Оглушающе звенящая пустота (джен)

Через пятнадцать минут поезд из Бирмингема должен был сойти с путей. Это повлекло бы за собой крушение и гибель половины пассажиров и трети встречающих — и трех женщин, пришедших с нарядными детьми встретить отцов семейств, и их непоседливых и любопытных сыновей и дочерей, сейчас поглощающих мороженое, и двух мрачных извозчиков, и семерых клерков... Их имена уже были записаны в книгах жнецов смерти, и сейчас они все переживали последние мгновения своих ничем не примечательных для стороннего наблюдателя жизней.

Жнеца смерти и пока еще стажера Уильяма Т. Спирса не волновали метафизические вопросы или жалость, пока он стоял на платформе и рассматривал пестрый ручеек, в который сливались траектории перемещения людей — фланировали белые, бежевые, розовые и салатовые летние платья с причудливыми вышивками и костюмы всех расцветок, принадлежавшие собравшимся на представление какого-то «демонического факира Луидоро», темно-серые брызги спецовок рабочих, черные пятна костюмов жнецов смерти. Сочувствие не входило в круг его задач, еще утром очерченный старшим группы Симмонсом:

— Ты с твоей косой смерти, — Симмонс презрительно посмотрел на ученическую косу длиной не более трех дюймов, — пойдешь в пятый вагон, там будет две жертвы, справишься.

Уильям кивнул с каменным выражением лица — он был абсолютно согласен, что с этим жалким подобием смертоносного лезвия можно быстро перерезать пленку души максимум двоих умерших, трое уже не укладывались в требуемый норматив.

Но как же его раздражало самодовольство Симмонса! Только вчера получил нормальную косу — и уже почувствовал себя начальником, хотя ничего из себя не представляет — ни мозгов, ни интуиции, ни минимальной способности к планированию. И все его разглагольствования напоминали Уильяму гулкий звон пустого медного сосуда — оглушающий, но не несущий никакого глубокого смысла.

Однако Уильям чтил субординацию и инструкции, а кто-то даже считал, что он молился на них и приносил им кровавые жертвы. На самом деле, он всего лишь ненавидел беспорядок, который создает любое нарушение дисциплины. К сожалению, иногда хаос неизбежен.

Он еще раз посмотрел на толпу, поморщился от звука оркестра, бравурно начавшего выводить мелодию, и подошел к Симмонсу с сообщением:

— Я насчитал как минимум пятьдесят демонов…

— Без тебя знаю, что надо просить подкрепление, — прошипел ему Симмонс, нервно стуча мыском ботинка об ажурную ограду. — Вот ты за ним сейчас же и отправишься.

— Но это явная западня, если как следует проанализировать… — начал озвучивать свои подозрения Уильям, но его грубейшим образом прервали:

— Больше всего о своей компетентности и интеллекте болтают пустые болваны и зануды, ты напрашиваешься на взыскание?

Уильям усмехнулся, взмывая под облака, ну правда — как иронично, что их взаимная нелюбовь с Симмонсом зиждется на одном и том же представлении друг о друге. А ведь Уильям и не собирался примять всех катком своего интеллекта, а лишь хотел поделиться, страшно сказать, предчувствием. Но нет, так нет — как говорит Сатклифф, нечего тратить бриллианты своей красоты на неразумных троглодитов. Хотя в случае Уильяма это должны быть бриллианты ума…

Он остановился у входа в пустой отдел, тряхнул головой, отгоняя пронзительный голос Сатклиффа, но тот никуда не пропал, а стал лишь громче:

— Ну как вы себе представляете этот уродский инструмент в руках такого изысканного создания, как я? Это куда большее преступление, чем то, в чем вы меня обвиняете! Нельзя уродовать образ неземного прекрасного меня, смертоносного и прекрасного, как разящий клинок, уже обагренный первыми каплями алой крови…

Уильям с досадой зашипел, без стука открыв дверь кабинета начальника, — вот еще один образец оглушительно звенящей пустоты! Наряженный в невероятные по меркам жнецов костюмы, яркий, громкий и совершенная пустышка. Ни мозгов, ни такта, ни навыков… Мысль оборвалась и, если могла бы, то смущенно ойкнула бы и пристыженно поползла бы в уголок для покаяний. Про мозги она очень сильно погорячилась. Это стало ясно, когда до Уильяма донеслась реплика Сатклиффа:

— Ну украл я кусок металла, который все равно был бы использован на косу смерти для меня! Ну пусть переборщил с материалом, ладно… Ну сделал себе косу смерти сам, в нерабочее время, попрошу отметить! Разработав макет и опытную модель! Пожертвовав таким бесценным для моей красоты сном и угробив маникюр! В чем такое уж ужасное административное преступление?

Начальник отдела, Грант Малер, не успел ответить, потому что еще ошарашенный озарением и внешним видом Сатклиффа Уильям автоматически доложил о сложившейся ситуации и максимально вежливо добавил:

— У меня есть некоторые соображения, которые я считаю необходимым озвучить…

Малер, громогласно приказывающий выдвигаться на место крушения поезда всем свободным жнецам, отмахнулся от Уильяма одной телефонной трубкой, а второй стукнул по столу:

— Потом озвучите, нет времени. Останетесь здесь за главного, раз никого больше нет, а Сатклифф отправится под арест.

«Да, сегодня день ослепительно блестящих стекляшек с двойным дном и бьющей в литавры пустоты в головах всех встречных. Возможно, в моей тоже», — философски признал Уильям и спросил:

— Позвольте оставить Сатклиффа в отделе до вашего возвращения. Под мою ответственность.

— Он ваш приятель, что ли, что вы за него готовы поручиться? — изумился Малер. У него дернулся уголок правого глаза, когда оба жнеца хором выпалили:

— Упаси все известные и забытые боги!

— Тогда почему… Вас что-то связывает?

Уильям и Грелль переглянулись, Сатклифф кивнул ему, уступая право ответить. Спирс счел неразумным говорить откровенно (тактически и стратегически его сейчас больше всего интересовала огромная бензопила, валяющаяся на столе Малера) и покривил душой, подозревая, что его все равно не услышат:

— Да, нас связывает взаимная ненависть.

— Неправда же! — возмущенно фыркнул Сатклифф и топнул каблуком. — Максимум взаимное презрение!

— Неважно, остаетесь оба здесь, — уже забывший о них Малер выбежал из отдела.

Уильям кивком указал на бензопилу и со всей возможной иронией спросил:

— И это уродливое чудовище идеально дополняет твой прекрасный образ?

— Ну конечно же! Такой кричащий яркий диссонанс!

Грелль закинул лезвие на плечо и застыл, словно позируя.

— Да, диссонанс ярок как никогда, — согласился Уильям, рассматривая воздушные воланы на ярко-красной блузе, будто съежившиеся от ужаса перед огромными зубцами. — У тебя еще одна есть? Я о пиле. Наверняка есть, ты же сказал, что украл чересчур много материала, делал опытную модель…

— А тебе зачем? — Грелль прищурился и склонил голову к левому плечу, как всегда, когда был очень заинтересован происходящим, что случалось в присутствии Спирса крайне редко.

— Если меня не обманывают интуиция и логика…

— Точно обманывают, у тебя их нет же, в мозге для них нет места, там покрывшиеся плесенью выученные инструкции…

— А у тебя одни звенящие блестяшки, дорогая одежда, маникюр и косметика.

— У меня больше всего, чем у тебя, — усмехнулся Грелль.

— Проехали обмен обязательными комплиментами, — серьезно оборвал его Уильям. — Я уверен, что скопление демонов на вокзале — отвлекающий маневр, который придумал кто-то, знакомый с нашим внутренним распорядком. Те самые инструкции ему тоже известны — если на месте забора душ более одного демона, необходимо вызвать подкрепление в соотношении два жнеца на одного демона. А тут я увидел пятьдесят демонов за три минуты…

— И зачем такие сложности? — Грелль встряхнул алой гривой волос и сам ответил: — Думаешь, хотели отозвать всех жнецов из штаб-квартиры? И что здесь может понадобиться демонам, скажи на милость? Души — вряд ли, они для них несъедобны после забора, а так… наши исследователи вечно исследуют какие-то артефакты, которые потом сдаются в архив. Ты прав, очень подозрительно, Малер тупица, что тебя не послушал.

— Нет, это мы тупицы, если я прав, то нам придется как минимум пять минут отбивать атаку демонов одной бензопилой и вот этим, — он двумя пальцами взялся за древко своей ученической косы. — В теории, конечно, я мог бы защекотать демона до смерти, а его сородичи умерли бы из жалости ко мне, но…

— Держи, — Грелль призвал еще одну пилу и вручил ему. — Только она слишком острая, я не догадался сделать зубчики, которые бы не портили мой изысканный гардероб.

— Тяжеленная и неповоротливая, но все равно эффективная.

— Да, центр тяжести смещен, но ты управишься. Может, еще ничего не произойдет, может, демоны где-то затеяли массовое жертвоприношение и не хотят звать нас…

— Нет, не затеяли, — немного удрученно произнес Спирс, услышав звук тревоги. — Похоже, действительно архив. И три минуты до прибытия группы реагирования.

— Помчались, пока они не лишили меня удовольствия от кровавой битвы, — предвкушающее улыбнулся Грелль.

----

— Это не слишком кровавая битва для тебя? — с притворной заботой осведомился Уильям, глядя на группу из двадцати демонов, пробирающуюся к выходу из архивов вдоль стеллажей.

— В самый раз, — Грелль оскалился и любовно погладил корпус и лезвие своей бензопилы.

— Тогда вперед.

Уильям упал в центр группы, сбив с ног демона, несшего черный ящик, полоснул по упавшему выключенной бензопилой, дернул за шнур от мотора, пила отозвалась оглушительным ревом и выплюнула облачко бензиновых паров.

— Ну да, сопло тоже никуда не годится, — покаянно вздохнул Грелль. — Прости.

Он еще на подлете распилил троих демонов и задел лезвием два стеллажа. Осталось шестнадцать демонов, сжимающих кольцо вокруг них и принимающих свою истинную форму — которая должна была ужасать противоестественностью любого человека. Черные крылья, растущие из неожиданных мест клыкастые пасти, копыта, увитые ядовитыми щупальцами.

— Ни шагу в сторону от ящика, — процедил Уильям, отбивая будто покрытое маслом жало, целившееся ему в лоб.

— Естественно, — толкнул его спиной Грелль, распиливая что-то вязкое и визжащее ультразвуком.

Уильям не мог оглянуться и посмотреть на чудо демонической эволюции или деградации, занятый тремя хвостами, звенящими железными перьями. От одного он едва увернулся, и перо пробило дыру в мраморном полу.

Потом настала пора щупалец, когтей и зловонных пастей, свернувшихся в один ком. Тяжеленная бензопила едва не заглохла, завязнув в отвратительно чавкающей пасти, но чихнула бензином и вновь зарокотала, набирая обороты. Кто-то из демонов издал трубный вой, и помещение затянулось серо-красным маревом.

— Ничего не вижу, не сходи с места, иначе задену, — крикнул ему Грелль, хаотично размахивающий своей пилой.

— Сам не дергайся, — ответил Уильям, не позволяя себе окунуться в бездны отчаяния.

Драться неизвестно с кем в темноте — заведомо проигрышная стратегия.

Окруживший их воющий сумрак прорезал яркий свет от круглых люстр на потолке, Уильям разглядел в прорехах зловонного тумана фигуры жнецов смерти, и прокричал Греллю:

— Все, мы выиграли!

— А мы могли проиграть? — с притворным легкомыслием поинтересовался Грелль, и капризно заметил вслед бегущим с поля боя демонам: — Ну как же так, мы только начали общаться, я хотел узнать вас поближе, а вы уже уходите…

----

— Нет, все же мне твое оружие не нравится, хотелось бы большей точности и меньшей громкости, — лениво заметил Уильям, сидя в мягком кресле под дверями кабинета настолько высокого начальства, что видеть его простым стажерам выдавалось нечасто.

Их уже отчитали за материальный ущерб стеллажам и воздали по заслугам за сохранение какой-то секретной реликвии, можно было расслабиться в ожидании Малера, с которым беседовали наедине.

— Я тебе сделаю, — буднично произнес Грелль, развалившийся в соседнем кресле. — Что уставился? Я перед тобой в долгу — ты меня спас от взыскания, отменно развлек и даже, прямо скажем, изумил. Ты совсем не набитый занудством и инструкциями идиот.

— Изумление взаимно, хотя мое понимание идиота-тебя отличается наполнением, — Уильям усмехнулся.

— Ну я всегда знал, что я изумителен и неповторим, — устало произнес Грелль, скрывая удивленный вздох.

Остальные выводы, которые Уильям сделал из сегодняшней ситуации, были неинтересны ни для кого, кроме него самого. Грелль вряд ли бы оценил сентенцию, что если что-то громко звенит и кажется дешевой пустышкой, то, возможно, наблюдатель смотрит не на ту грань этого «чего-то». Или кого-то. Может быть, себя он тоже видит под искаженным углом.