращились, словно не могли в это поверить. Учитывая, что я внезапно оказался в прекрасном здравии, мне было трудно их винить.

Джули и Тэм, обе одетые для битвы, замерли. В толпе воцарилась мертвецкая тишина. Они ждали. Что давило мне на плечи. Я должен был сказать... хоть что-то.

— Тааак... — начал я, оглядываясь вокруг. — Что я пропустил?

Джули разразилась смехом, а затем начала быстро смаргивать слёзы. Она вытерла их тыльной стороной запястья. У меня всё внутри сжалось от чувства вины, и я шагнул вперёд, чтобы обнять её.

Меня перехватила Тэм.

Сильная пощёчина обожгла лицо, заставив мои глаза заслезиться совсем не от радости или печали. Даже челюсть на мгновение заныла от боли. Хуже того, я вдруг понял, что Тэм смотрит на меня свысока, но не с гневом, а с разочарованием. Это была поистине страшная картина для любого человека, и Тэм была специально обучена этому... возможно, даже выведена для этого: чтобы наказывать тех, кто провалился.

В толпе раздался общий возглас сочувствия. Это определённо больно, подумали они. Они были правы.

— Это за то, что оставил нас, — объявила Тэм, достаточно громко, чтобы вся община могла слышать.

Я кивнул. На самом деле, эту пощёчину я заслужил.

— Ты мог умереть, — продолжала она. — И с тобой бы ничего не случилось, будь я рядом, — и снова правда. У нас имелся план на случай покушения, как Таллис узнала на себе. Я проглотил ответ. Сказать было попросту нечего.

Джули подошла и положила свою руку на руку Тэм, посмотрев на неё большими, зелёными, наполненными слезами глазами. Этого было достаточно, послание без слов.

Тэм на секунду оглянулась и вздохнула.

— Это за то, что вернулся к нам.

Тэм мягко притянула меня к себе и нежно поцеловала в губы, надолго задержавшись. Когда она отстранилась, она снова одарила меня тёплой улыбкой, которую берегла только для своих возлюбленных и учеников. И я снова почувствовал себя лучше.

Затем подбежала Джули и крепко обняла меня, осыпая поцелуями всё моё лицо, а затем обняла меня так крепко, как только могла. Это выбило из меня дух, потому что чего-чего, а силушки ей было не занимать. Я гладил её по голове и обнимал в ответ, а она рыдала у меня на плече. После всего, что она потеряла, было очень важно, чтобы кто-то важный для неё вышел из могилы, а не сошёл в неё.

При виде всего этого толпа снова заскандировала, что заставило Джули рассмеяться и сквозь слезы помахать толпе. Скандирования становились всё громче, и вскоре к ним присоединились аплодисменты.

Мои офицеры предприняли попытку восстановить хоть какое-то подобие порядка; в конце концов, город находился в осаде. Толпа начала расходиться, мирные люди уходили дальше в город, а войска возвращались в парадный строй. Тибериус исчез, по причинам, о которых я могу догадаться сейчас, но о которых не имел представления тогда. Армен, Циара и Леха присоединились к нам, приветствуя меня недоверчивыми улыбками. Всё это событие вызывало во мне любопытство, поэтому я должен был спросить.

— Почему абсолютно все так рады меня видеть? — спросил я, наклонив голову в сторону толпы.

Леха разразилась лающим смехом.

— Так значит, целитель тебе не сказал, — сказала она, словно ожидая этого. —Ты теперь бог войны.

— Чего? — произнёс я.

— Пока ты был занят тем, что тебя кололи, — добавил Армен, — мы были заняты тем, что гнали прочь шевалье.

— Ты победил, — сказала Циара. — Очень, по-крупному победил.

Я оглядел всех, как будто у них внезапно выросло по две головы.

Виндаргент был для нас ни чем иным, как полной победой. Точные подробности я узнал только позже, но мы нанесли армии Гаспара более пятнадцати тысяч потерь и прогнали её с поля боя. Сопрано приняла командование после того, как пришло известие, что я ранен, и в то же время вся наша армия рассвирепела. Последняя атака полностью разгромила врага.

— Если всё правда так, тогда мы почему мы сейчас здесь? — спросил я.

— Дюваль, — прорычала Тэм. Это само по себе говорило о многом, но не достаточно.

— Что он сделал? — спросил я.

— Отказался остаться и дать бой, — ответила Джули. — Когда мы преградили ему путь, он направил половину своей армии в обход нашей. Когда мы преследовали его, он убегал и находил альтернативные пути отступления.

— Мы послали всё, что у нас было, чтобы попытаться остановить его, но он продолжал получать подкрепления, поэтому у нас не получилось остановить его, — сказала Леха. — Но он не смог прорвать нашу оборону. Мы уничтожили его осадные инструменты нашими пушками, как только они их установили. У бедных засранцев остались только лестницы, — что стало бы смертным приговором для всех, кто пытался бы их использовать.

Мои мысли неслись вскачь. Мы побеждали или проигрывали? Невозможно было сказать. Латерра стояла, и не было похоже, что она падёт. Анри Клуэ, которого я послал собрать войска с юга, тоже, вероятно, ничего не угрожало. Халамширал мог выдерживать осаду Селины годами, если понадобится, думал я. Возможно, нам не удалось опрокинуть домино Лид, но не было причин полагать, что мы не сможем разгромить врагов, стоящих перед нами. Однако, не было также причин полагать, что это точно произойдёт или что это произойдет в ближайшее время.

Эта неопределенность на мгновение встревожила меня, прежде чем мои молчаливые размышления прервали.

— Гаспар хочет переговоров, — сказала Джули. — Обсудить условия.

Это объясняло, почему все Миротворцы стояли у южных ворот. Мои глаза полезли на лоб.

— Серьёзно? — спросил я. — Почему?

— Селина почти у Халамширала, — сказал Армен. — Возможно, он хочет заключить с нами союз. Насколько нам известно, Гаспар ни с кем плохо не обращался, быть может, это и было его планом с самого начала?

— Загнать нас в угол, а потом протянуть руку? — вслух задумался я. — Похоже на Дюваля.

— Гаспар полагается на него, — сказала Джули. — Именно Дюваль передал предложение о переговорах. Мы с Циарой выходим через час, — она снова прижалась ко мне.

Одни? Мне показалось, что это самая страшная ловушка. Абсурд, конечно. Гаспар вряд ли попытается что-то выкинуть под прицелом наших пушек. Тем не менее, это ничего не меняло.

— Я иду с вами, — сказал я, не терпя отказа.

Джули ухмыльнулась и наконец-то выпустила меня из своих объятий.

— Разумеется, идёшь, — вяло усмехнулась она.

Какими самоуверенными мы были...

_______________________

Местом встречи должен был стать фамильный дом Джули, или точнее, его внутренний двор. Сейчас он был пуст от пациентов Маркхэма, как и весь кузнецкий район был пуст от людей. Мы вышли за ворота немного раньше, чем нужно, чтобы осмотреть место. Теперь, когда я знал о существовании Шутов, у меня в животе зудело от возможных рисков.

А ещё зудело по иной причине. Когда мы с Джули и Циарой уходили, я прихватил с собой большой кусок свинины, немного хлеба и кухонную утварь. Не знаю, чем они, блин, меня кормили через трубочку, которую ежедневно засовывали мне в горло, пока я был без сознания — за эти годы мне несколько раз приходилось видеть, как это делали с другими — но я был голоден. Очень голоден.

Так возникла необычная сцена приготовления бекона на сковороде во дворе. Я насвистывал себе под нос, перемещая мясо по сковородке, пока то жарилось на открытом огне, позабыв обо всём на свете. А вот мои спутники не были так же спокойны.

Джули вышагивала по каменной кладке. Циара мельтешилась рядом со мной, по крайней мере, пока я не дал ей сэндвич с беконом. Это немного успокоило её. Но ненадолго. К тому времени, как я приготовил ещё один бекон, вышагивание и мешьтешание возобновились.

— Они опаздывают, — сказала Джули. — Это была их идея. Я уже хочу вернуться за стены.

— Это мы сейчас в осаде, — сказал я, начиная есть. У меня слюнки текли от каждого кусочка. Было очень вкусно. Первая еда после пробуждения после почти что смертного одра всегда совершенно божественна. К тому же с беконом всё всегда становится лучше, в том числе и моя растущая дрожь по поводу того, чего хотел Гаспар. Вот о чём никто из нас не осмеливался высказывать своё мнение.

Так всё и шло своим чередом, каждый из нас отвлекал себя по-своему, ощущая судьбу на своих плечах. Проблема заключалась в том, что наши взаимные способы отвлечься отменяли друг друга, и в итоге каждый отвлекал другого. Испытывая раздражение, я решил, что молчание делу не поможет.

— Что случилось с подосланной убийцей? — спросил я. — Та почти достала меня.

Джули и Циара тут же прекратили свои ... занятия и повернулись ко мне.

— А тебе-то что? — сказала Джули, немного слишком уж быстро. Я на секунду замолчал, поднося следующий кусочек сэндвича к лицу, понимая, что только что выбесил её. Как-то так.

— У меня не выдалось возможности остановить её, — ответила я. — Мне просто интересно... почему ты так взвилась?

Джули отвернулась и перекрестила руки, её глаза закрылись, а голова слегка повисла. Было ли это смущение или злость? Я не мог понять, что именно.

Другая наша собеседница прочистила горло.

— Она хотела казнить убийцу за покушение, — сказала Циара. — Она была... разгневана.

— Эта сучка пыталась зарезать его, и ей почти удалось отравить его! — вспылила Джули. — А когда мы схватили её, та лыбилась, как кошка! Мне надо было застрелить её!

Теперь, когда она избавилась от печали, осталась только ярость. Ещё одно преступление, за которое Джули должна была отомстить, вдобавок ко всем другим преступлениям, которые сходили с рук роялистам. Её отца забрала война ещё до моего появления. Её сестра была убита клинками других убийц. Её другая сестра, её племянница и племянник были отняты у неё под страхом тех же клинков. В общем, всё, что я знал о своей возлюбленной, говорило о том, что та голубоглазая клоун-убийца должна быть очень-преочень мертва.

— И почему ты этого не сделала? — спросил я. — Как я сам вижу это, тут и так всё ясно... мы убивали за куда меньшее, — и за куда большее.

— Она кузина Луизы де Виллар, — ядовито ответила Джули. — Любимая кузина.

— Поэтому мы её заперли вместе с Таллис, — добавила Циара. — А не размазали по стенке где-нибудь.

— Но не в подземелье, — произнесла Джули, резко махнув рукой, — а в гостевых покоях.

Моя бровь при этом вздёрнулась вверх. Мысль о том, что моя возможная кончина разгуливает в более или менее комфортных и безопасных условиях, возможно, ещё достаточно свободная, чтобы предпринять ещё одну попытку убить меня, ничуть меня не успокаивала. Бородка, которую я отрастил, пока спал, резко зачесалась, и я начал теребить её, обдумывая проблему.

— Наверное, нам стоит что-то сделать с этой ситуацией, — сказал я.

— Полковник де Виллар заверила нас, что убийца пошла на сотрудничество, — сказала Джули, садясь рядом с нами. — Единственная причина, по которой мы вообще вовремя вывезли всё из дома, это информация, которую выдала та женщина. Или, по крайней мере, так сказала де Виллар.

— Оставьте, — успокаивала Циара. — Эта война может скоро закончиться.

Это звучало слишком фаталистично для меня.

— Откуда такие мысли? — спросил я.

— Они пришли, — сказала Циара, пропуская мимо ушей мой вопрос.

Мы с Джули замолчали, задрав головы, чтобы прислушаться. Звук сапог со шпорами по камню стал раздаваться с каждым мгновение всё громче и громче. Это напомнило мне старые вестерны. Я вздохнул, запихнул в рот последний сэндвич с беконом и подал знак войскам на стенах в сотне метрах позади нас не стрелять. Наверное, я правильно поступил, они уже выстраивались в линию для стрельбы.

Глоток воды, и две ожидаемые фигуры появились с третьим незваным гостем.

Гаспар де Шалон показался мне действительно грозным персонажем. Он был такого же роста, как и я, широкоплечий, шёл с легкостью, уверенный в своём превосходстве и с высоко поднятой головой. Его тускло-зелёная полумаска по форме напоминала шлем, с крыльями хищной птицы, простирающимися по бокам, как щитки на щёки; голова птицы на лбу была покрыта золотом и украшена бриллиантами. Из-под маски выглядывали намёки на большие усища. На шее у него был небольшой шараф, но, кроме этих вещей, в нём не было никаких украшений. Он был одет в хорошо сшитую, но простую одежду, поверх которой были надеты превосходно сконструированные, но простые доспехи. Для защиты от осеннего мороза на нём был плащ из шкуры животного. Он был безоружен.

Это в самом деле был человек, кто стремился стать Императором.

Дюваль был одет практически так же, как и при нашей первой встрече: синяя маска, кольчуга с фамильным гербом на табарде, Шалонский Лев на правой руке. В отличие от своего сюзерена, он был вооружен до зубов. Два меча, одна сабля и один длинный меч, традиционное вооружение шевалье. Кроме того, два кинжала: один на бедре, другой у сапога. И, наконец, небольшой круглый щит, который он держал в левой руке. Человек, готовый к предательству, но не тот, на кого Гаспар мог бы положиться, реши мы накинуться с расправой.

Её очертания расплывчато появились в моём поле зрения, но были видны очень отчётливо: Лиенна де Монтсиммар стояла позади двух мужчин, держа в обеих руках светящийся посох, перекинутый через её красное платье. На ней в этот раз не было маски, обнажая её тёмные волосы и ухоженные черты дочери дворянина, однако из её глаз, подобно пламени, лилось намерение убивать. По полному отсутствию реакции Джули я понял, что никто другой не мог видеть колдунью. На самом деле, если бы моя возлюбленная увидела нависшего мага, она, вероятно, открыла бы огонь из короткого огнестрельного копья, перекинутого сейчас через её плечо.

Желая сохранить перемирие, я ничего не сказал.

Джули шагнула вперёд, чтобы поприветствовать двух людей, которых она могла видеть, с лёгкостью надев метафорическую маску политика. Маску, за которой она часто пряталась на публике. Пришло время выступить двум лидерам, двум настоящим лидерам, так сказать.

— Добро пожаловать в Латерру, — с любезностью произнесла она. — Я Джули Хант, маркиза де Лафайетт, Верховный Канцлер Свободного Орлея, — она сделала реверанс, что в земной форме выглядело немного нелепо, но другая сторона, судя по всему, приняла это.

— Гаспар де Шалон, законный Император Орлея, — ответил великий герцог. — Всего Орлея, — он низко поклонился в пояс, правая нога впереди, рука вытянута.

Джули не смогла сдержать улыбки, как будто это замечание её позабавило. Гаспар тоже улыбнулся, несомненно, думая о том же. Я закатил глаза. Сраная Игра.

«Император» оглядел двор, здания и окружение в целом. Он скорчил гримасу, словно увидел то, чего и так ожидал.

— Насколько я понимаю, вы раньше жили здесь, — сказал Гаспар. — До того, как заняли своё нынешнее положение.

— Я здесь родилась, — уточнила Джули. — Я — живое подтверждение тому, что любой орлесианец может собственным умом и силами взобраться на самый верх.

— Кабы вашими устами да мёд пить, — пробормотал Гаспар. — Без вашего мужа вы бы так и занимались кузнечным делом… а то и были бы казнены за предательство.

Или сидела бы в тюрьме за уклонение от налогов, если уж на то пошло… но она и сама была быстра на ответ.

— А вы без вашего отца родились бы простолюдином, — сухо заявила Джули. — А то и девочкой.

Гаспар расхохотался, уперев руки в бока. Он проверял, насколько Джули заденут вопросы о её происхождении и удаче. Проверку она прошла.

— Я знал, что вы мне понравитесь, — сказал он, и его зелёная маска повернулась ко мне. — А что насчёт вас, Миротворец? — спросил Гаспар. — Говорят, вы не из этого мира. Как вам у нас живется?

— Жилось бы куда лучше, если бы не приходилось убивать, чтобы здесь задержаться, — сухо ответил я. — Но те, кого я здесь встретил, стоили каждой минуты, проведённой в вашем мире.

Гаспар склонил голову. Возможно, он ожидал более интересной реакции. Как-никак, в Тедасе я был чужаком.

— А ты? — спросил Гаспар у Циары. — Ты ведь борешься за свободу своего народу, так?

— Я — долийка, — ответила Циара. — Мой народ уже свободен. Я борюсь за свободу всех остальных.

Гаспар одобрительно хмыкнул.

— Сир, возможно, нам стоит перейти к более насущным делам, — с подобающим почтением сказал Дюваль.

— Временем мы не ограничены, — заметил Гаспар. — Но, что ж, приступим.

Джули кивнула и жестом пригласила «Императора» сесть напротив неё. Они устроились на хлипких кухонных стульях — единственных, что удалось раздобыть по такой скромной цене. Дерево заскрипело, и мы все собрались по обе стороны от наших предводителей.

Я взглянул на Лиенну де Монтсиммар. Невидимая ведьма одарила меня гадкой ухмылкой. Она знала, что я её вижу. Тут до меня дошло, что она, вероятно, не может вечно удерживать заклинание, потому-то Дюваль так торопился.

Джули заговорила так, как её учила преподобная мать Брэндон:

— Под взором Создателя предоставляю слово вам, — она протянула руку. — Желаете начать?

— Разумеется, — ответил Гаспар. — Несмотря на вашу доблесть и непревзойденное мастерство в бою, а также на потери, которые из-за вас понесли мои армии, мы всё же заседаем здесь, в стенах вашей истинной столицы. Вы проиграли. Кодекс шевалье обязывает меня дать вам шанс капитулировать или переложить бремя этой войны на мои плечи.

— Мы предлагаем вам условия, которые спасут жизни ваших солдат и ваших последователей, — сказал Дюваль.

Джули бросила на меня предостерегающий взгляд. Что-то было не так. Я тоже это ощутил. Они вели себя слишком уверенно. Словно уже победили. Но это было не так, отнюдь нет. Гаспар мог атаковать нас в полную силу, и мы бы с легкостью отбросили его войска. Халамширал тоже не собирался сдаваться Селине — уж об этом мы позаботились.

— Простите, но вы, похоже, убеждены, что победили, — ответила Джули. — Возможно, вы заставили нас отступить, но мы вас обескровили.

— Пока вы пережидаете зиму, Селина может захватить весь север, — добавил я. — Мы ещё вполне успеем договориться, — ни о чём договариваться с ними мы не собирались, а просто хотели узнать истинные намерения Гаспара. Любые договора с ним, даже те, которые он собирался позже нарушить, дали бы нам понимание ситуации.

Однако, Гаспар де Шалон был тем ещё сукиным сыном.

— Маршал Дюваль, — сказал он, не сводя с нас взгляда. — Объясните этим мятежникам, как обстоят дела.

Дюваль коротко поклонился.

— Конечно, сир, — сказал он и повернулся ко мне. — Маркиз, мы держим в плену десять тысяч жителей Лида. Если вы откажетесь выслушать наши условия, они будут казнены.

— Казните их — и ни о каких условиях не будет и речи, — прорычал я. — Я лично приду за вами.

Дюваль проигнорировал мой гнев.

— Мы не собираемся штурмовать ваш город, — продолжил он. — Но должен спросить: а остальные ваши последователи так же хорошо защищены? Да, многие прячутся в Халамширале, но у большинства нет каменных стен и оружия, чтобы спастись от нашего гнева.

Я открыл было рот, но не смог произнести ни слова. Я был поражен своим гневом и страхом. Он ещё даже ни на что не намекал, но я отлично понимал, чем он угрожает.

— Мы осадим ваш город и запрём в нём ваши войска, — без каких-либо эмоций заявил Дюваль. — А наши армии пронесутся по землям. Любой, кто вздумает им помешать, будет считаться предателем и понесёт справедливое наказание от рук наших солдат. Запрет Короны на убийства, грабежи, разбой и поджоги будет снят.

Они убьют мужчин и мальчиков, изнасилуют женщин и девочек, сожгут все деревни, присягнувшие нашему делу. Всё, лишь бы мы сдались. Это был жестокий план, но он одним махом лишил бы нас возможности продолжать войну. Всё, что мы построили, рухнет в оргии насилия. Я заскрипел зубами от бессильной ярости. Я не мог этого допустить.

Я не смог сдержаться. Я схватился за огнестрельное копьё, сдернул его с плеча и наставил на них.

Дюваль выхватил меч и закрыл собой Гаспара. Лиенна явила себя, приземлившись рядом с ним и уже держа наготове посох. Я перевёл оружие на магессу, опаснейшую из троицы. За моей спиной распахнулись двери бывшей кузницы, и я было удивился, но это пришла подмога в лице Тэм, Лехи и Армена.

Лишь Джули и Гаспар сидели на местах.

— Бросай посох, — прорычал я. Дюваль опасности не представлял.

— Я и без него могу убить твоих шлюх, — прорычала Лиенна. — Или твоего цепного пса.

Посох Армена ярко вспыхнул. Он не был ничьим псом, и я порадовался, что он выразил свое мнение самым угрожающим способом. Мы оказались в тупике. Я в любую секунду мог нажать на спусковой крючок. Чем больше я думал о шевалье, ходящих из деревни в деревню, из дома в дом, тем меньше я себя контролировал.

— Подумал, что тебе не помешает помощь, — тихо пробормотал эльф. — Тэм помогла нам улизнуть.

Я кивнул, не глядя на него.

— Достаточно, — сказал Гаспар. — Того, что описал маршал, не произойдёт.

— Вы, похоже, очень уверены, что я соглашусь на ваши условия, — сказала Джули.

— Это уже не вам решать, Верховный Канцлер, — ответил Гаспар. — По вашим же законам вы должны передать мои условия Национальной Ассамблее. Если вы, конечно, не такой тиран, каким вы меня живописуете.

Моё сердце забилось, как барабан — медленно, но громко. Я наконец-то понял, какую игру ведёт великий герцог. Он озвучил угрозу, чтобы вынудить нас согласиться на его условия. Народ ни за что не проголосует за разрушение собственных домов и убийство родных. Я беспомощно стиснул огнестрельное копьё. Если убить их сейчас, Ремаш прикажет сжечь Серединные земли дотла.

— Наша Ассамблея вряд ли благосклонно отнесётся к угрозам, — едко солгала Джули. — Но вы правы, я обязана донести до него ваши условия. Изложите их.

Гаспар повернул голову к Дювалю и кивнул на нас. Маршал поколебался, перевёл взгляд с нас на своего господина, но всё же уступил. Он убрал меч и вытащил большой кусок пергамента с печатью де Шалона.

Дюваль развернул его и начал читать. Каждое предложение было сродни удару.

«В обмен на свою жизнь и свободу все мятежники, орудующие в Серединных землях, Эмприз-дю-Лион и Изумрудных могилах, должны сложить оружие.

Политические образования, известные как «Свободный Орлей» и «Вице-канцлерство Долов», должны быть распущены.

Все знамёна, стяги и церемониальные флаги, не принадлежащие «Свободной Армии», должны быть сложены.

Все ополченцы «Национальной Гвардии» должны сдать оружие и вернуться в свои дома.

Формула взрывчатого чёрного порошка должна быть записана и передана Императорской армии.

Круг магов Латерры должен быть расформирован.

Все дворяне, присягнувшие «Свободному Орлею», должны быть лишены всех титулов.

Все средства печати должны быть переданы Императорской армии и уничтожены.

Все копии «Здравого смысла» и других подобных документов должны быть сожжены.»

Хоть мои ноги и твердо стояли на земле, я чувствовал, что падаю. Я не понимал, как мы могли оказаться в таком положении. Как я мог быть так слеп.

— Да вы шутите! — выпалил я. — Как мы сможем выжить в таких условиях? Даже если вы сохраните нам жизнь, что мешает Селине приехать сюда и вздёрнуть всех нас, как изменников?

Дюваль сочувственно взглянул на меня, но не ответил. Я ощутил, как внутри меня вновь забурлил гнев. Я не желал его жалости.

— Вынуждена согласиться, — осторожно заметила Джули. — Я, к примеру, не намерена вновь жить под вашей пятой или под пятой Селины, — во всяком случае, та признала бы автономию Долов. И мы смогли бы набраться сил и попробовать ещё раз.

— Несомненно, но вы не можете говорить за всех, — согласился Гаспар. — К тому же, маршал Дюваль ещё не зачитал наиболее важные условия, те, которые сохранят ваши жизнь и свободу.

Он взмахнул рукой, но Дюваль повернулся к господину, ожидая более чёткого указания.

— Продолжай, — вздохнул Гаспар.

— Как пожелаете, сир, — сказал Дюваль и откашлялся. Он будто не хотел это читать.

«Солдаты «Свободной Армии», включая тех, что зовут себя «Миротворцами», их семьи и всё население города Латерра, настоящим навечно изгоняются из Империи Орлей.

Они должны собрать своё оружие, снаряжение, припасы и знамёна и отправиться в Ферелден в самое ближайшее время. Если их обнаружат на орлесианской земле после Первого Дня 9:40, все условия, касающиеся жизни и свободы мятежников и их семей в Долах, будут аннулированы.»

Дюваль осторожно — слишком осторожно — сложил пергамент и передал его Джули.

Я, словно громом поражённый, опустил оружие — как и все остальные. Лиенна ответила нам тем же. Джули на трясущихся ногах поднялась со своего места.

Потеряв родной дом и обретя Латерру, я должен был лишиться и её. Я лишил Латерры тех, кто здесь родился и кто пришёл сюда в поисках лучшей жизни. И был бессилен как-либо этому помешать.

Армия, возможно, меня поддержит, но Ассамблея ни за что не проголосует против этих условий. Они же простолюдины; им не спрятаться в замок, не защитить членов семей. Те, кто жили в западных городах и деревнях, уже перебрались на восток, но армии им не перегнать — особенно без предупреждения.

— Этот шем сошёл с ума, — сказала Циара. — Или я попала в кошмар?

— По мне так всё очень реально, — вяло заметила Тэм.

— Уверяю вас, я предельно серьезён, — строго сказал Гаспар. — Вам здесь больше не рады. Вы объявили войну собственной империи. Вы — предатели. А я не позволю предателям жить в Орлее. Уходите или встретьте смерть.

— Вы изгоняете нас в Ферелден? — сказала Джули. — Вы отлично знаете, что там на нас сразу нападут. Местные ненавидят орлесианцев.

— Вы более не орлесианцы, и это — самое щедрое предложение, которое я могу сделать, — сказал Гаспар. — Уходите и сражайтесь за себя в иных странах, или же оставайтесь, и тогда я сожгу дотла всё, чем вы дорожите.

— А что насчёт Халамширала? — спросил я. — Ваше предложение распространяется и на тех, кто живёт там?

— Нет, — ответил Гаспар. — Халамширал был котлом, который грозился вскипеть задолго до мятежных памфлетов мадам Марто. В нём нужно навести порядок — раз и навсегда.

— Вот только вы не собираетесь этим заниматься, — сказала Леха, качая головой. — Вы хотите использовать Халамширал, чтобы отвлечь Селину и заманить её в засаду, а нас — чтобы ослабить Ферелден, в который вы потом наведаетесь, чтобы навести уже там порядок.

— Вашим амбициям не видно конца, — добавил Армен. — Император.

— Вас это не касается, — абсолютно спокойно заметил Гаспар. — Передайте условия в вашу Ассамблею. Я ожидаю ответа к закату.

— Вы даёте слишком мало времени! — крикнул я. Он намеренно подгонял нас, надеясь, что это усилит напряжение от его угроз.

— Выбор очевиден, — ответил Гаспар. — Не требуется много времени, чтобы выбрать очевидное решение, — покровительственный тон сказал нам всё о том, получим ли больше времени для обсуждения условий и сможем ли поторговаться.

Великий герцог поднялся со своего места и ещё раз поклонился, как при представлении вначале. Он вышел обратно на улицу, Дюваль последовал за ним, а Лиенн задержался на мгновение, чтобы усилить эффект. Троица свернула за угол и исчезла.

Все мы упали на задницы, на стулья либо на землю. Солдаты могли хорошо видеть нас на стенах, и я помню, как подумал: они, должно быть, думают, что мы под каким-то заклинанием. Я закрыл лицо руками и сдержал себя. От ядовитой смеси страха и ненависти у меня кружилась голова. В тот момент я никогда никого не ненавидел так сильно, как Гаспара де Шалона, и ничего не боялся так сильно, как того, что на моей совести будут души всех людей, верящих в идеалы моего мира.

— Твою ж Камень, и что нам теперь делать? — спросила Леха.

— Мы ничего не можем сделать, — сказала Тэм.

— Мы должны вынести этот вопрос на Ассамблее, — подтвердила Джули. — Этот сукин сын был прав в этом.

— Они пойдут на сделку, — сказал я. — Ты ведь это понимаешь, да?

— Я даже не уверена, что сама смогла бы отказаться, — сказала Джули, потирая глаза большим и указательным пальцами. — Даже если бы решение принимала только я.

— Как мы не предвидели этого? — спросил Армен. Это был хороший вопрос, и в ответе на него появилась ясность, которая ускользала от меня раньше.

— Мы думали, что Гаспар будет играть по нашим правилам, — ответил я, — И какое-то время он так и делал.

Точнее, я думал, что он будет играть по моим правилам. Цивилизованным, земным правилам. Поскольку он не был религиозным фанатиком в балаклаве, размахивающим чёрными флагами и сжигающим людей, я считал его цивилизованным человеком. Я ошибался. Он был примитивным дикарём, как и остальные правители царств Тедаса. Хотя у него было больше стиля и чести, чем у других.

— Если бы мы победили у Лид... — начала Джули.

— Не начинай, — перебила Тэм. — Прошлое нельзя изменить. Не спрашивай себя «а что если», — она не хотела смотреть, как мы мучаем себя, особенно когда нас ждал долг. Одна из многих причин, почему я полюбил её.

Джули поднялась со стула и уставилась на главный дом. Её дом. Где она родилась, где выросла, где впервые научилась махать молотком, где научилась читать и писать.

— Я не могу поверить, что мы проиграли, — прошептала она.

Холодный ветер пронёсся по двору, вызывая дрожь по спине. Это был хороший сигнал, чтобы вернуться обратно за стены.

— Идём, — сказал я всем. — Давайте заканчивать.

_______________________

Вопрос о том, действительно ли мы проиграли, в свете событий, постигших Орлей и другие места в последующие годы, является предметом жаркого спора. Сами Джули и Тэм от всего сердца считают, что это была судьба, а не наказание за какую-либо гордыню с нашей стороны. Но в тот момент это определённо было похоже на всеобъемлющее, полное поражение.

Излишне говорить, что неизбежное случилось.

Национальная Ассамблея решительно проголосовала за принятие предложенных условий капитуляции. Простолюдины и купцы из фракций Либертарианцев и Уравнителей почти все проголосовали «за». Все они были готовы пойти на риск, при котором Гаспар может отказаться от своих слов, чем столкнуться с уверенностью в том, что против их домов и семей начнётся разрушительная кампания.

Дворяне, или скорее то, что от них осталось после Дня длинных ножей, разделились. Одни горели желанием присоединиться к Анри Клуэ на юге и бороться за свои титулы и права. Другие решили присоединиться к Свободной Армии в изгнании, Луиза де Виллар возглавила эту партию. Другие мои офицеры были гораздо более категоричны в своём желании продолжать борьбу, но когда решение было принято, они приняли его, как обязывала их присяга.

Гаспар был прав. Выбор очевидного решения не занял много времени.

К закату мы начали готовиться к отбытию. Как и было обещано, великий герцог, Дюваль, Ремаш и ещё несколько представителей высшего дворянства ждали нас на лошадях за пределами досягаемости наших огнестрельных копий.

Весь лес был освещён ярко-красным светом — за прошедшие часы туман рассеялся. Зрелище было чертовски зловещим. Ворота Латерры распахнулись, и я выехал один, с мешками, перекинутыми через седло. Безоружный, без брони, в одной лишь форме и берете, моё нутро и грудь кричали от тревоги.

Подавляя тошноту, я подъехал к Гаспару и остановился. Он улыбался. Он уже знал.

— От лица Свободного Орлея, я, Сэмюэл Хант, Наместник Долов... — начал я, когда моё горло сжалось от стыда. Я с силой сглотнул, чтобы прочистить горло. Я ещё не мог этого сказать.

Я схватил мешки, висевшие у меня на седле, и один за другим высыпал их содержимое на землю под Гаспаром. Серебряные галлы падали дюжинами, как и знамёна с ними, а также ключи от городских ворот и крепости. Когда мешки опустели, я отбросил их в сторону. Почему-то мне стало легче от того, что я это сделал.

— Я, Сэмюэл Хант, Наместник Долов, — закончил я, — принимаю ваши условия нашей капитуляции.

---

Прим. пер.: Название главы отсылает к Сражению при Аппоматтоксе (9 апреля 1865 года) — последнее крупное сражение американской гражданской воины, где армия конфедератов под началом генерала Ли проиграла войскам северян.