Старый Северный тракт (джен)

Издавна пролегает по берегу Серого моря широкая дорога — Старый Северный тракт. Он тянется с запада на восток через всю страну, стелется по бескрайним полям. Он стар, но крепки плиты, которыми он вымощен. Однако люди, чей путь лежит по северу материка, выбирают мрачное море с яростными штормами или просёлочные дороги к югу от тракта. Боятся люди его.

По части Старого тракта, хоть и со страхом, могут они пройти, но отрезок пути, пролегающий между Гроддом и Теллигом, нехожен уже сотни лет. Почему?

Местные говорят, там с давних времён стоит Чёрный легион. Безликие, прокажённые воины, что преклонили колени перед чародеем, жаждавшим погасить солнце. Безлунными ночами их тяжёлые тени с железным грохотом маршируют по тракту. Их хриплые голоса повторяют мёртвую, лишённую выражения песню. Слова её, скованные некогда воедино, давно потеряны — не осталось ни языка, ни тех, кто знал его. Только кочует из предания в предание единственная строка, словно вырванная из проклятия:

Кто их увидел лица, к ним присоединится.

Оссен впервые услышал это предание года четыре назад от старшего брата. Нет, чуть меньше, чем четыре. Каис тогда приезжал на зимние каникулы, а сейчас был только конец рубинового месяца (ноя). Дожди размыли дороги и, казалось, хотели размыть весь мир, чтобы он стал таким, каким виден в ливень через витражное окно.

У них дома было несколько таких окон. Под одним, в тёмной гостиной с большим камином, стояло уютное кресло со злобно-колючим, но очень тёплым серым пледом. Каис любил вечерами сидеть там с книгой, а Оссен любил отвлекать его и слушать страшные истории. Ему тогда почти исполнилось семь, и он был достаточно взрослым, чтобы их слушать.

В предпоследний вечер зимних каникул брат и рассказал Оссену о Чёрном легионе. Потом он уехал, а через неделю Оссен подслушал, как мама плакала и говорила, что у неё больше нет старшего сына.

Оссен проследил по карте путь, каким Каис должен был ехать в свой кадетский корпус. Злосчастный отрезок тракта между Гроддом и Теллигом был неминуем. Брат встретил Чёрный легион? Оссену хотелось спросить об этом отца, но тот, и без того суровый, после потери старшего сына стал, казалось, ещё суровее.

За четыре года Оссен ни разу не спросил, что сталось с его братом. Со временем память о нём будто бы померкла, оставив лишь колкость пледа, тёплый бок и страшные истории. Но сейчас Оссен особенно остро вспомнил о Каисе.

Они с матушкой ездили в гости к её сестре, тётушке Косхен, что жила в Гродде. В осенние дожди матушка простудилась, а потому поездка затянулась надолго. Солнце и золото листьев сменились слякотной серостью, дожди не прекращались… Когда всё-таки пришла пора возвращаться домой, под Теллиг, все обходные дороги размыло так, что карета не смогла бы проехать. Отец, прибывший в Гродд, чтобы лично сопроводить матушку и Оссена, поколебавшись, решил ехать через Старый Северный тракт.

Они покинули дом тётушки Косхен ранним утром. Оссен не спал, хотя голову и тянуло к мягкой спинке сиденья. Вместо этого он смотрел в окно, прижавшись носом к холодному стеклу под краем занавески. Мимо медленно проплывали безжизненные пустоши с зеленовато-серыми мётлами вереска, изредка попадались деревья с острыми когтями вместо ветвей. Не слышалось ни звука, кроме заунывного воя ветра и цокота лошадиных копыт. Разве что отец, ехавший верхом по другую сторону кареты, изредка перебрасывался парой слов с кучером.

Ехать было не так уж и далеко, однако Оссену казалось, что тракт бесконечен… или что они стоят на месте. Мир за окном совсем не менялся, только когтистые деревья уходили вдаль, а слева иногда возникала серая, рокочущая пустота моря.

Карету тряхнуло — так резко, что Оссен сначала ударился носом о стекло, а потом полетел с сиденья на матушкину юбку.

— Вы не пострадали? — В дверь остановившейся кареты заглянул отец.

— Всё хорошо, — отозвалась матушка. — Что случилось?

Оссен торопливо встал, пока она не вздумала ему помогать.

— Колесо сорвалось, — объяснил отец. — Придётся задержаться здесь.

— Ничего страшного. Мы ведь не спешим?

Матушка не верила старым преданиям, считая, что события, упоминавшиеся в них, если и происходили, сильно отличались от действительности. А вот отец почему-то верил.

— Можно мне выйти наружу? — спросил Оссен. Он подозревал, что отец не позволит, но уже не мог сидеть на месте. Отец, однако, сказал:

— Не отходи далеко. Пятнадцать шагов. И не сходи с дороги — там сейчас болото.

— Спасибо, отец!

Оссен спрыгнул на землю, несколько раз махнул руками, разминаясь, и двинулся вперёд, напоказ считая шаги:

— Один, два, три… семь… пятнадцать, — и в обратную сторону, — …один, два… шесть, семь, восемь…

Пока отец и кучер доставали колесо из верескового плена, Оссен слонялся туда-сюда, но не дальше, чем на пятнадцать шагов от кареты в одном из направлений дороги. Ровное, словно свежеположенная на стол скатерть, серое небо ничуть не изменилось. Ветер всё так же дул и выл, вереск дрожал от холода. Деревья остались далеко позади, и их не было видно отсюда. Впрочем, в этом мог быть виноват ползущий по пустоши туман.

Оссен задумался: что будет, если он сделает лишний, шестнадцатый шаг? Число «16» считалось несчастливым, особенно по понедельникам. Но сегодня был не понедельник, а кажется, среда. Самое страшное, что могло случиться, это рассерженный отец, но он ведь не заметит. Всего один шажок!

Дойти до кареты. Ноль шагов. В другую сторону.

— Один, два, три… восемь… десять… четырнадцать, пятнадцать… — Оссен на миг замер и тут же решительно шагнул вперёд. — Шестнадцать.

Он резко развернулся… и не увидел кареты.

Вокруг стелилась молочно-белая мгла. Густые клочья, похожие на запылившуюся вату, подступали со всех сторон. Чудилось, будто туман поглотил весь мир: вереск, карету, вой ветра — и сейчас поглотит Оссена. Он обхватил себя руками за плечи. Жутко. Холодно.

Вдали послышался мерный топот тяжёлых сапог. Он приближался. Много людей — людей? — маршировало по Старому Северному тракту. Скоро стало различимо и пение: хриплые голоса мычали и бормотали непонятные слова.

«Кто их увидел лица, к ним присоединится», — там не могло не быть этой строки.

В тумане Оссен увидел чёрные фигуры. Высокие широкоплечие воины в порванных кольчугах и полуистлевших плащах медленно двигались в его сторону. Их лица были перемотаны грязными повязками из когда-то белой ткани.

Оссен зажмурился. Он не хотел! Дурацкий шестнадцатый шаг! И вообще, сейчас не безлунная ночь! Совсем не ночь!

Шаги и песня звучали всё ближе. Ближе. Ближе. И вдруг остановились. Затихли.

— Тиши! — сказал кто-то совсем рядом.

Оссен приоткрыл один глаз. Чёрные воины, всего два десятка или, может, ровно шестнадцать, стояли перед ним. Даже оборванные и грязные, со ржавыми длинными мечами, они всё ещё выглядели страшно.

Даже «тиши», сказанное кем-то из них и, наверное, означавшее «тише» на их забытом языке, звучало удивлённо и угрожающе, но точно совсем не так, как ему следовало бы звучать.

Один из воинов отделился от строя и опустился на одно колено рядом с Оссеном. Тот отшатнулся и упал бы, если бы воин не схватил его за руку.

От удивления Оссен уставился ему в лицо. Обрывки ткани и красные рубцы мешали рассмотреть черты, однако у воина оказались почти человеческие глаза: не чёрные, не светящиеся, обычные мутно-зелёные глаза, из которых давным-давно ушла вся жизнь.

— Вы не видели моего брата? — полушёпотом спросил Оссен. Он оглядел других воинов, но не увидел никого похожего.

В мёртвых глазах мелькнуло непонимание. Воин отпустил Оссена и, вытянув руку в сторону, приказал:

— Ит!

Ит… иди?

— И-иду. До свидания!

Оссен развернулся, куда указали, и побежал, не оглядываясь.

Туман закончился внезапно. Только что был — и вот уже нет. Карета по-прежнему стояла посреди тракта, лошади недовольно всфыркивали и поводили шеями. Отец встревоженно смотрел на Оссена.

— Я уже собирался идти за тобой.

— Я отошёл на шестнадцать шагов… — «…и встретил Чёрный легион», но договорить Оссен не решился.

Отец на пару секунд прижал его к себе и сказал:

— Иди к матери, мы скоро поедем.

Оссен забрался в карету и устроился так, чтобы ни в коем случае не видеть, что происходит снаружи. Вдруг Чёрный легион решит вернуться? Оссен видел лишь одно лицо, но всё-таки видел!

* * *

Пятнадцать воинов в истрепавшихся от времени чёрных плащах брели сквозь туман. Их господин ушёл в свой последний бой, и они поклялись искать его, пока не найдут, спасти или вернуть на родину хотя бы его останки.

Они обошли весь ведомый им мир, однако нигде не нашли ни следа их господина. Они давно не считали время.

И вот наконец им встретился мальчик, как тень похожий на него. Тень, дальний потомок, живущий через вечность лет.

Вечность. Тогда от господина не осталось и могилы.

Четырнадцать воинов продолжили путь. Пятнадцатый же замер, глядя туда, куда убежал мальчик. Воин помнил, что господин умел возвращаться из мёртвых в своих потомках.

Быть может, это ещё не конец?

Осень 14 года Восьмой эпохи