Арон (джен)

Из приоткрытого окна пекарни на улицу вырывался умопомрачительный запах свежих булочек. Перед глазами так и вставали гладкие и теплые на ощупь их бока. М-м-м... Картинка такая яркая, что казалось — еще секунда, и ее можно будет лизнуть. Нежный аромат свежей сдобы смешивался со сладким медовым ветром с полей. Распаленные солнцем цветы, казалось, отдавали себя целиком, растворяясь по капле в дурманящем, горько-сладком, кружащем голову аромате. Гр-р. Теплая земля забивалась между пальцами. Надо уже встать и пойти. Он отряхнулся, долго, с наслаждением потягивая каждую мышцу своего поджарого тела. Нет, конечно, молодость уже далеко, а со старостью все не ясно. Лучше не загадывать. Он вздохнул и, весело помахивая хвостом, побежал к пекарне.

Осторожно поскреб лапами об дверь. Да, она полуоткрыта уже, но вежливость прежде всего. Вежливость — обычай королей. Так говорил Хозяин. Давно. Но он помнил слова Хозяина. И старался быть вежливым. Вот ведь, смешно получается. Эти двуногие дрессируются очень быстро. Лапой по двери поскребешь — и тут же там, по ту сторону двери раздастся оханье, а потом женский голос зачастит: "Сейчас, сейчас. Подожди малыш! Секунду!"

Как будто она не знает, что он не малыш. Сама его иногда называет, ласково проводя пальцами за ухом: "Старичок ты мой". От легких теплых пальцев по коже бегут мурашки. И кажется, что быть старичком совсем не страшно. На самом деле до старости вряд ли удастся добраться.

В двери показалась рука с пирожком. Теплый аромат мяса почти сводил с ума. "Лопай вот, — сказала женщина и, помолчав, добавила: — И не пропадай. Завтра еще приходи".

Пирожок кончился быстро. Как все хорошее в жизни. Он еще смутно помнил сладкое молоко и теплый бок матери. Ласковые слова и теплые руки Хозяина. Можно было прийти к нему вечером или если громыхало на улице, и положить голову на колени. Теплые ноги согревали. Тонкие пальцы чесали за ухом. "Хороший ты пес, хороший" — шептал Хозяин и это было, пожалуй последнее, что он помнил из той жизни.

Он закрыл глаза. “Я должен бежать со всех ног, чтобы оставаться на месте”, — пришла в голову горькая мысль. Вот, этот пирожок поможет протянуть до вечера. А дальше? Холодные ночи уже не за горами. Воздух пахнет осенью и смертью.

"Умер он, умер, понимаешь? Нечего тебе здесь делать!" — кричал визгливый холодный голос худой женщины.

"Убирайся!" — добавила она и сжала в тонкую полоску губы. Она обязательно ударила бы его, если бы не боялась. Она всегда боялась его и Хозяина. "Вежливость — обычай королей". Он тогда только наморщил нос и глухо прорычал: "Дура". Но она не поняла. Люди редко понимают, что говорят вокруг них.

Ветер принес густую волну с полей. Простор, твердая, упругая, уже начавшая подсыхать трава под лапами. Они манили и звали. Женщина с теплыми руками просила: "Приходи завтра". Он даже на попрощался с ней. Голос полей, тугой ветер — они оказались слишком сильны. Он не успеет попрощаться с женщиной. Отряхнув теплую пыль с золотистой шкурки, он уверенно потрусил вперед. В далекие поля, размеренной, медленной побежкой. Такой, что поможет ему пробежать и пару километров, и сотню.

Выйдя из селения он вдруг почувствовал необходимость побежать. Быстрее, еще быстрее. Золотистые ароматные поля звали его. Он все ускорял и ускорял бег. Иногда ему казалось, что это не он бежит, это весь мир бежит мимо, все набирая обороты. “Мир несётся на всех парах, но… куда?” — подумал он и закрыл глаза.