Nekrštenici (джен)

Гордана семенила домой, придерживая выпуклый живот левой рукой. В правой она держала ведёрко с молоком. Столько дел, столько дел! Любан вернётся с поля, голодный будет, надо успеть ему кашу сварить. Хорошо, Белка-кормилица, коровушка ихняя, жирное молоко даёт, каша наваристая будет — и муж сил наберётся перед вечерними делами, и ей полезно. Дитятко скоро уж родится, здоровеньким будет, вырастет быстро, в помощничка или помощницу. Гордана поймала солнечный зайчик щекой и расцвела улыбкой, ямочка в месте, где поцеловало её солнце.

Вдруг порыв ветра встрепал ей косу, раздался противный смех. Гордана встрепенулась, ускорила шаг. “О нет!” — подумала она. Опять!

Но поздно торопиться! Налетели птицы-хохотуны с младеничьими головами, некрештеницы, забили её крылами, носы свои любопытные в ведёрко суют. Гордана от них пытается увернуться, отбиться одной рукой, но куда там! Пузо тяжёлое, уже почти на сносях, и ведёрко не оставишь — мигом уведут, разольют, наглецы.

Гордана посмотрела по сторонам, и точно! — почти сразу увидела виновницу своих неурядиц, старуху Милицу Павич.

— Опять ты, ведьма, детёнышей своих подзуживаешь, науськиваешь! — крикнула ей Гордана в бессильной ярости, уклоняясь от мелких, но острых когтей некрештенцев. Хихиканье их, бессловесных, звоном отдаётся в ушах, раздражает, нервирует.

Павич упёрла руки в боки и насупилась.

— Ты, молодка, была бы добрее, глядишь, не обижали бы они тебя, — бросила едко. — Сердце у тебя солёное, нехристианское.

Гордана аж задохнулась от такого оскорбления.

— Эй, замухрышки, — позвала бабка Милица птиц. — Оставьте её, ей уж рожать скоро, не видите, еле ходит. Я вам сейчас ещё картопли вынесу.

— Ты их ещё и подкармливаешь, окаянная! — смогла, наконец, вдохнуть Гордана и тут же потратила воздух на новое ругательство.

Бабка развернулась на пороге и смерила её грозным взглядом.

— А и подкармливаю! — сказала. — А кто ещё о них, бедных, позаботится? Ты подожди, подожди, милая, кто знает, может, и твоё дитятко не доживёт до крещения, задохнётся от неведомой напасти, кто его душеньку будет спасать? Ты с Любаном твоим только лишь похоронить да оплакать сможете. Поп — тот отпоёт. А кормить его я буду.

— Чур меня, чур, — вскрикнула Гордана и перекрестилась. — Не каркай тут мне, карга!

— Да было бы ради чего, — плюнула старуха. — Иди уже, а то муж голодный останется. Цып-цып-цып, мои маленькие, бросайте свои забавы, разлитым молоком не налакаешься, а у меня тут картопля печёная.

И, правда, стоило первой картофелине упасть на землю с глухим стуком, как вся стая некрештенцев оставила бедную Гордану и бросилась на еду. Женщина поспешно оправила юбку и волосы и, три раза плюнув через левое плечо, засеменила к дому. Любан скоро вернётся, надо успеть ему кашу сварить.