Камушек (джен)

— Эй, ты идешь?

Ньют вздрогнул, когда Лита неожиданно выглянула из-за стеллажа. Он почти достал ту книгу, за которой тянулся, но из-за неловкого движения дернул слишком резко, и…

— Ай!

Девочка тихо рассмеялась, глядя, как ее друг, смущенно покраснев, спрятал глаза за челкой и наклонился за упавшими книгами, а потом и сама присела рядом, чтобы помочь.

— Ладно, как понимаю, на ужин мы сейчас не идем. Что ты отыскал?

— О, это путевые заметки Лезела Фрикса, изучавшего волшебных существ Восточной Европы еще до принятия Статута о Секретности, — ответил Ньют воодушевленно. — Я узнал про него в «Презлейших тварях, земных и небесных». Пусть мистер Фрикс искал всех, кого описал, ради их убийства или пленения, но там было сказано, что он очень тщательно записывал все повадки встреченных существ.

— Думаешь, дневник какого-то старого маразматика будет тебе полезен? — Лита скептически оглядела отложенную в сторону тонкую книжицу в лиловой обложке.

— Конечно! — как и всегда при разговоре о животных, лицо Ньюта сияло. — Знаешь, а ведь я хотел бы тоже стать таким.

— Бессердечным и корыстолюбивым?

— Нет, конечно. Магозоологом! Странствовать по миру, наблюдать за жизнью самых разных существ. А как было бы здорово открыть новый вид или… О! рассказать об известном что-то необычное, что никому и в голову раньше не приходило. Знаешь, я думаю, что тогда и мой путевой дневник кто-нибудь однажды захочет прочитать.

— Это отличная мысль, Ньют, но ты сам говорил, что твоя семья…

— Да, знаю. Знаю. — В голосе Ньюта зазвучала горечь. — Но это ничего, мечтать ведь можно?

— Конечно. — Лита улыбнулась. — А теперь бери книгу, распишись за нее, и пойдем. Уже поздно, библиотека скоро закроется, а тарелки — опустеют.

* * *

Глубокой ночью, накрывшись одеялом с головой и подсвечивая себе Люмосом, Ньют погрузился в чтение. Лезел Фрикс и в самом деле подробно отображал в дневнике все, что его удивило в путешествии, но самым ценным было детальное описание его знакомства с волшебными существами. Казалось, стоило только руку протянуть — и пальцы непременно взъерошат шерсть камуфлори, пойманного во время экспедиции на Дальний Восток. Впрочем, внимание Ньюта до самого утра удерживала другая история.

В ней мистер Фрикс поехал в Российское царство по приглашению друга, известного своим интересом к необычным существам колдуна Якова Щелкалова. Тот писал, что под сошедшим снегом нашел удивительный экземпляр человекоподобной твари, который хотел бы показать. «Так уродлив, что это даже очаровывает» — описал он свою находку в письме Лезелу Фриксу. Разумеется, заинтересованный в этом открытии (и его последующей продаже) волшебник отправился посмотреть.

Как зачарованный, Ньют перелистывал страницы, впитывая каждое слово, написанное резким, угловатым почерком.

«...8 апреля

Заинтригованный в том чудесном уродце, я проделал долгий путь, пока наконец не оказался в царском городе — Москве. Пусть Яков и говорил, что снег здесь уже сошел, сам я увидел иное. Колеса карет вязли в топкой грязи, в какую превращалась истаивавшая белая каша, плотным слоем возлежавшая по всем направлениям. Эх, друг! Не иначе, как он сам разрывал тот снег руками ради новой находки.

У крыльца городской усадьбы Щелкаловых я заметил россыпь крупных, блестящих и округлых камней, необычайно гладких. Выглядели они довольно привлекательно. Быть может, следует и мне перед своим домом сделать нечто подобное?

Домовой эльф в узорчатом полотенце провел меня внутрь, где впервые после долгой разлуки я увидел своего друга. Мерлин и Моргана, что же с ним сталось?! Кожа желтая, глаза впавшие, а рука, которую я пожимал, тряслась, как у столетнего. Тон Якова в письме казался мне достаточно бодрым. Неужели могли такие разительные перемены произойти всего за пару дней, пока я порталами добирался?

«Нет-нет, приляг, — сказал я тогда ему. — Как же Москва будет без своего главного борца с волшебными вредителями?» Яков слабо улыбался, не в силах даже возразить, но оттого становилось только тревожней. Да если ж его грозный царь проведает, что приближенный колдун к службе более не способен…

Признаюсь, таланты у нас были совершенно разные, однако оставить моего друга одного в такой момент я не был способен. Делать нечего. Придется задержаться в этом месте по крайней мере на неделю и убедиться, что с Яковом все будет в порядке.

Как жаль, что он занемог и не имел сил показать мне свою находку или рассказать о ней! Осмотрев всех содержавшихся в зверинце тварей, я так и не смог отыскать новичка.

Двое оккамиев, привезенных мной в подарок Якову из экспедиции на Дальний Восток, злобно шипели из гнезда, пока я шел мимо. Меня всегда поражал утонченный переход цвета на их чешуе: от малахитово-зеленого брюшка через нежную лазурь по бокам к глубокой синеве на спинке. Эх, какая же все-таки жалость, что в тот раз мне удалось найти всего два десятка этих тварей! Скорлупа их яиц, сделанная из чистого серебра, с лихвой окупила мою поездку, да и на безбедную старость кое-что осталось. Еще бы три-четыре десятка, и прочие путешествия можно было бы предпринимать исключительно для удовольствия.

Впрочем, тогда я отправлялся так далеко вовсе не за пернатыми змейками. Свидетельством того был камуфлори, глядевший сейчас на меня из соседней клетки. Видом эти твари походили на печальных стариков с мудрыми золотыми глазами.

Остался лишь один, хм... Что ж, двое других либо спрятались, либо стали материалом для мантий-невидимок, которые Яков так давно мечтал пошить. Большая ценность — эти камуфлори! Даже за три волоска с их шкуры алхимики сейчас платят полновесным сиклем. Быть может, стоит отправиться на Дальний Восток еще раз?.. »

Задерживая дыхание от опасения, что вот-вот разбудит соседей, Ньют потянулся к тумбочке и осторожно вынул из нее блокнот. Раскрыл — и залюбовался изящным оккамием, которого перерисовал туда из бестиария. Ах, было бы так здорово увидеть вживую хотя бы одного!

Интересно, насколько трудно быть странствующим исследователем существ? Отложив блокнот, он вернулся к заметкам Фрикса.

«...9 апреля

Вот уже второй день я в гостях у Якова. Он совсем перестал разговаривать, лишь лежал, отвернувши голову к стене. Пригласили целителя, однако ничего вразумительного тот поведать не смог. А друг мой меж тем совсем без сил остался, да и мне отчего-то нехорошо. Словно груз лег на сердце и к земле клонит. Ни пить, ни есть не хочется, и голова мутная все время. Что же за напасть такая?

Чтобы создать видимость, будто Яков все еще у дел, я понемногу разбираю накопившиеся дела. Какой это ужас — всю жизнь вот так за столом просидеть! Бастионы донесений свет загораживают и воздух преграждают, а мерзкая бумажная пыль покрыла уже меня, наверное, с головы до пят. Уж лучше бы предо мной так темный лес со скрытнем маячил! Как выберусь из этого проклятого города, так и отправлюсь его ловить, ведь нужно успеть передать еще свежую тварь для разделки участникам двадцать первого Чемпионата по зельям.

Странно, но, разобрав несколько десятков писем от местных чародеев, я нашел по крайней мере дюжину тревожных сообщений о найденных яйцах огневицы. Не знаю, где находятся все те улицы, о которых они писали, но меня тревожит возможность оказаться посреди города, объятого пламенем.

Домовик рассказал мне, что у его хозяина есть поместье под Тверью, в котором мой друг оставил жену с детьми. Пожалуй, стоит вначале переправить Якова и его зверье туда, а только потом отправляться на поиски яиц огненной змеи. Пусть эти твари опасны, но как же удачно они появились перед зельеварческим соревнованием! Если немного постараюсь, то смогу хорошо, очень хорошо заработать.

Когда вечером выходил на прогулку, чуть не убился о разбросанные повсюду камни. По приезду казалось, что у дверей лежит около полудюжины, но теперь там пара десятков. Их сюда ветер сдувает, что ли?! К Мордреду, не буду портить и свой порог подобным образом... »

Ньют нахмурился. Камни, следовавшие за волшебниками… до странного знакомый образ, но он никак не мог вспомнить, что именно за этим крылось.

«...10 апреля

С трудом поднял себя к завтраку. Москва — ужасно гнетущий город. Небо темное, дома серые, люди унылые, грязь повсюду. Даже в Лондоне на душе было легче. Не понимаю, что это со мной?

Якова, ценных тварей и пару сундуков всякого скарба домовик перенес в другой дом, и уже к обеду я остался в одиночестве. Эх, вот бы и мне завести такого слугу. А то ведь после один я сидел за огромным столом, хлебал какой-то суп с непроизносимым названием, и даже посмотреть было не на кого. Одни только камни повсюду, теперь даже внутрь забрались.

Когда одевался, заметил, что руки мои начали понемногу трястись. Неужели я подхватил здесь какую-то болезнь? Так или иначе, пеплозмейки ждать не станут.

Подволакивая ноги, словно пьяный, я брел по утопавшим в грязи улицам Москвы. Положение солнца на небе можно было угадать только по слегка светившемуся месту облаков. Я был уверен, что еще довольно рано, но вокруг словно сумерки сгущались. Или у меня так в глазах темнело?

Огневицы живут лишь час после того, как выползают из огня, да и отложенные за это время яйца отличает крайняя вспыльчивость. Поскольку о недавних пожарах разговоров не было, я пребывал в уверенности, что двигаться надо к тем улицам, на которых этих змей видели в последний раз. Вот только город был мне незнаком, а случайные прохожие пугались моего вида и с отвращением отшатывались прочь. Пришлось идти наобум.

Одни дома сменялись другими, становясь все более старыми и менее опрятными. Притом у каждого второго крыльца я видел россыпь знакомых блестящих округлых камней перед ступенями, и чем беднее выглядел дом, тем больше их было. Странное веяние моды, вызывавшее у меня теперь не интерес, а отвращение. Да замостили бы этими булыжниками мостовые, хоть грязи стало бы меньше!

Выходят огневицы лишь из того огня, в коем щепоть любого волшебства сгорала. Ни один разумный колдун без присмотра пламя такое не оставит, а потому искал я лавки, в каких простецы с магическими порошками могли баловаться. Догадка оказалась удачной, и возвращение в дом Щелкалова пришлось на глубокую ночь, но с дюжиной укрощенных Иммобилюсом яиц огневицы в кармане. Никогда не видел, чтобы три кладки располагались так близко друг к другу. Колдуны, писавшие Якову, были правы: все это не к добру.

11 апреля

С самого пробуждения в пребывал совершенно без сил, аппетита тоже не было, но гордость и едва позвякивавший кошель выгнали прочь из дома на поиски яиц огневицы. Перед выходом я сложил все вещи обратно в сундук, ибо не видел смысла пребывать в этом доме и дальше.

Возможно, лучшим вариантом будет отправиться на берег Франции и немного отдохнуть. Идти на охоту за скрытнем в таком состоянии — непростительная глупость.

В этот раз, при помощи Ашвиндер Ревелио, едва ощутимый след огневицы удалось отыскать не на окраинах, а в центре города — в лавке, торговавшей дёгтем и красками. Это место было пугающе близко к дому Якова, но, окончательно обессилев, я был только рад пройти путь покороче.

Опираясь одной рукой о дома и заборы, попадавшиеся по пути, и удерживая в другой волшебную палочку, я потихоньку брел к цели, когда за спиной моей раздался шорох…»

Ньют едва не закричал, вскочив на кровати, когда отчетливое шуршание послышалось прямо позади него. Что это было?!

Посмотрев пару мгновений в испуганно расширившиеся глаза домовика, пришедшего подмести полы, он обессиленно рухнул обратно. «Так, нужно поскорее узнать, чем все закончилось, и наконец заснуть. — Ньют приложил руку к груди, чувствуя, как заполошно бьется сердце, а потом утёр со лба холодный пот. — А заметки из других поездок уж лучше при свете дня буду смотреть». Перевернувшись на живот, он отыскал нужное место и вернулся к чтению.

«…раздался шорох. Наверное, обернулся я неожиданно резво для своего состояния, потому что тварь среагировать не успела.

Пушистое тельце с ладонь, огромная шароподобная голова, почти человеческое личико — вот что удалось разглядеть мне прежде, чем серовато-коричневая гадина прыгнула, распахнув неожиданно большой рот с рядами острых зубов. Уж не знаю, каким чудом, но я успел ее отбросить, прежде чем маленькие когтистые пальчики схватились за одежду, а затем пригвоздил это существо к месту Оглушающим заклятием.

Победа? Как бы не так! В тот же миг все клятые камни, лежавшие на улице, принялись шевелиться и подниматься, заставляя меня испытывать неведомый доселе ужас. О, не твари это были, но демоны, и имя им — легион!

Понимая, что обречен проиграть эту битву, я трансгрессировал к дому Якова. Здесь пока что было спокойно и камни оставались камнями, но становилось ясно: это ненадолго. Так, в спешке и в ужасе, я попрощался с Москвой, едва не сведшей меня в могилу своим радушием и гостеприимством.

«Погребин» — так назвал камнеподобную тварь Яков, когда окреп достаточно, чтобы выслушать мой рассказ. Это от русского слова, означавшего «хоронить, предавать земле», поскольку любой оказавшийся в окружении этих демонов прямой дорогой отправлялся в могилу. Насылая печаль и безволие как на колдунов, так и на маглов, погребины с одинаковой жадностью пожирали любого, кто более не мог сопротивляться. Что уж там, мой друг и сам оказался к смерти ближе, чем планировал. Возможно, не отошли я его в поместье, демоны обглодали бы мясо с его костей прямо в постели…»

— Быть не может! — Ньют уставился на чернильный рисунок существа, ставшего причиной столь сильного испуга Лезела Фрикса. — Погребин?! Но почему? Они ведь довольно безобидные!

Поняв, что произнес это вслух, он прикрыл рот ладонью и огляделся по сторонам. Уф, хорошо, никто из соседей не проснулся.

«…К сожалению, из-за того, что Яков заболел, а я устранился, отыскать яйца огневицы оказалось никому другому не под силу. Потому со стыдом и жалостью слушали мы вести об ужасном пожаре, случившемся в Москве на следующий же день после моей поспешной трансгрессии. Начавшись в той дегтярной лавке, близ которой меня окружили погребины, огонь сгубил многие дома и унес бессчетное количество жизней.

Впрочем, самим каменным демонам пожар также не пришелся по душе. Говорили, будто сгинули они, переселившись из города на дороги, и с той поры преследовали лишь одиноких путников, нагоняя на сердце их печаль и тоску.

По-моему, могло статься и так, что часть их мрачной и гибельной сути навеки осталась в камнях домов и дорог московских, делая облик того города угрюмее по весне».

Ньют закрыл книжицу и отложил ее на тумбочку.

— Я стану лучшим магозоологом-исследователем и объеду весь мир! — пообещал он себе тихим шепотом. — А потом напишу правдивую историю обо всех встреченных существах. Может, тогда они станут кому-то так же интересны, как мне?