Сила любви на дне рождения (гет)

Прошёл год со дня битвы за Хогвартс и гибели Волан-де-Морта.

Для Джиневры Молли Уизли этот год был очень насыщенным: она окончила Хогвартс, стала членом единственной состоящей из женщин квиддичной команды "Холлихедские гарпии", переехала жить в отдельный от своей семьи дом и... рассталась с Гарри Поттером.

Сейчас, вспоминая о тех событиях, она понимала, что всё шло именно к такому результату: она преодолела свою детскую влюблённость в Гарри, затем приняла вспыхнувшие с его стороны чувства к себе, а потом они оказались разделены миссией, возложенной на Гарри Альбусом Дамблдором. Расставаться им обоим было тяжело, всё же Джинни всегда мечтала создать семью с Гарри, а сам Юноша-который-победил сейчас находился в депрессии после потери стольких дорогих ему людей и нуждался в поддержке. Но он сильный, он справится и сам. А вот Джинни помочь ему не сумеет.

Именно такие мысли, наверное, роились в голове Джинни, когда она покинула дом на площади Гриммо. Впрочем, Гарри никогда особо не понимал женщин и не мог с уверенностью говорить об этом. Но Гарри хотел верить, что его предположения верны и истерика, ставшая реакцией на требование Гарри оставить его в покое, через год будет восприниматься девушкой именно так.

У самого Гарри Поттера был лишь один план: отдохнуть от ноши, сброшенной наконец с его плеч, и предаться скорби о тех, кто погиб по его вине. И лучше всего сделать это в одиночку, дабы никого не тревожить. Ну, как в одиночку? В компании бутылки вина. Или двух. Нет, он не собирался уходить в запой, ведь где-то есть его крестник, Тедди Люпин, оставшийся с бабушкой. Но им стоит дать месяц-другой.

Приказав Кикимеру никого не пускать в дом, Гарри отправился к винному погребу. Он был так сосредоточен на своих мыслях, что не услышал тихих слов, полных укора: "Глупый хозяин. Кикимер не даст ему зачахнуть".

Погреб он открыть не сумел. Кикимер, глупый домовик, верно, спрятал ключи, а сам запропастился куда-то и не является на зов! Ну ладно. Погреб можно открыть не только ключами. Гарри достал палочку...

— Какое же заклинание ты решил использовать? Алохомора не поможет, — раздался за его спиной такой знакомый голос.

Гарри обернулся. Перед ним, положив руки на пояс, стояла его лучшая подруга Гермиона Грейнджер. На её ногах были шерстяные тапки, подарок Молли.

"Вот почему я не услышал её", — подумал Гарри. Но вслух спросил:

— Как ты сюда попала? Я запер дом и заблокировал камин.

— Твой эльф беспокоится о тебе больше тебя самого, — не меняя тона ответила Гермиона. — Он решил игнорировать твой приказ и привёл меня сюда. Кстати, ключ не ищи: миссис и мистер Уизли, узнав о твоих планах напиться, отобрали ключ у Кикимера и спрятали то ли в саду, то ли в сарае Артура.

Гарри вздохнул.

— Ты мне не рад? — спросила гостья.

— Рад, но... — Она ведь не примет его доводов, что ему нужно побыть одному, погрустить, попьянствовать. Будет его укорять, прямо как Джинни. Ещё раз взглянув на её ноги, он придумал отмазку: — Мне неловко перед тобой. Противный эльф тебя так напугал, что ты не смогла толком собраться.

— Я надела их уже здесь, — пожала Гермиона плечами. — Решила присмотреть за тобой. Ты ведь даже в доме в беду попадёшь. — Она обезоруживающе улыбнулась, и Гарри понял, что побыть одному не получится — он не сможет её прогнать.

Шли дни. Гермиона окружила Гарри заботой: она следила за тем, чтобы он не пропускал приёмы пищи, не подходил к винному погребу, лечила его, если простужался или подхватывал где-то серьёзную заразу. И, что для Гарри было удивительно, не вмешивалась в остальном в его жизнь. Парень горевал, как и хотел, но в депрессию не провалился. А как в неё провалиться, если все мысли занимает поведение подруги? Гарри казалось, что она ведёт себя странно: часто долго смотрела на него не отрываясь, пыталась при нём казаться весёлой и собранной, хотя Гарри видел, её что-то гложет. Поразмыслив над этим, Гарри пришёл к следующему выводу: подруга переживает за родителей. Сумеет ли она вернуть им память, простят ли они её. Ведь Гермиона Грейнджер предпочла семью другу.

Гарри мысленно обругал себя. Зациклившись на своих утратах, он забыл, что не он один понёс потери в этой войне.

Следующим утром Гарри подловил Гермиону.

— Прости меня, — прошептал он. — Я — идиот. Я вёл себя абсолютно эгоистично.

— О чём ты? — Удивлению Гермионы не было предела. Но Гарри не дал ей договорить, а вывел за дверь и повёл в один из парков.

Жизнь в доме на Гриммо, двенадцать налаживалась. Теперь обеды Гарри и Гермионы проходили не в напряжении, а в веселье; теперь они не закрывались в четырёх стенах, а регулярно гуляли по парку или городу.

Гермиона пыталась заманить его в гости, но Гарри отказался.

"Не удивительно, — думала она, — прошло слишком мало времени, и Гарри ещё не пришёл в себя. Что ж, давить на него не надо".

Что Гермиону удивило, так это его предположение о причине её грусти.

"Глупый! — думала Гермиона. — память родителям я не стирала. Но не говорить же ему, что я с ними поссорилась и они эмигрировали в Австралию насовсем. Он бы вновь корил себя".

Помимо всего прочего, она начала замечать взгляды, что направлял на неё Гарри. В её груди при этих взглядах поднимался трепет.

Оглядываясь назад, она отчётливо понимала, что была влюблена именно в Гарри. В Гарри, с которым прошла столько опасностей, который всегда был с ней рядом, который делил с ней горе и радость. Но юной, неопытной в отношениях девушке льстили неуклюжие знаки внимания, оказываемые рыжим другом, и она приняла мимолётную симпатию за любовь.

Их отношения с Роном закончились ссорой вскоре после битвы за Хогвартс. К её удивлению, семья Уизли поддержала не Рона, а её, Гермиону. Что послужило этому причиной, девушка не знала, а спрашивать остереглась.

Наступило тридцать первое июля. День рождения Гарри.

Именинник ещё накануне предупредил Гермиону, что приглашать никого не собирается.

— Ну, тогда отпразднуем вдвоём, — меланхолично ответила она.

Гарри согласился. Она всегда будет самой желанной гостьей на всех праздниках Гарри. Только она всегда безоговорочно ему верила, только она не покидала его. Гермиона Грейнджер целый месяц присматривала за ним, кормила едва ли не с ложечки, следила за его здоровьем и — пусть невольно — вынудила покинуть этот старый и мрачный дом.

Он бы соврал самому себе, если бы сказал, что не любит её. Любил, очень сильно любил. Гарри не знал, когда это началось — может, на третьем или четвёртом курсе, может, в палатке, а может, в момент их самой первой встречи. Но до этого момента он не осознавал этого столь чётко. Он не мог представить себя без неё, любил всем сердцем. Может, о такой любви говорил старый Дамблдор? Гарри не знал. Но он не решался признаться Гермионе — боялся, а чего — не понимал и сам.

Он проснулся в три часа ночи от звуков возни на кухне. Рефлексы дали о себе знать, и Гарри, схватив палочку, ринулся на кухню.

Его глазам предстала следующая картина: столик был заставлен ингредиентами для теста и начинки, пахло слегка подгорелыми коржами, а Гермиона пыталась разровнять крем на кривоватом шоколадном тортике. Подруга, услышав его шаги, подняла расстроенное лицо.

— Гарри, ты не переживай, — протараторила она. — Я испеку новый, и мы с тобой...

Договорить она не смогла. Гарри улыбнулся, прошёл внутрь и, волшебством разлив чай, усадил её за стол. А затем, шокировав Гермиону, зачерпнул ложной недоделанный торт и отправил ее себе в рот.

— Ерунда, — сказал он. — Пока ты рядом, для меня всё будет сладким. Особенно приготовленное тобой.

Глаза Гермионы расширились, а Гарри, не дав ей опомниться, поцеловал её в губы.

Слова "Я тебя люблю" вырвались у обоих одновременно. Они рассмеялись.

— И что теперь? — спросила Гермиона.

— А теперь мы будем пить чай, праздновать, появление на свет нашей пары, — улыбнулся в ответ Гарри. — А потом — жить и радоваться жизни.

Они сидели рядом, говорили обо всём на свете, и подгоревший торт казался им лучшим лакомством.