Выбор сердца (гет)

Серебристый патронус-лебедь молча зависает передо мной в воздухе, взмахивает крыльями и тает.

Что ж, не буду делать вид, что не ждал вестей от неё сегодня. В конце концов я точно знаю, чем занят сейчас её муж: поджигает магловские дома, круциатит мужчин и делит с другими магами женщин. Люциус выбирает самых красивых, Фенрир — тех, что помладше, Долохов предпочитает полных, остальных разбирают Пожиратели рангом ниже.

Дорезаю корень мандрагоры до конца, откладываю нож и накрываю котлы стазисом. Извини, Поппи, но зелья придётся подождать.

Почему именно она? Среди её достоинств я мог бы назвать такие, как нерыжие волосы, незелёные глаза и полное отсутствие ожиданий от меня. Я не помню, как это началось (я вру).

Её кожа белая-белая, ни веснушек, ни шрамов. Одиночные тёмные родинки словно расставлены кистью. Я кусаю бледно-розовый сосок, и Нарцисса раздражённо шипит, впивается ногтями в моё плечо. Усмехаясь, наслаждаюсь своей работой: мраморная Галатея ожила, набухший сосок краснеет от прилившей крови. Я мну её грудь, привычно игнорируя чары гламура под сердцем. Когда-то она приказала мне "не сметь", и я не трогаю этот участок. Что там, змея, обернувшая череп, или имя первого возлюбленного? Я сохраняю за чужой женщиной право на тайны.

— Пожалуйста, Северус, — задыхаясь, шепчет она.

Понятия не имею, о чём она просит.

Но шепчу: "Сейчас, сейчас", как будто успокаиваю вставшего на дыбы единорога. Где я и где эта незапятнанная злом невинность.

Как точен её профиль, как деликатны черты лица, как чиста её кровь. Нарцисса Блэк. Белый цветок на чёрном сморщенном дереве древнего рода, искорёженном и иссушённом безумием. Трахая её, я трахаю их всех. Она лежит подо мной, прикрыв глаза, и сладко стонет, когда я вбиваюсь в неё. Кончаю внутрь, изливаясь толчками. Её тело бесплодно после рождения Драко — как удобно. Я почти не испытываю отвращения к себе, в моей пожирательской душе с двойным дном давно осталось только раскалённое жерло, переплавляющее любые чувства в ненависть.

Ложусь рядом, нам не о чем говорить. Она водит пальцами по моей груди, обводя шрам от Секо. Ей хочется тепла и нежности, но перед ней живое свидетельство: не все дуэли можно выиграть.

* * *

Она стоит передо мной на коленях — на грязном полу дома в Тупике Прядильщиков — и целует мою руку. Молит меня беззвучно, одним взглядом ещё несломленной гордой женщины.

— Я постараюсь, — вырывается у меня, и в её серые глаза возвращается жизнь.

— Если ты будешь рядом с ним, защитишь его... Северус, ты можешь поклясться мне? Ты дашь Непреложный обет?

— Непреложный обет?

Где-то рядом изгаляется Беллатриса, но всё моё внимание сконцентрировано на ведьме передо мной. Она могла бы попытаться вернуть милость Тёмного Лорда, даже предложить себя ему (нет, кого я пытаюсь обмануть?), она могла бы бросить все усилия на то, чтобы вызволить Люциуса из тюрьмы, она могла бы взять сына и бежать из страны. Из всех возможных вариантов она выбрала просить о помощи меня. Это льстило бы чуть больше, если бы почти наверняка не стоило мне жизни.

Тихо отвечаю:

— Конечно, Нарцисса, я принесу Непреложный обет.

Я встаю на колени рядом с ней и беру её за руку.

* * *

Она тянет меня в комнату, её пальцы судорожно сжимают чёрную ткань моей мантии, она словно торопится. Прижимается ко мне, дрожа, как же колотится её сердце! Глупая женщина, ты уже меня поймала, повязала Непреложным обетом — чего теперь ты боишься, почему трепещешь? Она смотрит мне в глаза с вызовом, гордо задрав свой точёный блэковский подбородок, а затем тянется за поцелуем. И я позволяю себя целовать — исступлённо, отчаянно, столько, сколько ей нужно, чтобы насытиться мной.

Нарцисса не останавливается, и я решаю отпустить контроль. Зарываюсь руками ей в волосы, как мне хочется, тяну её к себе, немыслимо близко. Она наконец отпускает мою мантию и возится со шнуровкой своего алого вечернего платья, распуская тугой корсет. Божественная белоснежная кожа ослепляет меня как в первый раз. Я очерчиваю рукой её скулы, провожу пальцами по открытому горлу и накрываю ладонями грудь. Платье падает на пол, и приходит уже мой черёд как можно скорее избавиться от мантии и рубашки. Её пальцы нетерпеливо дёргают пуговицы, протискиваются за пояс брюк.

Моя, моя! Между нами больше никаких тайн. Под сердцем чёрными чернилами колючие точки и соединяющие их черты — созвездие Дракона. Я наклоняюсь, провожу по татуировке горячим языком, и она вздрагивает. Подхватываю её и опускаю на кровать, бережно, откуда только взялась во мне эта нежность. Я давно иссушён, как порошок из корней асфоделя, как листья полыни и мёртвые глаза чёрных жуков. Моя биография — рецепт напитка живой смерти, не пей меня, глупая. Но она льнёт жадно, покрывает поцелуями лицо, повторяет "Северус, Северус", как будто моё имя — заклинание для вызова Патронуса. Как будто моё присутствие разгоняет все её страхи, заставляет тени будущего отступить.

Ласкаю её пальцами, горячую, влажную. Дразню переменой ритма, замедляясь, как только она сильнее сжимает бёдра и подаётся навстречу. Невербально создаю лёгкий поток воздуха и направляю на чувствительные места. Холодно-горячо, быстро-медленно. Когда прохладный воздух касается груди, она вздрагивает и выгибается, когда он сменяется горячим, как дыхание, она ахает и прикусывает губу. Меня до дракклов заводит наблюдать, как она мечется по кровати, вне себя от желания. Я хочу скорее взять её, но сперва она должна кончить. Тёплый воздух между моих пальцев пульсирует, ускоряясь, я усиливаю давление. Наконец её накрывает волна наслаждения. Её светлые волосы рассыпались в беспорядке, на пылающих щеках влажные дорожки сладких-сладких слёз. Звуки, которые она издаёт, проходят электричеством, затянувшимся Эннервейтом по моим нервам, заставляют член болезненно дёргаться. Я почти на пределе, не могу больше сдерживаться и скольжу внутрь неё, ловя последние пульсации её оргазма. Когда я начинаю двигаться в ней, она смотрит мне прямо в глаза. Мы оба где-то за гранью, в другом плане реальности, отрицая всё, что лежит за пределами текущего момента, потому что в идущей за пределами спальни войне не может быть никаких "нас". Это ошибка, незапланированный взрыв после добавления случайного ингредиента. Я влип хуже маглорождённого первокурсника, это варево ядовитей гноя бубонтюбера, опасней веритасерума. Пусть оно навеки остаётся неназванным, как чувства, распирающие мою грудную клетку изнутри.

Каждое моё движение будто выбивает между нами искры, они жалят меня, пока я не вспыхиваю целиком. Каждый чёрный уголёк души разгорается весёлым пламенем, и я чувствую себя бесконечно свободным…

Сажусь на постели и тянусь за мантией, брошенной на пол. Успеваю заметить, как она хмурится, прежде чем отвернуться.

— Я ещё не ухожу, — усмехаюсь. — Просто решил тебе кое-что отдать.

Она тут же улыбается и с любопытством поднимается на локтях, чтобы увидеть, что я достал из кармана. Не могу отказать себе в капле драматизма, протягиваю руку и разжимаю кулак, выпуская золотую цепочку с хроноворотом. Прощальный подарок Альбуса, ждавший меня в директорском кабинете. Тот самый, что периодически вручался выдающимся ученикам.

Нарцисса ахает и бросает на меня быстрый оценивающий взгляд.

— Северус, это же...

Дальше должно быть что-то в духе "такими вещами не разбрасываются", но моя женщина не гриффиндорка. Она молча надевает его на шею, и мне нравится то, что вижу. Моя, чтобы обладать, моя, чтобы защищать.

* * *

Кружится голова, ощущение бесконечного падения — не из приятных. "Это потому, что я потерял много крови", — услужливо подсказывает мозг. Так много, что должен был уже сдохнуть. Среди пляшущих перед глазами тёмных пятен мелькают светлые.

— Северус!

Какой приятный у неё голос. С трудом фокусируюсь на встревоженном лице, зависшем надо мной. Вокруг шеи знакомая золотая цепочка хроноворота. Неужели я выбрал правильно?

Речь льётся, как звенящий в чаще ручей, её руки перепачканы кровью, она откидывает волосы от лица, и на щеке остаётся грязно-красный след. Пахнет бадьяном.

— ...Поттер победил, — разбираю я сквозь туман обезболивающего заклинания.

Я выбрал правильно.