Сказка о вине (джен)

Жила-была Вина.

Когда родилась — она и сама не помнила, но совершенно точно, что очень и очень давно, много тысяч лет назад.

Она имела ничем не примечательную внешность, совершенно обычные, бледные черты лица, не бросающиеся в глаза. Можно было сказать, что она была похожа на скромную монахиню средних лет. Носила чёрные длинные одежды, похожие на те, что носит Смерть — закрытое платье с рукавами, полностью скрывавшее ноги.

Всегда и везде ходила одна, не торопясь, погружённая в себя. Она была вечной странницей. Никому не смотрела в глаза, а почти всегда вниз, на землю. Она всегда была грустна, нет, даже, вернее сказать, печальна, никогда не улыбалась. Вина всегда ощущала себя одинокой, не ожидая от жизни ничего хорошего. Дом у неё был — маленький, деревянный, похожий на избушку, но она однажды навсегда ушла оттуда, потому что там было ещё тоскливее, нежели среди людей. Особенно сильно это стало ощущаться после того, как постепенно покинули этот мир её близкие. А здесь хотя бы мимо ходили люди, слышался вечный гомон голосов. В доме же — смертельная тоска и тишина — гнетущая, кромешная — даже несмотря на то, что обычно она шла, погружённая в себя, свои мысли. Но когда же вдруг опоминалась, то этот бесконечный гул и мелькание цветных одежд отвлекал её от вечной печали — и вот поэтому она любила ходить по широким центральным улицам и площадям, выложенным серой асфальтовой плиткой. Людей она побаивалась, сторонилась — кого-то больше, кого-то меньше.

Почему, столько лет проведя на земле, она продолжала идти молча, стараясь избежать даже встречи взглядами? Когда-то давно её очень сильно обидели и предали люди, чьей сестрой она являлась по крови, и её до сих пор это удивляло — она никак не могла опомниться от шока — как же это? — те, которые были ей самыми родными — ведь они тоже должны были испытывать к ней те же самые чувства. И ладно, если бы дело касалось чего-то материального, но нет — было задето то невидимое в обычном смысле, но самое естественное, то, что дано природой — любовь, нежность и доверие к близким. Да, правильно говорят, что больнее всего делают самые родные люди. Страхом жить, быть самими собой, нежеланием бороться со своими пагубными страстями.

Да, наверное, она и сама была виновата в том, что довела их и свою жизнь до такого состояния, и сама имела пороки, с которыми не хотела бороться, но всё равно боль была невыносима.

И вот поэтому люди проходили сквозь неё как случайные редкие поезда через поле — оставляя имена, события, что-то интересное — например, стихи или песни — которые, возможно, и переворачивали жизнь, побуждая делать что-то, но главного — возвращения веры в людей — всё равно не происходило, да и вокруг жизнь была не слишком похожей на рай, так что…

Вот так она и жила в этом бесконечном карнавале, составленном преимущественно из искусства, ни к чему особо не обязывающих разговоров, и её правда это захватывало, она чувствовала это частью своей жизни, но главного не хватало.

Временами её посещали мысли покончить с собой, но или что-то отвлекало своим ожиданием, или просто останавливал банальный страх сильной физической боли.