Так исчезают страхи (гет)

* * *

Сегодня начинается плановая проверка командного состава на психологическую устойчивость. За симуляциями наблюдает — в свободное от тренировки новичков время — Лорен. Только ее командиры считают достаточно тактичной, чтобы подпустить к своим темным тайнам.

Я дежурю в комнате наблюдения, когда вижу на мосту новичка из урождённых Бесстрашных. Мальчишка некоторое время любуется волнами, и я чуть не упускаю момент, когда он перекидывает через перила ногу. Я вскакиваю со стула и со всех ног мчусь на мост, не успеваю, вызываю Дока, а потом лезу в Пропасть. К счастью, малолетний паршивец очень удачно цепляется курткой за арматуру в нескольких метрах ниже моста и отделывается парой ссадин. Но вот душевное состояние новичка ни к черту. Его бьёт крупная дрожь, того гляди пустит слезу. Пока Док обрабатывает ссадины мальчишки и колет транквилизатор, я докладываю о ЧП Максу. Тот приходит в ярость — это уже третья попытка суицида в группе Лорен, антирекорд за все годы ее работы. Через минуту Макс перезванивает — мол, коммуникатор Лорен молчит, и я должен немедленно найти её — хоть из-под земли достать! — и отправить к нему. Насколько я знаю, сейчас Лорен уже в кабинете симуляций, роется в мозгах кого-то из Лидеров. Я и рад бы идти за ней как можно дольше. Выволочка будет жестокой, а Лорен — хороший человек, мы дружим с самой инициации. Но тянуть время нельзя, Макс разозлится ещё больше и вообще сотрёт ее в порошок.

Тихо приоткрываю дверь. Лорен шипит, что я ей мешаю. В кресле — Его Величество Второй Лидер, худший подонок Бесстрашия, короче говоря, Эрик, уже без сознания. Симуляция уже началась, на мониторе видна полутемная спальня, Эрик с какой-то девушкой на широкой кровати, слышны негромкие голоса. Мне становится неловко и противно, скорее отвожу взгляд и стараюсь не слушать. Я передаю Лорен приказ Макса, ее взгляд мечется между Эриком и дверью — испытуемых нельзя оставлять в одиночестве под действием сыворотки, но и ослушаться Макса она не может. Лорен беспомощно злится, оправдывается, что не может сейчас привести Эрика в сознание — его показатели пока в норме, программа не допустит принудительного выключения, сколько продлится симуляция — она не знает… Выручаю ее, вызвавшись присмотреть за этим психопатом. Убеждаю Лорен, что все будет хорошо. Мы с Эриком не то чтобы помирились, но вполне спокойно сотрудничаем, ничего с нами не случится. И Лорен убегает на разборку к начальству.

Наблюдать за страхами Эрика нет ни малейшего желания. Не мое дело, что происходит в его гнилой душе. Во время инициации их было всего лишь пять: страх поражения, потери статуса, инвалидности, импотенции и сожжения заживо. Вполне в духе Эрика, сплошной эгоизм, комплексы и амбиции. Хоть я уже давно не Отреченный, но эгоистов до сих пор не люблю. Единственное, в чем я мог бы Эрика понять — страх сожжения, это довольно популярная казнь среди афракционеров, особенно для тех, кто им насолил…

— Этого мало, — вдруг раздается с экрана знакомый женский голос, и я против воли вслушиваюсь в диалог. — Я хочу больше. Например, твою должность.

Я удивлённо поднимаю глаза на экран. Трис! В симуляции она выглядит гораздо привлекательней, чем в жизни. Настоящая Трис недавно остриглась под мальчика, и ей это совсем не идёт. И вся она в последнее время какая-то скованная, напряжённая, ехидная, будто ее что-то гложет. А в симуляции длинные светло-русые волосы красиво обрамляют круглое лицо Трис, щеки розовые, глаза горят — просто загляденье! Надо же, Эрик ее видит такой? Но Трис никогда бы не потребовала чужую вакансию, тем более Эрика — все Бесстрашие знает, что он носится со своей работой, как с писаной торбой!

Виртуальный Эрик нежно гладит Трис по щеке… и как ни в чем не бывало заявляет:

— Хорошо.

В полном шоке я перевожу взгляд с реального Эрика на экран и обратно. Пульс, давление в норме, дыхание размеренное, лицо у Эрика умиротворённое, будто он сейчас сделал самую естественную вещь! Мда, а ведь мне казалось, будто я знаю давнего врага как облупленного…

Виртуальная Трис игриво смеётся. Она откровенно сексуальна, но смех кажется мне фальшивым, а взгляд — стервозным.

— И всё? Никаких споров и ругани? Так просто?

Виртуальный Эрик проводит большим пальцем по ее губам.

— Ты же знаешь, тебе́ я ещё не то могу отдать, только попроси.

Обстановка на экране меняется — будто после монтажной склейки начинается новый эпизод фильма. Эрик и Трис стоят в его кабинете, Эрик протягивает ей бумаги — заявление Эрика с просьбой освободить его от должности и приказ о назначении Трис на место Второго Лидера. Трис просматривает документы и хищно улыбается.

— Прекрасно, милый. А теперь пошел вон.

— Что?!

— Ты мне больше не нужен.

Да что ж он такое напридумывал себе?! Трис никогда бы так не сделала, она просто не способна так цинично пользоваться людьми!

Виртуальный Эрик грубо хватает Трис за плечи, толкает к стене.

— Что ты несёшь?!

Трис сильно ударяется затылком, но даже это не может стереть с ее лица жестокую усмешку.

— Ты слабый, бесхарактерный, я получила от тебя все, что хотела, больше с тебя взять нечего…

На Эрика больно смотреть. Я почти уверен, что сейчас он поднимет на Трис руку, ее слова бьют больнее любого кулака. Но этого не происходит. Эрик всего лишь сильнее вцепляется в ее плечи и приказывает ей заткнуться. Проекция Трис продолжает издевательски повторять:

— Ты мне не нужен, всё кончено!

Пульс Эрика частит, дыхание становится поверхностным. Может, пора вывести его из симуляции? Нет, если вывести сейчас — разозлится, что я невольно подсмотрел такие интимные чувства. За себя я не боюсь, а вот он будет до конца жизни сгорать со стыда. Но нет никаких признаков, что Эрик сможет преодолеть этот страх, и я принудительно переключаю его на следующий. Надеюсь, страхов Лидера хватит до самого возвращения Лорен, и он не узнает, что я вообще здесь был.

Снова квартира Эрика, и опять в главной роли Трис. Опустив глаза, она смотрит на что-то маленькое, светлое, продолговатое. Да это же тест на беременность! Я смотрю на экран не отрываясь, напрочь забываю, что мне было противно наблюдать за тайными страхами врага. Эрик забирает у Трис тест, изображение на мониторе увеличивается. Две полоски. Вот как — наш легендарный бабник-комплексун боится, что подруга забеременеет?

Виртуальный Эрик ласково кладет руку на плечо Трис, пытается притянуть ее к себе. Трис уворачивается, поднимает наконец голову…

…и безжалостно заявляет, что беременна от меня.

Я чуть не падаю со стула. У нас давно уже не было конфликтов, с какой стати Эрик впутал меня в свои страхи? Ну нельзя же так! Это его прозвали «Ужас всего Бесстрашия», и он гордится этим прозвищем, а меня никогда никто не боялся! Ну, почти никто…

Шок на лице Эрика сменяется решимостью. Мне становится интересно — если бы Трис сказала, что раскаивается, он принял бы ее с чужим ребенком? Но симуляция не даёт возможности это выяснить. Виртуальная Трис нахваливает меня на все лады и рассказывает, что она всегда меня любила, а Эрик по сравнению со мной просто жалок. Тут в симуляции появляюсь я. Виртуальный Эрик кидается на меня с кулаками, но я побеждаю, в жизни это уже не раз было. Мы с Трис уходим в счастливое будущее, оставляя избитого Лидера валяться на полу и утирать кровь.

Реальный Эрик краснеет от злости, тяжело дышит, будто драка произошла наяву. Даже представлять не хочу, что он сейчас чувствует. Показатели снова выходят далеко за пределы нормы. Эрик теряет форму — раньше он справлялся со всеми своими страхами. Пусть не так быстро, как я — всё-таки я дивергент — но по крайней мере ему не требовалась помощь извне! И я снова принудительно переключаю его на следующий страх. Где же Лорен, Макс мог бы назначить ей взыскание и побыстрее!

В следующем страхе Джанин Метьюз проверяет Трис каким-то хитрым прибором и заявляет, что Трис — дивергент. Трис пытается спорить, оправдываться, но Бесстрашные берут ее под стражу, чтобы перевезти в лабораторию Эрудиции. Эрик кидается на выручку, его расстреливают нейростимуляторами, и Макс лично заковывает его в наручники. Душераздирающий вопль Трис — «Эрик, помоги мне!» — режет слух, Эрик пытается вырваться из рук Бесстрашных и не может.

Так мы долго не протянем. Эрик не в состоянии справиться ни с одним страхом, показатели каждый раз зашкаливают, я не могу погружать его во все более страшные кошмары! И все же эти новые страхи открывают мне новую сторону личности Эрика. Кажется, я зря годами считал его засранцем. Надеюсь, следующий страх будет попроще, что-нибудь мелкое, привычное для него, чтобы он мог сам справиться… И я снова принудительно переключаю программу.

На мониторе появляется одна из улиц чикагского гетто. Яркое солнце освещает разбитый асфальт, полуразрушенные дома, слоняющихся туда-сюда изгоев в обносках. Вдоль улицы движется наш патруль, двое парней и Трис. Парни серьезны и сосредоточены, внимательно смотрят по сторонам. А вот Трис ведёт себя как нетрезвая Дружелюбная на празднике — напевает, пританцовывает. Автомат бесполезно болтается у нее за спиной. Я невольно улыбаюсь. Конечно, Трис далеко уступает нам в опыте, она совсем недавно прошла инициацию. Но все же зря Эрик так о ней думает, она никогда не была такой легкомысленной!

В одном из окон что-то блестит. Эрик, сидящий в кресле, вздрагивает и сжимает подлокотники. Трис идёт задом наперед, что-то рассказывает напарникам. Гремит выстрел, она получает пулю в спину, вскрикивает и падает назад. Кровь не видна на черной форме, зато на дороге под телом Трис растекается ярко-красная лужа.

Ракурс в симуляции меняется — сейчас Эрик наблюдает со страхом не со стороны, он оказывается рядом с патрулем. Он опускается на землю возле ее тела и пытается нащупать пульс на сонной артерии. Бесполезно. Трис выглядит так, будто мертва уже несколько часов — окоченевшая, зеленовато-бледная, зрачки расширены до предела. Я почти чувствую, какая она холодная, твердая и тяжёлая на ощупь. Эрик приподнимает ее труп и прижимает к себе. Я отвожу взгляд. Что ему стоило бояться, как раньше, чего-то более приземленного… Краем глаза замечаю движение на мониторе и непроизвольно поднимаю взгляд. Виртуальный Эрик бережно опускает тело Трис на землю и достает из кобуры пистолет. Пару секунд чёрное дуло смотрит с экрана прямо на меня. Пульс Эрика выравнивается, дыхание замедляется — кажется, он чувствует облегчение. Обречённо понимаю, что в момент смерти своей виртуальной копии он неминуемо вылетит из симуляции. Ему все же удалось преодолеть один из новых страхов.

Гремит выстрел. Виртуальный Эрик падает, реальный открывает глаза, видит меня, сжимает челюсти, резко сдирает с рук датчики и вскакивает с кресла. Ну ещё бы, я у него опять во всем виноват! И в том, что поневоле узнал о всех его слабостях, и в том, что оказался одним из страхов, и просто по факту существования!

Я уже на ногах. Спокойно спрашиваю:

— Хочешь снова подраться? — делая акцент на слове «снова». Это его отрезвляет. В наших спаррингах Эрику ни разу не удавалось победить. Он по-настоящему хорош в рукопашном бою, да только я лучше.

— Как только успокоишься, я тебя выпущу, — и я блокирую дверь. Лидеру нельзя выходить на люди после того, что он пережил во время симуляции. Иначе все Бесстрашные, которые подвернутся ему под горячую руку, огребут по первое число.

Эрик бросает на меня убийственный взгляд и лезет в карман за сигаретами. Правильно, его единственный шанс «сохранить лицо» — не сопротивляться, сделать вид, что он все делает добровольно.

— Сотри запись, — приказывает Эрик и закуривает.

— Это невозможно, не предусмотрено программой. Запись можно только перекрыть более свежей. И тебе по-любому придется преодолеть все эти страхи…

— Не твоя забота.

— Ты же понимаешь, что на тренировки остаётся всего ничего, в понедельник Макс захочет увидеть результаты…

Непройденная симуляция приводит командиров к потере должности. Как говорит Макс, «трусы не должны руководить Бесстрашными».

— Чтоб ты сдох, Убогий, — негромко говорит Эрик.

— А я-то за что? — возмущаюсь я. — Я ничего этого, — показываю в сторону монитора, — не делал! И даже не думал! Это все нереально! Трис бы никогда…

— Уверен? — Эрик смотрит на меня с нехорошим прищуром. — Настолько хорошо ее знаешь? Вы так «сдружились» за время инициации, что ты теперь эксперт по ее эмоциям?

Что бы я ни сказал, «да» или «нет», он обернет это против меня. Строго говоря, я мог бы просто забить — отпустил бы его, да и дело с концом. Несмотря на популярность Эрика в определенных кругах Бесстрашия, многие его боятся и ненавидят. Это под его руководством наши боевики нещадно теснят афракционеров. Это он ужесточил правила инициации. На его счету десятки трупов и сотни разбитых жизней.

Но проклятая привычка помогать тем, кому плохо, не даёт бросить Эрика наедине со страхами. Лидер сейчас напоминает раненого хищника, сходящего с ума от боли, опасного для себя и окружающих. Только все страхи он сам себе придумал… или нет? Я ни разу не видел их с Трис вместе, что между ними на самом деле происходит? Да и как с ним вообще разговаривать, к сожалению, он не девчонка, боящаяся мышей…

— А Трис знает, что ты её любишь?

Эрик вскидывает голову, злобно зыркает на меня. Ну конечно, небось ни разу этого слова не слышал, тем более применительно к себе. «Парни не плачут» и всякое такое.

— Убогий, не лезь в душу. Ты хотел, чтоб я успокоился — окей, я спокоен, как удав, того гляди постигну дзен. Давай отпирай, — он поднимается с кресла.

Что-то не вижу я никакого спокойствия. Разумеется, я не стал бы открывать, но некстати жужжит электронный замок, дверь открывается снаружи, и влетает встрепанная Лорен.

— Фор, прости… упс, вы уже закончили?

Эрик на голову выше Лорен и в два раза шире. Под его ледяным взглядом она обречённо вытягивается по стойке «смирно».

— Я очень недоволен тем, как ты выполняешь свои обязанности.

— Но меня вызвал Макс…

— Мне все равно. Минус пять выходных, — и Эрик уходит. Лорен вопросительно смотрит на меня.

— Даже не спрашивай, — отвечаю я.

Я, как обычно, загружен работой под завязку, скучать не приходится. Новички-перешедшие ноют, ленятся и нарушают субординацию. Изгои зачем-то стягиваются к Эрудиции, приходится задействовать чуть ли не все патрули, чтобы их разогнать. Но я всё равно то и дело вспоминаю о страхах Эрика. Казалось бы, чего проще — все забыть. Вмешиваться в личную жизнь начальства — себе дороже. Тем более если начальство такое. Эрик уже большой мальчик, должен сам разбираться со всеми своими проблемами. У нас в Бесстрашии — культ силы, любые слабости принято душить на корню. А я Эрику не друг и никогда им не буду.

Но в подкорке зудит неясное беспокойство, будто на моих глазах разворачивается что-то важное, даже судьбоносное, и я должен срочно и решительно что-то сделать, только вот что?

Я уже знаю от Лорен, что Эрик так и не преодолел свои страхи. Лорен с ним не разговаривает, насколько возможно не разговаривать с командиром — разозлилась за несправедливое наказание. И, конечно, этот закомплексованный сукин сын даже не думает просить — или требовать — помощи. Никакого анализа страхов после симуляций, ни одного прохождения вместе с инструктором — никакой поддержки, на которую может рассчитывать любой сопливый новичок. Даже если он примет транквилизатор — не поможет, перед итоговой симуляцией у командиров берут кровь на психоактивные вещества.

Получается, если оставить Эрика в покое — его страхи неизбежно увидит Макс. Эрик вылетит из Лидеров, нас ждёт частичная смена власти, и, наверное, это к лучшему? Никто не будет трепать нам нервы, вмешиваться в тренировки, наказывать за малейшую провинность!

А ещё в Бесстрашии упадет дисциплина, мы перестанем управляться с изгоями, Чикаго захлестнет волна преступности. Я прекрасно знаю, что нельзя недооценивать афракционеров, они по-настоящему опасны. И кого Макс назначит вместо Эрика, это ещё вопрос. Когда я отказывался от этой должности, он заявил: «Ничего страшного, Фор. Хороший руководитель не должен быть хорошим человеком». Вроде как пошутил, но получилось не смешно, слишком уж реалистично.

А вот если помочь Эрику, правда, я плохо представляю, как… Я люблю менять людей к лучшему. Сколько раз удавалось выковать из сопляков воинов, привить избалованным нахалам и нахалкам терпение и выносливость. Часть моих учеников вылетела в гетто, но большинством я доволен. Сейчас придется действовать в каком-то смысле наоборот — раскрывать в черством сердце Лидера то светлое, что в нем, оказывается, есть… В нормальных отношениях не должно быть места подозрениям и недоверию. Зря его переклинило, Трис на самом деле совсем не такая, как он напридумывал! Она не карьеристка, не способна на предательство и уж точно не будет изменять!

Проблема ещё и в том, что я не так уж хорошо разбираюсь в девушках. Они постоянно вьются вокруг, но очень быстро исчезают. Та же Трис, допустим, нравилась мне во время обучения, я помогал ей скрыть дивергенцию и учил проходить пейзаж страха, мы до сих пор дружим, но никогда не были парой — как-то не сложилось.Тори, бросая меня, сказала: «Всем ты хорош, Фор, только пластмассовый». В моей жизни был секс по дружбе, дружба с привилегиями, случайные порывы, но ни разу не было того, что сейчас с Эриком происходит. И какой, спрашивается, из меня советчик?..

Так или иначе, в этой непростой ситуации есть ещё одна заинтересованная сторона. И эта заинтересованная сторона сейчас сидит со своей компанией и вяло ковыряется в тарелке. Трис, которой не хочется есть — это очень странно, обычно Бесстрашные не страдают отсутствием аппетита. Кристина, как обычно, что-то оживлённо рассказывает, братья Педрады над ней подшучивают, время от времени Уилл вставляет пару слов. Кристина пытается втянуть в разговор и Трис, но та только кисло улыбается и смотрит куда-то вдаль.

Подхожу к столу молодежи.

— Привет. Трис, можно тебя на пару слов?

Эрик сегодня на Стене, можно не опасаться, что при виде нас у него опять взыграет паранойя. Трис не берет с собой еду, забирает только стакан с соком, и мы садимся отдельно, в стороне. Обед заканчивается, столовая пустеет, и нам никто не помешает.

Трис неважно выглядит. Девушки в Бесстрашии или становятся мужеподобными, или осваивают агрессивно-сексуальный имидж — тонны косметики, килограммы пирсинга, тату на каждом квадратном сантиметре кожи. Ещё недавно я бы сказал, что Трис в отличной форме и при этом смогла сохранить свою неяркую красоту. Но сейчас на ней спортивные брюки и футболка размера на три больше, чем надо, не видно ни бицепсов, ни талии, ни груди — ничего. Стрижка делает ее похожей на приютского мальчишку. Картину довершают впалые щеки и усталый жёсткий взгляд серо-зеленых глаз.

— Рада тебя видеть, Фор. Надеюсь, ты расскажешь что-нибудь хорошее.

— Извини, малышка, я собираюсь совать нос не в свое дело.

Она картинно вздыхает.

— Валяй. Тебе можно.

— Что у тебя с Эриком?

Ее доброжелательность будто ветром сдувает.

— С чего ты решил, будто что-то есть?

— Кое-что узнал… и теперь не знаю, как поступить.

Взгляд у Трис колючий, она пытается меня перебить, но я продолжаю:

— Ты только пойми правильно, мне главное — сделать так, чтобы тебе было хорошо.

Трис невесело смеётся.

— Это как, интересно? Третьим, что ли, будешь?

Сарказм от бывшей Отреченной — это что-то новое.

— Откуда ты знаешь — видел нас вместе? Кто ещё в курсе? — нервничает она.

— Скажем так, я узнал закрытую информацию. Кто ещё в курсе — не знаю, я никому не говорил.

— И ты уж постарайся держать язык за зубами. Не хочу, чтоб меня называли лидерской подстилкой.

Может, в чем-то Трис и права, Бесстрашные — жуткие сплетники. Про каждого второго ходят слухи, что он получил должность не за способности, а (в зависимости от пола) за взятку или через постель. Про меня распускали очень обидную сплетню — будто мне завышают рейтинг из-за того, что Маркус — Лидер Отречения*, то есть, по сути, главный человек в Чикаго. Заткнуть сплетников невозможно, не давать поводов — нереально, это такое же неизбежное зло, как, допустим, вечная нехватка лекарств или горючего. Мир несовершенен, тем более мелкий недобрый мирок Чикаго. И сплетни никогда не мешали Бесстрашным вести бурную личную жизнь. И Эрик раньше никогда не скрывал своих подружек. Самцовое эго требовало демонстрации всех побед.

— То есть вы… встречаетесь?

— Мы не встречаемся, Фор. Не вместе, не помолвлены и даже не занимаемся любовью. Мы трахаемся.

Она говорит это без всякого вызова, скорее с горечью. Ее грубость лишний раз подтверждает — с Трис что-то не так.

— И нечего краснеть. Сам спросил, вот и получай.

— И зачем ты это делаешь, разреши спросить? Ты не выглядишь счастливой!

— Это давно началось, много месяцев назад… В общем, это не мой секрет…

Трис выразительно смотрит на меня и предупреждает:

— Я тебе этого не говорила.

— Я — могила, — обещаю я.

Но она продолжает осторожничать и выражается туманно.

— Нужно было выручить кое-кого. Ради себя я бы на такое не пошла… но он предложил… я согласилась… ну и вот…

Я начинаю злиться.

— Кому-то из твоих друзей грозило выбывание? Кристине, я прав? — Кристина — ее самая любимая подруга, за время инициации она несколько раз оказывалась в «красной зоне» рейтинга и единственная оказалась подвешена на мосту в наказание за трусость. — Так нельзя!

— Я ничего тебе не говорила, — с нажимом повторяет она.

— Ты хоть понимаешь, насколько это неправильно?!

Эх, не умею я вести задушевные разговоры! Максимум, что я могу — замотивировать слабака или приободрить неуверенного. Донести мысль мне не удаётся. Я-то хотел сказать, что прыгать в постель без любви и даже без желания — это издевательство над собой. Трис заслуживает лучшего. Но она понимает меня по-своему.

— А что в Бесстрашии происходит правильно, расскажи-ка! Может, менять правила без предупреждения? Или ставить нас в спарринги без учёта веса и опыта?

Это было одно из нововведений Эрика. Идея в том, что в жизни никто не будет подбирать равных противников, и Бесстрашные должны быть готовы к любым схваткам. Трис испытала это правило на своей шкуре. Молли избила ее без всякой жалости, а поединок с Питером чуть не стоил ей места во фракции.

— А когда Эдварда ударили ножом в глаз — кто за это ответил? — Трис заводится все больше, и мне нечего ей возразить. Эдварда просто выгнали как ставшего непригодным по состоянию здоровья. — А когда меня пытались сбросить в Пропасть? Здесь у вас… то есть у нас — настоящая школа выживания! Естественный отбор в действии!

Рассуждения о естественном отборе звучат странно, раньше Трис была равнодушна к этой теме. Зато я знаю человека, который в ней неплохо разбирается и применяет на людях. Эрик родом из Эрудиции, его мать — биолог. Он всегда старался стать Бесстрашным до мозга костей, но Эрудитское прошлое то и дело вылезает наружу.

— Вы же сами нас учили — если хочешь выжить, надо превратить свою слабость в силу! Вот я и пользовалась чем могла!

— Я понял, — киваю в ответ. — Не волнуйся, я не собирался тебя осуждать. Но все твои подруги давно прошли инициацию, а вы с Эриком до сих пор вместе, значит, ты с ним не только по расчету?

— Ты такой романтичный, — фыркает Трис. — Даже не знаю, умилиться или стукнуть по голове, чтобы глупостей не говорил! Я пыталась от него уйти после инициации. Шуму было до небес! — она досадливо морщится. — Он грозил, что вышибет всех моих друзей, одного за другим, в гетто за служебное несоответствие! Или сгноит на самых тяжёлых участках Стены! А мою жизнь превратит в ад! Ты же знаешь, у него для этого все возможности! А Зик и Шона как раз решили пожениться, а Линн так хорошо проявила себя в стычке на Калумет! У всех только начала складываться жизнь, я не могла их подвести! Тогда я решила устроиться в охрану Дружелюбия, чтоб пореже здесь появляться, а он не разрешил! Ну и пришлось… то есть приходится…

— Значит, он плохо с тобой обращается?

Вопрос не нравится Трис. Она сжимает губы и чуть ли не узлом завязывается, принимая закрытую позу. Примерно так люди сопротивляются действию сыворотки правды. Но она все же — нехотя, с трудом — выталкивает из себя ответ.

— Он то и дело кидает мне денег на карту… я решила их не трогать, трачу только свои… Раньше он все пытался меня прикармливать… Но я никогда у него не ем. Притворяюсь, что не голодная. А у него в холодильнике вечно столько вкусного! — Трис вздыхает. — Кофе, лимоны, шоколадный торт, телятина…

Все, что Трис перечислила, в Чикаго на вес золота. Кофе и цитрусовые в наших краях не растут, Дружелюбные выращивают самую малость в теплицах, и эти растения очень капризны. Джоанна трясется над каждым кустом, эти продукты — источник витаминов, кофеина и всяких других ценных веществ и положены в Чикаго только больным. И, само собой, руководству.

— Эрик просто хочет сделать для тебя что-то хорошее, а ты ему не позволяешь!

— В отличие от некоторых, — ехидничает Трис, — я просчитываю ситуацию на шаг вперёд! И меня очень сильно волнует, чем за это «хорошее» придется расплачиваться! Я и так сильно от него завишу, не хочу лишний раз быть обязанной! А ещё он считает, что я ни на что не гожусь! Думаешь, почему он меня в детективный отдел засунул? Говорит, что я не могу за себя постоять!

— Трис, Эрик просто боится, что тебя убьют в гетто.

— Он? Боится за другого человека? — Трис издает резкий невесёлый смешок. — Хорошая шутка!

— Я точно знаю!

— Почему ты его защищаешь? — сердится Трис. — Нечего играть в адвоката дьявола, тебе не идёт! Что это за мужская солидарность, вы же не дружите!

И я решаюсь на самый бестактный в жизни поступок.

— Трис, все страхи Эрика касаются тебя. Ты очень важна для него, он готов многое для тебя сделать…

— Фор, если бы ты не был моим другом, мы бы сейчас крупно поссорились. Или ты что-то недопонял, ну или нарочно мне врешь, уж не знаю, с какой целью!

— Я своими глазами видел его симуляцию!

В памяти всплывает провальная симуляция Эрика, проекции на мониторе — как живые, меня захлестывают чужие эмоции ураганной силы — боль, злоба, растерянность, самопожертвование. Любые слова кажутся слишком бледными и корявыми, чтобы это передать.

— Твоя проблема в том, что ты видишь во всех только хорошее! Отречение с нами навсегда, да, Фор? — усмехается Трис. — Может, ты знаешь его дольше, зато я — ближе. Наблюдаю поведение хищника в естественной среде обитания. Тебе вроде было интересно, чего я хочу? Так вот, я очень хочу соскочить! Не люблю «плохих парней».

Трис страдальчески хмурится, между ее бровей прорезается скорбная морщина.

— Его методы обучения до сих пор снятся мне в кошмарах! Он приказывает стрелять на поражение в изгоев-грабителей, нельзя же так! Они нападают на фракции только из-за голода! А наркоманов и алкоголиков нужно лечить, а не выгонять из Бесстрашия!

— Трис, здесь ты неправа! — это одно из немногих новшеств Эрика, с которым я согласен. — Бесстрашные постоянно при оружии и не могут себе позволить…

— И ты туда же! Они же больные, а не преступники! Дело не только в этом приказе. Мы с ним во всем разные, понимаешь? Он постоянно мной недоволен! Я это чувствую, даже когда он молчит!

Видимо, у них совсем все хреново. Трис даже ни разу не назвала Эрика по имени, все время говорит брезгливо-отстраненное «он».

Трис замолкает на пару минут, потом продолжает:

— Он очень старается… но у меня все равно не получается… ни разу не получилось…

Я не сразу понимаю, что она имеет в виду. А когда доходит, первый порыв — сказать, что это мне уж точно не обязательно знать. Но я не произношу ни слова. Трис надо выговориться, нельзя сбивать настрой, сейчас я должен быть не менее осторожным, чем психологи из Отречения. Засовываю свою неловкость поглубже и внимательно слушаю.

— Может, я какая-то неправильная, а может, нужен другой парень. На мое счастье, ему это скоро надоест. Я так решила — он любит ломать людей, подавлять, сам знаешь. Значит, если я буду активно сопротивляться, выкрикивать лозунги, что никогда и ни за что — он будет только сильней на меня давить. Поэтому надо сделать так, чтобы ему стало скучно. Стараюсь при нем не злиться, не спорить… вообще лишний раз рот не открывать, сделать побыстрее… ну, то, что ему нужно, и сбежать. Я пытаюсь стать никакой, «ни рыба ни мясо», правда, иногда срываюсь… Вот увидишь, скоро он наиграется и остынет. Он же кобель, найдет себе другую игрушку. Я работаю над собой, видишь?

Трис светло улыбается и на секунду становится похожей на прежнюю себя.

— Может, он и манипулятор, но я его переиграю. У меня преимущество, сам знаешь, — Трис подмигивает. Намекает на свою дивергенцию. —

Он уже на грани. Он недавно так наорал на меня… сказал, что со мной в постели можно сдохнуть от холода. Что даже изгойские шлюхи, которые отдаются за буханку хлеба, ведут себя душевнее!

— А ты?

— В душе обиделась, но промолчала. Ждала, что он сделает последний шаг, скажет мне выметаться. А он, сволочь, всю ночь меня не отпускал, я утром еле выскользнула с его этажа, все уже проснулись!

Хамство вполне в духе Эрика. Я никогда не позволял себе так разговаривать с женщинами. Но с другой стороны, ни одна из моих девушек не устраивала таких «итальянских забастовок»…

— А ведь вы стали похожи, ты заметила?

Трис широко раскрывает глаза.

— Ты стала какая-то циничная, пытаешься жёстко манипулировать, то и дело говоришь про биологию. И Эрик тоже изменился. Вы очень сильно друг на друга повлияли, как бы ты ни пыталась закрыть на это глаза. Зря ты так с ним поступаешь. Вы просто друг друга не понимаете. Присмотрись к нему, ты очень важный для него человек…

— Фор, я тебя умоляю! Если хочешь сделать как лучше — не вмешивайся!

Трис резко отодвигает стул и быстро уходит.

И что, спрашивается, мне делать? Впору бросать монетку, да только здесь даже игрального кубика будет мало.

Кулаками вбить в Эрика понимание, что девушку нельзя удерживать насильно?

Донести до Трис, что Эрик готов укрывать ее, дивергента, от властей, в ее положении такими защитниками не бросаются? Эта твердолобая опять не захочет слушать, а может, это я так плохо объясняю?

Такое впечатление, что я должен стать переводчиком с иностранного языка, которого сам не знаю.

А может, пора оставить их в покое? Оба ведь ясно сказали — «не лезь!»

Примечания:

* для тех, кто не смотрел канон: Маркус Итон — отец Фора, и у них серьезные контры. Фор свалил в Бесстрашие именно для того, чтобы быть подальше от отца, и не хочет иметь к нему никакого отношения

Примечания:

Кто любит пожестче — считайте эту главу последней

Уже через день настроение Трис меняется к лучшему. Мы сталкиваемся в коридоре, она вихрем вылетает из-за поворота и врезается в меня.

— Прости, пожалуйста, не убила? — Трис счастливо улыбается.

— Куда ты мчишься и почему такая довольная?

— Помнишь, недавно расстреляли троих наших у Искренности? Появилось три вакансии, я тут же подала заявление на перевод! Эрик меня, конечно, бортанул, а я — сразу же к Максу! Говорю, фракция нуждается в бойцах, я готова приносить пользу, работать на улицах, в самых опасных местах! А для детективного отдела, говорю, я умом не вышла, не справляюсь, способностей в себе не чувствую! Макс это принял за чистую монету, они же все там наверху сексисты, и тут же мою заяву подписал! Я сейчас уезжаю в Искренность, долго теперь не увидимся! Сегодня будет первая смена, с Зиком и Юрайей! Прости, мне ещё в оружейную надо забежать! — и Трис уносится по коридору, подпрыгивая, как мячик.

Представляю, как Эрик злится сейчас. Но субординация такая штука, что работает в обе стороны. Приказы не обсуждаются. Ну ничего, Трис неплохо стреляет и вообще умеет все, что должен уметь Бесстрашный. И кому, как не ей, знать, где ей лучше работать. Да к тому же Трис будет охранять Искренность не одна. Справится.

* * *

Я гоняю новичков по полосе препятствий, когда начинается движуха. Черные джипы выползают из гаражей и подъезжают ко входу в Бесстрашие, в них торопливо запрыгивают спецназовцы. У переднего джипа мелькают светлые волосы и черная кожанка Эрика. Я не слышу голосов, но он явно подгоняет бойцов. Пара минут — и машины уезжают, будто их здесь не было. Я продолжаю смотреть вслед уехавшему спецназу и почти уже решаю объявить перерыв и добежать до гаражей или дежурного на входе — может, что-то знают. Но одна из новеньких падает с каната, я ругаю себя за рассеянность и любопытство и иду помогать девчонке. Уехали и уехали, само выяснится в нужное время. В нашем диком городе постоянно что-то случается.

* * *

Тренировка наконец заканчивается. Я плотно ужинаю, потом захватываю из столовой две мини-пиццы и большой стакан сока и иду в комнату наблюдения, к Винни. Мы с ней тоже дружим, и сегодня вечером ее смена. Винни радуется угощению, и мы долго болтаем. Вдруг она показывает на монитор, транслирующий запись с одной из камер у Эрудиции. Ей не нравится изгой, который шаркает через улицу с каким-то дырявым мешком. Я в шутку говорю, что Винни, похоже, слишком спокойно работается — раз она видит проблемы там, где их нет. Ну изгой, ну с мешком — что в этом такого? К сожалению, это в Чикаго привычное зрелище — грязные, обросшие люди в обносках. Хорошо ещё, мониторы не передают запахи.

Тогда Винни показывает мне записи с этой же камеры с самого утра. И у меня пропадает охота смеяться. Винни то включает ускоренную перемотку, то ставит на паузу и увеличивает для меня кадр. Восемь изгоев в разное время вошли в одно и то же полуразрушенное здание недалеко от Эрудиции, и все они что-то приносили. У одного — мятое ведро, у другого — ржавый бочонок, у третьего — коробка с какой-то старой одеждой…

— Обрати внимание, они не приносят хворост, и дыры в окнах не пытались заделать! Значит, они не хотят там поселиться! А этот — посмотри, с каким трудом он несёт коробку! С чего бы, если там тряпки?

— А ты сообщила патрульным?

— Да, но они отмахнулись, сказали, несколько вонючек с кульками не требуют срочной проверки! Сказали — может, позже ими займутся, чисто ради моих красивых глаз, а пока им не до девичьих тревог, в городе какое-то ЧП! — обиженно тарахтит Винни.

— Спасибо тебе за наблюдательность, Уверен, что ты права на все сто, и нам не понравится, что они таскают к Эрудиции. Пойду-ка перетру это с Максом.

На прощание я разлохмачиваю рыжие волосы Винни и выхожу из комнаты наблюдения.

И застываю столбом.

Двое Бесстрашных конвоируют братьев Педрадов в сторону лестницы вниз. Их руки скованы за спиной наручниками. Даже на фоне темной кожи заметны огромные гематомы на лицах. За ними идут понурый Уилл и заплаканные Кристина, Шона и Марлен.

— Что происходит? — спрашиваю я всех сразу. — Парни, вы их в лазарет ведёте? — это уже адресовано Бесстрашным.

— Нет, в карцер. Приказ Эрика.

Вот ведь ублюдок, мальчишкам нужна медицинская помощь, что бы они ни натворили!

— А что случилось-то?!

— Потом, Фор. Мы торопимся.

— Мы объясним, — мрачно говорит Уилл, и они с Кристиной отстают от конвоя. Кристина кивает и прерывисто вздыхает. У нее слипшиеся мокрые ресницы, нос распух от слез. Кристина возит по лицу носовым платком, но он давно промок, и она просто размазывает слезы рукой.

— Трис убили, — выплакивает она.

Я судорожно сглатываю. Трис больше нет? Невозможно поверить… Ведь она ещё сегодня утром радовалась жизни и собиралась приносить пользу!

А Кристина продолжает рассказывать и реветь, реветь и рассказывать.

— Они с мальчиками делали обход вокруг здания, а из развалин кто-то звал на помощь… Детский голос… Она не могла пройти мимо, зашла внутрь…

Рассказ Кристины постоянно прерывается шмыганьем и всхлипыванием.

— Тогда Юрайя тоже за ней пошел… Девочка, изгойка, лежала на полу… Трис спрашивает — чем они могут помочь, а она перестала отвечать на вопросы… Тогда Трис села рядом с ней, чтобы осмотреть… она же из Отречения, умеет оказывать первую помощь… На Трис даже бронежилет был! — яростно выкрикивает Кристина. — А девчонка вдруг поднялась да как воткнет заточку ей в шею! Ну и… кровотечение…

Кристина заливается слезами и не может дальше говорить. За нее продолжает Уилл, надо отдать ему должное, гораздо сдержаннее и чётче.

— Девчонка — бежать, Юрайя погнался за ней, но не догнал — там подвал сообщался с другими, целый лабиринт. А Зик был с Трис — пытался кровь остановить, медиков вызывал по рации…

Уилл замолкает, пытаясь совладать с чувствами.

— А потом просил забрать тело и прислать патрульного на замену. Кристина как услышала, хотела Педрадам глаза выцарапать — почему Трис не уберегли.

Кристина утыкается в плечо Уилла и начинает подвывать.

— Да только Эрик добрался туда первым. Они со спецназом зачистили весь Лэндейл, всех изгоев от мала до велика, а в подвалы пустили газ.

Не знаю, что меня убивает больше — расправа без разбора над правыми и виноватыми или то, что афракционеры начали делать убийц из детей.

— А после зачистки Эрик сломал Зику челюсть, а Юрайе — нос. Основное наказание, сказал, будет позже.

Что-то мне подсказывает, что лучше бы Эрик пристрелил мальчишек на месте.

— И Кристина передумала лупить Педрадов. Сменила гнев на милость.

Кристина отлипает от Уилла, шумно сморкается и энергично кивает.

— Им и так досталось, беднягам! И сейчас мы все шли за ними в карцер, узнать, не надо ли чего!

— Молодцы. Значит, так, Кристина, ты беги за Доком, попроси его обработать парней. А ты, Уилл, принеси им постельное белье и попроси на кухне бульон для Зика, он пока не сможет есть нормально. Скажите им, я попозже тоже загляну.

Парочка приободряется, благодарит и разбегается в разных направлениях. Я в пришибленном настроении иду, как и собирался, к Максу.

Эрик так и не поговорил с Трис. Не рассказал, почему так отчаянно боялся за нее. А может, Трис снова не захотела слушать? И как по сценарию разыграла его четвертый страх. То, что Эрик устроил в гетто — это ужасно. Подлое убийство Трис — невыносимо. Как можно убивать тех, кто отзывается на призыв о помощи? Что-то не так с нашим городом. Теперь мне ещё больше хочется предотвратить возможное нападение на Эрудицию. Ни к чему очередные жертвы, ценна каждая человеческая жизнь.

И с Эриком надо что-то делать… Боль нельзя держать в себе. Вернее, можно, но так будет только хуже. Случись такое с кем-то из моих друзей, я бы просто молча принес бутылку, а дальше все пошло бы само собой. Но с озверевшим Лидером этот номер не пройдет…

Макса нет на месте, но секретарша — она у них с Эриком общая — говорит, что он скоро вернётся, и я остаюсь ждать.

Вскоре Макс возвращается, вслед за ним входит Эрик. Макс берет со стола пачку документов, сует Эрику и одновременно здоровается со мной.

— В нашей фракции крупное достижение, Фор, — сообщает Макс с лёгкой улыбкой. — Эрик побил твой рекорд.

Эрик равнодушно, не читая, подписывает документы.

— Ни одного страха, представляешь? Я впервые вижу такое! Такому сопернику не стыдно и проиграть, верно, Фор?

Я не верю своим ушам.

— Ты сегодня ещё и симуляцию прошел? — обращаюсь я к Эрику. — После зачистки???

Эрик отвечает мне абсолютно пустым взглядом и молчит. Раньше он бы обязательно попытался меня задеть. Он бы лучился самодовольством и заносчивостью. Эрик много лет пытался взять надо мной верх. За его спокойствием всегда скрывалось множество низменных эмоций. Но сейчас он просто мельком смотрит на меня, как на пустое место, и возвращается к бумажкам Макса.

— Невелика важность. Зачистка — не такая уж сложная операция, это не повод отлынивать от проверок, — холодно отвечает Макс. — Всё подписал? — спрашивает он Эрика. — Тогда пора в Яму, скажешь несколько слов об убитой патрульной, и закончим с этим. Мне бы отстреляться побыстрее, у меня планы на сегодняшний вечер.

Старый добрый Макс. Милосердный, как тигр, и тактичный, как носорог! Хотя он же не знает, никто не знал, стараниями Трис…

Эрик впервые подаёт признаки жизни.

— Мне бы не хотелось, — говорит он бесцветным голосом.

— Это твоя обязанность, никто тебя от нее не освобождал!

Некоторое время Макс и Эрик буравят друг друга взглядами, и Макс побеждает.

— Конечно, — соглашается Эрик. — Я выступлю.

Он нажимает кнопку на столе Макса, объявляет по громкоговорителю общий сбор в Яме через десять минут и уходит.

Мы с Максом задерживаемся — я рассказываю про изгоев у Эрудиции, Макс проникается и высылает туда патруль. Последнее время он принимает проблемы Эрудиции близко к сердцу. Пожалуй, больше, чем дела Бесстрашия.

* * *

Когда мы входим в Яму, все уже в сборе. Эрик стоит на возвышении и как раз начинает свою речь.

— Бесстрашные! Все вы знаете, что сегодня у Искренности убили патрульную.

Низкий голос Эрика проникает во все уголки Ямы. Его каменное спокойствие удивительно.

— Я благодарю всех, кто принял участие в сегодняшней зачистке. Но этого недостаточно, чтобы обеспечить безопасность Чикаго. В городе есть предатели.

Пауза.

— Их много, и они прицельно мешают нам работать.

Пауза. Эрика и так слушали внимательно, но с каждой паузой тишина становится все напряжённее, а внимание Бесстрашных — все острее. Эрик, похоже, нарочно прерывается, давая людям осознать свои «вбросы».

— Слезет оттуда — накажу за самодеятельность, — недовольно ворчит Макс.

— Спросите себя — откуда наши враги берут еду, одежду, топливо, лекарства? Почему афракционерам не приходится бороться за жизнь, как всем порядочным горожанам? Зато у них полно сил, чтобы убивать, грабить, устраивать теракты!

Равнодушие Эрика постепенно сменяется живой, искренней яростью. Бесстрашные слушают его, будто зачарованные.

— Убогие — вот кто спонсирует наших врагов! Задумайтесь — почему афракционеры никогда не нападают на Отречение?! Правящая фракция и подонки общества вступили в сговор и вместе делят то, что остальные создают тяжёлым трудом!

— Что он несёт?! — возмущаюсь я. — Макс, я пойду заткну его?

— Стоять, — командует Макс. У него при себе пистолет, а я оставил свой дома, поэтому я остаюсь на месте. Тут и там раздаются одинокие голоса: «Верно! Правильно!» Эрик продолжает свою зажигательную речь, одобрительных выкриков все больше. Эрик попросту натравливает Бесстрашных на Отречение. Возникает неуместная сейчас мысль — он идеально подходит для должности Лидера. Никто другой не смог бы так воспламенить бойцов, превратить вялое презрение к Отреченным-«Убогим» в ненависть.

— Как работает с толпой, сукин сын! — вполголоса восхищается Макс. Его толстые губы растянуты в одобрительной улыбке, узкие черные глаза полузакрыты, как у сытого кота.

— Погоди — ты что же, поддерживаешь это?!

— Мы планировали сделать это немного по-другому, — хладнокровно объясняет Макс. — Я не рассчитывал, что Бесстрашие поддержит Эрика так безоговорочно. Но так, без участия Эрудиции, даже лучше. Кто сместит Убогих, тот и будет править Чикаго.

Эрик говорит, что Отречение должно быть уничтожено немедленно. После этого афракционеров будет некому поддерживать, и мы в два счета наведём в городе порядок. Прекратятся бесконечные предательские нападения на членов фракций. Бесстрашные поддерживают его дружным ревом. Эрик отдает приказ взять оружие и сейчас же выдвигаться в Отречение. Подчиняясь приказу, черная толпа быстро двигается к выходу — будто свора собак, услышавших команду «фас». Эрик спускается с возвышения и тоже идёт в сторону выхода. На секунду наши взгляды встречаются, и в его глазах — откровенная злоба. Что-то мне подсказывает, что это не праведный гнев на Отреченных и даже не неприязнь ко мне, а злость на весь мир. Если я хоть что-то знаю об Эрике, он будет мстить тем, кто отнял у него Трис, а потом всем, кто остался в живых вместо нее. А потом дойдет очередь и до него самого. Нет страхов — нет моральных барьеров. Эрик зальёт Чикаго кровью. А ведь Макс одобрил перевод Трис на новую работу, ему тоже несдобровать! А он спокойно стоит и довольно смотрит на происходящее — не понимает, что на его глазах монстр сорвался с цепи!

Видимо, у меня на лице написан ужас, и Макс считает нужным поднажать:

— И ты будешь участвовать в этом, Фор. Будешь как миленький. Ты ведь лучше других знаешь, что из себя представляет Отречение, не так ли?

Я киваю и вместе со всеми бегу в оружейную. Я снова перед выбором, гораздо более мучительным, чем несколько дней назад. За что хвататься? впору разорваться на части!

Попытаться обогнать Бесстрашных и предупредить Маркуса, чтобы уводил людей?

Убить обоих заговорщиков — Эрика и Макса? А потом мчаться в Эрудицию и взяться за Джанин?

Но у Эрика всегда была эта поганая черта — если ему плохо, он сделает всем окружающим ещё хуже. Он отравляет все, к чему прикасается. Ядовитые сомнения подтачивают мой боевой дух…

Лидер афракционеров — моя мать. Сколько раз я, ещё мальчишка, подслушивал ссоры родителей за закрытыми дверями, слышал материнские слезы и давал себе слово защитить маму! Не смог. Мать сбежала из дома. Изредка она втайне приходила меня навестить. Плакала, рассказывала, какое чудовище Маркус, какие хорошие люди живут в гетто. Как я должен помочь ей, если я хоть немножко люблю ее… А дома отец промывал мозги — мать, мол, предательница, и чтоб я не смел даже думать о ней, не то что вслух говорить. Пять минут назад я был уверен, что ни отец, ни мать не отступятся от своих принципов. Сейчас я должен защитить невиновных, но меня сжигает желание посмотреть родителям в глаза, спросить — правда ли то, в чем их подозревает Эрик? Двое, которые на первый взгляд терпеть друг друга не могут, вместе в нежном согласии пилят городской бюджет! Неужели притворный развод был только для прикрытия? Было ли хоть немного правды в потоках словесной грязи, которыми мать поливала отца?! Чего ради они разрушили мою жизнь?

Вместе с другими Бесстрашными беру автомат и бегу к выходу. Я наконец принял решение и знаю, с чего начну. Но на душе паршиво. То, что сейчас происходит — начало конца Бесстрашия. А может, и всего Чикаго.

Примечания:

1. Дело происходит после главы "Взрыв"

2. Метка "ненадежный рассказчик" появилась в честь Трис. Она не врёт, но очень уж необъективна

3. Наверно, эту главу нужно посвятить моей бывшей гамме Irin_a, хоть она сюда и не придет. У нее любимый вопрос был — "а что персонаж чувствовал в этот момент?" Вот теперь они и чувствуют всю дорогу)

POV Фор

Открываю глаза и не сразу понимаю, где я. Вокруг темно. Последнее, что я помню — вагон, битком набитый возбуждёнными, агрессивными Бесстрашными. Поезд приближался к Отречению, пора было прыгать… дальше — пустота. Я лежу на чем-то удобном. Темнота неполная, откуда-то справа проникает слабый свет…

А слева от меня светятся прямоугольные зелёные цифры — 6:17.

Это мои настольные часы.

Я в своей квартире, в Бесстрашии.

Срываюсь с кровати, подбегаю к окну. Нигде никто не стреляет, пожаров тоже не видно. На фоне беспросветной черноты города кое-где видны костры изгоев. Далеко справа высотка Эрудиции подсвечена редкими холодными белыми и голубыми огнями. Все спокойно.

Быстро одеваюсь и спускаюсь в комнату наблюдения. Сейчас узнаю, напали мы вчера на Отречение или это был всего лишь ночной кошмар. Только расспрашивать надо осторожно, не хватало ещё прослыть психом.

Мэтт сонно хлопает глазами перед мониторами, оглядывается на меня.

— Привет. Нормальные люди спят в такую рань…

— Где ж ты в Бесстрашии видел нормальных?

Шутка так себе, но Мэтт смеётся.

— Как ночь прошла — все спокойно?

— Угу, — Мэтт потягивается. — Скукотища.

— У Эрудиции, у Отречения — все тихо?

— Да что им сделается? Вон, дрыхнут все, один я тут кукую!..

— Я проверю кое-что? — спрашиваю я и, не дожидаясь разрешения, сажусь верхом на стул в углу.

Мэтт продолжает болтать о каких-то пустяках, чтобы не заснуть. Я машинально отвечаю, а сам ускоренно просматриваю записи с камер вокруг Отречения, Искренности, потом для верности — от входа в Бесстрашие.

Не было ни нападения на Отречение, ни рейда в гетто. В патрулях, которые охраняли территорию Искренности, девушек не было. Мне всё приснилось. Ффууу… Работать надо меньше, вот что! Я даю себе слово отказаться наконец от одной из работ. Возьму и передам новичков… не знаю кому. Или мои дежурства в комнате наблюдений раскидают… тоже не знаю на кого. Заскучав, Мэтт затыкается, и это очень вовремя.

Я не верю в вещие сны. Наверное, вечно обдолбанные Дружелюбные — единственные в Чикаго, кто верят в приметы, порчу и всякие подобные глупости. У психологов Отречения есть очень складное объяснение «вещих» снов — мозг неосознанно сопоставляет мелкие факты и показывает вывод в виде сна. И если человек не склонен к логическому мышлению, он упускает всю цепочку причин и следствий и принимает сон за чудо.

Смотрю в одну точку и усиленно соображаю. Я не обращал внимания на гадкие статьи Эрудитов о нечестности Отречения, постоянные визиты Джанин с ее свитой в Бесстрашие, недомолвки Макса. Но сейчас понимаю — это даже не намеки, это набат. Неважные, казалось бы, мелочи складываются в мрачный пазл.

Макс и правда плетет заговор.

И я должен срочно промыть кое-кому мозги.

Поднимаюсь со стула и прощаюсь с Мэттом. Когда я прохожу позади него, на одном из мониторов показывается массивная черная фигура. Эрику тоже не спится. Вот и хорошо.

* * *

Я застаю Эрика в оружейной. Он хмуро смотрит на винтовки и что-то прикидывает, периодически заглядывая в коммуникатор. Когда я открываю дверь, он резко оборачивается. Не здоровается, но и не хамит, молча поднимает брови, как бы спрашивая, что надо. Я тоже не трачу время на церемонии.

— Я знаю, что вы с Максом затеваете против Отречения.

— И что? Знаешь ты или нет, все пойдет по плану. Все уже решено, Фор, — устало отвечает Эрик.

— У меня к тебе вопрос. Точнее, два в одном. Первый — оно тебе надо?

— Да ты совсем с катушек съехал, — он презрительно морщится. — Ты хоть помнишь, где находишься? Здесь принято выполнять приказы.

— Даже преступные?

— У Макса все под контролем.

— Это он так думает. И это даже не главное. Макс может верить в любую фигню, тебе-то зачем этот переворот? Власти у тебя и так достаточно, денег — тоже! Ты же всю инициацию стебался над Отреченными — что мы хлюпики, шизанутые, первое звено в пищевой цепи, было такое? И ты серьезно веришь, что Отречение прикарманивает продукты и спонсирует боевиков Эвелин?

Эрик молчит. То, что он вообще слушает — хороший признак.

— Эрудиты спихнут на нас всю грязную работу, а если что-то пойдет не так, нас же и обвинят! Я никогда не мечтал оказаться вне закона, а ты?

— Спасибо за заботу, — ядовито отвечает Эрик.

— А второй мой вопрос — это Трис. Ты не сможешь скрыть от нее всё это!

— Трис не будет в этом участвовать! — вскидывается Эрик.

— Этого мало. Ты же ее знаешь — Трис не простит, если ты устроишь зачистку Отречения. Дело не только в ее родителях, она будет переживать за всех. Мне одно нужно — чтобы она не убилась, пытаясь в одиночку остановить вас с Максом.

Эрик проводит рукой по лицу. Судя по мрачному выражению, он и без меня об этом задумывался. Вряд ли его волнует судьба Отреченных, которых они с Максом собираются извести. А вот Трис — другое дело. Она способна на всё. Что она выкинет, когда узнает, что Эрик планирует геноцид ее родной фракции? Но саботировать переворот ради нее — значит «распустить сопли из-за бабы», Макс просто решит ликвидировать Эрика, а у них с Трис такие ужасные отношения, что его жертву не оценят…

— Поговори с ней. Скажи ей наконец правду…

Эрик смотрит на меня волком и собирается перебить, но я продолжаю:

— …или ври все, что хочешь, не знаю, только бы она не натворила глупостей. Раньше ты вроде умел разбираться в людях! Какие у Трис слабости?

— Жалеет всех чмошников и слабаков, — усмехается Эрик. — Это у всех Убогих общее.

— Ни на какие мысли не наводит? Такой простор для манипуляций!

— «Подставить горло», говоришь… — с сомнением произносит Эрик.

— Не понял.

— Это ритуальное поведение волков во время… Хрен с ним, долго объяснять. С чего вдруг такой нездоровый интерес к Трис? — холодно спрашивает он. Цепкий взгляд его стальных глаз впивается в меня, фиксирует малейшие признаки нервозности. Эрик распознает вранье не хуже Искренних. Только мне нечего скрывать.

— Прекрати это и подумай логически. Если бы я хотел подкатить к Трис, я бы с тобой не разговаривал. Сказал бы ей, что злые Лидеры устроили заговор, а я весь из себя герой и всех спасу.

Эрик слегка расслабляется.

— Твоя девушка, тебе и разбираться. Я для нее ни разу не авторитет, если ты заметил.

— Я подумаю, — сдержанно отвечает Эрик. — Всё, хватит выносить мне мозг, тебе пора к новичкам.

POV Трис

Наш рабочий день уже закончился, но мы не расходимся. Сегодня раскрыли необыкновенное преступление. Из сейфа Кана пропала крупная сумма. Все, кто мог ее взять, легко прошли проверку сывороткой правды, а сегодня Эйден нашел среди них вора! Он был устойчив к действию сыворотки! Кофе в нашем отделе не водится, Саманта заваривает на всех мяту с брусничным листом, и мы снова азартно обсуждаем подробности кражи. Внутри фракций преступления происходят, что называется, редко, но метко. Эрудиты расчетливы и хладнокровны, раскрывать их темные дела тяжелее всего. Искренние крайне редко нарушают закон, боятся собственной сыворотки — как выяснилось, зря!

Мне нравится эта работа, хоть я и не сама ее выбрала. Что может быть полезнее для общества, чем бороться с преступностью? Приходится работать мозгами, это настоящий вызов — преступники постоянно подбрасывают головоломки, а у Эйдена можно столькому научиться! Я совсем недавно прошла стажировку, но так хорошо вписалась в отдел, будто работала здесь годами. Детективы такие классные, все до одного, такие же шебутные, как ребята из моего выпуска!

Но отсюда придется уйти. Так надо.

Я не сильно люблю Искренних — ну, кроме Кристины. Они такие навязчивые, вечно заняты собой! И охрана территории по сравнению с работой детектива, как бы это помягче сказать… тупая. Но выбора нет. Минусы работы в охране Правдолюбов перевешивает один жирный плюс. Я смогу жить в Искренности и неделями не показываться в Бесстрашии.

Я сижу спиной к выходу, дверь позади меня открывается со скрипом. Детективы отставляют чашки и подскакивают с мест, смех стихает.

— Добрый вечер, Лидер! — говорят все недружным хором. Я тоже встаю вместе со всеми, тяну время, пытаясь не оборачиваться подольше. Мы же еще работаем, зачем он приперся так рано! Скоро начнет забирать меня посреди рабочего дня!

— Добрый. Трис, на выход.

Наконец приходится повернуться. Я ставлю чашку на стол, не поднимая глаз, плетусь к выходу. Едва успеваю закрыть за собой дверь, как он крепко обнимает меня. Ненавижу, когда он так делает. Ну, так, будто весь его сегодняшний день сводился к этой цели — наконец меня облапать.

— Камеры, — сквозь зубы напоминаю я. Честно говоря, ближайшая камера довольно далеко, нас не должно быть видно, но это неважно. Он отстраняется, складывает руки на груди. Очень странно, что он, с его эгоизмом, пошел мне навстречу и согласился держать нашу интрижку в тайне. Он-то никого не стесняется, ясное дело.

Пытаюсь смотреть куда угодно, только не в глаза. Я уже закончила обучение, но до сих пор его боюсь. Смотрю на мускулистые предплечья, расчерченные сложными черными узорами, на черную футболку, крепкую шею с татуировками вдоль мышц. Красивый, что есть, то есть. Куда ни посмотри — всё мощное, отточенное, совершенное… пугающее. Киборг-убийца, да и только. Мне это не нужно.

Он не кидается с ходу демонстрировать свое плохое настроение и не тащит меня к себе. И все равно нервирует меня с первых же слов.

— Я видел твое заявление о переводе.

Не повезло… Я надеялась, что первым его увидит Макс. Надо думать, сейчас мое заявление уже в помойке. Ничего, у меня в запасе план Б! Вздыхаю и молчу. Зря, что ли, они с Фором чуть не год* приучали нас не вякать при командирах?!

— Забери заявление, пожалуйста.

От удивления я забываю, что хотела ограничить любые контакты с ним, и поднимаю глаза.

— Почему???

Мой вопрос значит не «почему забрать» — это и так понятно, а «с какой стати ты такой шелковистый». Он озвучивает те же доводы, что и в прошлый раз — типа, в гетто такая фиалка, бывшая Убогая, окочурится в первый же день. А у детективов тепло, светло и мухи не кусают, работа как раз по мне. Но сегодня он добавляет новый аргумент, откровенно манипуляторский.

— Как думаешь, что почувствуют твои предки, если тебя подстрелят? А каково будет твоим дружкам и подружкам?

Это нечестно! Может, он немножко, самую малость и прав. Но нас натаскивали ничего не бояться не для того, чтобы я теперь отсиживалась за спинами товарищей! А ведь и правда, когда мы с Калебом ушли из Отречения, это уже был тяжёлый удар для мамы и папы, каково им будет окончательно потерять одного из нас…

Но это не его дело!!!

— Не делай глупостей, прошу тебя. Не хочу, чтобы ты рисковала зря.

Вежливые слова и серьезные интонации настораживают. Что это с ним? Разговаривает так, будто от меня что-то зависит! Я очень стараюсь держать себя в руках. Не спорить, не давать поводов для… да вообще ни для чего. Но над моей выдержкой ещё работать и работать. Я почему-то отвечаю ему всерьез. Ну, так, будто он нормальный человек.

— Помнишь, как ты подвесил Кристину на мосту?

— При чем здесь это?

Глаза у него — как куски льда, всё вокруг вымораживают. Он даже не смущается. Просто не способен понять, что нельзя так поступать с людьми.

— Перед этим ты был такой же вежливый и заботливый! Сам скажи, в чем подвох! Опять задумал какое-то издевательство?!

Его легко ненавидеть. Он постоянно даёт для этого поводы.

— Трис, давай ты не будешь параноить, нет никакого подвоха!

— Разве тебе можно доверять?

Вопрос не требует ответа, уж я-то точно знаю, что нельзя. Но он несколько секунд раздражённо молчит и вроде как на что-то решается.

— Пошли.

Малахольно плетусь за ним. Спорить — себе дороже, у него всегда при себе козырь — окрик «это приказ!» Но даже так он находит повод для недовольства — все время оглядывается, в итоге хватает меня за запястье своей ручищей и заставляет пойти рядом.

Но когда я понимаю, что мы подходим к комнате симуляций, ноги несут меня все медленнее и медленнее. У меня плохое предчувствие, аж живот сводит, до того не хочется здесь находиться. Фор недавно что-то говорил про его страхи… фигню, конечно же, Фор просто не так понял… Не хочу ничего знать про его страхи. Пусть бы держал их при себе. Не те у нас отношения.

Он отпирает дверь и начинает командовать.

— Будет четыре страха. Тебе придется самой переключать переходы между ними.

Супер, он ещё и трус!

— Я хочу, чтобы ты посмотрела как можно больше, но показатели будут сильно отклоняться от нормы, действуй по ситуации.

Я уныло наблюдаю, как он включает компьютер, распутывает цветные провода датчиков.

— Нет.

— Что?

— Я не смогу провести симуляцию, Лидер. Квалификации не хватает. Если с вами что-то случится…

Он терпеть не может, когда я называю его Лидером, особенно на «вы». Нет такого правила, которое бы запрещало вежливо разговаривать с начальством. Он прекрасно понимает, что это такая моральная оплеуха. Может, он и спит со мной, но между нами нет ничего общего. Он мне никто. Посторонний. Чужой. Я еле сдерживаю улыбку, когда он сжимает зубы. Кажется, он слегка нервничает, вон датчик пульса только со второй попытки закрепил. Может, мне удастся настолько его выбесить, что он отменит сеанс извращений?

Но нет. Лидер, гад, умеет держать удар.

— Трис, хватит выделываться. Давай, приступай.

Кресло скрипит под его тяжестью. Он показывает пальцем на шприц с сывороткой.

— Я не умею, — делаю последнюю попытку. Это тоже не прокатывает, он прекрасно знает, что я умею делать уколы, как все Отреченные. Он слегка наклоняет голову набок, подставляя шею для инъекции. Эх, вогнать бы этот шприц в какое-нибудь чувствительное место! Но я безнадежна. Недаром нас дразнят Убогими. Не хочу прославиться как рукожоп или нарваться на наказание. Я делаю ему инъекцию по высшему разряду — быстро, ловко, безо всяких осложнений.

Возникает острое искушение бросить Лидера в симуляции одного. Отомстила бы ему за всё сразу! Но если быть честной с самой собой — я не готова его убить. Пока. Фор однажды рассказывал, что страх убивает вернее пули, и это не иносказание. Психогенный шок, какая-нибудь злая аритмия или остановка сердца вполне реальны. Я даже не могу себе позволить отвернуться от экрана. Показатели жизненно важных функций горе-разработчики расположили на том же мониторе, куда выводится пейзаж страха. И почему это Эрудиты считают себя умными? За симуляцией поневоле приходится следить.

И я узнаю о нем много нового.

В первом страхе я заставляю его помочь моим родителям. Мы вдвоем тайно уводим маму и папу из Отречения в убежище на территории Дружелюбия. Нас дважды останавливает патруль, и родители прячутся в развалинах, пока Лидер заговаривает Бесстрашным зубы. Папа проникновенно благодарит его — мол, он помог нам, рискуя карьерой. Мама обнимает его как родного, что-то говорит об опасности.

Моя виртуальная копия поступает хуже всех. Я грубо заявляю ему, что больше пользы от него не будет и он мне даром не нужен. В реальности он бы в два счета расправился со мной, озвучил бы пару обычных угроз — и всё, бунт подавлен. Но в симуляции он растерянно говорит: «Ты не можешь так со мной поступить!» Я с удивлением наблюдаю за нашей виртуальной ссорой. Сама ситуация кажется мне нереальной — с чего бы Бесстрашию преследовать моих родителей, они же мухи не обидят! А на меня противно смотреть. Может, у нас и поганые отношения, но так отплатить за спасение родителей — это как-то совсем по-свински! С какой стати он считает меня такой черствой паскудой?! У него подскакивает давление, пульс зашкаливает, страх выходит из-под контроля, и я скорее переключаю на следующий.

Эрик вертит в руках кольцо небольшого размера, кажется, серебряное. Я изумленно рассматриваю простой стильный дизайн, большой черный камень посередине, тускло-зеленые камушки, асимметрично размещенные вокруг него. Виртуальный Эрик с усмешкой примеряет кольцо на свой палец, но оно мало даже на мизинец. Это ведь не то, о чем я подумала, нет? Мне не по себе, я повторяю, как мантру: «Не может быть». Эрик прячет кольцо в карман, выходит из кабинета, идет наверх, в жилой отсек. Я знаю этот маршрут. Еще поворот, потом через тот балкон — и будет рукой подать до моей квартиры.

Свернув, Эрик замирает на месте. Виртуальная я занимаюсь любовью с виртуальным Фором прямо на балконе. Мимо проходят другие Бесстрашные, один из них одобрительно свистит, другой подбадривает. Моя черная футболка уже валяется на полу, за ней туда же летит лифчик, Фор обнимает меня сзади и разворачивает лицом к Эрику. Длинные светлые волосы красиво спадают мне на плечи, вокруг рта размазана помада, на груди розовые следы от рук Фора, да и лицо красное. Моя проекция будто горит изнутри и издевательски улыбается виртуальному Эрику. Несмотря на красоту, она будто излучает что-то темное — жестокость, мстительность… Это не я.

Фор смотрит поверх моего плеча и с фальшивым сочувствием тянет: «Что поделать, тебе просто не повезло, что есть я». Реальный Эрик попеременно бледнеет и краснеет от злости. Виртуальный отталкивает меня от Фора, заносит кулак, весь вкладывается в удар — и Фор ловко уходит в сторону. Фэйспалм, да и только. Эрик же сам нас учил, как важно сохранять хладнокровие в бою, как мешают эмоции! А сейчас сам потерял самообладание, то и дело раскрывается, пропускает один удар, другой, третий… Я столько раз мечтала, чтобы Лидера хоть раз поставили на место, чтобы кто-нибудь наконец набил его высокомерную рожу. И вот виртуальный Фор разукрашивает лицо Эрика кровоподтеками, разбивает пирсингованную бровь. Кольцо вываливается у Эрика из кармана, жалобно дзинькает об пол и скатывается с балкона в темноту Ямы. Фор наносит Эрику отличный удар в корпус, тот перелетает через ограждение балкона и падает с высоты около трёх метров. Я подбегаю к краю балкона, держусь за Фора и злорадно любуюсь Эриком. Как же я хотела отомстить Эрику за нашу жестокую инициацию, несправедливые наказания, за то, во что он превратил Бесстрашие! Вот оно, воплощение моей мечты — но почему-то мне ни фига не весело…

Фор смотрит на него с балкона и заботливо советует: «Учись проигрывать, дружище». Моя проекция ухмыляется Эрику, опускается перед Фором на колени и расстегивает ему ширинку!..

Зажмуриваюсь, мотаю головой, снова открываю глаза — но дикие кадры не исчезают. Да как так можно! Реальный Эрик прикусывает губу. Нет, я, конечно, хотела плюнуть ему в душу и потоптаться по самооценке — и не думала, что со стороны это будет выглядеть так низко, подло, мерзко… Как это выключить?!

Монитор ненадолго темнеет и затихает. Эрик, должно быть, спятил. Знает ведь, как я к нему отношусь — и даёт мне такие козыри против себя, бери да пользуйся! Это я могу превратить его жизнь в ад, а не он мою. Я могу сделать сделать все его страхи реальностью, один за другим или все сразу. Зачем показывать мне свои слабости?..

Следующий страх начинается с того, что Эрик возвращается в Бесстрашие откуда-то издалека. Макс огорошивает его новостью — мол, Беатрис Прайор арестована как дивергент, и Эрудиты забрали ее к себе вместо казни. Вот теперь и меня захлёстывает паника. Он знает! Откуда? Как такое может быть? Никто же не в курсе, кроме Фора и Тори!

Реальный Эрик бледнеет чуть не до синевы. Но в симуляции он твердо отвечает Максу, что это бред. Дивергентов в Бесстрашии нет и быть не может, он не позволит придурочным Умникам забирать ценных сотрудников и сейчас же поедет и вернёт меня обратно. Поражаюсь контрасту между ужасом, который Эрик чувствует, и внешней демонстрацией уверенности. Ловлю себя на том, что желаю ему справиться хотя бы с этим страхом. Хотя ему-то что переживать, не он же спалился, это мне его новость — как обухом по голове!

Макс с тонкой улыбкой заявляет: «Я так и знал». А потом молниеносно вскидывает руку, в ней зажат электрошокер, слышен треск разряда, мучительные две секунды виртуального Эрика бьют судороги, реальный тоже вздрагивает. Обстановка меняется: тусклое освещение, видны прутья решетки — видимо, карцер? Резкий голос Макса объявляет, что Эрик арестован за укрывательство дивергента. Судя по нормальному пульсу, Эрика это не сильно впечатляет.

И тут по монитору разливается ослепительно-белый, болезненно-яркий свет. Помещение отделано белым кафелем. Эрика здесь нет, вместо него в симуляции несколько Эрудитов в голубых халатах.

И я.

Моя проекция, тощая и бледная, как покойница, лежит на чем-то вроде операционного стола. Эрудит с красными потеками на халате приближается ко мне с неизвестным прибором, болтает какую-то успокоительную чушь. Я шарахаюсь от него, как от чумного, слабо отталкиваю его руку и бормочу что-то бессвязное. Такое впечатление, что я не в себе.

— Отработанный материал, — заявляет холодный голос Джанин Мэтьюз. — Избавьтесь от неё.

Блин, как же я упустила! Глазею на несчастную судьбу своей виртуальной копии, а ведь пульс Эрика давно уже подсвечен красным, состояние критическое! Истерично тыкаю на кнопку. Когда же это кончится, я сама сейчас тут сдохну от страха!

На мониторе — полутемный подвал. Слабый свет льется из очага, просачивается из маленьких окошек под самым потолком. Снова моя проекция, на этот раз лежит на грязном полу. Связанная. Странно, даже сейчас я кажусь красивой. Волосы рассыпались по полу и отсвечивают золотом, трогательно большие глаза, я даже лежу так изящно, будто позирую фотографу. В жизни я никогда так не выгляжу.

Рядом появляется изгой. Несмотря на грязные обноски и худобу, он выглядит опасным. В небрежно обкромсанных волосах — ранняя седина, в глазах — беспросветный мрак. Такими взглядами грешат опытные Бесстрашные, особенно командиры. Изгой вежливо, почти равнодушно спрашивает виртуальную меня, куда будет следующий рейд Бесстрашных, а еще требует провести несколько человек в наше здание, на склад оружия! И вот тут мне становится хреново. Планов руководства я не знаю, слишком мелкая сошка. А в здание невозможно пройти через дежурных, к тому же во всех коридорах камеры, а кода от замка оружейной я опять же не знаю. То есть я не могу сказать изгою хоть что-то полезное, даже если очень захочу. Я говорю чистую правду, но изгой корчит презрительную гримасу и достает из очага раскалённую кочергу. Крик моей виртуальной копии прорезает тишину, переходит в вой, потом в жалобный скулеж. На моей руке вздувается уродливая красная полоса. Становится видно то, что лежит на полу: короткий кривой нож… ведро с водой… канистра с бензином…

— Нет, — шепчет Эрик вслух. У него на лбу блестят мелкие капельки пота. Всё, хватит с меня, с нас обоих!!! Пора прерывать симуляцию! Я нажимаю на кнопку, но эта паршивая программа, изобретение садистов, не торопится отпускать Эрика. Изображение на мониторе пропадает, но Эрик не может освободиться от страха. Он открывает глаза, смотрит мимо меня, в его глазах все оттенки боли, которые чувствовала моя проекция. Снова с силой жму на кнопку «Экстренное завершение», выскакиваю из-за стола, встряхиваю Эрика за плечи, окликаю его. Где же здесь аптечка, надо было сразу положить ее на видное место, кажется, нам понадобится транквилизатор!

Эрик фокусирует взгляд на мне.

— Трис! — В его расширенных зрачках до сих пор плещется ужас. — Ты выбралась! А где… — он хватает меня за руки, осматривает — ладони чистые, ожогов нет. Грозный Лидер судорожно обнимает меня, прижимается ко мне лицом. Я теряю равновесие и плюхаюсь к нему на колени. Впервые в его прикосновениях нет ни малейшего намека на желание. Он сейчас похож на наказанного пацана. Прижимаю к себе буйную голову Эрика, глажу по крепкому плечу, тихонько повторяю: «Ничего не было, это все неправда…» Сама себе удивляюсь. Дурацкий рефлекс — помогать всем сирым и убогим. Кажется, я неисправима. Даже за Ала заступилась, а он мне такую свинью подложил. Я бы никому из Бесстрашных не отказалась, допустим, сделать перевязку или поставить капельницу. Что уж там, я бы даже Питеру помогла… наверное. А страх ничем не лучше ранения, даже опаснее.

А ведь страхи Эрика гораздо лучше моих. Ну… человечнее, что ли. Я не считаю себя эгоисткой, но сейчас как-то неловко за мои глупые, малолетковые фобии — вода, огонь, птицы… Какое счастье, что мама и папа не давали поводов за них бояться!

Я так любила помечтать, что потрахушки с Эриком — это временно, типа черновика, а потом у меня начнется настоящая жизнь. Главное, не подпускать его близко, не вникать, не прислушиваться. Злорадно швырять ему крохи секса, подачки секса. Каждое проявление его раздражения или злости помогало мне укрепить броню. Делает замечание? Это просто придирки, ему только бы людей помучить, характер такой. Даёт совет? Уж конечно, не от большой любви ко мне!

А мой «черновик» взял и оказался живым. Чудовище — беззащитное и далеко не такое ужасное, как мне казалось. Сила на моей стороне, я чувствую себя уверенной, неубиваемой. Может, даже старше его в моральном плане. И пропадает всякое желание пользоваться властью во вред. Чему бы нас ни учили во время инициации, я не люблю бить лежачих.

Довольно быстро Эрик приходит в себя и отстраняется.

— Надеюсь, мы закрыли вопрос с твоим доверием? — холодно спрашивает он. — Никаких подвохов нет и не было. И насчёт твоего перевода в охрану…

И тут меня прорывает. Я вцепляюсь в его футболку и ору, что я никакой не дивергент. Грубо спрашиваю, какого хрена он не работает со своими страхами, и что я сама чуть не загнулась от ужаса, и с какой стати он, сволочь неблагодарная, думает про меня такие гадости?!

На этом месте я осознаю, что Эрик меня не слушает. Чуть не порвав многострадальную футболку, я перестаю ее комкать и просто сжимаю кулаки от злости. Эрик кладет мою руку обратно себе на плечо и накрывает своей большой ладонью.

— Ты меня не слушаешь!

— Очень даже слушаю, — не соглашается он. — Я — неблагодарная сволочь. Продолжай, я весь внимание, — он трётся о мою руку щекой и ухом.

Ну вот как разговаривать с таким типом? Смутно вспоминается мамин рассказ про тактильный голод, который делает людей нервными и агрессивными. Ладно, сперва надо помочь Эрику, а уже потом объясню, в чем он неправ. Спрашиваю, когда будет контрольная проверка, и выясняется, что завтра!!! Я снова завожусь и отчитываю Эрика за безответственность. Мне как-то резко становится понятно, как со стороны выглядит раздолбайство и почему новичкам так жестко прилетало от инструкторов.

Эрика не впечатляет мой справедливый гнев. Заметив один раз, я теперь четко вижу, что он обращает внимание не на слова, а на прикосновения. Эрик вяло отговаривается тем, что занимался аутотренингом**. Ага, оно и видно! Уж не знаю, чем ему грозит неудача на проверке, но иметь четыре непреодолимых страха — значит жить на пороховой бочке! И я предлагаю пройти его симуляцию вдвоем.

Эрик косится в сторону монитора, его губы сжимаются в тонкую полоску. Я вижу его страх так ясно, будто над ним горит неоновая надпись. Но издеваться над ним не тянет. Наконец в нем нашлось что-то человеческое. Это не слабость, это что-то другое… не хочу додумывать эту мысль до конца.

— Послушай, я знаю, что тебе страшно. Ничего позорного в этом нет…

Эрик кажется спокойным, но его выдают руки. Он неторопливо лезет в карман за сигаретами, вытаскивает одну из пачки, машинально сминает ее, так и не закурив, достает следующую. Забираю у него пачку, кладу на стол, беру его за освободившуюся руку, сжимаю пальцы.

— Я буду там с тобой, слышишь? Главное — понять, что это нереально! Твои страхи никогда не сбудутся!

— Да неужели, — скептически отвечает Эрик. Я символически ударяю его кулаком в плечо — несильно, только чтобы показать, что я недовольна. Выдаю целую речь о том, что я не хожу по людям ногами и не отвечаю злом на добро. Я отлично вру — опыт большой. В Отречении спокойно относятся ко «лжи во благо», «лжи во спасение», всяким таким вещам. А после ухода в Бесстрашие враньё пришлось освоить в совершенстве — все для того, чтобы скрыть дивергенцию. То, что я внушаю Эрику — не совсем правда, но и не наглая ложь. Скорее это та сторона правды, которая ему сейчас нужна. Не то что я не способна изменить, я даже думала об этом, просто особо не хотелось. Но я уж точно не стала бы делать это так нагло и открыто, как в его страхе. Умирать в гетто я не собираюсь — приходится дать честное слово, что я не буду переводиться в патрульную службу и буду очень осторожна за пределами фракции. На самом деле честное слово можно как дать, так и забрать, но Эрику об этом знать незачем. Нет, мне не стыдно. Помогу ему сейчас, а там видно будет.

Выслушав меня, Эрик немного расслабляется, но сознается:

— Не уверен, что в симуляции это получится. Да ещё вас так сложно отличить…

Я снова начинаю злиться. Раздражённо говорю, что он зря намечтал мне такую грудь и попу, и неплохо бы разуть глаза, и я никогда не была такой, как эта стерва в его симуляции.

— Много ты понимаешь в женщинах, — хмыкает Эрик. — Ты очень… ты такая красивая…

Я краснею до ушей и спешно перевожу разговор. Сложнее всего с тем страхом, в котором меня рассекречивают. Я настаиваю, что всегда успешно прохожу тесты, изначально результатом было Отречение, но после инициации появились качества Бесстрашной. И тут Эрик выбивает у меня почву из-под ног. Выясняется, что в Эрудиции разрабатывают прибор, который показывает дивергенцию на расстоянии! Я не могу поверить, но Эрик наскоро объсняет принцип — тепловидение плюс дистанционная энцефалография, оценка активности разных зон коры — и дело в шляпе.

— Значит, испортим прибор, — решаю я. — Или отошлешь меня куда-нибудь в укромное место. Всё, поехали.

Полная энтузиазма, перебираюсь обратно за стол и достаю новые ампулы. Эрик настраивает парное подключение, я ввожу нам сыворотку — ему полную дозу, себе — четверть, и мы погружаемся в симуляцию. Я частично осознаю реальность — рука лежит на мышке, монитор с показателями Эрика кажется ярким плакатом на стене. Первые два страха проходят неплохо. По сравнению со своей проекцией я похожа на мокрого воробья. Тем не менее мне удается убедить Эрика, что я — это я, и выходки моей копии никогда не происходили. Оба раза Эрик берет меня за руку, успокаивается, и страх уходит.

А вот в третьем страхе я оказываюсь слабым звеном. Джанин Мэтьюз подносит свой анализатор ко лбу моей копии. Механический голос произносит: «Дивергенция — сто процентов», и это звучит как приговор. В симуляции меня никто, кроме Эрика, не видит, все общаются с моей копией — и все равно меня накрывает паника. Какой-то час назад я была уверена в полной безопасности, а сейчас передо мной разворачивается самый паршивый вариант моей судьбы! Мою копию пытаются арестовать как дивергента, Эрик толкает ее в сторону запасного выхода, всё происходит слишком быстро, ни одного дельного совета не приходит в голову! Эрик пытается задержать Бесстрашных и Эрудитов, они вступают в схватку, Джанин тоже вооружена и мастерским (кто бы мог подумать!) выстрелом попадает в голову виртуальной мне. Эрик поворачивается в сторону убитой, я не успеваю среагировать, да и что тут говорить — «успокойся, не обращай внимания»? Следующим выстрелом кто-то из Бесстрашных ликвидирует самого Эрика. Монитор показывает последнее, что он успел увидеть — огнестрельную рану, которая снесла мне полголовы.

Мы вываливаемся в реальность, тяжело дыша. Эрик смачно матерится, его бьёт дрожь. Симуляция провалена. Хреновый я инструктор! Зато теперь у нас есть общий страх! Эта мысль вызывает у меня нервный смех. Мы снова прижимаемся друг к другу, как перепуганные дети. Утыкаюсь лбом в плечо Эрика и закрываю глаза. Что же делать с этим жутким изобретением, хоть бы он что-нибудь придумал!

— Пошли отсюда, — говорит Эрик, — хватит на сегодня. И нам нужно еще кое-что важное перетереть…

Тут меня торкает суперская идея, и я отвлекаюсь от мрачных переживаний.

— Тебе нужны приятные воспоминания, связанные с этой комнатой. Чтобы завтра тебе пришли в голову не страхи, а только хорошее.

— Ага. Как посмотрю вокруг — сплошь одно хорошее.

Я ласково провожу рукой по его бедру. Еще недавно мне бы и в голову не пришло приставать к Эрику. Но сейчас не вижу в своем поведении ничего странного. Эрик с кучей страхов гораздо больше мне по душе, чем непробиваемый Лидер в броне из наглости и ехидства. Я больше его не боюсь. Веду пальцем вдоль ремня, касаюсь пряжки, спускаюсь ниже.

Эрик перехватывает мою руку и нервно заявляет:

— Я не буду трахаться в этой камере пыток!

Привстаю на носочки, еле касаясь, провожу губами по его шее. Мурлыкаю:

— Целоваться тоже не будешь?

Мне ведь не сам секс нужен, а чтобы Эрик расслабился. Плевать, насколько далеко мы зайдем. Главное — не результат, а процесс.

— Вот представь, завтра придешь сюда и вспомнишь… ну, что-нибудь такое… — нежно трусь носом о его нос, — …и тебе будет не до страхов!

— Супер, — хмыкает Эрик. — Макс подумает, что у меня стоит на него!

А сам сует руку под мою футболку. Тихонько улыбаюсь, я так и знала, что он не устоит! Нежно кусаю его за ухо и неожиданно для самой себя заявляю:

— И все равно за пьянство нельзя выгонять из фракции! Это несправедливо!

Эрик смеется. Никогда не слышала от него такого искреннего смеха.

— Я всегда знал, что ты ненормальная!

Примечания:

** Про аутотренинг, конечно, лажа. Эрик не идиот, прекрасно понимал степень проблемы. На самом деле он собирался подкупить или припугнуть Дока, чтобы тот закрыл глаза на транквилизаторы в его крови. Но Трис об этом не узнает

Примечания:

1. Хотела запихать в эту главу ещё и всю политоту и контрреволюцию и сделать её последней. Но получается слишком много и насыщенно, этак я и к Новому Году не закончу

2. Собиралась придержать главу до выходных в надежде, что у читателей будет больше времени на отзывы. Но у меня, как обычно, графоманское недержание, не дотерплю)

Отсмеявшись, Эрик снова включает режим Лидера. Нам, мол, надо обсудить кучу серьезных вещей, но раз я такая добренькая, придется начать с ерунды, которая меня интересует. Покусать бы его за нахальство, ну да ладно. Пусть попробует хоть одно из своих правил обосновать! Мы с облегчением выметаемся из комнаты симуляций. Эрик преодолел только два страха из четырех, и то с моей помощью, как же он завтра будет…

Уже поздно, но для старших по званию Бесстрашные всегда свободны — Эрику звонит Макс. Судя по части диалога, которую мне слышно, его вопросы не из приятных — что-то насчёт подорванного недавно грузовика, потом про усиление охраны фракций… Эрик сдержанно отвечает, что усиливать охрану некем и нечем — разве что новичков на улицы выставить да забрать из школы детишек-Бесстрашных. Макс, видимо, говорит что-то резкое. Я прекрасно понимаю, что ничего смешного нет, в городе неспокойно, но больно уж забавно наблюдать Эрика в роли подчинённого! На каждого злого Лидера найдется ещё более невыносимый. Эрик крайне вежливо объясняет начальнику, что его требования нереальны, а сам чуть не скрипит зубами. Я не могу сдержаться и довольно громко фыркаю. Эрик укоризненно смотрит на меня, символически шлёпает по попе и извиняется перед Максом. Тот яростно, на повышенных тонах приказывает что-то неразборчивое, Эрик парирует: «Легко! Завтра и выйду в патруль, не возражаешь?» И тут же перехватывает инициативу — предлагает усилить охрану Дружелюбия и Эрудиции, убрав наших бойцов… из «бесполезных» Искренности и Отречения! Макс на том конце провода, кажется, падает в обморок, и я заодно с ним. Эрик же это не всерьез, нет? Афракционеры крайне редко нападают на Отречение, но если совсем убрать охрану — это может их спровоцировать, моя бывшая фракция моментально станет слабым звеном! Мельтешу перед Эриком, мешая ему идти дальше, умоляюще складываю руки и мотаю головой. Макс, видимо, отметает предложение как никуда не годное, и после недолгих препирательств сдается. Эрик завершает звонок и коротко и ёмко комментирует. А потом успокаивает меня — «не трепыхайся, Макс бы по-любому на это не пошел».

Вот и его квартира. Сегодня мы начинаем не с постели и даже не с предложения перекусить, от которого я всегда презрительно отказывалась. Эрик метко бросает коммуникатор на кровать, включает ноутбук и входит по внутренней сети в электронный архив Бесстрашия, раздел «только для руководства».

— На, вникай, — Эрик сажает меня перед ноутом и уходит на кухню. — Закончится этот файл — смотри следующий.

В файле — старое дело об ужасном нарушении дисциплины. Бесстрашный Х. в состоянии острого алкогольного психоза расстрелял из личного оружия троих бойцов, так как галлюцинировал и принял их за прорвавшихся в здание афракционеров! Двоих удалось вылечить, а третий стал инвалидом…

Следующее дело ничуть не лучше. Врач, который работал в Бесстрашии до Дока, подсел на наркоту, прикончил месячный запас сильнодействующих анальгетиков и оставил раненых без обезболивания…

Заглядываю в следующий файл и понимаю, что таких дел в архиве целая коллекция. С отвращением отталкиваю мышку. Тут и Эрик возвращается с кухни с двумя кружками чая. Ту, что для меня, просто молча ставит на стол и садится рядом со мной перед ноутом.

— Теперь поняла?

Я мрачно киваю, отпиваю немного из своей кружки. Чай, конечно, травяной — настоящего в Чикаго не водится — и очень вкусный, сладко-горький такой и слегка терпкий.

— Жалеть таких вот придурков — значит подвести нормальных бойцов. Твой гуманизм здесь ни к чему. Давно пора избавиться от Убогих привычек!

— Почему об этом никто не знает? Может, тогда люди бы понимали…

— Это же позор для фракции, все эти алкаши! — Эрик кивает в сторону монитора. — Да Совет Фракций с ума бы сошел, если бы пошли слухи об этих случаях! Нам доверяют защиту города, не должно быть даже намеков…

— Но ведь новички, и вообще все, должны знать, что пить опасно!

— А это непонятно, надо на пальцах объяснять? — заводится Эрик. — Знаешь, не нужно быть Эрудитом, чтобы сообразить — напиваться до зелёных чертей не стоит!

Слово за слово, мы ссоримся так, как никогда раньше. После увиденных архивных дел я даже отчасти согласна с Эриком, но пытаюсь донести, что людей не стоит использовать втемную. Если мы будем понимать смысл правил и инструкций, будем выполнять их гораздо лучше и охотнее! Но послушать Эрика, так Бесстрашные — одновременно оторвы, слабаки и лентяи, и стоит хоть на минуту ослабить железную дисциплину, фракция тут же развалится. Потом мы яростно спорим насчёт отчисления инвалидов из Бесстрашия. Эрик заявляет, что никто не будет выгонять на улицу опытного сапёра, или механика, или оружейника. Но если человек за свою жизнь только и научился, что бегать, прыгать и стрелять, а потом теряет здоровье — его ценность для фракции падает до нуля. Я попрекаю Эрика вкусностями, которые не переводятся в его холодильнике. Разве это справедливо — лакомиться дефицитными фруктами, когда выбывшие из Бесстрашия обречены на голод! Если бы Лидеры научились делиться… Эрик поднимает меня на смех. У него своя правда — ни одного изгоя не спасет несколько кофейных зерен и пара лимонов. Инвалидам, пенсионерам и прочему «балласту» нужны как минимум хлеб и овощи. А мне неплохо бы спуститься с небес на землю и вспомнить, что всем членам фракций чуть не каждый год урезают пайки — Дружелюбие не справляется с питанием такой оравы!

Я такая бестолковая и неопытная по сравнению с Эриком. Чувствую себя щенком, которого натыкали носом в лужу. Или новичком, которого выпихнули на ринг не просто против профессионала — против мастера. Аргументы у Эрика не хуже отточенных хуков и апперкотов. Не могу не признать, что спорит он ничуть не хуже, чем дерётся. Всё-то у него продумано, всё отработано… Но, уверена, я найду в его позиции слабое место. Как сегодня выяснилось, Эрик не совсем гад и не законченный эгоист. Я ещё сделаю из него человека!

Я временно оставляю трагическую судьбу инвалидов на потом и цепляюсь к ужесточению правил нашей инициации. Эрик придумал выкидывать выбывших к изгоям, и пусть теперь он объяснит, как так можно с людьми поступать! Мало того, что это ужасно, это просто неразумно, в Чикаго и так мало людей, окончивших школу! Нельзя разбрасываться кадрами, точнее, дарить их изгоям!

— Объясни, пожалуйста, на основании чего ты считаешь Лидеров идиотами? — спрашивает Эрик. И в очередной раз меня шокирует. Оказывается, он продумал это, вводя более жёсткие требования. Выбывших действительно стало больше, но их отправляли не к изгоям, а… в Дружелюбие! Там вечно не хватает рабочих рук, Джоанна была не слишком довольна наглыми хамоватыми новенькими, но после нескольких недель приема сыворотки мира они стали шелковыми!

Кажется, потолок становится выше, а в воздухе прибавляется кислорода. Я сейчас пущусь в пляс, как Дружелюбная, или буду прыгать и баловаться, как котенок! Это что же получается — Эдвард и Майра сейчас не в гетто, а живы-здоровы и в безопасности?

— А зачем вы держали это в секрете?! Сказать нельзя было?! Да вы всему нашему выпуску укоротили жизнь лет на двадцать!

Не кто иной, как Эрик, каждую неделю заботливо напоминал новичкам: чей рейтинг падает ниже красной границы, тот вылетает к изгоям.

В ответ этот стервец, этот человек без чести и совести преспокойно заявляет:

— А зачем? Офигенный же стимул, согласись! А то бы совсем расслабились! Конечно, информация просочилась бы рано или поздно, но мы с Максом и Джоанной решили скрывать новый порядок, сколько сможем.

Не знаю, чего во мне больше — злости или облегчения.

— Да тебя убить мало! Какие же вы молодцы, что организовали эту программу! А можно мне навестить наших, ну, бывших наших? Я никому не скажу, честно! Ты хоть понимаешь, что мы не игрушки, нельзя держать людей за идиотов!!!

— А можно попонятнее? — просит Эрик с усмешкой. — А то неясно — то ли благодарность принимать, то ли под стол прятаться!

Да, что-то я и правда разошлась. Чтобы скрыть неловкость, я тянусь за чаем и нечаянно отпиваю из кружки Эрика вместо своей. Упс! Впору сквозь землю провалиться, но он то ли не замечает, то ли принимает как должное.

— Вот дослужишься до Лидера и покажешь, как надо руководить, — вкрадчиво говорит Эрик.

— Не смешно, — отмахиваюсь я.

— А я и не шучу. Как только Эйден пойдет на повышение, займешь его должность, а потом и выше двинешься. Правила простые — за нераскрытые преступления будет прилетать тебе. Если детективы нарушают дисциплину — спросят с тебя. Малейшие жалобы от других фракций…

— Хватит-хватит, поняла! Не хочу. Я не готова!..

— Все вы, Убогие, одинаковы. Чистоплюи! Как других критиковать — вы тут как тут, а как самим взяться за работу!..

От сегодняшних откровений голова идёт кругом. Я как будто с нуля знакомлюсь с парнем, которого впервые в жизни вижу. Мне больше не хочется сбежать от Эрика на край света. С ним хочется спорить, расспрашивать, доносить до него свои идеи… рассматривать… Мои мысли принимают опасный оборот.

— Слушай, а почему мы с тобой раньше никогда не разговаривали?

— Кто с кем не разговаривал? — спокойно переспрашивает Эрик.

Я знаю десяток оттенков его спокойствия: равнодушие, пофигизм, презрение, ЧСВ — целая палитра. Такие интонации, как сейчас, значат «Тревога! Сейчас прилетит всем в радиусе километра!» Ну что опять?!

— Мы с тобой, кто же ещё!

— Ты ничего не перепутала? Я про твою работу знаю больше, чем про свою! Помню график всех твоих посиделок с дружками! А кто организовал твоему батьке обследование в Эрудиции? Когда ты даже ещё не знала, что он болен, а? Я всё про тебя знаю, Трис! Насчёт «кто с кем не разговаривает» — говори за себя!

Не буду извиняться. Мне совсем не стыдно. Эрик сам виноват, у меня были причины так себя вести. Я молча глажу его по локтю, потом прислоняюсь к нему боком.

— Горе ты моё, — ворчит Эрик, высвобождает руку и обнимает меня за плечи. В этот момент у меня громко бурчит в животе. У меня уши горят от стыда, рефлекторно прижимаю к животу руки. Позорище… хотя чего ещё ждать от организма, про ужин-то мы забыли…

— Есть хочешь? — спрашивает Эрик как ни в чем не бывало. — Ну правильно, надо что-то поосновательнее чая. Подожди немного, я щас сбацаю что-нибудь съедобное, — и он уходит на кухню.

Я так устала за сегодня. Слишком много информации, страха, радости, шока… всего много. Я кладу на стол скрещенные руки и опускаю на них голову. Сейчас встану и помогу Эрику с ужином. Вот только посижу минутку с закрытыми глазами…

* * *

Мне снится что-то непонятное, чистый сюр. Я вроде бы выздоравливаю после ранения, лежу посреди белой сверкающей палаты. Теплый ветер красиво раздувает полупрозрачную белую занавеску на большом окне. Морской прибой мягко плещется прямо о мою кровать, волны стряхивают меня с кровати и нежно утаскивают через окно в глубину моря. Вода такая прозрачная, я чувствую ее плотность, почему-то это вызывает спокойную радость. Мимо меня плавают разноцветные рыбки. Я стою на дне, зарываюсь пальцами ног в мелкий песок, и из него тут и там начинают расти водоросли… ой, нет, это маргаритки… клевер, одуванчики, анютины глазки… Я за Стеной, на ничейной территории! Вместо белого песка под ногами твердая выжженная земля, и она на глазах трескается и прорастает зеленью. Рыбок это не смущает, они продолжают плавать вокруг меня прямо по воздуху, лениво шевеля плавниками. Бинты сами собою разматываются с моих рук и ног и неторопливо уползают в траву, даже не потрудившись превратиться во что-нибудь живое.

Мне все время очень тепло, почти жарко, но это приятно. Я чувствую силу земного притяжения, почему-то это тоже радует — я стою на земле, она не отпускает, мое место здесь, именно в этой точке пространства. И я то и дело чувствую прикосновения. Меня то берут за плечо, то за локоть, то обхватывают поперек талии. Кто — не видно, то ли это кто-то «свой», близкий, то ли весь этот странный мир добр ко мне.

Просыпаюсь от необычного ощущения. Возбуждение пульсирует внизу живота, хочется секса аж до боли.

И я знаю, кто в этом виноват. Эрик обнимает меня сзади, большая горячая рука забралась под мою футболку и ласково сжимает мою грудь. Джинсов на мне нет, и сквозь тонкую ткань белья я прекрасно чувствую, как он возбуждён. Первый порыв — приказать Эрику «прекрати!», я ведь даже не проснулась толком, и вообще!.. Но на самом деле мне совсем не хочется, чтобы он останавливался. А хочется мне… это ужас до чего грязно… Правда, Эрик уже делал это со мной, но это было раньше, до того, как… Я тогда не могла расслабиться. А сейчас вот захотела… да только не знаю, как попросить. Может, если сделать шаг навстречу, Эрик… ну, сам догадается, что можно зайти дальше… Закидываю руку за спину, добираюсь до его члена и нежно сжимаю. Эрик судорожно вдыхает, легонько прикусывает кожу на моем плече. Его рука перемещается с груди ниже, проводит по животу, медленно поглаживает меня между ног. Двигаю рукой вверх-вниз вдоль ствола члена, большим пальцем вожу по головке, чувствую, как он наливается кровью и становится ещё твёрже. Слегка раздвигаю ноги, чтобы Эрику было проще добраться внутрь, но он будто нарочно издевается — трогает меня только снаружи. Между ног давно уже мокро, умом я понимаю, что так и должно быть, а всё равно как-то неловко. Да я сейчас с ума сойду от возбуждения, чего Эрик ждёт?! А вдруг у меня опять не получится, не успею за ним, и всё, вон какой у него стояк! А вдруг он скажет какую-нибудь гадость насчёт похотливости Убогих! Но терпеть уже невыносимо, и я решаюсь — кладу свою руку поверх его и сама направляю пальцы Эрика в нужное место.

И наступает разрядка. Кажется, я слегка вскрикиваю. Ощущения настолько сильные, что аж слезы выступают. Эрик, добрая душа, не убирает руку, пока спазмы мышц там внутри не прекращаются. Начинаю понимать, чего все так помешаны на сексе. После пережитого оргазма мне лень шевелиться, но хочется сделать Эрику так же хорошо. Так будет справедливо. Командую хриплым голосом: «Иди сюда» и откидываюсь на спину. И Эрик не заставляет просить себя дважды. Он прижимает меня к кровати своим весом и тянется меня поцеловать. Я уворачиваюсь — никаких поцелуев, я же ещё зубы не почистила! — ласково прихватываю его губами за мочку уха. Раскрываюсь навстречу Эрику, обнимаю его и прижимаю к себе, глажу бугристые мышцы спины, провожу пальцами по старому шраму под лопаткой. Он входит в меня легко, как нож в масло, он почти уже готов, резкие толчки, полностью подчиняюсь его ритму, принимаю его в себя, какой же он крепкий и большой, мне так нравится…

Эрик со стоном кончает в меня, ненадолго обмякает, наваливаясь всей своей тяжестью. Не успеваю запротестовать, как он тактично скатывается влево. Я тихонько улыбаюсь и закрываю глаза. Я молодец. Надо бы встать помыться, но лень. Мы остаёмся лежать, сцепившись руками и ногами.

— Трис.

— М.

— Ты теперь всегда будешь…?

Кажется, доспать мне не дадут.

— Нет, через раз. По средам я буду скандалить. А по субботам, — меня одолевает зевота, — собираюсь тебя связывать.

Эрик хмыкает и говорит в ответ то ли «через мой труп», то ли «да, милая», что-то такое. Но я уже не слышу. Между одеялом, подушкой и рукой Эрика — прекрасный нереальный мир, и он ласково затягивает меня обратно…

Пиликает коммуникатор.

— Доброе утро, Док.

Пауза.

— Да, спасибо, что напомнили. Я сейчас немного занят, но через пятнадцать минут… Хорошо, через десять.

Стук коммуникатора о тумбочку.

— Трис, вставай, мы проспали!!! Уже почти девять!

Мой рабочий день уже час как начался, а Эрику давно пора на итоговую симуляцию, а перед ней нужно ещё и кровь сдать! Мы судорожно выскакиваем из постели и кидаемся приводить себя в порядок. Завтрак мы пропустили, и Эрик сует мне в руки пару булочек и контейнер с копчёным языком. Обожаю копчёный язык. Надо будет поделиться с Эйденом, может, не будет сердиться за опоздание. Хотя Эрик вообще не видит в этом проблемы — «скажешь, что я задержал, и всё!» Тоже можно, выволочку от одного из Лидеров можно получить в любое время, Эйден даже не удивится.

Эрик вспоминает, что утром должен был отправить Максу то ли план, то ли отчёт, и кидается к ноуту. Тот радует его отсутствием связи — опять неполадки во внутренней сети. Отчёт придется взять с собой на флешке, но флешка неизвестно где. «Это все ты виновата, — бурчит Эрик, — всю ночь меня отвлекала, тебе только бы из постели не вылезать!» Показываю ему кулак и двигаю на выход. Все соседи Эрика, наверное, уже разбежались по рабочим местам, но мне по старой привычке до сих пор не хочется выходить из квартиры вместе.

Я бесшумно приоткрываю железную дверь и одним глазом выглядываю в коридор. Никого. Осторожно высовываю голову.

Дверь напротив распахивается, ударяется о стену, и из квартиры Макса неспешно выползает томная, полусонная Марлен.

Из квартиры Макса!

Остолбенев, я во все глаза смотрю на это безобразие и забываю юркнуть обратно. Светло-русые волосы Марлен влажные, будто она поленилась высушить их как следует после душа. Она самозабвенно зевает во весь рот, закрывает дверь своим ключом (!) и только после этого обращает внимание на меня.

— Не может быть, — пораженно говорит Марлен. Ее полузакрытые глаза превращаются из щелочек в круги.

— Не может, — соглашаюсь я. Мы начинаем смеяться друг над другом и вообще над ситуацией.

— Рубашка не маловата? — подкалываю я. Черная рубашка, что на Марлен, заметно велика ей. Марлен завязала полы узлом на животе, закатала рукава, получилось стильно, но все равно заметно, что рубашка с чужого плеча.

— А ну тебя, — злится Марлен. — Я что, должна топлесс в патруль идти? Я же ничего не говорю про твои засосы! — она показывает на меня пальцем.

Что?.. Я испуганно отступаю назад — надо срочно вернуться в ванную и посмотреть в зеркало! Тут же вспоминаю, что я опаздываю, и Эрик тоже, и в его логове не водится тональник, и на этаже командиров его взять неоткуда! Несусь обратно к двери, но обиженная Марлен уже ушла.

— Сумасшедший дом, — ворчу я.

— Это ты в Эрудиции не была, — авторитетно заявляет Эрик. Он наконец загрузил свои документы и сует флешку в карман. — Чего ты мечешься, призрак увидела за дверью?

— Уже ничего, — я обречённо машу рукой. — Ты готов? Тогда пошли, провожу. Где наша ни пропадала…

По дороге к комнате симуляций я держу Эрика за руку и, не затыкаясь, болтаю о разных пустяках. Док едва скользит по мне равнодушным взглядом сквозь открытую дверь. Чтобы удостоиться его внимания, нужен перелом, не меньше. Макса в поле зрения нет, слышен только его недовольный голос. Вскоре выходит Док, и как только он скрывается в конце коридора, я пристраиваюсь подслушивать. Нехорошо подводить Эйдена, сегодня куча работы, но я не могу сейчас оставить Эрика! Вдруг он и сегодня не сможет! Мало того, что его симуляции так тяжело проходят — в случае неудачи ему ещё и от Макса достанется!

Внутри всё спокойно. Не проходит и десяти минут, как раздаются невнятные голоса, потом шаги, и я еле успеваю отскочить от двери. Первым выходит Макс, смотрит на меня с неприязнью.

— Доброе утро, Лидер! — здороваюсь я.

— Уже давно день, — отвечает Макс. Ага, это в начале-то десятого! — Что ты здесь делаешь? У детективов так мало работы?

— Она со мной, — перебивает его Эрик. Он кажется довольным и… растерянным? Что же у него сегодня получилось? Я сейчас лопну от нетерпения!

Макс окидывает меня внимательным взглядом, потом обращается к Эрику:

— Вечером объявлю для всех — пусть знают, на кого равняться. Молодец, порадовал, — крепко пожимает ему руку и уходит.

Я хватаю Эрика за руки, заглядываю ему в глаза и резко спрашиваю:

— Ну?!

— Ты не поверишь. Ни одного страха, ноль! Всё прошло, как ты сказала, — Эрик слабо улыбается. Его серые глаза больше не кажутся ледяными. — Я когда вошёл — вспомнил, как ты помогала мне вчера, потом — как мы сейчас… в общем, пока старался не думать, чтоб Макс ничего лишнего не увидел — симуляция кончилась!

* * *

В столовой ко мне снова подходит Фор. На этот раз он не суется в мою личную жизнь. Фор такой заботливый, отличный товарищ, я бы не против обрадовать его, что со мной теперь всё хорошо, да и не только со мной. Но побеждает застенчивость. То, что происходит между мной и Эриком — слишком тонко, хрупко, мы наворотили столько ошибок… Не хочу ни с кем это обсуждать, самой бы разобраться!

Но Фор не спрашивает о нас, а говорит, что хочет обсудить что-то важное. Настолько серьезное, что столовая среди бела дня его не устраивает, лучше встретиться на крыше после отбоя. Вспоминаю, что Эрик тоже вчера порывался обсудить что-то судьбоносное, но у до этого так дело и не дошло. Смешные эти парни! Спрашиваю Фора, не заразились ли они таинственностью друг от друга и не слишком ли много серьезных дел на одну фракцию. Фор не разделяет мое веселье. Дело оказывается и правда общим, и Фор говорит, что Эрик объяснит лучше — он, типа, больше осведомлен. Не знаю, что они задумали, но этим двоим пойдут на пользу любые совместные дела. «Главное, помните — я буду рад оказать любую помощь», — говорит Фор на прощание.

* * *

Но когда Эрик наконец вводит меня в курс дела, мне становится хреново. Сговор Лидеров Бесстрашия и Эрудиции! Новая сыворотка моделирования реальности, которая превратит Бесстрашных в послушных роботов, исполнителей самых ужасных приказов! Запланированное убийство всех Отреченных! Огромный полупустой Чикаго вдруг кажется совсем небольшим, бесприютным, враждебным. Растерянно думаю, где же укрыть всю толпу Отреченных? Занять метро, выгнав оттуда изгоев? Вывести за Стену? Город нафарширован камерами, патрули на каждом шагу, любой изгой может оказаться стукачом Бесстрашия! А если поднять открытый бунт? Вряд ли он получится бескровным! Сколько человек мы сможем перетянуть на свою сторону? В Бесстрашии не очень-то уважают Отречение, да ещё в газете его так грамотно поливают грязью…

Пока я холодею от ужаса, Эрик предлагает диверсию — или взломать компьютер, с помощью которого Джанин собирается управлять Бесстрашными, или испортить сыворотку. Классная идея, прямо по-Эрудитски коварная. В случае успеха жертв не будет, авторитет Джанин пошатнется, а на руках Бесстрашных не будет невинной крови! Остаётся сущая ерунда — придумать, как это провернуть!

Примечания:

Хотела разделаться с концовкой за пару фраз — всех спасли, мир, гармония и хэппи-энд. Но заговорщики вдруг потребовали внимания)

* * *

POV Трис

Моя жизнь разгоняется до скорости поезда, события так и мелькают, будто в калейдоскопе. Для начала — визит в Эрудицию. Отец Эрика — биохимик, а мама — биолог. Они не участвовали в разработке новой сыворотки, но в курсе принципа ее действия и могут подсказать что-нибудь полезное.

Мистер Коултер — большой, слегка полноватый, с густой бородой. Похож на медведя, но совсем не на героя сказок и не на плюшевого мишку. Его холодный голос и слабая мимика вызывают в памяти рассказы учителя биологии: медведи — самые непредсказуемые хищники, очень опасные для человека. Миссис Коултер — бесцветная блондинка, смотрится особенно хрупкой на фоне мужа и Эрика. В первый момент она кажется безобидной, но потом впечатление меняется.

Эрик коротко вводит родителей в курс дела. В маленьких глазах мистера Коултера — холодный интерес, будто мы — странные объекты для исследования и нам самое место под микроскопом. Миссис Коултер, не стесняясь, разглядывает меня. Вообще-то я сюда приехала не на смотрины! Но против воли мне становится неловко за внешний вид — берцы и брюки запачканы землёй после сегодняшнего визита в Дружелюбие, а отрастающие волосы неплохо было бы уложить…

— Как твоя фамилия? — вдруг высокомерно спрашивает миссис Коултер. Что ж, в моей фамилии нет ничего позорного, как-никак папа — член правительства.

— Моя фамилия Пра…

— Фракция выше крови, — затыкает меня Эрик. — Мама, не отвлекайся, мы здесь не за этим. Есть идеи?

— Не понимаю, почему ты не хочешь в этом участвовать, — басит мистер Коултер. — Просматриваются неплохие перспективы. Отреченных давно уже пора потеснить с пьедестала. Ты читаешь прессу?

Я начинаю закипать. Все, что пишут в газетах — грязная ложь!

— Куда делись твои амбиции? Ты способен на большее, чем прозябать на должности младшего Лидера!

— Я не слишком люблю Джанин, но эта сыворотка — открытие века! Настоящий прорыв в нейрофизиологии! У меня рука не поднимается саботировать этот проект, — вздыхает миссис Коултер. Меня будто током ударяет. Сейчас возьму и выскажу этой малахольной, что ее «прорыв» будет стоить жизни сотням Отреченных! Ее научное любопытство — это просто подлость!

Эрик исподтишка толкает меня ногой под столом, сжимает мои пальцы. Сдерживаюсь изо всех сил, хотя уже понимаю — зря мы сюда пришли.

— В таком случае, дорогие мои, у вас все шансы просрать другой проект, — спокойно отвечает Эрик и указывает на себя. — Из-за этого «прорыва века» от Лидера до преступника останется один крохотный шаг, — Эрик показывает пальцами небольшое расстояние. — Кажется, я ясно объяснил, какая роль в перевороте отводится Бесстрашию и лично мне. Напомнить, чем это грозит?

Коултеры переглядываются, миссис Коултер опускает глаза.

— Итак?

Я задерживаю дыхание. Неужели эти чокнутые Эрудиты нам откажут?

Коултеры одновременно кивают. Получилось! Эрик озвучивает свои вопросы. Сыворотка должна, во-первых, стать неэффективной — подопытные должны остаться в ясном сознании. Но Эрику этого мало. Он опасается, что переворот попросту отложат на потом, а Джанин синтезирует новую партию сыворотки. Эрик считает, что надёжнее дискредитировать саму идею сыворотки управления сознанием, а заодно и Джанин. После введения сыворотки состояние Бесстрашных должно резко ухудшиться — так, чтобы они потеряли боеспособность, но без стойкого вреда здоровью.

— Позвони мне завтра. Попробую раздобыть их лабораторный журнал, — говорит мистер Коултер.

— Украдёшь?

— Кажется, я не давал повода сомневаться в моих умственных способностях. Никаких краж. Разумеется, я его скопирую.

Улыбка мистера Коултера похожа на оскал, а острые клыки и правда напоминают медвежьи. С непередаваемым выражением снисходительной брезгливости он добавляет:

— Но всё же должен сказать, что я… слегка разочаровался в тебе.

Эрик сжимает зубы, но все же отвечает ровным голосом:

— Спасибо за поддержку.

* * *

— Эрик, твои родители… Они такие…

Мы возвращаемся в Бесстрашие по ночному Чикаго. Фары джипа освещают ямы на дороге, полуразвалившиеся дома, чахлые кусты и кучи мусора.

— В целом они нормальные, не переживай, — отвечает Эрик, вынув изо рта сигарету. Кажется, у нас разные понятия о норме. — По крайней мере они нас не заложат. Вот бы ещё найти путного программиста!

— Неужели ни одного не знаешь, ты же из Эрудиции!

— Знаю дохренища. Только они все или гандоны, или суки.

— Прости? — теряюсь я.

— Я имею в виду, все у Джанин под каблуком.

— А почему ты назвал себя «проектом»?

Эрик криво усмехается.

— Ну так предки меня ВОСПИТЫВАЛИ. Экспериментальные методики и прочее дерьмо. Хотели вырастить Эрудита с лидерскими задатками, интеллектуальное светило, гордость фракции. Но что-то пошло не так.

Не могу сдержать смех. «Не так» — не то слово! А потом ляпаю вслух вопрос, который лучше было бы держать при себе.

— Это что же, твоих детей тоже будет невозможно воспитать?

— Это ещё почему? — удивляется Эрик. — Если ты заметила, я за целую фракцию отвечаю. Сплошь одни звёзды, каждый считает себя долбаной личностью! И ничего, как видишь, справляюсь. Думаешь, я одного спиногрыза не воспитаю?

— Эрик!!! Во-первых, твои методы не подходят для малышей! С маленькими так нельзя!

— Чем тебе не нравятся мои методы? Урожденные Бесстрашные…

— Во-вторых, детей нельзя называть спиногрызами! И в-третьих, почему только один?!

Эрик косится на меня, потом начинает смеяться.

— Ты меня троллишь, да? — с облегчением спрашиваю я. — Не смешно вообще-то!

— Почему я у тебя вечно виноват, ты первая эту тему подняла!

— Я не это имела в виду! Я просто так сказала! Ну, то есть не совсем…

Я перевожу дух, собираюсь с мыслями и с умным видом выдаю:

— Это все неважно, мы ведь пока не собираемся заводить детей. Сейчас это не главная проблема, верно?

— Конечно, — спокойно соглашается Эрик и выбрасывает окурок в окно.

И тут я вспоминаю, что вчера мы напрочь забыли про контрацепцию. День был безопасный, я уверена, что всё обойдется, а всё равно как-то не по себе. Но сейчас и правда есть проблемы посерьёзней.

* * *

В ответ на равнодушный вопрос Эрика: «Фор, ты с нами?» было получено такое же холодное «да». Поэтому на следующий день Эрик берет к родителям ещё и Фора. Мы усаживаемся в гостиной Коултеров (стылая голубизна, холодное освещение и огромный книжный шкаф). Мистер Коултер встаёт перед нами, как лектор, и обрушивает на наши головы тонны информации о действии и составе сыворотки. Миссис Коултер скорбно вздыхает о гениальном проекте, который мы хотим пустить под нож. Но потом втягивается, начинает думать вслух об антидотах, то и дело вытаскивает из шкафа том за томом, уточняет в них что-то заумное и бросает на столе раскрытыми. Она по-настоящему меня пугает. Похоже, этой милой женщине все равно, что изучать и изобретать, лишь бы было интересненько! И безразлично, за какую команду играть, лишь бы ей подбрасывали задачи поувлекательней! Эрик и Фор задают вопрос за вопросом и направляют Коултеров в нужное русло. Я в основном помалкиваю. И даже втайне от всех отвлекаюсь на мысли, что Эрудиты в чистом виде — страшные люди. Если бы в их характерах было хоть немного Отречения… на худой конец, Дружелюбия…

В итоге решено, что лучший антидот — экстракт корня какой-то артемизии зимостойкой*. Сложнее с ухудшением состояния и боеспособности Бесстрашных. Эрик спрашивает, не найдется ли чего подходящего в аптеке Эрудиции — их фармацевты обеспечивают лекарствами весь Чикаго. Фор против — типа, нельзя оставлять без лекарств больных и раненых. Мистер Коултер говорит, что в аптеке нет ни одного препарата в количестве, нужном на всё Бесстрашие. То есть загадочную недоотраву придется синтезировать Коултерам.

Миссис Коултер спрашивает, какой эффект мы предпочитаем? Столбняк? Многократную рвоту? Аллергические реакции непредсказуемы, если среди бойцов есть аллергики, дело может кончиться анафилактическим шоком… Незамутненный взгляд миссис Коултер и лучезарная улыбка производят жуткое впечатление. Фор сидит с каменным выражением бледного лица. Мне тоже становится фигово при мысли о Яме, заполненной заболевшими бойцами. Даже непробиваемый Эрик хмурится и прерывает мать — нужен, мол, такой токсин, чтобы Бесстрашные не перемерли. А симптомы отравления должны быть яркими, но не опасными для жизни — никакого обезвоживания, нарушений дыхания и всякого такого! После долгого обсуждения наконец выбран яд степного колючеглаза*. Мистер Коултер углубляется в расчеты и радует нас информацией, что на всё Бесстрашие будет достаточно всего лишь трёх змей! В такой маленькой дозе яд не вызовет остановку сердца, будут всего лишь судороги в мышцах ног и сильная головная боль! На прощание Коултеры выдают подробные инструкции, как выглядят эти самые артемизия и колючеглаз, где искать траву и как охотиться на змей. Про себя я называю их «сорняк» и «змеюка». Макс планирует введение сыворотки Бесстрашным под предлогом прививки через неделю, времени должно хватить. По крайней мере, мы отчаянно на это надеемся.

* * *

Мы расстаёмся с Фором, едва войдя в здание Бесстрашия. Эрик прощается с ним со словами «завтра — как договорились». Фор серьезно кивает и уходит наверх, а мы поворачиваем в сторону квартиры Эрика.

Я спрашиваю Эрика о завтрашних планах. Он объясняет, что они с Фором собираются сбежать за Стену на поиски нужных ингредиентов.

И мне совсем не нравятся слова «мы с Фором». Всё это время я была уверена, что мы будем вместе бороться против Макса и Джанин!

— А я? — уточняю на всякий случай.

— А ты останешься дома. Нечего тебе там делать.

Вот так, значит?! Я гожусь только на то, чтоб вытворять со мной всякие непристойности?! А как доходит до дела — Эрик даже Фору доверяет больше, чем мне?!

Этот гад преспокойно роется в шкафу, достает чистое полотенце и как ни в чем не бывало оборачивается ко мне.

— Пойдем в душ. Спинку мне потрешь, — и весело подмигивает.

Я не двигаюсь с места, скрещиваю руки на груди и прожигаю этого негодяя взглядом. Какой там душ, когда хочется дать ему оплеуху! Я-то думала, он научился хоть немножко меня уважать!

Оценив выражение моего лица, Эрик швыряет полотенце на кровать, подходит ближе и кладет руки мне на талию.

— Трис, поверь, так будет лучше.

Не верю ни словечку! Отворачиваюсь, зло поджимаю губы. Я сама сбегу за Стену, отыщу эти самые сорняки, сама отнесу Коултерам. А с Эриком просто перестану разговаривать.

— Фор умеет ориентироваться за Стеной, я — тоже. А ты не сможешь, ты еще ни разу там не была.

Опускаю голову и глотаю слёзы. Ну почему Эрик всегда, в каждом разговоре напоминает, какая я слабая, неумелая, никуда не годная! Я уже готова оттолкнуть его и сбежать к себе. Пусть бы спал один, и сегодня, и после возвращения из-за Стены, не хочу я согревать постель этому типу!

— И там довольно тяжелые условия, ты к такому не привыкла. Эй, ты что, ревешь?

Слезы в Бесстрашии считаются позором и слабостью.

— Да, — сознаюсь я и поднимаю лицо. — Я тоже должна пойти за Стену.

— Трис…

— Заговор против моей родной фракции, если помнишь! Наше дело мне даже нужней, чем Фору! Я тут изведусь от неизвестности, пока вас не будет!

— Да всё будет хорошо, впереди целая неделя!

— Всего неделя, — поправляю я. — Лишние руки не помешают! Я буду слушаться, честное слово! У тебя ведь на любой случай есть инструктаж, верно? Вы с Фором тоже были новичками и с чего-то начинали! И нечего говорить, что я там не смогу, я не сахарная! И, в конце концов, я просто хочу быть с тобой!

Эрик тяжело вздыхает и сдается.

— Твоя взяла. Может, оно и к лучшему, что ты будешь под рукой.

Слезы сами собой высыхают, и я тяну Эрика в ванную. Какой же он у меня хороший! Что он говорил — спинку потереть? Такому золотому командиру не грех и одеяло подоткнуть перед сном… ну и вообще — все, что он захочет!

* * *

— Эрик! А как же нам выкроить целую свободную неделю? На мне несколько дел в Дружелюбии, а тебя всё время дергает Макс, а Фор…

— Есть простой способ. В случае свадьбы Бесстрашным положен отпуск как раз на неделю.

От удивления я чуть не скатываюсь с широкой постели. Приподнимаюсь на локте и смотрю Эрику в глаза. Опять потешается надо мной? Мы ведь совсем недавно вместе, всего несколько дней! Но он выглядит вполне серьезным… и, строго говоря, нашей связи уже почти год… и то маленькое кольцо с черным камнем в его страхе…

Эрик холодно усмехается.

— Ты бы видела себя со стороны! Не падай в обморок. Мы просто инсценируем нападение изгоев и станем пропавшими без вести.

* * *

В самом начале рабочего дня я предупреждаю Эйдена, что уезжаю опрашивать свидетелей в Дружелюбие. С трудом отделываюсь от Марты, которая хочет, чтоб я поехала с ней в Искренность. У самого выхода я «случайно» сталкиваюсь с Эриком, и он демонстративно — для дежурного — предлагает меня подвезти. Вчера он выбрал для инсценировки нападения одну из немногих улиц без камер. Она примерно по дороге из Бесстрашия в Дружелюбие, да к тому же недалеко от нашей цели — лучше места не найти. Верный джип везёт нас по каким-то серым кривым переулкам, и мы оказываемся в типичном районе гетто — грязь, вонь, полуразвалившиеся остовы стен, и все это заливает сверху мучительно-яркий солнечный свет. Мда, недаром Искренние называют Чикаго «город-помойка»…

На зов Эрика из развалин выбегает тощий изгой и получает несколько банок тушёнки и кусок мыла. Его задача — вечером подбросить к дверям Бесстрашия письмо с требованием неподъемного выкупа, а потом для отвода глаз вести «переговоры» о нашем возвращении. Изгой подобострастно спрашивает, не надо ли ещё чего, но Эрик приказывает ему валить. Мы торопливо перетаскиваем поклажу из багажника к стене здания неподалёку. Пока Эрик закладывает у переднего колеса взрывчатку, я вскрываю украденный у Дока пакет с донорской кровью, пачкаю водительское сиденье, дверь, капаю немного на приборную панель, потом изображаю кровавый след поперек дороги и выливаю остатки у стены — пусть думают, что «раненый» лежал здесь некоторое время. Кристина меня убьёт, а Уилл и Педрады перестанут со мной разговаривать! И Линн тоже! Я на их месте тоже была бы недовольна, если бы меня так жестоко водили за нос! Но по-другому-то никак, я же для дела! И вообще пусть не пугаются раньше времени, они же Бесстрашные!

Мы с Эриком прячемся в руинах.

— Прощай, дружок, — грустно говорит он джипу. Иногда мне кажется, что Эрик относится к этой железяке теплее, чем к людям. — Хорошо мы с тобой поработали…

И поджигает запал. Через несколько минут раздается громкий взрыв, и у меня закладывает уши. Выглянув из укрытия, мы видим, что джип опрокинулся на левый бок, а капот сильно деформировался.

— Не переживай, может, его ещё починят!

— Не уверен. Пошли, время!

И правда, надо поторапливаться. Фор, наверно, уже нас ждёт.

Примечания:

* Artemisia — родовое название полыни, вида "зимостойкая" в реале нет.

Степной колючеглаз — тоже выдуманный вид, мутант

Примечания:

Дорогие читатели, всех с 2023 годом!

* * *

Не то чтобы я сильно хотел работать с Эриком, но его предложение показалось неплохим. Может, малость нестандартным, но это вполне по-Бесстрашному. Нам дают самые странные и рискованные задания, отказ из-за неопытности считается трусостью. Да еще, честно говоря, других достойных идей у меня не было. Все последние дни я то и дело осторожно заводил с товарищами разговор об Отреченных. Выяснил, что сторонников законности примерно столько же, сколько Бесстрашных, мечтающих «подвинуть Убогих», «загнать под плинтус». Если довести дело до открытого противостояния — боюсь, мы не отделаемся малой кровью. Раз есть возможность избежать ненужных жертв, мы должны ею воспользоваться.

Все считают, что за Стену невозможно выбраться втайне от Бесстрашия. Периметр тщательно охраняется, выходы наружу — тем более, поэтому наша задача не из простых. Мы с Эриком и Трис встречаемся между неприметными домами с выбитыми стёклами и ныряем в туннель непонятного назначения. Похоже, это одна из недостроенных подземных веток метро. Изгои почему-то любят селиться в таких укрытиях, и я начинаю нервничать, что нас заметят те, кому не следует. Но здесь никого нет, и вскоре становится ясно, почему. Туннель полузатоплен. Когда мы подходим к воде, Трис порывается разуться, но Эрик ей не разрешает — «мало ли что там на дне». Лучи наших фонарей выхватывают из темноты влажные стены и торчащую арматуру. Мы долго шлёпаем по воде вдоль туннеля, дышим затхлым воздухом подземелья, огибаем бетонные блоки, какие-то колонны, местами черная вода достает выше колен. За одной из куч строительного мусора Эрик сворачивает в гораздо более узкий и низкий проход с земляными стенами, тоже подтопленный. Проход настолько тесный и неудобный, что нам с Эриком то и дело приходится пригибаться, а рюкзаки цепляют стены. Проходит целая вечность, прежде чем мы наконец выходим на поверхность. После тусклого света фонариков дневной свет слепит. Мы оказываемся далеко за Стеной, бледно-серые высотки Чикаго еле виднеются на горизонте на фоне выгоревшего неба.

— Кто еще знает про этот лаз? — спрашиваю я.

— Никто, — отрезает Эрик.

Одна из важнейших обязанностей Бесстрашия — охрана периметра. Члены фракций могут въезжать-выезжать из Чикаго только по особому разрешению. Изгои могут свободно покидать город — «One less thing to worry about», «Less gear, less care»* и тому подобное — но знают, что обратно их никто не впустит. И уж, конечно, вход заказан чужакам. Расхожее выражение «Жизнь осталась только в Чикаго» — это преувеличение. Скорее, здесь сохранилась какая-никакая цивилизация. На ничейных территориях весьма неспокойно. Лет пять назад в Чикаго приняли с распростертыми объятиями торговцев из Детройта (по их словам), а ночью они вырезали Бесстрашных у южных ворот и впустили в город неслабую банду головорезов. Потом бродяги с запада занесли в город холеру, эпидемия выкосила чуть не треть жителей. С тех пор немногочисленных храбрецов, что пытаются проникнуть в Чикаго извне, попросту расстреливают. Просто, эффективно и жестоко.

А теперь вот выясняется, что наш оплот безопасности дырявый! И не кто иной, как Лидер, в курсе — и не принимает никаких мер!

— А почему? — нажимаю я. — Патрульные должны знать! Это подземное болото в любой момент может стать порталом в ад!

— Не вздумай проболтаться об этом туннеле. Это приказ.

Мы отворачиваемся друг от друга и принимаемся переодеваться и сушиться. Эрик инструктирует Трис — объясняет, как ориентироваться по солнцу, как пользоваться компасом, чего опасаться. Ей достается самое простое и нудное задание — поиски растений, а также обеспечение нашего маленького отряда питьевой водой. Мы складываем вещи в тени большого камня и расходимся.

После войны в Иллинойсе произошла экологическая катастрофа. Эрудиты и школьные учителя рассказывают сказки о зеленых лесах, чистых реках, богатых полях. Ну не знаю, верится с трудом. В огромное судоходное озеро к востоку от Чикаго еще как-то можно поверить — причалы и маяк до сих пор сохранились. Только на месте озера теперь сотни квадратных миль непроходимого болота. А от довоенных зарослей кое-где остались островки сухостоя — безобразные выгнутые коряги без листьев. В основном ничейные земли покрыты сухой травой и такими же кустами. Всё ломкое, хрусткое, сто раз пережженное солнцем, неживое на вид. Зверьё там такое же — хищные олени, лысые еноты, покрытые коростой волки. Смешно звучит, но наш грязный, негостеприимный город — неплохое место для жизни. Все зависит от того, с чем сравнивать.

Я час за часом брожу по зарослям, заглядываю под камни, под коряги, в расщелины. Мне навстречу выбегают и выползают самые разные твари — безногие, многоногие, покрытые чешуёй, мехом, наростами. Одни пытаются укусить, другие притворяются дохлыми и воняют так, что глаза щиплет. Некоторых змей можно с натяжкой назвать бежевыми или желтыми, но ни у кого нет «характерных продольных серых полос, идущих от затылка к основанию хвоста», как говорила миссис Коултер. И колючек над глазами тоже ни у кого нет. Всё не то.

К закату мы все сходимся в условленном месте. Трис нафильтровала воды и теперь старательно кипятит её в котелке — обеззараживающие таблетки решено поберечь, у нас всё в дефиците. Сухостой, сгорая, дымит горьким черным дымом. Мы с Эриком сухо обмениваемся новостями — «ничего» и «тоже пусто». Если бы не наша напарница, нам было бы больше не о чем разговаривать. Теоретически можно было бы и похвалить Эрика — вернее, их обоих — за то, что ему удалось за пару дней избавиться от таких тяжелых страхов. Когда Макс объявил это перед всей фракцией, я удивился еще больше, чем когда сам закончил инициацию с первым местом в рейтинге. Но я не буду поднимать эту тему — обидятся еще. Судя по всему, это Трис приложила руку к новому рекорду бесстрашия. Они с Эриком ведут себя очень сдержанно, не позволяют себе ничего непристойного, по крайней мере при мне. Разве что без конца переглядываются. Если бы я не знал предысторию, ни за что бы не подумал, что они вместе. Но сейчас незначительные мелочи бросаются в глаза, это все равно что узнать секрет фокуса. Трис отдает Ужасу Всего Бесстрашия свою порцию мясных консервов из сухого пайка, а взамен забирает у него овощи. Эрик обрабатывает антисептиком ее разодранные руки и ворчит, что можно было и поосторожнее, она ведь не на волков охотилась! Они легко пускают друг друга в свое личное пространство. Наблюдать за ними забавно, прямо на душе легчает. Я скрываю улыбку, утыкаясь в свою кружку с кипятком. Дядюшка Фор — лучший семейный психолог Бесстрашия, обращайтесь! Лидерам-психопатам и твердолобым дивергентам скидка!

Посмотрим, куда приведет фракцию Лидер, довольный жизнью.

Трис впервые за Стеной, ей всё в диковинку. Она заваливает нас вопросами про ничейные земли — что, где, как и почему, мы по очереди ее просвещаем. Вдруг Трис замечает вдалеке свет. Мигающий полудохлый огонёк между нами и Чикаго, у самой земли.

— Что это?

— Изгои, — равнодушно бросает Эрик. — А может, пришлые. Вряд ли ты с ними столкнёшься, они все рвутся в город. Но всё равно смотри в оба, патронов у тебя достаточно.

Трис поджимает губы, а потом заявляет:

— Парни, мы живём неправильно.

А потом выдает целую теорию, как было бы хорошо открыть ворота настежь, собрать шляющихся по ничейным землям бродяг, накормить и вылечить изгоев — и дать всем работу в Дружелюбии. Джоанна расширила бы поля за Стену, наступило бы изобилие и всеобщее счастье…

Я не возражаю — сама все поймет со временем. Эрик тоже не спорит. Он еле заметно улыбается и почти нежно отвечает:

— До чего же ты бестолковая.

* * *

Следующие три дня проходят однообразно. По ночам — холод, проникающий в спальник, днем — жара и заливающий глаза пот. Страхолюдная растительность и зверьё-мутанты. Очень сухо, всё время хочется пить. Днём и ночью нас изводят насекомые. Репеллент помогает плохо — то ли выдохся, то ли нипперы* * *

мутировали со времени моей последней поездки за Стену.

Трис стоически терпит всё наравне с нами, не жалуется. Она никак не может найти нужную траву. Колючеглазы, похоже, передохли скопом. Четвертый день клонится к закату, когда из зарослей на меня бросается желтовато-коричневая тень… оно!.. но я тут же замечаю непропорционально большую голову, и зубов у этой твари слишком много для змеи. Несколько ударов крючком, и от мутанта удается отбиться. Я сажусь прямо на землю, отшвыриваю чешуйчатую тушку в кусты.

— Похоже, этих змей вообще нет на свете, — со зла говорю я вслух.

И едва я произношу это, мозг начинает работать как бешеный. Четвертый день на исходе, а мы так не нашли ни растения, ни змей! А Эрик всё так же спокоен, будто сидит дома в Лидерском кресле! Зачем он на самом деле нас сюда вывел?! Трис — чтобы обезопасить, держать подальше от Отречения с Эрудитов с их сывороткой, а меня… видимо, чтоб не дать мне сорвать переворот?! А в перспективе, может, и пристрелить, ничейные земли большие, хватит места спрятать один труп! И консультировали нас его родители, с чего я взял, что им можно доверять?! Всё сходится!

Я готов немедленно рвануть в сторону Чикаго, но надо забрать из лагеря вещи и предупредить Трис. И, в конце концов, хочу этому сукиному сыну в глаза посмотреть. Если у него есть разумные объяснения нашим неудачам, пусть объясняет!

В нашем примитивном лагере меня поджидает новый сюрприз. Непонятное существо — что-то среднее между бронированным кабаном и небольшим бегемотом — откопало из-под камней сухие пайки и увлеченно грызет угол одной из коробок. Я вскидываю винтовку, мутант разворачивается, бросается ко мне, какой же он быстрый для таких размеров, стреляю и попадаю в упор, огромная туша мутанта падает к моим ногам, еле успеваю отскочить, он храпит, хрюкает, бьется в предсмертных судорогах.

Сухая трава в человеческий рост раздвигается, и показывается Эрик.

— Отличный выстрел, — снисходительно говорит он. Я завожусь еще больше. Выстрел в упор, да ещё в такой большой череп, даже пятилетний ребенок попал бы в таких условиях! А мутант до сих пор жив, хрипит и дёргает копытом! Лучше бы Эрик держал свой сарказм при себе!

Тот невозмутимо добивает странное животное ударом ножа под угол нижней челюсти, и оно наконец затихает. Эрик оглядывает разгромленный лагерь, видит развороченный тайник с припасами и командует:

— Значит, сегодня будет мясо. Помоги освежевать, — и сам принимается за дело — садится рядом с тушей и надрезает шкуру на животе.

Я кладу винтовку на землю, но не тороплюсь присоединяться к Эрику.

— Нашел хоть одного колючеглаза?

— По нулям. А ты?

— Мы занимаемся ерундой, — резко говорю я.

Раздается хруст и треск, на поляну выходит Трис. Краем глаза отмечаю, что она что-то держит в руках, но мне сейчас не до этого.

— Парни, я нашла… Фор, что случилось?

Я заявляю Эрику, что его план — полное дерьмо. Спрашиваю, какого хрена мы здесь делаем на самом деле и сколько он намерен таскать нас по ничейным землям. Эрик, деля внимание между мной и убитым кабаном-переростком, без особого интереса напоминает, что впереди ещё три дня. День — на обратную дорогу, день Эрудиты потратят на расфасовку сыворотки по ампулам, то есть ещё день мы можем смело провести за поисками змей и травы.

— Я нашла артемизию! — встревает Трис и выставляет перед собой неплотно набитый мешок. — Всё как сказала миссис Коултер — серые цветы, стебли пустые внутри…

— Умница, — говорит Эрик, продолжая снимать шкуру с мутанта. — Ещё вопросы? — это уже мне.

— Да, парочка найдется. Что будем делать, если не найдем змей?

— Послезавтра вернёмся в город, и я приступлю к плану Б.

— Не поделишься с группой?

— Нет.

— Раз так, я ухожу. Здесь нет никаких колючеглазов! И моё время слишком дорого, чтобы терять его!

Отчасти мой ультиматум — проверка на вшивость. Если Эрик станет удерживать меня здесь — значит, я не зря его подозревал. Но в то же время я и правда готов свернуть поиски. Трис в безопасности с Эриком, а мне в ничейных землях делать нечего.

Эрик поднимает брови с таким видом, будто мой бунт не страшнее истерики малыша в песочнице. Трис пытается что-то сказать, но я сосредоточен на основном противнике.

— Ты нужен мне здесь.

— Не зарывайся. Ты Лидер там, — показываю на северо-восток, — внутри периметра! Здесь можешь держать свои приказы при себе!

— Идея моя, план мой, — хладнокровно отвечает Эрик. — Ты добровольно с нами пошел и обещал помогать. И это ты бегал за мной с воплями «надо спасти Отречение!» Если бы не ты…

— …ты бы семимильными шагами двигался в сторону трибунала и казни, — зло заканчиваю я.

— Фор, ты неправ, — снова вмешивается Трис.

— Так что за план Б?

— Не твоя забота.

Я поднимаю с земли брошенную винтовку и пытаюсь найти свой рюкзак. Эрик втыкает нож в тушу, поднимается на ноги и закуривает.

— Хочешь уйти — вали, держать не буду. Ты же сам трепыхался, как бы кого из Убогих не зацепили, а теперь хочешь сбежать? Всем ты хорош, Фор, только бесполезный. Всю жизнь таким был.

Трис нервно вертит головой, переводя взгляд с одного на другого. Я застываю с рюкзаком в руках.

— Я бесполезный?!

Эрик презрительно кивает и выдыхает вверх длинную струю дыма.

— Когда боец с твоими навыками отказывается от нормальной должности…

— Да где бы ты был, если бы не мой отказ!

— …и прячется в диспетчерской или за спинами новичков — это обычная лень и безответственность. Можешь не прикрывать их красивыми словесами. Ты ничуть не лучше, чем твои чмошники-малолетки!

Я ненавижу Эрика. Омерзительна жестокость, с которой он бьёт по больному месту. Мне противен весь его альфа-самцовый имидж, от выставленных напоказ бицепсов до черных «тоннелей» в ушах, от ехидного прищура до нарочито ленивого низкого голоса. Я отбрасываю рюкзак, скидываю с плеча винтовку, делаю быстрый шаг к Эрику, сейчас я ему!.. Этот гад не двигается с места, даже в защитную стойку не встаёт.

Трис, маленькая, растрёпанная и решительная, вклинивается между нами.

— Уймитесь, что вы как маленькие! Сейчас не время для разборок! Эрик, не надо его цеплять! Фор, не ты один переживаешь за результат!

Слова Трис действуют отрезвляюще. Да кроме того, сорваться на Эрика — значит опуститься до его уровня. Это его роль — ненавидеть и вестись на подначки. Не хочу становиться таким же придурком.

Отворачиваюсь и иду прочь, забираюсь на вершину холма. Солнце уже наполовину скрылось за горизонтом, розово-оранжевое небо пересекают несколько лиловых облаков. Небо в нашем неласковом мире гораздо красивее уродливой земли. Сколько лет прошло, а люди не научились мирно уживаться даже внутри одной фракции!

Позади меня шелестят лёгкие шаги. Рядом встаёт Трис.

— Фор…

— Иди обратно к нему, нечего здесь отсвечивать. Не хочу снова попасть в его грязные фантазии.

— Нас прекрасно видно на фоне неба, я смотрела снизу. И видно, что мы не делаем ничего плохого. Ты недавно вправлял мне мозги…

— Ну извини!

— …и был совершенно прав. И сейчас время вернуть долг. Не бросай нас, Фор, не пори горячку. Без тебя нам будет гораздо сложнее. Ещё есть время. Мы сможем.

— Я не бесполезный, что бы он там ни думал!

— Я знаю, — мягко отвечает Трис.

— Я тренирую новичков не хуже него! Совсем не обязательно запугивать их до потери пульса! У меня были причины отказаться от лидерской должности! И это не его дело!

— Понимаю.

— Вряд ли. Я перешёл в Бесстрашие, чтобы измениться. Хотел навсегда избавиться от четвертого страха — не в мозгах, так хоть в реальности.

Трис молча кивает. Она видела в симуляции мой четвертый страх — Маркус с занесенным ремнем.

— Я никогда не мечтал самоутверждаться с помощью оружия, ясно? Только здесь у меня появился страх убить невиновного! Среди изгоев есть мои бывшие ученики — те, кого я не смог вытянуть! И даже это не главное, в гетто полно хороших людей, не все же они афракционеры! Вот поэтому я не захотел, хоть ты постарайся понять!

Трис снова серьезно кивает. Верит. То, что я говорю — это верхушка айсберга, главное Трис не обязательно знать. Никакая доблесть и мужество, никакой общественный порядок не стоит того, чтобы однажды увидеть в прицеле винтовки собственную мать. Пусть я ее так и не простил за то, что она бросила меня один на один с Маркусом, пусть у меня к ней масса претензий, но…

— Что у него за запасной план? — сухо спрашиваю я.

— Хороший, поверь. Прости, подробностей не будет. Это тот случай, когда меньше знаешь, крепче спишь.

— Трис, в команде так нельзя, — нажимаю я.

Она умоляюще смотрит на меня оленьими глазами.

_ Фор, это незаконно! Ну, в смысле… еще хуже, чем то, что мы сейчас делаем. Я обещала Эрику! Если вдруг понадобится твоя помощь, он сам тебе скажет!

— Заговорщики хреновы, — бурчу я под нос. — Быстро же вы с ним спелись!

Трис краснеет — даже в сумерках заметно — и ударяет меня кулаком в плечо.

— Сам виноват! Кто к этому руку приложил?!

— Я остаюсь, Трис. Исключительно по твоей просьбе, — и я снова повторяю: — И я не бесполезный.

Мне слышится тихое фырканье, и я возмущённо оборачиваюсь на Трис — ничего смешного! Но нет, показалось. Трис в очередной раз поддакивает и просит меня набрать хвороста.

* * *

Когда я возвращаюсь к костру, Эрик делает вид, будто ничего не было, я тоже. Парное мясо бегемотокабана специфически пахнет, но оказывается довольно вкусным. И сытным — гораздо лучше, чем наши сухие пайки. Конечно, я остаюсь не потому, что Трис попросила. И уж конечно, не для того, чтобы что-то доказать этому засранцу. Просто Эрик так легко отпустил меня в Чикаго, что я перестал его подозревать. И, в конце концов, один день ничего не решает, можно и попробовать.

Наутро Трис присоединяется к Эрику — трава уже собрана, и ей лучше тоже заняться поисками змей. Эрик выдает ей запасной змееловный крюк и начинает поучать, как с ним обращаться. Я не хочу слушать его бубнежку и скорее ухожу.

Трава ещё не просохла от утренней росы, когда я чуть не наступаю на толстый чешуйчатый желтоватый хвост. Не успев толком осознать это, я со старательностью чайника кидаюсь на змею и по всем правилам прижимаю ее шею к земле крюком. Змея реагирует не сразу. Дохлая, что ли? Интересно, дохлая годится для нашей цели? Но нет, она вяло извивается. Посередине ее тело немного вздуто. Я так понимаю, змея только что плотно поела, поэтому такая ленивая. Я крепко, но осторожно беру ее за шею, после этого убираю крюк и поднимаю с земли. Змея обиженно смотрит на меня желтыми глазами с вертикальными зрачками, высовывает раздвоенный язык. Над глазами торчит по заметной колючке, вдоль спинки идут серые полосы.

— Красавица, — ласково говорю я змее. — Тебя-то я и искал. Дальше поедешь в мешке.

Следующую змею я нахожу ближе к полудню. Эта гораздо шустрее, чем первая, и пытается сбежать в густую траву, но утреннее везение придает мне ловкости, и она тоже оказывается в мешке. Один раз — случайность, два — закономерность. Я поднимаю винтовку вертикально и трижды стреляю — это условный знак «оба идите сюда». В ожидании Эрика и Трис прочесываю ближайшие кусты, но больше змей не нахожу.

Когда напарники приходят, я объясняю — похоже, колючеглазов здесь много, у меня уже две змеи, а всего надо было три, и если мы все обыщем вот эту низину, а потом…

— Нет, Фор, — перебивает Эрик. — Больше не надо. У нас тоже две.

* * *

Обратная дорога проходит без приключений. И без конфликтов. Эрик не припоминает мне вчерашнюю вспышку, а я не достаю его вопросами о загадочном плане Б. Хрупкий мир восстановлен. Мы проходим большую часть пути до темноты, ночуем в ничейных землях и выдвигаемся в дорогу рано утром. Шевелящиеся мешки со змеями и сухие стебли артемизии, торчащие из мешка Трис, внушают оптимизм. Только бы все и дальше пошло по плану!

Ближе к городу появляется связь**. Эрик просит отца приехать в гетто, на ту самую улицу без камер, и не попасться патрулю. В ожидании мистера Коултера мы тщательно прячем в развалинах рюкзаки, спальники и оружие — вернёмся за ними позже. Мы все трое — очень грязные и усталые, но этого мало. Дома должны поверить, будто мы были в плену у изгоев, а они не слишком вежливы с Бесстрашными. У Эрика в рюкзаке припасён кусок грубоволокнистой веревки, и мы имитируем следы связывания на руках — если несколько раз провести веревкой посильнее, с нажимом, остаются потертости и ссадины. Эрик с отвращением наблюдает, как Трис стирает в кровь своё тонкое запястье.

— Может, поможешь? — спрашивает она. — Мне не с руки.

— Нет, — грубо отрезает он. И некстати добавляет: — Я же тебе говорил — сидеть дома!

— Тогда не смотри, — пожимает плечами Трис. Эрик переключается на меня.

— Фор, тебе придется дать мне в морду.

И, как всегда, не может обойтись без ехидства:

— Знаю, дружище, что это непросто, но сделай над собой усилие.

Я добросовестно, но без особого удовольствия бью его в челюсть. Эрик в ответ подбивает мне глаз. Теперь мы смотримся гораздо правдоподобнее.

— Мне тоже придется? — твердо, с отчаянной решимостью спрашивает Трис.

— По-хорошему, надо бы, но я не буду, — отвечаю я. Трис и раньше доставалось на спаррингах — кулаками, локтями и даже ногами, но у меня рука не поднимется ее бить.

— Обойдешься, — ставит точку Эрик. — Очень изгоям нужно тебя лупить, ты и на бойца-то не похожа.

— Эрик! Хэлло! Малыш, где ты? — окликает нас тонкий голос. Мы с Трис хихикаем над «малышом», Эрик злобно шикает на нас, выглядывает наружу и возвращается обратно уже с матерью. Она одета в деловой синий костюм, каблуки противно цокают по покосившимися бетонным плитам. Брюки миссис Коултер слегка запачканы, на плече висит большая сумка. Ее прическа посыпана сверху то ли землёй, то ли ржавчиной, но она держится с таким достоинством, будто готовится выступить с кафедры. С плеча миссис Коултер свисает клок паутины, она невозмутимо снимает его наманикюренными пальцами и принимается отчитывать Эрика:

— Сынок, ты ужасно выглядишь. Совсем не похож на Лидера! Даже на Лидера вашего ужасного Бесстрашия! Твой отец не смог незаметно покинуть здание. А я придумала себе дело на складе и вылезла через окно в полуподвале, там такие маленькие окошки, как раз для меня!

— Мама, ты уверена, что тебя не засекли патрульные?

— Как вульгарно ты выражаешься! Следи за своей речью. Разумеется, патрульные видели мою машину. И даже спросили о цели визита в гетто. А потом сопровождали до места.

Трис непроизвольно прижимает руки к груди. Эрик бессильно приваливается плечом к стене. Мы все смотрим на миссис Коултер, и у нас не находится слов.

А она как ни в чем не бывало продолжает:

— Они и сейчас меня ждут — через две улицы отсюда. Я, видите ли, объяснила им, что собираюсь изучать микрофлору в старой канализационной сети. Старший патрульный был очень недоволен — поездка не согласована, почему я себе позволяю разъезжать по гетто, и так далее. А я припугнула их кишечными инфекциями! Сказала, что в Чикаго возможно появление новых штаммов… ну, неважно, они все равно не поняли. Тогда патруль проводил меня до 203-й улицы, я у них на глазах спустилась в канализационный люк, почему-то никто не захотел пойти со мной вниз, а ведь так кричали о безопасности! Дальше я прошла немного вдоль трубопровода, чуть не заблудилась, там развилка была…

Трис нервно хохочет. Миссис Коултер задирает маленький нос и высокомерно смотрит на нее сквозь очки. Где-то я уже видел точно такое же выражение лица…

— Миссис Коултер, вы потрясающая, — торопливо говорю я, пока она не накинулась на Трис. — Вы самая невероятная женщина, которую я встречал.

Миссис Коултер поворачивается ко мне.

— Боюсь, Бесстрашные не в состоянии оценить мой интеллект в полной мере, — холодно цедит она. — Вот вы, молодой человек — что вы знаете о межвидовой конкуренции в биоценозе…

Только вмешательство Эрика помогает ее отвлечь. Он передает матери мешок со змеями, она тут же ловко развязывает горловину и сует в него нос.

— О, какие великолепные экземпляры! Да ещё целых четыре! Можно будет выделить немного яда про запас… правда, пока не знаю, куда его использовать…

Миссис Коултер улыбается так радостно, будто ей вручили бриллиантовое ожерелье, не меньше. За спиной у неё Трис закатывает глаза.

* * *

После ухода сумасшедшей биологички мы наконец выходим из развалин и неспешно плетемся в сторону Бесстрашия. Мы вымотаны до предела, и когда наконец на нас натыкается патруль, мы смотримся достаточно убедительно. Старший в патруле радостно верещит в коммуникатор «Мы их нашли!», Эрик отнимает у него коммуникатор и докладывает Максу сам. Тот, видимо, ругает его на чем свет стоит — какого хрена Лидер позволяет захватить себя в плен и ставит всю фракцию на уши. Эрик в ответ фыркает: «Тебе жалко за нас какой-то грузовик и несколько говяжьих туш? А, ещё и партию автоматов требовали…»

В Бесстрашии Макс долго и тревожно расспрашивает нас о «плене» и «похитителях», но, кажется, удается отовраться. Нет, не пытали — Эрик запугал изгоев, мол, если нам причинят серьезный вред, им не видать выкупа как своих ушей. Да, они идиоты, что поверили, видно, пропили последние мозги. Нет, посылать туда спецназ бессмысленно — мы никого не оставили в живых. Да, мы готовы приступить к работе, а медосмотр подождёт. Это лучший способ обрадовать Макса, он не любит, когда Бесстрашные «нежатся» и «бездельничают». Можно выдохнуть.

Мы решили, что подмешивать антидот и змеиный яд в сыворотку лучше Коултерам, у нас троих всё равно нет доступа в лабораторию. Поздно вечером мы дежурим в новой машине Эрика недалеко от здания Эрудиции. Если мистеру Коултеру помешают проникнуть в лабораторию, придется взорвать подстанцию, чтобы обесточить всё здание и отключить электронные замки. Варварство, конечно, а что делать? Эрик молча смолит сигарету за сигаретой, Трис сидит неподвижно и не сводит глаз с высотки Эрудиции. Но нет, когда ожидание становится невыносимым, в знакомом окне трижды мигает свет.

— Ха! У него получилось! — радуется Трис. — Ну, теперь-то уж точно всё будет хорошо, правда?

— Молись, чтобы Умникам не пришло в голову контрольно протестировать сыворотку завтра, — расхолаживает ее Эрик и заводит двигатель.

* * *

Через день Бесстрашных собирают в Яме для «вакцинации». К прививкам в Чикаго относятся очень ответственно, никому не придет в голову отказываться. Док и две медсестры-Эрудитки быстро и ловко делают инъекции, Макс и Эрик наблюдают. Я встаю в очередь к Доку и получаю дозу сыворотки.

И ничего не чувствую. Ни обещанной головной боли, ни мышечных спазмов — ничего. Бесстрашные, которые уже получили инъекции, выглядят здоровыми и спокойно покидают Яму. К счастью, сознание ясное, я полностью ориентируюсь в ситуации… или это только кажется? Как понять, работает сыворотка или нет? Тревожно смотрю на Эрика, тот напряжённо всматривается в лица Бесстрашных.

— Мать вашу, что это за дрянь? — рычит чей-то хриплый голос.

— Док, что-то мне нехорошо… — бормочет другой.

— Дайте обезболивающее!

— Мои ноги!

— Прекратить вакцинирование! — громко командует Макс. — Док, что происходит?!

У меня тоже начинает раскалываться голова. Правую икру сводит судорогой, да такой, что я не могу устоять и падаю на пол.

У нас получилось!

Примечания:

* английские аналоги поговорки "баба с возу, кобыле легче"

** — так и не сообразила, какой тип связи должен быть у коммуникаторов. Сотовой связи в этом мире нет по понятным причинам. Если использовать радиосвязь, их переговоры могли запеленговать все, кому не лень.

«Я думаю, это начало большой дружбы»

Фильм «Чёрная кошка, белый кот»

* * *

Бесстрашие превращается в один большой лазарет — когда яд начал действовать, сыворотку успели ввести почти половине личного состава. Макс рвет и мечет. Он не склонен к нежности по отношению к Бесстрашным, но массовый вред здоровью бойцов впечатляет даже его. Подозреваю, что мрачная картина Лидера, оставшегося без фракции, видится ему в кошмарах.

Меня и других бойцов, которые покрепче, разгоняют по квартирам — лазарет битком набит новичками. Док и медсестра сбиваются с ног, бегая от одного больного к другому. Я не могу выходить, и новости пересказывает Трис — ей ввести сыворотку не успели. Через неделю вместе с ней приходит Эрик.

И тогда я в полной мере понимаю, каким хорошим и продуманным был его план.

Эрик рассказывает, что Макс спустил на Джанин всех собак, но Джанин тоже не лыком шита — настаивает на доработке сыворотки и хочет начать всё сначала. Но Максу противно даже думать о захвате власти, тем более с такой соучастницей. Макс и Эрик убирают от Эрудиции всю охрану — работать, мол, некому, всё Бесстрашие лечится. Все грузовики с продуктами, отправленные из Дружелюбия к Эрудитам, захватывают изгои. Когда Макс и Эрик решают, что с Эрудитов хватит, то едут на переговоры к заместителю Джанин. Эрудит понимает их с полуслова. Джанин смещают с поста Лидера Эрудиции с пожизненным запретом занимать руководящие должности, заниматься биологией, химией, физиологией и чем-то ещё. Мне даже жалко ее становится. Неприятная женщина, но сейчас она наказана за то, в чем не виновата! Но я старательно подавляю жалость. Зря она решила манипулировать Бесстрашными, и переворот напрасно затеяла. Пусть ищет себя в библиотеке, или куда там ее перевели.

* * *

Примерно через месяц Эрик собирает все Бесстрашие в Яме. По дороге к Яме бойцы гадают, в чём дело — кто что натворил на этот раз? А может, Бесстрашие ждет очередное испытание, вся наша жизнь — сплошной квест…

— Детективный отдел — по сто долларов каждому сотруднику за высокую раскрываемость, — говорит Эрик.

Детективы бросаются друг к другу обниматься.

— Патрульная служба — по сто пятьдесят долларов каждому за подавление беспорядков.

Патрульные аплодируют. Эрик перечисляет все подразделения — спецназ, службу наблюдения, инструкторов. Оказывается, все Бесстрашные — ценные сотрудники и заслуживают поощрения, это что-то новое! Лидеры — народ суровый и нечасто балуют нас похвалами, да ещё прилюдно. Ладно бы Макс, но Эрик?

— Теперь по новичкам, — Эрик бросает в их сторону хмурый взгляд. Новички замирают, как кролики перед удавом. — Допустимое время прохождения страхов увеличивается до получаса.

Вот это номер! Это значит, что на втором этапе не вылетит… никто?..

Новички пытаются осознать, что нависшая над ними опасность исчезла. Эрик тем временем продолжает:

— Время психологической подготовки сокращается на неделю, вместо преодоления страхов будете работать над командным духом.

Девчонки-новички издают восторженный писк и визг, кто-то пускает слезу.

— И последнее. Бизон остаётся в Бесстрашии — будет работать на кухне.

О-о-о, а вот эта новость ещё лучше! Бизон — мой бывший ученик. Недавно он подорвался на мине и потерял ногу до колена. Хороший парень, но Бесстрашия в нем всегда было больше, чем профессионализма. Это первый инвалид, что остаётся во фракции с самого момента основания. Я ходил просить за Бизона, пока он лечился, но Эрик сказал, что подумает. За его раздумьями может скрываться что угодно — «по гроб жизни не рассчитаешься» или «нет человека — нет проблемы». Это царский подарок не только для Бизона, но и для меня. Эрик, конечно, об этом не думал, но он не мог бы найти лучше способа меня порадовать — к премиям и наградам я равнодушен.

— Плакала наша жрачка, — ворчит кто-то недалеко от меня. — Бизон же рукожопый!

Но общий настрой таков, что и эту новость принимают радостным ором. Даже не надеюсь, что Эрик меня услышит, поэтому поднимаю руки повыше и показываю ему большие пальцы — круто, мол, респект! Он смотрит на меня и сухо кивает — благодарность принимается. Такими темпами мы скоро и до рукопожатий дойдем.

— На этом всё. Можете возвращаться к работе.

— Эрик, а за что все это? — выкрикивает один из спецназовцев. — С чего ты такой добрый?

Ох, зря он рот открыл! Ну, они все там безбашенные, даже на фоне остальных Бесстрашных выделяются.

— Захотелось, — в тон ему отвечает Эрик. — Посчитал нужным.

Он поворачивается и собирается уходить, но Макс перекрывает ему дорогу.

— Я сам скажу, в чем дело. Вы же знаете, младший Лидер очень застенчив!

Бесстрашные отвечают дружным смехом. Эрик смотрит на Макса исподлобья, но не возражает.

— Трис, подойди сюда.

В толпе возникает движение, Трис пробивается к возвышению и забирается наверх. Мягкое, текучее чёрное платье облегает ее стройную фигуру, что-то блестит на шее и в ушах. Трис застенчиво улыбается и жмется ближе к Эрику, тот бросает на нее быстрый взгляд.

— У Эрика и Трис свадьба вечером в Искренности.

От радостного рева Бесстрашных, кажется, рухнет потолок. Трис тихо сияет, Эрик недовольно смотрит на Бесстрашных сверху вниз. Похоже, ему сейчас хочется провалиться на месте.

— Вот тихушница! — возмущается неподалеку Кристина. — Я ей всё рассказываю, а она! С этим! Замуж!!! Подруга называется!

Из нечленораздельного гула и свиста выделяются отдельные выкрики, а потом они переходят в дружное скандирование:

— Целуйтесь! Целуйтесь!

— Так, заткнулись все! — рычит Эрик. Гул стихает.

— Никаких поцелуев! Будете плохо себя вести — отменю все поблажки! — и уже тише: — До понедельника меня не дергать! Пойдем, Трис, — и помогает ей спуститься сверху.

Я снова перед выбором. Что дарить на свадьбу этим ненормальным? К их услугам целый оружейный склад, чем их можно удивить?..

Примечания:

Старый анекдот:

"Пара смотрит порнуху. Мужчине надоело, и он собирается выключить.

Женщина:

— Подожди, я хочу досмотреть, чем кончится!

— Ты что, не знаешь, чем порно кончается?

— Ну как же, я хочу узнать — он женится на ней после всего, что между ними было?"