Эта прозорливая миссис Эм (джен)

— Сядьте, мистер Чемберс. Есть разговор.

Миссис Макгуайр, всегда суровая и решительная, судя по всему, пребывала сегодня в особенно боевом настроении, и Сидни понял, что отвертеться не получится — если она что-то задумала, лучше не сопротивляться. Себе дороже.

— Я слушаю вас, миссис Эм, — обречённо выдохнул он, садясь за стол.

Экономка тут же села напротив него и сложила руки перед собой, сцепив пальцы в замок. Помолчав с минуту, показавшуюся викарию вечностью, она собралась с мыслями и, гордо вскинув голову, начала:

— Я давно хочу поговорить с вами, мистер Чемберс. Этот разговор, что называется, назрел. Видите ли, визиты хорошо вам знакомой юной леди вызывают массу пересудов у прихожан, а вы, смею напомнить, должны являть собой пример…

— Простите, миссис Макгуайр, — тут же перебил её Сидни, — но визиты моей подруги носят исключительно дружеский характер. Мы с Амандой дружим с детства и привыкли проводить друг с другом много времени.

— Да, но детство давно закончилось! — поджала губы миссис Макгуайр. — Вы оба взрослые люди, и эти ваши пикники и прогулки до добра не доведут!

— То есть вы отказываете мне в праве встречаться с друзьями?

— Вы — каноник, у которого обязанностей гораздо больше, чем прав! — невозмутимо парировала она. — Не забывайте, что каждый ваш шаг и каждое ваше слово на виду и на слуху. Какой пример вы подаёте прихожанам?

Сидни опустил голову, сделал глубокий вдох, шумно выдохнул и, пытаясь вложить в свой голос как можно больше учтивости, мягко спросил:

— Миссис Макгуайр, давайте начистоту. Что конкретно вам не нравится в том, что моя подруга детства иногда приезжает навестить меня?

— У неё накрашены губы! — с негодованием выпалила домоправительница. — И эти её юбки, знаете ли! Какого Диккенса она вообще приезжает сюда? Помяните моё слово, мистер Чемберс, такие девицы до добра не доведут! Я не слепая. Я вижу, как вы смотрите на неё, как радуетесь её письмам, как скучаете по ней, но знайте — она разобьёт вам сердце! Вот увидите — не пройдёт и года, она найдёт себе…

— Уже, — снова перебил её Сидни, вымученно улыбаясь. — Вы, как всегда, необычайно прозорливы, миссис Макгуайр.

Так и замерев с открытым ртом, женщина уставилась на него, не моргая и не дыша. Воспользовавшись паузой, Сидни встал и достал из буфета бутылку хереса и пару стаканов.

— Что значит «уже»? — пришла в себя экономка, по-прежнему не сводя с него глаз.

— Это значит, что Аманда выходит замуж, — пожал плечами он, разливая херес по стаканам. — И я даже видел кольцо. Этот её Гай, кажется, очень богат.

— А я вам что говорила? — снова вскинулась миссис Макгуайр. — Где вы и где она? Эту пропасть вам не преодолеть никогда! Эта ваша Аманда — избалованная богачка, вот и нашла себе мужа под стать. Надеюсь, теперь-то она от вас отстанет. Нет-нет, я не буду, — она решительно отвергла предложенный херес. — Только начало пятого, как можно?

Сидни залпом осушил свой стакан и, поморщившись, снова опустил голову:

— При всём уважении к вам, миссис Макгуайр, но я не хотел бы обсуждать с кем бы то ни было свои отношения с Амандой.

— Нет уж, давайте обсудим, — упрямо мотнула головой та. — Я же вижу, что с вами происходит. Я не могу больше оставаться в стороне. Вы страдаете из-за неё! Вы растеряны, подавлены, и это уже сказывается на вашей работе! — и она указала пальцем на заправленный в пишущую машинку чистый лист бумаги. — Вы уже третий день не можете приступить к подготовке воскресной проповеди, и не потому, что заняты, а потому, что ваше душевное состояние не позволяет вам правильно настроиться! Скажете, я не права?

И прежде, чем Сидни раскрыл рот, чтобы возразить, она схватила стакан и в один глоток опустошила его, чем ещё больше ошеломила викария и отбила у него всякую охоту спорить.

— Я прекрасно понимаю, что вы думаете сейчас обо мне, — воинственно подбоченилась экономка. — Полоумная старуха вечно лезет не в свои дела, да? Так вот — я не дам вам раскиснуть, мистер Чемберс, и не надейтесь! Вы обязаны заботиться о своих прихожанах! От вас тут слишком многое зависит, поэтому заканчивайте со своими душевными терзаниями и принимайтесь-ка за дело!

Изумлённый Сидни и глазом не успел моргнуть, как она плеснула себе ещё хереса и, пригубив, откинулась на спинку стула.

— Как вы не понимаете? После войны прошло всего восемь лет. Люди до сих пор не оправились. Каждый несёт своё горе как тяжёлую ношу, и именно в ваших словах, в вашем участии они ищут и находят облегчение. Какое право вы имеете отказывать им в этом? — полушёпотом спросила она, делая глоток. — Какое право вы имеете раскисать и хандрить? Знаете, мистер Чемберс, это, может, слишком грубо прозвучит, но я вам вот как скажу — не можете совладать со своими демонами, идите в мясники. Знай себе руби да взвешивай. Но уж если вам доверено врачевать души, то извольте исполнять свой долг достойно, невзирая ни на что. По-другому никак.

Сидни во все глаза смотрел на свою домоправительницу и не мог не то чтобы возразить ей — он вообще не мог произнести ни слова, до такой степени эта маленькая строгая женщина поразила его своей суровой отповедью.

— Я потеряла троих братьев в первой мировой войне и мужа во второй, — дрожащим голосом продолжила она, сжимая стакан в руке. — Все эти годы я каждое утро открываю глаза и заставляю себя встать с постели, потому что должна. Потому что есть долг, который не зависит от моих потерь и моего душевного состояния, — она отвернулась, часто смаргивая, и Сидни не на шутку испугался, что эта стойкая и мужественная дама вот-вот расплачется, чего с ней никогда не случалось. — Наше прошлое всегда с нами, его невозможно забыть. И не нужно, — собравшись с силами, отчеканила она. — Но и жить, всё время оглядываясь на него, не дело. А потому соберитесь, выбросьте всё из головы и служите. Всей душой, всем сердцем, так, как умеете. А вы умеете, потому что вы на своём месте, мистер Чемберс. Поверьте мне, я всё-таки кое-что понимаю в людях.

И, не глядя на потрясённого до глубины души молодого человека, миссис Макгуайр с поистине королевским достоинством поднялась со стула и медленно вышла из комнаты.

* * *

— И последнее. Мы не можем стереть наше прошлое, как бы ни старались, — воодушевлённо произнёс Сидни, вглядываясь в просветлённые лица прихожан, — но надо стремиться жить, не оглядываясь на него, черпая утешение в праведных делах и в заботе о близких. Аминь.

— Прекрасная проповедь, святой отец, — прослезилась престарелая миссис Хопкинс, первой выходя из храма и в меру своих сил кланяясь викарию. — Такие точные и правильные слова, просто бальзам на душу.

— Спасибо, миссис Хопкинс, — склонил голову Сидни.

Спустя почти час, когда вереница вдохновлённых и благодарных прихожан наконец иссякла, опустошённый викарий устало опустился на скамью и тут же боковым зрением заметил движение слева.

— Я так горжусь вами, мистер Чемберс, — села рядом с ним его домоправительница. — Я знала, что вы справитесь, — просияла она. — С возвращением.

— Это всё вы, миссис Эм, — взволнованно поблагодарил он. — Тот наш разговор… он заставил меня совершенно по-другому посмотреть на многое. Вы и в самом деле отлично разбираетесь в людях.

— Вот именно, — она вскинула подбородок, и в ту же секунду как по мановению волшебной палочки благодушие и улыбка исчезли с её лица. — А потому ответьте-ка мне, мистер Чемберс, какого Диккенса вы добрую половину проповеди не сводили глаз с этой вульгарной девицы Дороти Мортон? Смею напомнить, что вы должны…

— Помоги мне, Господи, — прошептал Сидни, пряча улыбку.