Отвертка (джен)

Виктор отслужил все два года «от звонка до звонка», даже в отпуске не побывал. Вернулся из армии в конце октября, поздно ночью нашёл в «секретном месте» спрятанный ключ от дома, который верно дождался его, а утром вместо будильника пришла бабушка и принесла весть о смерти деда, Николая Семеновича. Хотя отношения внука и деда, особенно в последний год, перед тем как Виктора призвали, можно смело назвать сложными, это известие огорчило Виктора, да ещё было досадно, что дед испортил такой долгожданный праздник — возвращение домой дембеля.

Похоронили Николая Семеновича быстро и тихо, дед был стар, восемьдесят пять лет всё же не шутка, и, похоже, он пережил всех своих друзей и тех, кто не счёл бы за труд проводить его в последний путь. Шёл дождь, кладбищенские могильщики работали споро, и вскоре свежий холмик глинистой земли украсили дешёвые пластиковые венки. Бабушка, на удивление Виктора, держалась хорошо. Видно, что она уже давно смирилась с подобным исходом, к тому же она была на двадцать лет моложе мужа и ещё была полна сил, и выглядела так, словно ей максимум пятьдесят.

— Ты как, ба? — спросил её Виктор.

— Всё хорошо, Витя, — ответила она. — Ты где будешь жить? У нас... — и сразу поправилась: — У меня или у себя?

— У себя, наверное, — неуверенно сказал Виктор. — Чего дому-то пустым стоять? Но если хочешь, то у тебя.

— Нет, не надо. Твоё дело молодое, я только мешать буду. Просто заходи почаще, не забывай. Всё же рядом живёшь.

— Конечно, ба! Каждый вечер буду заходить, помогать с чем-нибудь.

— Витя, там инструменты деда остались, в сарае. Знаешь, я хочу от всего избавиться, ты зайди посмотри, что тебе надо, остальное я Петру отдам, он сказал, что в райцентре что-то, может быть, продаст в выходные.

— Хорошо, ба, посмотрю. Наверное, завтра займусь.

Виктор не стал долго тянуть и действительно на другой день уже ковырялся в дедовских инструментах, что хранились в сарае на полках в нескольких фибровых чемоданах, которые теперь можно увидеть только в старых кинофильмах.

Инструменты деда, может быть, когда-то представляли ценность, но сейчас это был лишь ржавый хлам. Старые кованые клещи, молотки, рубанок из потемневшего дерева, несколько ножовок, ещё с деревянными рукоятками, сломанная лучковая пила, стамески и разбитые долота и прочее подобное барахло. Было много плоских странных гвоздей с прямоугольными клиновидными шляпками. Виктор, хоть родился в колхозе, не сразу догадался, что эти гвозди предназначены для подков.

— М-да... — недовольно протянул он. Всё его детство сарай с этими чемоданами для него был чем-то вроде пещеры Али-Бабы, а дед — её суровым стражем, который тщательно следил, чтобы внук туда не проник и не добрался до дедовского добра. Чего только Виктор себе не фантазировал, даже думал, что наверняка дед с войны притащил «Парабеллум» или даже «Шмайсер» и хранит их в одном из чемоданов. Но сейчас он был разочарован — ничего интересного в них не оказалось.

Виктор уже хотел захлопнуть крышку последнего осмотренного чемодана, когда обратил внимание на бурый свёрток, лежащий в самом низу, под грудой ржавого хлама. Он достал свёрток: когда-то это была замша, но сейчас от сырости и времени она заплесневела и потеряла вид. Виктор брезгливо развернул кожу, ожидая увидеть внутри что-то такое же ржавое и плесневелое, но неожиданно в ладони ему выпала чистая, блестящая, будто бы только что с завода, отвёртка...

Виктор поднёс её к глазам и принялся внимательно разглядывать. Отвёртка была большая, не меньше двадцати пяти сантиметров. Ручка инструмента была сделана из чёрного отполированного до блеска эбонита, удобной слегка грушевидной формы с волнистыми выступами, чтобы не скользила в ладони. Толстое солидное жало имело не меньше восьми миллиметров и сверкало никелем, словно это был не банальный инструмент, а часть королевского «Роллс-Ройса». Виктор восхищённо присвистнул — отвёртка была явно не советская, от неё так и веяло буржуазной роскошью и качеством. На конце жало расширялось и заканчивалось тонким для такой ширины шлицом. Кончик шлица, где заканчивалось никелевое покрытие, был матово-серым, без единого следа ржавчины.

— Умеют же делать, гады! Америка... — одобрительно пробормотал Виктор. Отвёртка ему очень понравилась. — Вещь! — резюмировал Виктор. Эту штуку он точно возьмёт себе, и инструмент шикарный, и память от деда останется хорошая. Такую отвёртку и сыну, если он когда-то появится, передать можно! На жале инструмента он разглядел надпись, выдавленную в металле, и, выйдя из сарая на солнечный свет, прочитал: «Die Schattenwerk». Знаний английского языка, который изучал Виктор в школе, хватило лишь на то, чтобы понять, что надпись сделана по-немецки.

— Ого, наверное, трофейная отвёрточка-то, — сказал Виктор достаточно громко, и его услышала бабушка, которая тихо возилась во дворе, что-то полоская в тазу.

— Витя, ты что-то сказал? — распрямила спину она.

— Да вот, ба, смотри, что нашёл у деда, заберу, — показал Виктор сверкающий инструмент.

— Вот же чертова отвёртка! — воскликнула бабушка. — Я уж думала, что дед её утопил в реке, а поди ж ты!

— Утопил? Это ещё зачем? — опешил Виктор.

Бабушка помолчала, прищурившись глянула на внука, словно что-то оценивая, и решилась продолжить:

— Эх, Витя, ты не знаешь, но раньше дед на выпивку слаб был, раз в месяц, а то и чаще, наливался до бровей и чудил. Всё ему немцы да трупы мерещились, страсть-то какая была! — бабушка сплюнула и постучала по деревяшке.

— А отвёртка эта при чём? — не понял Виктор.

— Вот с этой чертовой штукой в руках и пил. Я уж боялась, что однажды он меня ей ширнёт. Бывало, даже убегала до следующего дня к Полинке, пока Коленька не проспится.

— Да уж... — развёл руками опешивший Виктор. Такого деда он никогда не видел. — Не ожидал от дедушки.

— Как ты родился у Светки, то дед завязал с пьянкой. В рот с тех пор ни капли не брал. Как отшептали. А отвёртка... Уж как я его уговаривала избавиться от этой немецкой гадости, говорила — продал бы кому или подарил.

— А он ни в какую? — попытался угадать Виктор. Сам бы он ни за что не расстался с такой красотой.

— Ну да... — развела руками бабушка. — Говорил мне, что, мол, дарил и даже выбрасывал, а она, мол, снова у него оказывалась, ага. Врал, конечно, а я делала вид, что верила. Но последний раз, когда пить бросил, взял отвёртку эту, замотал во что-то прямо на моих глазах, и пошли мы гулять на мост. Вот с моста он в реку и швырнул, я видела. Опять, значит, обманул! Эх, Коленька, царство небесное, вот же фокусник!

— А дед ничего про неё не рассказывал? — спросил Виктор. Эх, жаль, что с дедом у него не ладились отношения, похоже, он мог много интересного про свою жизнь поведать, про войну...

— Рассказывал, пьяный становился. Всё одно и то же, я эту историю уже наизусть знала, мол, что отвёртку он эту он в Польше взял в каком-то бункере немецком, у немца там забрал трофеем. Разведчиком он был, наткнулись они на бункер в лесу, решили проверить, заброшен или нет, немцы уже драпали, наши наступали. И полезли они в этот бункер, а дальше ни слова, на этом и замолкал. Только как-то раз уж очень сильно надрался и сказал, что этой самой отвёрткой немцу в этом бункере он сердце проткнул, тьфу, господи, ужас-то какой! — бабушка даже перекрестилась, хотя не сказать, что была верующая. — Выкинь ты эту гадость, Витя, зачем тебе она?

— Да ладно, ба, что ты как суеверная какая, ты же коммунисткой была! — полушутя воскликнул Виктор.

— Я и сейчас есть, — насупилась бабушка. — То, что Ельцин да «плешивый» страну развалили, не значит, что...

— Да ладно, не заводись, — примирительно сказал Виктор, — я же так... В общем, не бойся, бабуля, отвёртка как отвёртка, ничего в ней мистического нет, это только в американских фильмах вурдалаки да оборотни, а в жизни нет ничего подобного. Ты видак-то когда-нибудь смотрела?

— Чего?

— Вот куплю видик, и будем с тобой смотреть фильмы-ужасы, про Фредди Крюгера, — засмеялся Виктор. — Когда в увольнения отпускали, мы на видак шли. В той дыре, где я служил, всё равно делать нечего было, кругом сопки да ёлки. Даже девок в посёлке свободных не было. Всех развлечений только — пирожных пожрать в «Снежинке» да на «видак» сходить в клуб к геологам.

— И кто этот Фредди?

— Да мужик один, обгорелый. У него перчатка с ножами на пальцах, он во сне приходит и людей режет, — Виктор пошевелил пальцами, изображая злодея.

— Тьфу ты, зачем мне этот Кругер? — махнула рукой бабушка. — Ладно, иди в дом, там блинчики я испекла, на столе найдёшь, а у меня ещё дел по горло.

* * *

С того разговора прошло тридцать лет. Виктор Александрович, генеральный директор успешной логистической компании, с задумчивым видом стоял над несколькими стопками деталей от большого шкафа, который приобрела его супруга. Они недавно переехали в новую большую квартиру в новостройке, жилой комплекс премиум-класса, и Сара, так звали его супругу, активно занималась обустройством семейного гнезда.

Сборщики мебели могли прийти только через неделю, и это расстраивало Сару. Виктор Александрович заверил жену, что легко соберёт шкаф самостоятельно. У него был опыт сборки мебели, когда-то он занимался чем только мог, правда, это было очень давно.

На самом деле у Виктора был свой интерес — он не хотел ехать на дачу. В последнее время было много работы, много встреч и переговоров, он просто мечтал побыть один, выпить не дорогого вина или коньяка, а банального пива, но чтобы вдоволь, сколько влезет, и ходить по квартире в трусах, и чтобы никто не делал ему замечаний. Сара, которая когда-то вывела Виктора «в люди», была из семьи интеллигентов в четвёртом поколении и совершенно не одобряла его «крестьянские замашки». Поэтому даже дома Виктор не мог расслабиться.

Идея со сборкой шкафа показалась ему довольно удачной, но теперь, глядя на объём предстоящей работы, он понял, что это займёт не два-три часа, как он предполагал, а хорошо бы управиться за всю субботу и воскресенье не зацепить. Шкаф оказался огромным, состоял из нескольких секций и имел довольно сложную конструкцию, явно не советский шифоньер.

Делать было нечего, и он приступил к работе, не забывая при этом время от времени отпивать из бутылки пива. В холодильнике ещё оставалось несколько бутылок, которые ждали своего часа.

В пакете с крепежом и ручками для шкафа нашлись специальные инструменты, которые понадобятся для работы. Среди них был шестигранник для стяжек и что-то вроде плоской отвёртки для закручивания специальных болтов, которые скрепляют секции между собой.

Время пролетело незаметно, и работа захватила Виктора. Он уже давно не занимался ручным трудом, и это было даже приятно. Но чем дальше он продвигался в сборке шкафа, чем тяжелее становился шкаф, и чем меньше оставалось бутылок в холодильнике, тем сильнее таяла уверенность, что сборка закончится сегодня и воскресенье будет полностью свободным.

К тому же сломалась плоская отвёртка. Этого следовало ожидать — хороший инструмент никто не положит для одноразовой работы. Виктор Александрович в сердцах отшвырнул обломок и собрался закончить на сегодня, но было обидно оставлять вот так, не поставив какую-то точку. Если он скрепит секции, то завтра останется только полки вставить и дверцы навесить, да выдвижные ящики отрегулировать. Он вздохнул и пошёл на балкон искать ящик с инструментами. Он бы давно уже избавился от него, да это было что-то вроде талисмана — этот ящик, можно сказать, изменил его жизнь. Виктор достал ящик и провёл по нему ладонью, подумалось, что он не открывал его почти тридцать лет — с тех пор, как из мастера по вызову для мелкого бытового ремонта превратился в мужа Сары и бизнесмена.

Виктор улыбнулся воспоминаниям. Это произошло после того, как он удачно отремонтировал юной Саре не только заклинивший замок в межкомнатной двери, но и кое-что ещё. Виктор был привлекательным, видным парнем, а Сара была горяча, как кипятильник, в общем, Виктор сам не понял, как оказался в кровати. Потом его нашёл отец Сары и сказал, что она беременна. После этого ему, как честному человеку, оставалось только жениться, да он был и не против.

Виктор, открыв ящик, сразу же увидел дедушкину отвёртку. Она выглядела так же, как и в тот день, когда он обнаружил её тридцать лет назад: ни единой царапины или пятнышка, словно время и материя не имели над ней власти.

Он взял её в руки и задумчиво покатал, пытаясь вспомнить лицо деда. Но воспоминания были тусклыми и туманными, словно он пытался восстановить в памяти не свою жизнь, а кинофильм, который видел когда-то давно. Ему показалось, что отвёртка слегка вибрирует, словно мобильник на беззвучном режиме. Но объяснил это уставшими ладонями, целый день ворочал не такие уж лёгкие детали шкафа.

Немецкая отвёртка оказалась как нельзя кстати, в Виктора словно вдохнули новые силы, он с лёгкостью закрутил винты, передвинул секции ближе к стене и, решив, что теперь порядок, отложил инструмент в сторону.

— На сегодня хватит, — произнёс он вслух.

За окнами был вечер, в комнате заметно потемнело. Виктор щёлкнул выключателем, но свет не загорелся. Он несколько раз нажал на клавишу, но люстра осталась тёмной. Помянув недобрым словом криворуких электриков, он отложил решение этой проблемы до завтра, позвонит в управляющую компанию, пусть разбираются. Он повернулся к двери и чуть не споткнулся на пороге: из комнаты, он почувствовал спиной, будто между лопаток протянуло стылым сырым холодком, и как бы очень недобрый взгляд упёрся ему прямо в затылок. Виктор сдержался, не оглянулся. Это нервы расшалились, решил он. Не стоит потакать нервам, никого в комнате нет и повода крутить башкой тоже нет. Виктор прикрыл дверь и пошёл на кухню, слегка дрожащей рукой налил себе ещё пива и достал телефон.

Он заказал пиццу и острые куриные крылышки в той же доставке, которая возила еду в офис. А когда принесли заказ, уговорил курьера смотаться в магазин за пивом, пообещав ему тысячу рублей за такую услугу. И вот, расположившись с едой и пивом прямо на покрывале семейного ложа (увидела бы Сара — упала бы в обморок) в спальне, Виктор Александрович провёл остаток вечера за просмотром спортивного канала.

* * *

Как он уснул, Виктор не заметил. Тело налилось свинцовой тяжестью, веки сомкнулись сами собой, и он погрузился в глубокий сон с недоеденным крылышком в руке.

Ему снились бетонные коридоры, холодные, сырые, нескончаемые катакомбы, по стенам которых, лежа на железных крючках, змеилось множество кабелей. Виктор шёл, сжимая в руках ППШ — автомат казался до боли знакомым, как будто это был его старый товарищ по службе. Он осторожно продвигался вперёд, эхом отдавались шаги по влажному полу. Вокруг царила зловещая тишина, нарушаемая лишь редкими каплями, падавшими с потолка, и какими-то далёкими шумами, похожими на вздохи огромного существа.

Он огляделся. Стены покрывали тёмные пятна, в углах поблескивали обрывки проводов. Но самое жуткое — это были трупы. Они лежали вдоль стен — одни просто люди, другие — только похожие на человека мумии, чьи тела были обвиты проводами и трубками, ведущими в потолок. У многих трубки выходили прямо из глазниц. Все тела были пробиты автоматными очередями, немцы патронов не пожалели — многочисленные гильзы похрустывали и звякали под подошвами сапог. Виктор подошёл ближе и с ужасом заметил, что у некоторых из существ лица были искажены в мучительной гримасе, в последние минуты они чувствовали и осознавали, что происходит.

Пройдя дальше по коридору среди безжизненных тел, Виктор увидел ряды стеклянных колб. Они светились мертвенно-зелёным светом, словно инкубаторы в лаборатории. Внутри в желеподобной зеленоватой жиже плавали младенцы, подключённые к странным устройствам — гофрированные трубки крепились к их головам, выходя прямо из темени, будто присосавшиеся огромные пиявки. Виктору стало не по себе. Он хотел развернуться и бежать, но тут почувствовал за спиной движение.

Резкий звук — чьи-то быстрые шаги. Виктор мгновенно обернулся, но было поздно. На него выскочил человек в белом халате. Безумный взгляд выкаченных рыбьих глаз, пенсне, державшееся каким-то чудом на носу, в руках его что-то холодно отблескивало, он высоко занёс сверкающее жало для удара. Виктор машинально нажал на спуск ППШ, но автомат только глухо щёлкнул — заклинило. Человек бросился на него, времени возиться с затвором не было.

Виктор попытался применить автомат как дубинку, но человек в халате оказался на удивление ловким и сильным, автомат, перехваченный им, отлетел в сторону. Виктор схватил нападающего за руки, пытаясь удержать его и отбить смертоносное орудие. Проклятый немец был не так уж и здоров телом, но очень силён, может быть, потому, что в его глазах горел лихорадочный огонь безумия. Виктор оказался тоже не слаб, тренированное тело реагировало на любые выпады противника, он старался удерживать руку с отвёрткой подальше от себя, но немец дёрнул и едва не воткнул её в бок. Ударила боль в плечо, но Виктор не собирался сдаваться.

Судорожная схватка продолжалась, тело мужчины в белом халате извивалось, как змея. Виктору удалось выкрутить его руку так, что пальцы сами разжались, и отвёртка выпала из рук нападающего. Виктор тут же подхватил её и, не раздумывая, вонзил инструмент прямо в грудь противника, вбивая всё глубже и глубже, пока ручка не вмялась в тело. Немец завалился на спину, но Виктор не отпускал обретённое оружие, к тому же немец схватился жёсткой хваткой за его руку и словно помогал ему давить на ручку.

Мужчина затрясся, лицо исказилось в жуткой агонии, и вскоре он застыл, пригвождённый к бетонному полу.

Виктор стоял над телом, пытаясь отдышаться. Он с трудом вытащил из груди врага оружие и рассмотрел, что держал в руке — это была большая плоская отвёртка. Словно в замедленной съёмке, он наблюдал, как из груди врага струится кровь, растекаясь по серому бетону.

И тут его окликнул чей-то голос, он с трудом смог разобрать слова — звук терялся в собственном эхе, он шёл из глубины тоннеля. Нечеловеческий бас, больше похожий на звук какого-то механизма, ревел:

— ES IST NICHT DEINS!

За плечо схватила чья-то рука и рывком развернула, в лицо Виктора смотрело закопчённое лицо в грязной выгоревшей на солнце пилотке.

— Быстро, Коля, тут всё заминировано, сейчас рванёт!

* * *

Виктор рывком проснулся, тяжело дыша, сердце отбивало бешеный ритм, как в его сне. Темнота казалась густой и вязкой, но не тишина — он уловил тихие, едва различимые шорохи, что-то двигалось рядом. Воздух был плотным, дышалось тяжело, как будто его накрыли невидимым ватным одеялом, и Виктор вдобавок ко всему ощутил резкий запах. Явно горело дерево. Он вскинул голову, пытаясь найти источник. Собрав силы, он сполз с кровати и, распрямляя затёкшее тело, кряхтя поплёлся в коридор. Теперь света не было во всей квартире.

Комната, где он собирал шкаф, казалась чужой, неестественной в темноте. Шкаф, который он почти собрал, был снова разобран, детали беспорядочно раскиданы, деревянные полки валялись по полу, а одна из них, в самом центре, светилась странным красноватым сиянием. Виктор нахмурился, чувствуя, как его охватывает неприятное ощущение. Здесь пахло сильнее всего, и откуда-то из темноты тянулась тень, которая клубилась в воздухе, как дым, клубилась, но не расходилась в стороны, сохраняя свою изменчивую форму.

Всё же Виктор не успел до конца проснуться — ещё оглушённый кошмаром, его разум не поспевал за происходящим. А может быть, это продолжение его сна? Он наклонился и, не раздумывая, схватился за светящуюся полоску. В следующий момент его ладонь пронзила жгучая боль. Он выругался и рефлекторно отпустил предмет. Это оказалась отвёртка, раскалённая докрасна.

Резко отскочив, Виктор схватил тряпку, валявшуюся неподалёку, и, прихватив отвёртку тканью, выбежал на кухню. Ситуация стала абсурдной, но мозг не предлагал ничего лучше. Он на автомате бросил раскалённый инструмент в кастрюлю с остатками супа, которую залил водой перед сном. Зашипело, и вырвались клубы пара, кастрюля превратилась в живой вулкан, накрыв всё вокруг горячей пеленой.

Он наспех захлопнул кастрюлю крышкой, а изнутри послышались странные звуки — треск, как будто ломали стекло, постукивание по стенкам, казалось, кто-то пытался выбраться наружу. Звуки продолжались несколько секунд, но потом резко стихли. Кипение тоже прекратилось.

Всё стихло. Виктор стоял, тяжело дыша, вглядываясь в кастрюлю, откуда ещё струился пар, его рука болела от ожога. Но тишина, внезапная и напряжённая, внушала больше страха, чем все эти звуки, вместе взятые.

Он стоял у раковины, глядя на кастрюлю, и не решался заглянуть внутрь. Его мысли метались, как пойманная в ловушку мышь, не находя выхода из сложившейся ситуации.

«Что же это было?» — спрашивал он себя, всё ещё не в силах поверить в произошедшее. Может быть, это связано с радиацией? Вдруг отвёртка, которую он использовал, была изготовлена из радиоактивного материала, и тот начал распадаться? Он вспомнил статьи о чернобыльских ликвидаторах и мутировавших животных. Если это так, то, возможно, он получил смертельную дозу излучения!

Необходимо было немедленно принять меры. Кому звонить? В полицию? К военным? В МЧС? Он не знал ответа на этот вопрос.

Но тут же накатила вторая волна мыслей, парализующая решимость: «А что я им скажу? Меня начнут допрашивать, где я нашёл эту отвёртку? Начнут лазить по моей жизни, по бизнесу… Доберутся и до деда с бабушкой, вывернут всю их семью наизнанку. К тому же... бизнес. У каждого предпринимателя найдётся что-то, что лучше не выставлять напоказ. А Сара? При её мнительности это, считай, приговор, она не то что до меня не дотронется, добьётся того, чтобы и к сыну с внучкой я на пять километров не подходил. Квартиру эту придётся точно продать, раз в ней такие дела творились». Как-то раз, ещё на старой квартире, Виктор раздавил здоровенного, невесть откуда заползшего таракана прямо на турецком ковре, так Сарочка закатила настоящую истерику, и ковёр пришлось вынести на мусорку. Нет, ничего никому нельзя говорить! К тому же, если это не радиация? Если он просто напрасно всех переполошит? Придут спецслужбы с дозиметрами, в скафандрах, а потом окажется, что это ерунда, а пятно останется на всю жизнь, плюс несколько листов в его личной папке в ФСБ. Нет, нет, к чёрту государственную машину! С такими вещами лучше не шутить.

Внезапно он почувствовал себя трусливым и слабым. Но затем в его голове мелькнула мысль: «Если это радиация, то я уже получил своё. А мёртвые сраму не имут». Холодная уверенность наконец пробилась сквозь его смятение. Никто не должен узнать о том, что здесь произошло. Оставаться в тени — это всегда безопаснее. Главное — дождаться утра. Виктор почему-то был уверен, что с первым лучом солнца всё это исчезнет, как дурной сон.

* * *

Виктор сидел на кухне, обмотав руку бинтом, и не отрывал глаз от отвёртки, которую держал под струёй холодной воды. Инструмент, который ещё несколько часов назад раскалялся как в кузнечном горне, и казалось, что должен стать чёрным, облезлым, а ручка как минимум обгореть, теперь был таким же нетронутым, будто его только что достали из упаковки. Странное чувство не покидало его — как будто он пережил кошмар, но наяву. «Неужели всё это мне показалось?» — думал он.

Начинало светать, и здравый смысл пытался взять верх: «Наверное, это просто глюки от пива, сколько времени я не пил пива, чёрт знает, что в него теперь могут добавлять», — он старался успокоить себя, но в глубине души понимал, что дело совсем не в алкоголе.

Окончательно сомнения развеялись, когда он зашёл в комнату, где грудой лежало то, что осталось от шкафа. Он остановился и протёр глаза: шкафа как такового не было! Все детали, которых он касался, когда работал с проклятой отвёрткой, словно бы истлели и покрылись плесенью, они просто развалились и осыпались кучей опрелой древесины, другие, которых он не касался, выглядели не многим лучше. На одной из полок нашёлся выжженный след, там, где на ней лежала отвёртка. Он попытался поднять полку, но та рассыпалась гнилой трухой.

Целый час понадобился Виктору, чтобы избавиться от остатков шкафа. Он перетаскал их в большой мусорный контейнер во дворе — в доме всё ещё шли отделочные работы, и УК, устав бороться со строительным мусором, просто ставила двадцатикубовое ПУХТО. Долго мыл руки, которыми касался проклятого инструмента и истлевшей мебели, мылом, дав себе обещание зайти в церковь, хотя до сегодняшней ночи эта мысль показалась бы ему смешной.

Наконец, дождавшись девяти часов утра, чтобы ранний воскресный звонок не выглядел слишком наглым, он набрал номер одного хорошего знакомого, который в этот момент занимался ремонтом своего загородного дома и мог предоставить проверенных спецов.

Придумывая на ходу правдоподобную историю о том, что после вчерашнего кутежа в квартире необходимо срочно провести ремонтные работы, пока жена не вернулась с дачи, он, краснея от стыда и мысленно ругая себя за ложь, всё же смог убедить знакомого прислать мастеров на один день. При этом он пообещал хорошо заплатить за их услуги. Было противно слушать хихиканье на том конце трубки и сальные намёки, Виктор отшучивался, мысленно проклиная всё на свете.

Отвёртку он обернул в старую рубашку и положил обратно в кастрюлю. Саре придётся что-то соврать, куда делась эта утварь. Он скривился, как от кислого, представив, как она начнет пилить его: «Только раз тебя оставила одного в квартире, и вот ты...» Крепко примотав крышку к кастрюле найденным куском провода, он отнес её в багажник своего «Лексуса». Потом вернулся и разбил молотком раковину из гранита, где стояла кастрюля. Открутил подводку к смесителю и испортил сам смеситель, чтобы ни у кого не возникло соблазна оставить его себе: к чёрту, он не хотел, чтобы эти вещи, контактировавшие с проклятой отвёрткой, оказались у кого-то в квартире. К счастью, такая же раковина нашлась у компании, где они брали кухонный гарнитур, и её уже везли к нему домой, так же как и новый шкаф той же самой модели, что выбрала Сара.

Эта массивная и вычурная мебель, похоже, не пользовалась большим успехом, и менеджер, судя по голосу, только что не плясал от радости. Цена была немалой, шкаф из массива дерева с резными фасадами и прочими элементами. Виктор крякнул с досады, когда увидел, как похудел его счет заначки, что откладывалась на покупку катера с мотором. Теперь ему придётся подождать ещё год, прежде чем он осуществит свою мечту...

Приехала бригада, ребята оказались квалифицированные и хваткие. Не задавая лишних вопросов, они обсудили объём работ и время, к которому всё должно быть закончено. Виктор оставил им ключи и деньги, также дал на непредвиденные расходы, мало ли что понадобится докупить. Разрешил остаток от этой суммы тоже забрать себе. Договорился, как они передадут ему ключи — курьерская служба для этого подойдёт лучше всего.

Не теряя времени, он быстро собрал вещи, бросил в багажник и свой старый ящик с инструментом — в нём же почти три десятка лет лежал проклятый артефакт, сел в машину и направился в родную деревню. 400 километров пути казались вечностью, и чем ближе он подъезжал, тем больше его охватывало странное чувство — будто это не просто поездка, а возвращение к чему-то важному, к истокам. По дороге заехал в сельскую церковь и, ошарашив бабку, торгующую свечками, оставил там крупную сумму, попросив зажечь свечи под всеми иконами, что есть в храме. Набрал двухлитровую бутыль из-под кока-колы «святой воды». Бабка, видно, что-то нашептала попу, и старый седобородый служитель культа вышел к Виктору.

— Что вам угодно, святой отец? — спросил Виктор.

— В православной церкви так не говорят, — поправил его священник. — Я заметил, что вы сделали значительное пожертвование храму, и мне бы хотелось посмотреть вам в глаза.

Виктор всё понял и выпрямился:

— Вы думаете, что на мне лежит какой-то грех? Но мои руки чисты. Я просто решил вспомнить о Боге, и на это есть определённые причины. Поверьте, это не убийство или какое-то подобное деяние.

Священник некоторое время смотрел ему в глаза, а затем кротко улыбнулся:

— Да благословит тебя Господь в трудах твоих, — и, перекрестив, отошёл в сторону.

* * *

На кладбище среди старых и покосившихся крестов он нашёл могилу деда. Коря себя за то, что совсем забыл про родные могилы и они пришли в такое запустение, Виктор соединил части разборной лопатки, что взял из машины, опустился на колени и начал разрывать землю холмика, пока не углубился на вытянутую руку. Принёс отвёртку и со словами: «Вот, дед, твоя отвёртка, охраняй её, мне не справиться», — погрузил инструмент в землю. Потом вылил половину бутылки святой воды в яму, зарыл всё и утрамбовал, накидал сверху прелых листьев и другого мусора, чтобы скрыть следы вторжения.

Вторым литром святой воды тщательно вымыл руки, молясь, что это не будет воспринято на небесах как кощунство, остатки жадно допил. Ящик с инструментами тоже закопал, остановившись на обочине и отойдя в лес на несколько десятков метров — пусть никто не коснётся того, что лежало вместе с проклятой штуковиной.

* * *

Виктор вёл машину, возвращаясь домой, только что он поговорил с вернувшейся Сарой, кажется, всё прошло успешно — она не заметила ничего подозрительного. «Может быть, заехать в магазин, взять бутылку хорошего вина, а завтра устроить себе ещё один выходной?» — размышлял он, чувствуя, как отпускает нервы, которые были натянуты с самой ночи. Вновь раздались гудки телефона, на экране автомобильного компьютера появилась надпись контакта: «Сарочка».

— Да, любимая, — сказал он. — Что-то взять по дороге?

— Нет, я просто хочу спросить тебя, неужели ты не нашёл лучшего места, чтобы положить отвёртку?

— К-какую от-твёртку? — заикаясь спросил Виктор. По спине его пробежал холод, а на голове зашевелились волосы.

— Не знаю какую, большую чёрную отвёртку! Она, кажется, раковину поцарапала! — раздался с той стороны голос Сары. А потом раздались гудки обрыва связи.