Поддавки (джен)

Когда я закончил две главы этой книги, мне пришло в голову, что она вполне могла бы быть третьей частью «Кастеляна». Ну, вроде как ещё одно колесо судьбы по первому курсу Хогвартса, в ещё более затруднённых стартовых условиях.

К счастью, «Кастелян-3» к тому времени был готов на десяток вполне органичных глав, так что подвергать читателя тройному испытанию не пришлось. «Кастелян-3» будет о втором годе обучения в Хогвартсе героя-Хранителя и его загадочной спутницы.

Эта книга — отдельная история от имени Гарри Поттера вне вселенной «Кастеляна». Пока что.

Она пишется очень медленно и по остаточному принципу — когда мне надоедает «Кастелян» и повествование от первого лица. Она будет выкладываться после готовности очередной главы, а потому читать её в рвано-ожидающем ритме будет очень трудно. Повествование традиционно подробное и затянутое. Создано деталей ради.

Нет гарантий, что книга будет закончена: я не уверен, что мне хватит воображения наделить сюжетом изначальную идею фанфика. Уже написанные главы могут изменяться задним числом ради лучшей стыковки с новыми поворотами.

Вопросы «когда продолжение?» я буду игнорировать. Вы предупреждены.

— Чем больше ты будешь меня грызть, тем дольше останешься без воды и еды.

Сова прокусила палец до крови и не желала его отпускать, но Гарри терпеливо переносил мучения, дожидаясь, когда птице надоест эта патовая ситуация и он сможет спокойно продолжить операцию спасения. Руке было больно, но запутавшейся летунье сейчас должно быть ещё больнее.

Гарри показалось, что последний аргумент подействовал и сова ослабила хватку, но едва он попытался пошевелить пальцем, как клещевой захват сжался с удвоенной силой.

— Подруга, я впечатлён, — поморщившись, прошипел Гарри. — Или ты друг?.. Ай! Слушай, я просто хочу тебя освободить. Вреда причинять не буду, обещаю. Только перережу эту верёвку — и лети себе на все четыре… Ой-ёй! Хорошо, уговорила: перережу, освобожу и помогу встать на ноги. Довольна?

Сова внимательно посмотрела ему в глаза и отпустила палец. Гарри сильно удивился такому пониманию, не забыв, однако, сунуть пожёванную фалангу в рот. И кто сказал, что птицы неразумны?

Бьющуюся в ветвях сипуху он заметил ещё утром. Что-то было примотано к её мощной лапе, но частично растрепалось и намертво опутало ветку, на которую птица, вероятно, присела отдохнуть. Как долго сова была в таком бедственном положении — неизвестно. Сколько она может прожить без воды? Помнится, когда в Саутуарке дежуривший в «зверинце» Пит забыл наполнить поилку у волнистых попугайчиков, один из этих крикливых тараканов окочурился уже к вечеру. Но сова-то крупнее…

В общем, пока Гарри отыскивал доступное решение, пока умыкал старую стремянку из завхозовского сарая, пока по-быстрому обедал… Дни в августе длинные, но не бесконечные.

— Не косись на него так, я перережу верёвки, — успокоил Гарри птицу, примериваясь лезвием «складыша» к намотавшемуся клубку. — Если я буду делать это зубами, выйдет дольше и больнее.

Нога у птицы выглядела неважно: кровила и сильно распухла. Возможен перелом. Удерживая конечность за птичье бедро, Гарри осторожно перерезал впившуюся в кожу дратву, благо его карманный нож всегда имел отличную заточку. Всё. Остальной осмотр — только внизу.

— Ну чего ещё? На кой ляд он тебе сдался, твой собственный капкан?

Сипуха дёргалась и кричала — не от боли, а явно пытаясь дотянуться до оставшегося в ветвях грузила.

— На, не вопи! Держи в зубах вместо моего пальца.

Гарри сунул беспокойной сове выпутанный из листьев предмет — картонный цилиндрик размером с пробирку из больнички доктора Роуз — или, если угодно, сигары из кабинета директора Смитсона. Получив любимую погремушку, птица немедленно успокоилась и затихла, вперив в него свои немигающие буркала.

Оказавшись внизу, Гарри присел под деревом прямо на тёплую землю. Следовало провести первичный осмотр и решить, как поступать дальше. Уложив птицу в ладонях на бок — не очень привычная для неё поза, но потерпит — мальчик посмотрел на летунью своим… *даром*.

Откуда у него эта способность, он не знал. Он вообще ничего не помнил до того момента, как очнулся в больнице чуть больше года назад. Имя своё назвать смог, кое-какие общие знания о мире имел, но на этом — всё. Ни родителей, ни родного дома, ни школы — ничего из этого он не помнил. Даже город свой назвать не мог, хотя о географии Альбиона представление имел неплохое.

И ещё — дар.

Без него бы он, наверное, не выкарабкался. Переломы, отбитые внутренности, переохлаждение — его, похоже, выбросили с мчащегося поезда. По крайней мере, бессознательное тело девятилетнего ребёнка обнаружили железнодорожные рабочие, прибывшие на перегон заменить пару шпал.

Повреждения серьёзные, но не фатальные — если нормально лечить. Но кто в наше время будет лечить без страховки бесхозного ребёнка? Пришлось карабкаться самому.

Сову Гарри не удерживал, однако улетать она не спешила. Ещё один нехороший признак. Лечебный дар на чужих почти не работал, но кое-какие наблюдения там, на дереве, оставляли надежду, что с совой всё может получиться нормально. Он лучше стал… понимать её, что ли. Сразу после того, как ему «освежили» нервы попыткой перекусить указательный палец.

— Ты, наверное, кровушки моей попила, подруга, потому я тебя и чувствую, — бормотал Гарри. — То-то ты облизывалась… Ну-ну, не обижайся так сразу. Я понимаю, что пить хочется. Сейчас найдём тебе воду.

Чуть сдвинуть *усилие*… Есть контакт! Птичье тело расцвело золотистыми прожилками, бело-голубыми созвездиями и клубами розоватого тумана. Так, скелет… крылья целы. А вот нога совсем не розовая. Перелом со смещением, отёк… Ноги-то мощные, но дурной силы ещё больше.

— Ну и зачем ты так билась? Летать теперь можешь, охотиться — нет.

Птица обречена, если не вылечить. Но сначала…

— Что предпочтёшь в первую очередь — пить или лечиться?

Сова придушенно пискнула. Понятно. Стараясь не тревожить пациентку, Гарри поднялся и потопал с нею в руках к ближайшему садовому крану. Разбрызгивателей детскому приюту не полагалось, газоны орошались при помощи шлангов и дежурных воспитанников.

Птица не чинясь напилась из ладони. Удивительно умное создание.

Идею взять сипуху с собой в комнату на ночь Гарри отмёл сразу. Даже живи он один… Вообще-то Гарри мог «убеждать» окружающих вести себя нужным ему образом: не замечать, или опасаться, или проявлять симпатию… В некоторых пределах, конечно. Но каждое такое применение *дара* — а это тоже были его проявления — имело свою цену. И наименьшей она была, если вмешательство не вредило «убеждаемому» лицу и вообще привносило в мир минимальные изменения.

А совы очень громко кричат по ночам. Уговаривать их сдерживаться непродуктивно — такова их природа. «Гипнотизировать» придётся многих, а главное, он, Гарри, может не потянуть последствий подавляемого коллективного беспокойства и бессонницы.

Так что оставалось только «логово» на чердаке бывшего угольного сарая. Углём здесь давно не топили — из-за приютского контингента это был бы довольно пожароопасный объект, — да и запирался склад основательно, но небольшое изолированное пространство под стропилами было доступно через слуховое окно. Конечно, столь «вкусное» укрытие в приюте для мальчиков не могло пребывать «бесхозным от насельников», но Гарри умел *отваживать*. Да и места под крышей было немного: сове и её лекарю хватит, а компании любителей повтыкать — вряд ли. В подвалах и просторнее, и теплее. А лекарь упомянут не просто так: в ближайшие сутки Гарри придётся заниматься сеансами «лечения» каждые несколько часов.

Минут через сорок мальчик устало откинулся на одну из подпирающих крышу балок. При помощи своих способностей он обезболил сломанную конечность, вправил кости и наложил самодельный лубок из реек и «пластилина» — того же дерева, податливо размягчённого под действием дара и текущего, словно глина в пальцах скульптора. А вот после фиксации перелома настал черёд самой кропотливой части работы: перехватывать и связывать многочисленные золотистые волокна, разорванные и размётанные в сильно опухшей конечности.

Откуда у него знания о «пластилине» и навыки оказания первой помощи, Гарри не знал. В больнице, где он лежал, помимо «железнодорожных» переломов отыскались следы нескольких старых травм, в том числе и заросшая трещина затылочной кости.

Следователь, занимавшийся его делом, начал с установления личности потерпевшего и оповещения его родни. Эти пункты казались самыми простыми: помимо сделанной в больнице фотографии и предположительного имени, в активе следователя имелись две особые приметы найдёныша: необычно яркие зелёные радужки и старый отчётливый шрам на лбу.

К сожалению, первоначальные прогнозы не оправдались. Никаких «Гарри Поттеров» сопоставимого возраста в реестрах не значилось. Точнее, полные однофамильцы с девяти до одиннадцати лет имелись, но никто из них никуда не терялся, все успешно пребывали по адресу проживания. Расширение поиска по похожим именам (Гарольд, Гаррет…) дало тот же результат.

В течение нескольких последующих недель никто не подавал заявлений о пропавшем ребёнке с сопоставимыми данными, приметами или внешним видом. В полицейских каталогах нарушителей пацан отсутствовал. На эмигранта похож не был: носитель банального лондонского акцента, не слишком испорченного «Кокни» — такой за полгода не освоишь, а натурализованный приезжий успел бы попасть в реестры.

Нужно ли говорить, что и расследование возможного покушения на жизнь несовершеннолетнего тоже не сдвинулось с мёртвой точки. Выборочный опрос поездных бригад всей той прорвы составов, что прошла накануне через злополучный перегон, ничего не дал. Выглядевший лет на девять, ощутимо недокормленный шкет словно появился из ниоткуда и, хуже того, не мог дать полиции ни одного знакомого имени. За что прикажете цепляться? Кого подозревать в наличии мотива?

Дело заглохло и пополнило статистику нераскрытых.

— Голодная? — устало поинтересовался Гарри. — Мне пора на ужин, я попробую принести оттуда что-нибудь для тебя на первый раз. Но еда-то тебе требуется совиная, так ведь?

Совы питаются мышами — это всё, что Гарри знал уверенно. С мышами в приюте проблема — разве что ближе к ночи удастся приманить *даром*. Возможно даже, прямо вот у этого сарая. Но строительного материала усиленно регенерирующему организму потребуется много. Одной-двумя полёвками не обойдёшься.

— Ты насекомых ешь? Кузнечиков там…

Сова возмущённо хекнула.

— Гм… Лягушек, ящериц?

Явных возражений не последовало, проявлений энтузиазма — тоже. Губа не дура.

— Мыши — на сладкое, извини. Возможно, удастся прибить крысу. — Гарри поднялся. — Вернусь через пару часов. Ногу не напрягай. Чем быстрее ты выздоровеешь, тем быстрее сама сможешь ловить себе всё, что пожелаешь.

На чердак Гарри вернулся через полтора часа.

— Вот, поймал тебе ящерицу. И кусок омлета с ужина принёс — вдруг понравится. И… Нет, так не пойдёт, подруга!

Сова по привычке попыталась разодрать ящерицу с задействованием обеих лап, чем едва не обнулила весь предыдущий сеанс лечения. Отобрав под негодующие крики угощение, Гарри лично порезал тушку на куски, достаточные для заглатывания целиком.

— Если не будешь беречь ногу, я сниму с тебя обезболивание. Дай ей хотя бы часов двенадцать, чтобы схватилась. И вот. — Гарри выложил изъятую с кухонной помойки яичную скорлупу и добытый в овраге размельчённый известняк. — Поешь потом чего-нибудь из этого. Для костей твоих, а не для удовольствия! Утром нам, возможно, творог дадут — принесу.

Дождавшись, когда птица наестся, напьётся, вымоет морду и попытается влезть в тарелку с водой целиком — ну что за несерьёзность! — Гарри ещё раз пригрозил чистюле вернуть отрезвляющую боль, после чего взялся за очередной сеанс целительского труда. Лучше меньше, но чаще — так легче подправлять, если что-то пойдёт не так. Сова была истощена вынужденным голоданием и долгим предшествующим перелётом, так что заживление пока что шло медленно. Но проводимые процедуры имеют накопительный эффект. Если не лениться, за несколько дней ногу можно вылечить.

— Извини, сегодня поиграть не получится, — устало пробормотал мальчик, вяло отмахиваясь от в который раз впихиваемой ему в руки совиной «погремушки». — Не понимаю, зачем ты так яростно требовала её там, на дереве, чтобы избавиться от неё здесь, в сарае? Да не тычь ты мне её… Надо бы тебя назвать как-нибудь для удобства.

Сова, продолжавшая всучивать свою втулку для туалетной бумаги, с последними словами выпрямилась и посмотрела на Гарри долгим немигающим взглядом. После чего решительно впихнула-таки трубку ему в ладонь.

Гарри вздохнул, без интереса повертел ценный птичий мусор, заглянул внутрь бумажной трубки… И внезапно ощутил знакомое покалывание в пальцах — такое, какое бывало при использовании своего дара, но теперь пришедшее от «дара» извне.

В руках у Гарри оказался тубус — вполне приличного вида, обтянутый тёмной кожей с золотым тиснением, добротно закрытый торцевыми крышечками и всё ещё размером с сигару.

— Как ты, интересно, летела с такой габаритной поклажей, — пробормотал мальчик, покосившись на сову. — Мне её открыть для тебя?

Сова нетерпеливо пискнула и сделала движение, будто снимает крышку с торца. Кивнув, Гарри выполнил просимое.

Внутри оказался не запас птичьих витаминок, а… конверт. Добротный конверт из плотной вощёной бумаги, туго свёрнутый в трубочку и непонятно как помещавшийся в тубусе. Вытащенный наружу, он весил в несколько раз больше, чем вся запечатанная бандероль минуту назад.

Но самым удивительным было не это. Зелёными чернилами и настоящим каллиграфическим пером на конверте было выведено:

«Мистеру ГАРРИ ПОТТЕРУ,

где бы он ни находился»

* * *

После того, как опасность от заживающих травм уступила размеру набежавшего счёта, Гарри выписали из больницы и переселили в приют. Не в этот — поприличнее: под возможное усыновление, ну или если родственники всё же объявятся. Заведение находилось в Саутуарке, а с крыши жилого корпуса даже можно было рассмотреть ещё один знаменитый «приют» — Бедлам.

Сыграло ли роль то обстоятельство, что усыновляют в десятилетнем возрасте нечасто, или, быть может, нелюдимый Гарри просто не продемонстрировал нужных для приёма в чужую семью социальных навыков — неизвестно, но спустя полгода Гарри опять переехал. Новый приют для мальчиков среднего школьного возраста располагался в Энфилде, северном районе Большого Лондона, давшего название одноимённой винтовке и сохранившего обширные лесопарковые зоны. Приют был основан сразу после Второй мировой войны, когда о Greater London ещё не слышали, земля здесь была дешёвой, и территории под детдом можно было выделить не скупясь. Пожалуй, это всё, что можно сказать о нём хорошего.

Здесь воспитывали — а точнее, содержали до совершеннолетия — будущее социальное дно. Здесь мало кто учился и почти ничему не учили. Верхнюю часть подростковой социальной пирамиды занимали подвизавшиеся в криминальной сфере шакалята: мелковозрастные пушеры, помощники щипачей и обычные элементы хулиганских стай.

В 19-м веке таких детей отправляли на каторгу и вешали — без затей и не взирая ни на какой детский возраст; в 20-м — депортировали в колонии для использования в качестве рабов; ну а сейчас — вот: докармливают до совершеннолетия, чтобы выпихнуть без обязательств и вскорости опять посадить… на казённые харчи.

С учётом местных реалий, в первый зимний месяц Гарри пришлось довольно туго. Но мальчик умел *придавливать* так, что у особо впечатлительных сфинктеры отказывали; умел *морочить*, чтобы о мести не вспоминали достаточно долго; умел *отводить*, так что его не замечали, даже проходя в нескольких шагах от «ненавистного психа»; и главное, он откуда-то умел делать всё это так, что ни у кого не возникало никаких конкретных подозрений в его прямой причастности к происходящей иногда чехарде.

В результате Гарри отвоевал себе нейтральный островок, вывалившись из имеющихся раскладов. Связываться с ним было себе дороже, но и первым он не нападал. Дани не платил, но и прав не заявлял.

Ущербная стратегия, если играть в долгую. Рано или поздно придётся вступиться за кого-то стоящего, а потом и вступить в активную борьбу за место под солнцем для тебя и твоих людей. Однако ему просто требовалось время, чтобы прийти в себя, набрать заново потерянных при амнезии знаний и определиться в этом, довольно жёстком детском коллективе.

Так или иначе, но с понятием «мошеннический развод» Гарри был знаком. Например, с поддельными счетами на оплату коммунальных услуг, подготавливаемыми взрослыми скаммерами и разбрасываемыми по почтовым ящикам руками приютских сирот — ибо Королевскую почту к такому не привлечёшь по понятным причинам. Самые дешёвые поделки этого рода подчас не справлялись и с английской грамматикой, а в наиболее качественные подмётные платёжки даже удавалось помещать правильное имя владельца недвижимости.

Однако Гарри ещё никогда не встречался с разводом, при котором на лох-пакете с правильным именем, доставленным по правильному адресу, отчего-то не могли указать этот самый адрес для окончательной достоверности облапошивания.

— Как же ты меня нашла? — серьёзно спросил Гарри, глядя на птицу. Та в ответ потёрлась о его руку.

Вздохнув, Гарри сломал сургучную печать и распечатал конверт. Наружу явилась пачка из трёх сложенных «по-почтовому» документов.

Первый был оформлен, словно ценная бумага: сложный фон в красных тонах, на котором защитная сетка оплетала четверочастный герб в центре, и золотое узорное тиснение по периметру. В отличие от привычных Гарри типографских изделий, золотое покрытие было отполировано до зеркального качества, а потому блистало непривычно ярко. На переднем плане был напечатан текст:

«Рейс: Лондон — Хогвартс, экспресс, в один конец.

Отправление: Вокзал Кингс-Кросс, платформа 9 ¾, 11 a.m. 1 сентября 1991 года.

Вагон и место: Свободная посадка.

Багаж: Не более 12 мест, не более 24 стоунов.

И ниже мелким кеглем: «Напоминаем, что данный документ в любой его части подпадает под действие Статута секретности МКМ, разделы 2, 7 и 13».

— Задумано как железнодорожный билет, — пробормотал Гарри. — Но столь аляповатую листовку я бы выкинул не читая, приняв за рекламный мусор. Если бы не твои труды, подруга… И если бы не это…

«Листовка» светилась разноцветными искорками в «особом» зрении. Это серьёзно. Это первая встреченная Гарри вещь, имеющая отношение к «его» дару.

— Зачем мне предлагают прокатиться экспрессом в один конец? И что за «свинарник»… «подсвинник» ожидает меня на том конце — непонятно. Вход — шиллинг, выход — соверен? Хорошо, что там дальше?

Следующий документ представлял собой текст, напечатанный зелёной краской на необычной бумаге: плотной, желтоватой, с неровными краями и приятно шероховатой на ощупь. Она совершенно точно была изготовлена не фабричным способом: края неровные из-за того, что лист сделали, будто блин из жидкого теста, вылив бумажную массу на прямоугольный противень и так его… запекя? Запёкши? По крайней мере, этот лист, так же как и блины, истончался от середины к краям, сходя у кромок на нет и будучи там слегка подпаленным.

«Униформа для студентов-первокурсников:

Три простых робы (черных). Одна повседневная остроконечная шляпа (черная). Одна пара защитных перчаток (из кожи дракона или аналогичного по свойствам материала). Один зимний плащ (черный, застежки серебряные).

Пожалуйста, не забудьте, что на одежду должны быть нашиты бирки с именем и фамилией студента.

Учебные пособия на первый курс:

Миранда Гуссокол, «Канонический свод заговоров и заклинаний. Первый курс». Батильда Бэгшот, «История магии». Адальберт Трепач, «Теория магии». Эметик Воротун, «Пособие по трансфигурации для начинающих». Филлида Спора, «Тысяча магических растений и грибов». Арсен Жигарян, «Магические отвары и зелья». Ньют Скамандер, «Фантастические твари и места их обитания». Квентин Тримбл, «Темные силы: пособие по самозащите».

А также следующее оборудование:

1 волшебная палочка; 1 оловянный котел (размер № 2); 1 комплект стеклянных или хрустальных флаконов; 1 телескоп; 1 латунные весы.

Кроме того, студенты могут привезти с собой сову, ИЛИ кошку, ИЛИ жабу.

НАПОМИНАЕМ РОДИТЕЛЯМ, ЧТО ПЕРВОКУРСНИКАМ НЕ ПОЛОЖЕНО ИМЕТЬ СОБСТВЕННЫЕ МЁТЛЫ».

— Значит, магия, — выделил Гарри самое важное из прочитанного. — Вот как называется мой дар у знающих людей. Что ж, не самый плохой вариант.

Мальчик ещё раз пробежался глазами по тексту.

— Бред… Неужели уборка территорий играет там настолько ключевую роль? Анекдот про именную метлу начинает расцветать новыми и несмешными красками. Но остаётся непонятным, при чём здесь я.

Третий лист был из такой же необычной бумаги, но текст на нём уже был написан от руки, всё тем же каллиграфическим пером с изумрудными чернилами.

«ШКОЛА ЧАРОДЕЙСТВА И ВОЛШЕБСТВА «ХОГВАРТС»

Директор: Альбус Дамблдор

(Дважды кавалер ордена Мерлина I степени, Великий волшебник, Верховный чародей, Глава Международной конфедерации магов)

Дорогой мистер Поттер!

Мы рады проинформировать Вас, что Вам предоставлено место в Школе чародейства и волшебства «Хогвартс». Пожалуйста, ознакомьтесь с приложенным к данному письму списком необходимых книг и вещей.

Занятия начинаются 1 сентября. Ждём вашу сову не позднее 31 июля».

— Судя по всему, начинать читать надо было отсюда, — буркнул Гарри. — Так… Этот их Альбус Дамблдор, похоже, пользуется оказией и рассылает своё резюме куда только можно. Плохой признак… И вообще, если письмо начинается со слов «поздравляем, вам предоставлена халява», его место известно где… Гм… развод, однозначно развод.

Гарри ещё раз перебрал весь бумажный комплект и задумчиво посмотрел на сову.

— *Был бы* развод, — поправил он себя. — Если бы этими… волшебниками и чародеями являлся каждый второй встречный. Сколько их на самом деле? Я вот только себя и знаю. Но «нигерийские письма» на малой аудитории не окупаются. Один их каллиграф чего стоит… Кстати, как раз ручной текст свидетельствует о том, что потенциальных студентов у них немного.

Вздохнув, мальчик вернулся к изучению списка необходимых вещей.

— Н-да, заголовки тут такие, что впору заподозрить меценатство из того самого Бедлама, — ворчал он. — Хотя переезжай я в школу к марсианам, там тоже были бы учебники по дваркованию флифлов… Куда хуже то, что общеобразовательных предметов нет. Ну да мне не привыкать, в этом приюте их тоже… Стоп! Палочка?!

Гарри неверяще перечитал абзац, зачем-то заглянул на обратную сторону листа и возмущённо посмотрел на сову.

— Но это же девчачий аксессуар! Всякие Феечки и Снежинки с утренников. Нормальным пацанам нужны посохи! С набалдашником из латуни, а лучше с черепом! Так, чтоб вломил между глаз, а потом добавил магией, если очень хочется. Они бы ещё платье с крылышками заставили надеть… Платье…

О чём-то вспомнив, он опять углубился в чтение.

— Ну точно: они мне инструкцию для девчонок прислали! Робы! Это же что-то типа платьев? Мне только через голову одеваться ещё не хватало! Почему тут ничего не сказано о брюках и рубашках? Их там не носят? А обувь? Белые кроссовки подойдут так же хорошо, как и розовые?

Мальчик некоторое время порычал, погрыз ногти, почесал затылок, но затем вздохнул, помолчал и произнёс спокойным голосом:

— В любом случае, волноваться мне не о чем. Денег — полный ноль. Не думаю, что телескопы можно насобирать в лесу под корягами.

С деньгами и правда было туго. Никаких «на карманные расходы» детям не выдавали — воспитанники вообще не должны были покидать территорию приюта. В криминал Гарри идти не хотел, да и не платили в бандах деньгами такой мелкоте, как он. Легальную подработку пока найти не удалось. На автомойку принимали с пятнадцати лет, в разносчики газет — с двенадцати, если сумку утащишь. Сбор вторсырья был поделен между взрослыми.

Можно было освоить какое-нибудь поделочное ремесло с продажей в сувенирные туристические магазинчики, но… Как думаете, в посткризисной стране, где сфера обслуживания на порядок больше реального сектора, сколько найдётся таких же умных, как он? Здесь могло бы помочь какое-нибудь уникальное умение или яркая новая идея… И у Гарри такое умение было: «пластилин». Но и здесь успешную схему пока что нащупать не удалось. Этим летом мальчик вылепил детальную копию Биг-Бена и предложил торговцу в вокзальном ларьке. С кислой миной и загоревшимися глазами тот взял её «на реализацию», но при следующей встрече сделал вид, что не знает пацана. Наказать кидалу труда не составило бы, но зачем подставляться? Жалить имеет смысл лишь с целью вправления мозгов, а толку лечить мозги дураку, который предпочитает однократно хапнуть, нежели наладить долгое стабильное сотрудничество?

Возможно, Гарри просто следовало немного подрасти. Согласитесь, одно дело, когда тебя давит равнодушным ужасом двенадцатилетний подросток, и другое — десятилетний шкет. Слишком сильный разрыв шаблона заставляет жертву делать глупости.

А подворовывать Гарри не хотел. Он не помирает с голода. *Дар* не одобрит такого пути.

— Вообще, я не о том думаю, — нарушил молчание мальчик. — Ехать мне туда или нет — вот что нужно решить.

Никаких перспектив в приюте не было. Здесь приемлемо кормят и предоставляют тёплую крышу над головой. Это — всё. Образование по факту отсутствует, самостоятельно учиться можно где угодно.

Никакими привязанностями за прошедшие восемь месяцев Гарри обзавестись не успел. Не нашёл подходящих людей, зато несколько раз нарвался на стукачей, ловкачей и дураков, как тот торговец. Возможно, Гарри — просто не лидер. Не умеет работать с тем, что есть. Не его талант.

В приюте его ничего не держит. Но и по этим четырём бумажкам — он покосился на листы с конвертом — многого о новой школе не поймёшь.

Нужно прийти и посмотреть своими глазами. Возможно, удастся принять решение на вокзале. Возможно, стоит съездить в этот… Хогвартс. Не испарится же железнодорожный состав в конце пути, правда? Рано или поздно поедет обратно в Лондон — вот тогда можно будет упасть на хвост, если школа совсем уж не понравится.

Или если его откажутся принимать без этих… латунных весов и оловянных тазов.

Остался последний пункт.

— «Ждём вашу сову не позднее 31 июля», — прочёл мальчик и посмотрел на птицу с особым сочувствием. — Сова — это ты, наверное? Как же ты добывала себе пропитание с такой помехой на лапе?

Сова опять потёрлась о протянутую ладонь. За окном медленно угасал летний воскресный вечер 25 августа.

— Ну и где она? — спросил у самого себя десятилетний мальчик, озадаченно взирая на пару уходящих в северном направлении железнодорожных путей между платформами девять и десять.

Первое сентября выпало на воскресенье. Надзор за насельниками в этот день довольно формален, так что Гарри без труда улизнул из приюта сразу после завтрака.

Всю неделю он тщательно готовился. Придержал и самостоятельно выстирал несколько лишних пар белья и носков. Накопил запас долгохранящихся пайков вроде печения или сухарей. Полностью вылечил Буклю и убедился за два дня, что сова может охотиться самостоятельно. С вечера собрал потёртую кожаную сумку — одну из немногих ценностей, выменянную у старших парней на престижно выглядящие аксессуары, которые он изготавливал «пластилином» из доступного металла. Утром позавтракал котлетами, сохранёнными с ужина, а котлеты с завтрака сложил в сумку вместе с тостами и кусочком масла. Туда же ушла запасная рубашка и брюки, полдюжины тетрадей и кое-какие мелочи.

Жаль, тёплые вещи Гарри находятся под замком. Администрация приюта смотрит на мелкую возню воспитанников сквозь пальцы, но дураками отнюдь не является.

И да, он всё-таки дал сове имя. И это по непонятной причине окончательно привязало к нему умную птицу. Отныне он в ответе за её благополучие, а она полностью ему предана. Звучание слова «Букля» понравилось им обоим.

Отпуская утром сову, он уже знал, что делает. Букля всегда отыщет его, где бы он ни находился. Нечего делать в подземке обладательнице острейших когтей и привлекающего внимание внешнего вида. Не в клетку же её сажать! Это не канарейка, как вы себе вообще это представляете? Сидеть сове в такой тесноте объективно опасно: и для перьев, и для крыльев. Он не для того пять дней лечил единственный перелом, чтобы в одночасье получить ещё несколько.

— Ты знаешь, где находится Хогвартс? — спросил Гарри Буклю и получил утвердительное угуканье. — Точно? А то я вот не знаю… Давай так. Если я до вечера здесь не появляюсь — лети в Хогвартс и ищи меня там. А до того времени — поохоться.

Турникеты городской надземки Гарри преодолел по служебному проходу, отводя глаза контролёрше. Ей вреда никакого, от метрополитена тоже не убудет: денег у мальчика всё равно нет, так что они бы в любом случае ничего от него не получили. Дурной пример «он может — почему я не могу?» среди пассажиров не создаётся: мальчик проходит уверенно и без суеты, билетёрша не реагирует — значит, так надо. Минимальное возмущение ауры мира. Всегда бы так.

Вокзал Кингс-Кросс — злачное место с плохой репутацией. Наркоторговцы, женщины известной профессии, попрошайки и бездомные. За карманами нужно следить. Знакомым на глаза тоже попадаться нежелательно: не хочется оставлять следов, если у него всё получится.

Платформы со странным номером на вокзале не нашлось. Гарри пришёл сюда заранее и успел дважды обойти немалую территорию. Спросил у нескольких проходящих людей, показавшихся ему добрее прочих. У полицейских и торговцев интересоваться не стал: они его запомнят, а их потом обязательно опросят.

Ну что же, парень. Вот платформа девять, вот платформа десять. Между ними — две примыкающие друг к другу колеи и больше ничего — даже места разойтись двум тощим путейцам не хватит. Твоя платформа должна быть где-то посередине, но её, судя по всему, ещё не успели постро…

Гарри замер. Откуда это? Почему ему кажется, что он не только что это придумал? Неужели что-то… Вот, прямо сейчас должно прозвучать…

— Ну ёлки-палки! И сегодня тут ТОЖЕ полно маглов!

Противный ломающийся голос был преисполнен ядовитого ёрничания и сарказма. Гарри обернулся.

Многодетная рыжеволосая семья, целенаправленно прущая единой когортой сквозь толпу. Пробивная энергичная мамаша в вязаной кофте, двое близнецов-придурков в вязаных же свитерах, один немытый идиот помладше, мелкая капризная девчушка и выгодно контрастирующий старший сын — выглядит прилично, манерам обучен, держится наособицу. Дружная династия толкает несколько тележек, заваленных дорожными сундуками настолько антикварного вида, что любой музей купил бы у них этот раритет не торгуясь. Старший рыжик бережно удерживает в руках серую сипуху. В клетке.

— Фред, я ОПЯТЬ забыл: какой у нас номер платформы?

— Говно вопрос, братец Джордж. Девять и три…

— ЗАТКНУЛИСЬ ОБА! — рявкнула мамаша так, что половина прохожих обернулась, будто стая африканских цапель на тревожный крик сторожащей товарки. Окружающая толпа внезапно побелела от количества поднятых лиц.

— Мы и так опаздываем, а вы ещё и собрали сюда глаза всего вокзала!

— Прости, мама, мы просто не могли не…

— Заткнулись, я сказала! Быстро выстроились! Перси, ты первый, приготовься.

Семейство как раз дошагало до старой билетной кассы, судя по пыльным стёклам «временно не работающей» уже не первое десятилетие. Воровато оглядевшись, вспотевшая маман сунула руку под кофту и негромко произнесла:

— Adepto distrahitur!

Гарри вздрогнул: его обдало разошедшейся кольцевой волной чужого *дара*. Где-то вдалеке хлёстко грохнуло, и толпа немедленно развернулась в сторону шума, надолго потеряв интерес к беспокойной сундучной компании. Даже сам Гарри — и тот с трудом удержал глаза на рыжей женщине-колдунье. Отведи он их хоть на мгновение, назад они вернулись бы нескоро, а ему нужно увидеть, как эти люди будут попадать на злополучную платформу.

— Перси, не спи!

Названный Перси старший рыжий ухватил покрепче клетку и сделал несколько уверенных шагов, намереваясь протаранить кирпичную стену кассы. В тот момент, когда это неминуемо должно было произойти, он… исчез.

— Фред!

— Я Джордж, мама!

— Я обращалась к Фреду, а не к его придурку-попугаю! Живо в стену! И сразу занимайте места!

— Да, мама! И Джордж — это й…

Исчезновение «Фроджа» отличалось от Персиного лишь разогнанной до приличной скорости тележкой, которую этот дуролом катил перед собой в стену.

— Похоже, отдыхать рядом с выходом на «той» стороне — смертельно опасно, — пробормотал Гарри.

К этому времени мальчик уже подошёл к примечательной кассе и осматривал обшарпанную стену «особым» зрением. Почувствовав чужое присутствие, тётка обернулась, досадливо поджала губы и опять полезла под кофту.

— Проходите быстрее, — сказал Гарри самым спокойным и уверенным тоном, на который был способен. — Я тоже тороплюсь.

Побуравив его секундным внимательным взглядом, тётка опустила руку и повернулась к своим.

— Джордж, какого лешего ты ещё здесь?!

— Я Фред, мама.

— Побудешь Джорджем. Живо, или я переименую тебя в Анну-Марию-Помпадурилью!

Фродж-II начал разгон, а к собравшейся у прохода компании, запыхавшись, подкатила тележку ещё одна семейная парочка: мужик интеллигентного вида и кудрявая девчонка чуть выше Гарри с наивным взглядом единственного ребёнка из благополучной семьи.

— Рон, всё как я тебя учила, — меж тем инструктировала оставшегося грязнулю хранительница очага. — Уверенно идёшь в стену, желая оказаться на той стороне. Всё остальное она сделает сама. Давай, вперёд.

Рыжий увалень решительно выдохнул, перехватил свой чемодан выживальщика и двинул в указанном направлении. Грозная мамаша с подозрением оглядела новую компанию. В отличие от беспокойной семейки, вновь прибывшие гораздо лучше ориентировались в реалиях современной моды, но пара сундуков на их тележке явно делалась в той же мастерской, что и у «Фроджей».

Удовлетворившись увиденным, тётка ухватила за руку младшую девчушку, последние несколько минут чистившую ноздри и неотрывно пялившуюся на «Кудряшку Сью».

— Джинни, держись крепче.

Через пару мгновений о рыжем семействе напоминал лишь лёгкий запах женского пота. Определённо, одного взрослого маловато на эту толпу разбегающихся тараканов.

— Как проходить, вы услышали? — спросил Гарри у отца кудрявой девчонки.

— Э-э… да. А вы…

— Тоже в Хогвартс.

Поправив сумку на плече, мальчик шагнул сквозь стену.

* * *

Чем-то это напоминало кратковременное пребывание в *Пыли*, но сравнивать впечатления было некогда. Гарри поспешно отошёл в сторону, освобождая зону выхода, и незаметно выдохнул. До самого последнего момента он не был уверен, что у него получится.

— Флинт, у нас залётный магл.

На мальчика смотрели двое серьёзных парней шестнадцати-семнадцати лет. В первый момент Гарри оказался сбит с толку: одеты старшеклассники были… как монахи. Длинные платьеобразные балахоны бесформенными хламидами свисали от шеи до щиколоток. Расстёгивающихся бортов не было: несколько пуговиц виднелось лишь сбоку, на правом бедре. Единственным украшением роб являлись небольшие зелёные змейки, вышитые на груди, а у парня, названного Флинтом, ещё и серебристый значок с буквами «CQT» на нём.

— Исключено, — возразил Флинт, не мотая, однако, головой, а продолжая рассматривать Гарри изучающим прищуром. — Просто нищий грязнокровка. Эй, парень, где твоя палочка? Билет есть?

Гарри без суеты достал и показал проездной документ. Флинт потянулся взять, но Гарри отвёл руку прочь. Неизвестно, что это за люди, но на кондукторов они не похожи — те обычно обожают униформу, компостеры или хоть какие-то знаки принадлежности к сакральному железнодорожному братству.

Подержав билет на виду ещё пару секунд, Гарри поправил сумку и спокойно направился вдоль платформы, стараясь держать спину прямой, походку — целенаправленной, а глаза — по минимуму разбегающимися вокруг.

А зря, ведь посмотреть было на что. К большому Гарриному сожалению, первую местную достопримечательность — настоящий тёмно-бордовый паровоз, дымивший и шипевший как раз напротив бдительных «монахов», — он толком так и не разглядел.

За спиной дохнуло *даром* — вновь сработал стенной переход.

— Ещё одна грязнокровка, — буркнул Флинт вполголоса и добавил громче: — Багаж можешь оставить у той кучи, где сейчас шкет шагает. Прямо так, с тележкой. Его погрузят домовики и доставят в твою комнату.

— Домовики? — раздался настырный девчачий голосок. — А…

Дальше Гарри не слушал. Он обогнул огромную кучу багажных единиц, с верхушки которой с лёгкими хлопками исчезал то один, то другой баул, осторожно миновал выставленную прямо на перрон шеренгу птичьих клеток — ну что за садисты, в самом деле! — и, оказавшись вне досягаемости любопытного взгляда «билетных контролёров», немного расслабился: увеличил градус допустимого верчения головой по сторонам, хотя осанку и несуетливость движений ослаблять не стал.

Перрон оказался битком набит возбуждёнными школярами, а также сопровождавшими их родственниками, питомцами и багажом. Всё это активно перемещалось, галдело, орало, увещевало и давало последние наставления. То, что иногда переставало двигаться, начинало загораживать проход. Почему платформы всегда делают такими узкими?

— Бабушка, я опять потерял свою жабу!

Гарри рефлекторно посмотрел под ноги и едва не влетел в особо крупную пирамиду сундуков, которые почему-то не были сданы в багажный вагон.

— Ну, парень, — досадливо пробурчал он. — Если найду твою жабу первым — скормлю её Букле!

Выздоровевшей Букле требовалась просто прорва разной животной мелочи: дорвавшись до самостоятельной охоты, она ловила и поглощала крыс, полёвок, лягушек и летучих мышей непрерывным потоком, ничуть не уступая аппетитом Дадли с ведром горячих пончи…

Гарри замер, так и не обойдя злосчастные чемоданы. Что это опять такое? Кто такой Дадли? Ни образа, ни звука — ничего, кроме имени в…

— Смотри, куда прёшь, нищеброд!

Ну конечно: в публичном месте тебе никогда не дадут подумать. Вздохнув, Гарри поднял глаза.

Владельцем визгливого детского голоска оказался… эльфёнок. Ну, то есть, пацанёнок одного с Гарри роста, с тонкими, отчасти девчачьими чертами и длинными снежно-серебристыми волосами, абсолютно прямыми струями опускавшимися до плеч. Одежда была расшита иссиня-чёрной гладью и полудрагоценным антрацитовым бисером — наверняка приобреталась в ателье, где о ценах не говорят, а счёт просто высылают на дом, — но всё равно являлась тем самым платьеподобным нераспашным балахоном, а потому в Гарриных глазах была несравненно ниже любых джинсовых брюк и рубашек.

За плечами пышущего праведным негодованием буржуйчика возвышался его отец: холодное аристократическое лицо, внимательные серые глаза, бесстрастно изучающие неожиданного собеседника, и точно такие же прямые волосы, благородной вековой платиной опускавшиеся ниже лопаток. Расшитый серебром камзол, сорочка с высоким воротником, сложный бантовый галстук с бриллиантовой заколкой, бриллиантовые же запонки ей в комплект, и отороченная неизвестным мехом чёрная мантия-плащ. Великолепный образ со вкусом подобранного наряда завершала массивная пижонская трость, светившаяся в особом зрении сильнее всего.

Старший маг, как уже было сказано, не торопился с проявлением какой-либо реакции, предпочитая внимательно изучать новое действующее лицо. Мелкий же блондинчик исходил презрительным раздражением от того факта, что вынужден делить одно и то же пространство-время с босоногими лохмотниками, которые, чего доброго, ещё и в один с ним вагон могут набиться.

«Окажись ты в нашем приюте по любым не зависящим от тебя обстоятельствам, и ты не выдержал бы там и часа», отстранённо подумал Гарри, ничуть не желая этому ребёнку подобной участи на самом деле. Подержав ещё секунду окружающую сцену, Гарри спокойно отвернулся и продолжил путь. Приносить вежливые извинения он не собирался: не за что, ибо драгоценных великосветских ящиков он так и не коснулся. «Едва» не считается.

— Наплодили грязнокровок — сплюнуть некуда, — процедили ему в спину тем же презрительным голоском.

Лорд Люциус Малфой подождал, пока неизвестный паренёк в неновой, но стираной одежде отдалится достаточно далеко, и произнёс:

— Ты напрасно так реагируешь, Драко. Теряя хладнокровие, ты перестаёшь замечать множество важных вещей.

— Но ведь это правда, папа! — удивился названный Драко «эльфёнок». — Сначала выводок Уизли, потом ещё и этот… Разоделся в свой обезьяний наряд, так хоть бы смотрел, на кого прёт! Пап, мы разве не Малфои?

— И как же он отреагировал, когда ты попытался его отрезвить? — дал сыну возможный намёк на правильное направление мыслей лорд Малфой.

— Да никак он не отреагировал, пап! — Драко аж кулачки сжал от возмущения. — Грязнокровки совсем страх потеряли!

Малфой-старший подержал Драко особым взглядом, заставляя его замолчать и собраться, ибо после таких моментов отец обычно говорил сыну что-то действительно важное и необходимое в большой жизни, и произнёс со значением:

— Вот именно, Драко. Никак.

Этот недокормленный пацанёнок в изношенной одежде не смотрел на них с сыном ни снизу, ни сверху; ни с опаской, лебезением или затравленностью, ни с отчаянным петушением или порождённым завистью хамством. Он внимательно оглядел обоих, рассмотрел все ключевые детали, понял в общих чертах, кто перед ним, и принял решение, что разговор в текущей диспозиции нецелесообразен, ибо унизит ту или другую сторону, сократив возможности для будущих контактов.

Показательно, что дольше всего его взгляд задержался не на бриллиантах или драконьем бисере, а на относительно скромно отделанной трости, внутри которой у Люциуса был укрыт семейный жезл Малфоев.

Этот ребёнок попал в трудные обстоятельства, но они его не сломали. Он не глупец. Он имеет кое-какой жизненный опыт. Он — не на дне; он — на пути наверх.

Однако всего этого лорд Малфой говорить сыну не стал. Драко — будущий аристократ и наследник отнюдь не ремесленного Рода. Он должен сам научиться постигать тонкую науку полунамёков и недосказанностей, наблюдений и быстрого анализа, знания человеческой природы и филигранной игры на ней.

— Подумай над этим, Драко. Не забывай, зачем ты едешь в Хогвартс. — Отец убедился, что все его немногочисленные слова надёжно улеглись в памяти сына, пусть он их пока и не понимает, и закончил: — В любом случае напиши мне сразу, как только узнаешь его имя.

* * *

К середине поезда толпа поредела, но было видно, что у последних вагонов она опять сгущается, так что Гарри решил не топтать без толку перрон и просто вошёл в ближайшую дверь.

Его непосредственной задачей был сбор сведений о школе. Агитационных стендов не замечено, а потому придётся опрашивать знающих людей. Первокурсники достоверными знаниями о школе не обладают, разговаривать нужно со взрослыми или студентами постарше. Однако Гарри нечего было сказать старшекурсникам: он вообще не ориентировался в реалиях нового мира и не владел даже минимальным набором тем, с которыми можно зацепиться за чужую компанию и поддержать завязавшийся разговор.

Так что торопиться сходу налаживать общение не стоит, а стоит пристроиться в зоне акустической досягаемости у перспективного коллектива и прислушаться к чужому трёпу. Это тоже информация. Ну а если уж к нему полезут с разговорами первыми… почему бы и нет?

Случайно или нет, но попавшийся ему вагон прекрасно подходил под запланированные цели: пространство было общим, без купейных перегородок. Наверное, отсутствие видимой приватности было не слишком популярным у школьных пассажиров, потому что даже когда состав тронулся, в этом вагоне оставалось незанятыми более трети мест. Гарри без труда отыскал свободную лавку и сел у окна, одновременно и изучая весьма примечательные картины магически закрытой железнодорожной линии, и прислушиваясь к оживлённой компании прямо у него за спиной.

Болтали старшекурсники о своём, хорошо знакомом и известном, но Гарри пока мало что понимал в этом трёпе.

Остатки льда вычистили, но планетарий восстановлению не подлежит.

От краснозадых ушёл ловец, так что коврики в главном холле будут известно какого цвета.

Скотина снейп не стал прощать неделю котлов и перенёс остаток на осень.

Голдстейны отдыхали в Италии. Прикинь, там мертвяков не хоронят, а тыщами в музеях вывешивают. Зато у фоули долгожданное пополнение.

У грифов новый староста со старой фамилией. Количество рыжих во вселенной — величина постоянная.

Седрик перспективен, но тяжеловат. Бобры поедят земли, им привычно.

Телогрейки на трибунах опять не подлатали, да и в спальнях наверняка дубак.

Сизая сивилла накурила про лихой самайн, но фадж со стариком талдычат о юбилее по всей стране. Лучше б дубаком занялись или фонтан фортуны в сортире заткнули наконец.

Локхарт вымутил особо зверскую защиту для нового бестселлера и гребёт галеоны лопатой, продавая нетленку мелкими платными порциями. Его бы в Италию, в том музее повисеть.

Грудастая селестина выпустила новый альбом, но у министерства исчерпывается резерв протеевых лепестков. Зуб даю, замену радиоточек никто бесплатно делать не будет. Кстати, парни, что за слово такое — «радио»?

Через пару часов Гарри решил дать отдых голове и ушам: отрешился от болтовни и прикрыл глаза. Он услышал много новых слов, часть из которых даже, возможно, должна писаться с большой буквы, но… всё это необходимо как-то рассортировать и уложить.

Как это обычно и бывает, в школе существует несколько конкурирующих группировок. Краснозадые, бобры, грызуны, грифы, дятлы, слизняки… Точное количество остаётся неясным, потому что часть этих слов может оказаться синонимами. Компания за спиной, судя по контексту, относилась к «воронью» с «синяками» и считала себя самой умной. Ну, это как водится.

Часто звучало слово «квиддич», означавшее, скорее всего, командную игру, и «маглы», в котором Гарри с удивлением опознал не-магов или какое-то их подмножество. В школе применялись «баллы», «отработки» и «эссе», а в конце года всю компанию ожидала какая-то жуткая «сова».

В целом Гарри узнал много интересных бытовых подробностей из жизни магов. Чего стоит факт наличия у них своей валюты или название бесплатной лечебницы «Мунго», например! Но для уверенного поддержания беседы набранных урывков недостаточно.

На лавку перед Гарри кто-то стремительно шлёпнулся и расстроенно шмыгнул носом. Мальчик помедлил, не торопясь открывать глаза, и оказался прав: сосед в беседу вступать не спешил. Вздохнув, Гарри вернулся к анализу.

На втором часу беседы он впервые увидел действие той самой «волшебной палочки». Один из старшекурсников впереди, странно повозившись, произнёс что-то вроде «Вингартиум ливиозем», и Гарри был вынужден «смежить веки» своего особого зрения. Всплеск заработавшего дара был настолько сильнее обычного фона, что на мгновение ослепил присматривавшего за окружающим мальчика.

Через секунду стало понятно, зачем нужно столько магии: с багажной полки спланировала тяжёлая сумка, из которой владельцу потребовалось достать бутылку, подозрительно смахивающую на пивную. Однако!.. Гарри, кстати, до сих пор не увидел в поезде ни одного взрослого. Удивительная беспечность. Будь здесь банда Рысого — уже потрошили бы малолеток на предмет карманных денег. Или надзор всё же имеется? Ну, не его проблема. Так вот, что касается той палочки…

Рядом опять шмыгнули. Потом судорожно всхлипнули. Вздохнув, Гарри открыл глаза.

На лавке перед ним сидела давешняя кудрявая девчонка. За прошедшие несколько часов она успела переодеться в чёрную хламиду — то ли не стала сдавать сундуки в багаж, то ли предварительно забрала оттуда всё нужное. Лицо недавно умывали, а глаза были подозрительно красными. Мешковатая роба добавляла жалостливости внешнему виду, но… к этому Гарри, похоже, придётся привыкать и делать поправку. Равно как и начинать именовать свой дар магией.

— Чего тебе? — ощетинилась девчонка, заметив его взгляд.

— Ничего, — спокойно ответил Гарри. — Если не хочешь, чтобы на тебя пялились, садись рядом, а не напротив. Могу уступить место у окна.

Девчонка несколько раз озадаченно моргнула, затем с досадой отвернулась к окну. Шмыгнула и вытерла глаза рукой.

Разговаривать с девочками Гарри не умел. В Саутуарке он был занят приведением в порядок недолеченного здоровья и выкарабкиванием из пришибленности странной амнезии, ну а в Энфилде их вообще не было. Главное же, чего ему не хватало — принципиального понимания, чем вообще могут быть полезны разговоры с этими капризными плаксами и насколько оправдано тратить на них время.

Ей, наверное, нужно чего-нибудь дать? Платок у Гарри был только один, а приютские печенья такую вряд ли утешат. Оно ему надо? Если сама за себя постоять не пытается…

— Они того не стоят, — буркнул Гарри, кляня себя за мягкотелость.

— Чего? — не поняла девчонка.

— Те, кто выгнал тебя в этот вагон. Они не стоят ни твоего внимания, ни твоего участия.

— Тебе-то откуда знать, почему я… И никто меня не выгонял!

— Мне не нужно знать. Они *никогда* того не стоят. — Смотревший до этого в окно, чтобы не напрягать собеседницу, Гарри помедлил и перевёл взгляд на её лицо. — А лучше нарасти шкуру потолще и слушай их, не пропуская через сердце. Иногда даже враги и злопыхатели могут приносить полезные сведения.

Настала очередь девчонке смотреть в окно. Ну, Гарри сделал всё, что мог. Интересно, сколько ещё им ехать? И где бы наконец разузнать, в какой местности находится этот Хогвартс? А то сидишь тут, как нелегальный «заяц» в трюме пресловутого галеона…

— Почему они все смеются? — прервала его мысли девочка. — К кому бы я ни… Скажи, со мной что-то не так?

Гарри пристально посмотрел на собеседницу — настолько пристально, что девочке стало не по себе. Ну, по крайней мере, она красивее большинства встреченных им ранее представительниц капризного пола.

— Всё с тобой нормально, — сказал он наконец. — Убрать сырость с лица — вообще станет замечательно.

Девчонка несмело улыбнулась и вытерла лицо рукавом, заставив Гарри слегка поморщиться. А если там какой-нибудь дурацкий крючок по пути попадётся? Меж тем лицо напротив опять посерьёзнело.

— Тогда почему? Я всего лишь хочу познакомиться. С тобой же нормально удаётся говорить?

— Гм… — Гарри припомнил белобрысого «эльфёнка» и примерное распределение детской моды на платформе. — А эти… смеющиеся — они были одеты в такие же балахоны?

— Это называется «мантия» или «школьная форма»! — девочка словно переключилась на любимого конька, заговорив живее и быстрее. — Да, там все были в неё одеты. А почему ты ещё не одет? Мы все должны носить школьную…

— Успеется. — Мальчик обозначил намёк на улыбку, начиная о чём-то догадываться. — А скажи…

— И тут грязнокровки! — Лёгок на помине, из-за спины донёсся знакомый тянущий голосок.

«Эльфёнок» шёл по проходу в сопровождении двух спутников покрепче. Типаж был настолько характерен, что Гарри немедленно обозвал их Толстым и Тонким. Поначалу белобрысый мажор мог видеть только Гаррин затылок, а потому надменная реплика была обращена к кудрявой девчонке — и можно лишь гадать, что и как он в ней рассмотрел грязного.

Но затем надменное лицо обратилось её соседу. Соседа молодой аристократ немедленно узнал, но повёл себя странно: досадливо поджал тонкие губы, бросил сопровождающим: «Пойдёмте отсюда, парни!» и молча удалился.

— Ты случайно не с этими знакомилась? — уточнил Гарри, когда местная элита их покинула.

— Н… нет, — удивлённо покачала головой девочка. — Да они бы мне даже рта открыть не дали!

— А другие, значит, дали?

— Ну д… Что ты имеешь в виду?

— Ты подходила к понравившейся компании и сразу же активно вклинивалась в разговор. — Гарри понятия не имел, откуда он знает такой тип характера, но ему почему-то казалось, что он чуть ли не лично наблюдал, как это происходило. — Делилась своими знаниями, сообщала своё мнение, наставляла надеть форму…

— Ну… не совсем! — девчонка слегка обиделась. — И вообще!..

— Послушай, — понизив голос, Гарри примиряюще поднял ладони, а потом указал себе за спину. — Я уже несколько часов сижу здесь и слушаю вот эту компанию. И должен тебе признаться, что я даже язык их не всегда понимаю.

— Подслушивать нехоро… То есть как не понимаешь?

— Мы с тобой воспитывались у обычных, неволшебных людей, так? — Гарри дождался её утвердительного кивка. — Мы *ничего* не знаем о волшебном мире, поверь. Может, он мало чем отличается от нашего, а может, тут процветает махровый шовинизм, рабство и жертвоприношения.

Девочка удивлённо распахнула рот, но Гарри не дал ей вставить свои ценные полпенни.

— Я к тому, что первые несколько месяцев для нас мудрее всего будет поменьше говорить и побольше слушать. От нас не убудет. Помолчав и сойдя за умного, мы потом наверстаем. А ославившись сейчас…

— Да они мне вообще ничего сказать не дали! — возмутилась девчонка. — Я им представилась, а они заржали, как кони!

Гарри озадаченно моргнул.

— Гм… Может, клинический случай?

— Два раза!

Мальчик с сомнением посмотрел на неё. Выглядит-то она уж точно нормально! Правда, опять сырость раскочегарить собирается.

— Э-э… А как тебя зовут?.. Эй, ну хорош, мы даже не познакомились!

— Тоже меня за дуру держишь?

— Я что, похож на дегенерата?

Теперь уже девочка внимательно посмотрела на своего собеседника. Решившись, сказала негромко, в два приёма:

— Гермиона… Грэйнджер.

Гарри задумчиво нахмурился. Прокрутил звучание несколько раз. Прокачал этимологию. Построил палиндром. Пожал плечами.

— Нормальное имя, — пробормотал он и поднял глаза на девчонку, только тут заметив, насколько напряжённо она на него смотрела. — Не очень распространённое, но это уж точно не недостаток. И с сокращениями проблема.

Спохватившись, добавил:

— Гарри Поттер. Меня зовут. Можно просто Гарри.

— У тебя-то с сокращениями проблем точно нет, — улыбнулась она. — Тогда называй меня просто Гермиона.

— Вот и познакомились, — кивнул мальчик. — А что до смеха… Не обращай внимания. Если всё так, как ты описываешь, то это не твоя проблема. Наоборот, отсеешь придурков от перспективных знакомств.

— Но должна же быть причина!

— Над тобой в прошлой школе смеялись?

— Так — нет!

— Значит, какая-то местная заморочка, от тебя не зависящая. Плюнь и разотри.

Девчонку это не успокоило. Вздохнув, Гарри приступил к разжёвыванию на пальцах.

— Хорошо. Вот представь, идёшь ты по школе, а над тобой все смеются. А смеются они потому, что у тебя сзади бумажка с дурацкой надписью приклеена. Скажи, это твоя проблема?

— Конечно!

— А вот и нет. Это — проблема уровня запросов всех тех, кто смеётся. Достойный человек не засмеётся. Наиболее достойный — подойдёт, деликатно удержит за плечо, сорвёт бумажку и не покажет её тебе.

— Ну… остальные-то…

— Да и пусть. У них очень мало поводов для смеха, поверь.

Гермиона несмело улыбнулась, но ответила неожиданно:

— Мне папа сказал, чтобы я держалась тебя.

Гарри едва не поперхнулся воздухом. Потом насторожился.

— Твой папа меня знает?

— Нет… Ну, то есть, не думаю. У нас нет знакомых с фамилией Поттер. А твои…

— Простите, вы не видели мою жабу?

На них смотрел тот самый мальчик с перрона, из-за жабы которого Гарри едва не влетел в чужие сундуки. Растерянный, полноватый, пухлощёкий и одновременно бледный рохля самого несчастного вида.

Поправка, вдруг понял Гарри. Это он, Поттер, больше года кантовавшийся по приютам, был бы безнадёжным рохлей и неудачником, продолжай ходить с таким же жалким видом. А эти двое ещё утром грелись под родительским крылом, сейчас же едут в неизвестность, возможно, впервые в жизни покидая привычный дом и родную защиту на целый год.

— Большая серая жаба, — мальчик показал руками не очень большой для жабы размер. — Она опять убежала.

Одет он был в традиционный школьный балахон, в отличие от Гермиониной робы вышитый чёрным растительным орнаментом и слабо искрящийся в особом зрении. Определённо выходец из волшебной семьи.

— Как она у тебя из банки выпрыгивать умудряется? — уточнил Гарри. — Ты её не закрываешь, что ли?

— Банки?

— Банки, террариума, мокрой переноски… Ты воды ей на дно налил? Свежей?

— Я… в руках… На какое дно?

Гарри вздохнул. Насколько он помнил по «зверинцу» в Саутуарке, лягушкам нужна была кювета с водой на два пальца, и это вонючее болото требовалось менять хотя бы раз в сутки, ибо гадят эти… гады именно в воду. Кому вообще может прийти в голову добровольно держать таких склизких тварей дома?

— Начни с проверки туалетов, обращая внимание на мокрые места.

— Я помогу! — Гермиона решительно встала, беря рохлю под опеку. Если это повысит ей самооценку, почему нет?

* * *

Образовавшуюся паузу Гарри заполнил прояснением вопроса, куда и как долго им предстоит ехать. То есть, сначала можно определиться по солнцу с примерным направлением, а потом задать пару вопросов старшеклассникам.

Первое ему удалось: они ехали на север. Со вторым получилось не очень: сидевшая впереди пивная компания с гоготом прошлась по его одежде, обозвала тупым маглом и послала пойти подрасти. Дедовщина — привычное дело, но Гарри почему-то показалось, что студенты с красными львами на робах и сами не знали, где находится Хогвартс. Возможно даже, этого не знает вообще никто, и это общеизвестный факт, а Гарри просто задал тупой вопрос.

Так или иначе, мальчик пожал плечами и потопал к следующей компании, потом к ещё одной… Там ему наконец поведали, что в местоположении школы они не уверены, но вокруг много снежных гор, Запретный лес и большое озеро, а прибывают они аж к семи вечера в деревню Хогсмид. А что будет дальше, это сюрприз. И что если он до семи оголодает, то пусть приходит сюда — пара сэндвичей для него всегда найдётся.

Сердечно поблагодарив незлой коллектив, Гарри подумал, что если перед ним неотвратимо встанет вопрос о выборе банды, в первую очередь следует присмотреться к этим, с жёлтым барсуком на балахонах.

* * *

— Его зовут Невилл, — сообщила Грэйнджер, когда они с жабовладельцем вернулись с успешных поисков. — А это…

— Гермиона, двое парней в состоянии познакомиться самостоятельно. — Гарри посмотрел на ощутимо придавленного опекой пацана. — Гарри Поттер, можно просто Гарри.

— Невилл Лонгботтом. — Парень обозначил лёгкий поклон, не подавая руки. — Можно просто Невилл.

Он нахмурился, пытаясь что-то вспомнить, зачем нерешительно спросил:

— Ты не родственник Поттерам?

— М-м… Вряд ли тем, кого ты можешь иметь в виду. — Гарри не стал цепляться к очевидной тавтологии.

— Почему? Ты же волшебник, а волшебных Поттеров у нас… Ну, то есть… — парень запутался в собственной речи и замолк.

— Всё может быть, — не стал спорить Гарри. Поднятая Невиллом тема отчего-то вызывала у него невнятное раздражение. — Но эти твои Поттеры, наверное, как-то б намекнули мне об этом?

— Так они же…

— Мальчики, девочки, время заморить червячка! — Выкатив громыхающую этажерку на колёсиках, в вагоне появилась продавщица фасованного перекуса. Не теряя времени, она без стеснения приступила к громогласной презентации товара. — Шоколад, печенье, вафли, леденцы, пирожные, тыквенный морс, сливочное пиво! Бетси Блоттс, подрывные крекеры, крыские ириски, угарный лимонад! Ребята, вы как? Перекусить не желаете?

Гарри вежливо помотал головой — ввиду отсутствия денег его выбор был самым простым и безальтернативным. В отличие от него, Гермиона не стала держать язык за зубами:

— От сладкого портится эмаль и наступает кариес! Мои родители…

Гарри незаметно поморщился: учишь её, учишь…

— Имей в виду, — перебил он начинающийся рекламный ролик. — На станцию мы прибываем в семь вечера, далее неспешный трансфер всей оравы и какие-то сюрпризы. Ужин — не раньше восьми.

— А разве… Но как же так?.. И в дороге не дают обеда?

— Так вот же обед! — удивилась тётка. — И сытно, и вкусно, и надолго не задерживается!

— Что?.. Но тут же один десерт! А от сладкого, между пр…

— Могу поделиться с тобой котлетами, — опять попытался спасти ситуацию Гарри. — Но они столовские.

Ему происходящий диалог тоже казался актом абсурдной комедии, но он осознавал, что сейчас не время выносить подобные оценки, потому что он ничего не знает о новом мире. Вдруг в шоколадной обёртке скрывается тарелка куриного бульона?

Между тем ситуацию разрядил молчаливый Невилл:

— Я могу поделиться с вами обоими. Мне бабушка целую корзинку собрала.

— Ну… — замялась Гермиона. — Давайте я вам хоть по пирожному куплю.

— Мне не надо, — быстро отказался Гарри. Он не любил влезать в долги без серьёзной необходимости.

— Мне бабушка сладкое запрещает есть, — замотал головой Невилл. У Гарри, впрочем, возникло ощущение, что причина в другом.

— Извините, — вздохнула Гермиона, виновато глядя на тётку. — От сладкого зубы портятся.

Та, давно всё поняв, лишь кивнула и покатила тележку к более перспективной пивной компании, откуда уже призывно махали руками.

— Мои вещи в другом вагоне, — сказал Невилл, поднимаясь и поудобнее перехватывая жабу. — Пойду схожу за корзинкой.

— Я тебе помогу, — немедленно подхватилась и девчонка. — И вообще, нужно обязательно вымыть руки перед едой. И твоя жаба сидела на полу в…

Голоса детей отдалялись, так что окончания длинной череды поучений Гарри не услышал. Получив объект для применения опеки, Гермиона забыла об обидах и прицепилась к уступчивому мальчику, словно квочка к одинокому цыплёнку. Девчонка, конечно, симпатичная, но упрямая и не склонная прислушиваться к чужим словам. Зачем ему такая головная боль?

Гарри выкинул случайную попутчицу из головы и сосредоточился на болтовне позади себя. Спустя четверть часа, однако, он с удивлением обнаружил, что мысли продолжают водить подспудный хоровод вокруг кудрявой борчихи с кариесом.

Дело было не в том, что он, как говорила старшая приютская пацанва, «запал». Что-то царапало его, тормошило и удерживало, не давая бросить тему окончательно. Предчувствиям Гарри привык доверять — они не раз отводили его от ловушек и засад.

Может, это пытается достучаться повреждённая память? Он знал… кого-то, похожего на эту девчонку? С ней самой-то уж точно он вряд ли раньше пересекался — она бы его вспомнила, наверное. Гарри прислушался к себе… Нет, не в этом дело.

Она сказала что-то важное, но проигнорированное им? Гарри ещё раз прокрутил в памяти весь разговор — и с ней, и с Невиллом на всякий случай. Нет, дело и не в этом тоже.

Он зачем-то ей нужен? Вот, это ближе! Хорошо, допустим, но с какой стати он должен ради неё стараться? Ему-то самому это… Опять царапанье с отчётливым пыльным запахом… Да что ж такое?

Ну ладно… Она нужна ему? Да, ещё ближе! Но всё равно не полно.

Тогда… Они оба нужны друг другу?

Гарри замер, невидяще уставившись перед собой широко распахнувшимися глазами. Впервые это непонятное *нечто*, до сего дня лишь зудевшее и царапавшее *пылью* в сторону от опасных, но невидимых поворотов жизненной тропы, — впервые *оно* дало положительную реакцию «обратной связи». Гарри словно погладили по макушке тёплой ласковой ладонью. Образно, конечно, но оттого не менее приятно. На полуторагодовой памяти Гарри вообще никогда не гладили.

Переждав, пока по спине перестанут перебегать блаженные мурашки, Гарри попытался понять, что же теперь делать. *Оно* никогда не давало конкретных инструкций, да и вообще просыпалось редко и «говорило» зыбче ускользающего поутру сна — и Гарри был *ему* за это благодарен, ибо с постоянно включённым «указателем правильного пути» давно превратился бы в пускающего слюни ленивого дурачка. Думать приходилось самому.

К Гермионе нужно присмотреться. Скорее всего, подружиться. Понять, чего в ней есть такого… пока что не замеченного. Ну и терпеть, чего уж тут… Быть может, её удастся перевоспитать? И вообще, он общался с нею от силы час — вдруг там не всё так печально?

Терпеть неприятных людей Гарри умел. Особенно если за необходимостью переносить неудобства маячит достойная конечная цель. А вот понять, что именно представляет собой эта цель, и будет для Гарри основной задачей на ближайшие…

— Что ты здесь делаешь? — оторвал Гарри от размышлений чей-то деловой голос.

Рядом стоял рыжий парень лет пятнадцати — тот самый, что прибыл к платформе в составе шумной семейки и выглядел поприличнее прочих. Кажется, мать звала его «Перси». На форменном балахоне — вышитый красный лев и приметный латунный значок с надписью «Prefect».

— Почему ты не в вагоне для первокурсников? — не унимался «префект».

— А разве где-то было написано, что у первокурсников отдельный вагон? — не поддался напору Гарри, за неполный год успевший повидать и не такие «наезды». — И чем плох этот?

— Наши там рассказывают новичкам о школе, — чуть сдал назад парень. — О факультетах, о вечернем распределении, о предстоящем выборе. Такова традиция. А ты здесь сидишь! И почему, кстати, ты до сих пор…

На этом моменте «Перси» был вынужден прерваться: его слова заглушил особенно звучный гогот и дружные гортанные вопли. Пивная компания веселилась на своей волне, и нужно признать, делала это с каждым часом всё более развязно. Возможно, парень прав и насиженное место придётся поменять на вагон поспокойнее.

«Префект» меж тем втянул носом воздух, принюхался и решительно двинулся к веселящемуся народу. Там его заметили.

— А-а, Кислый Персик! — заорал рослый рыжеволосый парень с выраженным ирландским скремблером на голосовом канале. — Где простава, я тя спрашиваю? Медалька капнула, а обмывать зажамши?

— Это ведь не сливочное пиво? — уточнил Перси, придержав ногой и присмотревшись к катавшейся по проходу пустой бутылке.

— А чё, мы ещё не в школе! Имеем право, пон’л?

— Вы уже под ответственностью школы, так что регламент действует с отправления поезда, — Перси достал палочку. — Бутылки — на выброс! Завоняли вагон сивухой — любой зашедший сразу…

— Хорош училку лепить, слышь! Мы…

— Evanesco!

Бутылка в руках самого горластого бесследно исчезла — отчего-то с совершенно неуместным сейчас звуком смачно откупориваемой пробки. Несколько студентов повскакивали с лавок.

— Да ты чё творишь! Нам у фрод-барыг потом втридорога покупать! Семейный подряд, мля…

— Я…

— Что здесь происходит?

По проходу к месту назревающей потасовки двигались трое парней постарше — лет по семнадцать-восемнадцать, с зелёными змеями на робах. У самого рослого был такой же значок, как у Перси.

— Не лезь, Беннет, — решительно отбрил Перси. — Сами разберёмся.

— Ошибаешься! Здесь не гостиная, а публичное пьянство. — Названный Беннетом «префект» поднял палочку. — Confiscare spiritus vini!

Сверкнула голубоватая вспышка. Бутылки из рук никуда не делись, но никакого пенного содержимого в них уже не было. Толпа разразилась негодующими криками, а поскольку задирать старший курс никто не рисковал, отыгрывались на Перси.

— Доволен, дятел?

— Потренируйся у слизней, змеёныш!

Беннет, однако, не стал терпеть унижений чужого старосты.

— Проблёв стартует через пятнадцать секунд, — холодно сообщил он толпе. — Если на пол попадёт хоть капля — вылизывать будете языками!

Громко костеря поганых ползунов, народ спешно ломанулся в направлении обоих туалетов. Старосты последовали за одним из потоков.

— Билл был жёстче, Уизли, — выговаривал Беннет Перси. — Не миндальничай с ними, ты теперь по другую сторону. Станешь мямлить — сядут на шею, как было с Чарли, и тогда «ползунами» назовут грифов, а не…

Шумная компания удалилась, причём по большей части с концами: назад вернулись только двое, с мокрыми волосами и угрюмыми, отвратительно трезвыми лицами. А Гарри внезапно обнаружил, что за прошедшими размышлениями непонятно как пропустил добрые час-полтора времени. И Лонгботтом с Грэйнджер, «на минутку» ушедшие за корзинкой, тоже пропали без вести.

Наверное, зацепились за «лекцию о факультетах», догадался мальчик, неспешно пережёвывая самодельный сэндвич и запивая остывшим чаем из бутылки. Один из неурочно протрезвевших парней скривился и пересел к Поттеру спиной — видеть еду он сейчас, похоже, не мог. Но погрузившемуся в размышления Гарри было всё равно. По-хорошему, ему бы тоже следовало отправиться в вагон для будущих однокурсников — если не заканчивающуюся лекцию послушать, то хоть познакомиться. Но знакомство с одногодками не горит — впереди несколько лет учёбы, — а вот лекция… Так уж Гарри был устроен, что в одиночестве соображал лучше и… глубже.

Куда полезнее будет подсесть поближе к тем приветливым добрякам с барсуками на робах. У «синих птиц» он уже вряд ли что-то новое услышит — их разговоры пошли по второму кругу. А с «барсуками», вполне вероятно, и познакомиться получится.

— По четыре в ло́дейку! — зычным голосом орал местный лодочник — бородатый звероподобный добряк аномально высокого роста. — Тузики шибко малые, токмо четырёх мальцов и во́змут. А легше трёх, ежели откормлены.

Замок был сказочно красив. Лес островерхих башен, драконьи гребни готических крыш, ажурные папоротники виадуков и гирляндовые россыпи разноцветных огоньков на месте витражных окон и уличных фонарей. Замок венчал высокую скалу на противоположном берегу озера, был окружён лесистыми горами с белоснежными вершинами, а сейчас всё это великолепие ещё и накрывало куполом не по-городскому выразительного звёздного неба.

Гарри занял первую попавшуюся лодочку на берегу того самого озера, которое им предстояло пересечь, уселся на носу и, не обращая больше ни на что внимания, прикипел к сказочному виду. Да, этот загадочный «подсвинок», эта школа волшебства и чародейства «Хогвартс» оказалась самым настоящим замком. И то, что мальчик сейчас видел, разом окупало и тяжёлый восьмичасовой рейс, и сутолоку на конечной станции, и бестолковый спуск по скользкому лесистому склону к необорудованному глинистому берегу, и посадку по топкой грязи в одну из пузатых лодчонок, шаткой дюжиной поджидавших их у водной кромки.

Здания редко бывают столь же прекрасны внутри, как и снаружи; столь же великолепны вблизи, как и издали; и столь же волшебны в повседневных буднях, как и при первой встрече. Но если хотя бы десятина от этого чуда проследует вместе с ними под крышу…

Это сказочный морок из моих снов, понял Гарри. То, что ты видел много раз, но чего никогда не остаётся в памяти к утреннему подъёму и битве за очередь к туалетам.

Лодка покачнулась — к Гарри присоединились ещё двое пассажиров. Уселись на среднюю лавку и тоже, наверное, уставились на завораживающий пейзаж. Хотя нет, не все.

— Почему ты до сих пор не переоделся в форму? — воскликнул знакомый кудрявый голосок. — Это против правил!

Гарри не отреагировал и не повернулся — замок не желал отпускать. Почему ему кажется, что он уже видел что-то похожее? Не отдавая себе отчёта, мальчик вдруг произнёс безо всякой подготовки:

Грядущая жизнь

Тысячью огоньков манит.

Не медли, Харон. Греби.

Сзади озадаченно замолчали, а потом Невилл несмело произнёс:

— Его зовут Хагрид. Рубеус Хагрид.

— Вот видишь, — кивнул Гарри, не оборачиваясь. — Даже первые буквы совпадают. Харон, сын Эреба.

Эребеус Харонович тем временем чавкал грязью вдоль берега, разгонял темень огромным масляным фонарём, подслеповато всматривался в лодки и упражнялся в устном счёте.

— Триццать восьм… Трицц’т девять… Трицц… Канальи, да сядьте ужо! Не мельтешите мне, а то втреть сызнова сличать вас! Триццать дес… Не хватает! Один потерямши або ся прячет… ЭЙ! ХТО ТАМ ПО ЛЕСУ ТРЕЩИТ — А НУ ЖИВО ВЫХОДЬ!

По приозёрному подлеску действительно ломился некто крупнее кабана и мельче лося. Звук приблизился, на тропинке в темноте что-то мелькнуло — и в нашу лодку, ляпнув перед этим глинистой жижей, впрыгнул ещё один первогодок. Попытался впрыгнуть.

— Ха! Успе… Да чтоб…!!

Парень, уверенно относящийся к категории «ежели откормлен», нёс с собой что-то, с горкой набранное в подол балахона. Забираясь в челнок, он неловко зацепился за борт, так что вся поклажа вывалилась частично в лодку, а по большей части — в грязь и тёмную воду.

Опоздавшим оказался ещё один рыжий лоботряс — тот самый Рон, с немытой моськой ожидавший своей очереди у вокзального перехода. А по лодочному дну из его подола раскатились дикие зелёные яблоки. Похоже, оголодавший рыжий насобирал паданок по пути со станции, от жадности сразу пару килограммов мелкой подгнившей кислятины, и по этой причине едва не опоздал к отправлению флотилии.

— Тронете хоть одно — грабли переломаю! — рявкнул он и принялся вылавливать пропажу из воды, перевесившись с задней лавки и накренив бот.

Получалось это у него неважно: толковое освещение отсутствовало, а держать выловленную добычу было негде. Отследив ироничный интерес к своему занятию, рыжий гавкнул было «Чё уставились!», но тут внезапно рассмотрел сидящую перед ним пассажирку.

— Опять ты! — заорал он на Грэйнджер. — Я те чё сказал? Пошла вон из моей лодки!

Гермиона опешила и в растерянности посмотрела в сторону бородатого лодочника. Но тот был полностью поглощён заново запущенным расчётом контрольной суммы и на мелкие раздражители не реагировал.

— Слышь, жертва коррозии, — нарушил молчание Гарри, подпуская в голос немного *жути*. — Если чего-то не устраивает в *нашей* лодке — собирай копыта и ищи другую. Свободных мест навалом.

Рыжий сжал кулаки. *Жуть* давила, а свободные места и вправду ещё были, но здесь и сейчас его удерживали съестные «сокровища», рассыпанные по дну именно *нашего* челнока.

— Гермиона, давай-ка поменяемся местами, — произнёс меж тем Гарри, неспешно поднимаясь с носа. — Ladies first.

Против ожиданий, девчонка спорить не стала, так что спустя полминуты Рона и Гермиону отделяли друг от друга средняя лавка и два парня на ней: Гарри и Невилл. Закипающий от досады рыжий собрался было побряцать кулачным оружием, но новый звук заставил его подавиться заготовленной нотой протеста, а сидящего рядом Невилла — вздрогнуть от неожиданности.

Гарри нажал на кнопку — и раскладной нож в его руке со звонким щелчком выбросил острое лезвие, опасно блеснувшее в свете почти полной луны. Добавив *жути*, Гарри подержал рыжего холодным равнодушным взглядом, дождался судорожного глотка торчащим кадыком, после чего степенно поднял принесённую с собой в лодку ветку, отвернулся и принялся неспешно остругивать её от боковых сучков.

— Псих маглосделанный, — донеслось со спины на минимальной для рыжего громкости.

Гарри мысленно усмехнулся. Бессильных оскорблений в спину — этого сколько угодно, хоть лопатами нагребайте. Одно из признаний чужого превосходства, между прочим.

— Это что, нож?! — едва сдерживаемым шёпотом возмутилась Её Упорядоченность. — Он же наверняка запрещён, я просто уверена в этом!

Было видно, что искренняя благодарность за заступничество борется в девчонке с непреодолимым стремлением к порядку вымытых рук и белых подворотничков. Ничего, это терпимо, подумал мальчик. Всё терпимо, если без гнилья.

— Затачивать карандаши же как-то надо? — коварно приступил он к обволакивающей казуистике.

— Тут пишут перьями, а не карандашами!

Гарри покосился на средневековый замок, бросил взгляд на балахоны. Этого ещё не хватало!

— Стальными? — уточнил он без особой надежды.

— Что? Нет, пернатыми… птичьими, то есть! Гусиными или павлиньими!

— О! — Печальный вздох вышел абсолютно искренним. — Если ты привезла с собой только перья, но у тебя нет ножа, то у меня для тебя плохие новости. Перья подрезают острым лезвием. Иначе они не пишут.

— А…

— Я не в курсе. Но непоколебимо уверен, что Невилл знает не менее двенадцати способов правильного ухода за пером и чернильницей. Нужно только попросить его поделиться в спокойной обстановке.

Пухлый мальчик несмело улыбнулся, оценив попытку поднять его самооценку. Но наметившееся вылезание из раковины поломал лодочник.

— … Триццать осьму… — звучало приближающееся бормотание. — Триццать девять… Триццать десять… Три-до-дюжина, и-и… Триццать и дюжина!! Фу-ух! Хвала Мерлину, сошлося напоследь! Так, а…

«Сошлося» на макушке у Рона. Но посчитаны были пока не все. Толстый мозолистый палец упёрся Гарри между глаз.

— Жёваный пентахль, а ты ещё хто такой?

— Да! — взвился рыжий. — Вышвырните его, он тут левое мясо и вообще примазун!

— У меня имеется свой обол, уважаемый перевозчик, — протянул Гарри железнодорожный билет.

Хароныч вгляделся в документ под фонарным светом, вздохнул и тоскливо обернулся к началу строя.

— Горелые потроха, да за штож мне всё это… Впятеро придётся сызнова переличать…

— Дык, перебор — не недостача, — мудро напомнил Гарри о возможности переложить часть проблем на других. — Вы совершенно точно никого не потеряли, а там пусть начальство решает.

— А и впрямь! — Великан махнул фонарём столь решительно, что Гаррину лодку на секунду засыпало искрами. — Пусть эту хфестралью кучу сам Дамблдор и разгрёбывает! У него ж и борода, стало быть, длинше! ОТЧАЛИВАЕМ!

Звучный рык великана был воодушевлённо подхвачен слитным детским хором. Народ успел заскучать и жаждал смены обстановки. Хагрид сел в персональный шлюп — раза в четыре больше нашего и предназначенный лишь ему одному, — после чего над всеми лодочками прямо в воздухе загорелось по тёплому жёлтому огоньку, и флотилия неофитов плавно пришла в движение. Сама собой.

— Ничего, псих, — исходил на корме ядом рыжий. — Я скажу Фреду и Джорджу, они из тебя котлету сделают!

— Слова не мальчика, но мужа, — буркнул Гарри, продолжая мерно работать ножом.

Как же всё это однотипно и однообразно, подумал он. Что у обычных людей, что у магов. Я скажу парням из седьмого, они тебя закопают. Ты должен за косяк, счётчик пойдёт с вечера. Десять старшаков против одного малолетки, а то побьёт ненароком, если меньше. Ты чё сказал, повтори, а то я глухой… Неужели мы и вправду произошли от одной-единственной дефектной обезьяны?

Гарри вздохнул. В данный момент он бы с удовольствием продолжил любоваться замком. Но наличие ножа в руке умиротворяло их четвёртого пассажира, так что приходилось соответствовать.

— Что ты делаешь? — не выдержала девчонка.

— А ты не догадалась? — Гарри улыбнулся. — Давай ты подумаешь сама ещё пару дней, а если не догадаешься, я тебе расскажу. Но только если ты представишь не менее двух правдоподобных версий, окей?

— Так нечестно!

Тебя нужно учить мыслить самостоятельно, подумал мальчик. Но вслух произнёс другое.

— Смотри лучше на замок, Гермиона. Сегодня уникальный вечер. Никогда в жизни ты *так* нашу школу больше не увидишь.

— Это почему это?

— Потому что старшекурсники пошли другой дорогой, — ответил вместо замолчавшего Гарри Невилл.

Ветка, которую сейчас окорачивал Гарри, свалилась на него в лесу по пути к лодкам — неожиданно и прямо на голову. Перепугавшись поначалу и дёрнувшись было отбросить мусор в сторону, Гарри переменил решение, стоило ему ухватить палку в руку. Добротная, крепкая и на удивление тяжёлая, древесина идеально легла в ладонь, обдав приятной шероховатостью невидимой в темноте коры, терпким запахом свежесорванной полыни, необъяснимым родным теплом и… ощущением, что эта вещь — его и для него.

Да, Гарри задумал сделать себе волшебную палочку. Имитацию, конечно же — просто чтобы не цеплялись к нему на уроках. Беседа с барсуками выявила, что без этих палочек в Хогвартсе — вообще никуда и никому, от мала до велика. Обработать девчачий аксессуар Гарри собирался позже, в спокойной обстановке, а сейчас ему просто было нужно вчерне избавиться от боковых побегов и листьев, чтобы не тащить в замок громоздкий веник.

Между тем слова Невилла заставили отвлечься от несвоевременной ерунды всех в лодке — даже рыжего на корме. Дети завороженно уставились на замок. Но удержать Рона надолго этими абстрактными эмпиреями было невозможно. К Гарри рыжий больше не цеплялся, но и спокойно сидеть на месте не мог — активно завертелся на лавке, теребимый то ли играми голода, то ли шилом в заднице.

Лодка ощутимо закачалась.

Голод напомнил непоседе о яблоках на дне челнока. Нашарив одно, рыжий немедленно откусил добрую половину и сделал несколько энергичных жевков, после чего досадливо выплюнул всё распробованное, а остаток дички зашвырнул в темноту. Неизвестно, на что он рассчитывал, ведь подобной кислятиной можно разве что раздразнить аппетит до болезненных судорог в желудке.

Между тем отброшенное яблоко бултыхнулось в воду и обрызгало соседей. Раздалась возмущённая ругань, а рыжий наконец-то отыскал себе достойную затею. Нагребя снарядов в крупную пятерню, Рон приступил к безответному обстрелу экипажей всех идущих параллельным курсом судов. Делал он это на удивление метко, а прицельной наводке немало способствовали фонарики над челноками.

Всё бы ничего, но лодка стала раскачиваться ещё опаснее. Гарри всерьёз обдумывал, не сбросить ли придурка в воду — незаметно и при помощи Дара, конечно. Как и любого живого человека, Рона было жалко, но свою собственную и пока что сухую шкуру Гарри жалел ещё сильнее. Однако усилившиеся крики обдаваемых водой детей привлекли внимание Хагрида. Он быстро выцепил исходный раздражитель и рявкнул во всю мощь своих великанских лёгких.

Несколько недобрых и не вполне застольных слов заставили Рона затихнуть. Ненадолго — секунд на тридцать. Затем он что-то углядел в воде, подорвался с лавки и по пояс перегнулся за борт — так, что Гарри пришлось противовесом наклониться в противоположную сторону и Невилла увлечь туда же, ибо челнок накренился совсем уж опасно. Гарри уже прицелился ухватиться Даром за лодыжку бузотёра, но внезапно ситуацию разрешил сам виновник переполоха.

— ХА! — заорал, он. — Тут какое-то щупальце!

Видимо, как и у животных, мысль у рыжего всегда совпадала с действием, так что Рон немедленно сунул руку по плечо в воду, пытаясь что-то там ухватить.

Поймал.

Под воду его втянуло мгновенно и с концами. Он даже тявкнуть не успел, только булькнул. Гарри, совершенно против своей воли, прыснул и захихикал.

А секунд через десять прямо на хагридову грудь из воды вышвырнуло мокрый тряпичный куль. Тряпки оказались школьным балахоном, а куль — выхаркивающим воду из лёгких рыжим.

В тот уникальный вечер дети узнали много новых и интересных слов. А Гарри наконец-то смог расслабиться и полюбоваться своей будущей сказкой.

Здравствуй, новый берег. Здравствуй, новая жизнь.

* * *

— Сейчас я буду вызывать вас по одному, — сообщила суровая пожилая тётка в поблёскивающих золотом очках. — Услышав своё имя, вы подходите, садитесь на эту табуретку, надеваете шляпу — и она распределяет вас на нужный факультет. Всё понятно?

Вопросов у растерянной и пришибленной новыми видами детворы было много, но ни один из них не был настолько срочным, чтобы рисковать испытывать терпение заместителя директора по учебной части. Ну, почти. Стоило женщине поднять свиток и набрать в лёгкие воздуха для оглашения первого счастливчика, как в задних рядах нашего куцего строя заорали:

— Фред, скотина! Ты говорил, нас бросят драться с троллями!

Народ оглушительно заржал: сначала рыжая семейка, а с секундной задержкой — и остальные студенты. Однако педсостав был не лыком шит и не первый год окорачивал *детский интернат*. В руке замдиректора мигом появилась палочка, посредством которой она подняла за шкирку полностью игнорирующего её, мокрого и растрёпанного рыжего, повернула в воздухе к себе, пару раз чувствительно встряхнула и сообщила, не торопясь опускать на землю:

— Ещё слово, и тролль здесь обязательно появится! Пусть и в необычно рыжей шкуре, зато ростом не выше табуретки!

С последними словами Рона резко отпустили, уронив на пол. И хотя поводов для хохота эта сцена давала не меньше, смех был более сдержанным. Наверное, старожилы внезапно вспомнили, кто у них ходит одним из деканов. Или не одним.

— Аббот, Ханна!

Их высадили на старом причале из крепкого, поточенного вековым прибоем гранита, под густыми ивовыми кронами и с гранитной же лестницей, сотнями ступенек убегающей на вершину замковой скалы. Гарри на всякий случай поискал на небе вторую луну: уж больно сильно окружающий антураж был похож на Остров мёртвых, а чёрные воды Чёрного озера — на Лету.

Первые несколько пролётов были очень тяжёлыми: что-то мистическое пригибало к земле, давило на плечи, мешало вдохнуть полной грудью и отбрасывало назад нашёптываемой уверенностью, что до вершины они не дойдут. Но после третьей площадки наваждение развеялось: ступеньки стали не такими крутыми, вернулась лёгкость, ожидание удивительных новостей и ощущение, что в новом доме их ждут как своих.

Наверное, это была какая-то последняя проверка. Рон прошёл её сильно побледневшим, Невилл — упрямо стиснув зубы, а Гермиона — ухватив Гарри за руку. Руку она впоследствии выпустила и дальше шагала с независимым видом.

— Боунс, Сьюзен!

В отличие от посадки в челноки, на лестнице Хагрид не особо интересовался идущей позади и сильно растянувшейся ребятнёй. Отстанут, так отстанут — не нужно мешать испытуемым отсеиваться. Но уже выйдя на мощёное замковое плато, он остановился, обернулся и вдоволь обождал всех поднимающихся на гудящих ногах первогодков. Окинул их каким-то особым взглядом, удовлетворённо кивнул и подвёл к монументальной дубовой двери — в данный момент наглухо закрытой.

Три удара его пудовых кулаков слышали, наверное, даже на железнодорожной станции за озером. Гарри показалось, что под его ногами зашатались тяжёлые плиты отмостки.

Невозможно было не ответить на столь настойчивое предложение, так что дверь респектабельно отворилась и детвора получила возможность лично познакомиться с местным завучем. Обменявшись с начальством каким-то традиционным паролем, Хагрид передал живой груз в надёжные руки и проскользнул внутрь — как выяснилось позже, занимать своё место за праздничным столом.

Заместитель директора Минерва МакГонагалл, строгая пожилая дама в тёмно-зелёном платье, строгой тёмной мантии с отворотами в шотландскую клетку и высокой остроконечной шляпе, на личный Гаррин вкус низводившей в ноль весь накопленный заряд суровости, провела группу новичков по гулким замковым коридорам мимо входа в огромный, забитый студентами зал, завела всех в комнату без окон, наказала ждать и удалилась.

— Бут, Терри!

В комнате было тесно, жарко и душно. Дети давились в малом объёме, словно пассажиры подземки в семь утра после задержки поездов. Почему нельзя было подождать в пространном коридоре, Гарри не понял. Почему он не может сделать это прямо сейчас, ему тоже навскидку в голову не пришло, так что он решительно протиснулся к двери с намерением хотя бы улучшить вентиляцию.

Дверь оказалась запертой. Похоже, в этом интернате не очень хороший контингент, если голые каменные стены в коридорах не хотят оставлять без присмотра даже лишние десять минут. Наверное, были прецеденты.

За то время, пока дети мариновались в предбаннике, всему первому курсу пришлось несколько раз выслушать дурацкую, но очень назойливую историю про бой с троллями, парочку альтернатив про иные пути получения ученических значков (пикирующие гарпии, отравленные зубья, горящая нефть и озабоченные вурдалаки в каком-то Запретном лесу), пережить потасовку рыжего с блондином в ограниченном пространстве и поприсутствовать на репризе призрачных клоунов, зачем-то припёршихся в этот переполненный лифт именно сейчас, а не при высадке из лодок на свежем воздухе или после распределения в Большом зале.

— Финч-Флетчли, Джастин!

Выбросив ерунду из головы, Гарри попытался в последний раз взвесить достоинства и недостатки выбора того или иного факультета. Начнём с очевидных «нет».

Гриффиндор. Можно смело удалять с ушей макароны о доблести и отваге. Факультет нескучного безделья с последующим отъездом на социальное дно. Гарри только что прибыл из точно такого же, с позволения сказать, учебного заведения. Ни в коем случае не туда, или придётся противостоять системе. Хотя… Гарри ещё раз посмотрел на красный стол. Девчонки у них выглядят вполне прилично. Глаженые мантии, ухоженные волосы, вменяемые лица. С парнями — разительный контраст. Быть может, не везде там всё так плохо.

Слизерин. Тоже — не для него. Дом для детей местной элиты. Закрытый клуб, закрытые связи, закрытые обычаи, собственный дресс-код, да и просто повышенные ожидания к уровню благосостояния твоих соседей — всё это…

— Грэйнджер, Гермиона.

Гарри отвлёкся от размышлений, чтобы проконтролировать распределение человека, к которому он успел стать неравнодушным. Но неожиданности начались раньше. Зал… засмеялся.

Гарри удивлённо огляделся. Хихикали все столы, все возрасты — кроме преподавательского. Кто-то привставал, чтобы увидеть названную персону, кто-то свистнул на весь зал. Присмотревшись внимательнее, Гарри понял, что хихикают не все — по грубым прикидкам, лишь каждый пятый. Остальные непонимающе оглядываются, улыбаются за компанию, что-то спрашивают, но им никто ничего не спешит объяснять.

Это и вправду какая-то дурацкая местная хохма. Преподаватели, кстати, Гермиону не торопят, потому что и сами сейчас не вполне понимают, в чём суть столь масштабной мелковозрастной потехи.

Гарри обернулся к стоящей рядом девочке и обнаружил, что у неё подрагивают губы и подозрительно блестят глаза. Пришлось положить руку на плечо, дождаться ответного взгляда и ободряюще кивнуть.

— У них нет иных поводов для веселья, — напомнил он вполголоса.

Девчонка слабо улыбнулась, глубоко вздохнула и решительно прошла к шляпе.

Та думала не более пяти секунд.

— Гриффиндор! — завопила она.

Жаль, подумал Гарри. Мне с ней не по пути. Придётся как-то дружить на разных факультетах.

— Лонгботтом, Невилл!

Гарри опять напрягся. Зал никак не хотел прекращать веселье, но мальчику было не до чужих зубоскальных поветрий. Шляпа на этот раз думала долго, но в результате и Невилла отправила на Гриффиндор. Поттеру оставалось только мысленно развести руками: Невилл не производил впечатления ни не посвящённого в местные реалии глупца, ни тайного любителя алкогольного пива.

— Малфой, Драко!

Потеряв интерес к свистящей без толку толпе, Гарри вернулся к собственным проблемам. Остаются «барсуки» и «вороны». Дружные или умные.

Глупым Гарри себя не считал, так что Рэйвенкло был неплохим выбором. Был бы, если бы не вскрывшаяся в поездном разговоре деталь: критерием «ума» на этом факультете считается умение… угадывать оригинальный рефрен чужих метафор. Да! Не решать задачки, не делать расчёты, не находить выход из логических тупиков или управленческих дилемм, а — *исключительно и только* вот эта дичь! Ты просто не попадёшь в свою спальню, если не *угадаешь* ровно один правильный из тысяч подходящих ответов на *средневековую* *крестьянскую* загадку.

Бескрайнее поле, стадо лебяжье, рогатый пастух. Гарри в упор не понимал, почему это не может быть придурком, надевшим рогатую шапку и пасущим гусиную стаю на паре заливных гектаров, по скудоумию полагаемых им бескрайними?

Дело не в том, что Гарри считал рифмоплётство удивительно скучным занятием и банально засыпал, если на уроках начинали похоронно завывать декламаторы регулярного метра. И дело не в том, что в отгадывании метафор нельзя было бы при необходимости освоиться и поднатореть. И не такое вытягивали, была бы цель достойна!

Просто у Гарри имелись обоснованные сомнения в ценностных целеполаганиях факультета, у которого настолько *странные* критерии отсева.

— Нотт, Теодор!

Ну и вдобавок — непонятная раса декана. Гарри покосился на преподавательский стол. Кто такие гоблины, Гарри толком не разузнал, но несколько фраз о гоблинских войнах услышал. Гоблины воевали с *видом*, а не нацией. Закончилась ли эта война? Какие у Флитвика мотивы выбирать сторону людей, а не гоблинов?

— Паркинсон, Пэнси!

Остаются «барсуки». Матушка Хаффлпафф. Факультет, где девчонок вдвое больше, чем парней. Самый мирный, самый упорядоченный. Самый дружный. Какие, казалось бы, могут быть недостатки от поступления туда?

— Патил, Падма!

Ему придётся дружить в ответ. Со всеми, без уклонения. Одиночку там не поймут. Но может, это и не плохо? Он ведь жил на отшибе вынужденно: с таким отребьем, как в последнем приюте, лучше держать всех на двойном расстоянии от удара в спину. Вдруг его прежняя жизнь была добрее?

— Патил, Парвати!

Интересно: индианки-близняшки, а распределены на разные факультеты. Может, и нет никакого сличения характеров, а шляпа просто подбрасывает кости? Вот попадёт он сейчас на Слизерин… Кстати, а кто из президиума — их декан? О нём наплели столько страшилок! И кстати, почему бы не посмотреть на них особым…

— Поттер, Гар… ри.

Излучавшая до сего момента слегка усталую, но непоколебимо суровую солидность, МакГонагалл вдруг запнулась, будто читала озвученную фамилию впервые. Зал на секунду замер и… рванул оглушительным хохотом.

Ржали «те самые» двадцать процентов, но дико заразительно и безудержно, едва не сползая под стол. Всеобщий гогот перекрывался воплями «Да вы гоните!», «Чё, правда?» и «Где он, дайте заценить!». Похоже, сегодняшний вечер сделал им норму здорового смеха на весь грядущий месяц.

Но Гарри был вынужден смотреть не на зал, а в президиум, потому что там творилась ещё более странная дичь. Преподаватели не смеялись — они были ошарашены. МакГонагалл не искала глазами названного ученика, она вообще не смотрела на детей — она растерянно повернулась к директору. Тот, безуспешно пытаясь держать непроницаемое лицо, протянул руку за свитком со списком и, получив его, принялся изучать бумагу поверх своих пижонских очочков.

Что-то я не понял, подумал Гарри под мрачнеющее настроение. Кто все эти люди и где сейчас *настоящее* начальство? То самое, которое все эти списки составляет и вручает на озвучку престарелым клоунам с солидными лицами?

И почему, кстати, этот чёрный тип в чёрном балахоне шарит глазами по залу с настолько перекошенной от отвращения физиономией?

Седобородый директор вернул список своему заместителю и едва заметно кивнул. Та повернулась к детям, прокашлялась и повторила требование:

— Гарри Поттер! Выйдите и сядьте на табурет!

Гарри сделал несколько шагов, прежде чем вновь потонуть во всеобщем хохоте. Наверное, разглядели его одежду. Ничего, он запомнил многие из тех лиц, коим сегодня было безудержно весело. Пометим их, как потенциальных дегенератов, и примем во внимание на будущее. Потомство с ними лучше не планировать.

Упавшая на макушку шляпа отсекла все звуки снаружи. Так… Как бы ей сообщить, что…

— Ага, — раздался надменный голос абсолютно глухого существа. — По одёжке встречают.

— ГРИФФИНДОР!

Что ж, подумал Гарри, поднимаясь с «лобного табурета» и идя к гриффиндорскому столу под бушующее неистовство людского моря. Будем делать ставку на девчонок.

* * *

Неугомонная Гермиона села в самую гущу гриффиндорских школьников и немедленно попыталась наладить коммуникацию, ознакомив всех присутствующих со своими ожиданиями плюшек от новой жизни. Судя по зубоскалящей гидре рыжих близнецов, сейчас она огребала очередную порцию «чистокровного радушия», но Гарри мог и ошибаться: присматриваться было неудобно и некогда.

Посмурневший Невилл, напротив, выбрал застольные окраины и сидел, удерживая осанку и молча переваривая какие-то свои, не слишком весёлые думы. Гарри ненавязчиво пристроился рядом и сосредоточился на наблюдении за остатками церемонии.

Рослого чернокожего Томаса распределили на Гриффиндор. В сочетании с рыжим Финниганом, классическим выходцем из белфастовских рабочих кварталов, плутоватый уроженец соляночного Стратфорда смотрелся весьма органично, так что эта двойка отлично вписалась в новый коллектив.

В отличие от Дина, не менее рослого, чернокожего и плутоватого Забини направили на Слизерин. Не иначе как Шляпа озаботилась, как бы не попасть со всей своей ветхой бахромой под огульное обвинение в расизме, потому что статусными аксессуарами и бижутерией на пальцах Блейз не блистал. Ну да всей этой элитарной своре с противоположного стола жизненно необходим хотя бы один подчинённый в коллективе, а иначе на ком ей, элите, тренировать свои лидерские навыки?

Вопреки выверенному в веках английскому алфавиту, Рональд Уизли шёл на эшафот последним, а также под оглушительные свист и улюлюканье вконец разогретого зала. Основательно уставшая Шляпа даже не пыталась создавать видимость напряжённой работы: рявкнула «Гриффиндор!», едва МакГонагалл занесла её над мокрой макушкой.

Красный как безнадёжно переваренные раки, в сопровождении ЕЩЁ БОЛЕЕ усилившегося свиста, Рон стиснул челюсти и решительно двинулся… в сторону Гарри и Невилла.

— ТЫ! — рявкнул он, навалившись кулаками через широкий стол и безуспешно пытаясь нависнуть над единственным в зале одетым не по форме учеником. — Это всё из-за тебя, тварь! Я — не с тобой, ПОНЯЛ, ТЫ! Держись от меня подальше, мудило! Хлебало раскрой — ты меня понял, урюк?!

В Большой трапезной наступила неожиданная тишина. Гарри, сохранявший на протяжении всей этой истерики настолько каменное спокойствие, что даже рук с колен не поднял под лучше защищающую позицию на столе, выдержал издевательски основательную паузу и холодно ответил:

— Тебе надо — ты и держись. Я сюда учиться приехал, а не дистанции до укушенных отслеживать.

Взорвавшись, Рон закинул на лавку колено с намерением перелезть через стол, но был встречен ударом *жути* и порывом ледяного ветра, вкупе со всё ещё мокрой одеждой должного охладить и отрезвить рыжее бешенство. Финальной останавливающей точкой послужил звонкий щелчок чего-то металлического во всё ещё спрятанных под столом руках. Шутки кончились — Рон это понял и сдал назад, полыхая бессильной злобой непонятно на что во всём мире.

— Сядьте на место, Уизли, — стеганула приказом МакГонагалл. — Или я уважу ваш плохой аппетит и отправлю в спальни дожидаться овсянки на завтрак.

Выплюнув сквозь зубы что-то неразборчиво-злобное, Рон развернулся и попёр к махнувшим ему братьям. Там он, однако, не успокоился и едва сдерживаемым сипом «наехал» на Грэйнджер. Против ожидания, общественного противодействия это не вызвало, а было поддержано локальным взрывом издевательского хохота. Находившаяся к тому времени на грани, Грэйнджер не выдержала, вылезла из-за стола и пошла прочь.

Рыдать она, однако, настроена не была — наверное, лимит беспомощной реакции на сегодняшние сутки исчерпался, — так что Гарри просто поймал проходящую мимо него девчонку и усадил между собой и Невиллом.

Директор школы — почтенный седовласый дед в кремовом искристом балахоне, с белоснежной бородой до пупка и двумя блистающими орденами, симметрично указующими на места расположения сосков, — дождался окончания первичного ранжирования в обезьяннике, внушительно прокашлялся и поднялся с места. В зале опять стало тихо.

— Все вы устали и жутко проголодались, — начал он вместо приветствия. — Однако имеется несколько важных вещей, доносить которые до вашего слуха на сытый желудок — глупо и бесперспективно.

Свет в зале померк, а над преподавательским столом — наоборот, усилился. Старик наглядно давал понять, чьи слова сейчас имеют приоритетное значение, а чьё горячее и ценное мнение — никого не интересует.

— Хогвартс — самое безопасное место в Британии, — продолжил он. — И одновременно — источник смертельной опасности для тех, кто не соблюдает ряд элементарных правил.

Его голос звучал со спокойной уверенностью, но на удивление звучно — будто где-то притаился скрытый микрофон и качественная усиливающая аппаратура.

— Все по-настоящему опасные места в нашей школе обозначены вот таким знаком.

В воздухе появился призрачный череп, полыхающий мертвенно-зелёным огнём. По залу пронёсся неприятный шепоток, некоторые ученики болезненно поморщились.

— Одновременно с этим, все помещения с таким знаком тщательно запираются. Если, несмотря на это, вы всё же оказались за закрытой дверью — пеняйте на себя. Школа не несёт за вас ответственности в такой ситуации.

Череп приугас, а рядом появилась иллюзия волосатого паука самого мерзейшего вида.

— Всем учащимся, не имеющим особого разрешения, запрещается ходить в Запретный лес. Вы предупреждены.

К пригасшей членистоногой твари добавилась огромная… какашка, спустя секунду обогатившаяся перечёркивающим её косым крестом. Рыжий гриффиндорский район радостно оживился.

— Имеется более четырёхсот предметов, запрещённых на территории школы. Мистер Филч, — директор повернулся и указал на старика в тёмно-сером классическом костюме, сидящего за приставленным к торцу президиума отдельным столом вместе с пушистой кошкой на руках, — в свои приёмные часы ознакомит всех желающих с полным списком. Проштрафившиеся будут учить этот перечень наизусть.

Судя по приглушённому хихиканью, кто-то на Гриффиндоре этот документ уже выучил и конкретно этой кары больше не боялся.

— И последнее, — сообщил директор, добавив к инфографике перекрещенные молоток и щётку. — Правое крыло на третьем этаже в этом году закрыто на ремонт.

Это не слишком впечатляющее утверждение вызвало неожиданно яркую реакцию в зале. По рядам прокатился шум, а не вытерпевшие долгого воздержания близнецы заорали в унисон:

— Поверить не могу!

— Да вы, б…, шутите!!

Не оборачиваясь к наглецам, директор негромко щёлкнул пальцами — и двух заводил что-то резво заставило заткнуться, закашляться и ухватиться руками за горло. Остальной зал понятливо затих сам собой.

— Особо одарённых, пойманных в правом крыле с поличным или постфактум, я оставлю на лесах — повисеть пару суток в столь привлекательном для них месте. — Директор повернулся, прошёлся тяжёлым взглядом по гриффиндорскому столу и мрачно закончил: — Наглыми рыжими мордами — вниз.

Ответить удерживающему паузу директору близнецы могли лишь беззвучной борьбой с помехами дыханию. Подождав достаточно, директор погасил иллюзии, отпустил рыжий дуплет растирать удавочные кровоподтёки, повернулся к залу и радушно улыбнулся.

— Ну а в целом — добро пожаловать! Первогодкам — в ваш новый и прекрасный дом. Ученикам постарше — на ещё один этап набивания пустых голов полезнейшими сокровищами знаний и навыков. Наш преподавательский состав я представлю чуть позже, а сейчас… — Дамблдор эффектно развёл воздетые руки. — Отдадим должное искусству наших поваров. Олух! Пузырь! Остаток! Уловка! Приятного аппетита!

Вспыхнул свет, и внезапно оказалось, что пока Дамблдор отвлекал присутствующих инструктажем по технике безопасности, кто-то нагрузил ученические столы изобилием праздничных яств.

Кормили здесь определённо лучше приюта. Нет, Гарри в детдомовских столовых не голодал — у него были вполне честные способы получения усиленного пайка, — но вот разнообразие… Приютская пища простовата. Даже то праздничное меню, что порционно перепадало им на Рождество и Пасху, не шло ни в какое сравнение с буйством и роскошью, выставленными здесь просто так, безо всяких ограничений.

Мясо. Цельное. Жареное. Куриные ножки, посыпанные зеленью и чесночком. Отбивные из духовки, запечённые с начинками трёх видов. Бифштексы, шашлыки, буженина, десяток разнообразных колбас. И ни одного шницеля, тефтелины и прочих кебабов, в которых так удобно замешивать обвалку и заплесневелый хлеб с отсутствующим мясом.⁽¹⁾

Несколько сложных гарниров наподобие тушёных овощей, плова или картошки с грибами и черносливом. Обилие свежей зелени и одуряюще пахнущих овощных салатов. Салатов, салатиков и тарталеток — вообще море, причём Гарри навскидку смог бы опознать едва ли четверть из представленного. Глаза умильно задержались на вазочке с зелёным горошком — вершине мечтаний любого приютского воспитанника, ибо этим лакомством их баловали лишь по большим праздникам, строго по ложке на нос. Но похоже, оно и в этот раз минует его голодный желудок стороной: после прочего великолепия места там не останется даже на одну бобовинку.

Я должен всё это попробовать, решил для себя Гарри. Хотя бы понемногу, по кусочку. Отставив в сторону верхнюю тарелку, мальчик удовлетворённо кивнул находившейся под ней товарке: пусть не такой глубокой и наверняка даже не тарелки, но куда более широкой и вместительной. Он знал, что грубо нарушает с десяток правил какого-нибудь этикета, но он обязательно вернётся к этому в другой раз. Завтра. Или на следующем пиру. Тогда, когда вокруг не будет столько непреодолимого соблазна. Или когда он к нему привыкнет.

Мысленно разделив оперативное поле на десяток зон, Гарри принялся споро, но без суеты создавать себе красивое ассорти. Половинку отбивной… Вот эту сложнопожаренную картошку… И этот салат… И этот… И вот тех колбасок… И тех мелких помидоров с начинкой… И конечно горошек… И…

Гарри скользнул взглядом по Гермионе и обнаружил, что та сидит совершенно бездеятельно, сложив руки на коленях и понуро уставившись на пустую посуду. Понятно. Домашний ребёнок. Мамины пирожки ещё не успели перевариться, поэтому она беспокоится о ерунде и не беспокоится о действительно важных вещах.

Вздохнув, Гарри отложил позолоченные нож и вилку, окончательно формируя пёстрый, но со вкусом подобранный натюрморт. Попробуем повлиять на приоритеты.

— Шкура, Гермиона, — негромко обратился он к девочке. — Нарасти её потолще. Ты слишком близко принимаешь к сердцу слова чужих людей.

— Почему они такие злые? — пробормотала она.

— Не злые. Нормальные. Жестокие, как все дети. — Гарри вздохнул. — Это интернат, Гермиона. Предоставленный самому себе детский коллектив, без родительской защиты и без надлежащего надзора.

Той когорты в президиуме уж точно не хватит на три сотни подростков. Ему ли этого не знать? Насмотрелся вдоволь, может подрядиться консультантом на полставки.

— Разница в семь лет в нашем возрасте — огромная. А мы никак не защищены от старшекурсников. — Гарри взял чистую ложку и, отдавшись бессознательному наитию, принялся неспешно накладывать в девочкину тарелку из стоящих на столе блюд. — Я ведь тебе советовал: помолчи и присмотрись. Они здесь уже несколько лет. У них знакомства, традиции, давно изученная жизнь. И тут приходишь ты. Сходу влезаешь и говоришь… чудно́е.

В последний момент Гарри удержал на языке более подходящую к ситуации «полную чушь».

— Дети не должны быть жестокими, — помолчав, ответила Гермиона. — Это неправильно. Несправедливо!

— Это жизнь. Взрослая. Начавшаяся для тебя раньше, чем надо, но тут уж ничего не поделаешь. — Гарри взял ещё одну вазочку с салатом. — Она полна несправедливости. Тебя никто в ней не защитит, а если попытаешься защищаться сама, обязательно появятся ранее слепые «правоохранители» и воспитатели, которые будут против тебя.

— Так не бывает…

Гарри вздохнул.

— У мальчиков «прописка» ещё тяжелее.

Гарри не заметил, как помрачнел Невилл, потому что в этот момент обозревал результат своих трудов. Осознанно или нет, он набрал для Грэйнджер по ложке ярких салатов, в которые так или иначе входили фрукты.

— Тебе нужно поесть, — сказал он, подвигая тарелку к собеседнице. — Эта радость здесь ненадолго.

— Почему?

— Интернат. Ты ешь либо быстро, либо невкусно. Если на столе вкуснятина, воспитатели обязательно подорвут тебя пораньше. — Гарри не знал, почему так, но в действенности этого эмпирического правила убедился не раз. Праздничные обеды в приютах никогда не затягивались. — Так что вспоминай своё любимое блюдо, ищи его на столе — и начинай уничтожать.

Гермиона слабо улыбнулась, но взялась накладывать себе жареных крылышек.

— Я люблю мороженое, — сообщила она. — Но от него зубы портятся. Мама всегда говорит, что… М-м! Как вкусно!

Ну ещё бы не вкусно, усмехнулся Гарри, возвращаясь к своей тарелке. После раннего подъёма, восьми часов в поезде и этого ночного восхождения на Эверест он и сам был готов слона приговорить. Вряд ли пухлому Невиллу бабушка дала с собой столько калорий в корзинке, что хватило бы и на двоих с запасом.

— Из надёжных источников известно, что мороженое сегодня будет, — ответил он, прожевав первую порцию. — Что касается порчи… Невилл, а как волшебники лечат зубы?

— Не знаю, — помедлив, глухо ответил он. — Когда я сломал себе резцы, мне их просто удалили и вырастили новые.

— А удаляют больно? — уточнил Гарри вместо замершей с нагруженной вилкой Грэйнджер. — Растят долго?

— Очень, — ответил Невилл. — Ну, то есть, долго растят. Можно быстро, но бабушка сказала, что дольше — надёжнее. Так что целый час в коридоре сидеть пришлось. А удаляют палочкой: просто заставляют исчезнуть. Это не больно.

На Гермиону, истинную дочь своих стоматологов, было жалко смотреть. А Гарри наконец распробовал то, что лежало у него в тарелке. Невероятно, но эти блюда оказались ещё вкуснее, чем обещали всем своим неординарным видом.

— А зубы ты как сломал? — продолжил Гарри втягивать Невилла в разговор. — Если это не секрет.

— Да какой секрет, о нём вся родня знает. Меня из окна выкинули. Магия долго не пробуждалась, решили напугать.

— Ага. Окно высокое, стало быть.

— Не очень. Третий этаж всего. Там под стеной скальный уступ, правда, но я сразу мячиком отскочил. Магия сработала.

— Но зубы ты от падения таки повредил.

— Нет, это позже. Меня в дерево внесло. Мячик-то — он… ну, далеко допрыгать может.

Гарри усмехнулся — оказывается, Невилл тоже может шутить — и повернулся к помрачневшей Грэйнджер.

— Ну что, осознала, что в первое время нам лучше молчать и слушать?

— Мог бы и не напоминать, раз такой умный и воспитанный, — нашла она повод огрызнуться.

Гарри мысленно расцвёл в улыбке. Начало положено. Девчонка, правда, упёртая, как окопавшийся танк, но вода камень точит. Невозможно развернуть человека в лучшую сторону всего одной удачной фразой.

По общему согласию, на некоторое время все трое замолчали и сосредоточились на еде. Гарри обоснованно подозревал, что королевская кормёжка присутствует на столах не каждый день, а вот они ещё успеют наговориться.

— Скажи, Гермиона, а как тебя угораздило оказаться на Гриффиндоре? — задал мальчик давно интересующий его вопрос, когда тарелка опустела на две трети. — Ты могла поделиться своим желанием учиться со Шляпой, а не с той компанией в начале стола. Старая ветошь мигом отправила бы тебя к воронам.

— Да она и слова мне сказать не дала… как и все вокруг, — поведала Грэйнджер, заедая досаду фруктовым салатом с курицей. — Буркнула что-то шахматное и заорала вердикт.

— Шахматное? — удивился Гарри.

— Дурацкий ход пешкой или что-то вроде того. «Один дэ четыре».

— Гм… — Гарри озадачился. — Если ты ничего не напутала…

— Я никогда ничего не путаю!

— … то это не шахматы, а игральная кость. Четырёхгранная.

— Чего?! Как это кубик может быть четырёхгранным?

— Тетраэдр. Есть такие в настольных играх. — Гарри вздохнул. — Шляпа то ли издевается, то ли даёт понять, что решение принимает не она.

— Глупости! — возмутилась записная всезнайка. — В «Истории Хогвартса» ясно написано, что Шляпа зачарована самим… А что это ты делаешь?

— А на что это похоже? — спровоцировал подругу на самостоятельную отгадку Гарри, невозмутимо накладывая кучу самых вкусных колбасок на большую хлебную лепёшку.

— Для бутерброда слишком… Постой! Ты… воруешь еду?

Мальчику отчаянно захотелось заржать, прямо как тому рыжему дуэту. Но это окончательно оттолкнёт девчонку хоть от кого-то, кому она начала немного доверять.

— Собираю прибавку к завтрашней овсянке, — спокойно поделился житейским опытом Гарри. — Тебе тоже накладываю, не волнуйся.

И, пока Гермиона хватала воздух и подыскивала достойную отповедь, осторожно поинтересовался у её соседа:

— Невилл, если не секрет, почему вы со Шляпой так долго держали очередь?

Спрашивать напрямую, с какой стати и он, Лонгботтом, попал на Гриффиндор, Гарри не рискнул — причины для мрачного настроения у Невилла должны были быть. Предосторожности оказались не лишними.

— Спорили, — скупо ответил молчун после долгой паузы.

Намёк был более чем прозрачным, но лишь для таких, как Гарри.

— О чём спорили? — немедленно переключилась на Невилла Гермиона. — Разве со Шляпой можно спорить?

Гарри вздохнул и, с целью отвлечь подругу от совершенно неуместного допроса, отщипнул в сумке крохотный кусочек от алюминиевого обрезка и «пластилином» растащил его в лист фольги.

Из кругляша размером с центовый пенни можно сделать несколько квадратных метров добротной пищевой фольги. Гарри столько было не нужно, кусочек был совсем маленьким, а вот демонстрация — эффектная. Под пальцами у юного волшебника слово выросло распластанное по столу зонтичное полотно.

— Этого нет в книгах! — сдавленно возмутилась Гермиона.

— … которые ты прочла, — закончил Гарри, как ни в чём не бывало заворачивая пищу в блестящий пакет. — Тем больше причин изучить ещё больше книг. Или ты против чтения?

— Вот ещё! Я не… Не сбивай меня! Если ты такой умный, почему сам попал на Гриффиндор?

— Молежорке не понравилась моя одежда.

— Глупости! Как одежда может влиять на отвагу и… И кстати!! Почему ты до сих пор не… АЙ!

Директор в президиуме хлопнул в ладоши — и со столов исчезла вся еда. Мгновенно. С посудой. Со столовыми приборами в руках учеников. С лучшими кусочками, подносимыми ко ртам в этот самый момент.

Что и требовалось доказать, думал Гарри, судорожно проверяя сумку: пакет с заначенной закуской оказался нетронут. Ни один воспитатель не может спокойно смотреть на аппетитно работающих челюстями воспитанников. Особенно грешат этим престарелые солдафоны в летних лагерях. Геморрой застарелый начинает зудеть, не иначе.

— Фу! — осуждающе поморщилась Гермиона.

— Я сказал это вслух? — удивился Гарри. — Тогда стоит поблагодарить наших поваров. Вот они-то как раз обожают любоваться детворой, лопающей их труды с треском за ушами.

В приюте так и было. Гарри с неожиданной теплотой вспомнил, как стряпухи частенько выходили в праздничный обеденный зал просто так, безо всякого дела. Сам мальчик не понаслышке знал, насколько тяжел их труд, особенно в такие дни.

— Скорее всего, они сейчас и любуются, — внезапно отозвался Невилл, на которого Гарри, если честно, махнул рукой: замкнутый крепыш всё последовательнее выбирал уход в себя и уклонение от общения.

Имеет право, в конце концов.

* * *

— Теперь, когда вы утолили первый голод, самое время представить наших новых преподавателей, — сообщил директор, вновь пригасив свет в зале и отчеркнув президиум. — А поскольку не все из наших первокурсников знакомы и со старыми профессорами, я традиционно назову весь наш стол. Начнём с деканов…

Гарри обратился в слух и зрение. С МакГонагалл и её палочкой они все уже «познакомились». Флитвиком предсказуемо оказался единственный карлик в президиуме. «Весельчака» Снейпа приглашали на молокозаводы, когда требовалось срочно сферментировать пару вагонов простокваши. А при взгляде на добродушное лицо Помоны Спраут Гарри ещё раз остро пожалел, что не дотянул-таки до Хаффлпаффа по имущественному цензу. Он нашёл бы способ подружиться. Ради такой цели — совсем не проблема.

Не менее показательным был список предметов, которые здесь преподавались представляемыми людьми. Слова «Трансфигурация» и «Чары» мальчику ничего не говорили, «Зелья» и «Травология» были привычнее, но означают ли они те же понятия, что и у обычных людей, ещё предстояло выяснить.

Странный тип в фиолетовом тюрбане оказался новым профессором Защиты от тёмных сил. Будут ли их учить обороняться также и от прочих «сил», спросить было не у кого. Зачем этот тип изображает из себя заикастого терпилу, Гарри тоже было не ясно, но после года в приюте он умел отличать настоящий страх от примитивной театральной подделки.

Бодрая тётка с выражено ястребиным взором, мадам Хуч оказалась местным физруком, а заодно и тренером у каких-то «Полётов». В противовес ей, «потомственный оракул» Трелони с румянцем многолетнего алкоголика и повадками отмахивающегося от невидимых предметов белколова вела «Прорицания».

Безбашенный усатый дед, наставляющий Животноводству, радостно помахал детям клацающим стальным протезом — и Гарри твёрдо пообещал себе, что этот предмет он будет прогуливать в десяти случаях из десяти, ибо именно столько пальцев он планирует сохранить на руках к окончанию школы.

Молодая чернокожая училка с красивым именем Аврора Синистра, единственная кроме директора одетая в мантию с блестящими звёздочками, и в самом деле оказалась астрономом. Гарри мысленно посочувствовал ей: окорачивать виденные им пьяные компании таким, как она, непросто.

Представительная ведьма в однотонном тёмно-бордовом наряде читала Арифмантику и отзывалась на имя Септимы Вектор. Батшеда Бабблинг, сухопарая еврейка в круглых очках и тёмно-синем платье с высоким кружевным воротником, преподавала какие-то Древние руны. Замыкала педагогический состав учитель магловедения Чарити Беббидж, тихая старушка с удивительно добрыми глазами, но немного не от мира сего.

Преподавателей Истории и Теории магии, учебники по которым имелись в списке первого курса, представлено не было. Зато показали школьного целителя мадам Помфри, библиотекаря мадам Пинс, завхоза Филча и «хранителя ключей» Хагрида. Дворников, уборщиц, поварих и кастелянш на пир не позвали. Представить себе старика-завхоза поправляющим черепицу на башнях Гарри не смог. Почему завхозу не доверяют ключи и как он без них может «завхозить» — тоже.

Мысленно сверившись со списком учебников, сравнив слишком малое количество преподавателей с имеющимся составом студентов, Гарри понял, что его ожидает пятидневная учебная неделя по два-три часа в день. Это было *ещё легче*, нежели в последнем приюте! Куда он попал? Нужно срочно наводить мосты с местным библиотекарем и садиться за самообразование. И ещё с кухней. И с местным завхозом — это обычно очень полезное знакомство, нужно только найти взаимовыгодную схему.

После официального представления преподавателей директор приказал наполнить бокалы — только взрослым, разумеется, — после чего толкнул очередную порцию занудного официоза.

— Я поднимаю этот тост за наших новых учеников! Сегодня вы делаете первый шаг по дороге из беззаботного детства во взрослую жизнь. Это важный шаг, хотя идти предстоит ещё целых семь лет. Пусть Хогвартс станет для вас родным домом! Первое время и с непривычки вам будет непросто, а потому на каждом факультете назначено двое старост — юноша и девушка. Первый месяц они будут следить за вашим распорядком, водить по незнакомому замку на занятия и знакомить с новыми обычаями и бытом. Обращайтесь к ним, если возникнут проблемы.

Над ученическими столами в полутёмном зале зажглись жёлтые огоньки, выделяя тёплым светом старост каждого факультета и заставляя ярко светиться значки у них на груди.

— Но взрослая жизнь — это не только возможности, но и ответственность, — продолжил директор. — С этого дня вы начинаете понемногу отвечать за свои поступки — и хорошие, и плохие. В нашей школе имеется система баллов, общих для всего факультета. Каждый раз, когда вы будете делать успехи, ваш факультет будет получать баллы; за ваши плохие поступки штрафоваться также будет весь факультет. Учитывается всё: учёба, поведение, общественные работы, чемпионат по квиддичу, экзамены в конце года. Любое ваше плохое или хорошее действие увидят все — вон на тех песочных часах за моей спиной.

Магический свет услужливо подсветил четыре огромные хрустальные колбы сбоку от преподавательского стола. Определённо, этот дед — бывший солдафон, подумал Гарри. Коллективная ответственность — исключительно по сержантско-учебной части, больше нигде такая дичь применения не находит. Хотя, может, это старая традиция в данном интернате. Или даже во всех нормальных интернатах — Гарри в них бывать не приходилось. В зависимости от того, насколько сильно страдают проштрафившиеся факультеты, она может быть вполне эффективным воспитательным средством.

Вот только весь небогатый опыт говорил Гарри, что к реальной жизни такая система отношения не имеет. Там ты отвечаешь только собственной шкурой. Когда-то, наверное, будет ещё и семья, но она тебе предана и её выбираешь ты сам, а не под рандомизатор свихнувшегося колпака. Хотя, опять же — наверное, когда у тебя появляется семья, воспитываться поздно? Так далеко Гарри пока не планировал.

— В конце года подводятся итоги, — предсказуемо перешёл директор к предмету коллективного кнута и пряника. — Флаги факультета-победителя будут украшать Большой зал весь следующий год. Одержать победу в школьном соревновании — огромная честь.

Гарри привычно пропускал мимо ушей вступительную воду, дожидаясь слов «однако», «кроме того» или подобных болтологических маркеров перехода к сути дела, но… их не последовало. Пакет плюшек завершался пунктом «честь». Кнут отсутствовал.

Гарри пошарил глазами по лицам старшеклассников за разными столами. Презрительные ухмылки (грифы), терпеливая скука в ожидании окончания словесного поноса (барсуки), холодное равнодушие (Слизерин), пофигизм иного биологического вида (Рэйвенкло).

Гора родила мышь. Стоило догадаться ещё после сцены в поезде, но Гарри сбило с толку умение начальства иногда ставить наглецов на место.

— Вот уже шесть лет победа уверенно достаётся Слизерину, — сообщил Дамблдор с таким видом, будто собрался начать скучный старческий анекдот. — Как директор я обязан быть абсолютно нейтральным и желать успеха всем в равной степени, но…

О! До сути мы таки добрались, оживился Гарри. Просто директор обожает тосты, в течение которых вино успевает прокиснуть.

— Мистер Филч уже несколько раз подходил ко мне с претензией, что запылившиеся флаги давно бы пора спустить и постирать. Коврики на пороге тоже истрепались и нуждаются в замене.

Гриффиндорский актив заржал. Видать, шутка вышла с более глубоким подтекстом, чем казалась со стороны.

А вот мистер Дамблдор показал себя любителем сваливать личную ответственность на коллектив. Филч сидел с каменным лицом, равнодушно пережидая очередной риторический поклёп на свою привыкшую голову. Интересно, а семья у директора есть?

— Сим, — возгласил Дамблдор усиленным голосом, переждав волну хохота. — Объявляю школьное соревнование этого года открытым! И пусть победит достойнейший! Прозит!

С дробным перезвоном верхние части колб стали заполняться разноцветной стеклянной щебёнкой — вероятно, теми самыми «баллами», окрашенными под цвет факультетов. Нижние части «часов» оставались пока что пустыми.

Директор поднял руку с бокалом. Вспыхнул свет, и столы вновь оказались заполнены — десертом, во всём его разнообразии и великолепии.

* * *

Обещанное мороженое тоже присутствовало, доброй дюжиной разноцветных сортов и присыпок. И с ним имелась некоторая проблема.

— А нам? — растерянно озвучила Гермиона общее недоумение трёх первокурсников.

Гарри быстро оглядел окрестности. На красной скатерти лакомство выставили только на первой половине стола, причём в недостатке: за него немедленно началась борьба, потасовки и ругань. Однако Гарри, Гермиону и Невилла эта социальная разминка не коснулась: в их районе мороженого не было. Любой иной десерт — в изобилии, но не крошеный сливочный лёд со вкуснейшими добавками.

— Гермиона, потерпи пять минут, — попросил Гарри, продолжая судорожно шарить глазами по залу. — Я добуду тебе порцию. Ты какое, кстати, любишь?

— У Фортескью я пробовала фисташковое, — рассеянно ответила девочка. — Никогда не ела такой вкуснятины.

Повышенное внимание Дамблдора к их столу именно в данный момент объяснимо: возбудившийся Гриффиндор сейчас был шумнее и агрессивнее остальных трёх факультетов, вместе взятых. Но почему Гарри казалось, что на них троих он посматривает с не меньшим интересом, чем на всех остальных?

— Возьми пока что-нибудь другое.

Невилл самостоятельно и без напоминаний отрезал себе кусочек творожной запеканки. Понятливый он, и определённо что-то знает, но делиться сведениями не собирается — не тот случай.

Гермиона вздохнула и придвинула к себе блюдце клубники со сливками. А Гарри, изобразив лицом и руками муки сложного выбора среди слишком большого числа хороших вариантов, незаметно обозревал остальные столы.

Число учащихся на факультетах — разное. Больше всего их на Гриффиндоре и Хаффлпаффе, меньше всего — на Слизерине и Рэйвенкло. Это объяснимо: элитных и умных всегда меньше хулиганистых и смирных.

Мороженого у барсуков хватало на всех. То же можно было сказать и о воронах, правда, стояло оно только там, где сидели учащиеся — существенная часть стола пустовала ввиду малочисленности «умных». А вот змеям мороженого выставили с большим перебором: по полторы-две порции на студента, причём некоторая часть вазочек ещё и была выставлена на «необитаемых окраинах» рядом с учениками.

Гарри опешил. То, что улыбчивый дед развлекается экспериментами над детьми так, словно это его личная кроличья ферма, было понятно. Непонятно, в чём суть эксперимента. Сейчас разгорячённые грифы заметят обилие вкуснятины у антагонистов и… что?

Додумать Гарри не успел. Лоб ужалило сверлящей болью, вызывая иррациональное желание поднять глаза и разобраться с неведомым обидчиком. Вместо этого, поскольку боль и вправду имела экзогенный характер, Гарри покрепче ухватился за лавку и скользнул в *Пыль*.

Краски выцвели, звуки стихли. Боль ушла, люди обернулись призраками, привычный мир погрузился в сумерки и замер.

Гарри без интереса оглядел окружившие его разруху и запустение. Столы обветшали, но по большей части продолжали стоять, а вот лавки валялись разбросанными по щербатому полу или превратились в труху. От скатертей не осталось и следа, кое-где виднелись измазанные в вековом прахе осколки посуды. Стены пока пребывали на месте и удерживали кровлю, но нуждались в капитальном ремонте и заделывании многочисленных прорех. Целых стёкол не осталось. Сквозь зияющие оконные проёмы виднелось обычное для *Пыли* сумрачное небо, затянутое вездесущими безводными тучами.

Здесь можно было не опасаться привычных вещей. В *Пыли* не было обитателей, здесь не текло время, а моментов перехода между мирами никто не мог увидеть. По крайней мере, Гарри пока не получил ни одного повода думать иначе.

Несмотря на унылую обстановку, мальчику было комфортно. Пребывать на месте можно довольно долго: ограничивающими факторами служило лишь отсутствие воды и то обстоятельство, что приходилось удерживать кусочек реального мира, с которым ты вошёл сюда. Руками, любой частью тела — или мысленно. Это важно. Это был его простой путь обратно.

А вот дышать здесь было не обязательно. И ещё здесь очень хорошо работало «особое» зрение.

Оставив своё тело сидеть на «прихваченной» лавке, Гарри отделился фантомом и отлетел чуть в сторону, дабы улучшить обзор. Предметы и обстановка оставленного им мира, так же как и люди, виделись призрачными фигурами и поверхностями. Наверное, именно этим объяснялась яркость и чёткость, с которыми отсюда просматривались тончайшие проявления дара. Им не мешал реальный мир с его тяжёлой, дебелой материей.

Всё призрачное, что осталось в реальном мире, не шевелилось. А вот магия продолжала течь и изменяться. Наверное, она живёт вне времени. Она тоньше и искуснее даже этой, невесомой, неуловимой и неумолимой стихии.

В настоящий момент к голове мальчика — той, что осталась в реальном мире — протянулись три магических тяжа: две стеклянно-прозрачные струны, в которых мальчик опознал желание заглянуть глазами в глаза; и волокнистая верея, создававшая ту самую колющую боль над переносицей, что провоцировала рефлекторные слёзы, зажмуривание и желание взглянуть на угрозу поднятым взглядом. Последнее Гарри опознал из своих занятий кустарной «целительской» практикой, а первое… тоже откуда-то знал.

Зачем кому-то смотреть глаза в глаза, мальчик со всей определённостью сказать не мог, но ничего хорошего от результата таких атак не ждал. Тяжи уходили куда-то на левый край преподавательского стола. В том районе находились профессор Снейп и Квиррелл, но ни один из них до конца на роль атакующего не подходил: первый располагался слишком далеко от «директрисы атаки» прямого взгляда, а второй сейчас сидел спиной, так что «агрессивно-любопытные» глаза должны были бы находиться у него на затылке, под тюрбаном.

К сожалению, разглядеть подробности мешало странное марево, укрывавшее сейчас как раз тот самый край стола. Что оно означало, Гарри сказать не мог. Он вообще видел магию в *таком* количестве лишь несколько только что прошедших часов его жизни.

Подойти и рассмотреть поближе мешало расстояние: в *Пыли* просто так не разгуляешься, иначе бы мальчик давно тут всё обследовал. Чем дальше от «входа», тем труднее удерживать «якорь».

Остаётся лишь повлиять на ситуацию со «своего» конца «верёвок». Тут свободы больше, требуется лишь… изящество и фантазия. Пожалуй, мы просто соединим эти «глазоскопы» друг с другом: пусть паскудник «посмотрит» всем задуманным сам в себя. Авось не сразу догадается. С болевой же «мочалкой»… а ничего не будем делать. «Поймав глаза», атакующий должен сосредоточиться на их удержании, а вот боль — убрать, чтобы жертва не дёргалась. Мы потерпим лишнюю секунду, а «охотник» ничего не заподозрит и «побуравит» себя подольше. Минимальное вмешательство.

Выполнив задуманное, Гарри занялся мороженым. Отыскав большую вазу с ледяным лакомством в «бесхозной» части слизеринского стола — всё равно оно никому там не нужно, — Гарри подыскал на гриффиндорском столе «Наполеон» с шоколадными башенками по периметру, которого как раз-таки не было у слизеринцев, после чего… аккуратно поменял их местами.

Идеально. Выгодно обеим сторонам. Не нарушает равновесия. Сглаживает конфликт. И незаметно: в нужные районы стола сейчас никто не смотрит. Минимальные возмущения ауры мира. Минимальная цена.

Полностью удовлетворённый проделанным, Гарри хотел было выйти в реальный мир так же, как и покинул его: сидя на своём месте со склонённой головой. Но в последний миг его «особый» взгляд скользнул по Гермионе. Скользнул и поражённо замер.

На месте застывшего призрака соседки, посреди обычной для ребёнка кроны из веточек и облаков, в характерной для магов кущи под сердцем завораживающе блистал идеальными гранями бриллиант удивительной чистоты, укрывая в своих прочнейших глубинах крохотное, но самое настоящее солнце. Пыль была совершенно не властна ни над камнем, ни над его хозяйкой: Гермиона даже *здесь* находилась на островке выметенного пола, чистого дерева и по-летнему освещённого бликующими гранями пятачка.

Как он мог не заметить этого тёплого сияния? Увы, такова особенность волшебного зрения: некоторые вещи возможно *почувствовать глазами*, только зная, что или где искать. Именно поэтому Гарри сейчас не ослепляло буйство магии, окружавшее Хогвартс на километры вокруг.

Но уж если ты увидел этот свет единожды… Ты отыщешь его и на другом конце страны.

— Что с тобой? — встрепенулась Грэйнджер, заметив, как мальчик судорожно ухватился за лавку.

— А, не обращай внимания. — Гарри осознал, что вернулся в реальность, хотя убей не помнил, когда он успел это сделать, и почему его не ударило вернувшейся болью. — Показалось, что нога за что-то царапнулась. Не хотелось бы посадить занозу или разодрать штаны.

— У тебя штаны в грязи, если тебе интересно… Фу! И рубашка! Где ты умудрился найти здесь столько пылищи?

— Это волшебная пыль, — сказал мальчик чистую правду. — Не обижай её, и она сама исчезнет.

— Поговори ещё… И кстати, не смей, наконец, уходить от ответа: почему ты до сих пор…

Неуёмную Гермиону опять заглушило непреодолимой волей рока: к звукам разгорающегося скандала за ало-золотым столом добавилась шумная возня и грохот со стороны стола преподавательского. Обернувшиеся студенты с удивлением взирали на посудную свалку у места Квиррелла, на Флитвика, помогающего кому-то невидимому на полу, и на бешеного Снейпа, по самую макушку обляпанного разносортным десертом.

Общими усилиями бормочущего о вампирах Квиррелла подняли, усадили, откалибровали гироскопы и налили в бокал успокоительного из пузатого графина. Снейп почистился палочкой и незаметно отодвинулся от коллеги подальше. Гермиона закрыла рот, опять открыла, закрыла и повернулась с намерением задать кучу вопросов, но была встречена большой вазой с мороженым.

— Вот, — сказал Гарри, дождавшийся к тому времени исчезновения пыли. — По-моему, оно даже фисташковое. Тут на несколько человек, так что накладывай, сколько хочешь.

— Где ты его взял?

— Ну… — Гарри собрался было опять придумать что-нибудь уклончивое — отчего-то играть с Гермионой в уклонение от ответов ему понравилось, — но осёкся и удивлённо осмотрелся.

Гриффиндорский стол успокаивался, дети деловито накладывали себе вожделенные льдистые порции. Загадочная сила, расставлявшая еду на столах, воспользовалась секундами всеобщего замешательства и переставила излишки мороженого с зелёного стола на красный. Не то чтобы вышло в изобилии, но всем, кому хотелось, перепало по одной средней порции.

— Кто-то исправил ошибку, — подвёл итог Гарри. — Накладывай давай, я тоже хочу.

Хватило на всех троих с лихвой, даже Невилл себе немного взял. Гермиона оказалась права: было очень вкусно. И плевать, что над душой скрипел зубами Дамблдор, досадуя на поломанный эксперимент. Откуда Гарри мог видеть такие подробности? А он их и не видел — столы в Большом зале довольно длинные. Но с чего бы директору продолжать пялиться на успокоившийся гриффиндорский стол, если и куда ближе к нему имеются нескучные сюжеты? Например, позеленевший Квиррелл, который никак не мог выбрать, что ему делать: то ли продолжать раскачиваться с зажмуренными глазами, то ли громозвучно выблевать обильный ужин, отвернувшись от зала в уголок к Снейпу?

Съеденное мороженое нуждалось в запивке. Гарри налил было себе сока из графина, но внезапно ощутил исходящее от него характерное гадливое ощущение — такое, какое обычно сопровождало всю подтухшую приютскую еду. Не доверяя себе, понюхал кубок. Пахло тыквой и на вид было разбавленной тыквенной мякотью с плавающими в ней семечками, но ощущение усилилось настолько, что мальчик поморщился.

Странно, потому что вся остальная еда была выше всяческих похвал.

— Гермиона, тыквенный не пей, — сообщил он девочке, заметив и её попытку утолить жажду. — Возьми другой. С этим что-то не так — от гнилья обрезать забыли или готовый сок забродил.

— Уверен? — Грэйнджер с недоверием принюхалась к своему кубку. — Пахнет нормально. Другого-то ничего нет, только тыквенный.

Это было ещё одной странностью, с учётом огромного разнообразия остальных блюд.

— Гарри прав, сок лучше не пить, — глухо подтвердил Невилл, пододвинув к себе кувшин и подержав его в руках.

Гарри оглядел другие столы. Многие наливали себе сок, но вот на слизеринском столе его не трогали. Зато с удовольствием отхлёбывали что-то горячее из фарфоровых чашек. За преподавательским столом пили вразнобой: кто вино в бокалах, кто из тех же чашек, а вот пара сиротливо стоящих графинов с оранжевой «фантой» оставались девственно полными.

— Что же делать? — расстроенно спросила Гермиона. — Пить-то хочется.

Срочно нужно налаживать контакты с кухней, понял Гарри. В приюте, если тебе не понравился дурацкий кисель, всегда можно было сунуться на кухню и нацедить себе чаю. Не всем, конечно, но для того контакты и налаживаются.

— Думаю, я смогу…

Невилл не договорил, а вместо этого прикрыл глаза и зачем-то негромко постучал по столу пальцем. Через несколько секунд это странное действие принесло свои удивительные плоды: перед ним появились три чашки с горячим ароматным чаем.

— Как ты это сделал? — немедленно вцепилась в новое «заклинание» Грэйнджер. — Нужно просто постучать по столу? А ещё что?

— Нет, не просто… — Невилл говорил очень неохотно. — Я… Вы не сможете. Просто моя бабушка… В общем, берите, я угощаю.

Гарри ещё раз внимательно осмотрел столы. Сок, чай и, возможно, кофе — чашки у детей отличались. Пили горячее в основном слизеринцы и кое-кто на других факультетах. Все — прилично одеты, зачастую с неприметной вышивкой «чёрное на чёрном».

А ведь Гарри пока не интересовался, как здесь обстоит дело с оплатой обучения. Но ведь письмо сообщало ему, что место в школе «предоставлено»? Совершенный вид сообщает о свершившемся факте, разве нет? Или это очередной развод: «вы выиграли первый этап отбора победителя»?

Трудно сказать, насколько дорого может стоить обучение в настоящем сказочном замке, где тебя кормят разносолами, как на убой. Хотя сам учебный процесс… Впрочем, мы пока не были ни на одном уроке. Может, волшебники умеют раздваиваться и программа будет более насыщенной.

Но очевидно, что контракты на обучение у разных учеников могут разниться в некоторых деталях — например, в дополнительных пунктах меню на ужин или особых требованиях по здоровью. И, конечно же, в итоговой сумме. Опять имущественный ценз.

— Спасибо, Невилл, — искренне поблагодарил Гарри и подвинул одну из чашек незамолкающей Грэйнджер. — Пей чай, Гермиона. И булочек возьми к нему. А то, чую, недолго нам осталось… И кстати!

Сделав пару глотков, мальчик завернул в фольгу и отложил в сумку несколько самых вкусных ватрушек со стола. Вот теперь действительно можно расслабиться: ужин удался.

1) В отличие от классического шницеля, столовско-приютский готовится из фарша, а объединяет их лишь щедрое обилие панировки. Других «шницелей» Гарри не помнит.

Вернуться к тексту

— Запоминайте ориентиры, — важным голосом вещал Перси. — Слева — гобелен со сценой охоты на сниджета. Копия, конечно. А рядом — однорукий Уоррик Бандит. В смысле, доспехи сэра Уоррика с одной рукой. За эту-то руку и необходимо дёрнуть посильнее…

Дин Томас ненадолго оживился, сбросил усталое оцепенение, пихнул Финнигана в бок, и оба вполнакала захихикали. Гермиона с возмущением обернулась на них, но ничего говорить не стала. Было видно, что длиннейший день и обилие впечатлений укатали даже её неуёмный фонтан. Яркое солнце приугасло, побагровело и уже не первый раз выспрашивало хозяйку, далеко ли ещё до закатного горизонта и давно заслуженного отдыха с передачей вахты лунной сменщице.

— … После чего фальшивая колонна отъедет в сторону и откроется потайной ход. Нам сюда.

«Потайной ход» оказался на удивление неплохо отделан: старая крепкая кладка из декоративного валунника, истёртые до гладкости каменные плиты пола и сводчатый потолок, заботливо укомплектованный несколькими светильниками. Никакой пыли, влаги или грязи, даже дренажных решёток нет. Разительный контраст с реальными подвалами, где вместо пола — грунт со следами прорывов, освещение — хоть глаз выколи, и невозможно пройти и десятка шагов, чтобы не влететь в бетонную балку или трубу, собственным дурным лбом или самоуверенными ногами.

Десерт исчез со скатертей столь же внезапно, сколь и основной ужин. То ли у старика лютая зависть к здоровому аппетиту, то ли он приучает детей питаться где угодно, только не в столовой с ним во главе.

— Остались две последние лестницы — и мы на месте.

Как вы полагаете, какую замену праздничному десерту выставил директор? «Давайте, говорит, прежде чем отправиться по кроватям, дружно споём школьный гимн!». Обалдеть, третья перемена блюд!

Горланить вместе со всеми Гарри не стал. Общеизвестно, что самые лужёные глотки — у тех, кому медведь на ухо наступил. Шаляпин с Паваротти благодарно отдохнут перед вторым отделением: подпевать армии сирен в общем хоре — гарантированно сорвать голос уже через пять минут. Так что мальчик просто укутался в «отвод глаз» и вдоволь налюбовался звёздным потолком Большого зала.

Потолок был удивительно красив и настоящ. Создавалось полное впечатление, что крыша в зале собрана из хрустальных сот, и сквозь неё к ним заглядывает реальное сентябрьское небо. Одно настораживало: рисунок созвездий был немного не земной. Ну и луна привела на праздник свою близняшку.

— Бывает, лестницы поворачиваются и начинают вести к другим дверям, — продолжал отрабатывать ставку экскурсовода рыжий староста. — Если вы не можете попасть по ступенькам в нужное вам место, поищите другие пути или просто подождите немного: пролёт обязательно вернётся на своё основное положение.

Топографической слепотой Гарри не страдал и давно уже понял, что этот пятикурсник водит их затейливым зигзагом через половину замковых коридоров. Зачем он столь сурово путает следы — непонятно. Может, выматывает первогодков с неизвестной целью, а может, привязывает их к себе на ближайший месяц, чтобы напуганные сложностью маршрута дети не бегали по закоулкам, а ходили по замку вместе с ним. Что так, что этак — мелочь шла сейчас за старостой настоящими сомнамбулами, ни на что не реагируя.

— Вот мы и пришли. Вход в нашу гостиную — за этим холстом. — Перси повернулся к ростовому портрету дремлющей в кресле пышнотелой тётки и сообщил: — Капут драконис!

Нарисованная маслом толстуха внезапно шевельнулась, приоткрыла один глаз, вновь закрыла, поморщилась и лениво двинула пальцами, обозначая приглашающий жест. Дверь-подрамник отошла в сторону, открывая несколько метров лаза в капитальной стене факультетской башни.

— Запомнили пароль? — уточнил староста. — Не сообщайте его посторонним: чужакам на факультете не место.

С такими «свояками» и чужих не надо, подумал Гарри, без труда расслышав бутылочный перезвон ещё из замкового коридора. Кроме того, у него появились смутные сомнения относительно того, будет ли эта обленившаяся вахтёрша просыпаться ради припозднившихся одиночек столь же охотно, как и ради возглавляемого старостой большого отряда.

Узкий переход и полутёмный «предбанник». Лет двести назад они были оштукатурены и побелены мелом. Сейчас же… Представьте себе пресловутый подвал или дренажный тоннель, много лет облюбованный подростками для своего нескучного времяпровождения. Нужно ещё что-нибудь объяснять?

На стенах не было живого места: все поверхности исцарапаны автографами и разрисованы пубертатным непотребством, местами закопчены до черноты, заляпаны неидентифицируемой дрянью и истыканы следами ударов чего-то локально-разрывного.

Абсолютно все первогодки резко пробудились и ошарашено уставились на преддверие опиумного притона, в который даже обитатели окружающего гетто не рискнут входить без надёжного сопровождения. Томас с Финниганом, впрочем, быстро отморозились и синхронно поздравили друг друга тычками по плечам. Гермиона опять ухватила Гарри за локоть. Индианка Парвати не удержалась и сделала шаг назад. Эффектная Лаванда попыталась отыскать рядом другую дверь, с которой перепутали вход в её будущий дом. Невилл впал в глубокий ступор. Уизли вытянул шею и прислушивался к звукам изнутри.

Гарри оглядел чистый, отделанный каменной резьбой коридор, по которому они сюда пришли. Контраст разил глаза и бил по перегруженному впечатлениями сознанию.

— Не обращайте внимания, это традиция, — вздохнул Перси. — И не беспокойтесь, вам здесь ничего не грозит.

Традиция здесь определённо просматривается, но немного другая, думал Гарри, обозревая убранство гостиной, в которую открывался предбанник. Кто-то, не иначе как отчаявшись подобрать эффективное воспитательное воздействие, решился на радикальный педагогический эксперимент: предоставить свиньям полное свинское самообеспечение. Вот за этой дверью — делай, что хочешь: ломай мебель, бей посуду, калечь обстановку. Будешь сидеть на полу, хлебать из ладоней и любоваться на закопчённую помойку. Никто не придёт, не починит и не заменит. Сам поломал — сам исправляй.

Всё познаётся в сравнении. Если бы гостиная открывалась сразу из замкового коридора, её обстановка вызывала бы лишь брезгливое недоумение. Но сейчас, после авангардного «парадного» прохода, с опаской ступившие на факультетскую территорию дети облегчённо выдохнули: внутри всё оказалось не так уж и плохо.

С семьдесят квадратных метров, потолки высокие, отделка в красно-золотых факультетских тонах. Для неполной сотни гриффиндорцев, соберись они все разом, места здесь было бы маловато, но сотня здесь не набиралась даже сейчас: праздновали успешную встречу преимущественно парни, и только те из них, кому не хватило ужина.

Основной доминантой факультетской агоры выступал огромный камин, в котором весело полыхало настоящее дровяное пламя. Глядя на это никогда не виданное вживую чудо, Гарри сходу осознал две вещи.

Во-первых, посидеть холодным зимним вечерком у этого огня он сможет очень и очень нескоро — года через два-три минимум. Место весьма ограниченное и предельно «козырное». Прямо сейчас, например, его до последней пяди оккупировала группа разогретых старшекурсников, и если Гарри хоть что-то понимал в тактике приютских пьянок, гудеть с этими запасами стеклотары они будут до утра, после чего прогуляют первый учебный день, проспав самое малое до обеда.

Ну и во-вторых, использовать эти столы по назначению Гарри будет лишь в крайнем случае. Но́ги на стянутую к камину целую мебель шумная компания выложила вместе с грязными носками и сапогами.

Целой мебели было действительно немного. Колченогие столики, кое-как подпёртые поленьями из камина; диванчики, некогда обтянутые кожей, но сейчас изрезанные в десятках мест, подпаленные, разорванные, кое-где неумело заштопанные, с не всегда присутствующими боковинами и фрагментарно выдерганной набивкой; стулья с ножками из лопатных черенков; два сиротливо стоящих шкафа с половиной сохранившихся полок, десятком случайных книжек и кучей мусорной дребедени вроде бумажных колпаков с каких-то праздников.

Стены украшали гобелены, некогда целые, теперь не вполне комплектные, но зато сюжетно обогащённые актуальными для школяров деталями. Имелась доска объявлений, несколько зарешёченных окон и два прохода куда-то дальше, к лестничным пролётам наверх. Решётки на окнах находились внутри помещения и несли две функциональные нагрузки: задерживали летящие предметы и не давали насельникам залезать на глубокие — больше метра — башенные подоконники. Видимо, в отличие от мебели и декора, за теплом, стеклом и безопасностью детей руководство школы следить было обязано.

Перси представил свою напарницу — Айрис Шервуд, суровую шатенку с повадками опытного организатора. Дожидавшаяся их группы в гостиной, командирша без лишних церемоний забрала утомлённых девчонок и увела в один из проходов. В общем холле опять остались только парни — что в весёлой компании у камина, что отдельными группками по уголкам, что усталой кучкой перед Перси. В пивной коллектив, впрочем, затесались и несколько девах. Одна из них сейчас удерживала в руках горячо обсуждаемую уважаемой братвой дворницкую метлу, так что старосте приходилось повышать голос, перекрикивая общий гомон.

— Эти двери ведут на спальные этажи, — указал Перси на проходы с лестницами. — К девочкам не суйтесь, или случится неприятный конфуз. Все мальчики-первокурсники живут в одной комнате. Она на самом верху, на третьем этаже, я вас туда проведу. Советую сразу же лечь спать. Я подниму вас завтра в половине восьмого, а в восемь отведу на завтрак. Ждать никого не будем, опоздаете — останетесь голодными. Теперь о главных правилах в школе. Первый месяц…

— Персик, хорош мелкоту компостировать! — заорали из гудящей толпы. — Давай их к нам: всё покажем, расскажем, зальём…

— Вы…

Поняв, что главное он услышал, а о местных правилах дорожного движения быстрее будет опросить Гермиону, Гарри решил заняться более актуальной частью программы. Ненадолго окутавшись «отводом глаз», он проследовал к книжному шкафу — проверить, не завалялись ли здесь старые учебники.

Айрис толковее, чем этот рыжий тормоз, думал он, перебирая книги. Сразу увела свою группу в тихую спальню и провела инструктаж там, без лишних помех и скабрезных комментариев. Определённо, нужно делать ставку на девчонок. Где-то же они все сейчас сидят, отдельно от набирающей обороты попойки.

Книги разочаровали. По большей части это были спортивные журналы и иллюстрированные пособия по квиддичу. Глянув на пару обложек, Гарри с удивлением осознал, что игроки здесь летают, причём на тех самых дворницких мётлах. Глубже мальчик копать не стал: тонкости местного футбола были у него сейчас на шестнадцатом месте.

Кроме того имелись потрёпанные каталоги деревенских магазинчиков: кондитерского, «мётлового», двух трактиров и лавки игрушек. Напротив позиций со спиртным стояли лицемерные приписки «не торгуем». Вместе с ценой.

Замыкали небогатый состав факультетской библиотеки «История Хогвартса в картинках», в которой иллюстраций было больше, чем текста; «Взлёт и падение тёмных искусств» с подозрительно малой долей сохранившихся страниц; и глянцевый «Ведьмополитен» за май месяц, который у Гарри тут же отобрали: пробегавшая мимо третьекурсница крикнула «вот где он!», выхватила девчачью драгоценность и поинтересовалась, чего он тут делает, когда вся мелочь уже пробует подушки своими мелкими затылками.

Напоминание не было лишено здравого смысла, так что Гарри потопал в направлении лестницы для мальчиков, мысленно добавляя к списку первоочередных дел выяснение, как тут обстоят дела с туалетной бумагой.

Спальню первокурсников он нашёл без труда — по воплям рыжего шиловёрта. На этом хорошие новости закончились.

В комнате было шумно и весело. Рон залез на кровать и, изображая козла на батуте, прыгал по ней на четвереньках. Он бы с бо́льшим удовольствием делал это и во весь рост, но мешал балдахин. Измазанных речной глиной ботинок рыжий не снимал, а из увиденного в гостиной состояния мебели выводов не сделал. Возможно, надеялся на старшего брата-старосту.

Финниган при помощи полена пытался забить гвоздь прямо в каменную кладку. У открытого сундука лежало несколько бумажных плакатов на футбольную тему. Уже имеющиеся в стенах гвозди ирландца не вдохновляли.

Рослый Томас карабкался по стойке балдахина, надеясь добраться до потолочного светильника. Мудро снятая обувь с носками выдавали в нём опытного древолаза, так что некоторые шансы у него были. Свои постеры с каким-то чернокожим бичом в зеркальных очках он уже развесил.

Невилл сидел с отсутствующим видом и тупо ждал, когда же можно будет залезть под одеяло и провалиться в сон — пусть не в полной тишине, но хотя бы без опаски, что на тебя свалится отскочившая дровина, грязный ботинок или рыжая козлиная туша.

Теорию о втором дыхании можно было считать подтверждённой тремя случаями из четырёх. Однако Гарри сейчас волновала не методика анализа экспериментальных данных, а площадь комнаты. Пространства для четырёх кроватей здесь имелось с запасом, но только не вкупе с огромными ученическими сундуками. Наличие последних делало помещение тесным, а проходы — загромождёнными и узкими.

Пятая кровать сюда не влезала даже на потолок. Это была спальня первокурсников, но это была не его комната.

Не желая привлекать внимание Уизли, Гарри вышел в коридор и поспешно усилил «отвод глаз»: по лестнице поднимались двое трезвых четверокурсников, и были они очень злые. Наверное, соседи снизу. У Невилла всё же есть шанс выспаться, а вот Перси куда-то запропастился. Мудро пропустив торопящихся на новоселье гостей и не особо прислушиваясь к зазвучавшему из спальни грохоту вперемешку с «матерным командным», Гарри вздохнул и потопал на поиски своего спального места. Ну или старосты, если он отыщется первым.

В течение следующей четверти часа он дважды обошёл всю мужскую спальную часть. Три этажа по две-три спальни разного размера. Рядом с первокурсниками, например, жили второкурсники на шести кроватях. Кроме спален, на каждом этаже имелся общий санузел, душевая и кладовка. Назначение кладовок на разных этажах было разным: на первом, например, в выставленных на малый огонь котлах булькало какое-то густое варево.

Проходя в первый раз мимо гостиной, Гарри вычеркнул из ближайших планов поиски старосты. В холле бурлила нездоровая суета и шибало необычной вонью: будто кто-то бросил в жаркое пламя совок с экскрементами. Да, был у Гарри и такой приютский опыт. Обезьяны по сути одинаковы в обоих мирах: что у магов, что у… маглов, гм.

Спустя четверть часа Гарри опять стоял у спальни первокурсников. Внутри мирно горел ночник и рокотал богатырский храп. Дети спали. Уизли — поперёк неразобранной кровати, в одежде и ботинках. Храпел именно он, и не было похоже, что рыжий успокоился добровольно. Пятой кровати не появилось.

Были проверены все спальни — даже личная комната Перси. Если бы не «отвод глаз», Гарри не раз огрёб бы за назойливое любопытство и вторжение на «чужую территорию». На всех кроватях или уже спали, или они однозначно были обжиты временно отсутствующими хозяевами. Свободных не было. И в кладовках — тоже.

Вздохнув, Гарри вернулся на лестницу. Почему этажей только три? Вход в башенную гостиную находится на седьмом уровне замкового корпуса. Спальные этажи вписаны в башню и расположены над гостиной. А что в высоченной башне находится *под* гостиной и как туда попасть? И где выход на чердак или мансарду, которые, судя по выраженной островерхости хогвартсовских крыш, должны быть поистине роскошными?

Никаких лестничных спусков на нижней площадке не было. Никаких дверей, не поддавшихся Гарриному любопытству — тоже. Здесь, на верхней площадке — также без особенностей: выход с последнего пролёта, ограждающие от падения перила и глухая стена на том месте, где должен был бы располагаться следующий пролёт. Неужели переходы на другие этажи — только у девчонок? Вот было бы обидно!

Гарри задумчиво посмотрел на стену. Выглядит логично: её наличие исключает обезьянью забаву «прыгни с верхней площадки на нижнюю». Холодная, неиллюзорная, твёрдая, вдавлена вглубь, плохо освещена, полноценный пролёт за ней не уместишь, но…

Но если бы Гарри прятал скрытый пролёт, то только здесь, внутри кладки.

Вздохнув, мальчик мысленно ухватился за пол под ногами и скользнул в *Пыль*.

* * *

А вот здесь стены не было! Вместо неё — простая ровная площадка и компактная Г-образная лестница, крутыми деревянными косоурами взбегающая вверх по дальней стене шахты.

Такие игры с маскировкой Гарри встречал впервые, но примерно догадывался, что с этим можно сделать. Удерживая кусочек реального мира, мальчик подошел к скрытой лестнице, ухватился за неё и… перенёс «привязку». Это действие требовало сил, но поскольку новая точка находилась недалеко и на том же уровне — сил небольших.

Выйдя в реальный мир, Гарри оказался на той же ровной площадке, в полумраке тёмного закутка, крепко держащимся за деревянные перила. Позади остался арочный проход, затянутый полупрозрачной дымкой — то, что выглядело стеной с другой стороны. Выглядело и *было* ею — прежде чем уходить в *Пыль*, Гарри несколько раз попробовал провернуть с каменной кладкой тот же трюк, что и на вокзале у заброшенного ларька.

Как же много он ещё не знает! Опасно много. Больше, чем выходцы из волшебных семей успели позабыть и перестали замечать. Нужно сесть, пригаснуть и вцепиться в изучение элементарных основ, которыми прочие дети дышат с младенчества. Найти бы ещё слова, чтобы донести наконец эту важнейшую мысль до Гермионы!

Лестница была деревянная и неширокая, но вполне крепкая и надёжная — из лиственницы, такое трудно ушатать. Ступени довольно крутые, что вкупе с узостью выдавало предназначение «не для всех». Судя по налёту жёсткой пыли на перилах, здесь не ходили уже многие годы. Помня об осторожности, Гарри внимательно осмотрел её в «особом» зрении. Обычное дерево без волшебных ниточек. Решившись, мальчик начал подъём наверх.

На следующем этаже было темно, так что Гарри в нерешительности остановился на последних ступеньках — переждать, пока зрение адаптируется. Если это не поможет, останется опять уходить в *Пыль* — в тамошнем полумраке свет присутствует всегда. Но заскучать ему не дали.

С негромким хлопком перед Гарри появилось странное существо: антропоморфное, прямоходящее, ростом мальчику по пояс, с большими выразительными глазами и ещё бо́льшими развесистыми ушами. Существо было одето в простую тунику без рукавов и как-то освещало самого себя в окружающем мраке. Точнее, саму себя — несмотря на лысую голову и непривычный внешний вид, мальчик отчего-то понял, что перед ним женская особь, что у неё растерянный взгляд, а ещё — что опасности от неё ожидать не стоит.

— Ты, наверное, ещё одна тайна, о которой я ничего не знаю, — пробормотал он, глядя на лопоухое чудо.

— Фиби зовут не «тайна», Фиби зовут Фиби, — пропищало создание. Хоть она и была в два раза меньше, задирать голову ей не приходилось: Гарри стоял на несколько ступенек ниже.

— Буду знать, — кивнул мальчик. — Мне сюда нельзя?

— Вовсе нет! — затрясла головой местная обитательница. — Гарри Поттер может сюда входить, и Гарри Поттер правильно сюда шёл. Но… Фиби извиняется, однако Гарри Поттер не посылал письмо в Хогвартс, и Хогвартс не приготовил место для Гарри Поттера!

— Э-э… — Гарри озадаченно нахмурился, но всё же решил, что рассказ про позднюю сову со сломанной лапой может оказаться слишком сложным для существа, избегающего личных местоимений. — И что теперь делать?

— Фиби здесь, чтобы приготовить место для Гарри Поттера! — выдали мальчику первую позитивную новость с момента исчезновения мороженого.

— Ага! — Гарри невольно покосился вниз, в сторону донёсшегося из гостиной пьяного рёва в честь очередной здравницы. — Я таки пропустил где-то свободную койку? Или мне постелют в кладовке? На каком этаже?

— Гарри Поттер не будет спать в кладовке! — Тонкий голосок был само негодование. — У Гарри Поттера есть комната на этом этаже. Но… Фиби нужно время, чтобы её приготовить.

— То есть мне нужно просто подождать, — догадался мальчик. — Хорошо. Деваться всё равно некуда.

Местная горничная исчезла, а Гарри решил осмотреться, благо пока шёл разговор, в коридоре загорелось в дежурном режиме несколько факелов.

Да, именно факелов. Поднявшись по пролёту до конца, мальчик оказался в кольцевом коридоре такой же формы и расположения, как и на других спальных уровнях, но с совершенно иной отделкой. На этом этаже обстановка не напоминала дешёвую общагу для варваров-неандертальцев. Деревянные полы — из морёной лиственницы, гладкие, покрытые нетронутым лаком, чистые и не скрипящие. Дубовые резные панели на стенах. Декоративные факелы вместо вандалоустойчивых зарешёченных светильников — с иллюзорным пламенем, конечно же, но создающие не менее тёплую домашнюю обстановку. Верхняя часть стены была каменной, а вот потолок — опять деревянным, из плотно подогнанных досок на массивном лиственничном брусе.

Похоже, это всё-таки мансарда, понял Гарри. Точнее можно будет сказать, увидев внешние стены. И похоже, этот этаж здесь далеко не последний. Во всяком случае, лестница, приведшая его сюда, поднималась дальше, укрываясь в уже знакомом арочном проходе с белёсым туманом, но для Гарри оставаясь видимой.

Полагая, что расконсервация «комнаты» займёт не менее получаса, мальчик решил проверить, кто у него в соседях и живёт ли кто-либо на этаже вообще. Приглушённых шумов здесь было достаточно, но в сорокаметровой башне старого замка, населённой забивающими гвозди гриффиндорцами, никогда и не может быть абсолютной тишины.

Судя по пыли на перилах, на мужской половине не живут, но могут жить на женской. Коридор на этом этаже, кстати, представлял собой полное кольцо: перегородок между мальчиками и девочками не было. Это говорило о взрослости и солидности, ожидаемой от жильцов, или о существенном доверии, выдаваемом авансом. Интуиция или какие-то не осознаваемые знаки подсказывали мальчику, что насельники здесь есть, только сейчас они уже легли отдыхать или готовятся ко сну. Гарри решил подойти к условной границе и осторожно разведать обстановку, но планы нарушила внезапно появившаяся Фиби.

— Фиби приготовила комнату Гарри Поттера. Фиби покажет, где это.

— Ого! И пяти минут не прошло! Веди, труженица.

«Комнату» правильнее было бы назвать апартаментами. Входная дверь открывалась в гостиную, совмещённую с прихожей и рабочим кабинетом — одним словом, жилую комнату. Две двери из неё вели в спальню, отчего-то со взрослой двуспальной кроватью, и небольшой совмещённый санузел. Личный!

— Если Гарри Поттеру что-то понадобится, ему достаточно просто позвать Фиби.

Четверо первокурсников ютятся в тесной спальне с «удобствами» в коридоре, в то время как сопоставимая им площадь выдана для проживания ему одному — пацану, у которого даже на чернила с перьями денег нет. Что-то тут не так.

— Слушай, а…

У мальчика на языке вертелась куча вопросов — от количества соседей до банального «как выключить свет». Но таинственная горничная в льняной тунике уже исчезла. Позвать её назад? Подумав, Гарри покачал головой. Фиби показала себя предупредительной помощницей, и если она не стала ждать лишние полминуты, пока он сам её не отпустит, значит, тому есть причины. Может, дел невпроворот и он не один у неё такой, а может, это какое-то испытание. Позовёт сейчас, поленившись решить задачку сам, — потеряет кучу очков в чьих-то глазах.

Кивнув принятому решению, мальчик решил отложить подробное знакомство с новым жильём до завтра. Время было уже позднее, а спать ложиться ему пока рано: имеется ещё одно неотложное дело.

Гарри снял у порога уличную обувь, ступил на удивительно тёплый коврик из сшитых шкур какого-то животного, позволил себе минуту полюбоваться на небольшой, но настоящий камин — сейчас не горящий ввиду тёплой сентябрьской погоды, — и, ухватив поудобнее оструганную в лодке палку, потопал к одному из двух письменных столов, стоящих в комнате.

Ему необходимо хотя бы вчерне сделать себе «волшебную палочку». А потом, наконец, выспаться.

* * *

— Он записан как чистокровный. — Дамблдор отодвинул фолиант в металлической обложке, одну из страниц которого долго и внимательно изучал, и трансформировал линзы очков в положение «не читаю». — Сожалею, Минерва.

Не только Гарри в этот вечер был вынужден отсрочить долгожданный отдых ради неотложных дел. Декан Слизерина Северус Снейп, существенно сократив вступительную речь перед факультетом и скинув остальное на старост, поспешил на авральную планёрку в директорский кабинет и сидел сейчас в выделенном ему как декану кресле, мрачно переваривая глухое бешенство. Шутка ли: единственный крестник сегодня поступил в Хогвартс, а он вынужден зависать на неспешном дамблдорском перформансе ради отпрыска одной редкостной мрази, десять лет считавшегося благополучно сдохшим и вдруг выпрыгнувшего, словно боггарт из бутылки коллекционного «де Монтифо»!

— У нас есть его контракт?

В отличие от Снейпа, у декана Гриффиндора МакГонагалл не было времени даже на то, чтобы произнести перед факультетом самую краткую из возможных речей. И дело не в неучтённом ученике: иди всё и в полном соответствии с её планами, заместителю директора светило бы сегодня забыться коротким сном лишь ближе к утренним петухам.

— Ты *меня* об этом спрашиваешь? — МакГонагалл не оценила риторических переливов директорского вопроса в половине первого ночи.

— Кхм… В таком случае, как чистокровный он оплачивает обучение полностью. Можно пойти навстречу и ограничиться минимальным пакетом.

— Альбус! — ошарашенно развела ладони МакГонагалл. — Ты видел, во что он одет?

— Хорошо, что напомнила. Ещё плюс двадцать процентов за начальную адаптацию к нашему миру. Похоже, это будет тот ещё геморрой.

Откровенно говоря, директору джеймсов выкормыш нужен был в Хогвартсе ещё меньше, чем отчётливо скрипящему прожигаемой обивкой Снейпу. Этот непонятно откуда взявшийся сопляк требовал пересчёта всех настроенных раскладов. И это в том идеальном случае, если поганец сядет на своей тощей попе ровно и не будет эти расклады ломать.

— Но… Но он же сирота! Откуда у него такая сумма?

Иногда эта пасторская курица жутко раздражает, подумал директор. На своём посту МакГонагалл незаменима, но — проказные могильники! — до чего же по-маглокровски она слепа, бесхитростна и настырна! Даже половина Снейпа на её месте давно бы всё поняла!

— Он такой не первый, — терпеливо напомнил директор. — У чистокровных сирот имеются родительские сейфы…

— Но, Альбус, ты же знаешь: его депозиты…

— Да! — рявкнул потерявший терпение Дамблдор, пресекая уклонение дискуссии на скользкую тропу. Помолчал, забросил в рот пару молочных леденцов и продолжил гораздо тише: — Хогвартс — не благотворительная организация, Минни. Нам отчего-то даже брюкву никто бесплатно продавать не соглашается.

Директор ненавидел молоко и молочный запах. Но эти леденцы были единственным средством от изжоги, пробивавшей его в преддверии крупных неприятностей.

Брюкву он, впрочем, ненавидел ещё больше. Сказывались трудные годы после смерти матери.

МакГонагалл потерянно покачала головой.

— В виде исключения, Альбус. Неужели нельзя выделить субсидию…

— Август завершился, всё поделено, — вздохнул Дамблдор. — Как вообще получилось, что мы узнали о нём только сегодня? Ты письмо отправляла?

— Я не заглядываю в отправляемые письма, ты же знаешь, — терпеливо пояснила МакГонагалл. Директор когда-то и сам был на её должности, но то ли забыл некоторые детали, то ли они за все эти годы немного поменялись. — Перо чудит, пишет приглашения всем, кого увидело при рождении. Но не все дети к нужному времени способны колдовать и… живы.

— Так… И что? Приходил от него сигнал?

— Нет. Ни о получении, ни о потере письма.

Во избежание нарушения Статута, письмо из Хогвартса должен взять в руки маг. Только после этого оно становится доступным для вскрытия и, к сожалению, видимым для маглов. Одно без другого невозможно — юный волшебник может быть слишком слаб и невнимателен, чтобы на его приглашение можно было накладывать полноценные маглоотталкивающие чары.

По-хорошему, письма нужно вручать лично, а не совами. По-хорошему, и штат школы должен быть в два раза больше.

— Хагрид сказал, что у мальчика был билет, — нахмурился Дамблдор.

— Перед приходом сюда я просмотрела журнал. Сигнал всё-таки был, двадцать пятого августа.

— Так что же ты…!

— Тебе напомнить, что тут творилось за неделю до начала года? — не вытерпела заместитель директора.

Директор крякнул, прикрыл глаза и устало потёр их ладонями. Где носило эту мордредову сову целый месяц? Видит Мерлин, лучше бы она сразу сдохла на какой-нибудь магловской проволоке под током.

— Альбус, — завела шарманку по-новой неугомонная Минерва. — Это же Поттеры. Они… То есть, учитывая их заслуги перед Хогвартсом… Может, обратиться к Попечительскому совету?

Подавив раздражение, директор был вынужден признать, что идея не лишена здравого смысла — по крайней мере, своей возможностью перевести стрелки на прижимистых попечителей. Оба не сговариваясь посмотрели на Снейпа.

— Я, конечно, задам вопрос лорду Малфою, — проскрипел зельевар свои первые за всё совещание слова. — Но… перспективы у этого дела…

Гримаса декана однозначно заверяла, что и во всём Хогвартсе не найдётся человека, «более заинтересованного» в каких-либо перспективах у этого дела.

— Ты уж постарайся, Северус, — прожурчал Дамблдор положенную по сценарию фразу. — Поттеры действительно, гм… не чужие нашей школе.

— А я, пожалуй, напишу лорду Гринграссу, — вызвалась МакГонагалл, заподозрив, что до Малфоя просьба может вообще не дойти. — Он должен понять…

— Не стоит, — немедленно отреагировал директор. — Минерва, давай доверимся дипломатическому искусству слизеринца. Если мы начнём толкаться с двух сторон…

— Хорошо. Если ты так считаешь — не буду.

Дамблдор задумчиво побарабанил пальцами.

— Итак, решение. Северус, говоришь с Малфоем. Минерва, пусть мальчик побудет в школе пару дней, ну а дальше… Его в любом случае придётся вызывать и сообщать новости. Или не очень хорошие, или плохие.

Директор обвёл подчинённых взглядом, ожидая возражений, и отчертил итог.

— Расходимся, коллеги. Дел ещё много.

Деканы поднялись: Снейп — налегке и стремительно, МакГонагалл — собрав бумаги. Ей предстояла ночная утряска расписания, которую никогда не удаётся выполнить заранее. Несмотря на строжайший майский дедлайн, заявки на специализацию тащат до самого сентября, «радуя» руководство ударной порцией именно к праздничному пиру — мол, «с родителями посоветовались». Да ещё внезапные директорские пожелания…

Уже поднявшись, она внезапно замерла от какой-то пришедшей ей в голову мысли.

— Альбус, — тихо сказала она. — Так это что же: он тогда как-то выжил? *Там*?

Судя по запнувшемуся у лестницы Снейпу, ему этот простейший логический вывод тоже пока не приходил на ум.

А Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор, дважды кавалер ордена Мерлина первой степени, дважды победитель тёмных лордов и отец магобританской «реформации» внезапно осознал, что проблемы, напрашивавшиеся в гости ещё со слов «Поттер, Гарри», только что показались в конце дорожки к его дому.