Старый Париж (джен)

Человек стоит на кухне. В маленькое получердачное окно бьется несмолкающий шум ночного города. На скошенном, уходящем в пол потолке пляшут отсветы фонарей. Налетевший к вечеру ветер играет со старыми ветками платанов, в которых спрятались желтоватые огни. Получается похоже на китайский театр теней. Когда-то он такое видел.

Человек поглядывает одним глазом в турку, в которой не торопясь покачивается кофе. Эта неспешность обманчива. Секунда — и он умчится на всех парах, поминай как звали. На обтрепанном воротнике слегка полинявшего халата драгоценным ожерельем лежит кот. Его черный мех загадочно поблескивает в свете луны. Под ногами вертится еще одно мурчливое чудовище. Его золотистая шкурка в белых пятнышках приятно греет босые голени.

Мужчина улыбается и открывает окно. Звуки неспящего города становятся сильнее. Гудки автомобилей, перекрываемые иногда полицейской сиреной, нетерпеливые свистки постовых, тонущие в неожиданно прорвавшихся звуках не то фортепианного концерта, не то разнузданного джаза. Где то вдалеке звенят запоздалые колокола.

Человек вылавливает из кастрюльки две сосиски, накрыв крышкой третью, оставшуюся. Не спеша делит их между чудовищами. Снимает готовый, покрывшейся горделивой пеной кофе. Медленно наливает дымящуюся черную густую жидкость в белоснежную хрупкую чашку. Садится в протертое кресло, так, чтобы струя папиросного дыма вылетала прямо в открытое окно. Наевшиеся коты, довольно урча, устраиваются у него на коленях.

Он неспешно вытаскивает босые ступни из когда-то бывших красными шлепанцев. Большими пальцами ног аккуратно отодвигает их в сторону. На левом шлепанце самодовольно ухмыляется большая дырка.

Мужчина делает большой глоток обжигающе-горькой жидкости. Слава богам, кофе коты не пьют. Симфонию ночного города прерывает перестук когтистых лап. В окно просовывается виноватая полосатая морда.

— Вот ты где, — тихо говорит мужчина и идет к плите. — Я уж тебя заждался.

Он отдает полосатому коту последнюю сосиску и опять садится в кресло. Удовлетворенно затягивается папиросой. Закрывает глаза. Наверное, ему должно быть стыдно, но в эту секунду он абсолютно счастлив. Да, в родной стране его ожидало большое будущее и успешная карьера. С его-то происхождением и деньгами. Но нахлынувший вал войны и революции смел все карты. Он не успел ничего, не осталось ни состояния, ни карьеры. Перспективы растаяли, как туман под палящим солнцем. Присхождение и связи вмиг оказались занятным воспоминанием. Из прошлой жизни осталась любовь к хорошему кофе и дорогим папиросам. Заработок уличного циркача невелик, но на это его хватает. А еще на сосиски котам. И аренду чердака. В конце концов, что еще нужно для счастья?

Мужчина открывает глаза и долго смотрит, как медленно тает в черном небе сероватый дым папиросы. В такие минуты он почти готов признаться себе, что, наверное, никогда и нигде не был бы так свободен и счастлив, как сейчас.