Почти как мама (джен)

— Убери эту куклу! Она уродская! Слышишь — ты уродская!

Мия недовольно сопит — уж она-то не считает свою "подругу" некрасивой. Маленькая фетровая игрушка с пыльными ржавыми волосами-нитками, конечно, ничего не отвечает. Но Аарону и не нужен ответ. Он сжимает кулаки и глядит на куклу с такой ненавистью, что она будто исходит от него, вороньим силуэтом отражаясь сзади, на стене. Мия вздрагивает и закрывает куклу руками, словно пытается защитить.

Отец появляется вовремя. Переводит тусклый взгляд с одного своего ребёнка на другого и, хмурясь, гаркает:

— Аарон! Оставь сестру!

Аарон отступает. Его силы тут неравны: встревать в ссору с отцом — это совсем не то, что наседать на малолетнюю Мию. Отец и наказать может — рука у него тяжёлая. Поэтому мальчишка кидает на него хмурый взгляд и уходит во двор, вымещать злость на ни в чём не повинных сорняках. Теодор вздыхает и гладит дочь по голове.

— Всё будет хорошо, — тихо произносит он, но, кажется, даже сам в это не верит.

Всё не хорошо с тех пор, как мамы не стало. Аарон стал злым, отец стал грустным, мир стал серым, а кукла Мии стала "уродской". Ну вот что в ней уродского? Впрочем, Мия знает ответ.

— Это потому, что она похожа на маму, — вздыхает она, не по-детски серьёзно глядя на отца, и тот рассеянно качает головой.

— Она не виновата в этом, — глухо произносит он и уходит на кухню, готовить завтрак, если в холодильнике, конечно, осталось, из чего его готовить — они давно уже не выбирались в магазин.

Мия заправляет постели, раскрывает окно, задумчиво окидывая пустынный переулок взглядом. Ещё рано, и соседи спят. Лишь их дом на Дружелюбном переулке уже встал. Мимо окна проходит брат, избивая веткой растущие под забором лопухи, и Мия поспешно уходит. Паранойя и агрессия Аарона увеличиваются с каждым днём, и девочка не хочет, чтобы брат подумал, что она следит за ним.

Они молча едят подгоревший омлет, пока отец, подперев голову руками, бездушно смотрит в пространство. На кухне сумрачно, но даже в таком освещении Мия видит, что мешки под глазами Питерсона-старшего стали ещё глубже. Видимо, он всё так же не спит, проводя таинственные расчёты в своём подвальном кабинете. Он раз за разом говорит, что, как только его исследования подойдут к концу, им крупно повезёт. Но время идёт и ничего не меняется.

Аарон возит вилкой по тарелке и косо глядит на сестру. Кукла той сидит на самом углу стола — Мия не расстаётся с ней ни днём ни ночью. Эта игрушка — последнее напоминание о маме. Она и похожа на неё — улыбчивое круглое личико, обрамлённое длинными ржаво-рыжими волосами, зелёные пуговки глаз и милое голубое платьице в крупный белый горох. Иногда кажется, что миссис Питерсон купила её только потому, что удивилась, насколько обычная игрушка схожа с ней. Как бы то ни было, это был последний подарок мамы перед тем, как она уехала из дома, чтобы никогда не вернуться.

Мия замечает взгляд брата и неуверенно улыбается ему. В глубине карих глаз, пристально глядящих на неё, она видит не только злость, но и боль. В силу возраста Аарон понимает больше, больше и тоскует. Мия сочувствует ему, правда. Но она хочет, в самом деле хочет, чтобы брат стал прежним.

А он вдруг, оскалившись, словно дикий зверёк, вскакивает и одним мощным, агрессивным движением спихивает тарелки на пол. И орёт:

— Сколько уже можно притворяться лапушкой, как будто ты в каком-то дешёвом сериале?!

Мия сжимается. Она не умеет проявлять эмоции так же ярко, как и брат. Мама всегда говорила — хорошие девочки не кричат.

— Аарон! — рычит пришедший в себя отец. Вскакивает — совсем как сын. Как же они похожи, даже когда всеми силами стремятся доказать обратное!

Аарон злобно сжимает и разжимает кулаки. Он готов драться, если придётся, и Мия испуганно переводит взгляд с него на отца. Но тот, взъерошенно набычившись, глядит на сына не со злостью, а с каким-то грустным разочарованием.

— Иди в комнату! — приказывает он угрожающе тихим голосом, и Аарон, засопев, выполняет приказание. Приходя мимо сестры, он вдруг разворачивается и, с силой схватив куклу, убегает наверх, скрипя рассохшимися ступеньками.

Мия вскакивает было, но отец кладёт руку на её плечо и качает головой. "Пусть остынет", — говорят его больные зелёные глаза, и Мия, склонив голову, печально соглашается с ним. Она лишь надеется, что брат не испортит мамин подарок.

— Почему он считает, что мама предала нас? — тихо спрашивает она, помогая отцу мыть посуду.

Питерсон-старший неопределённо хмыкает.

— Люди разные и по-разному реагируют на смерть близкого, — отвечает он.

— Мама любила нас.

— Несомненно.

— И я тоже люблю вас.

— Конечно. — Отец удивлённо посматривает на неё. — А были сомнения?

— Аарон...

— Аарон придёт в себя. Ему просто... нужно время. Ни ты, ни твоя кукла ни в чём не виноваты.

"Даже в том, что так похожи на неё".

Это высказывание повисает в воздухе, как неназванная, но важная нить. Мия вздыхает и кладёт тарелки в шкаф. Ну да, не в силах ничего изменить, Аарон иррационально обиделся на маму. Как будто та могла знать, что в один ужасный момент на дороге случится авария, в которой она погибнет. И Мие, и её кукле перепадает от этой глупой травмированной обиды. В них Аарон видит отражение той, что ушла, и это вызывает внутри него боль, которую он, не в силах потушить, выплёскивает наружу приступами ярости.

Грудь сдавливает — и в следующий миг отец, незаметно подобравшись ближе, прижимает её к себе. Мия с готовностью утыкается лицом в клетчатый свитер — пыльный, пропахший металлом и мазутом, но несомненно родной и тёплый. Мощные ручищи Питерсона-старшего невероятно бережно обнимают хрупное детское тело.

— Всё будет хорошо, — повторяет он, словно мантру, и мягко гладит дочь по спине. — Мы со всем справимся. Я съезжу за продуктами, тебе привезти желейных червячков?

Мия рассеянно улыбается. Мама вкусно готовила желейных червячков. Правда, Мие всегда было жалко их есть, и она хранит своих в маленькой шкатулке у себя в комнате. У неё большая коллекция, всех цветов радуги. Хотя, нет, не всех. Не хватает лишь синего червячка. Отец как-то прибирался в её комнате и незаметно съел его, думая, что Мия не заметит. Но она заметила. Правда, ничего не сказала, потому что она и правда очень любит отца. Он же не со зла…

— Давай, — тихо произносит она, моргая. В отличие от Аарона, её воспоминания о маме окрашены в светлые, ностальгические оттенки, с примесью грусти. Но Мия знает, что мама всегда будет жить, пока она помнит о ней.

Отец уезжает, напоследок поцеловав дочь в лоб. Его дыхание отдаёт мятой, и Мия думает — может, приготовить для брата успокаивающий чай? У них много мяты и чабреца. По крайней мере, даже если Аарон откажется, она всегда может выпить чай сама.

Брат всё ещё находится в комнате. Мия осторожно приоткрывает дверь и заглядывает внутрь. Аарон сидит под простынёй, накинув её на себя, словно белый сугроб, и тихо всхлипывает. Когда он один, то не сдерживает слёз. Мия колеблется. Не рассердится ли брат на то, что она следит за ним? Но горячая кружка оттягивает руку, и девочка, решившись, проходит в комнату, держа курс к комоду. Всхлипы сразу прекращаются, и Мия спиной чувствует недоброжелательный взгляд, прожигающий всё на своём пути.

— Я не твой враг, Аарон, — тихо произносит Мия, но брат не отзывается.

Он уже без простыни и, словно взъерошенный воробей, смотрит на неё. Кукла всё ещё при нём. Аарон крепко сжимает её, так, что пальцы белеют, и смотрит на сестру так зорко и неприязненно, что Мие становится грустно. Она тянет руку, пытаясь забрать свою игрушку, но Аарон подымает её над головой и качает ею же.

— Сначала игра, — хмуро сипит он.

Мия устало соглашается. Прятки... Когда-то она любила эту игру. Кем они только не были там, в мире грёз и фантазий! Африканские саванны, полные львов и приключений. Тихий ночной город, где от монет ломились банки, а крыши были удивительно удобны и покатливы. Таинственные леса и горящие задымлённые помещения... Теперь же всё иначе. Аарон всё более жесток и проворен, а она, Мия, не любит, когда он причиняет ей боль.

— Ты точно отдашь её? — уточняет она, но Аарон молча показывает на стену. Вздыхая, Мия отворачивается к ней и слышит, как сзади тихо отворяется и прикрывается дверь.

Отец будет недоволен. Он же сказал — не трогай брата, он немного не в себе. Но Мие так одиноко, что она согласна на грубого и холодного брата, чем вообще ни на какого. Может, во время игры он растает и станет прежним... хотя в прошлый раз он побил её игрушечным ружьём. Как бы то ни было, Мия хочет вернуть куколку.

В доме тихо и сумрачно. Мия обходит комнату за комнатой, но брата нигде нет. В этом доме-лабиринте он может пропасть бесследно — конечно, это лишь семейная легенда, но Мие на мгновение становится страшно. Вспоминаются бабушка и дедушка, пропавшие без вести, и девочка глубоко вдыхает. Нет, они пропали не в доме. Они были учёными и часто уходили в лес, в котором, по слухам, жили люди-вороны. Может, именно они и похитили их.

Мия поднимается выше... выше... Она пролезает в небольшой чердак, почти полностью заставленный пыльными коробками, и тянется вперёд, к свету. Тот неожиданно жёстко бьёт по глазам, и, проморгавшись, Мия понимает, что забралась на крышу. Тут довольно ветрено и шумно — кроны деревьев вокруг дома шуршат, словно переговариваются на незнакомом языке. Отсюда хорошо видно реку и даже дом мистера Отто, который живёт на другом берегу. Мия на миг даже забывает, зачем пришла сюда. Она цепляется за дверцу чердака и с любопытством осматривается. А вон там, скрытый среди дубов, стоит покосившийся музей Равен Брукса — мрачное строение, которому уже не суждено открыться. Дом соседей Роттов по другую сторону, его не видно, а здание слева заброшено, но во дворе его бродит серая кошка — маленькая тёмная клякса среди сочной травы. Мия поднимает голову, смотрит на солнце, которое тоже играет в прятки, постоянно скрываясь за пухлыми облаками, похожими на сахарную вату. Стайка ворон пролетает мимо, оглашая окрестности пронзительным карканьем, и Мия, вздрогнув, приходит в себя.

Она оглядывается и видит свою куклу. Та лежит на балке, разглядывая небо зелёными глазами-пуговицами. Балка выглядит устойчивой — отец собирался чинить обвалившийся в детской потолок, но всё никак не мог собраться. Мия медленно подходит к кукле и, подняв её, прижимает к себе.

— Что? Так быстро?! — В голосе Аарона столько злой обиды, что Мия оборачивается.

Брат стоит сзади, надув губы, словно малыш. Даже не верится, что он старше неё почти на четыре года.

— Почему ты так быстро нашла её? — бурчит он, и Мия пожимает плечами.

— Да? Мне казалось, я долго искала... — произносит она.

Почему-то сердце пускается вскачь, а крики ворон становятся более зловещими. Неужели ненависть Аарона столь сильна, что меняет мир вокруг? Брат отворачивается, и Мия, сама того не понимая, протягивает к нему руку, стремясь утешить, поддержать. Мама всегда так делала, если им нужна была поддержка. Даже отец становился спокойней, когда миссис Питерсон обнимала его.

Но, кажется, Аарон не нуждается в этом. Или считает, что сможет справиться сам.

— Отцепись от меня! — кричит он, отпихивая сестру. А потом глаза его распахиваются в ужасе.

Мия хочет крикнуть, когда, вынужденно сделав шаг назад, чувствует пустоту под ногами, но горло сковывает спазм. А потом мир вдруг резко куда-то убегает, смывается — и прекращает своё существование, оборвавшись резким хлюпающим ударом.