Три поцелуя Смерти (гет)

Малфой-мэнор искрился серебром. Колоннада на фасаде здания отражала лунный свет, фонтаны шуршали, музыка разливалась по круглому бальному залу. Тени танцующих смешивались, сверкающие шелка дамских платьев и полы мантий их кавалеров разлетались кругами под смех и перестук каблуков.

В бокале сверкало лучшее игристое вино в мире — пресное как смерть Гарри Поттера. Люциус, кажется, рассказывал об этом вине, когда приказал принести бутылку из погреба, но от его слов не осталось ни следа.

Лорд Марволо Гонт терпеть не мог балы и приёмы. Он вернулся из небытия двадцать три года назад не для того, чтобы тратить свои вечера столь бессмысленно. В Министерстве его ждали кипы документов, а в поместье — важные древние книги и экспериментальное зелье. После предательства этого вечно влюблённого идиота Северуса толкового зельевара так и не нашли, вот и приходилось всё делать самому.

К сожалению, вернуться к делам сейчас не представлялось возможным. Сегодняшний праздник, День Низвержения Смерти, сам Лорд Марволо и учредил. Это был его день: день поражения в 1981 и триумфа в 1998. Пропустить его было никак нельзя.

Впрочем, торжественную часть ещё можно было вынести, а большую часть вечера Лорд Марволо провёл на одном из балконов над бальным залом, наблюдая за своими избранными подданными.

Чистокровные и благородные — вот кого он собрал вокруг себя в этот день. Ни единого полукровки, кроме него самого. Ни единого простолюдина. Ни единого сквиба. Ни единого… Впрочем, нет. Грязнокровки здесь как раз были.

За спиной Лорда Марволо неслышно шелохнулся тяжёлый занавес синего бархата. По правую руку замер в поклоне высокий нескладный мужчина со вьющимися рыжими волосами. Добротная серая мантия, по-мужски изящные очки и неизменный фиолетовый шейный платок.

Персиваль Уизли, предатель и подхалим, личный секретарь Лорда Волдеморта. О, он так долго и заливисто смеялся, глядя на извивающуюся под Круциатусом мать! Лорд Марволо тогда увидел в нём Беллатрикс, ещё совсем юную, не покалеченную Азкабаном, живую… Молли Уизли убила её в мае девяносто восьмого, под Хогвартсом — и поплатилась за это. Персиваль уничтожил её и тем заслужил Тёмную метку.

— Мой Лорд, она готова, — сообщил Уизли.

— Пусть начинает.

Персиваль махнул рукой, подавая знак, и музыка тут же изменилась. Вместо вальса глянул мрачный, торжественный хор труб. Гости отхлынули к стенам и тут же утонули в упавшем на зал сумраке.

Он отступил, оставив в центре зала луч лунного света и женскую фигурку в нём. Тонкая и ломкая, белее фарфора, с каштановыми кудрями, рассыпавшимися по плечам и до самых запястий. Одеяния из тончайшего тюля — в этом году Нарцисса предпочла бледно-красный — крепились к золотому колье-ошейнику. Один слой ткани — и больше ничего.

Оркестр оставил трубы. Послышались восточные мотивы. Женщина вскинула руки над головой и ломано изогнулась назад. Мелодия плыла, и она медленно вытянулась, перетекла вперёд, зазвенела золотыми браслетами…

— Я слышала, — тихо произнёс женский голос за спиной Лорда Марволо, — что Гермиона каждый год танцует одно и то же.

Он обернулся. Персиваль успел уйти — он, по собственному признанию, не любил отвлекать господина от зрелищ. Однако Лорд Марволо прекрасно знал, что Уизли во время танца грязнокровки проталкивается поближе и не сводит с неё жадного взгляда. Ходили слухи, что он и в Азкабане её навещает. Пусть так. Покуда она покорно услаждает взоры Лордов Магии, а он верен и исполнителен, им можно позволить интрижку… Хотя сам Лорд Марволо побрезговал бы предаваться страсти в обществе дементоров, да ещё и с грязнокровкой.

— Год от года её движения меняются, но это всегда восток, — ответил он, принимая на колени заскучавшую Нагайну.

Голос за спиной негромко рассмеялся.

— А как же юг, север и запад?

Она наконец показалась. Высокая, стройная, с большими светло-карими глазами, с ярко-рыжими волосами, собранными в высокий хвост. Она носила чёрное платье с глубоким, но очень узким вырезом, прикрытым кружевной вставкой. Подол платья всегда обнажал лодыжки, оплетённые лентами или цепочками — застёжками изящных туфель. Никаких украшений, кроме шейной ленты с подвеской — крупным рубином в окружении чешуек василиска.

— У нас есть другие. Вы не видели?

— Вы же знаете, я редко бываю в Британии. Разрушители проклятий здесь не в чести в отличие от их создателей.

Моргауза дю Лак — в основном её знали под этим, на взгляд Лорда Марволо, излишне артурианским именем. Она была признанным мастером в деле разрушения проклятий, работала только на себя, безо всяких гоблинов, и заслужила пропуск в лучшие дома, несмотря на отсутствие за спиной Рода. Разумеется, она была чистокровной, но всё-таки недостаточно, чтобы её можно было ценить за происхождение.

Внизу, в зале, прозрачная ткань взметалась на наколдованном ветру, а танцующая фигура изгибалась как цветок под его яростью.

— На самом деле вы не много пропускаете, Моргауза, — усмехнулся Лорд Марволо, одним глотком допив вино. — У леди Нарциссы, как ни прискорбно, весьма скудное воображение. Сегодня — двадцать лет с того дня, как мой соперник скончался от драконьей оспы, а она не научила наших грязнокровных танцоров ничему новому.

Моргауза поджала губы, выражая своё неодобрение то ли Нарциссе, то ли тому, что Лорд Марволо так отозвался о хозяйке вечера, и предложила:

— Быть может, я смогу развлечь вас чем-то новым?

Они познакомились здесь же, у Люциуса, лет восемь назад. Представляя леди господину, Малфой сказал, что она однажды избавила их семью от какого-то проклятья, однако Лорд Марволо полагал, что их связь несколько глубже. Люциус не раз почти со слезами на глазах восклицал: «Как она похожа на отца!» Сегодня он упомянул их сходство трижды, и Лорд Марволо заподозрил в этом некий сигнал. Кем был отец Моргаузы?

— Чем именно прекрасная леди желает меня развлечь? — лениво поинтересовался он, подперев подбородок рукой.

— Всё, как полагается в лучших домах со времён королевы, чьё имя я имею честь носить. Вино, беседа у камина… новый танец, если изволите. Я училась в Садах Семирамиды, мой Лорд, и никакие дементоры не сводили меня с ума…

Она с таинственным видом наклонилась вперёд, и подвеска с рубином качнулась, указав, как путеводная звезда, верное направление.

Поттер, прежде чем заразиться драконьей оспой, успел уничтожить большую часть крестражей — все, кроме верной змеи лорда Волдеморта. Ему пришлось собирать свою душу воедино, чтобы не рассыпаться прахом от случайного Экспеллиармуса. Нагайна осталась в качестве страховки, но все остальные осколки Лорд Марволо соединил. После этого к нему вернулся его истинный благородный облик и некоторые человеческие пороки, от которых лорд Волдеморт был избавлен.

Один из них правитель Британии и Ирландии находил весьма приятным. Но кровь Моргаузы, при всём его к ней уважении, была слишком грязной.

— Пожалуй, от вина и беседы я не откажусь. — «Всё равно в Малфой-мэноре невыносимо скучно». — Позвольте пригласить вас в поместье Гонтов.

— Почту за честь.

Поместье Гонтов давно уже перестало быть гнилой забытой лачугой в канаве. В бывшем Литтл-Хэнглтоне, на расчищенной от магглов земле, стоял удобный и хорошо защищённый особняк.

Лорд Марволо аппарировал туда вместе с леди Моргаузой и Нагайной. Змея сразу покинула их, а леди Лорд Марволо пригласил в гостиную на втором этаже.

— Позвольте мне угостить вас вином, — попросила она, устроившись в кресле. — Красное сухое, Италия…

— Позволю. Эльф, бокалы!

На столе из ниоткуда возникли два бокала, а леди Моргауза достала из складок платья бутылку и волшебную палочку, после чего торжественно произнесла:

— Клянусь своей магией, что не имею цели вас отравить!

— Благодарю.

Моргауза разлила вино и первая сделала глоток. Лорд Марволо поднёс бокал к губам и принюхался. Вино пахло виноградом, апельсином, немного старыми книгами и сырой прохладой подземелий, знакомой ему ещё со времён учёбы в Хогвартсе. На вкус оно оказалось гораздо лучше той дряни, которую подсунул Люциус.

— Неплохо. Также вы, помнится, обещали мне беседу.

Моргауза тонко улыбнулась.

— В Садах Семирамиды повествуют о Шахерезаде, что рассказывала своему господину сказки… Прошу, дайте мне тему для доброй истории.

Решив сделать беседу чуть менее формальной, Лорд Марволо расстегнул пару верхних пуговиц на рубашке и откинулся на спинку кресла.

— Почему вы носите столь странное имя? — спросил он.

— Я сама его придумала, — сообщила Моргауза, легко закинув ногу на ногу. — Мне надоело старое.

— Каким оно было, если не секрет?

— Джейн Киршбаум.

— Так у вас немецкие корни?

Моргауза расхохоталась, запрокинув голову и открыв беззащитную белую шею.

— Нет, это фамилия моего третьего мужа.

— Мне прежде не доводилось слышать про господина Киршбаума. Он не бывает в Британии?

— Он был стар и умер через месяц после свадьбы.

Лорду Марволо казалось, что он как низзл разматывает клубок — узнаёт факты в обратном порядке. От последнего мужа — к загадочному отцу. А Моргауза сидела напротив и лукаво улыбалась, показывая белоснежные зубки. Лента на её туфельке развязалась, и та теперь почти неприлично покачивалась в воздухе на одном мыске.

Не самая чистая кровь, но этот Киршбаум, возможно, был менее щепетилен и удовлетворился обладанием этой женщиной на закате своей жизни.

— Что же заставило вас выйти замуж за старика?

— Нужно было сменить имя. Мы со вторым мужем работали на раскопках в Перу и разрушили какие-то священные проклятья местных. — Она на миг помрачнела. — Его принесли в жертву. Это было пятнадцать лет назад.

Последнее предложение, которое Моргауза сопроводила полным ожидания взглядом, походило на подсказку.

— Пятнадцать лет назад… Эрнест МакМиллан, Хаффлпафф. Подающий надежды разрушитель проклятий, бывший соратник Поттера, чистокровный в десятом поколении. Не знал, что он был женат. Значит, Джейн МакМиллан?

Это имя ей не подходило. Женщина напротив могла быть благородной Моргаузой дю Лак, но ни за что — Джейн МакМиллан, пусть и чистокровной. Джейн МакМиллан следовало быть крепко сбитой, светловолосой и круглолицей и говорить громко и глубоко, а не чарующе тихо.

— Почти.

Она снова улыбнулась и встала. На второй туфельке лента тоже незаметно развязалась, и обе они остались лежать у покинутого кресла. Ногти на ногах Моргаузы оказались окрашены красным лаком. Так обычно делали грязнокровки, а для нормальных женщин подобное считалось немыслимым развратом.

— Я происхожу из Священных Двадцати Восьми, — продолжила Моргауза, присев на подлокотник кресла, в котором сидел Лорд Марволо. — Ещё вина?

Рубины в бокале и на её шее таинственно мерцали в свете свечей и камина. Силуэт маняще изгибался сквозь стенки бокала. Пальцы с красными ногтями немыслимо нагло касались лакированных ботинок.

— Священные Двадцать Восемь… — Он выпил ещё и положил руку ей на талию — леди явно была не против. — Вариантов пока довольно много. Дафна Гринграсс, полукровка Аббот, Кэролайн Флинт… Я ведь даже не знаю вашего возраста.

— Крайне невежливо спрашивать женщину о возрасте. — Полная гнева, она резко развернулась и съехала с подлокотника.

— Крайне невежливо прыгать к мужчине на колени.

Моргауза снова засмеялась. На этот раз её шея была слишком близко. Розоватые мочки ушей, ключицы, защищённые подвеской с рубином и василисковыми чешуйками… Её губы оказались горячими и пахли луговой травой.

— Это искупит мою вину?

— Вы чересчур… откровенны… для чопорных аристократок… из священного списка.

Пламя плясало в карих глазах. Священные Двадцать Восемь… Он вдруг вспомнил, что уже видел её… раньше, чем восемь лет назад. Ему было шестнадцать, и это было в Хогвартсе. Нет, не сходится.

— А кто сказал, что я аристократка? — Игра теней пририсовала Моргаузе змеиный язык, светящийся мертвенно-синим. — Я ношу имя королевы, но родилась и выросла в норе.

— В норе?

— В норе.

Нора, нора…

Луговую траву покрыла роса, затем пришли заморозки. Холодные губы заглушили боль от прокушенного языка. Когда та, что звала себя Моргаузой, отстранилась, по её подбородку стекала струйка крови. И кровь принадлежала не ей.

Тело словно окаменело. Руки, обхватившие было её бёдра, безвольно опали.

«Легилименс!»

— Ай-яй! — Она щёлкнула его по носу. — Не получится. На четверть часа ты принадлежишь мне, Том Риддл… друг, которого я могу носить в сумочке.

— Джиневра… Что ты сделала?..

Голос звучал, но горло почти не шевелилось. Он, честно говоря, не был уверен, что задал вопрос вслух. Как глупо!

— С тобой? — Она усмехнулась. — Многое! Я не писала в твоём дневнике, что моя мама — Мастер-зельевар со специализацией на любовных зельях? Восемь лет знакомства, пара бокалов вина, ну, а дальше… Ты думаешь, что властвуешь над смертью, верно?

— У меня есть камень, палочка и мантия. И я вернулся из небытия.

Жалкие аргументы, когда ты бессильная кукла в руках колдуньи. Уничтожив всех врагов, Лорд Марволо непростительно расслабился.

— Но смерть всё равно возьмёт своё. Знаешь, я, как и ты когда-то, много путешествовала по миру. Кто бы думал, что самое интересное найдётся в Хогвартсе! Мне нашептали, что Моргауза, настоящая Моргауза, придумала невероятные чары. Она назвала их Тремя поцелуями Смерти. Один… — Она провела пальцем по его щеке. — …и ты узришь её. Два… — Она взяла его лицо в свои горячие ладони. — …ты потеряешь волю к сопротивлению. Три…

Джиневра широко улыбнулась и наклонилась близко-близко, так, что их лбы соприкоснулись.

— …ты закроешь глаза навеки.

Луговая трава покрылась тонкой коркой льда. Ветер шёпота опалил губы.

«Нагайна!»

— Её тоже больше нет, — шепнула Джиневра, погладив его по щеке.

Лорд Марволо вспомнил, как двадцать лет назад погиб Драко Малфой. Чарующий голос прекрасной невидимки увёл его в Запретный лес, где юношу загрызли вервольфы. Позже егеря выяснили, что это Артур Уизли записал песню сирены на маггловский магнитофон и завёл Драко в чащу.

— Знаешь, в дневнике ты нравился мне больше. Ты был таким милым!.. И помещался в сумочку.

Люциус с тех пор боялся Уизли. И он знал, кто такая Моргауза дю Лак, ведь артефактом, с которым она помогла Малфоям, был дневник. Дневник Тома Риддла.

Лорд Марволо хотел знать, кем был отец Моргаузы? Теперь он знал.

* * *

В Годриковой впадине стрекотала опавшая листва. Острые грани кленовых клинков наступали на белый мрамор. Точно такой же мрамор, как тот, которым Малфои отделали своё поместье. Только там он искрился в лунном свете, а здесь — впитывал в себя мрак. Ничего, скоро там будет так же тихо.

В ушах всё ещё звучали восточные мотивы, смех и плеск вина, хотя прошло уже часа четыре.

Стоять перед могильной плитой в одном бальном платье и лёгких туфлях было холодно, но Джиневра не жаловалась. У неё хотя бы были туфли, а наколдовать их Гермионе Перси не додумался. Хотя бы мантию дал — уже хорошо.

Они стояли сзади-справа. Гермиона прятала лицо на его груди, а он прижимал её к себе как почти тридцать лет назад кипу документов мистера Крауча. Перси был, к счастью, намного выше Гермионы, иначе она бы заметила, как сильно у него трясётся нижняя челюсть.

Кажется, Джиневра выглядела самой спокойной из них, но она курила уже четвёртую или пятую сигарету.

— Что ты собираешься делать дальше? — спросил Перси.

— А не знаю. Махну в Лас-Вегас и спущу всё заработанное за три вечера в Warlock's Crown. Или поеду в Японию и зажгу с гейшами… Мерлинова задница, я три часа назад целовалась с Волдемортом!

— И как?

Едва ли Перси действительно интересовало, каково это — его карьеризм не простирался настолько далеко.

— Если бы не мамины уроки по варке Амортенции, мне пришлось бы предать память Гарри чуть больше, чем я предала.

— Зелье было превосходным, — тихо сказала Гермиона. — Я из центра зала почувствовала запах кожаной записной книжки и свежего кофе.

Перси странно-нервно хихикнул и поцеловал её в макушку, прижав к себе ещё крепче.

— Ладно, идите. Порт-ключ сработает через две минуты.

Перси и Гермиона исчезли, взявшись руками за стрелку, отломанную от часов Уизли. На ней виделись полустёртые буквы Д…ор…

Джиневра докурила последнюю сигарету, вдавила её в мокрые листья на дорожке и села на плиту. Некоторое время она молча водила пальцами по высеченным на мраморе буквам.

Гарри Джеймс Поттер.

Это было невероятно нелепо, но герой, переживший василиска, хвосторогу, гибель лучшего друга и год скитаний, умер от жалкой драконьей оспы, которой заразился от спасённой им магглорождённой девочки.

Джиневра приходила к Гарри в палату, закованная в зачарованные лимонный халат и медицинскую повязку. Она сидела рядом, держала его за руку, читала вслух… Он ослеп, ослаб и просил её и всех сражаться дальше. Разговаривал с Роном, но вместо Рона ему отвечал Джордж. Рона уже полгода не было на свете.

Билла задрал оборотень. Фред и Чарли погибли в с трудом выигранной Битве за Хогвартс. Рона укусила Нагайна. Потом и Джордж не вернулся из боя — Хорёк постарался… От Перси уже давно не было вестей.

Отец отомстил за них, но его поймали и казнили.

Однажды Пожиратели Смерти напали на одно из убежищ повстанцев. Они схватили маму, Гермиону, Теда Тонкса… Прибыв на место в составе отряда подкрепления, Джиневра увидела лишь пепелище и разорванную на куски Луну Лавгуд.

После потери подруги детства она впала в безумие, какое той и не снилось. Джиневра примчалась в палату Гарри в больничном крыле Хогвартса и чуть ли не на коленях умоляла его:

— Останься со мной! Женись на мне! Ты — последний, кого я любила! Останься!

Откуда взялось это «женись» и почему Гарри согласился, она не знала и не понимала. Колец не было, и Гарри вручил ей чешуйки убитого им василиска.

Джиневра стала вдовой через четверть часа после свадьбы. Рекорд, но это не квиддич, чтобы гордиться.

Она много лет жила одним Гарри. Последние дни — никем, кроме него. Но судьба забрала его у неё. Рок в лице Волдеморта забрал у неё всех и всё.

Потеряв свой символ, Мальчика-который-выжил, повстанцы утратили волю к сопротивлению. Хогвартс был взят, а немногие выжившие бежали.

Джиневра долго не могла вернуться — у неё не было сил. Она читала в маггловских газетах, что Британские острова исчезли с карты, а перед этим там массово гибли люди. В магических писали про правителя Марволо Гонта, про зачистку от магглов…

Эрни МакМиллан нашёл Джиневру на дне очередной бутылки огневиски. Он зазвал её учиться разрушению проклятий, выискивал им двоим совместные задания, возил её по всему миру…

Джиневра таяла в его объятьях, но закрывая глаза, представляла себе другого человека. Круглые очки, шрам… Целовать человека в очках было неудобно, но она хотела снова ощутить кончиком носа холод стёклышек и надышать на них пар.

Когда Эрни убили, Джиневре потребовалось спрятаться. Старик Киршбаум, когда-то носивший имя Игорь Каркаров, помог ей в обмен на погашение его долгов. Правда, он стал слишком распускать руки, и ей пришлось его отравить.

Восемь лет назад Джиневра всё же решилась вернуться в Британию. Её пригласили снять проклятье с меча Гриффиндора — профессор МакГонагалл защитила его перед смертью.

В её кабинете Джиневра нашла рукопись Моргаузы, словно спрятанную специально для такого случая. Пришлось пожертвовать мечом, но в голове Джиневры зародился план.

Волдеморт забрал у неё всё. А она заберёт у него то, чем он дорожит больше всего на свете.

Мальчишка из тетрадки боялся смерти. Она убьёт его.

Восемь лет потребовалось, чтобы исполнить план. Джиневра успела найти Перси, проклясть его до полусмерти, сговориться с ним, узнать про Гермиону… План можно было выполнять, лишь когда Нагайна стала позволять Моргаузе дю Лак трогать её за хвост.

Вечер удался. Лорд Марволо, как он себя называл, просто отвратительно целовался. Каркаров и то был лучше со своей козлиной бородкой. Но зелье делало своё дело, и Джиневра приступила к главному действу.

Три поцелуя Смерти: узри, замри, умри. Его тело загорелось зелёным пламенем, рядом извивалась Нагайна… Поцелуи — это не про тело, это про душу. А мальчик из тетрадки вкладывал душу в каждого своего последователя.

Он забрал у неё всё, а она заберёт всё у него.

У чар Моргаузы был лишь один недостаток. Чтобы подарить кому бы то ни было три поцелуя Смерти, нужно самой стать Смертью.

Не будет ни кутежа в Вегасе, ни вечеринки с гейшами. Да даже новой встречи с Перси и Гермионой не будет.

Джиневра улыбнулась и легла на спину, свесив руки с мраморной плиты. Перед тем как начаровать гробницу, умершего волшебника клали на нижний её камень. Живому на нём было очень холодно, твёрдо и неудобно, и Джиневре всегда хотелось узнать, каково на этом камне мёртвому.

Теперь она знала.