Люблю тебя, маленький... (гет)

— Машенька, родная моя, любимая...

Маруся млела от его горячего шёпота, таяла под ласковыми прикосновениями, от нежных поцелуев забывала, как дышать.

— Миша, Мишенька, любимый... — шептала в ответ и тоже целовала, льнула к сильному мужскому телу, не помня себя, отдавалась ему, своему счастью, своим — нет, ИХ! — мечтам. А потом...

А потом сказка кончилась. Миша уехал — поманило проклятое золото. А Маруся через месяц поняла, что носит под сердцем новую жизнь. Ребёнок! У неё будет ребёнок! Его, Мишин, малыш. Но радость от этого осознания мешалась с ужасом. Миши нет, где он — никто не знает, адреса он не оставил. Как ему сообщить, что он станет папой — Маруся понятия не имела. Да и обрадуется ли он такой новости — тоже вопрос. Уехал вот, ни письма, ни весточки — словно и нет его любимой Машеньки. А может, и нет? Может, и не планировал он ни семьи, ни детей, поматросил и бросил, как говорится?

А стать матерью-одиночкой в маленькой деревне — позора не оберёшься. И ладно бы самой Марусе — ребёнку-то каково будет безотцовщиной расти? Каждая собака пальцем тыкнет — приблудыш, мамашей нагулянный, в подоле принесённый. Ох, что же делать-то, господи?

Маруся не находила себе места, исхудала, побледнела до синевы, до прозрачности из-за переживаний. Не за себя — за маленького. Уехать бы, вот только куда денешься на сносях? А потом, когда малыш родится, как одной с ним выжить, вырастить, без жилья, без работы, без денег?

Время шло, Маруся жила как в тумане, устав бояться того момента, когда в деревне узнают о её положении, когда она превратится в изгоя, в падшую женщину. По большому счёту, она и есть падшая, она подпустила к себе мужчину без свадьбы, просто потому, что сама захотела. А теперь вот расплачивается за это. Ну, значит, так ей и надо, нечего было на поводу у похоти своей идти. Но ребёнок-то чем виноват, что мать у него такая беспутная?

Замученная мрачными мыслями о собственном распутстве, зажалевшая и себя, и нерождённого ещё малыша почти до безумия, Маруся не слишком противилась, когда деревенский шалопай и балагур Васька Ходас увлёк её как-то на сеновал. Падшая — значит, всем доступная, конечно, так и есть.

Лёжа на душистом сене и принимая Васькины неловкие от неопытности и волнения ласки, Маруся тихо плакала — Миша, Мишенька, ну как же ты мог Машеньку свою бросить? Как мог отдать её, родную и любимую, чужому мужику?.. А наутро, проснувшись от заглянувшего в щёлку под балкой солнечного лучика, она решила: ради растущей внутри неё жизни, ради этого маленького сердечка, бьющегося в унисон с её сердцем, она забудет свои чувства. Пусть говорят, что старая любовь не ржавеет, только на самом деле одна ржавчина остаётся. Ничего, она смирится, а может, ещё и стерпится-слюбится с Васькой, как знать...

Через две недели Василий летел по деревне в сельсовет, как на крыльях: он станет отцом! Его любимая Маруся ждёт ребёнка!

А Маруся грустно смотрела ему вслед. Вот и всё, назад дороги нет. Сейчас Василий узнает в сельсовете, когда можно подать заявление, и они официально станут семьёй. Она положила ладонь на ещё незаметный живот и тихо прошептала:

— Люблю тебя, маленький...