Сложности семейной жизни Северуса Снейпа (гет)

1.

Если честно, иногда Северус Снейп сожалел, что женился. Ему неплохо жилось одному. Его устраивало встречаться с Гермионой Грейнджер по субботам и иногда по вечерам в будни, разговаривать, вместе читать, устраивать магические спарринги…

Ему, конечно, понравилось, что она стала сопровождать его, когда его куда-то приглашали, но он отдавал себе отчет в том, что его просто бесило, если она появлялась в обществе с кем-то другим (даже если это был Гарри Поттер), и он властно решил в какой-то момент, что все, ее спутником будет впредь только он сам. Она не возражала.

На самом деле момент был не «какой-то», а вполне определенный. Когда на помпезном приеме в честь Виктора Крама она сопровождала этого самого Виктора Крама и целовалась с ним, не скрываясь ни от кого, до него вдруг дошло, что он ревнует. Дико ревнует.

На следующий день он час не мог выпустить из рук «Ежедневный пророк», заполненный фото с нею и Крамом — под руку, смотрящими друг на друга, танцующими… И еще коллаж, составленный сплошь из очень… нет, даже не из неоднозначных фотографий. Наоборот, из очень однозначных.

Вот этот спортсмен поправляет выбившуюся из ее прически прядку. Сколько раз он, Северус Снейп, смотрел на эту прядку, которая падала ей на лицо, и не решался поправить, а этот...

Вот он очень близко наклонился к ней и что-то шепчет, а у нее полуприкрыты глаза. Снейп, знал, что это значит, — это значит, что она наслаждается, он видел несколько раз ее такой. Она так же прикрывала глаза и так же улыбалась, когда он встречал ее своим особым кофе и свежевыпеченным печеньем или варил для нее ее любимое витаминное зелье, которое она пила, как магловский коктейль, потягивая через трубочку. И сейчас он смотрел, как на движущемся фото она прикрывает и прикрывает глаза, приподнимая в блаженстве лицо не к нему, Снейпу, а к самодовольному болгарскому спортсмену.

А вот этот всемирно знаменитый красавчик касается губами ее волос. А он, Северус Снейп, даже не знает, какие они, ее волосы — мягкие или жесткие?

И в центре коллажа — их поцелуй. Настоящий полноценный поцелуй в губы.

Рассмотрев еще раз фото, Снейп яростно скомкал газету и бросил в кухонную плиту.

Вчера, когда он смотрел на нее с Крамом, Кингсли Бруствер сказал ему тихо:

— Ревнуешь, Снейп? Сам дурак. Кончай уже трахать ей мозги, начни трахать ее!

— Отвали, я не хочу провести оставшуюся жизнь в Азкабане за применение непростительного заклятия к министру магии! — с яростью в голосе произнес в ответ Снейп.

— Ха, в Азкабане! За покушение на меня тебя приговорят к поцелую дементора! Но, согласись, поцелуй Гермионы Грейнджер гораздо приятнее…

Снейп резко повернулся и приставил к его горлу палочку.

— Ладно, ладно, — засмеялся Бруствер и поднял руки в примиряющем жесте.

Тогда-то он и понял, что не мыслит жизнь без этой энергичной, умной, острой, въедливой и на удивление терпеливой и доброй молодой женщины. Да, он был ее преподавателем когда-то, но после школы прошло уже больше 10 лет. Да, он старше ее на 20 лет, но вдруг ее это не пугает?

— Ну, мы войдем в историю магии как единственная в магическом сообществе пара с большой разницей в возрасте! — ответила она, когда он заговорил с ней об этом.

На сближение она пошла легко. И они еще долго были просто друзьями и любовниками, прежде чем он решился жениться. Хорошими любовниками.

И это ему тоже понравилось. Она умела быть и нежной, и страстной, и самозабвенно отдавала себя, и откровенно наслаждалась им.

Хотя, признаться, ему было непросто привыкнуть к тому, что его тело может настолько нравится кому-то. Настолько, что… Он долго стеснялся, когда она зацеловывала его всего — в самом прямом смысле всего, не оставляя ни одного местечка на его теле без своих поцелуев. Но это его завораживало, волновало его, кружило голову, и он научился расслабляться, отдавая себя ей. В такие моменты он ощущал себя частью вселенной, терял границы, становился единым целым с мирозданьем.

Однажды он спросил ее, что это вообще такое? Она ответила спокойно:

— Это любовь, это просто любовь.

Но она все равно долго думала, соглашаться или нет на его предложение жить наконец вместе, ну и зарегистрировать брак.

— Дорогой мой, я, честно, не понимаю, зачем нам жениться, — говорила она. — Понимаешь ли, совместная жизнь — не перманентный праздник любви. Я часто работаю допоздна и устаю, а по утрам у меня обычно плохое настроение. А ещё мы оба иногда болеем. Плюс, скажем так, физиологические проявления, кухня, общая стиральная машина и общий унитаз... И у тебя, и у меня свои друзья и интересы. И привычки. А у меня ещё куча книг и картинки на стенах. И вот при этом при всем рядом всё время будет кто-то, у кого тоже своя жизнь. И кого надо учитывать в своей жизни. Уверен, что выдержим? Что ты это выдержишь? Я не уверена.

Согласилась наконец, когда он просто показал ей второй этаж своего дома, до этого закрытый. Просторный, светлый, с огромным арочным окном, выходящим на заросли и речку. Сказал, что это будет ее территория, и у этажа есть отдельный вход, так что не будет проблем приглашать своих друзей, и ее книгам и картинам хватит места. И вообще, я очень тебя прошу, давай проживем эту жизнь вместе, я очень хочу всегда быть рядом с тобой… А что тебе не до того, чтоб тащить на себе женские обязанности, так я и сам неплохо готовлю (она хмыкнула, готовил он превосходно, и, главное, его это не напрягало, он говорил, что на кухне просто отдыхает), а для уборки есть бытовая магия.

И она наконец согласилась, смеясь, что он приманил ее на окно и вкусняшки.

Но все равно выкатила ему целый список вопросов, которые надо обсудить «на берегу».

— Да, Северус, брак — это огромное количество договоренностей, которые надо соблюдать! — сказала она.

Гермиона Грейнджер как она есть, усмехнулся он тогда.

Но иногда он жалел… Ему не хватало одиночества. А ее, Гермионы, всегда было много, когда она была дома. Даже несмотря на то, что у каждого было свое пространство — у него его библиотека и лаборатория, у нее почти весь второй этаж с ее библиотекой, рабочим кабинетом, огромным креслом у того самого окна. Когда это кресло подвез к их дому магловский грузовик с логотипом мебельной компании, им пришлось навести определенные чары, чтобы никто не заметил, как они уменьшают кресло заклинанием, чтобы без проблем занести его в дом.

Почти, потому что супружеская спальня была тоже на втором этаже, она захотела, чтобы было так, и он согласился.

Даже когда она была у себя наверху и ее не было ни видно, ни слышно, он ощущал, что не один, что она здесь.

Поэтому, когда ей предложили должность, связанную с частыми командировками, он ее поддержал. Ее командировки, думал он, позволят ему отдыхать от нее.

И вот она первый раз уехала надолго — не на два-три дня, как обычно, а на месяц. Сначала была международная магическая конференция. Потом она задержалась, чтобы поработать в другой стране в магической библиотеке, одной из богатейших в мире. Потом проехалась по особо важным магическим местам континентальной Европы.

И он заскучал.

Да что заскучал, кого ты обманываешь, Северус Снейп, сказал он себе, тебе ее остро не хватает. Признайся, что тебе, как воздух, нужно облако ее волос, ее запах, который становится немного пряным в самые интимные моменты, ее голос, ее задумчивость, когда она отвлекается от книги или рабочих документов и смотрит куда-то в пространство, ее взгляд, когда она не отводит глаз от твоих рук, сидя в кресле на кухне, пока ты готовишь или накрываешь на стол. А ведь когда-то ты был против этого кресла, зачем на кухне кресло, ворчал ты, и вообще, что за любовь к креслам. А сейчас что? Сидишь, как влюбленный дурак, в этом самом ее кресле, прижимаешь к себе ее дурацкую подушку в виде сердца и ее уже потрепанный плед…

2.

Наконец она вернулась. Уставшая, похудевшая, пропитавшаяся чужими запахами, но такая родная.

Он обнимал ее прямо в прихожей, закрыв глаза. Впитывал ее в себя всем существом. Вдыхал ее в себя.

Прижал ее голову к себе, прижался губами к ее волосам…

Боже мой, как же это хорошо — чувствовать ее, быть рядом с ней, быть с ней!..

Она шевельнулась, чтоб не задохнуться, и, поворачивая голову, тронула случайно губами его шею.

И все.

По его телу пробежала горячая волна и вся затекла вниз живота.

— Почему, почему всегда так происходит!? — Прокричал он безмолвно, внутри себя. — Почему всегда заканчивается этим?! Я не хочу сейчас ее... — Снейп не сказал грубое слово, наиболее точно выражавшее то, чего яростно потребовало его тело. — Я хочу только...

Но было уже поздно. Он ощущал не поток ее тепла и любви, не безграничную радость встречи, не то, как он весь наполняется ею, нет, он чувствовал теперь ее ладони на своих ягодицах (она засунула руки в задние карманы его домашних брюк, обнимая его), плотность ее груди, реакцию ее живота на его плоть, он чувствовал, как ее волосы щекочут ему щеку, а ее дыхание — шею.

Он прижал ее к себе сильнее и застонал от непереносимости происходящего, от невозможности вернуться к первым мгновениям встречи, от неотвратимости того, что вот-вот, буквально через несколько минут, произойдет уже в спальне…

Почему все всегда заканчивается так?!..

3.

Гермиона немного отстранилась от него, подняла на него глаза, в них плескалось веселье. Но говорила с обычной своей рассудительностью:

— Ну вот скажи мне, почему так? Просто хочешь обняться с любимым человеком, а неизменно выруливаешь на секс, а?

Она дотронулась рукой до его брюк в том месте, под которым был его напряженный половой орган.

— Эх, ладно, пойдём в спальню, только умоюсь сначала! — Она вздохнула, потом, усиленно пытаясь изобразить озабоченность, спросила: — Мы же успеем, если я пойду умываться?

— Возможно, это сократит время прелюдии, — он уже подделывался под ее тон.

— О, ещё и прелюдия запланирована?! Ну ты гигант, Северус Снейп!

Она сходила в туалет, на минутку, бегом, заскочила под душ. Потом пошёл он.

Она ждала его на кровати, раздетая. Сидела и, загадочно довольная, смотрела на него. Надевая под её взглядом презерватив (детей они пока не планировали, а от магловских противозачаточных таблеток и от сделанного им посткоитального зелья ей было нехорошо), он понял, что прелюдии, похоже, не будет.

В нетерпении привлёк её к себе, резко вошёл.

Она ойкнула.

— Я сделал тебе больно? Прости, пожалуйста!

Пошёл осторожно, примериваясь к темпу и глубине, чтоб и самому расслабиться, и ей было комфортно.

Но теперь уже она резко прижала его к себе, по её телу побежала волна дрожи...

Упс.

Он даже не успел забыться в ритме. И тут не получилось счастья!!! Ну как так!..

Он не знал, как на это реагировать. А она вздрагивала от смеха, уткнувшись лицом в его плечо. Потом не выдержала, откатилась от него, звонко и в голос рассмеялась.

Проговорила через смех:

— Какой эпичный облом! Нет в жизни счастья! Обожаю тебя!

Он смущённо вздохнул, отметил про себя, что она тоже сказала «счастье», снял презерватив, сходил его выбросить, сполоснул член, вернулся.

— Ну, зато теперь ничто не будет мешать нам обниматься, — сказал тоном философа.

Лежали рядом долго, до слияния, до забвения, впитывали друг друга, прижимаясь друг к другу лицом, вжимаясь друг в друга телами. Потом легко целовались, гладили друг друга в разных местах. Потом она сказала «я замёрзла», и он укрыл её тёплым одеялом и пошёл на кухню поставить чайник.

Он проводил её до места трансгрессии, на ходу помогая ей надеть старинное ожерелье гоблинской работы — наследство его матери, прибрал на кухне после приготовленного им быстрого завтрака, закрыл её одежный шкаф, сложил в комод с кровати разбросанное белье, — они проспали, и она собиралась на бегу, притом что выглядеть ей надо сегодня на все двести, субботний прием для участников иностранной делегации и особо приближенных сотрудников Министерства в приморской резиденции Министра магии — это не шутки.

Потом что-то поел, выполоскал рот, прошёл по дому, скучая. Подумал, что, наверно, зря предложил ей съехаться и вообще зря изо всех сил способствовал её карьерному продвижению. Он, Северус Снейп, всё на том же, пусть и весьма неплохом, месте — консультант по темной магии при отделе мракоборцев, а она, Гермиона Грейнджер-Снейп, взлетела, стала публичной персоной, поговаривают, что ее готовят на замминистра, и вот уже когда они где-то вместе, это он при ней, а не она при нём. А сейчас её пригласили одну. Без него.

Она умчалась пугающе красивая в новом рубиновом платье натурального шелка («дорогой, я наконец начала зарабатывать на роскошные платья, здорово, правда») и в древнем ожерелье с крупными рубинами. И с распущенными каштановыми в медь волосами, прическу сделать не успевала. Откуда и когда у нее в волосах появилась медь?

Дикое сочетание — рубины и медь, подумал он, на нее будут обращать внимание. Впрочем, а когда на нее не обращали внимание?

Снейп лежал на незаправленной кровати и вспоминал, вспоминал, как она одевалась, как смеялась, путаясь в колготках, в украшении, перчатках… Зачем к платью перчатки?

Не эту женщину он позвал к себе.

Нет, он не хочет расставаться. Он просто хочет, чтобы ее в его жизни было чуть больше, чтобы они говорили не только о ее работе и чтобы хоть иногда она готовила ему еду. А не только он ей.

Когда-то это было традицией, — она по субботам варила суп, жарила котлеты, они много смеялись, разговаривали о книгах, о магии, о политике, потом из разговора как бы незаметно и случайно переходили к сексу, потом ели на кухне холодные котлеты посреди ночи...

Как давно этого не было. И разговаривают они только о её рабочих проектах. Точнее, она говорит, а он слушает, любуясь ее воодушевлением, серьезностью, злостью, радостью... Ее живыми чувствами.

Когда последний раз он — тот, кого она, как говорит, ужасно любит, — вызывал в ней живые чувства?

...Гермиона пришла уже затемно. Аккуратно сняла украшение, сложила в тяжелый кожаный футляр, инкрустированный россыпью мелких самоцветов, который так с утра и лежал на комоде, вывернулась из платья, пошла в душ, вышла быстро, легла рядом, без слов начала мелко и дробно целовать его плечи, грудь...

Очнулась, спросила:

— Можно? Хочу зацеловать тебя всего, а то что ты тут лежишь такой притягательный!

— Целуй... Только я сегодня в душ не ходил.

— Я переживу! — ответила она.

И, поднимая и закидывая за голову его руку, добавила:

— Зато пахнуть будешь собой, а не гелем для душа.

Провела пальцем по волоскам у него подмышкой и прижалась к ней лицом. И тихонько хихикала, чмокая и чмокая его чуть влажную подмышку.

А ему было ужасно щекотно. И в сердце тоже.

Гермиона не любила, когда они ссорились.

Даже не ссорились, а просто не могли договориться о чем или в чем-то не понимали друг друга. Это же не про ссоры.

Северус Снейп не очень умел разрешать конфликты словами. Замолкал, отстранялся, страдал, был один, — и только потом приходил.

Но приходил, конечно. Извинялся или объяснялся, озвучивал просьбы. «Это просто то, как он справляется», — в конце концов сказала она себе. Точнее, когда привыкла к этому. Ей-то надо было все прояснить и обо всем договориться сразу на месте.

Было непросто.

Но не расставаться же с человеком из-за этого, в самом деле? Тем более это не отчуждение и не бойкот, не игнорирование ее, говорила она себе, ему надо просто обдумать все с самим собой, пережить свои эмоции в тишине.

Почему ей пришлось приноровиться к нему, а не ему к ней, она не думала.

Но сегодня в этом молчании ей было как-то особенно тяжело. Она вышла из душа, встала на пороге спальни, спросила:

— Спать-то можно с тобой лечь, или я пойду в гостиную?

Гермиона не была уверена, что сможет спокойно спать рядом с ним, не имея возможности быть с ним.

— Конечно, — Северус подвинулся с середины кровати на свою сторону.

Его ступни торчали из под одеяла. Такие большие, худые и костлявые ступни. Она никогда не могла на них спокойно смотреть. Ей всегда хотелось их трогать, гладить, целовать. Она не делала этого, потому что он стеснялся своих ног.

Но сегодня ей было все равно. Плюс-минус одна проблема... Она устала. Она просто хотела расслабиться. Почему бы и не «об него».

Она села на край кровати, провела ладонями по его подошвам, обрисовала круг пальцем вокруг его пятки. Погладила подъем стопы, это ее взволновало, — такая гладкая кожа! Невероятно гладкая.

Начала перебирать пальцы. Такие длинные и при этом такие милые и смешные.

Не заметила, как начала улыбаться.

Он лежал с закрытыми глазами и не видел ее улыбки. Вообще никак не реагировал на происходящее.

Или просто реагировал обычным своим молчанием? Но что оно значит сейчас? Что он просто терпит? Что ему нравится? Вряд ли, обычно он слегка улыбается, когда ему приятно. Или это молчание означает, что ему тоже уже все надоело?

Она держала в своих пальцах его мизинцы и все ждала хоть какого-то знака — продолжать или оставить его в покое.

Знака не было. Она отпустила его ноги. Подождала немного и встала.

— Ты куда? — спросил он, открыв глаза.

— Такие трогательные мизинцы, и их нельзя, — сказала она и вышла из комнаты.

Когда уже закрывала двери, услышала негромкое:

— Пожалуйста, не уходи…

Оглянулась.

Снейп стоял возле кровати, в глазах мольба:

— Пожалуйста, не бросай меня.

Подошел к ней, близко, тесно. Обнять не решился:

— Прости меня… Потерпи меня еще немного, я научусь. Прошу тебя…

Наконец прикоснулся к ее плечам, притянул ее к себе. Она позволила себя обнять. Стояли долго, тихо, грустно.

Гермиона Грейнджер-Снейп знала одно: если она сейчас уйдет от него, она всю оставшуюся жизнь будет думать, а что бы из этого вышло, если бы она все-таки осталась с ним?

Гермиона вдруг остановилась.

— Дорогой, мы забыли про презерватив!

— Не забыли. Я его просто не надел.

— Говорит ли это о твоей готовности стать отцом?

— Да, говорит.

— А со мной ты это обсудил?

— Нет.

— Слезь с меня, пожалуйста.

— Прости... Я должен был догадаться, что ты просто не хочешь от меня ребенка, когда говорила «давай поживем пока только вдвоем»...

— Ты должен был поговорить об этом со мной! Вне зависимости от моей позиции по вопросу наших с тобой детей, это было недопустимо — отказаться от предохранения в одностороннем порядке.

Северус встал, ушел из спальни, понурый и как-то вмиг постаревший.

Она больше не говорила об этом. Он спал в своем кабинете. Он думал, что это, наверно, конец.

Она ждала, когда по-нормальному о ребенке заговорит он. Но он молчал.

Она вела себя, как обычно. Никаких даже намеков на то, что он уже которую ночь проводит не с ней. Целовала утром при встрече и вечером после работы, пыталась обсуждать за завтраком планы на день, вечером или впечатления дня, или книги, или еще что (если они умудрялись пересекаться вечером, это случалось нечасто при их образе жизни). Когда-то они любили разговаривать друг с другом, если у них было время. Но сейчас он не отвечал ей. Слушал молча.

И слушал ли?

Однажды он увернулся от поцелуя. Она не отреагировала никак. Просто перестала его целовать.

А однажды Северус Снейп не пришел домой.

Здоровался безмолвным кивком, когда они сталкивались в Министерстве.

Когда их приглашали куда-то вместе, Гермиона Грейнджер-Снейп шла одна.

В день зарплаты в ящике стола, где лежат наличные на повседневные расходы, появилась его обычная доля. Счета он тоже оплатил, как обычно.

Он пришел через три месяца в воскресенье утром.

Встал в дверях кухни, где она в пижаме пила кофе, стоя у плиты, и пекла оладьи.

Спросил:

— Могу я зайти?

Гермиона молча налила ему кофе и передвинула на ближний к нему конец стола тарелку с оладьями.

Он подошел, сел.

Поел. Сказал «спасибо, вкусно».

После сходил в душ и надел домашнюю одежду. Нашёл жену уже в комнате.

— Могу я остаться?

Молча кивнула.

Ему показалось, что в мире стало больше света и воздуха от этого ее кивка.

Она разрешила ему остаться. Это было главное. Она разрешила ему остаться, и значит, прощение возможно.

Подошел к ней почти вплотную. Заглянул в глаза. Провел ладонями по ее рукам от плечей к кистям. Прошелся пальцами по ее волосам, щеке, шее.

Она не откликалась на его ласки. Но и не противилась им. Он сказал осторожно: «Ты можешь в любой момент остановить меня». Она ответила: «Я знаю».

Он подождал несколько мгновений и начал раздевать её.

Она сделала шаг к кровати, потянула его за собой.

И только по тому, как она выдохнула и как еле слышно застонала, когда он надел презерватив и вошел в неё, такую любимую и такую ему нужную, как положила на него руки, он понял, что она тоже соскучилась, что ей тоже было плохо в эти месяцы, когда они по его дурости не были вместе.

— Как ты дорога мне... — прошептал он.

Северус застонал, расслабился, дождался, когда стихнет трепет внутри неё, откинулся на спину.

— Это всё, конечно, волшебно, и вообще, как ты говоришь на своем магловском сленге, кайф, но сколько же времени отнимает!

— Не переживай, дорогой, со следующей недели у меня начнётся напряжённая работа, да и у тебя, и уже не будет столько времени и сил на секс.

— Ага, а потом мы состаримся, и всё угаснет... У меня раньше, чем у тебя, я старше!

— Ну, у тебя есть руки и губы, так что... На крайний случай, куплю новую игрушку.

— Игрушку?

Он явно не понял.

— Фаллоимитатор.

— Так, лучше бы я этого не слышал...

Он замолчал, немного нервно играя её пальцами.

— А я ещё хотел спросить, как ты, такая темпераментная, обходилась после развода с Уизли и до встречи со мной, ты же говоришь, у тебя никого не было...

— Как? Да просто. Мне для секса нужны сильные чувства и хорошие надёжные отношения.

— Я не об этом...

Гермиона приподнялась, со смехом глянула на него.

— Не говори, молчи!!!

— Молча показать?

— Нет-т!!!

После этого Северус Снейп несколько ночей не мог прикоснуться к жене. Все представлял себе, как ее удовлетворяет чужой большой член без тела…

Эта картина доводила его до исступления и дико злила. И смущала одновременно. И когда он сам себе помогал в душе, он еле мог удержаться от аналогичной картины, ему казалось, что его собственная рука — это женский орган без тела... Ему это не нравилось. Категорически. Он любит в жене не только то, что она даёт ему сексуальное удовлетворение.

И вообще, какая разница, как она жила до встречи с ним!

...Однажды она ждала его на выходе из душа, таинственно улыбаясь. Развязала пояс его банного халата и положила ладонь на обмягший член, ласково спросила:

— Обходишься? Все нормально? Или нужна помощь?

Ему казалось, он так не краснел с самого детства...

Северус Снейп никак не мог привыкнуть, что его жена смеётся во время секса. Он в принципе не мог понять, как это — смеяться не над кем-то, а просто так, потому что хорошо, потому что приятно, потому что любишь, потому что достиг (в её случае достигла) пика удовольствия, смеяться от счастья, от радости, от избытка чувств.

Он исполнял супружеский долг со звериной серьезностью, налетом трагизма на лице. В его личной вселенной соприкосновение с этой самой вселенной, с обнаженностью бытия, единение с мирозданием происходило через единение с женщиной, и это было крайней, высшей точкой всего. Когда он с полной самоотдачей изливался в нее, над ним раскрывался космос, под ним разверзались бездны, ему казалось, что он постигает высочайшие точки своего существования, и в нём звучала самая прекрасная трагическая музыка.

А она отдавшись ему, принимая его с внутренней дрожью, трепетом, сжимая его в себе, откликаясь глубинной вибрацией на его катарсис, смеялась и терлась об него лицом, как кошка.

Ему было больно. Ему казалось, всё его самое возвышенное подвергалось осмеянию, и он становился ещё более мрачным, чем был в момент оргазма.

А она не понимала этого и, снова смеясь, гладила его лицо и тихонечко его целовала. Вместо того, что разделить с ним его полную торжественности вселенную.

Когда он приходил в себя после соития, он думал об этом чуть спокойнее.

Он действительно достигал с ней глубочайшего удовлетворения. Он любил её и чувствовал любимым себя. Она вкусно готовила. Искренне наслаждалась едой, когда готовил он. Хорошо читала вслух. Умно рассуждала. Внимательно слушала его. Была хорошо воспитана. К ней с симпатией относились другие люди, в том числе его друзья. У неё складывалась карьера, и её уважали в магическом сообществе. Она была красива и жизнерадостна. Она была хорошей и достойной женой.

Но она смеялась во время секса.

Не разводиться же только из-за этого.

Как, как объяснить ей, что её смех неуместен, оскорбителен? Как показать ей, насколько красивой и торжественной может быть любовь? Как дать ей услышать возвышенную музыку его космоса?

...

— Дорогая, могу я попросить тебя кое о чем? Это очень личное, я боюсь тебя задеть своей просьбой…

Она выслушала его. Долго и внимательно смотрела на него. Протянула руку и провела пальцами по его щеке. Сказала, не отводя глаз:

— Я постараюсь. Я люблю тебя.

— Спасибо тебе…

…

Неделя была напряженная, и им несколько дней было не до секса. Они заботливо целовали друг друга перед сном и старались не мешать друг другу спать. Один раз он взял ее посреди ночи быстро, аккуратно, без прелюдии, сзади. Просто проснулся от острого телесного желания и подвинулся к ее спине. Она вздохнула, когда он расслабился, ее лоно ответило ему парой резких толчков. Потом она поцеловала его ладонь и прошептала: «Спи, радость моя…»

Зато выходные выдались свободные и расслабленные. И ему хотелось доставить ей удовольствие, любить ее так, чтобы она отправилась в свой полет не один и не два раза.

Она была отзывчива, ее тело следовало за ним, они шли то одной волной, то навстречу друг другу слаженно, гармонично. В какой-то момент она с силой прижала его к себе и он ощутил ее первый внутренний отзыв — сильный, ритмичный. Когда она его отпустила и напряжение внутри нее сменилось обволакивающей мягкостью, он продолжил, желая довести ее до дрожи, трепета, воодушевленного стона, счастливой улыбки.

Ее отклик всегда был топливом, трамплином для его взлета в небеса, первым тактом его музыки.

Но что-то было не так.

Он чувствовал ее оргазмы, они следовали, как он и планировал, один за другим. Ее руки гладили его ягодицы и плечи, ее губы трогали его шею, грудь. Ее ноги обвивали его. Он слышал ее вздохи в моменты расслабления и ее стоны в моменты максимального напряжения. На ее лице блуждала улыбка.

Но его вселенная ему не открывалась, и музыка не играла.

И когда он дошел до своего оргазма, это не его сердце, не его душа переливались в нее, это был просто выброс белесой густой жидкости, давший только физическое облегчение.

Что происходит?!

— Как ты, любовь моя? — спросил тихо, нежно.

— Я хорошо, очень хорошо… Я улетала и уплывала. Ты прекрасен.

Он всматривался в ее почему-то задумчивую улыбку, словно на ее лице пытался найти ответ на вопрос, почему он сегодня не улетал, почему он не уплывал?

Она притянула его лицо к себе и пошла по нему легкими, почти невесомыми поцелуями.

Это было приятно, очень приятно.

Но почему это больше не переворачивает душу?

Он откинулся на спину, уставился в потолок.

Она наклонилась над ним, тронула пальцами его щеку, губы.

— Тебе сегодня нехорошо, любимый?

Посмотрел удивленно.

Скривил губы:

— О, ты заметила?

— Всегда замечаю. Обычно ты в потоке и...

Неожиданно смолкла. Отстранилась. Произнесла с горечью:

— Почему ты всё время на меня за что-то обижаешься в постели?

Он замер.

Он понял, что не так.

Гермиона сегодня не смеялась.

В какой-то момент Северусу Снейпу надоело, что еду готовит преимущественно он.

Нет, у них в семье все по-честному: равноправие в принятии ключевых решений, распределение обязанностей, он готовит, она убирается и следит за одеждой, зарабатывают оба и оба вносят определенную сумму в общий бюджет, сначала его доля была больше, потому что он больше зарабатывал, но она заметно продвинулась в карьере, и теперь они вносят поровну, продукты покупают оба, он в магических магазинах, она в магловских. Все хорошо. Оба соблюдают договоренности. Но Северусу Снейпу надоело готовить.

Проблема в том, что Гермиона готовить еду просто не успевает. Плюс он считает, что он готовит лучше. Гермиона любит что-то простое — салат и просто запеченное мясо, картофель и свежие овощи, рис и паровая или поджаренная рыба, овсянка и фрукты, макароны и сыр или макароны и тушеные овощи.

Она не делает никаких соусов, а любимые специи у нее — соль, черный перец, лук и сливочное масло.

В принципе, это вкусно. Но он любит что-то более сложное. Когда готовит он, к блюдам подаются разнообразные соусы, мясо благоухает не только мясом, но и изысканными магическими специями, картофель не просто отваривался, но по-особому запекается с душистой золотистой корочкой…

И, собственно, все упирается в то, чтобы как-то убедить Гермиону готовить так, как готовит он, и то, что любит он. И чтобы она как-то выделила в своем безумном графике время на готовку.

Но как?

Он понимает, как значима для нее ее работа и что она рассчитывает на хорошую (очень хорошую!) карьеру, и подрезать ей крылья он не хочет.

И понимает, что если будет давить, она ему уступит, но потом впадет в депрессию и, чего доброго, еще начнет обвинять его в том, что он испортил ей жизнь.

А он не хотел портить ей жизнь.

Тем более, ему нравится, что она такая умная, яркая, заметная, что с ней считаются, ее уважают, ее воспринимают всерьез. Для женщины без поддержки магического рода за спиной она очень много добилась, и добьется еще больше.

Он гордится своей женой, это точно.

А она не скрывает своей благодарности за то, что он ее понимает, и за то, что берет на себя готовку.

Ему приятна эта благодарность. Но…

По-честному, он всего лишь соблюдает договоренности. Как и она.

Как бы она ни была занята, их одежда всегда в полном порядке, в шкафах и комодах все систематизировано и разложено-развешано так же аккуратно, как у него в лаборатории. И чистоту в доме она умудряется как-то поддерживать. Не идеальную, но приемлемую. В самом начале совместной жизни она даже накупила книг по бытовой магии, все их прочла и старательно тренировалась по выходным. И, конечно, у нее все получилось. Это же Гермиона Грейнджер.

Вообще-то она носила двойную фамилию — Грейнджер-Снейп. Но многие, да и он сам, часто называют ее по старой памяти просто Грейнджер. Снейпа, как ни странно, это не задевает. Она преданна ему, искренне любит его и восхищается им. Этого, а также ее неизменного уважения, ему хватает.

Но ему так надоело готовить…

Гермиона предложила хотя бы пару раз в неделю покупать готовую еду в хороших магических ресторанах или есть в них. Они могут себе это позволить. Но он предпочитает домашнее и хочет ужинать с ней наедине и в уютной обстановке, с возможностью переселиться с напитками или десертом в гостиную или сразу в спальню…

А в выходные любит, когда она выходит к завтраку в пижаме и улыбается ему так, как никогда не улыбается на людях.

И вот что теперь с этим всем делать, он не знает.

Как, как выкроить ей время на готовку и как убедить ее научиться готовить его блюда?!

Северус Снейп работает сейчас с гибким графиком и неполный день. Его это устраивает. К нему прислушиваются в кулуарах, его приглашают на закрытые разговоры… Он числится невыразимцем, но, по сути, он консультант по темной магии при аврорате и лично при Министре магии. Гермиона называет его серым кардиналом, это приятно, но он с этим не согласен. Он не влияет на принятие решений, хоть и является незаменимым человеком.

Его работа оставляет ему достаточно времени на дом и семью.

Но ему это надоело… Ему начало казаться, что это он в доме жена, а не она.

Северус Снейп не заметил, как за размышлениями и страданиями так и не приготовил ужин. Что ж, придется поужинать где-нибудь в Косом переулке.

Он трансгрессировал в Министерство и сел ждать Гермиону в ее приемной.

Пролетая мимо него, она то чмокала его в голову, то трогала за плечо. Это было мило. Ему нравилось, что она не стесняется своих чувств к нему, хотя сам так не мог. А когда-то ее открытость надежно закрывала рты тем, кого удивлял их брак. Люди пожимали плечами и больше не пытались говорить им что-то в лицо после того, как она, смеясь, заявляла: «Да, я люблю Северуса Снейпа! Есть вопросы?»

Одно время вопросы были у Риты Скитер. Но даже и она сдалась в конце концов.

А теперь Гермиона Грейнджер-Снейп стала источником информации в Министерстве магии и весьма популярным спикером, так что Рита уже и не решается на нее нападать. Нападешь, и эксклюзив из Министерства Гермиона будет поставлять не ей. Все-таки власть — это сила… А Гермиона Грейнджер-Снейп явно скоро будет править этим миром. Разумеется, если этот мир решится на маглорожденную и на женщину.

Но даже если она не станет Министром магии, место заместителя или советника ей обеспечено.

Безусловно, Северус Снейп сделал хорошую партию.

И вообще все в его жизни вроде хорошо.

Но как же ему надоело готовить каждый день!

За ужином, который в меню он выбрал сам для обоих (Гермиона не возражала, говорит, ее забавляет, когда он себя так ведет), он снова заговорил о своей боли.

Гермиона ответила просто:

— Хочешь поменяться? Я буду готовить, а ты убираться? Давай попробуем. Только надо купить магловскую мультиварку с отложенным запуском, чтоб она включалась в определенное время, и мне придется полдня в выходные отдать заготовкам на неделю, чтоб можно было разогревать или быстро готовить в микроволновке. Пожалуй, можно даже будет не замораживать ничего, я просто усовершенствую чары стазиса. Не проблема. Одежду пока оставлю за собой, но тебе придется покупку продуктов полностью на себя взять.

Он вздохнул. Все как обычно. На любое его предложение у нее тут же рождается логичный план.

И этот план тоже логичен, он учитывает ее занятость и распределение домашней нагрузки между ними, с этой точки зрения безупречен.

Не учитывает он только пищевые предпочтения и вкусы Северуса Снейпа.

«Может, завести домового эльфа?» — подумал Снейп.

Не вариант… Гермиона непременно скажет, что не завести, а нанять, и замучает его деталями трудового контракта с этим эльфом, не учитывая, что предложение медстраховки, выходных и зарплаты отпугнет любого добросовестного эльфа, а недобросовестный им не нужен. Ну и Снейпу совсем не хочется, чтобы в доме постоянно присутствовал кто-то еще. Он ценит и уединение, и общение с женой. Ему комфортно в налете интимности на всем, что между ними происходит. Читают ли они, едят, разговаривают, — все это для него очень личное, только для них двоих, все это прежде всего любовь и значит для него не меньше, чем собственно занятия любовью. Как пустить в дом кого-то еще?

Северус Снейп, возможно, впервые в жизни не знал, что делать.

Меж тем они перенеслись домой и Гермиона пошла заваривать чай, который обычно заваривает по пятницам. Она говорит, что с него лучше спится и чувственнее любится, а это важно в конце недели. В будни у них бывает только быстрый секс, и то не каждую ночь, а в выходные она любит долгие ласки и множественные оргазмы.

Снейп как-то посмотрел на состав этого чая, ничего особенного в нем не увидел, но если Гермионе нравится, то пусть. Его возбуждает и расслабляет не чай. Его возбуждает и расслабляет она.

К тому же чай этот вполне приятный.

Утром он проснулся один. Это было непривычно. Обычно он вставал первый, а она выходила к завтраку, неумытая и растрепанная, но очень хорошая, родная. После завтрака, пока он убирал на кухне, она шла в душ, а потом, если у него и у нее не было конфиденциальных рабочих встреч, она затаскивала его в спальню или в библиотеку или напрашивалась с ним в его лабораторию.

Побыть вдвоем получалось не каждые выходные, и они оба ценили дни, в которые не делили друг друга ни с кем.

Гермиона нашлась на кухне.

Ну, как всегда. У Гермионы Грейнджер, даже если она теперь еще и Снейп, от плана до его реализации полшага.

Он подошел к ней сзади и на мгновение прижался к ее спине, тронул губами ее волосы. Она всегда делала так, когда выползала в выходной на кухню и он стоял у плиты или у разделочного стола, — прижималась к его спине и целовала его, куда придется. Если он уже сидел за столом и пил кофе, она обнимала его за плечи и прижималась щекой или губами к его голове.

Гермиона сказала «угу», и если это то, о чем он подумал, если она поняла и приняла его игру, это «угу» означает «я тоже тебя люблю и рада тебя видеть».

Потом он, хитро улыбнувшись (она не заметила), уселся в ее кресло и стал ждать завтрака, откровенно рассматривая ее. А что? Обмен так обмен! Она ведет себя именно так!

Оказалось, это даже приятно — смотреть, как любимый человек что-то делает, как ставит перед тобой завтрак, садится напротив, говорит «выспался? приятного аппетита! чаю, кофе?». Она явно поняла и приняла игру, и это приятно.

На завтрак были омлет, тосты, поджаренная ветчина, к кофе тосты же и ему джем, а ей белая магловская странная сладость под названием «сгущенное молоко».

Нормальный, вполне удовлетворяющий его завтрак.

После завтрака она взялась убирать на кухне, а он, подойдя к ней и уткнувшись ей в волосы, с улыбкой проговорил самым своим чувственным шепотом: «Жду тебя наверху…»

— Не получится, сорри, — ответила она чуть виновато. — Мне надо провести ревизию на кухне. Посмотреть, что у нас есть, просчитать, что можно приготовить из этого, составить меню на неделю с учетом моего графика, вручить тебе список, что надо докупить. А потом буду готовить обед и, пожалуй, сразу ужин. Так что в ближайшие как минимум три часа я занята.

Северус Снейп растерялся. Как так? Он что, теперь лишается субботнего утреннего неспешного любовного общения? А как же объятия, ни к чему не обязывающие игривые ласки, разговоры обо всем на свете в постели?

— А что мне делать эти три часа? — спросил глупо.

— Надо почистить сантехнику, стереть пыль со всех поверхностей в библиотеке и гостиной. В спальне я вчера прибралась. Ну и полы подтереть. Окна еще чистые, их можно раз в месяц мыть, а стены и потолки я обычно чищу раз в три месяца, они пока тоже чистые. Так что наверху встретимся после обеда!

Она провела костяшками пальцев по его скуле, залезла ладонью под его волосы на шее, чмокнула его в уголок губ и отстранилась.

— А как я все успевал, не тратя наше общее время на хозяйство? — спросил он, и тут же понял, что этот вопрос звучит ещё более глупо.

— У тебя рабочий день обычно не дольше 6 часов, а у меня часто не короче 10, я просто не успеваю все это в будни. А убиралась я обычно между делом.

Слышать это было почему-то обидно.

— Ты считаешь, что я бездельник? — Северус Снейп начал напрягаться. И что это не просто глупый, но и очень плохой вопрос, понял, только когда его задал.

— Ты злишься? — она смотрела на него удивленно.

— Да!

Он развернулся и ушел в лабораторию. Хорошо, что у него есть эта домашняя лаборатория. Жена в нее не заходит без его разрешения, он попросил об этом в самом начале, и она не нарушает это правило, и он может там прятаться, когда не хочет никого видеть.

Вышел через два с половиной часа.

На кухне в кастрюле мариновалось мясо, от него приятно тянуло черным перцем и луком, а на столе лежала записка: «Ушла в магазин. Г.»

Как ушла в магазин? Это же теперь его дело — ходить по магазинам! Что происходит?

Северус Снейп не знал, что и думать. Она что, ему больше не доверяет? Он больше не партнер? Или он ее обидел чем-то? Чем? Тем, что ушел в лабораторию?

Его осенило. Метнулся в санузел на первом этаже — все чисто. Включил свет в коридоре — пол помыт.

Правда, обиделась, раз не дождалась его и сделала все сама!

Оказывается, это очень больно, когда твоя любимая женщина перестает на тебя полагаться… Когда она перестает быть уверена в тебе — в том, что ты сделаешь все, что надо и как надо, что ты прикроешь те сферы, за которые отвечаешь, в том, что ты будешь соблюдать договоренности.

Это странно, от этого подступают дурнота и ощущение, что ты как будто на обочине совместной жизни и что тебе больше не доверяют.

Стукнули двери. Северус замер. Гермиона затащила в кухню два больших пакета. Он молча начал их разбирать. Она взяла из его рук овощи и положила в раковину — мыть. Он кивнул и пошел мыть овощи. Она выложила мясо в лист. Он понял и начал нарезать овощи и раскладывать их поверх мяса. Она прикрыла лист фольгой и поставила в духовку.

Он взял ее за плечи и развернул к себе:

— Зачем ты это делаешь? Зачем ты поступаешь так? Зачем выполняешь мою работу?

— Я освобождала нам время. Я хочу, чтобы мы после обеда смогли побыть вдвоем. А ты был занят.

— И поэтому ты сделала все за меня?

— Да, конечно. Родной, я не понимаю, что не так, почему ты снова сердишься. Объясни, пожалуйста!

— Ты не должна была делать мои дела!

— Ну ладно, больше не буду!

Она смотрела на него немного удивленно и до странности спокойно. Ни грамма раздражения, ни грамма неприятия. Ее «ну ладно» обычно это и значит — «ладно, я поняла, давай сделаем так, как ты говоришь», без каких-либо двойных смыслов. Но почему это его так бесит сегодня?

— Тебе нехорошо? У тебя плохое настроение? Я могу тебе помочь? — она смотрела на него уже с беспокойством.

Он отодвинул ее и снова ушел в лабораторию.

Вышел уже в сумерках.

Свет горел только в библиотеке.

Он зашел на кухню. Она явно пообедала без него.

Глянул в приоткрытые двери библиотеки. Она сидит в кресле спиной к нему и читает. На журнальном столике — букетик цветов. Обычно она наколдовывает себе цветы, когда грустит.

Он вздохнул. Он не хочет, чтобы она грустила.

Постоял в дверях в ожидании, что она оглянется. Не дождался.

И пошел на кухню резать салат к ужину и печь ее любимое печенье на ночь. Она любит выпить кофе с печеньем ночью после долгих, бесконечных оргазмов.

Он очень не хотел потерять возможность доводить ее до оргазмов.

Когда Северус Снейп вернулся домой, он даже не понял, что происходит. В доме гудела какая-то безумная магловская музыка, а его жена танцевала в библиотеке — как-то странно, словно она не она, а ненормальная младшая Лавгуд (впрочем, и старшая, когда ещё не была Лавгуд, была такая же), кружилась и подскакивала, прижимая к груди нечто бесформенное, похожее на старую подушку в грязной оранжевой наволочке.

— Гермиона, ты в порядке? Что происходит?

— Северус, Косолапус вернулся!!! Я его оставляла в Норе, когда мы с Гарри и Роном уходили... Ну, в общем, в последний год. И он потерялся. Я не смогла его потом найти. И вот он пришёл! Он как-то нашёл меня и пришёл!!! Косолапус, познакомься, это Северус, он хороший, он мой муж, он здесь со мной живёт, я его люблю! Но ты не переживай, я тебя тоже люблю! И вообще, Косолапус, любовь — такая штука, когда её делишь на двоих, она не уменьшается, а удваивается. Косолапуська мой...

И Гермиона чмокнула чумазого рыжего кота, покрытого колтунами и репьями, в угвазданный чем-то нос.

— Как ты не брезгуешь? Он же грязный! — поморщился Снейп.

— А если бы ты попал в сложную ситуацию и замарался, я бы тобой брезговала? — тем же восторженным тоном проговорила Гермиона.

Снейп снова поморщился.

— Умойся, прежде чем целовать меня! — сказал он. — И переоденься.

Гермиона рассмеялась и потащила кота в ванную — приводить в порядок. Она, конечно, владеет очищающей магией, но, похоже, без воды, мыла и ножниц всё же не обойтись.

Снейп вздохнул, подошёл к Гермиониному ноутбуку и выключил музыку. Что за привычка включать ее на полную громкость, да ещё с такими колонками...

Потом отправился на кухню. Поел один.

Когда поднялся в спальню, жена была там. Она сидела на полу и вычесывала уже чистого кота, который выглядел несколько плешивым из-за вырезанной клочьями шерсти (вероятно, магия не справилась с колтунами), и приговаривала:

— Лапик будет красивый, у Лапика отрастет свежая шерстка! Лапика будут хорошо кормить! Лапику сделают мягкую приятную лежанку и поставят красивый лоток! Гермиона больше никогда не оставит Косолапика!

Заметив мужа в дверях, Гермиона рассмеялась.

— Ты сейчас, прямо как в школе, — сплошные лед и презрение! Сто лет тебя таким не видела! Какая прелесть!

— Прелесть? — оторопел Северус Снейп.

— Ага! — в глазах Гермионы плескалось удовольствие. — Сейчас закончу с Косолапусом, ещё раз умоюсь и поцелую тебя! Ещё несколько минут.

— Не смешно, — ответил Снейп. — Помнится, когда Гермиона Грейнджер согласилась стать миссис Грейнджер-Снейп, она согласилась и с тем, что в доме не будет животных!

— Ну это же Косолапус, Северус! Мой Косолапус! Мы с ним потеряли друг друга много лет назад, из-за войны! А он меня нашёл!

Гермиона отложила расчёску (Северус отметил, что это её собственная расческа) и снова прижала кота к себе.

«Если опять поцелует, меня стошнит», — подумал Снейп.

— Нет. Мы договаривались, что животных в доме не будет.

— Не бойся, Северус! Косолапус прекрасно воспитанный кот. Он не трогает книги, не лазит по столам. В постель идёт, только когда позовешь. Ходит или в лоток, или на улицу. Шерсть я буду ежедневно собирать, я ещё на 4 курсе придумала для этого заклинание.

— Нет, Гермиона! Я пошёл в лабораторию, у меня срочный заказ. Когда выйду, чтоб кота здесь не было.

Гермиона опустила глаза и ничего не ответила.

Когда через пару часов Северус Снейп вышел из лаборатории, он сразу взмахом палочки проверил дом на наличие животных. «Что ж, хорошо, она куда-то пристроила своего зверя, — подумал он. — Надо, пожалуй, перед ней извиниться за жёсткость, и придётся быть ласковым, если она будет плакать».

— Гермиона! Ты где?

Тишина.

В кухне нет. В библиотеке нет. В спальне нет. Следующее заклинание показало, что в доме только он один. «Ещё не вернулась, — решил Снейп. — Надо пока испечь её любимого печенья, пожалуй, подсластить ей ситуацию!»

И Северус Снейп снова пошёл на кухню...

Гермиона не пришла ни через час, ни через два.

Вернулась под утро.

С котом в смешной переноске-рюкзаке.

— Я понимаю тебя, Северус! Мы в самом деле договаривались. И ты прав. Но я не брошу Косолапуса, он родной мне человек. Даже если я не права.

Она замолчала. Снейп ждал, что она скажет дальше, но Гермиона больше ничего не говорила, а только смотрела на него, успокаивающе поглаживая кота через ткань рюкзака.

«Вот ведь... — подумал раздражённо Снейп. — Похоже, она меня переиграла, и следующее слово моë».

— И что ты планируешь делать? — спросил, не сумев скрыть раздражение.

— Твой дом, тебе и решать, а я уже всё сказала...

Ответ Гермионы был словно пощёчина или акуаменти в лицо.

Снейп развернулся и ушёл в библиотеку. Что-то он сегодня слишком часто уходит. Но он больше не мог быть рядом с ней и смотреть на нее. Слишком много чувств, ему жизненно необходимо побыть одному.

Гермиона же взяла плед, вышла во двор и устроилась вместе с котом в шезлонге. Что ж, в дом с животными нельзя, а про двор никто ей никаких условий не ставил.

«Вот как так! — горестно размышляла Гермиона. — Нам что, придётся расстаться из-за этого? Конечно, я сама дура, сама согласилась с тем, что никаких животных. Но я была влюблена... И отказывать ему из-за этого условия было как-то странно. Странно было бы разрушить счастье всей жизни и рвать с любимым человеком только из-за того, что он не любит кошек... Тем более Косолапуса тогда со мной не было!»

Гермиона смотрела на серый рассвет, и в её душе разрасталась бездна. Она понимала, что перед ней стоит тяжелейший в её жизни выбор — или Косолапус, или Северус. Уйти от Северуса Снейпа было немыслимо. И предать Косолапуса тоже было немыслимо.

Косолапус дремал на её коленях. Он то урчал, как магловский трактор, то замолкал и выпускал когти ей в руку, доставая, казалось, до самого сердца...

А Гермиона уснуть не могла. Хорошо, что сегодня выходной и не придётся идти на работу после ночи без сна. И с котом.

«Если мне придётся уйти, как я буду жить без него?!» — эта мысль была непереносимой. Гермиона подняла своего мягкого, тёплого Лапика к груди, уткнулась в него лицом и зарыдала.

«Вот ведь упрямая! — думал Северус Снейп, сидя в кресле в библиотеке. — Теперь кто кого! Но почему так мерзко на душе? Почему я снова ощущаю себя дерьмом, словно тут Дамблдор? Что вообще делать? Она не простит мне, если я вышвырну кота. А я не прощу себе, если она уйдёт».

А он понимал, что Гермиона может уйти. Просто из чувства справедливости, из протеста против ультиматума, из нежелания предавать этого своего котяру. Он помнит, она рассказывала, как переживала, что не смогла найти его после войны.

«Кота она предать не может, а меня, значит, может? — снова начал заводиться Снейп. — Тем более мы же договаривались, и она согласилась, что животных в доме не будет! Рассчитывала, что я передумаю? Кстати, а где она сейчас? Вдруг уже ушла?!»

Северус Снейп вскочил с кресла и... замер. Если она ушла, где её искать?! Такого ужаса он не испытывал много лет, — с того момента, когда понял, что Тёмный лорд его сейчас убьет, а он так и не нашёл Гарри Поттера.

Как он будет без неё жить?! Будет до конца жизни вспоминать карие смеющиеся счастливые глаза? Как когда-то вспоминал зелёные?

Он тронул волшебной палочкой свое обручальное кольцо и запустил поисковые чары.

Гермиона нашлась совсем близко.

Вот она, спит во дворе в шезлонге, по лицу видно, что плакала. Кот скачет по двору и ловит мух и бабочек. На Снейпа — ни малейшего внимания. «Демонстративно игнорирует?» — подумал он. Потом одернул себя: «Ты совсем поехал головой! Это же кот! Ещё ему ты всякие мысли не приписывал!»

В глубокой тяжёлой дрëме Гермионе виделось и виделось холодное непроницаемое лицо мужа, и она всё пытается и пытается подобрать нужные слова...

«Дай мне несколько часов собраться, Северус, к вечеру нас с котом здесь не будет...»

«Прости, Северус, мы сейчас уйдём...»

«Я люблю тебя, Северус, но так нельзя!»

Снейп подошёл к жене и присел на соседний шезлонг, подвинув его к ней.

— Гермиона... Гермиона! Прости, что бужу!

Дотронулся до её руки.

Она вздрогнула и подскочила. В глазах страх.

«До чего я её довёл!» — вздохнул Снейп про себя.

— Что, всё так серьёзно?

— Да! — сказала она и отвернулась.

Он взял её безвольно висящую руку и начал гладить ладонь.

Спросил грустно:

— Есть у тебя варианты, что делать?

— Только один — взять Косолапуса в дом...

Северус Снейп гладил руки жены и смотрел на исхудавшего, но уже чистого и довольного кота, который в охотничьей позе караулил кого-то у забора. Если бы Снейп мог признаться себе в этом, он бы сказал, что кот ведёт себя, как талантливый волшебник, — сосредоточен на задаче, весь одно чистое намерение, а известно, что намерение имеет в магии ключевое значение, и выжидает самый верный момент для нападения, при этом не забывая сканировать пространство вокруг себя. Снейп не знал, что такое сканер, но когда Гермиона объяснила ему магловское слово «сканировать», оно ему понравилось точностью передачи смысла.

Стремительный прыжок, и в зубах этой рыжей морды трепещет что-то серое.

Снейп невольно улыбнулся.

А кот меж тем гордо прошествовал к людям и положил к ногам Северуса Снейпа придушенную мышь.

«Странно, — подумал Снейп, — он с ней даже не играл, сразу ко мне приволок!»

— И что это значит? — спросил у Гермионы. — Подлизывается?

Гермиона повернулась к нему. Взгляд полон холодного удивления.

— Косолапус никогда ни к кому не подлизывается. Просто признал тебя хозяином.

Гермиона отняла руки у мужа и встала. Пора принимать решение.

А Косолапус уже терся о ногу этого принадлежащего хозяйке человека и обвивал эту ногу хвостом.

И Северус Снейп невольно сделал то, что мгновенно осознал как роковую ошибку и одновременно как самое правильное в этой ситуации, — протянул коту свою ладонь.

И, конечно, под пристальным взглядом жены он просто не мог оттолкнуть кота, который тут же сунул в его ладонь свой нос и потерся об нее мордой.

...

— Так, котяра, запомни! В моей лаборатории, в супружеской спальне и в библиотеке тебя быть не должно! Понял? Нарушишь правила — будешь жить во дворе и питаться мышами, и никакого тебе спецкорма из Косого переулка!

Косолапус мявкнул и снова потерся о ногу любимого хозяйкой мужчины, который к тому же так приятно пахнет травами и самой хозяйкой...

Наблюдая за этой сценой, Гермиона ехидно улыбнулась — и со вздохом поправила на голове наушники...

Все же Снейп не был бы Снейпом, если бы по-слизерински не стребовал с неё плату за кота в доме. И теперь она слушает магловские рок и джаз только в наушниках...

Ну или когда абсолютно точно знает, что в ближайшие часы её муж домой не вернётся.

Все было хорошо в его жене. Кроме одного. Она хотела приглашать своих друзей и подруг домой. Не каждый выходной, конечно. Но всё же. И иногда по вечерам.

В его дом! В его гостиную, совмещенную с библиотекой и кабинетом! А подруг — в его кухню! Кухню, которую он любит и в которую готов пускать только ее — свою Гермиону!

Да, это было его решение, — что они, поженившись, будут жить у него.

И, да, она его предупреждала, что у нее есть своя жизнь и свои друзья и подруги. Не только Поттер и Уизли и не только это странная Лавгуд. Но и другие. Но почти все они — его бывшие студентки и студенты! Он точно не готов был открывать им свой дом.

Конечно, разумом он все же понимал, что Гермиона права, этот дом теперь и ее дом, его друзья к ним приходят, почему нельзя приходить ее друзьям и подругам?

Но он не мог.

А выделить ей какую-то особую территорию для встреч с друзьями просто нет возможности, дом маленький. И никто в этом не виноват. Разве что его уже давно умерший отец-магл, который когда-то продал второй этаж материнского дома с отдельным входом и за несколько месяцев пропил деньги. Но что было, то было. Сейчас его дом путь и небольшой, но уютный, им двоим с женой хватает, но...

Опять это «но», меняющее весь расклад.

Почему она не может встречаться со всеми, с кем хочет, например, в Косом переулке? Там много симпатичных кафе, можно даже отдельный кабинет заказать с чарами неслышимости. Или, если её друзьям и подругами так важна домашняя обстановка, пусть они её к себе приглашают! Почему их непременно надо тащить в его, Северуса Снейпа, дом? В конце концов, он женился на ней, а не на ее подругах и не на Поттере с Уизли. Он не хочет видеть никого из этой молодежи в своем доме.

Северус Снейп несколько раз говорил об этом с женой. Гермиона то спорила, то обижалась, что пыталась ему что-то объяснить, то говорила: «Как ты не понимаешь, я тоже здесь живу, это и мой дом теперь!» А он не мог понять, как она сама не понимает?

А в последний раз она посмотрела в сторону отсутствующим взглядом и произнесла: «Хорошо, любовь моя! Я тебя понимаю. Я не хочу, чтобы тебе было плохо. Договорились».

Он даже растерялся. Хотел спросить: «С тобой все в порядке, дорогая?» Если честно, он не ожидал, что-то на когда-нибудь его поймёт... Но она поняла!

И он ликовал. Все же его жена его любит...

После этого пару выходных они провели дома вдвоем. Иногда Гермиона приходила домой поздно на неделе, но это случалось и раньше, и проблем не было. В конце концов, у каждого есть дела и вне дома. У него тоже.

В эту субботу Северус Снейп как-то особенно разошелся с завтраком. Встал пораньше, хоть и работал вчера допоздна, приготовил маффины с картофелем и мясом, которые Гермиона так любит, сварил бульону...

Он разливал по чашкам кофе, когда Гермиона вошла в кухню. Одетая в новую светло-сиреневую мантию с мерцающими на ней цветами, с цветком-кулоном на серебряной цепочке на шее и прибранными волосами. Взяла свой кофе, блаженно сделала глоток, поблагодарила.

И сказала:

— Я не буду завтракать. Договорилась с Луной Лавгуд встретиться, позавтракаем с ней вместе в Хогсмиде. Ты вчера поздно пришел, я не смогла тебя предупредить. Вернусь после обеда! Тебе ничего из Хогсмида не надо? Люблю тебя!

И упорхнула.

Как не буду завтракать?! Как в Хогсмиде?! Как после обеда?!

Вылив в сердцах свой кофе в раковину, Северус Снейп пошел в лабораторию. У него не было никаких заказов сегодня, он планировал провести день с женой. Но жена ушла, он чувствовал себя брошенным и одиноким, и надо было себя чем-то занять.

Да хоть сварить новую Амортенцию Плюс. Она долго стоит и не портится.

...

Амортенцию Плюс придумала Гермиона.

Она усовершенствовала базовый рецепт любовного напитка, и теперь он не только пах для каждого по-своему, но и вызывал зрительные образы.

Амортенцию Плюс продавали в магазине братьев Уизли под торговой маркой «Узнай, кого любишь» (глупое название, по мнению Снейпа). Смысл зелья был в том, что стоит нанести себе от 2 до 5 капель на нос, лоб или на волосы, и тебя окутывает аромат того, в кого ты влюблен или влюблена, и перед глазами плывет его или ее лицо. Зелье выпускалось в нескольких вариантах — в малюсеньких дешевых пробирках на пару капель зелья, в красивых дорогих фиалах на три-пять капель и бюджетный, с амортенцией, нанесенной на кусочек кожи, вскрой упаковку, потри кожу и почувствуй запах того, кто тебе люб, а если закроешь глаза, магия покажет тебе образ этого человека. Они хотели еще удешевить продукт, использовать не дорогую кожу, а дешевый пергамент, но чтобы запах амортенции сохранялся на пергаменте надолго, пергамент надо было буквально вымачивать в зелье, а это никакое не удешевление.

Это хороший тест на любовь. Подростки в своей гормональной буре просто обожали его. Во время учебного года Уизли ежедневно отправляли в Хогвартс по несколько посылок с Амортенцией-плюс. А перед Днем Святого Валентина Снейп просто не успевал ее готовить, приходилось варить даже по ночам.

Гермиона подозревала, что мальчики используют эту Амортнецию Плюс вовсе не для теста, а для того, чтобы расслабляться в облаке ароматов любимой девочки и медитируя на ее образ. Гермионе это не нравилось, она даже читала Северусу целые лекции о том, что мальчики, привыкшие мастурбировать на образ девочки, потом не чувствуют границ допустимого с реальной девочкой, им кажется, что она намного более расположена к контакту, чем это есть на самом деле. И что Снейп не прав, считая, что этот способ расслабления снижает уровень изнасилований старшеклассниками девочек в Хогвартсе. Наоборот, утверждала Гермиона, это провоцирует изнасилования, потому что мальчики привыкают к тому, что девочки — лишь объект для их сексуального удовлетворения.

Но так или иначе, как бы Гермиона ни переживала, Амортенция Плюс очень хорошо продавалась. Остановить цунами было уже невозможно.

Гермиона Грейнджер-Снейп и Северус Снейп не сообщили братьям Уизли рецепт зелья, а те сами не смогли найти и внедрить в стандартную амортенцию тот самый секретный ингредиент, что вызывал зрительные образы. Гермиона посмеивалась. Дело было не только и не столько в новом ингредиенте, — она изменила порядок приготовления зелья и дозировку одного из базовых его составляющих, и даже Снейп признал, что это гениально.

Снейпы готовили зелье самостоятельно и поставляли его в магазин Волшебных вредилок, получая немалый процент с продаж и ежегодную плату за эксклюзив, то есть за то, что они больше никому не поставляют эту продукцию и не продают ее в частном порядке своим клиентам.

У этой новой амортенции был сложный рецепт, но готовилась она быстро — всего 4,5 часа. Как раз то, что Северусу Снейпу сегодня и нужно. Работа поможет ему сосредоточиться на другом и не думать о Гермионе и о пропавшем дне любви.

Но, видимо, сосредоточиться у него сегодня не получилось. Заканчивая зелье, он забыл накрыть его непроницаемым куполом...

Он чуть не сошел с ума, когда его настигли они — её образы. Она смеётся. Она смотрит на него серьёзно и очень сосредоточено. Когда она так смотрит на него в жизни, у него что-то происходит с дыханием, и ему начинает казаться, что он больше, значительно больше, чем есть на самом деле, раз на него можно так смотреть... Она в блаженстве прикрывает глаза. Хитринка в её глазах. Она в министерской мантии, сильная, почти недосягаемая. Она в новой сиреневой мантии сегодня утром

А потом пришли запахи. Запах ее волос, запах ее возбуждения, запах ее самых нежных, самых интимных мест... И почему-то даже запах, который шёл от неё, когда она подхватила какой-то противный магловский вирус и два дня не отходила от унитаза. Он тогда ухаживал за ней, отпаивал её разведенным восстанавливающим зельем, потому что от нормальной концентрации ее снова выворачивало, мыл за ней сантехнику, помогал ей умываться... Тогда он улыбался сам себе. Когда ты готов чистить за своей женщиной санузел, и это вызывает не отвращение, а только сочувствие к ней, это точно любовь.

Но сейчас ему было не до любви. Ему было дико мучительно ощущать Гермиону, как будто она рядом, видеть её — весёлой, грустной, выступающей в Министерстве, читающей, возбуждённой и уже расслабленной в интимной ситуации... Ощущать и видеть — и не иметь возможности обнять, поцеловать, вовлечь в любовь.

Он не знал, сколько времени эти образы будут стоять перед ним, он вдохнул слишком много паров этого гениального изобретения жены. По её расчётам, среднестатистической волшебнице её сложения нужна одна капля зелья для минуты «кино». Лайт-вариант, когда трут пальцем кусочек кожи, пропитанной амортенцией, зрительные образы вызывает всего на несколько мгновений.

Кстати, вдруг подумал Снейп, надо к февралю наделать пропитанные зельем валентинки.

Прошло уже полчаса. Северус Снейп законсервировал зелье, оставил проветриваться лабораторию, вышел во двор. Но образы Гермионы всё сменялись и сменялись перед его взглядом.

А самой Гермионы всё не было...

Она пришла уже ближе к вечеру весёлая, довольная и сытая. Чмокнула его в щеку, спросила «как ты?» и, не дожидаясь ответа, отправилась в душ.

После душа затащила его в кровать и долго и очень приятно целовала его.

Но ему всё равно было грустно.

Потом она несколько раз в будни задерживалась допоздна, говорила ему, что встречается с друзьями, называла их имена.

Потом снова ушла на весь день в выходной.

А для Снейпа стало привычкой доставать в такие дни её амортенцию...

Оказалось, он не может жить, когда она уходит вот так. Не может читать, не может писать, в зельях становится неаккуратен. Он может только думать о ней.

Почему так?

И почему, получив то, что он хотел — свободу от ее друзей и подруг, — он вдруг стал несчастен?

Нет, он не ревновал Гермиону к друзьям и подругам. Ему было просто плохо без неё.

...

Однажды она вернулась раньше и застала его в кровати. Повезло, что он был одет, а руки его были закинуты за голову.

На его лице было блаженство, комната была просто переполнена его запахами. Когда же перед глазами Гермионы появилось его лицо — такое, каким она его видит, когда он наклоняется над ней в постели, очень открытое, полное чувств лицо, она поняла, что происходит.

Гермиона открыла окна, чтоб проверить комнату. Взяла в лаборатории антидот, приняла его сама, дала Снейпу и сказала:

— А не сделать ли нам эро-стимулятор на основе этого зелья? Отдельно для мужчин и отдельно для женщин? Обозвать «Амортенция 60+». Можно еще интимный крем-смазку с добавлением этой «60+» сочинить. Джордж Уизли давно хочет получить еще и аптечную лицензию, это вполне может продаваться на аптечной полке. И презервативы с запахом амортенции.

— Не надо презервативы! Вдруг запах не тот окажется, это какой-то промискуитет тогда будет, — вдруг сказал Снейп.

— А это уже не наши проблемы! Я хочу продумать продуктовую линейку.

— Это твоя амортенция, — проворчал в ответ Снейп. — Делай с ней, что хочешь. Что, твоя изобретательская душа не находит покоя?

— Нет, мне нужны деньги. Больше, чем у нас есть.

— Ты что-то задумала?

Гермиона напряглась. Она не знала, как к этому отнесется Северус.

— Соседи сверху собираются продавать второй этаж. Я думаю, нам надо его выкупить обратно. Мне нужна своя территория. Моя библиотека не помещается в твоей, и я уже перестала покупать книги. И еще мне нужна своя гостиная. А у второго этажа есть отдельный вход. А заделанные между твоим домом и вторым этажом лестницы можно открыть и отремонтировать. Так мы решим проблему моей личной жизни. В смысле, проблему моих друзей. И решим проблему нужного мне дома отдельного кабинета. Я об этом не говорила, просто потому что выделить мне отдельный кабинет здесь нет возможности. Но он мне нужен. Я поговорю с Джорджем Уизли, попрошу аванс под будущие продажи новой линейки, и тогда, возможно, нам хватит денег купить второй этаж. Если ты не захочешь вкладываться в это семейными деньгами, все-таки у тебя на них другие планы, я разберусь сама и оформлю патент на новые зелья не на нас двоих, а только на себя. Мне это нужно, Северус.

Гермиона вздохнула и решилась:

— Даже если ты будешь против, я сделаю это. Я не хочу разводиться с тобой только из-за того, что не могу приглашать в дом дорогих мне людей. И вообще, мне иногда кажется, будто я, как и раньше, здесь в гостях, хоть и ночую у тебя каждый день...

Разводиться?! Она сказала разводиться?! Что, все так серьезно?!

Это «разводиться» так его шокировало, что он даже не заметил её невеселого «я здесь как в гостях».

— Да, Северус, все так серьезно, — ответила она, словно услышав его мысли. — Мы несколько лет не могли решить проблему, а решение, найденное в последние недели, не очень удобное.

...

Северус Снейп согласился. Опустошил свой тайный сейф в Гринготсе, Гермиона сняла все свои сбережения, Джордж Уизли ухватился за ее новую идею и выдал ей столько денег авансом, сколько она попросила.

Теперь дом Снейпов стал вдвое больше. У Гермионы появились свой кабинет и своя просторная, красивая и удобная гостиная с отдельным входом.

Одного не учел Северус Снейп, подписываясь на все это.

Того, что эксперименты с новыми зельями будут занимать все свободное время его жены, все ее вечера и выходные.

И в ее новую гостиную все равно никто не будет приходить...

И даже в супружескую спальню она будет возвращаться из лаборатории, когда ее муж уже уснет.

Как много проблем в жизни возникает из-за мелочей, которые вовремя никто не удосужился прояснить...

1.

Почему считается, что супруги обязательно должны спать в одной спальне?!

Северус Снейп хотел спать один, а к жене в постель ходить или звать её к себе, только когда хочется тепла, общения, объятий, ласки, оргазмов...

Но так принято — спать вместе. И когда они с Гермионой перестраивали его дом перед свадьбой и его будущая жена проектировала супружескую спальню, он ничего не сказал. Ничего не сказал он, и когда она ее обставляла, то и дело спрашивая у него, с какой стороны он хочет спать, нужен ли ему магловский светильник на тумбочке и книжная полка рядом с кроватью? Северус лишь заметил, что у него нет привычки читать в постели, поэтому полка для книг ему не нужна. И полка для косметики не нужна, он использует свою мужскую косметику в ванной комнате.

А что он вообще не хочет спать с женой в одной кровати, он не сказал.

Правда, решился признаться, что предпочитает отдельные одеяла. И его одеяло должно быть легким в любое время года. Гермиона кивнула, сделала себе пометку, и теперь у них у каждого свое одеяло — у него легкое и тонкое, а у нее пушистое и теплое.

Но спальня у них все же одна. С большой кроватью.

И Северусу Снейпу очень некомфортно в постели не одному.

Нет, он любит свою жену.

И обниматься с ней любит. И секс с ней любит.

Но спать он хочет один.

Вроде бы проблему решить просто — достаточно поговорить с Гермионой об этом.

Но он боялся ее обидеть.

И терпел.

И спал все хуже.

И потому по утрам выглядел все более утомленным и хмурым.

И настал момент, когда по вечерам он мог думать только об одном: скоро снова ложиться в постель с другим человеком.

2.

Когда жених мисс Грейнджер мистер Снейп через несколько дней после предложения пожениться сказал, что было бы неплохо к свадьбе перестроить его дом и что он не против, если все будет так, как хочет она, его невеста сначала растерялась. Потом она расчувствовалась. А потом отнеслась к делу со свойственной ей ответственностью.

Понимая, что дом изначально не ее и что жить им в нем вдвоем, она каждый шаг согласовывала с будущим мужем, и если он предлагал что-то свое, она это учитывала.

Дом получился прекрасный — уютный, светлый, обустроенный по последнему слову и магловской техники, и домашней и защитной магии.

Живи и радуйся.

Но шли месяцы, а радость только убывала. Муж Гермионы становился все более угрюмым и молчаливым. По утрам перестал улыбаться ей. По вечерам оттягивал момент, когда надо ложиться спать, и приходил в спальню все позже и позже.

В конце концов Гермиона почти перестала спать от переживаний, но усиленно делала вид, что спит, когда он наконец приходил в супружескую постель.

Секс у них был. Днем в выходные. Сначала хороший. Но постепенно становился все более нервным и механичным, — Гермиона не могла расслабиться.

Она не понимала, что происходит, а спросить об этом прямо никак не могла решиться.

3.

Однажды после дня рождения одного из Уизли, на который она ходила одна, без мужа, потому что Уизли не любили мистера Снейпа, а он не любил их, и с которого она вернулась глубокой ночью, Гермиона не нашла мужа в супружеской постели.

Она спустилась в его лабораторию, вдруг заработался? Нет, в лаборатории темно и пусто. При этом сигнальные чары показывают, что он дома.

Не было Северуса ни в библиотеке, ни на кухне. И в уборной не было, ни в той, ни в другой.

Нашелся Северус Снейп в своей старой комнате, которую попросил не трогать при ремонте. Он спал там на своей узкой продавленной кровати, укрытый старым своим одеялом и сладко посапывал. Он выглядел таким удовлетворенным и расслабленным, что Гермионе сначала захотелось его поцеловать, а потом резко захотелось больше никогда не видеть этого человека... Она давно не видела его таким умиротворенным, последние недели он оставался хмурым даже во сне. А стоило ему уйти из супружеской постели...

Понимание этого отозвалось непереносимой болью в ней, ее душа истекала кровью, словно по ней резанули сектумсемпрой.

Гермиона взяла плед и пошла спать на диван в гостиную. Если он ушел из их общей спальни, ей тоже нечего там делать.

Но ей не спалось.

Промаявшись больше двух часов, миссис Снейп пошла на кухню готовить завтрак и заодно сразу же обед. С какого-то времени завтрак готовил мистер Снейп, но Гермионе надо было себя чем-то занять.

И тут она поняла... Он взял на себя готовку завтрака не потому, что заботится о жене, а чтобы уйти утром из постели, пока жена не проснулась и не попыталась его обнять!

4.

Когда, почему он ее разлюбил?

Почему молчит об этом?

Что она сделала такое, что мужчина, который ее боготворил до свадьбы, отдалился от нее?

Что она делает не так, что стала неприятна ему?

Гермиона Грейнджер-Снейп металась в круговороте этих мыслей и никак не могла выбраться. Взять себя в руки помог только сильный ум и многолетний опыт разбираться со сложными ситуациями.

Она должна выяснить, что к чему. И для начала необходимо поговорить с мужем. Если проблема неразрешима, она уйдет. Первое время поживет в гостинице или у Гарри Поттера на пл.Гримо, — пусть дом Блэков и закрыт, потому что Гарри не может жить в нем, все в нем слишком напоминает ему о тяжелых временах и потерях, но вдруг он согласится пустить туда Гермиону. А потом она просто не продлит договор с людьми, арендующими дом ее родителей, и будет жить у себя.

Мучить своим присутствием человека, который старается тебя избегать, она не станет. Даже если это любимый человек. Особенно, если это любимый человек.

Она слишком хорошо относится к Северусу Снейпу, поэтому уйдет, раз ему без нее лучше, чем с ней.

И Гермиона пошла к мужу.

5.

Гермиона села на край его кровати и негромко позвала: «Северус... Северус!»

Раньше, когда она будила мужа, она гладила его по щеке, и он, просыпаясь, ловил ее руку и начинал ее целовать. Но последние недели он просыпался первый и уходил из спальни. Говорил, что ему приятно готовить для нее завтрак. И она ему верила... И всегда была благодарна за заботу.

Но сейчас... Сейчас она не решалась прикоснуться к нему. Даже зная, что, возможно, это последний раз, когда она может дотронуться до него, она не могла. Она ему неприятна, поэтому нет.

— Северус, прости, что бужу тебя! Я знаю, сегодня воскресенье и тебе надо выспаться, но...

Он шевельнулся, зевнул. Открыл глаза. Увидел Гермиону и широко улыбнулся. Взял ее ладонь и прижал к губам.

Другой рукой потянул ее к себе, она не удержалась и упала на него, и он уткнулся носом в ее шею где-то за ухом. Шумно вдохнул ее такой родной запах и заговорщецким голосом произнес:

— Залезай ко мне!

Северус Снейп чуть не задохнулся, когда она резко выставила блок левым локтем, и замер, ощутив у шеи волшебную палочку.

— Только попробуй выбить у меня палочку или схватить меня за запястья, Северус Снейп! — с яростью проговорила она.

Он раздвинул руки в стороны ладонями вверх.

— Что происходит, любовь моя? — спросил удивленно и настороженно.

— Это ты объясни мне, что происходит! Ты всячески избегаешь меня в постели, а теперь вообще сбежал из спальни! И смеешь заигрывать со мной, как ни в чем не бывало?! Если тебе надоела семейная жизнь, скажи прямо! Магический брак не расторгнуть, но разъехаться нам никто не помешает! Что вообще за хрень творится у нас, Снейп?!

Он пошевелился.

— Нет, даже не пытайся встать, пока не объяснишься!

Кончик ее палочки начал потрескивать, и он ощутил, как накаляется воздух возле его шеи.

— Убери, пожалуйста, палочку, я не буду ни нападать, ни сопротивляться. Я не хочу, чтобы ты отправилась в Азкабан за случайное убийство мужа.

Гермиона положила палочку на тумбочку и жестко сказала:

— Слушаю тебя! И постарайся быть честным! У тебя только один шанс!

— А что будет вместо второго шанса?

— Я освобожу твой дом и тебя от себя! Говори, пока я готова слушать!

6.

Северус Снейп опешил. Освобожу тебя от себя? Она что, хочет уйти от него?! Да как так-то!

— Я... Я... не могу спать не один... С кем-то... В одной постели...

Гермиона воззрилась на него. Осмыслив услышанное, строго спросила:

— Как давно ты это понял?

Он ответил еле слышно:

— Всегда знал...

— И когда я принесла тебе на утверждение проект перестройки дома, знал?

— Да.

Гермиона вскочила. Она носилась по комнате, размахивала руками и ругалась. Ее волшебная палочка, лежащая на тумбочке, потрескивала и искрила.

Северус Снейп на всякий случай подвинул поближе к себе свою палочку, ему надо успеть отреагировать, если случится взрыв или начнется пожар.

Когда Гермиона внезапно остановилась возле его кровати, он даже вздрогнул.

— Извинения последуют? — она пристально смотрела на мужа, и легелименту Северусу Снейпу было очевидно, что его жена, всегда готовая к переговорам и налаживанию отношений, в этой ситуации еще не решила, а стоит ли вообще эти отношения налаживать.

— Да. Я был неправ. Очень неправ... Ты очень сильно переживала?

— Переживала?! Я была уверена, что опротивела тебе!

— Что?! — Северус Снейп даже подскочил от неожиданности. — Ты! Ты... Ты не можешь мне опротиветь! Да ты самая прекрасная женщина на свете! Я обожаю тебя! Тебя всю! Да... Да я жить без тебя не могу! Я вообще не представляю жизни без тебя!

Он говорил так эмоционально, что даже запинался.

— Так, подожди, — Он вдруг сбавил тон и уставился на жену. — Так вот почему ты последнее время неотзывчивая и не можешь расслабиться... Ты думала, я тебя больше не люблю?

— Да! И сейчас я тебя за это ненавижу! Знал бы ты, как я зла!

— Вижу... Ты очень зла... А к тебе еще и с приставаниями полез...

Оба замолчали.

Гермиона ощущала себя, как сдувшийся воздушный шарик. Праздник кончился, и хоть дети пока еще не разрешают никому выбрасывать мятую резиновую тряпочку, потому что она продолжает напоминать им о счастье, они скоро забудут о ней, она превратится в мусор, и никто не заметит ее исчезновения.

Внутри нее даже не было пусто. Не было вообще никакого внутри, только смявшаяся оболочка.

Северус же был весь во власти паники. Он видел, чувствовал, что теряет жену.

Он скосил глаза на ее волшебную палочку. Палочка потухла, это была просто деревяшка.

Раньше в сложных ситуациях помогало обнять Гермиону. Но сейчас она вряд ли ему это позволит.

Обычно она находила и предлагала выход из спорных ситуаций, они обсуждали ее предложение и приходили к удобному для обоих решению Но сейчас ждать этого от нее нельзя.

Шаг к примирению должен сделать он.

7.

— Я... Я действительно люблю тебя. И секс с тобой люблю. Я очень хочу помириться с тобой. Я очень хочу, чтобы ты не уходила. Я очень хочу оставаться твоим мужем. Давай подумаем, что мы можем сделать. Разрешишь ты мне спать здесь? А к тебе приходить в гости, когда мне хочется и когда ты меня позовешь?

Гермиона смотрела на него задумчиво.

Потом неторопливо, словно размышляя, произнесла:

— Хорошо бы сменить здесь кровать. На этой будет неудобно. У меня должно быть право не только пускать тебя на свою территорию, но и приходить к тебе. И еще вопрос. Нужно демонтировать ту спальню, или она может просто стать моей такая, как есть?

— Демонтировать? Зачем?

— Ну вдруг тебе было там так плохо, что тебе отвратно туда заходить?

— Мне там было очень хорошо... Очень. Я просто не могу спать, когда я в постели не один.

Снова помолчали.

— Могу я тебя обнять? — спросил он осторожно.

— Нет. Я еще не простила тебя.

Северус Снейп растерялся.

А Гермиона Грейнджер-Снейп продолжила:

— Завтрак на кухне. А мне надо побыть одной. Приходи ко мне через пару часов. Продолжим разговор.

И ушла.

8.

Когда после завтрака и мытья посуды он вышел в коридор, он увидел, как жена левитирует его одежду и белье из некогда их супружеской спальни в его старую комнату.

Она глянула на него и ничего не сказала.

У него защемило сердце. Желая спать отдельно, он не ожидал, что его полностью выселят из комнаты, которую его Гермиона так любовно и с таким воодушевлением делала для них обоих.

Но... Он понимал жену. Если ему нужна собственная территория, справедливо, что и у нее будет своя территория, куда он сможет заходить только по приглашению или со стуком.

В назначенное время он постучал в двери еще вчера их общей комнаты.

Гермиона открыла ему и впустила его.

Он осмотрелся. Не мог даже понять сначала, что изменилось. Потом понял. В комнате не было не только его вещей, но и его запаха. И она убрала блэкаут-портьеры, на которых настаивал он. И сменила однотонное белье, купленное по его вкусу, на свое любимое цветное с растительным орнаментом. Откуда взяла? Не покупали же! Трансфигурировала? А еще на кровати лежало всего одно одеяло — толстое, объемное.

А главное, в комнате появились книги. Он считал, что в спальне книгам не место и никогда не читал в постели. Это было камнем преткновения между ними, но она ему уступила. А теперь это ее комната, и свои книги она может сюда приносить. И он ничего не сможет сказать по этому поводу.

Она убрала книги с кровати на тумбочку с его стороны (бывшей его стороны), повернулась к нему и сказала:

— А теперь об условиях примирения, Северус Снейп! Ты должен мне оргазмы за четыре месяца и один день, сегодняшний. И вопрос. Кровать в свою комнату сам купишь, или тебе нужна помощь с выбором?

А потом она подошла к нему и обняла его. И его сердце и душа пели.

И вдруг он спросил:

— А почему бы нам не поставить в одной комнате две кровати? У нас же очень просторная спальня. Что скажешь?

Работа написана по заявке подписчицы Eva Marsh: «В эту серию вписался бы рассказ "Сева и тёща". (Если можно, то такой, с итоговым компромиссом, а не чтобы его под лавку загнали)».

Второй сюжет по теме «Северус и его тёща» — в следующей главе.

Все было хорошо в семейной жизни Северуса Снейпа, кроме одного. Он не ладил с родителями жены.

Точнее, это они не ладили с ним.

Он был с ними вежлив, уважителен, доброжелателен, а когда жена просила его чем-то помочь им, он не отказывал. Он считал, что этого достаточно.

А у миссис и мистера Грейнджер были к нему претензии.

И он не мог не понимать, что, в принципе, эти претензии справедливы.

...

— Как вы могли, Северус? — сказала миссис Грейнджер на следующий день после их знакомства, когда они на какое-то время остались втроем без Гермионы. — Она моложе вас почти на 20 лет и вы были ее преподавателем!

Мистер Снейп счел, что родители жены имеют право задать ему такой вопрос, и объяснился.

Сказал, что встречаться с их дочерью они начали, когда Гермиона была уже взрослой самостоятельной женщиной, долго дружили, к браку подошли только к ее 28 годам (и его 47 в тот момент), и, кстати, эта поездка к ним — их свадебное путешествие, а его помощь в возвращении им памяти — один из его свадебных подарков Гермионе.

— Вы что, не могли помочь ей просто так, не затаскивая ее в постель и в брак? — недовольно спросил мистер Грейнджер.

— Не мог. Чтобы у меня получилось участвовать в процессе возвращения вам воспоминаний, — продолжал отвечать на расспросы мистер Снейп, — между мной и вами должна быть кровная или магическая связь. Моя магическая помощь стала возможна, только когда мы с Гермионой заключили магический брак и вы стали моими родственниками. Но поженились мы не из-за вас, наш союз основан на взаимных чувствах. Мы с Гермионой не мыслим жизни друг без друга.

Из-за того, что Северус Снейп старался отвечать на вопросы миссис и мистера Грейнджер как можно более обстоятельно, его речь звучала несколько официально и чопорно, и это подчеркивало разницу в возрасте между ним и его молодой женой, они казались людьми разных поколений. Мистер Снейп не замечал этого, а его теща и тесть очень даже замечали и неодобрительно покачивали головами.

Нельзя сказать, что Северуса Снейпа не смущало то, что Гермиона Грейнджер когда-то была его студенткой и что у них большая разница в возрасте.

Они об этом немало говорили с Гермионой, когда их отношения перешли из наставнических в дружеские, а затем в любовные. В конце концов Гермиона устала от его переживаний и сказала: «Мне нечего сказать тебе, Северус, кроме того, что я уже сказала! Не сваливай на меня, пожалуйста, свои комплексы, мне моих хватает! И, тем более, не сваливай на меня ответственность за твое решение быть со мной! Ты со мной добровольно, я не принуждаю тебя не то что жениться на мне, а даже спать со мной. Короче, реши сам, как тебе лучше, со мной или без меня, и сообщи мне об этом! А я пока поживу у себя, чтобы не мозолить тебе глаза и не капать тебе на нервы своей неуместной любовью!»

Северус Снейп трансгрессировал в дом Гермионы Грейнджер через полторы минуты после этой ее отповеди и хлопка её трансгрессии. Ровно столько ему понадобилось, чтобы осознать, что именно она сказала, и испугаться, что она ушла.

С тех пор они эту тему больше не поднимали.

Ночью после разговора родителей с ее мужем Гермиона немного поплакала в его объятиях, потому что родители и ей устроили подобный допрос, а она не смогла объяснить им, что Северус Снейп — исключительнейший человек, сильнейший волшебник и очень заботливый мужчина, и совершенно не имеет значения, сколько ему лет.

Родители жалели свою влюбленную девочку и еще сильнее косились на мистера Снейпа, который, по их мнению, воспользовался уязвимостью Гермионы.

...

Второй раз слова «Как вы могли, Северус?» он услышал, когда родители Гермионы прилетели в Англию в отпуск из своей Австралии и Снейпы отвели им весь второй этаж своего дома.

Там, в личном домашнем кабинете Гермионы, они увидели ее альбом со школьными фотографиями, и на паре из них был профессор Снейп собственной персоной — на уроке зельеварения и летящий по коридору Хогвартса в развевающейся мантии со своим обычным брезгливым выражением лица.

Фотографии сделал Колин Криви. Когда он погиб в ночь битвы за Хогвартс, гриффиндорцы разобрали его фото по несколько штук в память о Колине. Так у Гермионы и оказались школьные фотографии профессора Снейпа.

Миссис и мистер Грейнджер сложили дважды два и вдруг поняли, что их зять и есть тот самый преподаватель зельеварения, который когда-то заставлял плакать их дочку.

— Как вы могли, Северус? — говорил мистер Грейнджер. — Гермиона была такая хорошая, честная, старательная девочка, а вы ее оскорбляли! И вот вы сейчас сидите здесь с нами как ее муж? Вам не стыдно за свое поведение, мистер Снейп?

Ответить на эту претензию мистеру Снейпу было сложнее. Ему было стыдно, и он принес родителям Гермионы свои извинения. А потом, по их настоянию, и Гермионе.

Гермиона снова плакала ночью, потому что прилюдные принудительные извинения в ее адрес она сочла фарсом, и это ее оскорбило. Северус Снейп нежно обнимал жену, гладя ее по волосам и спине, и вздыхал от осознания, что ему в самом деле есть, чего стыдиться в своем преподавательском прошлом.

Он попытался спросить у жены, как так получилось, что она его простила за все, что он сделал ей плохого в школе. А она снова обиделась и сердито ответила, «а как ты смог полюбить вечно раздражающую тебя "невыносимую всезнайку, которая не умеет сдерживаться"?»

Они чуть не поссорились. И Северус гладил руки жены и уже совершенно искренне просил у нее прощения. А Гермиона дотронулась до его щеки, залезла ему подмышку и тоже долго вздыхала. Уснули они оба в ту ночь только под утро.

...

Третье «Как вы могли, Северус?» настигло мистера Снейпа, когда родители его жены вернулись жить в Англию.

Гермиона и Северус тогда купили им дом недалеко от своего, чтобы, когда Снейпы обзаведутся детьми, мистер и миссис Грейнджер могли общаться с внуками. На расширенном семейном совете из четырех человек было решено дом в Австралии не продавать, а дом в Англии купить, сложив сбережения Грейнджеров и Снейпов. Австралийский дом отдали в управление туристической компании, которая его обслуживала и сдавала туристам, а Грейнджеры получали арендную плату за вычетом разумных комиссионных, идущих туркомпании. Гермиона сама тщательнейшим образом вычитала договор с туркомпанией и сочла условия приемлемыми, а риски управляемыми.

Мистер Снейп гордился женой, когда она выдала родителям свой вердикт относительно договора и дала добро на его заключение. Ему нравилось, что его жена — очень умный человек.

Вскоре после переезда мистер и миссис Грейнджер съездили посмотреть на развалины своего старого дома, с которыми не удалось ничего сделать из-за наведенных на дом черных чар, и поняли, почему не получается продать землю, — на участке на всех, кто решался на него заходить, нападала смертная тоска.

В ближайший же выходной они пригласили дочь и зятя к себе.

— Как вы могли, Северус? — говорили миссис и мистер Грейнджер вместе, сидя за столом напротив него и Гермионы. — Вы были тогда, перед этой вашей войной, уже взрослым мужчиной, и ваш, как вы его называете, Орден Феникса состоял из взрослых волшебников, почему же девочка-подросток сама занималась спасением своих родных? Вы сами рассказывали, что наша Гермиона была одной из ключевых фигур в борьбе, почему не взяли на себя обеспечение безопасности ее семьи? И почему в этой войне вообще участвовали дети?

 Северус Снейп хотел сказать, что к тому моменту он уже не был в Ордене, но не сказал. Потому что на самом деле он был в Ордене — через портрет Альбуса Дамблдора, и примерно в то же время, когда Гермиона изменяла память своим родителям и высылала их в Австралию, он принимал активное участие в эвакуации родных Гарри Поттера.

Пожалуй, на эту претензию ему нечего было ответить. О родителях Гермионы Грейнджер в Ордене Феникса действительно никто не подумал.

И Северус Снейп принял эту вину на себя.

Что касается участия в борьбе детей, то что тут можно сказать? Историю Гарри Поттера и его друзей Гермионы Грейнджер и Рональда Уизли старшим Грейнджерам рассказывали неоднократно. Гарри Поттер должен был пройти свой путь, а с ним и те, кто оказался с ним связан. В том числе и Гермиона.

— Мама, папа, — сказала Гермиона, — была война, многое было странно и неправильно, мне не хочется в этом копаться, все же закончилось... Пожалуйста, не нужно!

— Нужно! — жестко ответил мистер Грейнджер. — Мы с матерью должны быть уверены, что ты в надежных руках!

— Нужно, дочка, — согласилась с мужем миссис Грейнджер, — мы сомневаемся, что ты сделала хорошую партию! Вы уж простите, Северус!

Мистер Снейп даже растерялся от этого заявления и обнял жену.

Он хотел язвительно заметить, что им, мистеру и миссис Грейнджер, придется смириться с тем, что их дочь замужем за ним таким неправильным, по их мнению, человеком, потому что развестись они с Гермионой не смогут, магический брак невозможно расторгнуть. Но остановил себя. Он считал, что даже мысль об их с Гермионой разводе недопустима. Он и Гермиона вместе, так есть и так будет, и никак иначе быть не может, точка.

Но тут Гермиона заплакала.

Северус Снейп прижал к себе жену крепче и сказал:

— Скажите, пожалуйста, чего вы добиваетесь? Я объяснился с вами по всем заданным вами вопросам, я принес вам извинения там, где не смог дать объяснений. Я далеко не идеален и, вы правы, не всем в своем прошлом я могу гордиться. Но в настоящем ваша дочь выбрала меня, и я счастлив, и стараюсь сделать счастливой ее. Но каждый раз после таких разговоров Гермиона плачет. А я не хочу, чтобы она плакала. Я знаю, вы не любите меня. И не обязаны любить. Но нападками на меня вы делаете вашу дочь несчастной. Пожалуйста, не надо так!

Он слегка повернул голову влево и прижался губами к волосам своей молодой жены.

Он больше ничего не говорил, а просто гладил жену по плечу свободной рукой.

Миссис и мистер Грейнджер смотрели, как их дочь успокаивается в руках этого очень взрослого мужчины, и понимали то, что на самом деле давно видели, но не хотели признавать. Их дочь уже далеко не девочка, она очень много лет жила одна, она живет в другом мире. И, похоже, в этом странном союзе она действительно счастлива, её муж, похоже, не только любит ее, но и уважает... И точно очень бережно к ней относится.

— Мистер Снейп, — спросил вдруг мистер Гренйджер, — вам там, на вашей войне, приходилось убивать?

— Да, — ответил лаконично Северус Снейп.

— И мне приходилось, — сказала вдруг Гермиона Снейп, распрямляясь и прикладывая салфетку к глазам, чтобы осушить слезы.

Миссис Грейнджер побледнела.

— Это было страшно, мама, — произнесла Гермиона, — я рада, что вам удалось избежать всего этого.

— Гермиона пережила очень многое, — сказал мистер Снейп, — и она очень страдала без вас после войны. Я рад, что мы смогли вас вернуть. Вы нужны вашей дочери.

— Мир? — мистер Грейнджер встал из-за стола и протянул зятю руку для пожатия.

Северус Снейп тоже встал и пожал протянутую ему руку.

— Ладно уж, живите... — проворчала миссис Грейнджер.

— Спасибо, мама... — и Гермиона снова заплакала.

Но на этот раз она улыбалась сквозь слезы.

Работа написана по заявке подписчицы Eva Marsh: «В эту серию вписался бы рассказ "Сева и тёща". (Если можно, то такой, с итоговым компромиссом, а не чтобы его под лавку загнали)».

Еще один сюжет по теме «Северус и его тёща» — в предыдущей главе.

Началось все печально.

У Гермионы умер отец.

Снейпы слетали в Австралию на похороны и задержались там на пару недель. К исходу этого времени стало ясно, что мама Гермионы не может оставаться одна. Гермиона и Северус наняли адвокатов вести дела, связанные с наследством, а также с продажей дома и стоматологической клиники, которую открыли на «зеленом континенте» родители Гермионы. И забрали миссис Грейнджер с собой в Англию.

Было решено, что если мама оправится и сможет жить самостоятельно, ей купят дом неподалеку. А пока она будет жить у них. Ну а если станет ясно, что миссис Грейнджер все же не может жить одна, они будут подыскивать большой семейный дом, желательно с садом.

Маме отдали весь второй этаж, перенеся супружескую спальню в старую комнату Северуса внизу, а Гермионин рабочий стол из ее кабинета в библиотеку, которая занимала чуть ли не половину первого этажа.

Стало тесновато и не очень удобно. Но Гермиона и Северус любили друг друга. И еще они понимали, что своих не бросают, поэтому раз так получилось, поживем какое-то время так.

Первые пару месяцев миссис Грейнджер проводила почти все время одна наверху, а Гермиона Снейп проводила вечера с ней. Северус Снейп относился к этому с пониманием. Он испытывал неловкость из-за того, что теща стеснятся выходить к обеду, сидеть в общей гостиной и использовать семейную стиральную машину.

Со стиральной машиной проблема решилась просто, они купили вторую небольшую машину и установили ее в санузле на втором этаже. А также оборудовали на втором этаже небольшой кухонный уголок, чтобы мама могла сама сделать себе чаю и что-то перекусить.

А вот с тем, что миссис Грейнджер стесняется зятя, они ничего сделать не могли. Северус старался быть уважительным, приветливым и заботливым, но не навязываться, и надеялся, что мама его любимой жены со временем расслабится и перестанет его бояться.

Гермиона очень ценила старания своего сурового немногословного мужа и после редких вечеров втроем, когда Северус старался улыбаться и разговаривать, позволяла ему хмуриться и молчать даже в постели. Она целовала его суровые губы, гладила пальцами его сдвинутые брови и соглашалась в такие дни обходиться без прелюдии. Тем более имитировать оргазм ей никогда не приходилось, Северус Снейп был очень хорошим любовником, даже когда обходился без предварительных ласк. Гермиона Снейп, в девичестве Грейнджер, считала, что они идеально подходят друг другу.

Как Снейпы и ожидали, постепенно миссис Грейнджер привыкла к очень серьезному и очень взрослому зятю, оценила его личностные качества и его трепетное отношение к ее дочери и стала спускаться к Северусу и Гермионе.

Они теперь нередко сидели в гостиной или библиотеке втроем.

В библиотеке каждый читал свое. А в гостиной либо мама рассказывала истории о Гермионе, когда та была маленькая, либо Северус и Гермиона развлекали ее магическими фокусами. То запустят патронусов прыгать и скакать вокруг нее. То наделают бабочек, то цветов. То превратят потолок в звездное небо. А на Рождество наколдовали множество магических существ и отправили их на елку, и они ползали и прыгали по зеленым ветвям. А в полночь в доме пошел снег, который растворялся в воздухе, не касаясь поверхностей и людей, и по комнате закружили ангелы, возвещающие благую весть.

Миссис Грейнджер была в восторге. Это был первый раз, когда она смеялась после гибели мужа.

— Гермиона, Северус, это чудесно! Просто волшебство какое-то! — воскликнула она.

— Мама, это самое обычно для нас с Северусом волшебство! — ответила Гермиона.

Хотя наедине, конечно, сказала мужу, что в это Рождество он превзошел себя.

На следующее утро миссис Грейнджер попросила:

— Вы же волшебники, вы наверняка много что умеете, и дом у вас наверняка волшебный! Покажите мне, пожалуйста, что вы еще можете и что волшебного в вашем доме?

И ей показали...

Бытовую магию.

Манящие чары.

Дезиллюминационные чары.

Чары неслышимости.

Путешествия через камин и трансгрессию.

Как дом впускает тех, на ком есть заклятие доверия, без ключей.

Как зарастают порез или царапина только от того, что Северус проводит по ним пальцем.

Как кашель и насморк проходят от одного глотка зелья, которое варит Северус.

— Это просто волшебно! Как вы это делаете? — каждый раз с восхищением восклицала миссис Грейнджер.

С тех пор она ходила хвостиком за дочерью и зятем, чтобы не пропустить ни одного момента, когда они колдуют.

А потом пришло время снова поехать в Австралию на несколько недель.

Миссис Грейнджер категорически не хотела возвращаться туда даже на день, слишком ей было больно вспоминать все, что связано с ее жизнью там: спонтанное переселение, которое тогда, казалось, принесло счастье, но потом, когда они узнали, что переезд был вынужденным и даже насильным, все померкло; их с мужем личное счастье, которое отдавалось сейчас в душе очень сильной болью; их успех в бизнесе, который больше не радовал, потому что тоже был когда-то на двоих...

Она оформила все нужные доверенности на дочь. И Гермиона полетела одна.

А миссис Грейнджер осталась с зятем.

И снова начала стесняться.

Северус же, поразмыслив, решил, что раз его теща-магла видит патронусов, то, может, она их и слышит? И когда сигнальные чары говорили ему, что мама жены дома, он отправлял ей патронуса с приглашением: «Поужинаете со мной, миссис Грейнджер?», «Пообедаете со мной, миссис Грейнджер?», «Посидите со мной?»

— Как вы это делаете, Северус?! — приходила в восторг женщина. И скучающий без жены мужчина объяснял теще, что есть такое заклинание, экспекто патронум, ему соответствует такое-то движение палочкой, а чтобы патронус передавал сообщения, нужно в конце сделать еще вот такое движение и четко внутри себя сказать, что хочешь передать.

Миссис Грейнджер достаточно точно повторяла движение рукой, Снейп улыбался ей, а она смеялась.

На третью неделю без Гермионы мама начала спускаться вниз сама, и у Северуса отпала надобность приглашать ее. Признаться, ему от этого стало легче, потому что он беспокоился, а не слишком ли навязывает теще свое общество.

Первый раз она спустилась приготовить зятю ужин. Северус Снейп был удивлен и благодарен.

В другой раз она протирала окна и жалюзи, когда Северус вернулся домой с работы. Он сказал:

— Зачем такие сложности? — сделал несколько пассов волшебной палочкой, и окна стали чистыми.

— Северус, как вы это делаете! — воскликнула теща.

Снейп, пребывавший в хорошем настроении в тот день, продемонстрировал ей, как с помощью магии можно убирать пыль со всех поверхностей, чистить потолки и стены, мыть пол.

К концу вечера гостиная и библиотека сияли чистотой, а миссис Грейнджер сияла от восторга.

В третий раз миссис Гренйджер спустилась в библиотеку, взяла художественную книгу с Гермиониных полок и села читать на диванчик, который установили специально для нее, как это было раньше, когда они были втроем, с Гермионой. У Северуса и у Гермионы у каждого было свое кресло, в которые никому нельзя было садиться, и для Снейпов было совершенно естественным, нормальным и правильным устроить в библиотеке свое место и для мамы.

Однажды в выходные Северус Снейп с тещей приводили в порядок небольшой задний дворик, красиво заросший травой и цветами. Гермиона не хотела, чтобы траву косили, ей нравились нежные дикие цветы, что росли среди травы, и Северус с помощью магии просто удалял высохшие стебли и соцветия. Заодно он покрасил забор, не используя ни краску, ни кисть. Потом, ухмыляясь, нарвал прямо во дворе цветов, и вручил букетик теще.

Она завороженно смотрела, как цветы подлетали к зятю, сами складывались в букет, и как букет потом подплыл к ней и лег ей в руку.

— Как вы это делаете, Северус! — удивилась, глядя на зятя с неизменным восхищением и уже без смущения, миссис Грейнджер.

Время шло. И Северус Снейп уже начал бояться радостной улыбки миссис Грейнджер и внутренне замирал, услышав одно только первое слово «Как...»

Но он был прекрасным окклюментом и любил свою жену, поэтому держался терпеливо и спокойно.

К тому же Гермиона уже завершила дела в Австралии и через несколько дней должна была вернуться домой. В принципе, она могла приехать раньше, но, обсудив это с мужем, решила посвятить несколько дней путешествию на Большой Барьерный риф в надежде, что раз она волшебница, она сможет увидеть кое-каких магических существ, обитающих на нем, а если повезет, то и пообщаться с ними. Северус, правда, взял с нее обещание, что она не полезет к ним в воду, Гермиона звонко и весело смеялась, давая ему это обещание.

Смех любимой женщины был так прекрасен, что хорошее настроение у Северуса Снейпа держалось уже третий день.

Однажды вечером мистер Снейп и миссис Грейнджер снова сидели в библиотеке — он в своем кресле, она на своем диванчике — и читали каждый свою книгу.

Северус вздохнул, закрыл книгу, поднял ее в руке в воздух, и она улетела на свое место в шкафу.

Миссис Снейп подняла глаза на зятя. Она наблюдала, как в руку Северусу приплыл бокал и сам собой наполнился водой, как Северус тронул бокал волшебной палочкой и вода окрасилась в цвет тыквенного сока, как он сделал глоток и удовлетворенно кивнул.

— Тыквенного сока, миссис Грейнджер?

Мама Гермионы улыбнулась.

— Как у вас это получается, Северус?

— Что именно?

— Терпеть мои постоянные вопросы и не раздражаться!

Мистер Снейп посмотрел на тещу очень серьезно.

— Вы член семьи, а к своим я очень лоялен.

А потом его губы дрогнули.

— Кроме того, — продолжил Снейп, — я узнал, что тот домик возле парка, что вам понравился, выставили на продажу, и через час мы с вами идем его смотреть!

— Ох, Северус! Гермиона говорила о вас как об очень саркастичном человеке, но я не верила! — проговорила, растерявшись, миссис Грейнджер.

И, помолчав, добавила:

— Вот как Гермиона это делает? Как у нее это получается? Принимать и любить вас таким какой вы есть? Как она вообще смогла найти вас такого, Северус?

— Какого, миссис Грейнджер?

— Волшебного... Вы мне нравитесь, Северус! Пойдемте пораньше, посмотрим как следует, что там есть вокруг дома! И все же... Как вы это делаете?!

— Визенгамот?! Гермиона, что произошло и почему я узнаю об этом не от тебя?!

Северус Снейп смотрел на ошметки громовещателя, прервавшего их ужин и возвестившего, что миссис Грейнджер-Снейп в связи с нарушением Статута о секретности и применением заклинания стирания памяти к маглу обязана послезавтра в 9 утра явиться на заседание Визенгамота, а до этого времени ей запрещается выходить из дома и использовать магию, за исключением каминной сети, связывающей ее дом и Министерство магии.

— Да блин же ж! — сказала Гермиона в сердцах и подала палочку мужу. — Прибери в сейф, а то еще на автомате воспользуюсь. Они наверняка на меня магические следилки навесили.

— Гермиона! Что случилось?!

Гермиона вздохнула.

— Мужик начал меня домогаться, ну я наслала на него обливиэйт. Никто не видел вроде. Но Министерство, оказывается, отследило.

— Не понял?

Гермиона, не заметив реплики мужа, продолжила, немного помолчавв:

— Теперь мне это надо представить как угрозу жизни. Но, блин, этих старперов в Визенгамоте разве убедишь, что когда к тебе пристают, — это угроза жизни? Половина из них сами постоянно к кому-нибудь клеятся и отказов не понимают. …Короче, ничего особенного, обычная история.

— Ничего особенного?! Обычная история?!

Таким раздраженным Северуса Снейпа Гермиона последний раз видела в школе, на 6 курсе, когда сгущались тучи и все были не в себе, а ему приходилось одновременно защищать и Драко Малфоя, за которым следил Гарри Поттер, и Гарри Поттера, которого ненавидел Драко, и это помимо работы преподавателем и шпионом и постоянных встреч с Темным Лордом.

Забавно, мелькнуло у Гермионы, когда я думаю и говорю о Волдеморте в связке с Северусом, я называю его, как его называли «свои», — Темный лорд. Ну надо же.

— О богиня, Северус, ты словно в параллельном мире живешь. Хотя… Конечно, в параллельном, ты же мужчина.

— Какое это имеет значение?

Гермиона шумно вдохнула и выдохнула. Обычно это означает, что она закипает.

— Это. Имеет. Ключевое. Значение. Северус. Снейп. Сто плетей по чужой спине не больно!

Северус Снейп даже слегка испугался от ее тона. «Так, сдай назад, не дави, она успокоится и объяснит тебе все потом!» — сказал себе.

— Ладно, дорогая, возможно, я в самом деле что-то не понимаю… Давай, ты просто сначала расскажешь, ну или покажешь, что случилось?

— Я бы лучше показала, но мне палочкой нельзя пользоваться…

— Я сам могу взять у тебя воспоминания. Просто сосредоточься.

Он тронул ее висок кончиком своей волшебной палочки и вытащил из ее головы вибрирующую и искрящуюся серебряную нить…

Омут памяти

Гермиона стоит на незнакомой Северусу улице магловского Лондона, смотрит то по сторонам, то в телефон.

Сзади к ней подходит какой-то магл. Судя по походке, он пьян. Останавливается очень близко от Гермионы, почти вплотную к ней.

«Какого хрена! Меня там не было! — Северуса Снейпа начала захватывать ярость. — Мерзавец!»

— Хотите ли вы, сударыня, чтобы я вас полюбил? — голос пьяного магла звучит деланно сладко и очень нагло.

Мужчина лыбится, немного вихляется, в лице отвратительное «и что ты мне сделаешь?»

«Что?! Да авадой его! Так, стоп, причем здесь вообще обливиэйт?» — Снейпу вдруг стало любопытно. В самом деле, какой-то странный выбор защитного заклинания!

Гермиона оглядывается, делает шаг назад.

На ее лице подчеркнутые скука и усталость. Смотрит на этого уличного прилипалу с ледяным презрением.

Северус Снейп поймал себя на странном ощущении, напоминающем дежавю. Вроде Гермиона так никогда не смотрит, почему же ее взгляд так до боли знаком? Может, и он что-то забыл? Как этот магл? Какую-то давнюю историю, произошедшую между ними?

Такая Гермиона ему не знакома, но… почему-то знакома. Что-то непонятное.

Гермиона достает волшебную палочку и направляет на магла:

— Я хочу, чтобы вы меня забыли. Обливиэйт!

И добавляет:

— И чтобы забыли, что такое эрекция и эякуляция.

…

Северус Снейп давно так не смеялся.

— Гениально! — еле выговорил он через смех, глядя на стоящую в дверях жену. — Это просто волшебно, Гермиона! Просто тупой обливиэйт! И оскопила гада!

— Попрошу! Мой обливиэйт — далеко не тупой! Я владею чарами памяти почти филигранно! Не обижай меня, муж!

— Я тебя обожаю!

Но каким бы прекрасным ходом ни признал Снейп ход своей жены, то, что к ней кто-то позволил себе пристать на улице, дико его злило, и ей в любом случае предстоял суд.

А еще его продолжали беспокоить слова «ничего особенного, обычная история»…

Когда Северус Снейп проснулся следующим утром, его жена сидела в постели с ноутбуком на коленях. Не глянув на него, буркнула «угу» в ответ на пожелание доброго утра, но все же протянула к нему руку и погладила его по бедру, ну хоть что-то.

Он, вздохнув, встал.

Когда позвал ее завтракать, она пришла на кухню с тем же ноутбуком.

Поела, не отрываясь от экрана, сказала «спасибо».

Он убрал со стола. Поставил рядом с ней кофе и вазочку с несладкими крекерами. Ее родители были стоматологами, и у нее с детства сформировалась привычка жить почти без сладкого.

Когда он заглянул на кухню попрощаться перед уходом на работу (Гермиона сегодня под домашним арестом, на работу не идет), она наконец посмотрела на него, подняв голову, и улыбнулась. Он наклонился и легко поцеловал ее в губы.

Вечером он застал ее уже в кабинете за столом с кучей распечаток чего-то («все же маглы весьма изобретательны, принтер — отличная штука», — подумал Снейп) и стопкой исписанных пергаментов.

— Расскажешь, что планируешь завтра делать? — улыбнулся он. Не может быть, чтобы все это было просто так и чтобы она не подготовилась к суду.

— Нет, не хочу сбиваться. Ты иди, поешь! Я уже скоро закончу, хочу тебя.

Он прижался губами к ее волосам и оставил ее с ее бумагами и пергаментами.

Но сам очень и очень волновался… Хорошо, что она не против секса, это поможет расслабиться.

Суд

— К сожалению, я не надеюсь, что уважаемый Визенгамот, — начала миссис Грейнджер-Снейп, когда ей предоставили слово в свою защиту, — значительную часть которого составляют мужчины старшего поколения, сочтут ситуацию домогательств к женщине угрозой для ее жизни, оправдывающей применение магии в присутствии маглов.

— Я бы могла привести данные исследований о том, что это так, — продолжила Гермиона, — но вы вряд ли примите эту информацию, потому что она магловская. Да, маглы исследуют темы сексуализированного насилия, а также относят к сексуализированному насилию не только прямое криминальное изнасилование, но и домогательства, которые, по сути, являются демонстрацией намерения принудить к сексуальному контакту. В волшебном же мире тема неуважения к телесной неприкосновенности женщин вообще как будто не существует, она вытеснена в сферу тщательно скрываемых и частных женских проблем.

Гермиона на мгновение замолчала.

— Поэтому я изначально не рассчитываю на снисхождение суда.

Зал охнул.

— Да, я применила к маглу заклятие стирания памяти, и, скорей всего, вы накажете меня за это, — голос Гермионы зазвучал жестче. — Мне очень жаль, что мой муж пострадает от этого… Он лишится меня, и если вы отправите меня в Азкабан, и если оставите дома, но ограничите для меня использование магии. То, что я сильная волшебница, значит для него не меньше, чем все остальное во мне…

Гермиона тронула рукой глаза. У Северуса Снейпа перехватило дыхание. Она плачет?

— Но как бы вы ни рассудили, я знаю, что у меня есть право на речь в свою защиту, и, уважаемый председатель, у вас нет права не дать мне высказаться! — она посмотрела в упор на Кингсли Бруствера, который было дернулся в ее сторону и хотел что-то сказать.

И продолжила:

— Мой муж переживет, что бы ни случилось, и останется со мной. Я в нем уверена.

У Снейпа вытянулось лицо. Что она задумала? Не просто же так она отвлекает внимание суда и зрителей разговором о нём, о её муже.

Она категорически отказалась обсуждать предстоящий суд дома, сказала, что все будет хорошо, она победит, если они там не совсем дураки, и потребовала, чтобы он не отвлекался от объятий и поцелуев.

Рита Скиттер даже приподнялась от нетерпения и от предвкушения того, как публика отреагирует на заголовок «Останется ли Северус Снейп с Гермионой Грейнджер после приговора суда?»

Луна Лавгуд, которая собиралась писать о суде в «Придиру», безмятежно улыбалась и с любопытством разглядывала Гермиону.

Председатель суда Министр магии Кингсли Бруствер хмурился.

Несколько пожилых волшебников ерзали на своих местах.

Часть волшебниц опустила глаза, часть напряженно смотрела на Гермиону Грейнджер-Снейп, сидящую в центре зала в кресле для подсудимых («Хорошо, что кандалы не надели» — подумали в начале заседания и она, и Снейп).

— Но огромное количество женщин, ежедневно попадающих в ту же ситуацию, что попала я, могут ее не пережить, — понизив голос, сказала Гермиона.

Зал замер.

Гермиона рассказывала, что, согласно исследованиям, постстрессовое расстройство после сексуализированного насилия развивается не реже, чем после военных действий. «А вы знаете, что такое война и какие она оставляет раны» — добавила она.

По залу пролетела волна вздохов.

Она говорила, что насилие — это не обязательно нежелательное травмирующее проникновение, оно может быть и бесконтактным. Домогательства, уговоры после четкого и ясного «нет», шантаж, просто приставания — это тоже насилие. Собственно, любое вовлечение женщины в сексуальный контекст — это проявление сексуализированного насилия в отношении нее. Да, не сексуального, а именно сексуализированного. Потому что это вовсе не про секс как таковой, а про использование сексуальности как инструмента в преступлении против личности.

На многих лицах в зале была растерянность.

— Я вижу, не все из вас понимают, о чем я говорю. Тогда скажу проще. Значительная часть мужчин почему-то считает, что имеет право на женские тела и на то, чтобы добывать из женщин то, что мужчины называют сексом. Но секс, — Гермиона улыбнулась, а по залу пробежали шепотки, — это результат взаимного влечения по взаимному согласию для взаимного удовольствия! Я не хотела того мужчину, который меня домогался. Как не хотела тех из вас, кто пытался зажимать меня в коридорах, кабинетах, лифтах Министерства. Не хотела, даже когда уступала… Прости, Северус, иногда ради спасения женщины уступают домогательствам. Просто если будешь сопротивляться, будет больнее или против тебя используют магию. А так… Он кончит, ты уйдешь и попытаешься сначала отмыться, а потом забыть. Но это было еще до того, как мы с тобой нашли друг друга, правда, Северус! Так вот, даже когда я уступала, это не было для меня сексом. Я просто спасала себя. Шла по пути наименьших рисков для себя. Как и многие другие женщины.

Сначала снова тишина, потом ропот.

«Шоковая терапия! Это хорошо!» — подумал Снейп. Он любил свою жену давно и преданно, но сейчас с каждой минутой она нравилась ему все больше и больше. Хотя, конечно, ему было неприятно слышать, что она занималась сексом с кем-то из тех, кто сидит сейчас в этом зале. «Впрочем, — поправил он сам себя, — не сексом. Когда ты не хочешь или когда тебя не хотят, — это в самом деле не про секс. Она, конечно, права, секс по принуждению — не секс, а... принуждение. И, возможно, да, насилие». Но он все равно ею гордился — такой бесстрашной, такой сильной, такой умной. Он искренне считал, что ему повезло с женой. И, да, такое может случиться с любой женщиной, она и в этом права... И что скрывать, он знает, что с другими женщинами такое случается регулярно.

Но чтобы с Гермионой, с его женой?!

Гермиона перевела дыхание. Она начала волноваться, а ей еще надо рассказать, что сексуализированное насилие бьет по самому базовому в женщине — по ее жизненности, цельности, чувству безопасности, и очень часто оставляет такие последствия, что без помощи не скорректируешь. А помощи женщинам, пережившим насилие, в магическом мире нет… И надо снова вернуться к мысли, что домогательства — это тоже насилие. Оно бьет по тому же — по безопасности, цельности. Надо повторить, что домогательства — это высказанное намерение принудить к нежелательному сексуальному контакту, то есть изнасиловать. А кто лучше, чем волшебницы и волшебники, понимает, как много значит намерение.

— А теперь судите меня, — сказала Гермиона после очередной паузы, вызванной оглушающей тишиной в зале.

Северус Снейп тоже замер. Сравнить домогательства с непростительными заклятиями, в основе которых лежит именно намерение — подчинить, причинить боль, лишить жизни... Это было страшно даже ему — человеку, который не раз подвергался пыточному заклятию и не раз сам применял заклятие подвластия, и даже убивающее проклятие.

— Каким бы ни был ваш приговор, он все равно вряд ли будет справедливым, — негромко проговорила Гермиона Грейнджер-Снейп, зная, что её услышат, даже если она перейдёт на шепот. — К сожалению, я не жду справедливости от суда, в котором так мало женщин и в котором как минимум четверть судей хотя бы раз пыталась склонить меня к половому акту ненужными мне ухаживаниями или пугающей, разбивающей душу грубостью. Вы, почти каждый из вас, то и дело сами домогаетесь женщин… Понятно, что вы будете до последнего убеждать меня и всех, что никакой угрозы моей жизни не было, когда я вынуждена была применить магию для своей защиты.

Председатель Визенгамота в предупреждающем жесте поднял руку.

— Я еще не закончила! У меня есть еще три минуты! — жестко сказала Гермиона. В зале кто-то засмеялся. «Как ты стала похожа на Снейпа!» — прозвучал голос Луны Лавгуд.

«Так вот оно, мое дежавю! — усмехнулся Снейп. — В зеркале себя не узнал!»

— Да, — уверенный и подчеркнуто усталый голос Гермионы прервал смешки, — каждой женщине необходимо иногда косплеить профессора Снейпа. Мы, женщины, составляем половину магического сообщества, и пусть лучше нас боятся, чем насилуют. У меня все, господин Министр!

Она нашла глазами мужа и улыбнулась ему.

Северус Снейп поднялся с места и начал аплодировать. Он знал, какое это произведет впечатление, и надеялся, что молодая часть зала, — его бывшие ученики, которые до сих пор по привычке боятся и слушаются его, — присоединится к нему. А ему надо было сделать что-то такое, что превратит настороженность публики и судей в восторг.

Так и случилось.

Весь зал вслед за ним взорвался аплодисментами. Защелкали вспышки фотоаппаратов. Репортеры рванули в центр зала.

Северус Снейп был доволен. Такого, чтобы репортеры бежали к подсудимому до оглашения приговора, еще не было. Не зря Гермионе прочат высокое место в магическом сообществе, она прирожденный общественный деятель. «Общественная деятельница», — поправил он сам себя, Гермиона сказала бы именно «деятельница».

…

Когда она после выходных пришла на работу, ей сказали, что ее ждет Министр магии.

— Привет, Грейнджер. Не хочешь взять на себя курирование женского вопроса?

— С чего бы? Почему ты мне это предлагаешь? — с насмешливым удивлением просила Гермиона Грейнджер-Снейп. Она еще не успокоилась после суда и была зла на всех, кроме мужа. И даже не старалась это скрывать.

— Буду с тобой честен и откровенен. Мне к следующим выборам нужен лояльный электорат. А женщины, как никак, составляют половину электората. И вот еще, Рита Скитер хочет взять у тебя интервью. Не переживай, вычитывать интервью перед публикацией буду лично я. А после публикации объявим о твоем назначении.

Сказав это и не дожидаясь ответа, Бруствер встал и отошел к окну. Махнул рукой Гермионе — подойди.

Когда она подошла, проговорил негромко:

— Прости, что я… Что был к тебе когда-то... не очень уважителен… некорректен... Мне бы хотелось, чтобы в интервью не звучало никаких имен.

— Покупаешь мое молчание должностью, Кингсли?

— Нет, покупаю лояльность женской части магического сообщества тем, что приближаю к себе такую умную колдунью.

Улыбнулся.

— И не хочу, чтобы ты возглавила оппозицию! Ну, что скажешь?

1.

Если честно, Северус Снейп женился, просто потому что так сложилось. Она была красива, умна, с ней было интересно общаться, она всё чаще оставалась у него на ночь и на выходные, в доме становилось всё больше ее вещей. И однажды он сказал: «Оставайся насовсем!» И она осталась.

Потом ему надоело, что ему тычут в нос, что он портит ей репутацию, и он предложил ей пожениться. И она согласилась.

Он сказал: «Это теперь твой дом!» — и расслабился.

По вечерам и по выходным они разговаривали, читали, занимались магией, если было время. Когда хотелось, занимались сексом. Готовили и убирались, как придётся, но в доме так или иначе было терпимо и еда была всегда. На продукты скидывались, одежду каждый покупал сам себе.

И всё вроде хорошо, живи и радуйся.

Но с ней то и дело что-то случалось.

То она заболеет.

То уделает кровью всю постель.

То ввяжется в конфликт на работе и потом полночи плачет.

То однажды умчалась на выходные присматривать за ребёнком Лонгботтомов, когда этот неуклюжий Невилл попал в Св.Мунго, а его полоумная Луна бывшая Лавгуд сутки сидела у его постели в больнице.

Он не понимал, почему нельзя без этого всего?

А ещё ей постоянно что-то нужно.

То она поменяла на кухне всю посуду.

То накупила на кухню же какой-то магловской техники.

То установила в библиотеке штуковину со странным названием «климат-контроль».

То переоборудовала под свой кабинет гостевую спальню, которой лет так сто или двести никто не пользовался. «Мне жизненно необходим свой кабинет, Северус!», — сказала она. Он вздохнул и поинтересовался, сколько с него. Она сунула ему смету. Он поморщился и, не глядя на её расчёты, переспросил: «Сколько с меня?» Она назвала ему сумму и добавила, что с него половина. Он оплатил всё.

Потом ей понадобился ремонт в ванной комнате.

Потом ландшафтный дизайн во дворе дома.

Она забрала у Уизли своего рыжего котомонстра, а в углу спальни поселила пальму в ведре. «Это не пальма, это драцена!» — поправляла она его, но ему было безразлично, что это за дерево.

В отпуск она хотела путешествовать, а на Рождество наряжать дом и класть подарки под елку.

А он хотел просто жить. Разговаривать с ней по вечерам и по выходным, читать, вместе колдовать, а также заниматься сексом, когда есть настроение.

Но так не получалось. С ней все время что-то происходило и она все время что-то хотела.

И однажды он решился и сказал, что им стоит какое-то время пожить отдельно, потому что он устал от того, что его семейная жизнь состоит из одних только беспокойств и проблем.

Она не ответила ничего. Просто повела волшебной палочкой.

Он наблюдал, как со всего дома слетаются ее вещи и упаковываются в ее неизменную маленькую сумочку, расшитую бисером, и думал: «Какая же она талантливая волшебница!»

А потом она очень внимательно посмотрела на него и исчезла.

Первой его мыслью после этого было: «Она научилась трансгрессировать бесшумно!»

Второй его мыслью было: «Из дома же нельзя трансгрессировать, как у нее получилось, ох, сильна!»

А вместо третьей мысли наступила оглушающая тишина. Он понял, что произошло.

Она ушла.

Молча.

Он сказал, что устал, и она, как всегда, ушла.

Она всегда давала ему возможность побыть одному, когда он уставал, и он ценил в ней это.

Она никогда не приставала к нему с расспросами, когда у него было что-то не так. И для него это было важно. Справившись с задачей, он сам рассказывал ей, что его беспокоило, и она всегда его внимательно слушала.

И, кстати, она никогда не давала непрошенных советов, но когда он говорил, что хочет с ней кое-что обсудить, она высказывалась четко и метко. Он доверял ее мнению и был благодарен ей за то, что она умеет не быть навязчивой.

Она никогда не оспаривала его решения. Однажды он заметил это ее качество вслух, и она ответила, что раз он принял такое решение, значит, оно взвешенное и продуманное. Но если она с чем-то не соглашалась, она так и говорила: «Я не могу с этим согласиться!» — и высказывала свои доводы. И он эти доводы обдумывал, и мог изменить свое решение. Он считал, что это правильно — учитывать мнение жены.

В этот же раз она не сказала «я не согласна с тобой, Северус», а просто молча собралась и ушла.

И Северус Снейп не знал, что ему теперь делать.

Прошло несколько месяцев.

Он столкнулся с ней в Министерстве магии и с изумлением увидел, что у нее округлился живот.

— Это мой ребенок? — спросил без предисловий.

— Нет, — ответила она.

Он развернулся и ушел.

Чуть не запил со злости и с горя.

Но удержался.

Через несколько дней к нему пришел ее адвокат, и он подписал все документы на развод.

А со следующего учебного года уехал в Хогвартс, преподавать. Не выезжал из школы даже летом.

Был уже не так раздражителен, как раньше. Но равнодушный ко всему профессор Снейп пугал учеников не меньше, чем когда-то язвительный.

И только когда через 11 лет заметно постаревшая профессор МакГонагалл, держа в руках тоже не помолодевшую распределяющую шляпу, произнесла «Лора Северина Грейнджер-Снейп», он понял, как сильно тогда обидел Гермиону.

Так сильно, что она решила, что он не заслуживает дочери.

Шляпа распределила девочку на Ровенкло.

Когда Лора встала с табуретки, он подошел к ней, взял ее за руку и отвел к столу ее факультета, сказав ей негромко:

— Рад познакомиться, дочь!

Они не дружили с девочкой, то есть она ничего не рассказывала ему о своей жизни. Но он прикрывал ее перед другими педагогами и помогал ей с домашними заданиями и экзаменами, а перед походами в Хогсмид и перед каникулами неизменно вручал ей мешочек с галлеонами. А когда ей исполнилось 17 лет, на магическое совершеннолетие, подарил ей ключ от сейфа в волшебном банке Гринготтс, открытого на её имя, в который он ежемесячно с момента ее поступления в Хогвартс откладывал значительную часть своей профессорской зарплаты и все доходы от продажи зелий.

На выпускной в Хогвартс были приглашены родители.

Он с волнением наблюдал за бывшей женой, а когда начались танцы, где преподаватели должны были танцевать с выпускниками и их родителями, он подошел к Гермионе и молча протянул ей руку.

Во время танца они не сказали друг другу ни слова.

Когда праздник закончился, он молча пошел проводить бывшую жену и мать своей уже взрослой дочери в Хогсмид.

За воротами школы отвел ее в сторону от других людей, взял ее руку и прижал к своей щеке.

Спросил:

— Могу я вернуться домой?

Не ответив, Гермиона утянула его в трансгрессию.

2.

Они приземлились в ухоженном дворе светлого дома. Светящиеся окна выглядели очень уютно.

Не отпуская его руку, Гермиона пошла к дому.

Прямо от дверей крикнула:

— Эй, семья! Смотрите, кого я привела!

На ее голос появился молодой стройный мужчина с густыми светлыми короткими волосами, в шортах до колен и в майке, выскочили двое детей-двойняшек лет 6-7, показалась и остановилась в стороне пожилая пара.

— Знакомьтесь! Это отец Лоры, мистер Снейп! Северус, это мои родители, мой муж и моя малышня! Проходи!

Дети рванули к гостю и загалдели:

— А вы в Хогвартсе детей учите? А можно поехать посмотреть Хогвартс? А мы будем в Дурмстранге учиться, как папа! А вы были в Дурмстранге? А почему вы раньше к нам не приходили? Приходите к нам, а то нам обидно, что у Лоры два папы, а у нас только один! А правда, что вы темный колдун и зелья умеете варить?

Муж Гермионы подошел к Снейпу, отодвинул аккуратно малышей, протянул ему руку для пожатия.

— Рад видеть, Лора о вас рассказывала! И спасибо, что помогали ей по учебе и финансово. Для девочки хорошее образование — это очень важно! Благодаря вашему участию мы можем выстроить более качественный образовательный маршрут для Лоры. У нас все продумано и просчитано, но Лора перед университетом хочет в Европу на год поехать, это было бы здорово, а без вашего подарка ей на совершеннолетие мы сами потянули бы только пару месяцев. Может, зайдете на днях, обсудим? Кстати, послезавтра у нас ужин в честь Лоры, все-таки окончание школы — это не фестрал чихнул. Мы вас приглашаем!

Мужчина смотрел на него доброжелательно. А Снейп, ошарашенный приёмом, отмечал: молод, хорошо сложен, глаза серо-голубые, стоит ровно и свободно, взгляд открытый.

Перевел взгляд на место, где были родители Гермионы. Они ушли.

Глянул на детей: хорошо одеты, веселые, жизнерадостные.

И дом светлый, чистый, и так здесь приятно находиться...

Сказал:

— Спасибо, приду! Сейчас мне надо вернуться в школу, но я приеду вместе с Лорой на Хогвартс-экспрессе послезавтра, если вы не против. Рад встрече...

Гермиона уже обнималась с детьми, поэтому проводить его во двор, откуда можно трансгрессировать, вышел ее муж.

Снейп спросил:

— Что мне принести к столу?

— Да ничего не надо! Разве что... Гермиона и Лора любят рассказывать, какая вкусная выпечка в Хогвартсе. Нас в Дурмстранге десертами не баловали. Так вот, малыши мечтают попробовать пирожные от хогвартских домовых эльфов. Если привезете, они будут счастливы.

— Конечно, привезу.

Снейп ждал, что ему что-нибудь скажут про Гермиону, про то, как он с ней поступил, но нет. Мужчина наедине с ним смотрел так же открыто и спокойно, как при жене и детях.

Снейп пожал ему на прощание руку и трансгрессировал.

Когда под утро, после патрулирования школы, добрался до своих комнат, хотел напиться. Но отставил бутылку.

Зажег камин, и глядя в огонь, думал, как повезло его дочери с матерью и как не повезло ему в его жизни...

Северус Снейп в принципе не мог представить, что это может быть за колдовство, когда Гарри Поттер написал ему, что ему удалось вернуть свою мать и что они вместе хотят навестить его. Желательно до того, как выйдет посвященный ей спецвыпуск «Ежедневного пророка».

Поттер писал, что мама не держит на него зла, что за годы в ином мире она много что обдумала и поняла и что она вспоминает о нем как о друге, несмотря на то что они нехорошо расстались.

Под письмом этого уже не мальчишки была приписка ее почерком: «Сев, я, правда, хочу с тобой встретиться, а если получится, то и поддерживать отношения. Лили».

Северус Снейп растерялся.

Показал письмо Гермионе.

Увидел, как она расстроилась, и растерялся еще сильнее.

— Дорогая, если тебе это неприятно, я откажусь от встречи...

— Да нет, встреться! Ты же сам понимаешь, что это нужно! Я не ревную, если ты об этом, и вообще не на тебя обиделась, а на Гарри. Он ничего не сказал мне!

— Может, боялся, что ты будешь его отговаривать от рискованного предприятия?

— Может. Но, понимаешь, он написал, что они хотят навестить тебя, а не нас... Словно ты не женат.

Он обнял жену и согласился, что да, это некрасиво.

Подумав, Снейп согласился. В конце концов, магическое сообщество маленькое, им предстоит в любом случае иногда встречаться. Так что...

Написал, что ждет Поттера и Лили у себя дома завтра в 10 утра, где мы с Гермионой живем, знаете.

Он был убежден, что встречать Поттера и его мать они с женой должны вместе.

Но, видимо, Гермиона очень сильно обиделась, так что убедить ее не уходить из дома он не смог.

...

Почему он ждал, что Лили вернется такой, какой погибла? Молодой, стройной, ясноглазой, рыжей и длинноволосой?

Рядом с Поттером стояла невысокая крепкая женщина его лет и улыбалась незнакомой ему улыбкой. Она покрасила волосы и сделала короткую стрижку. И такую ее он не узнавал.

Нет, это была она. Явно она.

Но это была не его Лили.

Поттер воспринял его стеснительность по-своему, слегка улыбнулся, отпустил руку матери и отошел в сторону, делая вид, что рассматривает растения в саду своего бывшего преподавателя зельеварения.

— Ну привет, Сев! — засмеялась Лили и обняла его.

Он неловко приобнял ее в ответ и пригласил в дом.

Говорила в основном она. И в основном о том, каким прекрасным вырос ее сын.

Задавала вопросы. Самые обычные, простые. Как живешь, чем занимаешься, где работаешь, не женился? Женился?! А дети есть?

— А сын тебе не рассказал?

Он по-хозяйски предлагал чай, кофе, вино, закуски. Накормил обедом.

Провел ее по саду, когда она им заинтересовалась.

О том, как именно она вернулась, спрашивать не стал. А сама она не рассказывала. Он решил, что прочитает в «Ежедневном пророке».

Под вечер она ушла в парной трансгрессии с сыном. На прощание снова его обняла, тепло сказала, что была так рада встретиться.

На следующий день он отправил с почтовой совой ей и Поттеру записку с благодарностью за встречу. И одновременно получил записку от них — часть записки почерком Поттера, часть ее.

Больше они к нему не приходили. Не просились в гости. А он и не приглашал.

Никакая память прошлого не стоит того, чтобы рисковать отношениями с молодой, красивой, умной женщиной, которая его полюбила и вышла за него замуж.

...

Но нет-нет, да ему приходила в голову мысль, а как бы он поступил, если бы Лили вернулась такой, какой он ее последний раз видел и помнил, и сказала, что хочет быть с ним...