Катана расколотых душ (джен)

Год 2205, Цитадель мечей-воинов

Странно снова ощущать себя живой. Чувствовать собственное тело, различать запахи и вкусы. И самое главное, помнить всё, что произошло.

Странно вспоминать события прошлого и анализировать свои поступки.

Словно она — это не она, а кто-то другой. И всё вокруг воспринимается иначе. Знакомое, но в то же время будто чужое, ненастоящее. Но привычное ощущение деревянного настила под ладонями красноречиво утверждает обратное.

Май поднимает голову, подставляя лицо утреннему солнцу. Тёплый свет путается в ресницах, щекочет кожу. Согревает. Хочется завернуться в незримое тепло, как в одеяло, чтобы спрятаться от старых кошмаров. Налетевший лёгкий ветерок заботливо гладит по голове, напоминая, что сегодняшнее утро — точно не повод для грусти. И Май всей душой хочет в это верить. Надежда проскальзывает в задумчивом изгибе губ, вырывается вместе со вздохом облегчения. Становится тепло и уютно. Тело охватывает невероятная лёгкость. Словно какая-то сила поднимает её вверх. Это приятно.

Но умиротворение длится до противного недолго. Одна непрошеная мысль — и по изнанке расползаются мелкие трещины. Крошится уверенность. Лопается тепло, словно мыльный пузырь. И нутро снова заполняется ледяным холодом.

А с ним приходит осознание.

Ползучее, липкое, омерзительно знакомое.

Май видит себя в своей комнате в деревне ненавистного родного клана Зенин.

Она здесь одна.

Маки — нет.

Никого нет.

Никого, кто мог бы ей помочь.

Май обхватывает себя за плечи в надежде вновь почувствовать жёсткие и тёплые ладони сестры, крепко сжимающие рукоять меча.

Зовёт её по имени.

Но не получается. Голос пропал. Только хрипы и бульканье в горле, стиснутого стальным ошейником страха.

— Маки! — Май кричит так громко, что, кажется, её должен слышать весь клан.

Тишина. Даже птицы не поют.

— Маки... — голос срывается. Май пытается ещё раз. — Не бросай меня... Ты же обещала...

Никто не отвечает.

Только слышно, как ветер шуршит листьями на улице. Да зловещий шёпот ненасытной тьмы, что взирает изнутри пустыми глазницами.

Май охватывает голову руками.

Боль внутри пульсирует, закручивается в тугую спираль, готовую вот-вот отпружинить...

— Сегодня чай особенно вкусный, — раздаётся рядом. Мягко, безмятежно, успокаивающе.

Май растерянно смаргивает слезы, поворачивается на голос и фокусирует взгляд на размытом продолговатом жёлтом пятне, что двигается до странного плавно.

Утирает пальцами влагу на глазах, что мешает рассмотреть говорящего, — и пятно обретает очертания, становится повязкой на голове молодого человека, сидящего справа. Тёмно-синие волосы, тёмно-синий хлопковый домашний костюм, состоящий из штанов и рубашки, поверх водолазки — ничего примечательного. Кроме странной жёлтой повязки.

Но кто она такая, чтобы рассуждать о странностях. Она сама была мечом, забирающим чужие души.

Взгляд Май останавливается на чайной чашке в руках незнакомца, чей взор устремлен в небо. Зато можно разглядеть его красивый четкий профиль и уголок губ, изогнутых в полуулыбке.

— Хасэбе очень хорошо разбирается в травах, — добавляет незнакомец и прикрывает глаза, чтобы насладиться глотком чая. И Май неожиданно для себя ощущает желание выпить чаю.

— Попробуй, — следует предложение.

Май опускает взгляд — рядом с ней стоит небольшой поднос, на котором уместились чайник, вазочка со сладостями и ещё одна чашка, почти до краёв наполненная чаем.

Май осторожно берет чашку и вдыхает тонкий травяной аромат, который мгновенно заполняет лёгкие и согревает, вытесняя грустные мысли. А после повторяет действие незнакомца — осторожно отпивает из чашки. И душистый аромат растекается на языке чуть терпким, сладковатым травяным вкусом.

— Хасэбе — это вы?

Незнакомец беззлобно смеётся в ответ, но Май отчего-то чувствует себя слегка уязвленной — похоже, сказала неочевидную глупость.

— Хасэбе — это во-о-он тот старательный парень у грядки с травами.

Май присматривается — действительно, неподалёку слева высокий молодой человек в спортивном костюме что-то поливает.

— А, это тот, кто первым встретил меня здесь и отвёл к вашему главному. Правда, потом долго ещё таскался за мной и всё болтал, не затыкаясь, что-то про ответственность и желание угодить Господину.

— Я же говорю, Хасэбе очень старательный, — снисходительно повторяет незнакомец и медленно кивает. — А меня зовут Миказуки Мунэчика.

— Как один из легендарных клинков Японии? — Изумление срывается быстрее собственного имени. Май корит себя за проявление неуважения, но Миказуки будто бы не замечает эту оплошность — снова добродушно смеётся. И наконец поворачивается к ней.

И Май теряется — таких красивых и выразительных глаз она давно уже не видела. Конечно, у бывшего наставника сестры Годжо-сенсея глаза тоже были из разряда "увидеть и умереть", причем в прямом смысле. И если у Годжо они напоминали яркое до боли лазурное небо в обрамление белых облаков, то у Миказуки тёмная синева по окружности смягчалась мягким мерцанием зелени, а к зрачку и вовсе таяла под вкраплениями золотого. А ещё в них было столько величия и вековой мудрости, что это вызывало у Май когнитивный диссонанс — преклонный возраст, который довольно легко угадывался по глазам Миказуки, шёл вразрез с его изысканной юношеской внешностью.

В памяти Май невольно всплывает полный восхищения рассказ Маки о легендарном красивейшем из мечей — Миказуки Мунэчика, выкованном не менее легендарным мастером фехтования более тысячи лет назад. Тогда восторг сестры казался фанатским бредом, сегодня Май вынуждена согласиться с ней — сидящий рядом молодой человек действительно невероятно красив. И улыбается так притягательно, что Май чувствует, как краснеет под его проницательным взглядом.

— Ты знаешь историю? — Его вежливое удивление смешано с изрядной долей самодовольства. Похоже, ему польстили слова Май. — Похвально. Мало кто из молодёжи увлекается историей оружия.

— Мне сестра рассказывала. Это она у нас была настоящим мастером и знала очень многое. А я... — Май запинается, хмурится, сжимает чайную чашку слишком крепко. Того и гляди затрещит под напором воспоминаний. — Я всего лишь...

— Ты — уникальный меч — Май Зенин. Клинок, который способен обойти физическую прочность, чтобы расщепить душу.

Теперь настаёт черёд Май удивляться.

— Вы знаете?! — почти шёпотом произносит она.

— Вся Цитадель с нетерпением ожидала твоего появления.

— Почему?

— Разве Господин не объяснил тебе цель твоего пребывания здесь?

— Я была так ошарашена происходящим и мало что поняла, — признается Май.

— Ничего. Поначалу со всеми так бывает.

Наблюдая за мальчишками, младшими из мечей-воинов, что беззаботно носятся по двору и со смехом ловят первых весенних бабочек, она чувствует, как горло сжимает удушливый всхлип, а на глазах снова наворачиваются слезы.

— Похоже, им весело. В моём детстве всё было иначе.

— Как интересно!

— Ничего интересного. У нас с сестрой не было ни игрушек, ни весёлых игр. Для всего клана мы были пустым местом. Бесполезные. Недостойные гордой фамилии. Прислуга до скончания своих дней. Поэтому Маки ушла из дома. А я ушла, потому что боялась оставаться без сестры. Боялась и злилась на неё из-за того, что она меня бросила. Из-за того, что не сдержала обещание. Так мы и жили, и даже сражались друг с другом. Только сейчас я понимаю, что нами руководил страх. Страх, что однажды отец решит, что пора бы прекратить всё это и наказать непослушных дочерей. И когда это случилось, я... пожертвовала собой и создала этот меч, которым сестра убила отца и вырезала весь наш клан.

— Мне жаль, Май Зенин, что так сложилась твоя судьба. Но я рад нашему знакомству.

Май трясёт головой, прогоняя удушливое одиночество прочь, сглатывает накатившие обиды прошлого.

— Скажите, Миказуки-сан... А я смогу когда-нибудь снова увидеть свою сестру?

— Этого я не знаю. Но могу предположить, раз Господин призвал тебя, значит, реформаторов прошлого⁽¹⁾ интересуют события, связанные с тобой.

— И что это означает?

— Что тебе придётся защищать то, что уже произошло, чтобы прошлое оставалось неизменным.

— То есть я не могу изменить свою смерть?

— А есть ли в этом такая необходимость?

Вопрос с подвохом, но Май почему-то уже знает ответ.

— Нет, — после небольшой паузы отвечает она. Вглядывается вместе с Миказуки в небо, рассматривая пушистые белоснежные облака. — Ведь тогда бы моя сестра так и не обрела свою силу.

— Верно, — в его голосе хорошо слышится похвала наставника, испытывающего гордость за поумневшего ученика. — Ты пожертвовала жизнью и создала невероятный по своей силе клинок. Не думаешь, что одно только это событие стоит того, чтобы его защитить?

Май растерянно пожимает плечами, топит улыбку в глотке травяного чая, осознавая, что этот странный красивый молодой человек, являющийся воплощением легендарного меча, скорее всего, прав.

— А чай действительно вкусный, — после паузы соглашается Май.

Миказуки лукаво улыбается в ответ и понимающе кивает.

— Привет, — застенчиво раздаётся за спиной, и Май оборачивается на звук.

Этого мальчишку со светлыми взъерошенными волосами и такими же светлыми сияющими глазами она ещё не видела. На его прозрачной, бледной коже сверкает россыпь золотистых веснушек, которые тут же тают под ярким румянцем. У его ног вьются пятеро настоящих белых тигрят: трутся о тонкие лодыжки, мяукают, смотрят с надеждой. Мальчишка смущённо улыбается и протягивает раскрытую ладошку Май.

— Меня зовут Гокотай. Я сейчас иду кормить тигрят. Хочешь со мной?

Май чувствует, как тончайшие ниточки тепла тянутся от этого светлого мальчишки к ней. И как её крохотный шарик света внутри становится чуточку светлее и больше.

— Конечно хочу, — улыбается она новому маленькому другу и сжимает протянутую ладошку в своей.

1) Отряд противников событий прошлого, который путешествует во времени и пытается исправить важные для истории события в свою пользу. Ему противостоят мечи-войны, живущие в специальной защищенной Цитадели

Вернуться к тексту