Мужчины не плачут (джен)

В спальне царил полумрак — тяжелые шторы были плотно задернуты и свет исходил только от зажженных канделябров, расставленных по углам комнаты. Фарвил, невольно поморщившись, вдохнул душный, пропитанный запахом болезни воздух и, сглотнув, шагнул внутрь.

— Сынок... — слабо улыбнулся бескровными губами Андел Индарис, когда Фарвил опустился на колени рядом с его постелью. — Мой дорогой строптивый сын... оказаться на смертном одре определенно стоило того, чтобы ты забыл о своей обиде и пришёл меня навестить.

Голос его, некогда сильный и звучный, был похож на шелест опавших листьев. Фарвил подавил всхлип. Он знал, что отец немолод, но возраст его, по меркам данмеров был все же далек от старческого... и видеть его таким — иссушенным болезнью, почти утонувшим среди подушек и покрывал — было невыносимо.

— Отец, — только и сумел прошептать он. — Отец, не говори так... Ты поправишься, я уверен.

Граф вздохнул.

— Нет, сынок. Уже нет. На свете не так уж много болезней, что неподвластны даже лучшим целителям, но мне не повезло стать жертвой одной из них. Я заплатил телесной немощью за возможность сохранить ясный рассудок... но это все, что целители смогли для меня сделать. Так что скоро графом Чейдинхола назовут тебя...

Фарвил до боли закусил нижнюю губу, пытаясь справиться с подступающими рыданиями, и отчаянно замотал головой. Конечно, он знал, что однажды ему предстоит занять место своего отца, но не предполагал, что это произойдет так скоро... И был к этому совершенно не готов.

— Подружись с Ильвером, — прошелестел граф Андел, утомленно прикрывая глаза. — Как бы ты к нему ни относился, он все же твой брат. И когда меня не станет, у вас не останется никого по крови ближе друг друга...

— Я... я не смогу, — замотал головой Фарвил. — Прости отец... Я не могу! Я его почти ненавижу — за то, что он... — он хотел было сказать «отнял тебя у меня», но так и не сумел этого произнести.

Потому что Ильвер Индарис на самом деле не отнимал у него отца. Это сам Фарвил избегал общения, не в силах смириться с тем, что он не единственный. Не желая делиться отцовским вниманием с неожиданно появившимся год назад братом, он покинул замок, самолично лишив себя того, в чем, как оказалось, нуждался немногим меньше, чем в воздухе... Ильвер был ни в чем не виноват... но это не мешало Фарвилу его винить. Потому что иначе пришлось бы винить себя — за то, что ушел. Предал, лелея раненую гордость... Именно она, проклятая гордость заставляла его возражать, хотя он с самого начала знал, что постарается исполнить все, что отец ни попросит...

Иссохшая, покрытая вздувшимися венами рука графа почти невесомо легла на его виновато склоненную голову и мягко взъерошила волосы. Фарвил встрепенулся и осторожно, чтобы не причинить боли, взял отцовскую ладонь в свои.

— Мой глупый ревнивый сын, — проговорил граф Андел. — Ильвер был со мной только год и без меня всю жизнь. А ты был со мной всю жизнь. И лишь последний год — отдельно. И это было твоим решением

Фарвил вновь покаянно опустил голову — отец, как и всегда, был прав. Если бы он не ушел... но жить с отцом и постоянно встречаться с братом...

Смог бы он уйти, зная, что отцу осталось немного и этот год — год, который он провел, лелея собственные обиды — последний?

Впрочем, что толку теперь гадать? Сделано то, что сделано и прошлого не изменить...

— У меня мало времени, сын, — голос графа уже был почти неслышим. — И я бы не хотел тратить его на новую ссору...

— Прости, отец, — прошептал Фарвил, осторожно сжимая в ладонях отцовскую руку. — Я... постараюсь. Не знаю, сумею ли я, но... я постараюсь. Обещаю.

Граф Андел улыбнулся, устало и едва заметно.

— Спасибо, сынок. Ты старший, ты взрослый... Все у тебя получится... если ты этого захочешь. Я верю в тебя...

Он помолчал. И вдруг добавил:

— Всегда верил.

Фарвил рвано вздохнул.

В спальне повисла тишина, нарушаемая только звуком тяжелого дыхания графа. Выждав некоторое время, Фарвил осторожно выпустил отцовскую руку, бережно накрыв её покрывалом. Граф не отреагировал. Фарвил некоторое время всматривался в бескровное лицо отца, но тот казался крепко спящим. Поэтому он осторожно поднялся и, стараясь не шуметь, направился к двери.

— Фарвил? — раздался вдруг за спиной слабый голос.

— Да, отец, — тут же откликнулся он.

— Я горжусь тобой, сын. Всегда гордился...

Фарвил покачнулся, вцепившись в ручку двери так, что побелели пальцы и до крови закусив нижнюю губу, чтобы сдержать рвущийся из груди крик... Отец любил его, он всегда это знал. Но ему казалось, что он, всегда внимательный к желаниям старшего сына, совершенно равнодушен к его достижениям. И услышать заветное «горжусь» с самого детства было для Фарвила недостижимой мечтой. Но сейчас... сейчас долгожданное признание причиняло только жгучую боль.

— Я... я очень люблю тебя, папа, — выдавил он наконец сквозь перехваченное спазмом горло.

И выскочил за дверь, мечтая найти в замке тихий укромный угол, где можно будет беспрепятственно выплеснуть все то, что раздирало его сейчас изнутри. Ведь мужчины не плачут...

За дверью он едва не столкнулся с Ильвером. За год, что Фарвил его не видел, мальчишка вытянулся, окреп... и приобрел отчетливое сходство с отцом. Внутри немедленно встрепенулась тщательно лелеемая неприязнь... но тут Фарвил разглядел мокрые глаза и распухший нос мальчишки — и, неожиданно для самого себя, устыдился.

Ильвер же сначала встрепенулся... но, узнав Фарвила, испуганно сжался, настороженно сверкая мокрыми раскосыми глазищами из-под темной челки.

— Отец... он... — сиплый от слез, ломкий подростковый голос Ильвера прервался, не произнеся вопрос и до половины, но глаза безмолвно договорили все остальное.

Фарвил вздохнул и решительно подавил вновь вспыхнувшее раздражение. Он обещал отцу наладить отношения с братом...

— Отец очень устал, — как можно мягче постарался сказать он. — Но если ты хочешь его навестить... уверен, он будет рад.

Ильвер недоверчиво вытаращился на него. Потом несмело улыбнулся... и торопливо юркнул за дверь. А Фарвил прикрыл глаза, давя мгновенно вспыхнувшую ревность. Он обещал...

Раздражение от встречи с братом слегка пригасило боль осознания предстоящей потери, но она никуда не делась. И ему по-прежнему нужно было побыть одному. Вздохнув, Фарвил решительно направился прочь. Он знал, где искать достаточно укромное место, чтобы можно было позволить себе дать волю эмоциям...

И наутро, получив известие о том, что граф Андел Индарис ночью скончался во сне, Фарвил остался сдержан и внешне спокоен.

Внешне.

Ведь мужчины не плачут...