Холст судеб (джен)

Двадцатишестилетнего графа Мартина Маллинде все считали самым молодым в истории страны единоличным владельцем скромного замка в глухих лесах, попечителем нескольких культурных и социальных фондов, обладателем неприлично большого состояния. А его недавно обретенные родственники считали его «просто богатым бездельником». Они-то не сидели без дела на всем готовом. Алекс изучал историю в колледже, подрабатывал в магазине велосипедов продавцом-ремонтником, Сандра, обладательница всевозможных журналистских премий, в свои шестьдесят объездила полмира.

Правы не были ни те, ни другие, но переубеждать никого из них Мартин не собирался. Ну не везло ему ни на понимающих членов семьи — родители пропали без вести или просто сбежали от богатейшего деда, оставив младенца и прихватив с собой изрядную долю ценностей (тут версии разнились), дед настаивал на военной службе единственного наследника, и тот отправился в военную академию, вместо того чтобы изучать так манившую его археологию… Дело житейское. Тем более что дед скончался за год до выпуска Мартина из академии, оставив тому наследство и право распоряжаться жизнью по своему усмотрению.

Однажды в январе Мартин проснулся с ярко-синими волосами, хотя точно помнил, что ложился спать с темно-русыми. Перекраске волосы не поддавались, сбривать под ноль волосы, доходящие до мочек, Мартин не хотел, это напомнило бы ему об армейско-академических буднях. Появляться на публике он мог и в таком виде, тем более что всю зиму планировал провести за разборкой и оцифровкой семейного архива, уединившись в одном из крыльев замка. Прислугу он отпустил в щедро оплачиваемый отпуск.

Потом у него внезапно начал меняться цвет глаз, темно-синяя радужка превратилась в оранжевую за одну ночь. Семейный врач развел руками, списав все на генетическую аномалию, и дал контакты алчущих научных открытий генетиков, но Мартин пока не готов был сыграть роль лабораторной зверушки. Он немного поверил в сверхъестественное, ночью накануне прочитав про родовые проклятья в рассыпающейся на драные лоскуты рукописи. Половина из них сбылась, что доказывали известные ему факты. Только вот досада — там ничего не было о внезапном изменении цвета волос или кожи. Но оставались еще неразобранные архивы, где могли найтись ответы и не на такие вопросы, а для их скорейшей оцифровки нужны были помощники.

Мартин нашел их в лице своих дальних ныне живущих родственников, пораженных той же напастью. Он пригласил их пожить в своем замке до тех пор, пока решение проблемы не будет найдено. И Сандра, и Алекс приняли приглашение — Сандре откровенно не шел темно-бирюзовый отлив волос, и она не желала появляться на публике или экране в столь непотребном виде. Алекс же хотел сэкономить на общежитии или вдоволь поспорить с «историком-любителем» с высоты своего образования.

Вчера речь зашла о неумолимой поступи истории по головам и трупам ничего не значащих людей, предопределенности событий, фатуме-роке и исторических закономерностях в одном флаконе. А сегодня они с Алексом перебирали «бесценные свидетельства», и тот обращался с каждым клочком как с драгоценностью, работал слишком медленно и раздражал одним своим присутствием. Сандра осталась наверху, ей показалось, что она напала на след еще кого-то из потомков Маллинде (это после месяца работы над тем же заданием лучшего детективного агентства страны), и она с фанатичным блеском в глазах обзванивала какие-то свои «источники информации».

Мартин свистнул от удивления, прочитав расшифровку трех строчек из древней фамильной летописи, забыл даже о своем раздражении и позвал:

— Алекс, посмотри-ка, мне кажется, про проклятье графа Микласа Маллинде не было никаких упоминаний? Он тут упомянут как «скончавшийся от коварной ворожбы колдуна Деркиса».

— Да как не было, про это как минимум страница в учебнике начальной школы… Не про проклятие, а внезапную смерть, которая изменила весь политический ландшафт и развернула историю на сто восемьдесят градусов, вновь привела к феодальной раздробленности…

— Ага, то есть как минимум смерть влияет на ход истории? Особенно случайная смерть? И ты не можешь считать ее ход неумолимой поступью прогресса, если иногда она вдруг оступается и проваливается в регресс из-за такой малости?

— Ты о чем? А, о вчерашнем. Погоди, мне нужно в архив, я видел что-то в собрании местных легенд позапрошлого века, где у нас цветные линзы? — Алекс сверкнул красными глазами, выхватил у Мартина коробку с линзами и исчез в коридоре, не забыв на бегу ответить: — На глобальном уровне история как река, а мы в ней рыбы…

— Типичный ученый, ага. Никогда не признает свою ошибку, а ударится в нелепые параллели, чтобы уболтать оппонента — едко заметил Мартин и задумчиво потер лоб. — Но, может, хоть легенду раздобудет. Должна же быть от архивных червяков какая-то польза.

— Ма-а-артин, иди скорей сюда, — голос Сандры эхом отдался от сводов архива, — что сейчас скажу!

* * *

— Вы не поверите! Это оно!!! — с этими словами Алекс ворвался в дом через пять часов, огласил холл победным воплем, зацепился длинным шарфом за вешалку, захрипел и чуть не рухнул на пол.

Мартин поймал вешалку и с укором произнес:

— Даже если все плохо, не стоит вешаться таким оригинальным способом. Я тебе могу обеспечить все условия в подвале, например…

Сандра отвесила ему подзатыльник:

— Не начинай, а то мы не доедем до Остенгофа до темноты, я не хочу крутиться по узкому серпантину в поисках этого забытого богом, людьми и налоговой инспекцией места.

Всю дорогу до Остенгофа, занявшую чуть менее получаса, Алекс с восторгом рассказывал им легенду про «Холст Судеб», пускаясь в долгие пояснения каждый раз, когда ему этого хотелось.

Мартин не подгонял его, сосредоточившись на том, чтобы удержать автомобиль на заснеженном серпантине.

Краткая выжимка истории больше походила на сказку: однажды злой король, то есть игравший очень большую роль в политической жизни королевства граф Миклас Маллинде заказал вышить на огромном холсте, который по прошествии сотен лет невежи стали называть гобеленом, сцену бала в своем замке. Среди приглашенных были королевская семья и столько знати, что перечисление их регалий и историй из жизни троих из них заняли десять минут.

Швеи работали три года, создав сказочный шедевр, передав портретное сходство всех присутствующих, которые «получились как живые, казалось, что вот-вот заговорят с тем, кто подошел к холсту». Но по какой-то причине изображение Отто Деркиса оказалось то ли обезображено его завистниками в ночь перед выставкой картины на всеобщее обозрение, то ли Деркиса, первого королевского советника, забыли нарисовать (легенда тут путалась в показаниях). Как бы то ни было, «злой колдун разгневался, произнес заклинание, заявил, что отныне судьба каждого Меллинде будет связана с этой тряпицей, и воткнул кинжал в вышитую золотом фигурку Микласа, а настоящий Миклас, стоявший на отдалении, упал замертво. Да и как ему было не упасть, если ему проткнули сердце».

— Но если мы принимаем эту байку за чистую монету, то я не очень понимаю, что надо сделать с гобеленом, чтобы не убить, а покрасить волосы и глаза, — скептически хмыкнул Мартин, притормаживая у въезда в кемпинг.

— Пролить краску? — спросила Сандра, пнув носком сапога пустую банку из-под синей краски, валявшуюся в сугробе.

— Даже если это правдивая история, у нас нет никакой информации для поиска этого холста, — признал Алекс, утомленный своим энтузиазмом.

— Может, у нас есть вся информация, которую мы заслужили. Сейчас проверим, — Мартин постучал в дверь обшарпанного трейлера.

Открыла им усталая молодая блондинка с характерной «меллиндовской горбинкой» на переносице. За Эльбертой, как представилась владелица трейлера, прятались трое маленьких детей, иногда выглядывая и с любопытством глядя на гостей.

— Ваша прапрабабка из благородного рода Меллинде, — сразу приступила к делу Сандра.

— Ой, я вас умоляю! Это похоже на жилище благородной дамы? — она обвела рукой забитый игрушками и вещами трейлер. — Толку от этого происхождения, если наследство все давно промотали, остались какая-то ненужная блеклая тряпка.

Мартин толкнул Алекса и прошептал:

— А вот это случайность всем случайностям случайность, судьбоносная, можно сказать, — и, представившись, попросил разрешения посмотреть на «тряпку», обещая вознаграждение.

День закончился увлекательнейшим походом на свалку, куда Эльберта больше месяца назад выбросила ветошь. Ее дети, играя, заляпали ценнейший для Мартина гобелен пятнами масляной краски.

Во время поисков артефакта Мартин признал, что его тяга к археологии преувеличена, и возблагодарил небеса, что вывозить мусор зимой никто не собирался, а холст лежал с самого края огороженной площадки, заваленный только тремя пустыми банками из-под краски и толстым слоем снега.

А потом ожидавшая их в трейлере Сандра очень настоятельно посоветовала ему помочь Эльберте не только деньгами.

Мартин, с первого дня прислушивавшийся к Сандре не только из уважения к сединам, не мог не согласиться.

* * *

Мартин бережно развернул поблекший от времени тонкий холст, занявший половину бального зала, и погладил остававшийся ярким край — единственные стежки в изящном узоре, связанные с судьбами еще живых потомков Меллинде.

— Ну, исходя из логики истории, о которой ты твердил мне весь вчерашний вечер, статистики и прочего — сейчас мы должны отчаянно хотеть избавиться от всех конкурентов на наследство. Точнее, ты и Сандра, у меня повода нет. Эльберта, когда придет в себя от неожиданной роскоши, тоже должна задуматься…

Алекс ногтем поскреб сине-черную кляксу, прядь его волом приобрела изначальный рыжий цвет, он удовлетворенно хмыкнул и посмотрел на Мартина из-под косой челки:

— Знаешь, ты мне тоже не особо нравишься, но не настолько, чтобы убивать. Тем более что у нас есть шансы отыскать архивы Отто Деркиса, который, как и положено колдуну, таинственным образом исчез из замка, чтобы всплыть в прямом смысле через пару лет за тысячи километров отсюда — в Венеции. Я уж молчу о том, что мы могли бы разорвать связь с гобеленом каким-то менее кардинальным способом, чем те, к которым ты привык в академии. И если вся семья знала о такой связи жизни каждого члена с гобеленом, почему никому из них не пришло в голову такое простое решение? Пять отравлений, десять утопленников в озере и замковом рве — и ни одной неожиданной смерти от перерезанной нитки.

— Мальчики, хватит дискутировать, помогите Эльберте с детьми и вещами, — перебила их едва начавшийся спор Сандра. — Ваша привычка слишком много думать очень сильно осложняет жизнь, как вам обоим, так и другим. Думаете вы в основном о плохом или плохо о других — это тоже не добавляет ощущения легкости бытия. И рано или поздно мне надоест вас разнимать, тогда вы рискуете доспориться до драки, а в худшем случае закончите жизнь, как Марсель в пятом веке. И никаких вам разгадок семейных тайн.

— Кстати, — добавила она, идя вслед за ними по витой лестнице, — Помните про проклятие Ариады? То самое, что никто из рода Маллинде не сможет быть счастлив в любви более одного года, пока в замке не приютят пятерых бастардов?

— Технически мы все незаконнорожденные, кроме тебя, — хмыкнул Алекс и слегка подтолкнул Мартина локтем. — А я бы предпочел проверять догадку Сандры и устраивать личную жизнь как брат живого миллионера. Никакой ответственности, но какие перспективы.

— Да, для копания в архиве это необходимо. Очаруешь древние рукописи или таких же древних дряхлых архиварусов…

— Ма-а-ртин, — угрожающе начала Сандра. — Ты опять начинаешь первый его дразнить.

— Все, больше не буду, подожду, когда он начнет спорить.

— Не сегодня, — Алекс решительно сжал губы и правда не произнес ни слова, хотя Мартин попытался вызвать его возмущение, шепотом заметив:

— Не закономерность, а случайность меняет ход любой истории, как личной, так и глобальной, какой неумолимой ни была бы поступь истории, — не дождавшись реакции, он одобрительно кивнул. — Ну хорошо, не каждая рыба выплывет из этой реки или хотя бы оставит пару кругов на водной глади. Я пока не знаю, какие мы рыбы, может, мы можем выпить этот океан, как Деркис, если захотим, может, просто месим ил на дне. Не пучь глаза, мне на самом деле понравилось твое нелепое сравнение.