Веснушки (джен)

— Мамочка, смотри, как я рисую!

— Смотрю, солнышко.

Джинни Поттер склонилась над сидящей за письменным столом дочерью и стала разглядывать очередной шедевр изобразительного искусства.

Ну и ну! Даже Джим и Ал — хулиганы и сорванцы, каких поискать — в ожидании поступления в Хогвартс обычно рисовали всякую милоту: заколдованный потолок в Большом зале, живые портреты, метлы и мячи для игры в квиддич. А Лили — девочка-цветочек, мамино солнышко, папина принцесса — как всегда отличилась.

Она снова нарисовала Запретный лес. Темный, страшный, пугающий лес, где живут самые опасные существа на свете. А еще обожаемые Лили кентавры, лукотрусы и феи-светляки, которых она неуклюже, но с большой любовью изобразила на альбомном листе цветными карандашами.

Слава Мерлину, пока обошлось без пауков-акромантулов. Но это только пока. После недавнего рассказа Гарри о том, как на втором курсе их с Роном занесло в логово к Арагогу, а его детишки чуть не сожрали их с потрохами, пауки нисколько не удивят.

— Какой мрачный лес, милая, — сказала Джинни, наблюдая за хаотичными движениями черного карандаша, зажатого в маленькой веснушчатой руке. — Мне кажется, даже феи-светляки испугались и вот-вот погаснут.

Джинни бы на их месте тоже испугалась. Она не любила Запретный лес. С того дня, как подверглась темным чарам проклятого дневника. Ей до сих пор иногда снятся прогулки по лесу, которые она совершала в воспоминаниях Тома Реддла. В этих воспоминаниях не было лукотрусов и светляков — только страх, холод, темнота, пронизывающий до костей ветер и назойливое шипение десятков змей.

— Думаешь? — Лили сосредоточенно погрызла кончик карандаша.

— Угу. Не хочешь добавить ярких красок?

— Можно попробовать, — согласилась Лили и потянулась за оранжевым карандашом. — Я нарисую тыквы.

Джинни удивленно подняла бровь и засмеялась.

— Тыквы в Запретном лесу? Это что-то новенькое!

— Не вижу ничего смешного, — серьезно сказала Лили и нарисовала большой оранжевый круг посреди лесной опушки. — Джим написал, что у Хагрида в этом году столько тыкв выросло — огромные, пузатые, — того и гляди убегут в Запретный лес. И вообще, мам, как ты не понимаешь! Это же художественное допущение!

— Ну хорошо, хорошо, солнышко, — с улыбкой ответила Джинни, ободряюще похлопав дочь по плечу. — Пусть будут тыквы. Для них сейчас самое время — Хэллоуин на носу.

"Уж лучше тыквы, чем эти жуткие деревья с корявыми ветвями, напоминающие чудовищ", — подумала она и поморщилась. В голове невольно пронеслась страшная картина из прошлого: безжизненное тело Гарри на руках у Хагрида, появившегося из Запретного леса, небо над замком, черное от горя, и нечеловеческий крик профессора Макгонагалл...

— Мам, ты слышишь? Эта метла похожа на "Молнию"?

Услышав звонкий голосок Лили, Джинни отогнала неприятное воспоминание.

— О! — воскликнула она, глядя на кривой длинный веник с торчащими в разные стороны прутьями. — Да это же вылитая "Молния" последней модели! От настоящей не отличишь. А это что, летающая тыква? — Джинни внимательно рассматривала нечто рыжее и бесформенное, оседлавшее метлу и устремившееся в чащу Запретного леса. Точь-в-точь тыква Хагрида после первых заморозков.

— Мам! — распахнув глаза, торжественно произнесла Лили. — Не узнаешь, что ли? Это же ты!

— Я?!

Да уж. Лили попала в точку. С тех пор, как Джинни ушла из квиддича и устроилась в "Ежедневный Пророк", где в свободное от воспитания детей время вела спортивную колонку, к ее некогда подтянутому телу прилип не один лишний килограмм. Самые крупные Хагридовы тыквы рядом с ней отдыхают. Пора бы привести себя в форму.

— Ты!

— Отлично, солнышко. Я лечу на соревнования в Холихед. "Гарпии" против "Пушек", верно? Представляю, как нервничает тетя Гвен. Это же финал Кубка Британской лиги по квиддичу, и мы обязательно должны выиграть.

— Нет, — с полной уверенностью сказала Лили. — Квиддич тут ни при чем. Ты летишь в Запретный лес спасать папу и дядю Рона от гигантского паука и его сородичей! Видишь? Это не спортивная форма. Ты надела джинсы и футболку, чтобы было удобнее сражаться с пауками. Видишь, мам?

Лили внесла последний штрих в свой рисунок, добавив маме еще одну рыжую прядь, и отложила карандаши, любуясь результатом.

— Конечно вижу, милая, — ответила Джинни. — Похоже, паукам несдобровать.

Она представила себя летящей на метле в Запретный лес на выручку Гарри и Рону и рассмеялась. Джинни Уизли против Арагога! Это могла быть фееричная битва. Все детские страхи, связанные с Запретным лесом, на ее фоне показались бы сущей ерундой. Подумаешь, лес, полный опасных чудовищ и мрачных, пугающих теней. Если честно, вживую он не страшнее изображенного на детском рисунке. Мало ли что придет в голову. Всего лишь прошлое, которое давным-давно пора забыть.

"Художественное допущение", — весело подумала Джинни и поцеловала Лили в рыжую вихрастую макушку.

Гарри стоял возле хижины Хагрида и сквозь запотевшие очки недоуменно смотрел на выросшие до неприличных размеров тыквы. Они были не просто огромные, они были гигантские, в несколько раз больше, чем три дня назад, когда Гарри, Рон и Гермиона навещали своего друга. Наверное, именно такие тыквы превращаются в кареты, если верить маггловской сказке.

"Похоже, кто-то перестарался с Раздувающим заклинанием", — подумал Гарри, растерянно покачав головой.

Может, причина в том, что Хагриду запрещено колдовать и магия выходит из-под контроля? Или...

— Эй! — от неожиданности воскликнул Гарри, почувствовав, как кто-то больно толкнул его в спину. Это оказалась тыква, самая спелая и толстая из всех. Ужасно толстая. Еще чуть-чуть — и лопнет, забрызгав Гарри крупными семечками и сладким, ароматным соком. Шумно переваливаясь и скрипя оранжевыми боками, она поползла в сторону Запретного леса, а за ней как по команде последовали другие тыквы. Видимо, им стало тесно в огороде Хагрида и они решили сменить место жительства.

Скоро появился сам Хагрид. Он поприветствовал Гарри и, добродушно улыбаясь, объяснил:

— Тыквы... это... стесняются. Шутка ли? Гарри Поттер пришел! Собственной персоной. Знаменитость, во!

Гарри залился краской.

— Хагрид, и ты туда же, — раздраженно пробормотал он. — Сколько можно?

— Ну-ну, не сердись! — улыбнулся Хагрид, пряча смущенный взгляд, и полез в карман. — Ты знаешь, Гарри, мы тут это... э-э-э... клуб организовали... Фух... — Он напряженно продолжал что-то искать в кармане, тяжело дыша и отдуваясь. — Клуб, ага.

— Клуб? Какой еще клуб?

Гарри будто окатили ледяной водой. Он ощутил, как по спине побежали мурашки.

Только этого не хватало. Неужели Рон Уизли был прав? Как он сказал в тот день, когда Колин Криви сфотографировал Гарри и Гилдероя Локхарта? Моли Бога, чтобы Колин и Джинни не познакомились, а то, глядишь, создадут клуб фанатов Гарри Поттера? Точно! Но при чем тут Хагрид... Или Хагрид тоже фанатом заделался?

Тем временем Хагрид закончил рыться в своем бездонном кармане и извлек оттуда помятый снимок — тот самый снимок, на котором были изображены Гарри и Локхарт. Правда, от Локхарта сохранился только золотистый локон. Кто-то отрезал профессора и оставил одного Гарри.

— Подпиши, а, — умоляющим голосом произнес Хагрид, протягивая Гарри фотографию, и состроил жалостливую гримасу, для пущего эффекта громко шмыгнув носом. — Мне не для себя, честное слово. Это она... это сестренка Рона попросила. Бедняжка так страдает... Подпишешь?

И тут Гарри увидел Джинни Уизли. Она выглядывала из-за огромной тыквы, что росла поблизости, и смотрела на него влюбленными глазами. Ее веснушчатое лицо пылало, рыжие волосы были растрепаны, на груди, поверх повседневной школьной мантии, красовался точно такой же снимок Гарри — с локоном профессора Локхарта в левом верхнем углу, — разрисованный розовыми сердечками. А рядом с Джинни с сияющей улыбкой во все лицо, камерой в руках и фотографией Гарри на мантии затаился не кто иной, как Колин Криви.

— Джинни... Колин... Что вы... — тяжело вздохнув, вымолвил Гарри, но так и не смог сказать ничего вразумительного. Слова от волнения застревали в горле. Да и что тут скажешь?

Очевидно, это случилось. Колин и Джинни действительно познакомились и основали клуб его фанатов. И теперь лишь одному Мерлину известно, что могут натворить эти двое в порыве фанатской любви. Или трое? Хагрид, похоже, спятил вслед за ними. С лица полувеликана не сходила дурацкая улыбка — такая, которая бывает у самых заядлых фанатов при встрече с кумиром.

Но увы, Гарри ошибся. Их оказалось не трое. Из-за пузатых тыкв, которые периодически шевелились и пыхтели, обмахиваясь пожухлыми листьями, нежданно-негаданно появилось не меньше десятка первокурсников-гриффиндорцев. Все они как один влюбленно уставились на Гарри, демонстрируя прикрепленные к мантиям фотографии, с которых растерянно взирал мальчик в очках и со шрамом на лбу. Выстроившись стеной, они стали надвигаться на него и просить автограф. Джинни шла впереди всех и шумно всхлипывала. По ее щекам, усыпанным веснушками, катились слезы.

— Гарри, подпиши, пожалуйста! — Назойливые голоса не просто лезли в уши — кажется, они пробирались в самое сердце. — Ну чего тебе стоит? Всего одна подпись, и мы отстанем, честно-пречестно. Гарри...

— Ребята, вы с ума сошли...

У Гарри помутилось в голове. Раскрасневшийся и взволнованный, он попятился и упал в мокрую, росистую траву, споткнувшись о тыкву. Перед глазами поплыло. Ему стало мерещиться, что тыквы Хагрида тоже записались в его фанаты.

— Держите его! Не дайте ему сбежать! Мне нужно зарядить пленку, — сквозь сгустившийся туман услышал Гарри голос Колина Криви. И откуда-то далеко-далеко еще один, по всей видимости, принадлежащий Рону Уизли, его лучшему другу:

— Прости, приятель, я тут ни при чем. Это они сами затеяли. Я не в клубе, если что. Не в клубе, ты не подумай...

— Гарри! Гарри, проснись! Тебе что, кошмар приснился? Завываешь, как привидение, на всю гостиную.

Гарри распахнул глаза и увидел озадаченное лицо друга. Рон тряс его за плечо. Гарри судорожно вздохнул, возвращаясь к реальности, и поправил сползшие на нос очки.

— Кажется, я задремал, — сказал он, озираясь вокруг. Угораздило же уснуть прямо в кресле в гостиной Гриффиндора, да еще во время подготовки домашнего задания по зельеварению. Кажется, курс профессора Снейпа негативно влияет на его мозг. Иначе с чего вдруг ему снится такая чушь?

— Что приснилось? — спросил Рон. — Надеюсь, не Локхарт и его фанаты?

— Хуже, — усмехнулся Гарри и посмотрел в дальний угол. Там сидела Джинни. Она выглядела растерянной и угрюмой. Заметив, что Гарри смотрит, Джинни вспыхнула и отвела взгляд. Колина — к великому счастью — нигде не было. — Так, ерунда всякая. Забудь.

— Хочешь тыквенного сока? — поинтересовался Рон. — Симус захватил с ужина целый графин.

— Нет, спасибо, — на всякий случай отказался Гарри, вспомнив ожившие тыквы Хагрида из своего кошмарного сна. — Пошли лучше спать. Уже поздно.

Это было правильным решением. Кто знает, удастся ли Гарри выспаться, если вдруг — не приведи Мерлин! — его кошмар когда-нибудь станет реальностью.

Тете Джин, самой понимающей на свете

21 октября (мрачный день в календаре)

Тетя Джин, дорогая, мне так стыдно тебе писать, но молчать в сто раз тяжелее. Мы продули. Опозорились. Не хватило двадцати очков до победы, представляешь? Этот гадский снитч будто заколдовали, слизеринскому ловцу даже напрягаться не пришлось — он сам прилетел ему в руки.

Хотя... К чему теперь оправдания? Сколько ни оправдывайся — Слизерин впереди. А виной тому я. Неуклюжая горная троллиха. Сначала не удержала пас на Голове ястреба — бладжер угодил прямо в лицо. Соперники воспользовались моментом и применили ко мне Трансильванский блок, я чуть с метлы не упала (и чуть не описалась, честное слово). А в конце и вовсе облажалась. Забей я последний квоффл — мы бы сыграли вничью, Слизерину бы даже снитч не помог. А я все испортила.

Знаю, ты сейчас хмуришься и качаешь головой: "Надо уметь проигрывать".

Я учусь. Стараюсь изо всех сил.

(Подумаешь, целый час проревела в туалете Плаксы Миртл. Та первые минут десять ныла вместе со мной, а потом начала ржать. Мол, рыдать из-за квиддича — тупое занятие. То ли дело оплакивать свою уродливую внешность.)

Правда, учусь. Но пока не получается. Это не так-то просто.

Честно? Мерлин бы с этим дурацким проигрышем. Гриффиндор еще не раз отыграется — я уверена. Знаешь, что самое обидное? То, что этот идиот, Скорпиус Малфой, после матча посмотрел на меня, как на последнее дерьмо.

"Девчонкам в квиддиче не место!" Представляешь? Именно так он и сказал!

Прямо как моя мама. Она тоже до сих пор не может смириться, что я всерьез увлеклась квиддичем.

"Перечеркнула все свое будущее одним росчерком пера".

Ну, не всем же быть министрами магии. Кто-то должен и квоффлы в кольца забрасывать, верно?

Или все-таки Малфой прав? Может, мне действительно не место в квиддиче? Может, это только он, весь такой деловой и заслуженный, достоин блестящей спортивной карьеры?

В общем, говнюк этот Малфой, каких поискать.

"Дорогу, крошка!" Фу, чуть не вырвало. И стоял ухмылялся мне в лицо, как напыщенный индюк, а потом еще подмигнул на прощание. Так бы и врезала между глаз.

Тетя Джин, мне нужно срочно попрактиковаться в Летучемышином сглазе! (Жду не дождусь каникул и встречи с тобой.) Хотела проучить Малфоя, но заклятье не сработало. Палочка выпустила несколько оранжевых искр и облачко дыма, и на этом все. Похоже, когда я в бешенстве, магия сходит на нет, а ведь должно быть наоборот.

А может, нужно было просто дать ему кулаком в нос? (Папа одобрил бы, даже не сомневаюсь).

Вот и все. Больше новостей нет. По крайней мере, хороших. Один беспросветный мрак. И позор, какого белый свет не видывал.

Целую, Рози.

P.S. Вру. Кое-что хорошее все же случилось. В прошлое воскресенье мы ходили в Хогсмид. Там был потрясающий листопад. Листья такие рыжие, будто их сделали из волос нашей семьи (или у нас волосы из этих листьев). Кружились в воздухе, как зачарованные. Казалось, вся деревня горит огнем. Я такого листопада ни разу не видела. В прошлом году в это время было сыро и холодно, и я не успела заметить, как с деревьев упала листва.

P.P.S. Если честно, после этого ужасного матча листопад как-то не очень. И вообще все тлен.

P.P.P.S. Не говори маме про Летучемышиный сглаз.

Рози, самой несчастной на свете

22 октября (вполне обычный день, если не считать сгоревшего пирога, отклоненного репортажа с юбилея "Паддлмир Юнайтед" и кучи какашек Сира, в которую спросонья наступил Гарри Поттер)

"Девчонкам в квиддиче не место". Угу-угу. В эту минуту, сидя на диване в своей уютной тренерской, умерла со смеху менеджер сборной Уэльса Гвеног Джонс, а за нею следом — "Холихедские Гарпии" всех составов, начиная с 1203 года и включая твою тетушку Джин. Всё, дальше писать не могу, извини, мой призрак не в силах держать перо.

А если серьезно...

Привет, Рози! Ты просто не представляешь, какой листопад мне посчастливилось лицезреть в одни из пасхальных каникул. Белый как снег. И страшный, как ураган. Да-да, ни капли не вру.

Я создала его своими руками. Благодаря сестрам Хислоп, которые, видимо, мучаясь от безделья, изобрели однажды заклинание умножения.

Я взяла палочку, направила ее на лежащий на кухонном столе лист бумаги (спасибо твоему дедушке Артуру за маггловские блокноты, которые он регулярно приносил из министерства) с новым рецептом тыквенных кексов авторства бабушки Молли и произнесла "Джеминио".

Что тут началось! Листы стали умножаться со скоростью света и скоро заполонили всю Нору. Они летали в воздухе, плавали в кастрюле с луковым супом и в раковине, где под действием чар мылась посуда, ныряли в камин и хлестали меня по лицу. Справиться с ними было невозможно. Никакие заклинания не спасали — палочка отказывалась слушаться. Если бы не мама, которая вовремя вернулась из огорода, меня бы, наверное, погребли под этим чудовищным листопадом.

Можешь себе представить, как мне влетело? А как смеялись братья? И это я еще молчу про грозное письмо из Министерства магии от блюстителей надзора — папе в очередной раз пришлось краснеть перед начальством.

Кстати, когда бесчисленные копии рецепта исчезли, растворившись в воздухе, оригинал мы так и не нашли. Скорее всего, он улетел в каминную трубу. Слава Мерлину, этот рецепт придумала мама, иначе бы мне не поздоровилось в два раза сильнее.

Ты наверняка ломаешь голову: какая связь между моим рассказом и вашим вчерашним проигрышем (не свихнулась ли часом тетя Джин?). Самая прямая, Рози.

Знаешь, для чего я практиковала заклятие умножения? Для того, чтобы создать копию спортивной метлы. В тот день Фред и Джордж отправились играть в квиддич, я попросилась с ними, а они меня не взяли, лишь расхохотались в ответ:

"Квиддич не для девчонок!"

Как же я разозлилась! Закрылась в своей комнате и рыдала, с завистью глядя на портрет Гвеног Джонс. Сколько она выслушала моих истерик в то время, одному Мерлину известно. Ну кому я еще могла поплакаться, кроме нее?

А потом мне в голову пришла идея. Что, если создать свою, личную, метлу и тренироваться, когда захочешь? Ну, до тех пор, пока копия не потеряет нужных свойств. Так на помощь мне пришел учебник Миранды Гуссокл, из которого я всего пару дней назад узнала о заклятии умножения. Оставалось лишь попрактиковаться на листке бумаги и стащить из сарая "Чистомет" одного из братьев. Но увы, что-то пошло не так. Только я не сдалась, не отчаялась. Ходила за братьями по пятам, приставала, просила научить, показать. И уже через два года прошла отбор в команду Гриффиндора.

Так что мой тебе совет, Рози. Поменьше слушай всяких засранцев, даже если эти засранцы — твои самые близкие люди. Лети к своей мечте. Как летели и продолжают лететь сотни девчонок.

А на Голове ястреба не тушуйся — во время атаки это самый безотказный прием. И учись уходить от Трансильванского блока — я однажды, уже будучи чемпионкой Британской и Ирландской лиги, зазевалась и едва не свалилась с метлы.

Береги себя. Целую, тетя Джин.

P.S. Конечно, Малфой — говнюк. Это у них семейное. Шли его к Мордреду.

P.P.S. Кажется, этот говнюк в тебя влюблен.

P.P.S. Ты уверена, что для него подойдет Летучемышиный сглаз? Может, придумаем что-нибудь покруче?

Шучу. Не говори маме.

Гвеног Джонс на досуге печет яблочные пироги.

Новость, достойная первой полосы "Ежедневного Пророка". Будь я Ритой Скитер, опубликовала бы сенсацию подобно той, что вышла во вчерашнем номере:

"Бывшая гарпия по прозвищу Леди Железный Бладжер привыкает к статусу домохозяйки. Как мы и предполагали, ее действительно списали со счетов. Прошлогодний скандал на Чемпионате мира по квиддичу в Аргентине, в результате которого после проклятия менеджера сборной Уэльса Гвеног Джонс серьезно пострадал капитан бразильской команды Хосе Барбоза, не остался незамеченным. Похоже, очень скоро Джонс отправится на заслуженный отдых. Говорят, она уже полгода пребывает в глубокой депрессии".

Бла-бла-бла...

Хвала Мерлину, я не Рита Скитер. Я Джинни Поттер, и мне плевать на сенсации, подковерные игры большого спорта и тем более на какого-то хама бразильца. Яблочные пироги — вот, что меня по-настоящему интересует. Сладкие, душистые, пахнущие осенью, приправленные корицей и любовью нашей квиддичной мамочки.

Ох и доставалось нам от этой мамочки в свое время. И морковок, и палок. Душу вытрясет, но результата добьется. Слезы, сопли, истерики, разбитые бладжером головы, изнуряющие тренировки... Это была "веселая" жизнь. Но слабаки не играют в квиддич. И не одерживают побед.

— Красное сухое? Круто, — говорит Гвен при встрече, заключая меня вместе с принесенной мною бутылкой вина в объятия, и к умопомрачительному запаху яблок, что витает в доме, примешивается запах ее волос. Они пахнут крапивным шампунем из аптечной лавки Малпеппера. Аромат свежести и свободы. — Привет, малышка.

— Да уж, малышка, — смеюсь я в ответ, чмокнув ее в смуглую щеку. — Мне тридцать четыре. Я многодетная мать. И взгляни на мою задницу — скоро в дверь не пройдет.

— Ужас какой! — восклицает Гвен, рассматривая меня. В ее черных глазах горят веселые огоньки. Точь-в-точь как на портрете, который до сих пор висит в моей комнате в родительском доме. С него взирает молодая, красивая, дерзкая Гвен с битой в руках, готовая сражаться и побеждать. Кумир моего детства. Учитель и друг. — Что же нам теперь делать? Неужели я должна съесть это все в одиночку?

— Ну как можно отказаться от твоего яблочного пирога? Это же моя слабость.

— Даже не вздумай, — в шутку строжится Гвен и отрезает огромный кусок от пирога размером с квиддичное поле.

— Мерлин! Да тут на всю Британскую лигу хватит!

— Половину отправлю Слагги. Порадую старика. А то он что-то в последнее время совсем загрустил. Обижается, как ребенок, письма сопливые пишет. Мол, забыла любимого учителя. Глядишь, скоро уберет меня со своей полочки. Яблочный пирог, конечно, не билет на финал чемпионата и не засахаренные ананасы, но тоже ничего.

— Мне кажется, Слагги даже засохшей мандрагоре обрадуется. Лишь бы поток внимания в его сторону не прекращался.

Гвен смеется и принимается откупоривать бутылку. Я не могу удержаться и, не дождавшись, пока она с помощью магии разольет по бокалам вино, пробую пирог. Кисло-сладкая яблочная начинка, укутанная воздушным тестом, приятно тает во рту, нос щекочет от запаха корицы.

— Неплохо? — спрашивает Гвен, изобразив волнение на лице.

— Потрясающе. Как всегда.

Она удовлетворенно кивает, звонко чокается со мной и, сделав глоток, зажмуривается от удовольствия. Это ее любимое вино. "Погребок ведьмы".

— Знаешь, как угодить, — довольно говорит Гвен. — Ну, рассказывай, многодетная мать. Все живы-здоровы? Одеты, накормлены, спать уложены?

У Гвен нет семьи (не считая квиддичной, которая для нее всё), и она рассуждает о детях, как о милых домашних питомцах. Хотя даже мой пушистик Арнольд иногда бывает настоящим исчадием ада.

— Лучше не спрашивай, — вздыхаю я и пробую вино. Терпкое, выдержанное. То, что нужно для наших неспешных посиделок. Смаковать и наслаждаться. Конечно, сладкий яблочный пирог и "Погребок ведьмы" — не лучшее сочетание, но когда мы с Гвен заморачивались по такому ничтожному поводу? Мы и сами с ней разные, как бладжер и снитч, но это не мешает нам дружить много лет. — Мальчишки совсем от рук отбились, огрызаются на каждое слово. Регулярно получаю на них жалобы от преподавателей. Одно утешение — Лили. Идеальный ребенок. Удивляюсь, в кого она такое солнышко. В меня, наверное. Если что, я сейчас не о рыжих волосах. — Я с трудом подавляю хохот, заметив, как Гвен округляет глаза.

— Ага-ага, — усмехается она, — помню я это солнышко, крывшее соперников отборным матом во время каждого матча. А в остальном — да. Солнышко. Рыжее. Кажется, твои веснушки с каждым годом все ярче. Поттер, наверное, совсем ослеп.

— Круглые сутки ходит в темных очках. Ну а ты-то как? Читала вчерашний шедевр? "Бывшая гарпия по прозвищу Леди Железный Бладжер привыкает к статусу домохозяйки". Я долго смеялась.

— А что? Разве я плоха в роли домохозяйки? Сама говоришь, что пирог потрясающий, — хохочет Гвен и демонстрирует мне свою растянутую домашнюю футболку с очередной провокационной надписью: "Еще не родился тот, кто сможет сбросить меня с метлы". — А если честно... Плевать. Живу и наслаждаюсь жизнью. И прогибаться ни под кого не планирую. Готовлю команду к Кубку Британии. Пусть только попробуют облажаться.

— Да ладно! А как же депрессия? — Я нарочно делаю удивленное лицо. — Вижу, что страдаешь. Заливаешь горе вином, заедаешь пирогом. В компании еще одной бывшей гарпии, променявшей блестящую карьеру на детские горшки и кастрюли. И на жалкую спортивную колонку в "Ежедневном Пророке", из-за которой выносят мозг так, словно моему авторству принадлежит вся газета.

— Вино и пироги рулят. Однозначно. Можем еще на стадион слетать, погонять квоффл. Если уж страдать от депрессии, то только так.

Гвен смеется, сверкая захмелевшими глазами, разливает вино и отрезает мне еще один кусок своего ароматного яблочного чуда. А я сижу, блаженно откинувшись на спинку кресла, и думаю, что моя подруга права на все сто. Пока есть вино и яблочные пироги — пока есть мы, — жизнь прекрасна.

— Гарри, кажется, у нас гость.

Джинни выскользнула из постели, увидев за окном знакомое существо. Снаружи горел фонарь, поэтому она сразу разглядела характерный крылатый силуэт и маленькие блестящие глазки, которые смотрели на удивление осмысленно.

— Сова, что ли? — спросил Гарри, надевая очки и подходя ближе. — А, ясно. Летучая мышь. Это по твоей части.

Джинни усмехнулась, продолжая смотреть на нежданную гостью.

— Почему сразу по моей? Может, она к тебе прилетела.

— С чего бы вдруг. Я, в отличие от тебя, Летучемышиным сглазом не увлекаюсь. Когда ты огрела проклятьем загонщика "Пушек"? Позавчера?

Джинни довольно кивнула.

— Поделом ему. В следующий раз будет за языком следить.

— Ну вот. Это, поди, одна из тех мышек. Каким-то чудом выжила и вернулась к своей так называемой хозяйке.

— Ерунда. Те летучие мыши волшебные, они светятся зеленым и бесследно исчезают после контрзаклятия. А это самая обыкновенная летучая мышь. Наверное, она заблудилась. У них же со зрением не очень. Видеть-то они видят, просто не используют эту способность по максимуму.

— Хочешь сказать, что она прилетела отведать нашей крови? — пошутил Гарри. — Может, не стоит, дружище? — обратился он к летучей мыши. — Вокруг и так кровопийц хватает. У Джинни в "Гарпиях" — склочная капитанша, у меня в Аврорате — начальник самодур.

— Гарри, не смеши, — расхохоталась Джинни и потрепала его по взъерошенной макушке. — Насколько я знаю, кровососущие летучие мыши в наших краях не водятся.

— Фух! — Гарри провел ладонью по лбу. — Аж от сердца отлегло.

Они посмеялись и продолжили стоять у окна, глядя на висящую под козырьком летучую мышь. Та не шевелилась, словно была напугана или дремала с открытыми глазами.

— Бедняжка. И не надоедает ей висеть вниз головой, — сказала Джинни.

— У меня бы уже мозги стали набекрень, — добавил Гарри.

Джинни вдруг оживилась.

— Слушай, а может, это летучая мышь из маггловской басни? Та, которая занималась нечестным бизнесом и после разоблачения была вынуждена вести ночную жизнь, чтобы ее не поймали. — Заметив, как брови Гарри поползли вверх, Джинни пояснила: — Я много читала о летучих мышах, когда освоила Летучемышиный сглаз. Было любопытно узнать, что это за животные.

— Что еще интересного пишут?

— Не поверишь, есть летучие мыши, которые никогда не занимаются сексом. У них непорочное зачатие.

Гарри присвистнул и снова захохотал.

— Ну и дураки. Добровольно лишают себя удовольствия.

Теперь настала очередь Джинни смеяться.

— Просто у самцов слишком большое достоинство. Пятнадцать миллиметров, по-моему, а то и больше.

— Всего пятнадцать? — разочарованно протянул Гарри.

— Для них это очень много, — прыснула Джинни. — Самец с таким размером не помещается внутри самки, поэтому оплодотворяет ее без проникновения.

В это время летучая мышь за окном встрепенулась, замахала крыльями и, отцепившись от козырька, исчезла в темноте. Как будто правда была волшебной и кто-то подверг ее заклятию.

— Похоже, это был самец, — предположил Гарри. — Мы его пристыдили. — Он шумно выдохнул, устав смеяться, и притянул Джинни к себе. — Может, пойдем спать, пока к нам не прилетел гиппогриф и мы не начали обсуждать его причиндалы?

— За этим, пожалуйста, к Хагриду, — категорично заявила Джинни и дала увести себя в кровать.

Когда они легли, Гарри все-таки продолжил тему:

— Хорошо, что мы не летучие мыши, правда, Джин? — спросил он. — Мы можем заниматься сексом.

Джинни уткнулась носом ему в плечо, сдерживая смех.

— Ага. И у тебя, слава Мерлину, не пятнадцать миллиметров.

И в спальне раздался очередной взрыв хохота, способный распугать стаю летучих мышей.

В таверне на удивление многолюдно, и Джиневра — юная дочь хозяйки миссис Уизли, помогающая матери за стойкой в ее отсутствие, не сразу замечает странного гостя в черном плаще. Ее внимание обращено на музыкальную шкатулку — подарок одного торговца, которую она заводит по вечерам для развлечения посетителей. Таверна Уизли, прозванная "Норой", — не слишком прибыльное заведение, на музыкантов денег не хватает.

Конечно, в такие вечера, как сегодня, когда шумные разговоры и хохот сотрясают стены, от шкатулки мало проку. Но Джиневре нужно чем-то себя занять. С тех пор как ее возлюбленый мистер Поттер пропал без вести на войне, она потеряла покой.

Подняв крышку, Джиневра ловкими пальцами поворачивает маленький металлический ключ до упора. Довольно громкая, но унылая механическая музыка пробивается сквозь людской гомон.

— Господь милосердный, — раздается голос старика за ближним столом. Он отвлекается от тарелки с дымящимся мясом и исподлобья глядит на Джиневру. — Какая тоскливая мелодия. От нее хочется спать, а то и вовсе переселиться в мир иной. Выключи, рыжая, не береди душу.

Джиневра пожимает плечами — мол, мелодия как мелодия, ничего особенного, но рука послушно тянется к шкатулке.

— Оставь, Джиневра. Мне нравится.

Джиневра вздрагивает и отводит руку, невольно продлевая мучения старика. А потом поднимает глаза.

Это он. Тот странный человек в черном плаще с вкрадчивым, хриплым голосом и движениями змеи, при виде которого становится не по себе.

Том Реддл. Кажется, так его зовут. Никому не известно наверняка, кто он и откуда приехал, чем занимается и какую преследует цель. Он просто приходит в "Нору" уже несколько вечеров подряд, занимает столик поближе к выходу, заказывает кружку эля и молча читает книгу до самой темноты, изредка делая в ней какие-то пометки. Как только он появляется, посетители затихают и косятся в его сторону, многозначительно перешептываясь, но ему нет до них никакого дела.

В перерывах между чтением, очевидно, пользуясь тем, что миссис Уизли нет на месте, Том Реддл не отрываясь смотрит на Джиневру долгим, плотоядным взглядом. Взглядом ядовитой змеи, что высматривает жертву.

Джиневра боится этого человека. Ее пугает его вид: худое бледное лицо с чересчур впалыми щеками, тонкие обескровленные губы, черные змеиные глаза, в полумраке отливающие красным. Она изо всех сил старается не смотреть на него, но это дается ей с трудом. Он будто притягивает к себе невидимыми чарами, околдовывает. Недаром кто-то сказал, что этот Реддл знается с нечистью.

— Спасибо, Джиневра, — благодарит он за музыку и кладет на стойку пару серебряных монет. — Мне как обычно.

Пока Джиневра наливает эль, по спине пробегает холодок. Кажется, взгляд Тома Реддла раскрывает все ее тайны, словно игральные карты, и достает до самой души.

— Ваш эль, сэр, — тихо произносит она и замирает, увидев на груди у Реддла крупный деревянный крест, надетый прямо поверх рубахи. Старый, потертый, весь в темно-бурых пятнах, напоминающих засохшую кровь.

"Выходит, это правда, — думает Джиневра, чувствуя биение собственного сердца. — Матерь Божья!"

Говорят, что крест, висящий на шее Реддла, необычный и предназначен для особого ритуала. С его помощью он якобы желает получить бессмертие. Он отнимает у людей души, а потом купает крест в их крови. И чем больше душ, чем больше крови, тем крепче его сила.

Джиневра долго не может прийти в себя после того, как неприятный гость отходит от стойки и занимает привычное место в зале. Ее щеки горят огнем.

Может, позвать братьев? Вдруг этот человек — убийца и прямо сейчас замышляет новое преступление? Не станут ли они его соучастниками, принимая Реддла у себя? А если здесь замешаны темные силы...

В эту минуту ей на ум приходит вчерашний сон.

Она лежит на залитом водой полу в мрачном сыром подземелье, а вокруг ее тела, блестя зеленой чешуей, сворачивает кольца громадная змея.

— Молчи! Молчи! Ни звука! — шепчет ей в ухо назойливый голос. Змеиная голова нависает над ней, готовясь к нападению, и спустя несколько мгновений Джиневра, не в силах совладать со страхом и отчаянно закричав, проваливается в темноту.

"Мало ли что говорят, не всему нужно верить, — размышляет Джиневра под пристальным взглядом Реддла, когда воспоминание о кошмаре рассеивается. Прежнее волнение постепенно сходит на нет, кровь отступает от раскрасневшегося лица. — Все люди смертны. Магия здесь бессильна. Если бы магия имела ту силу, что ей несправедливо приписывают, Гарри Поттер давно был бы со мной. Я бы собственной души не пожалела, чтобы узнать о его участи".

Действительно, каких только небылиц не рассказывают в таверне, поддавшись воздействию алкоголя. О несметных сокровищах, как по волшебству возникающих из-под земли, о металлических машинах, путешествующих по воздуху, и даже о пиратском корабле под названием "Гарпия", куда берут только девиц и чья капитанша по прозвищу Черная Гвен любит жаркое из мяса пленных мужчин. Так что россказни о Томе Реддле — наверняка очередная глупая выдумка.

Незадолго до закрытия в "Нору" вваливается толпа голодных посетителей, и Джиневра отвлекается от мозолящего глаза Реддла с его загадочной книгой, — что за книга такая, которую можно читать столь увлеченно четвертый день кряду? — и от мрачных мыслей. Под заунывную мелодию из музыкальной шкатулки она считает деньги, подгоняет мальчишку, таскающего с кухни тарелки со съестным, успокаивает пьяного фермера, устроившего стычку с одним из гостей. И только спустя час обращает внимание на то, что там, где сидел Том Реддл, никого нет. Лишь недопитая кружка с элем сиротливо стоит на столешнице, а на краю, рискуя упасть на пол и быть раздавленной грубыми мужскими сапогами, лежит та самая книга.

Джиневра подходит к столу и ненадолго замирает, не решаясь коснуться черной кожаной обложки. На книге нет ни имени автора, ни названия — это кажется ей странным. Но книга манит, зовет, не дает покоя, словно зачарованная, — так же сильно, как и человек, случайно или нарочно оставивший ее здесь.

С трудом уняв готовое выпрыгнуть наружу сердце и пропустив мимо ушей нудные прощальные речи посетителей, Джиневра открывает книгу и начинает нетерпеливо, как в лихорадке, листать тонкие пергаментные страницы. По телу бегут мурашки.

В книге, которую читал Том Реддл, все страницы пустые.

Все, кроме одной, самой первой. Джиневра возвращается к ней, и на желтом, потемневшем от времени пергаменте начинают проявляться слова, как будто кто-то невидимый выводит их чернилами. Всего три слова, написанные красивыми, изящными буквами:

"Гарри Поттер жив".

— Джин, ты чертовски сексуальна в этом платье.

— Серьезно?

— Угу. Хочу снять его прямо сейчас. И просто...

— Что просто, милый?

— И просто... взять тебя. Я так соскучился. Мы на этой неделе почти не виделись. Мордредовы рейды... Обязательно нужно было идти на эту дурацкую вечеринку, да? Они что, без нас не могут? Какая им разница, в чьей компании пить сливочное пиво и петь друг другу дифирамбы?

— Гарри, ты ведь знаешь ответ. Слагги не переживет твоего отсутствия. Пока Гарри Поттер состоит в его клубе, он и сам еще что-то значит. И, в конце концов, должна же я выгулять это сексуальное платье.

— Оно потрясающее. А то, что под ним, — еще круче. Пошли, спрячемся за эту колонну, десять минут роли не сыграют. Гостям все равно не до нас. Они наверняка сейчас обсуждают, сколько новых портретов появилось на полочке Слагги в этом году.

— Ха-ха-ха.

— Иди ко мне, Джин.

— Иду. Поцелуй скорее.

— Что это? Я чувствую запах тыквы. Ты пила тыквенный сок?

— А? Нет. Это тыквенный латте, Гарри. Выпили с Гвен по стаканчику, пока тебя не было.

— Латте? Матте? Это что, новое непростительное?

— Ха-ха-ха. Гарри! Тыквенный латте. Ты что, не слышал? Это кофе такой.

— Правда? Кофе с тыквой? Жуть какая. Кто это вообще придумал?

— Маггловский кофе с тыквенным пюре и пряностями. Идеальный напиток в преддверии Хэллоуина. Ты же знаешь, Гвен обожает всякие прикольные маггловские штучки, а Слагги любит все, что любит Гвен. Так что сегодня нам подают тыквенный латте.

— Кофе с тыквой. Кошмар. Мой мир не будет прежним. И как делают этот латте?

— Эй, ты собираешься целовать жену или нет? Кто говорил, что сильно соскучился?

— Нет, я серьезно.

— Берут тыкву... М-м-м... Вот, хорошо. Чуть ниже, пожалуйста.

— Большую? Или лучше две маленьких?

— Тебя Гермиона покусала, что ли? Откуда такая любознательность? А-а-а... Две. Лучше две больших... Мерлин, какой бред я несу!

— О! Вот это да. А дальше что?

— Снимают с тыкв кожуру...

— Полностью?

— М-м-м... А ты как думаешь?

— Я бы полностью снял...

— Так снимай уже, Поттер! Сколько можно трепаться?

— Сейчас. Какие у тебя мокрые трусики, Джин... С ума сводишь. Так что там насчет...

— Гарри Поттер! Мой мальчик! Кажется, я слышу ваш голос. Где вы? Пойдемте скорее! Все уже заждались.

— Гарри, ты что, не догадался наложить заглушающие чары?

— Э-э-э. Увидел тебя — и забыл обо всем.

— Гарри! Мой мальчик!

— Мой мальчик, мы продолжим позже. И, пожалуйста, больше ни слова о тыквенном латте.

— Профессор Слагхорн, еще раз добрый вечер! Мы с Джинни немного задержались. Уже идем. Дорогая, все в порядке?

— Все отлично, милый. Не считая мокрых трусов. Профессор!..

Гвеног Джонс, капитан уэльской квиддичной команды "Холихедские Гарпии", стояла посреди дороги, не веря своим глазам.

Все оказалось еще печальнее, чем ей сообщили. После нападения Пожирателей Смерти Косой переулок приобрел невероятно унылый вид. Лавка Олливандера, Кафе-мороженое Фортескью и Волшебный зверинец, встретившиеся на пути, были заколочены. Остальные магазины, по словам редких прохожих, с понурым видом пробегавших мимо, резко сократили часы работы. Все вокруг напоминало фильм ужасов: мрачная, гнетущая атмосфера, портреты разыскиваемых преступников на стенах домов, погасшие витрины лавочек, где еще вчера было не протолкнуться, и холодное, темное небо над головой.

Гвеног двинулась по извилистой мостовой, тщетно пытаясь побороть волнение. Только бы магазин "Все для квиддича", где она много лет заказывала спортивную амуницию для команды, был открыт. Ей нужно обновить комплект мячей. Да и вообще. Квиддич — не мороженое, быть такого не может, чтобы этот магазин закрыли.

Похожие на призраков лавки остались позади, и Гвеног наконец увидела заветную вывеску, сползшую набок, а под ней — разбитую пустую витрину, где среди стекол и мятой оберточной бумаги одиноко лежала сломанная метла.

Кровь прилила к лицу, руки от злости сжались в кулаки. Она не могла смотреть на это спокойно. Увидеть любимый спортивный магазин в таком состоянии — все равно что увидеть заброшенным родительский дом. Или стадион в Холихеде, где началась карьера Гвеног. Ведь квиддич — смысл ее жизни. Ее радость и боль.

Она вспомнила, как стояла перед этой витриной в далеком восьмидесятом году и, широко раскрыв глаза от восторга, выбирала свою первую метлу.

— Папа, смотри, какая красивая! — зачарованно прошептала Гвеног в тот день, любуясь новенькой, сияющей "Кометой". — Хочу ее. — И отец, радуясь, что его единственная дочь всерьез заинтересовалась квиддичем, улыбнулся и достал из кармана мешочек с золотом, чтобы расплатиться с хозяином.

— Печально, мисс Джонс, но что поделаешь, — раздался рядом знакомый скрипучий голос. — Мистер Брайт поступил разумно, приняв решение увезти товар. Разбитые склянки с зельями восстановить легко, а вот сломанные метлы и поврежденные мячи пришлось бы выбросить. Сами знаете, товар дорогой, особенный.

Это был мистер Малпеппер из аптечной лавки, где Гвеног постоянно покупала крапивный шампунь и капли от бессонницы на основе мелиссы. Он подошел к ней шаркающей походкой и неуклюже поклонился.

— Еще бы мне не знать, — раздраженно ответила она, как будто это Малпеппер разорил магазин "Все для квиддича".

— Я уверен, мистер Брайт вернется, как только все уляжется, — снова заговорил старик. — А пока он обосновался в Хогсмиде, у него там склад и дом по соседству. Хотите, я дам вам его визитную карточку? Признаться, я думал, он уже и сам успел связаться с вами, вы же его постоянный покупатель.

Гвеног немного смягчилась.

— Спасибо, мистер Малпеппер. Не беспокойтесь. Я знаю, где он живет. Сегодня же отправлю сову в Хогсмид. Мне срочно нужно заменить мячи, у нас скоро соревнования.

— Желаю победы, мисс Джонс. Может, заглянете ко мне? Пришла свежая партия вашего шампуня.

Малпеппер заискивающе расплылся в улыбке.

Гвеног представила тошнотворный запах, царящий в его аптеке: смесь гнилых кабачков и тухлых яиц, и, почувствовав, как к горлу подступил душный комок, отказалась.

— В другой раз, сэр, — произнесла она, откланиваясь. — Простите, спешу.

Ей и так дурно от всего происходящего. Скорее бы вырваться из этого мрачного переулка, переместиться через каминную сеть на стадион в Уэльсе, оседлать метлу и подняться в небо. Небо — ее спасение. Там все просто и понятно. И нет никаких Пожирателей Смерти. Никакой войны. Только игра — честная и справедливая. А тот, кто играет нечестно, всегда рискует репутацией: своей и команды. А иногда и собственной головой.

Гвеног миновала стихийную палатку, где какие-то сомнительные личности, похожие на бродяг из Лютного переулка, торговали амулетами от дементоров, инферналов и прочей нечисти, и направилась к пабу "Дырявой котел". Там находился камин, через который она планировала вернуться домой.

— Купи амулет, красавица! — закричал ей вслед волшебник из палатки.

— Да пошел ты к Мордреду со своим амулетом! — огрызнулась Гвеног и ускорила шаг. Путь до "Дырявого котла" неблизкий. Нужно было поторапливаться — не хватало найти себе приключений на одно место.

По дороге ее внимание привлек необычный магазин — единственное яркое и жизнерадостное здание среди унылых, заброшенных лавок Косого переулка под вывеской "Волшебные вредилки Уизли". Гвеног невольно улыбнулась, покачав головой. Кто-то пытается не свихнуться от происходящего с помощью квиддича, кто-то — с помощью смеха. Оригинально.

Похоже, магазин только готовился к открытию, но уже сейчас сиял огнями, как нарядная рождественская ель. Внутри кипела работа. Двое высоких рыжих парней с помощью магии расставляли товар по полкам. Возле крыльца, шумно переговариваясь и заглядывая в окна, собралась целая толпа. Дверь, судя по всему, была заперта, а им не терпелось попасть внутрь.

Страшно представить, какой ажиотаж будет в августе, когда в Косой переулок нагрянут студенты Хогвартса. Если, конечно, Министерство магии вконец не развяжет руки Пожирателям Смерти и они не снесут здесь все с лица земли.

Гвеног постояла немного, с недоумением глядя на галдящих волшебников и волшебниц, готовых до наступления конца света дежурить под дверью в надежде накупить веселых игрушек, и пошла дальше. Но не успела она и десяти шагов пройти, как услышала собственное имя.

— Разорви меня горгулья, это же Гвеног Джонс. Гвеног Джонс в Косом переулке! Мисс Джонс, подождите! Подождите, пожалуйста! Мисс Джонс!

Гвеног обернулась и увидела одного из тех рыжих парней, что суетились в "Волшебных вредилках". Он бежал к ней навстречу, держа под мышкой какую-то коробку и улыбаясь до ушей.

— Фред Уизли, мисс, — представился парень и протянул руку. — Мы с братом открываем магазин волшебных приколов. Случайно увидели вас в окно и решили попросить автограф. Не откажете?

Гвеног была удивлена, но охотно пожала ему руку.

— Добрый вечер, Фред. Приятно познакомиться. Где я могу расписаться? У вас есть перо?

— Один момент. — Фред достал из кармана волшебное перо и лист пергамента. — Вот, пожалуйста!

— Автограф для вас, сэр? — спросила Гвеног.

— Для моей сестренки Джинни, мисс Джонс, — ответил Фред и, кажется, немного смутился. — Джинни — давняя поклонница "Холихедских Гарпий", играет в сборной Гриффиндора и мечтает после школы попасть в вашу команду.

Гвеног просияла. На душе у нее потеплело. Пока она тут распускает сопли, слоняясь по заброшенным лавкам, в небе над Хогвартсом смелая гриффиндорская девчонка играет в квиддич и верит в светлое будущее. Значит, еще не все потеряно.

— Без проблем, — весело сказала Гвеног.

— Джинни умрет от счастья, когда получит ваш автограф.

— Зачем умирать, мистер Уизли? — Гвеног рассмеялась и вывела на пергаменте аккуратным крупным почерком автограф для Джинни. — Кто же тогда будет играть за "Гарпий"? Пусть даже не вздумает умирать. Наоборот — пусть живет всем на зависть. Так и передайте вашей сестренке.

— Спасибо, мисс Джонс. А это вам, наш скромный подарок. Во время матча пригодится.

Фред протянул ей маленькую картонную коробку, перевязанную золотой лентой, которую все это время прятал под мышкой.

— Что это?

— Перуанский порошок мгновенной тьмы. Достаточно бросить в воздух одну щепотку, и ваш противник погрузится в кромешную темноту на долгое время.

— Благодарю вас, мистер Уизли. — Гвеног не смогла сдержать хохота, принимая столь необычный подарок. — Боюсь, за этот порошок меня в Министерстве магии по голове не погладят.

Фред пожал плечами.

— Ну, это на крайний случай, — сказал он и снова пожал Гвеног руку — теперь уже на прощание.

Что ж, подумала Гвеног, шагая по мостовой к "Дырявому котлу", крайний случай рано или поздно настанет. И не обязательно в воздухе. А пока можно испытать этот порошок, созданный руками ловкачей-перуанцев, на "Паддлмирах" — скоро "Гарпии" сыграют с ними товарищеский матч. Что-то "Паддлмиры" в последнее время совсем обнаглели.

Ведьма со старой зачарованной шляпой в руках ходила туда-сюда по самой оживленной части Косого переулка, раскланивалась перед публикой во все стороны и голосила что есть мочи:

— Леди и джентльмены, не проходите мимо! Всего один галлеон, и  шляпа расскажет вашу судьбу. Опустите руку в шляпу, выньте предназначенный вам предмет и узнайте, что ждет вас в будущем.

Пятилетняя Джинни Уизли, проходившая мимо в сопровождении матери, резко остановилась, услышав звучный, веселый голос, и, сгорая от любопытства, поднялась на носочки, чтобы лучше рассмотреть ведьму.

— Мам, давай подойдем поближе! — попросила она. — Я тоже хочу взглянуть на шляпу.

— Только никаких гаданий, Джинни, — строго предупредила миссис Уизли. — У нас нет лишних денег.

Они с трудом пробрались сквозь толпу, большую часть которой составляли дети, и встали в первом ряду. Неугомонная ведьма с необычной шляпой-гадалкой, изрядно потертой и выцветшей на солнце, возникла перед ними во всей красе.

Она широко улыбнулась, сверкая озорными зелеными глазами, и замерла в поклоне, вытянув вперед шляпу.

— Ну же, смелее, дорогой, — обратилась ведьма к юному волшебнику, стоящему рядом. Тот в нерешительности переминался с ноги на ногу. — У тебя есть галлеон? Хочешь узнать свою судьбу?

Мальчишка взволнованно кивнул, шагнул вперед и протянул ведьме золотую монету.

— Так, посмотрим, что тебя ждет. Давай, вынимай скорее!

Под одобрительный гул толпы он опустил руку в шляпу, пошарил ею внутри и через несколько мгновений достал крошечную склянку с какой-то мутной жидкостью.

— Колдомедиком будешь, парень! — объявила ведьма, довольно просияв. Мальчишка стоял с растерянным видом, не зная, радоваться или огорчаться.

— Почему сразу колдомедиком? — зашумели в толпе, разглядывая склянку. — Может, аптекарем? Или зельеваром? Что, если в этом сосуде вовсе не лекарство, а сыворотка правды или амортенция?

— Каждый сам свою судьбу встретит и узнает, мимо ни за что не пройдет, не ошибется. А шляпа никогда не обманывает, Мерлин свидетель! — Ведьма загадочно усмехнулась, встряхнула шляпу и снова начала зазывать народ.

Скоро перед ней выстроилась длинная очередь, и кто-то заволновался, что предсказаний на всех не хватит, но шляпа без устали продолжала гадать, выпуская на волю уменьшенные копии самых разных предметов. Волшебное перо и игрушечная корова, песочные часы и мешочек с летучим порохом, крошечная гоночная метла и красная лента для волос, ножницы, книга и даже миниатюрный колдорадиоприемник — чего только ни вытаскивали из всезнающей шляпы озабоченные собственной судьбой волшебники и волшебницы. Чаще всего ведьма комментировала выбор шляпы, но иногда молчала, как каменная статуя, открывая тем самым простор для размышлений.

— Мам, можно попробовать? — с горящими глазами спросила Джинни, дернув миссис Уизли за рукав. — Я тоже хочу узнать свою судьбу. Вдруг и мне метла выпадет.

Миссис Уизли нахмурила брови.

— Джинни, детка, мы же с тобой договорились. Никаких гаданий. Галлеон — это слишком дорого для такого глупого развлечения. И о какой метле ты говоришь? Пора выбросить этот квиддич из головы, сколько раз я тебе повторяла. Это самая опасная игра в мире.

— Ну мам, ну пожалуйста! — захныкала Джинни, косясь на зачарованную шляпу. Очередь таяла на глазах, и она боялась, что не успеет поучаствовать.

— Ну хорошо, — сдалась миссис Уизли после долгих уговоров. Она вынула из кошелька галлеон и отдала ведьме.

— Здравствуй, крошка, — сказала ведьма с неизменной улыбкой на лице, присев на корточки перед Джинни. — Хочешь узнать свою судьбу?

— Хочу, — уверенно, без всякого волнения ответила Джинни, заглядывая в шляпу, но не увидела там ничего, кроме черной пустоты, словно все эти бесчисленные вещицы хранились где-то глубоко-глубоко, в подземелье Косого переулка, а потом чудесным образом выпрыгивали наружу.

— Тогда вперед! Чего же ты ждешь?

Джинни опустила руку в шляпу, почувствовав, как ее пальцев коснулось что-то одновременно твердое и мягкое, теплое и холодное, гладкое и острое. Похоже, в шляпе находилось несметное количество предметов. Она зарылась рукой чуть глужбе и схватила какую-то вещицу, крепко зажав ее в ладони, чтобы не выскользнула.

— Что это? — спросила миссис Уизли, когда Джинни разжала пальцы. Ведьма не произнесла ни слова, быстро переключившись на другую девочку. — Игрушка? Птичка? Красивая птичка! Вот видишь, солнышко, никакой метлы, никакого квиддича. Рано тебе еще гадать на судьбу. Ну, пойдем скорее. Отец нас уже заждался. Твои братья его наверняка с ума свели.

— Красивая птичка, — с улыбкой повторила Джинни и побрела следом за матерью, продолжая любоваться даром зачарованной ведьминой шляпы-гадалки. У нее на ладони лежала деревянная фигурка с птичьими крыльями, хвостом и ухмыляющимся женским лицом. Это была гарпия.

Беременная жена непредсказуема, как конец света. В этом Гарри Поттер убедился не раз — как-никак у Джинни уже третья беременность.

Но чтобы до такой степени...

Она лежала в ванне в облаке душистой пены с бокалом красного вина в руке и с умильным выражением лица слушала выносящую мозг скрипучую мелодию, что лилась из колдорадиоприемника. Музыка напоминала ор десятка голодных кошек, которых по очереди дергали за хвосты.

Еще месяц назад, услышав подобное безобразие, Джинни наверняка бы заткнула уши и закричала на весь дом: "Выключи эту гадость!" Но сегодня на ее губах сияла лучезарная улыбка, а глаза светились от счастья. Казалось, она получала истинное удовольствие от прослушивания столь необычного шедевра.

— Джин, что это такое? — недоуменно спросил Гарри, присев на краешек ванны, и заглянул жене в глаза. Может, ему почудилось и она на самом деле плачет?

Но Джинни не плакала. Она улыбнулась еще шире и подняла бокал, словно приглашая Гарри чокнуться с нею.

— Виноградный сок! — торжественно объявила Джинни. — Я заколдовала его, сделала цвет более насыщенным. Закрываю глаза, делаю глоток и представляю, что пью вино. Ерунда, конечно, но лучше, чем ничего. Когда я еще смогу побаловаться винишком? С пирожными мне повезло намного больше — сегодня за вечерним чаем съела три штуки. Все равно скоро разнесет, как тетушку Мардж, надо пользоваться моментом.

Гарри понимающе кивнул, словно был беременным на пару с женой.

— Прекрасно, — сказал он. — Но я не об этом. Что с нашим колдорадиоприемником? Его ты тоже заколдовала? Или по радио транслируют конкурс мастеров игры на нервах? Не боишься разбудить детей?

— А! — наконец сообразила Джинни и расхохоталась. — Это скрипка, Гарри. Играет известный в Магической Британии скрипач Уильям... Уильям... в общем, забыла, какой Уильям.

— Хм. А я уж было подумал, что это наш Кричер в музыканты подался.

— Гарри! — прыснула Джинни, расплескав виноградный сок. — Не вздумай сказать это при нем, а то обидится. Его несравненная госпожа Вальбурга любила скрипку.

— Веская причина для того, чтобы переключить волну.

— Потерпи немного, осталась пара минут, — попросила Джинни. — Или убавь звук. — Она сделала жалостливое лицо. — Понимаешь, милый, ребенку нужна классическая музыка. Гермиона говорит: все, что мы слушаем, смотрим и читаем, отражается на наших детях. Мы должны заботиться об их психическом здоровье с момента зачатия. А классическая музыка очень благотворно влияет на психику малыша. Достаточно всего нескольких минут в день, и ребенок вырастет ангелом.

Гарри изумленно поднял брови.

— Серьезно? Что-то я не припомню, чтобы ты слушала классическую музыку, когда была беременна Джимом и Алом.

— В том-то и дело, — усмехнулась Джинни. — Когда я была беременна ими, я регулярно слушала истошные крики болельщиков и крепкие ругательства Гвен вперемежку с песнями "Ведуний". И что из этого вышло? Наши сыновья растут невозможными сорванцами, ни минуты не сидят на месте. — Она тяжко вздохнула и осушила бокал. — Если честно, мне и самой эта музыка поперек уха, я же столько лет фанатела по "Ведуньям", но, может, есть шанс, что хотя бы третий ребенок у нас будет послушным? Чего не сделаешь ради малыша!

Через несколько минут по другую сторону колдорадиоприемника неизвестно какой Уильям дернул за хвост последнюю кошку, и — к огромной радости Гарри — скрипка замолкла.

— Может быть, — произнес он. — Но в одном я уверен абсолютно точно: нервный тик малышу обеспечен. И нам с тобой за компанию.

Возвращаясь следующим вечером домой, Гарри молил Мерлина о милости: "Кто угодно, прошу, пусть даже Селестина Уорлок, но только не Уильям с его скрипкой" и на всякий случай готовился применить заглушающие чары. Он с опаской заглянул в ванную комнату и, не найдя там Джинни, отправился в гостиную. Она лежала на диване, свернувшись под пледом, и плакала. Не было ни бокала с фальшивым вином, ни белой ароматной пены, ни прежнего настроя родить ангела в человеческом обличье. Только скрипач из колдорадиоприемника тянул за хвост очередную голодную кошку.

— Что случилось, Джин? — спросил Гарри, сев рядом с женой, и погладил ее по голове, отчего Джинни заплакала еще сильнее.

— Выключи эту гадость, — громко шмыгнув носом, попросила она. — Я больше не могу.

— Не волнуйся, милая, — успокоил ее Гарри. — Ребенку нужны позитивные эмоции. А классическая музыка очень благотворно влияет...

— Ну Гарри!..

— Сейчас, солнышко.

Он охотно исполнил просьбу жены и со скоростью света переключил колдорадиоприемник на волну, где без остановки крутили Селестину Уорлок. Певица самозабвенно голосила свой заезженный на сто рядов хит — "Котел, полный крепкой, горячей любви".

Услышав знакомую с раннего детства песню, Джинни запротестовала:

— Хочу "Ведуний", Гарри. Мерлин с этими глупыми советами! Мерлин с этой скрипкой! И с Селестиной Уорлок тоже! У нас с тобой лучшие дети на свете. А третий будет еще лучше, вот увидишь. Без всякой классической музыки.

— Ну хорошо, хорошо. Только не плачь.

Гарри вновь принялся мучить колдорадиоприемник в надежде найти подходящую волну. Три раза в эфир прорывалась все та же скрипка, еще три — все та же Селестина, а на седьмой раз зазвучали новости магического мира.

— К Мордреду этот пустоголовый ящик! — раздраженно произнесла Джинни, потеряв терпение. — Я и сама спою не хуже.

И, не дав Гарри опомниться, она запела свою любимую песню "Ты умеешь танцевать, как гиппогриф?".

— Двигай своим телом, как волосатый тролль, учись рок-н-роллу, кружись, как сумасшедший эльф, танцуй сам по себе...

Глядя на Джинни, которая еще минуту назад плакала, а сейчас казалась самой счастливой на свете, Гарри в недоумении почесал затылок и облегченно рассмеялся. Кто виноват, что его беременная жена непредсказуема, как конец света?

Октябрь серый и промозглый, но Джинни, вместо того чтобы, как все правильные юные леди, закутаться в плед, налить в чашку горячего какао и сесть у окна с печальным видом, надевает свитер Фреда, берет метлу и идет тренироваться. На носу первый матч в основном составе "Холихедских Гарпий", не время распускать нюни.

— Мой дорогой мальчик, — всхлипывает мама, увидев Джинни в свитере сына, и долго смотрит ей вслед затуманенным взглядом. Отец угрюмо молчит, еще глубже погружаясь в чтение, словно газета в его руках — вовсе не газета, а портал в офис "Ежедневного Пророка", где можно затеряться среди новостей.

Это просто свитер, думает Джинни, отрываясь от земли и полной грудью вдыхая прохладный октябрьский воздух. Бордовый свитер с желтой буквой "F" на груди, один из многочисленных свитеров, что вязала мама на Рождество. Старый, потертый, растянутый, пахнущий пылью и дымом веселых розыгрышей близнецов. Похоже, Фред носил его чаще других. Неудивительно — в нем так тепло и уютно.

Джинни не подает вида, как сильно скучает по брату. Как у нее болит где-то глубоко внутри, точь-в-точь под самой буквой "F". Всем и так тяжело. Не хватало еще и ей расклеиться.

Но в небе Джинни может быть собой. Может хоть кричать в голос, летя на бешеной скорости, — никто не услышит. Никто не заметит слез. Что, если это не слезы, а капли осеннего дождя?

В небе Джинни ближе к Фреду. Каждый раз, забивая квоффл, она думает: брат гордится ею, улыбается с высоты. Жаль, что не может обнять и шепнуть на ухо: "Молодец, сестренка".

Слезы высыхают на ветру. Налетавшись от души, Джинни возвращается к кольцам. Нужно довести бросок до совершенства. Скоро появится Гарри — "капитан Поттер", как она в шутку его называет — и устроит ей экзамен.

Гарри будет гонять Джинни вокруг колец не меньше часа. Примерит на себя роли вратаря, загонщика и капитана. Но сначала он подлетит как можно ближе и прямо в воздухе обнимет ее со спины, уверенно держась на метле. Не станет хмуриться и причитать: "Мерлин, ты опять надела свитер Фреда". Просто легонько коснется губами обветренной щеки, зароется носом в рыжие пахнущие цветочным шампунем волосы и тихо скажет:

— Я тоже по нему скучаю, Джинни.

Уже далеко за полночь, но Джинни не спит. Слушает сопение портретов благородного и древнейшего дома Блэков, усталым взглядом гипнотизирует остывший ужин, смотрит в окно на пустынную площадь, где снова холодной моросью плачет октябрь. Еще немного, и она во весь голос запоет гимн "Холихедских Гарпий". Назло Кричеру, который спит без задних ног и даже не вспоминает о хозяине.

Однажды ночные аврорские рейды мужа доведут ее до нервного срыва. Джинни знает (как бы он ни старался убедить ее в обратном): Гарри каждый раз — каждый гребаный раз! — во время этих рейдов рискует жизнью. Он не умеет по-другому. Ему всегда нужно кого-то спасать, будь то волшебный мир, лучшие друзья или упавший с дерева лукотрус.

— Не спишь? — с виноватой улыбкой на лице спрашивает Гарри, в третьем часу ночи появившись из камина. Сколько его ни жди, он всегда появляется внезапно, как вспышка молнии, и Джинни на секунду замирает от неожиданности и восторга.

— Не спится чего-то, — пожимает она плечами, пристально глядя в любимое лицо, и полушутя добавляет: — Даже не знаю, в чем дело.

— Джин, ну не надо, — хрипло произносит Гарри, сокращая расстояние между ними. Зеленые глаза болезненно блестят, словно он не темных магов ловил, а весь вечер пил огневиски в "Дырявом котле". На щеках — капли дождя и сажа от летучего пороха, а может, от угодившего в него заклинания. Черные непослушные волосы, как обычно, взъерошены.

Он подходит к Джинни и прижимает ее к себе — так крепко, что у обоих сбивается дыхание. Сильные руки подхватывают ее и усаживают на стол. Устроившись меж разведенных колен, Гарри в считанные мгновения стягивает с Джинни футболку и белье, накрывает ладонями упругие холмики грудей и с жадностью целует в губы.

— Ты в опасности, Гарри? — с тревогой в голосе спрашивает Джинни, ответив на поцелуй. Она помогает ему избавиться от одежды и обвивает его шею дрожащими руками. Еще чуть-чуть, и он войдет в нее. Сорвет крышу безумными ласками и бешеным ритмом, заставит забыть обо всем, и жалкие попытки в диалог полетят к чертям собачьим.

— С чего ты взяла? — произносит Гарри, тяжело дыша. Затем снимает надоевшие очки и забавно щурится. Без очков он похож на мальчишку. Того самого, по которому Джинни когда-то тащилась как полоумная. И тащится до сих пор. — Я дома. Я живой. Разве этого недостаточно?

— Мы трахаемся на столе в три часа ночи.

Ей становится смешно от собственных слов. Но ведь она права. Это действительно странно. И она знает, в чем причина. Чувствует. Гарри снова оказался на волосок от смерти и снова ее избежал. Потому и ласкает Джинни так жадно. Как в первый раз.

Ну и пусть. Лишь бы не в последний.

— Ты так говоришь, будто это стол начальника аврората, — усмехается Гарри, сжимая ее ягодицы, и, чуть отстранившись, спрашивает: — Отнести тебя в спальню?

— Нет, — с глухим стоном отвечает Джинни, чувствуя у себя между ног его возбужденный член и мысленно посылая все к Мордреду: и постоянную тревогу за мужа, и аврорские ночные рейды, и унылый октябрь, что плачет за окном. — Нет, Гарри, не надо.

Спальня слишком далеко. А они уже не в силах остановиться.

— Гарри, все хорошо? Ты что-то такой бледный! — Джинни встревоженно смотрела ему в лицо.

— Ерунда. Не бери в голову. Просто не выспался, — ответил Гарри, улыбаясь через силу.

Не говорить же ей, что он всю ночь выслеживал одного пренеприятного типа — владельца подпольного магазина по продаже запрещенных магических артефактов, а потом под обороткой и прикрытием коллег-авроров пил с ним огневиски, чтобы выпытать у него нужную информацию. И кажется, этот тип подлил ему в стакан какую-то гадость, вызывающую тошноту, головокружение и чувство нереальности происходящего. Иначе с чего бы его так сильно мутило? Он выпил совсем немного.

— Тогда подожди меня здесь, — попросила Джинни. — Я скоро вернусь. Мне только переодеться и к Гвен забежать на секунду.

Гарри кивнул и остался один на поле Холихедского квиддичного стадиона. Накрапывал дождь. Он поднял голову, подставив лицо прохладным дождевым каплям. Становилось легче дышать, дурнота понемногу отступала.

Прошло всего несколько минут, и дверь, ведущая в раздевалку, отворилась. Гарри обрадовался, надеясь увидеть Джинни, ему хотелось как можно скорее отправиться домой — отдохнуть после бессонной ночи. Но это была не она. Быстрым, уверенным шагом к нему приближалась ее капитанша Гвеног Джонс.

— Мерлиновы бладжеры, кого я вижу! — воскликнула она, подойдя почти вплотную, и с какой-то радости подмигнула Гарри, тряхнув пышным хвостом. Ее темные глаза с золотистыми крапинками вызывающе блестели. — Мы так долго ждали этого дня. Мастер-класс для ловца "Холихедских Гарпий" от самого Гарри Поттера — поверить не могу! Это надо отметить, я считаю.

— Э-э-э... — Гарри недоуменно хлопал глазами. — Что? Какой еще мастер-класс? Разве я...

Гвеног Джонс нахмурила брови.

— Эй! Так дело не пойдет, парень, — строго, будто на уроке, сказала она. — Соскочить решил? Обещания надо выполнять. Ты все-таки лучший ловец в истории Хогвартса, да еще и герой войны впридачу. Положение обязывает, как говорится. — Гвеног снова подмигнула и широко улыбнулась, обнажив белые зубы — слишком белые, по сравнению с ее смуглой кожей. — К тому же мои девочки обидятся. А ты ведь не хочешь, чтобы они обиделись, верно?

— А? Нет. Конечно не хочу, — поспешил заверить Гарри.

Только проблем с "Гарпиями" ему не хватало. Достаточно того, что Джинни обижается на него из-за каждого пустяка.

— Отлично, Гарри. Я знала, что мы поймем друг друга. Девочки!

Дверь тут же распахнулась, и на поле, весело переговариваясь и хохоча, вышли пятеро игроков команды "Холихедские Гарпии". Кого-то из них Гарри уже встречал в гостях у Джинни, кого-то видел впервые. Самой Джинни среди них не было, и это показалось ему странным.

Девчонки выстроились рядом со своей капитаншей и молча стояли, не спуская с него глаз и ухмыляясь. Яркая зеленая форма с золотой отделкой больно била Гарри по глазам.

— Э-э-э... Кто из вас ловец? — решился наконец спросить он, нарушив затянувшуюся паузу. — С чего начнем? Может, потренируем финт Вронского?

Гарпии переглянулись и захихикали, как будто он сказал что-то смешное.

— Не торопись, Гарри, — мягко произнесла Гвеног и абсолютно неожиданно начала раздеваться. Неспешно избавилась от форменной мантии, потом сняла свитер. Когда настал черед футболки, под которой обозначились крупные груди с затвердевшими сосками, девчонки как по команде последовали ее примеру и тоже, ничуть не краснея, принялись разоблачаться. — Для начала мы проверим, на что ты способен. Раздевайся!

— Что? — Гарри от волнения не чувствовал ни рук, ни ног. Ему хотелось убежать отсюда без оглядки, но сил пошевелиться не было. Вид соблазнительных женских прелестей околдовал его. А может, они использовали Империус. Как в тумане Гарри вспомнил про свою волшебную палочку. Он судорожно пошарил в карманах, но оба оказались пусты. В воспаленном мозгу крутился вопрос: куда пропала Джинни? Как она вообще могла допустить такое? — Зачем раздеваться? Это обязательно? Может, не надо? Чего вы от меня хотите?

— Нас больше интересует, чего хочешь ты, — медовым голосом произнесла Гвеног и легонько толкнула его на мокрую траву. — Как ты любишь, малыш? Расскажешь мамочке Гвен? Джинни говорила, ты такой скромный, такой нерешительный в постели, кончаешь сразу, как только вошел. Мы поможем тебе расслабиться и стать смелее. Правда, девочки?

— Угу, правда, — дружно промурлыкали девочки и нависли над Гарри, сияя соблазнительными улыбками. Он почувствовал, как чьи-то теплые руки расстегнули ремень на его брюках и скользнули ему в трусы.

— Ох, ничего себе, как крепко стоит! — удивилась Гвеног. — Какой большой! Какой горячий! Может, малышка Джинни обманула? Специально пустила пыль в глаза, чтобы спрятать от нас такого сладкого мальчика. Несправедливо.

— Точно, — согласились гарпии. — Джинни Уизли — обманщица.

— Нет! — в бессилии прохрипел Гарри, залившись краской. — Нет. Она... она сказала правду. Я... я... действительно скромный...

Гарпии рассмеялись на весь стадион. Гарри испугался, что от их хохота рухнет комментаторская вышка.

В эту минуту он увидел Джинни. Она стояла в стороне и, кажется, спокойно наблюдала за ними, словно на ее глазах происходила самая обыкновенная тренировка. Заметив взгляд Гарри, полный ужаса и мольбы, Джинни лишь дернула плечом, как бы говоря: "Ничего не поделаешь. Это же гарпии. Расслабься и получай удовольствие".

— Джинни! — попытался закричать Гарри, но его крик превратился в шепот.

— Ну ладно, — нетерпеливо сказала Гвеног и без церемоний сняла трусы. Гарри ошалело смотрел на ее лобок, на котором был выбрит маленький снитч. Уж не с его ли помощью ему придется показывать мастер-класс? — Хватит трепаться. Пора приступать к делу. Если вы не против, я на правах капитана хочу первой испытать метлу Гарри Поттера. — Гвеног непристойно качнула обнаженными бедрами и заржала. Гарри дернулся с намерением встать, но очередная попытка пошевелить онемевшими ногами и руками закончилась провалом. — Полетаем, малыш? Знаешь, какая мамочка горячая...

— Нет! Я против!

Гвеног грязно выругалась, недобро сверкнула черными глазами и повернула голову.

— Что? Кто это сказал? — раздраженно спросила она.

— Я сказала.

Это была Джинни. Она стояла перед Гвеног и с вызовом смотрела ей в лицо. На фоне абсолютно голых гарпий Джинни, полностью одетая в спортивную форму, включая перчатки и наколенники, выглядела очень странно.

— Извини, кэп, но я первая, — твердо добавила она.

— О! Малышка Джинни! — съязвила в ответ Гвеног. — Ты забыла, какое наказание полагается за нарушение субординации? На скамью запасных захотела?

— Гарри — мой парень. Я имею на него полное право, — бесстрашно заявила она, и в эту минуту тело Гарри, словно коварные змеи, обвили несколько пар жадных, бесстыдных рук. — Гарри! Гарри...

— Гарри! Гарри! Слава Мерлину, ты очнулся! Как ты себя чувствуешь?

Едва успев открыть глаза, Гарри увидел раскрасневшееся лицо Джинни. Она держала его за руку и плакала.

— Кажется, я отключился, — пробормотал он, не веря, что ужасное наваждение в виде бесстыдниц гарпий прошло.

— Не просто отключился, Гарри. Ты был сам не свой, я никогда тебя таким не видела. Ты кричал, повторял мое имя и твердил что-то невнятное про мастер-класс. Ума не приложу, что это означает.

— Мастер-класс? — Гарри снова почувствовал дурноту. Такого мастер-класса врагу не пожелаешь. — Бред какой-то. Видимо, я перетрудился.

К ним подошла Гвеног Джонс. Других гарпий рядом не было — скорее всего, они успели разойтись по домам.

— Ну и напугал ты нас, парень, — с озабоченным видом сказала Гвеног. Гарри вздрогнул, услышав ее голос, и с опаской бросил взгляд на грудь капитанши — убедиться в том, что она одета. Зеленая футболка с золотым логотипом "Холихедских Гарпий" успокоила его. У него, судя по ощущениям, одежда тоже была на месте. — Это у тебя после Волдеморта такая побочка, что ли? Сочувствую.

"Голые гарпии страшнее Волдеморта", — невольно подумал он, а вслух произнес:

— Спасибо. Ночь на дежурстве была "веселой". Кажется, преступник, за которым я охочусь, пытался меня отравить или что-то вроде того.

— Гарри! — испуганно воскликнула Джинни. — Ну сколько можно повторять, чтобы ты был осторожнее!

— Мы так и подумали, — сообщила Гвеног, — что ты находишься под действием какого-то заклятия или зелья и вызвали целителя из Мунго. Он прибудет с минуты на минуту.

— Не стоило, я уже в порядке, — ответил Гарри и поднялся на ноги. Голова немного кружилась. Одежда была влажной. Все это время он пролежал на мокрой от дождя траве.

— Даже не вздумай спорить, Гарри! — возразила Джинни. — Тебя обязательно должен осмотреть целитель.

Гвеног Джонс любезно предоставила под врачебный осмотр свою капитанскую. Целительница Клара Лобоска, прибывшая из больницы Св. Мунго, отнеслась к Гарри со всем вниманием. Она уточнила детали ночного дежурства, расспросила о видении, ставшем причиной обморока, взяла кровь на анализ, чтобы выяснить наличие запрещенных зелий.

— Мистер Поттер, о чем вы думали? — Получив ответы на все вопросы, Клара расстроенно покачала головой. — Смешивать огневиски и Оборотное зелье категорически противопоказано. Основной побочный эффект от их совместного применения — зрительные и слуховые галлюцинации. — Гарри не вдавался в подробности, просто рассказал, что ему померещились какие-то люди и голоса. — Я дам вам зелье, оно нейтрализует этот побочный эффект. Но все же рекомендую вам прямо сейчас отправиться в больницу. Я сопровожу вас. Вам необходим осмотр еще одного целителя. Он выяснит, не подверглись ли вы проклятию. Увы, проклятия — не мой профиль, я специализируюсь на зельях. — Клара Лобоска сияла улыбкой, словно говорила о звездах и литературе. — А после вы обязательно должны отдохнуть, мистер Поттер. Сон — лучшее лекарство от всех болезней. Обещайте, что возьмете отгул и как следует отдохнете.

— Конечно, мэм. Обещаю, — не раздумывая сказал Гарри и пожал целительнице руку.

Ему и самому сейчас большего всего на свете хотелось отдохнуть. Лечь в постель, обнять Джинни и не думать ни о чем. Ни о ночном дежурстве и его странных последствиях, ни о гарпиях, что трясли перед ним своими прелестями, ни о маленьком снитче, выбритом на лобке Гвеног Джонс.

Цок-цок-цок. Цок-цок-цок.

Джинни поднялась на постели и вгляделась в полумрак спальни. Уличный фонарь отражался в старинном зеркале Блэков, и ей показалось, что кто-то прошмыгнул сквозь его призрачный свет и скрылся в коридоре.

— Гарри, ты спишь? — испуганно прошептала она.

— А? Нет, — сонно отозвался Гарри. — Что случилось, Джин?

— Кажется, я сейчас видела кого-то в зеркале. И слышала. Как будто кто-то пробежал по паркету крошечными лапками. — Джинни накинула халат, взяла волшебную палочку и зажгла свет. — Мне это зеркало никогда не нравилось. Сколько раз тебе говорила: давай избавимся от него. Такое ощущение, что оно заколдовано.

Гарри протер глаза и, широко зевнув, сел в кровати.

— Мы же его проверяли — ничего странного не обнаружили. Зеркало как зеркало. Но, если ты хочешь, конечно, давай купим новое.

— Здесь точно кто-то был, Гарри. Я видела. Какое-то маленькое существо.

— Может, это твой Арнольд? — предположил Гарри.

— Арнольд вчера остался в Норе. Спрятался в мамином шкафу, а мне было некогда его ловить, я опаздывала на тренировку. Заберу в следующий раз. Ему в Норе хорошо, там всегда есть чем поживиться, не то что у нас с тобой, дома почти не бываем.

Гарри усмехнулся.

— Не удивлюсь, если Арнольд вернулся сам, — сказал он. — Помнишь, как пару месяцев назад он повадился ходить на улицу через окно и пропадал на несколько дней, а потом появлялся как ни в чем не бывало? — Гарри пересек комнату и отодвинул штору. — Смотри, окно открыто!

— Ой, правда, — воскликнула Джинни, — я же забыла закрыть окно.

— Ну вот. Неудивительно, что тебе мерещится всякое. Пушистик вернулся домой через окно и прошмыгнул мимо зеркала. Ты его просто в темноте не рассмотрела. Пойдем проверим. Вот увидишь, этот маленький засранец где-то здесь.

— Странно, — выразила сомнение Джинни, но все же пошла следом. — Не думаю, что Арнольд смог бы преодолеть такое большое расстояние самостоятельно. Он, конечно, волшебный зверек, но слишком мелкий для подобных путешествий.

— Арнольд! — позвал Гарри, однако никто не откликнулся.

— Пушистик! — без особой надежды присоединилась к нему Джинни. — Малыш, где ты?

В ответ была тишина.

Они обошли все комнаты, перебудив Люмосом портреты давно умерших обитателей дома, висевшие вдоль лестницы, на всякий случай заглянули в чулан к Кричеру, который тут же, едва проснувшись, отправился на поиски вместе с ними, но так никого и не обнаружили.

— Наверное, где-то спрятался, — сказал Гарри. — Пойдем спать, Джин. Утром сам найдется, не волнуйся.

— Спите спокойно, госпожа. — Кричер, все время семенивший сзади, поклонился Джинни со сдержанной улыбкой. — Как только пушистик выйдет из укрытия, я посажу его в клетку.

— Спасибо, Кричер, — ответила Джинни.

Она не подавала вида, но на душе у нее было тревожно. Так не хотелось возвращаться в спальню, где стояло это подозрительное зеркало. Кажется, ей нужен отдых, нервы в последнее время совсем на пределе. Надо будет выпросить у Гвен пару выходных.

Не успели они дойти до спальни, как их остановил писк, внезапно донесшийся из гостиной. Так тонко пищал Арнольд, когда был маленьким.

— Я же говорил, — радостно произнес Гарри, распахивая дверь в гостиную и включая свет, — пушистик дома. Приятель! А ну вылезай!

— Арнольд! — окликнула пушистика Джинни. — Хватит шутить! Мы спать хотим.

Но Арнольда нигде не было. Только писк — тонкий-тонкий, похожий на мышиный — доносился до их ушей. А потом на диване вдруг зашевелилась подушка, и из-под нее абсолютно неожиданно возникли сразу четыре карликовых пушистика: один крупный, почти как Арнольд, но не такой яркий, и трое совсем крохотных малышей кремового цвета.

— Мерлин! Вот это да! — Джинни широко раскрыла глаза от удивления и, склонившись над пушистиками, стала гладить их по взъерошенной шерстке. Нежданные гости внимательно смотрели на нее маленькими блестящими глазками, периодически пища и причмокивая. — Вы откуда взялись? Неужели залезли в окно?

— Теперь ясно, куда исчезал Арнольд, — громко рассмеялся Гарри. — Он завел себе подружку. А подружка, недолго думая, привела ему детей. Молодец, крошка, не растерялась.

— Арнольд — многодетный отец. Я сейчас умру со смеху.

Гарри тяжело вздохнул, в шутку нахмурив брови.

— Бедный Арнольд! Они же его с ума сведут. Я бы на его месте задержался в Норе подольше.

Отсмеявшись, Джинни устроила пушистикам временную лежанку и накормила их.

— Как же вы меня напугали, ребята, — сказала она. — Я уж было подумала, что вы из самого зеркала появились.

— Так что ты решила? Зеркало остается? — поинтересовался Гарри, когда Джинни погасила свет в гостиной.

Она помотала головой.

— Нет. Давай все-таки уберем его. От этого зеркала темной магией веет. Ну его к Мордреду.

Джинни трясет от холода. Шутка ли — играть почти семь часов кряду под проливным дождем. Водоотталкивающие чары уже не справляются. Их надо постоянно обновлять, но сейчас не до этого. Сейчас главная задача, под натиском разъяренных  загонщиков "Сенненских Соколов", — не свалиться с метлы и не потерять заработанные "Холихедскими Гарпиями" очки. А лучше всего — заработать новые. Еще немного — и "Соколам" даже снитч не поможет.

— Рыжая шлюха! — доносится до нее противный голос вратаря Джастина  Тейлора, когда она обводит его вокруг пальца и, резко метнувшись вправо, забрасывает очередной квоффл в кольцо. Это  излюбленный прием Тейлора — вывести охотника из равновесия с помощью грязных оскорблений и не дать мячу достигнуть цели.

Но Джинни не сдается. Держится изо всех сил. Проявить слабость перед этим мудаком значит подарить ему шанс на победу.

Хотя... Одному Мерлину известно, как ей хочется наградить его каким-нибудь заклинанием. Лучше всего, конечно, Летучемышиный сглаз. Чтобы заткнул свой поганый рот. Но нельзя. Пока нельзя. Джинни нужно сосредоточиться на мяче — девчонки сегодня пасуют просто шикарно. Она не может их подвести.

— Поттеровская подстилка! — не унимается Тейлор, с отвращением выплевывая слова, словно мерзких слизней. — Если бы не Поттер, играла бы в плюй-камни...

"Вот только Поттера трогать не надо".

Джинни вспыхивает в один миг. Хорошо, что идет дождь, а то  спалила бы весь стадион. Адское пламя отдыхает.

— Еще одно слово — и ты труп, — подлетев к Тейлору, выкрикивает Джинни, не в силах унять дрожь в руках: то ли от холода, то ли от злости — теперь уже плевать. Тейлор на секунду замирает, будто испугавшись, а потом разражается потоком непечатной брани.

— Да пошел ты! — отмахивается от него Джинни.

В воздухе начинается неразбериха. Ловец "Соколов" первым замечает снитч и бросается за ним, тараня игроков: и своих, и чужих. Возникает потасовка возле ворот. Кто-то из загонщиков противника применяет магию против охотницы "Гарпий". Джинни спешит ей на помощь, но, едва увернувшись от одного бладжера, попадает под удар второго. Спину пронзает резкая боль, и она отлетает назад, чтобы сделать паузу и немного прийти в себя. Дождь нещадно хлещет по лицу, но Джинни замечает, что вроде бы невинная потасовка успела перерасти в драку — у ворот сцепились человек семь, не меньше. Слышится назойливый свисток судьи. А потом раздается пронзительный крик. Игроки замирают в воздухе, болельщики на трибунах орут как сумасшедшие. Но не так, когда игра заканчивается, а так, будто случилось непоправимое и кому-то как минимум раскроили битой башку.

— Джастин! Джастин! Дружище! — доносится рев со всех сторон. Джинни с колотящимся сердцем смотрит на опустевшие ворота "Соколов" и вслед за "Гарпиями", которые продолжают отбиваться от потерявших контроль противников, спускается на поле.

— Похоже, наглухо, — говорит капитан "Гарпий" Гвеног Джонс, со злостью отбросив биту. — Вот и доигрались, мальчики.

Она ошарашенно качает головой и сплевывает в залитую дождем траву. К ним навстречу, крича и размахивая руками, бежит судья. Это только начало — теперь от разбирательств покоя не будет.

Джинни молча стоит, вцепившись в метлу, как будто в ней спасение от всех бед, и не может заставить себя повернуться. Рев надвигающейся  толпы оглушает, сдавливает виски. Она знает, что лежит на мокром поле в нескольких метрах от нее.

Труп Джастина Тейлора.

Ну, разве что случится чудо и целители сумеют спасти игрока, упавшего с тридцати метров.

"Еще одно слово — и ты труп", — вспоминает Джинни собственные слова и от накатившего ужаса закрывает ладонями лицо.

"Мерлин, пусть случится чудо".

Тейлор, конечно, мудак, но лучше бы это был просто Летучемышиный сглаз.

Дом живой.

Джинни убеждается в этом каждый день. Он приветствует, хранит память, звучит. Скрипит ступенями на лестнице, вздыхает портретами, блестит дорогим фамильным серебром. Порой навевает печаль, порой вызывает улыбку.

И — что удивительно — подчиняется ее теплой, солнечной магии.

Меняется.

Вроде тот самый дом, что был раньше, и в то же время совсем другой.

— Здесь столько света, — восхищаются гости, едва переступив порог. — Даже не верится.

— Джинни, — отвечает Гарри, счастливо улыбаясь. — Это все она. Благодаря ей даже госпожа Блэк сменила гнев на милость, спит спокойно за своей занавеской.

— Ерунда! Я тут совсем ни при чем.

Чуть смутившись, Джинни смеется. Она знает, каким мрачным был этот дом. Сколько таил в себе опасностей и неприятных сюрпризов. Пах пылью и тоской. Пугал таинственными шорохами буквально на каждом шагу. Весь дом казался одной большой тайной, от которой хотелось сбежать без оглядки.

А теперь в нем всегда горит свет. Темным артефактам здесь больше не место. Из кухни доносится аромат тыквенного пирога. А самые таинственные шорохи в доме — это шелест скомканной влажной простыни, нежный шепот в ночи и шуршание оберток от любимых сладостей Гарри.

"Добро пожаловать в наш дом", — могла бы сказать Джинни, встречая гостей, но дом говорит сам за себя. Он живой.

А Джинни не делает ничего особенного. Она просто колдует. Волшебной палочкой и собственным сердцем.

— Папа! Папочка! Не спи! Нам еще сказку сочинять!

— Сказку?.. Какую сказку?

Гарри, задремавший на кровати в комнате дочери, открыл глаза и изо всех сил напрягся, чтобы они не закрылись снова.

Вот это да. Если Джинни задержится в редакции еще на пару часов, они с Лили, того и гляди, роман напишут или выучат русалочий язык.

— Учитель дал задание сочинить сказку, — сообщила Лили, вооружившись пером и пергаментом. — А я даже не знаю, с чего начать. Жаль, что Джим и Ал остались у бабушки с дедушкой, может, они бы мне подсказали.

— А о чем сказка-то?

— Да о чем угодно! — Лили внимательно поглядела по сторонам. — Хоть о волшебной палочке. Или о любимой книжке. Или о тебе.

Гарри скептически улыбнулся и покачал головой.

— Обо мне и так в каждом учебнике написано, милая. Твою сказку никто читать не станет. Нужно придумать что-нибудь поинтереснее.

— А может, напишем про маму? — с горящими глазами спросила Лили. — О том, как она в квиддич играла. Назовем сказку "Джинни Поттер и волшебный квоффл".

— Ага, — ответил Гарри и, улегшись поудобнее, широко зевнул. Рабочая неделя была сумасшедшей, последние силы покинули его. — Или "Джинни Поттер и волшебная редакция".

— "Джинни Поттер и волшебный пирог"! — придумала новое название Лили, просияв от восторга.

Гарри поддержал дочь:

— "Джинни Поттер и волшебное платье".

— "Джинни Поттер и волшебная швабра".

— "Джинни Поттер и волшебные веснушки".

— "Джинни Поттер и волшебный домовик".

— О, да у нас с тобой целая серия сказок получается! — рассмеялся Гарри. — Высший балл гарантирован. Не уверен, правда, что мама будет в восторге. Особенно от сказки про волшебную швабру.

Лили расхохоталась.

— А мы ее переименуем. Назовем "Джинни Поттер и волшебная кастрюля". Она точно обрадуется.

— Сомневаюсь, солнышко.

Лили тяжело вздохнула.

— Значит, про маму тоже нельзя?

— А? Что? — Гарри продолжал неравную борьбу со слипающимися глазами. — Про маму? Конечно можно. Просто лучше всего писать иносказательно, чтобы читатель не сразу понял, о ком идет речь.

— Иносказательно? Это как?

— Ну... например, ты хочешь написать сказку про маму, а вместо этого пишешь про ласку, которая живет в норе с шестью братьями и мечтает взлететь в небо, как птица, что свила гнездо на соседнем дереве. Понимаешь?

— Кажется, да, — неуверенно произнесла Лили. — Но это ужасно сложно, папочка. Вряд ли у меня получится. Лучше я про луну напишу.

— Почему именно про луну? — удивился Гарри.

— Смотри, какая она красивая. — Окно было окрыто, в потемневшем небе взошла полная луна. — И чего я так долго думала? Всё, начинаю писать. Скоро мама вернется, а у меня еще ни строчки не написано.

— Сегодня, оказывается, полнолуние, — сказал Гарри, глянув в окно. — А я даже не заметил.

Лили снова застыла в раздумьях над развернутым пергаментом.

— Пап, а правда, что оборотни сильно страдают во время полнолуния? — спросила она. — Тедди рассказывал, что им нужно принимать специальное зелье, тогда не будет так тяжело.

— Правда, милая. Ликантропное зелье облегчает их страдания, не дает им превращаться в волков, — ответил Гарри, вспомнив, как на третьем курсе они с Роном и Гермионой чуть не угодили в лапы обернувшегося зверем профессора Люпина.

— Хорошо, что мы с тобой не оборотни, пап. Иначе нам пришлось бы принимать ликантропное зелье, а оно, скорее всего, жутко горькое.

— Не то слово, — согласился Гарри. На него с новой силой навалился сон, бороться с ним становилось все сложнее.

— А еще под луной влюбленные гуляют, да, папочка? Они читают друг другу стихи, говорят всякие глупости и целуются.

— Да? — пробормотал Гарри. — Точно! Влюбленные...

Он попытался вспомнить, как гулял под луной с Джинни. Джинни, нежная, красивая, веселая, пришла на ум сразу, а вот луна почему-то так и не вспомнилась. Они целовались, забыв обо всем, и не думали ни о какой луне. Ни в Хогвартсе, ни в Норе. Единственное, что беспокоило Гарри тогда, — как бы их не застукал кто-то из преподавателей, а еще хуже — миссис Уизли. Не слишком приличный вид у них был во время тех поцелуев.

— Пап, кажется, я поняла, что значит "иносказательно", — произнесла Лили и взялась наконец за перо. — Я напишу сказку про луну, маму и тебя — так, что никто на свете не догадается.

— Хорошо, солнышко.

— Итак... Слушай, папочка. В огромном темном небе висела полная луна. Ей было очень грустно и одиноко. Маленькие тусклые звезды не умели разговаривать, а луне так хотелось с кем-нибудь подружиться. И как-то раз она повстречала красивую рыжую кошку. Та сидела на крыше и мечтала о своем любимом черном коте с зелеными глазами, который ушел на войну со злым волшебником. А еще она мечтала подняться высоко в небо, будто птица, и поиграть с луной...

Лили все говорила и говорила. Ее голосок журчал подобно ручейку и убаюкивал, как колыбельная.

Через какое-то время, почти в самом конце сказки, когда у рыжей кошки уже родились котята от ее любимого черного кота с зелеными глазами, раздался еще один голос:

— А что это вы тут делаете?

Это была Джинни. Она вернулась с работы и неслышно вошла в комнату.

— Мамочка, ты пришла! — Лили радостно бросилась навстречу. — А мы тут с папой сказку сочинили. Иносказательную.

— Ну-ну, — рассмеялась Джинни, гладя дочь по рыжим волнистым волосам. — Оно и видно: папа у нас — великий сказочник.

И она показала на кровать, где, неуклюже свернувшись в клубок на детской кровати, в съехавших набок очках сладко спал Гарри.

Кот был черным, как безлунная ночь. Два желтых глаза горели, словно рождественские фонарики, а на мордочке застыло бандитское выражение.

— Ну привет, что ли? Ты откуда такой интересный? — спросила капитан "Холихедских Гарпий" Гвеног Джонс. Тренировка уже закончилась, и она в сопровождении охотниц Джинни Уизли и Вэлмэй Морган возвращалась в раздевалку, когда это черное недоразумение выскочило на нее из-за угла.

— Мяу, — ответил кот и стал тереться о ноги Гвеног, довольно урча, как будто признал в ней хозяйку.

— Гвен, кажется, ты ему понравилась, — рассмеялась Джинни. — Не хочешь взять себе? Сама же говорила, иногда грустишь вечерами. Вот, будет тебе развлечение. Живая душа в доме.

— Да он с голоду умрет, пока меня дождется. Я же дома появляюсь, чтобы переночевать и переодеться. Не дом, а перевалочная база какая-то. — Гвеног нахмурилась. — И вообще, когда я такое говорила? Пьяная была, что ли? Запомни, солнце мое: если по вечерам грустно, значит, нагрузки недостаточно и во время матча будешь летать, как мешок с дерьмом горного тролля. После хорошей тренировки на грусть сил уже не остается, до кровати бы доползти. Правда, Вэл? — Она весело похлопала Вэлмэй по плечу.

— Правда, мамочка. Кто спорит-то.

Кот между тем обхватил лапами ногу Гвеног, сделал большой игривый кусь, а затем, проорав что-то неразборчивое на своем кошачьем, задрал длинный хвост и нарезал пару кругов по полю мимо хохочущих девчонок.

— Приятель, да ты, похоже, пацан! — воскликнула Гвеног, рассмотрев кота. — Ай-я-яй! Ты в курсе, что пацанов в "Холихедские Гарпии" не принимают? Я беру только девчонок, вот так. Извини.

Кот, очевидно, был не в курсе и продолжал носиться по полю, наплевав на свою половую принадлежность.

— Гоняет, как заколдованный бладжер, — сквозь смех сказала Джинни.

Гвеног заулыбалась.

— У меня когда-то был Бладжер, — произнесла она.

— Кот?

— Ага. Еще в Хогвартсе. Такой же черный, ни одного белого пятнышка, и с такими же желтыми глазищами. Непоседа страшный. Я поэтому и назвала его Бладжером. Однажды проник к профессору Слагхорну в кабинет, перебил с десяток флаконов с зельями. Я думала, после этого Слагги вышвырнет меня из своего клуба.

— Сильно влетело?

— Наоборот. Даже слова не сказал. На очередную вечеринку пригласил вместе с котом, лично накормил хулигана куриным паштетом. Сказал: впервые встречаю кота, который всерьез заинтересовался зельеварением. Ну, ты знаешь, каким странным может быть Слагги.

— Еще бы, — засмеялась Джинни. — Слышала бы ты, как он восхищался моим Летучемышиным сглазом. Случайно увидел в поезде, как я отделала одного слизеринского идиота. Другой бы на его месте две недели отработок влепил, а он мало того, что дифирамбы пел, так еще и в свой почетный клуб принял.

— Слагги... — вздохнула Гвеног, покачав головой.

— А как же Бладжер, Гвен? — спросила Вэлмэй. — Где он сейчас?

— Умер, девчонки. От старости. Никакая магия ему не помогла. Умер у меня на руках. Я тогда уже за "Гарпий" играла, но без капитанской повязки. Помню, кубок лиги на носу, все на нервах, тренировки круглые сутки, а тут еще Бладжер... Целую ночь проревела, так любила этого засранца. А из меня обычно слезинки не выдавишь. Сами знаете.

— Бедняжка, — с грустью в голосе сказала Джинни.

— Вот поэтому и не хочу больше никого заводить. — Гвен смотрела на черного кота, катающегося по квиддичному полю и играющего со своим хвостом. — Привыкнешь, полюбишь, а потом так тяжело расставаться. Без них проблем хватает.

— Ну и куда мы этого хулигана денем, если мамочка усыновлять отказывается? — спросила Вэлмэй. — Может, объявление дадим?

Гвеног махнула рукой.

— Делать больше нечего. Пусть пока здесь поживет. Может, найдется хозяин. Ребятишки на матч прибегут, мимо такого красавчика точно не пройдут. Да, красавчик? — Гвеног подмигнула коту, а он в ответ поднял передние лапы и ударил подушечками друг о друга, словно аплодируя. — Был бы ты девчонкой, сделала бы тебя талисманом команды. И не посмотрела бы, что у тебя вместо птичьих кошачьи коготки.

— Для такого милахи можно сделать исключение, — заметила Джинни. — Нам иногда нужна крепкая мужская рука, правда, Гвен?

— Это уж точно, — согласилась Гвеног. — Особенно когда вы с Вэл в самый разгар игры расслабляетесь и квоффл в ваших руках превращается в карликового пушистика.

Девчонки рассмеялись и обняли Гвеног за плечи, прижавшись к ней, как птенцы.

— Ну как, Гвен? — осторожно поинтересовалась Джинни, чуть отстранившись. — Сделаем котика талисманом?

Гвеног задумалась.

— Для начала придумайте ему имя, а там разберемся. Вдруг окажется, что у него уже есть хозяин. Будет неловко.

— Как назовем? — спросила Вэлмэй и наклонилась почесать коту живот. Тот заурчал, а потом прикусил ей палец и снова принялся очаровывать Гвеног. Лунные глаза горели и заглядывали прямо в душу.

— Может, Снитч? — предложила Джинни. — Мне кажется, идеально подходит.

— Так он же черный! — рассмеялась Гвеног.

— А глаза-то желтые. Золотые. И носится так, что не каждый ловец поймает.

Гвеног довольно кивнула.

— Твоя правда, Джиневра. Слышишь, дружище? — обратилась она к коту. — Будешь у нас Снитчем, понял? — Кот смотрел внимательно, не мигая, будто понимал, о чем речь. — Пошли! Нужно устроить тебе лежанку и поискать чего-нибудь съестного. Ты, наверное, голодный. А эти гарпии только байками кормить умеют. Никакой на них надежды. Ну, идем!

Гвеног зашагала вперед, по пути снимая мантию и перчатки. Кот со всей прыти бросился за ней, время от времени цепляясь за ноги, словно они были его собственностью. Девчонки шли следом и обсуждали грандиозное событие: у "Холихедских Гарпий" появился кот-талисман по кличке Снитч.

— Папа, расскажи ужастик! — Джеймс устраивается рядом с Гарри на диване, куда несколько минут назад уже успел забраться Альбус, и теребит отца за руку. — Пап! Ну расскажи! Дядя Рон сказал, что Хэллоуин без ужастика — как день рождения без торта.

— Или как волшебник без волшебной палочки, — вторит старшему брату Ал, подняв на Гарри сияющие глаза.

Джинни, не удержавшись, вставляет очередное сравнение:

— Или как ловец без снитча.

Она ходит по коридору, подобно маятнику в старинных часах Блэков, пытаясь укачать дочь, и периодически заглядывает к своим мальчишкам в распахнутую дверь гостиной. У Лили простуда, она постоянно хнычет, жалуется на боль в горле и не сходит с рук.

— Ужастик? — улыбнувшись замечанию жены, произносит Гарри и поправляет съехавшие на нос очки. — Хорошо. А какой?

Джинни смеется. У Гарри вся жизнь — один сплошной ужастик, действительно выбрать не так-то просто.

— Старый-престарый и страшный-престрашный, — отвечает Джеймс.

— И обязательно настоящий, — добавляет Ал. — Чтобы ни капельки обмана, ладно?

Гарри ненадолго задумывается и начинает рассказывать легенду о трех братьях из сборника барда Бидля:

— Жили-были трое братьев, и вот однажды отправились они путешествовать...

Джеймс мотает головой.

— Па-а-ап, это не то-о-о! — разочарованно тянет он. — Это не ужастик. Это просто сказка.

— Джим, это очень страшная сказка, — возражает Гарри, — о дарах Смерти. Тот, кто соберет все дары, станет ее повелителем, представляешь?

— Дары Смерти ненастоящие, пап, — убежденно говорит Ал. — Ты не знал? Так Рози сказала, когда мы были у нее гостях. А нам нужен настоящий ужастик.

— Да, пап. Настоящий. Старый-престарый и страшный-престрашный, — повторяет Джеймс.

Джинни и Гарри переглядываются, многозначительно улыбаясь. Знали бы братья Певереллы, что говорят о них эти маленькие неблагодарные потомки, в гробах бы перевернулись. Конечно, когда-нибудь мальчишки узнают правду о дарах Смерти и о подвиге их отца, но это случится не сегодня. Сегодня — время настоящих ужастиков.

— Мам, а кто такой ушастик? — сонно спрашивает Лили, и Джинни вновь расплывается в улыбке:

— Ушастик — это тот, у кого длинные уши. А ужастик сейчас твоим братьям рассказывает папа. Это такая история в честь Хэллоуина. Страшная-престрашная.

— Что ж, — говорит Гарри, — тогда я расскажу вам, как однажды в Хэллоуин мы с дядей Роной и тетей Гермионой побывали на юбилее смерти нашего друга, Почти Безголового Ника. Кроме нас, на праздник явилась сотня призраков. Холод в подземелье стоял невыносимый. А какой едой нас угощали, вы просто не представляете. Протухшая рыба, мясо с личинками, сгоревшие до углей кексы...

— В Хогвартсе? — с горящими глазами спрашивает Джеймс. — Ого!

— Вот это да! — восклицает Ал. — Рассказывай, пап! Точно будет страшно?

Гарри кивает, напустив на себя серьезный вид.

— Очень.

— Не то слово, — подтверждает Джинни, снова заглянув в гостиную. Лили до сих пор не спит, надо же как-то развлекаться. — Юбилей смерти Почти Безголового Ника — это самое страшное, что было в Хогвартсе. Никаких дементоров, драконов, гигантских пауков, никакого василиска и Волдеморта.

— Было еще кое-что, — сощурив глаза, смеется Гарри. — Кое-что о-о-очень страшное.

— Пап, а кто натворил это "кое-что"? — интересуется Джеймс.

— Я думаю, что это был злой волшебник, которого победил папа, — задумчиво произносит Ал.

Гарри качает головой.

— Кажется, "кое-что" натворил парень по имени Дин Томас, — с трудом подавляя смех, раскрывает тайну Джинни, — но этот ужастик папа расскажет вам позже, на день Святого Валентина, а теперь слушайте про Почти Безголового Ника. Только не перебивайте, пожалуйста. Перебивать — очень некрасиво.

— Итак, 31 октября 1992 года нас с дядей Роном и тетей Гермионой пригласили на юбилей смерти...

До четвертьфинала чемпионата мира по квиддичу, где должны были встретиться сборные Уэльса и Бразилии, оставалось почти четыре часа, и я решила немного проветриться, пока Гарри наносил дружеский визит аргентинским аврорам.

Было бы здорово снова посетить шумный и яркий маггловский центр Буэнос-Айреса, куда я аппарировала накануне в сопровождении журналистов местной спортивной газеты "Квиддич в Латинской Америке", но мне не хотелось привлекать к себе внимание. Я и так вчера чуть не нарушила статут, заглянув в кафе, чтобы купить знаменитые национальные сладости. Подошла к стойке расплатиться за альфахоры, забыла напрочь, что меня окружает целая толпа магглов, и на автомате применила заклинание левитации к упавшим на пол монетам. Хорошо, что волшебную палочку не достала.

Я вовремя опомнилась, с опаской оглядевшись, наклонилась и стала быстро собирать монеты руками. Кажется, никто не заметил моего колдовства.

— Que Dios te bendiga, señora⁽¹⁾, — раздался надо мной приятный мужской голос. Подняв глаза, я в первую очередь обратила внимание на серебряный крест, надетый поверх черной сутаны, и только потом — на добродушное загорелое лицо. Это был священник. Крест на его груди символизировал распятие — казнь, которую злые магглы совершили над своим богом, кажется, две тысячи лет назад. Он смотрел на меня долгим, пронзительным взглядом, как будто был легилиментом и пытался залезть мне в голову. Хотя, скорее всего, его удивила моя странная суета возле стойки.

Кроме "сеньоры", я не поняла ни слова. Сначала решила, что это обличение в волшебстве. В Средневековье такие, как он, живьем сжигали на кострах таких, как я. Говорят, особенно безжалостная охота велась на рыжих ведьм. Так что мне — и всей моей рыжеволосой семье — повезло родиться в двадцатом веке.

— Что? — машинально спросила я на английском, бросив взгляд на сверток в руках мужчины. Надо же, священники тоже едят сладкое, им не чужды простые человеческие радости.

— God bless you, ma'm, — повторил он на моем языке с заметным акцентом. Это оказалось весьма неожиданно. Аргентинский священник-маггл призвал божье благословение на чистокровную ведьму из Англии. На душе у меня полегчало. Ужасно не хотелось использовать Обливиэйт. И проблемы с Министерством магии в чужой стране мне были не нужны.

— Спасибо, сэр, — с почтением ответила я, улыбнувшись, быстро расплатилась за альфахоры, едва не стоившие мне разоблачения, и поспешила убраться из кафе. Отныне, решила я, вплоть до финала чемпионата, все прогулки — только по Патагонской пустыне и исключительно в обществе магов.

Кстати, альфахоры в Буэнос-Айресе были вкусные. И я, выйдя сегодня со стадиона, первым делом отправилась в ближайшую кондитерскую в надежде, что местные кулинары готовят не хуже. Я сделала заказ и уже собралась занять столик, но в этот момент услышала знакомый голос.

— Ну здравствуй, Джиневра! За кого болеешь? Надеюсь, за нас, а не за этих вонючих бразильских мальчиков?

Это была Гвеног Джонс — менеджер сборной Уэльса и мой бывший капитан. Почти десять лет я играла за "Холихедских Гарпий" под ее началом. А бывших капитанов, как известно, не бывает. Гвеног говорила со мной командным тоном, как с сопливой девчонкой. Продолжала играть роль строгой мамочки. И это насмешливое "Джиневра"... Ведь она знает, что я не люблю, когда меня называют полным именем. Кажется, благословение маггловского священника, которое я нежданно-негаданно получила вчера, мне пригодится прямо сейчас.

Я сняла пальто — в Патагонской пустыне даже летом жуткая холодина — и, не дожидаясь приглашения, села к ней за столик. Мы уже встречались пару раз за время чемпионата, мельком, в толпе, однако поговорить с глазу на глаз не успели. Я надеялась на эксклюзивное интервью с Гвеног для "Ежедневного Пророка", но понимала, что уломать ее будет непросто. Она терпеть не могла моего начальника, Варнаву Каффа. Для нее этого было вполне достаточно, чтобы отказаться от любого сотрудничества.

— За вас, Гвен, — спокойно сказала я, без смущения глядя ей в лицо. — А ты сомневалась?

Гвеног смотрела свысока, с чуть насмешливой улыбкой, хотя по глазам, цепким, живым и глубоким, я поняла: она рада меня видеть.

— Ну, кто тебя знает.

Еще как сомневалась. До сих пор не может простить, что я ушла из "Холихедских Гарпий". Что променяла квиддич на детей, домашние хлопоты и "своего Гарри Поттера". Спортивную колонку в "Ежедневном Пророке", которую мне предложил вести главный редактор Варнава Кафф, Гвеног оставила без комментариев — посчитала ниже своего достоинства.

Хотя мне еще крупно повезло. Меня не прокляли, не засудили и не избили бладжером до полусмерти, как несчастную Вайлду Гриффитс, которая ушла к "Паддлмирам" в девяносто девятом году. Во время матча с "Холихедскими Гарпиями" бедняжка была вынуждена аппарировать с поля, чтобы спастись от обезумевшей Гвеног, а после проходила лечение в Мунго.

Со мной же только разговаривали через губу, а это, учитывая мстительный характер моего бывшего кэпа, сущая ерунда.

— Кто знает? — в недоумении рассмеялась я. — Ты знаешь, Гвен. Ты прекрасно знаешь, что я всегда болею за вас. По-другому просто быть не может. Почти половина состава сборной Уэльса играет за "Гарпий". Как я могу за них не болеть?

Гвеног неожиданно улыбнулась. Слово "гарпии" оказалось волшебным, как заклинание.

— Не бери в голову, Джин, — мягко произнесла она. — Я эти дни сама не своя. Нервы сдают. — Ее смуглое лицо скривилось, словно из вазочки с цветами, стоящей на столе, вылезла мышь. — Слышала репортаж с участием Барбозы? Как у него язык повернулся сказать такое...

Еще бы я не слышала. Об этом не говорил только ленивый. Менеджер сборной Бразилии Хосе Барбоза назвал соперниц из Уэльса бездарными ведьмами. Конечно, Гвеног была на взводе. Она не успокоится, пока не разобьет бразильцев и не пройдет в полуфинал.

— Барбоза — отвратительный хам, — сказала я. — Хам и завистник. Не обращай внимания.

— Пытаюсь, но не получается. Это и бесит больше всего. Чувствую себя старой злобной каргой. — Гвеног горько усмехнулась. — Как видишь, не самый лучший настрой перед матчем.

— Ничего. Сейчас поедим сладкого, и все наладится, — весело произнесла я, надеясь хоть немного отвлечь Гвеног, и поблагодарила официанта, принесшего нам кофе и альфахоры. — До чего понравились мне эти аргентинские пирожные.

— Приторные, — тоном, не терпящим возражений, заявила Гвеног, но тем не менее откусила кусочек и стала сосредоточенно жевать. — Обычное песочное тесто. Весь прикол в этом сладком вареном молоке. Но в целом... так, на любителя.

Ничего удивительного. Это же Гвеног Джонс. Угодить ей практически невозможно. Особенно перед решающим матчем с бразильцами.

— Гвен, у меня к тебе просьба. — Я резко сменила тему, раз уж альфахоры не спасли ситуацию. — Можешь дать небольшое интервью для моей колонки? Смаковать скандалы — это, конечно, круто, но читателям нужны живые, настоящие материалы о квиддиче. — Я осторожно коснулась руки Гвеног в знак поддержки. — Это будет большая честь для "Пророка". И для меня.

Гвеног допила кофе и тяжело вздохнула, стиснув мою руку в своей ладони.

— Для тебя... — подчеркнула она, — для тебя — что угодно. Но только не сейчас, Джин. Голова, как пустой котел, честное слово. Сыграем матч, отдохнем немного, и я вся твоя, обещаю. Идет?

— Вот увидишь, все будет хорошо, — сказала я, обрадовавшись словам Гвеног. Для полного счастья осталось разнести в хлам сборную Бразилии. Надеюсь, уэльские ведьмы не подкачают. — Как говорят аргентинцы, que Dios te bendiga, señora.

1) Благослови вас Господь, сеньора (исп.).

Вернуться к тексту

Вечерняя прогулка по кладбищу в Хэллоуин — не слишком подходящее занятие для юных влюбленных, у которых на уме одни поцелуи. Однако Гарри не смущается — Джинни первая предложила навестить могилу его родителей. Ведь сегодня годовщина их трагической гибели.

Пока весь магический мир готовится отмечать самую страшную ночь в году, Гарри и Джинни, взявшись за руки, без всякого страха бредут между древних надгробий. В этом месте так остро ощущаются тишина и безвременье.

Впервые Гарри побывал здесь в позапрошлом году на Рождество. Он помнит венок из белых цветов, наколдованный Гермионой, праздничный хорал, что лился из церкви неподалеку, и соленый вкус собственных слез. Кажется, с тех пор минула тысяча лет.

В сумерках на кладбище легко заблудиться, но надгробную плиту с именами Джеймса и Лили Поттеров видно издалека. Она светится в темноте, словно напоминая о том, что смерть не вечна, вечна только любовь.

"Последний же враг истребится — смерть", гласит надпись на плите, и никто не в силах до конца постичь ее тайну. Лишь капли дождя, моросящего с самого утра, тихо стекают по буквам и серебрятся в волшебном свечении.

Гарри и Джинни приносят цветы. В стылом осеннем воздухе на мгновение улавливается запах розовой свежести. Лепестки влажные — то ли от росы, то ли от дождя. На темном гранитном надгробии застывает кусочек яркого, счастливого лета.

Они не говорят ни слова. Просто стоят над могилой и держатся за руки, как и положено двум влюбленным. Как держались когда-то Джеймс и Лили, нашедшие здесь последний приют.

"Мам! Пап! Она замечательная, — размышляет Гарри, согревая руку Джинни в своей. — Такая добрая и веселая. И очень красивая".

"Спасибо вам за сына. Он самый лучший", — думает Джинни, прижавшись к его плечу и глядя на светящиеся в сумерках имена.

Джеймс Поттер. Лили Поттер.

Смерть не вечна. Вечна только любовь.

— Позор! Не ожидал от "Гарпий" такой слабой игры. Кажется, им пора сменить капитана. Гвеног Джонс никуда не годится. Проиграть "Соколам" с разницей в двести очков — это провал.

Слова Рона ранят в самое сердце. Не может быть. Наверняка произошла какая-то ошибка. "Холихедские Гарпии" не способны так облажаться. "Сенненские Соколы" — постоянные аутсайдеры лиги. Грубая игра — это единственное, чем они могут похвастаться. Даже их девиз говорит сам за себя: "Давайте выиграем, а если не выйдет, давайте проломим пару голов".

Джинни выхватывает из рук брата свежий номер "Ежедневного Пророка", пробегает глазами репортаж с матча "Холихедские Гарпии" — "Сенненские Соколы" и, залившись краской от шокирующих результатов, выкрикивает:

— А Доркинс твой годится? С его приходом "Пушки" побили рекорд по количеству пропущенных квоффлов. Ниже падать уже некуда. Ну, разве что подвинуть "Соколов" с их почетного последнего места...

— Зато Доркинс не задирает нос, как твоя высокомерная Джонс. — Веснушчатые щеки Рона розовеют, но голос у него ровный и уверенный. На губах играет легкая усмешка, как будто он весь день ждал этого момента, чтобы вдоволь поиздеваться над Джинни. — Вечно кичится тем, что в ее команде одни девчонки. А толку от них — ноль целых ноль десятых. Только глазки парням строить. Хотел бы я посмотреть на их лица, когда ловец "Соколов" поймал снитч.

— Замолчи, Рон! Иначе я за себя не ручаюсь.

Джинни швыряет смятую газету на пол, пулей взбегает по лестнице на второй этаж и, с остервенением хлопнув дверью, закрывается в своей комнате. В груди нестерпимо жжет от обиды, глаза застилают слезы. Она бросает испепеляющий взор на портрет Гвеног Джонс, что висит над кроватью, и разражается гневной тирадой:

— Как же так, Гвен?! Как вы могли проиграть "Соколам"? Не "Паддлмирам", не "Стрелам", а "Соколам"! Этим тупым горным троллям. У них же пудинг вместо мозгов. Как они вообще оказались в большом спорте. В голове не укладывается! Ну, чего молчишь? Стыдно? Нечего сказать в свое оправдание? А! Конечно! "Нужно уметь проигрывать", или как ты говорила в одном из последних интервью? Хорошая отмазка, не так ли? По-твоему, можно совсем не стараться. Научился проигрывать — и вперед, на последнюю строчку в турнирной таблице. С "Пушками" за компанию! Или вовсе вылететь из лиги. Вот смеху-то будет! Все ваши завистники описаются от счастья. А я брошу квиддич — вот увидишь. Тебе назло. Или начну болеть за "Паддлмиров" — "Паддлмиры" не проигрывают "Соколам". Или умру от горя, что вероятнее. Ты этого добиваешься, да? Точно! Думаешь, приятно слушать, когда вашу игру называют позором? Мне хотелось сквозь землю провалиться. Самой-то как? Уши не горят? Или тебе все равно, что думают о твоей команде какие-то болельщики? Какая-то Джинни Уизли, мечтающая играть за "Холихедских Гарпий". Ну, чего смотришь зверем? Разве я не права?

Выговорившись, Джинни замирает, не спуская глаз с портрета. Словно ждет, что изображенная на нем черноволосая ведьма с битой в руках и вызывающей ухмылкой на лице ответит. Словно это не волшебный снимок, купленный на последние деньги в магазине "Все для квиддича", а настоящая Гвеног Джонс. Но Гвеног молчит, хмуря густые брови и медленно перекидывая биту из ладони в ладонь. Это ведь обычное колдофото — не зачарованный портрет из Хогвартса. На колдофото волшебники могут только двигаться, и то не всегда. Обычно Гвеног стоит неподвижно без тени улыбки на лице. Даже странно, что после такого позорного проигрыша она вообще не исчезла с портрета.

— Джинни, выходи! Хватит страдать ерундой! — раздается голос Рона за дверью, и Джинни возмущенно качает головой. Неужели он слышал все, что она тут наговорила со злости? — Подумаешь, продули. С кем не бывает. Джинни, ты слышишь? Бери метлу, пойдем поиграем.

"Проваливай, Рон! — хочет сказать Джинни. — Никуда я с тобой не пойду. Сначала наплевал в душу, а теперь пришел как ни в чем не бывало. Иди болей за своих "Пушек".

Но Гвеног Джонс с портрета отвлекает ее. Она неожиданно подмигивает Джинни, затем подбрасывает в воздух бладжер, виртуозно отбивает его битой и, решительно развернувшись, уходит вглубь портрета — туда, где в серой дымке мелькают флаги и лица болельщиков. Мантия с логотипом "Холихедских Гарпий" трепещет на ветру. Кажется, судья дал свисток к началу матча. Толпа на поле постепенно рассеивается.

— Удачи, Гвен! — говорит Джинни, с волнением глядя на опустевший портрет. Слезы на щеках уже высохли, на губах играет улыбка. И чего она вдруг расклеилась? Девчонки отыграются — на зависть всем, в этом нет сомнений, и вчерашний провал забудется как страшный сон. — Пойду и я сыграю. Потренирую броски. Покажу своему братцу, как играют настоящие гарпии.

Эй, кто здесь? Кто потревожил мой многолетний... ой, многовековой покой?

Это вы, король гоблинов Рагнук Первый? Снова ищете свой драгоценный меч и клянете на чем свет стоит Годрика Гриффиндора? Нет? Не вы? Вам нет до меня никакого дела? Ну конечно! Размечтался! Разве может быть королю дело до простого смертного?

Тогда кто же? Кто прошел мимо моей могилы? Кто задел мое дряхлое бесплотное тело? Неужели кому-то знаком бедняга Джеймс Уильямс, погребенный на кладбище Годриковой впадины в далеком тысяча триста пятьдесят четвертом году? А? Никому? Так я и думал.

Кому нужен покойник, у которого на надгробной плите написано: "Д. Уильямс. Просто спит"? Скука смертная. Как могла прийти кому-то в голову столь глупая эпитафия. Наверное, придумавший ее чудак считал, что просто спать шестьсот с лишним лет — очень увлекательное занятие.

Как же он ошибался. С такой надгробной надписью поневоле станешь призраком. Хоть какое-то развлечение. Если можно считать развлечением нудную болтовню Рагнука Первого, уханье пролетающих сов и звуки органа из местной церкви.

Была бы моя воля, я бы стал большим жутким привидением в средневековом замке. А еще лучше — в густой лесной чаще. Вот где истинная свобода и простор для великих и ужасных дел. Ух, сколько бы я всего натворил! Пугал бы до смерти усталых путников, вселял бы ужас во все живое — от асфоделя до кентавра, прославился бы страшными подвигами вроде доведения до удара какой-нибудь особо чувствительной старухи.

Но мне не оставили выбора. Поселили на этом старом, забытом Мерлином кладбище рядом с давным-давно истлевшим телом. Даже призрачный облик у меня не как у всех: тусклый, еле заметный среди могил. Никаких подвигов. Никаких ужасных событий. Только знай пари себе в воздухе без цели — день за днем, год за годом и столетие за столетием. Король гоблинов утверждает, что это все из-за моего чрезмерного внимания к собственной персоне. Наверное, по себе судит. Только и знает, что болтать про свой меч.

Снова шорох. Звук моросящего дождя? Или... О! Человек прошел! Нет сомнений. Двое!.. Не верю своим глазам. Здесь влюбленная пара. Живая влюбленная пара! Мерлин, как это трогательно! Такие юные, такие прекрасные. Улыбаются друг другу, держатся за руки, говорят что-то шепотом, боясь нарушить покой обитателей кладбища. Девица рыжая, как летнее солнце, а парень в смешных круглых очках. Похожие когда-то носила моя матушка. Это были волшебные очки из аптечной лавки в Косом переулке. Стоило матушке их надеть, и ей тут же становились известны все наши с братом проказы. Эх, сколько лет... ой, веков минуло с тех пор, даже не верится.

Интересно, что привело этих молодых людей в столь унылое место? Давно ли на кладбищах начали устраивать свидания? Им бы сейчас миловаться на ложе любви, а не бродить в полутьме под дождем между вековых надгробий, подобно самайнской нечисти.

А? Поттеры? Они пришли к Поттерам? Какой же я идиот! В последнее время только у них и бывают гости. Нежный цветок Лили и хулиган Джеймс, мой тезка, погибшие от руки злого волшебника... то ли лорда, то ли милорда, будь он навеки проклят. Еще одни влюбленные, правда, мертвые. Хвала небесам, этим двоим, склонившимся над сияющей надгробной плитой, повезло гораздо больше.

Гарри? Девица сказала "Гарри"? Мальчишка в смешных очках... Ну конечно! Как я мог не узнать! Совсем голова пустая стала. Это же Гарри Поттер, спаситель магического мира, единственный сын погибшей четы. Я видел его здесь в прошлом году. Он поздоровался со мной, прочитал эпитафию и задумчиво произнес: "Спите спокойно, сэр Уильямс". А может, это был не он. Может, это был родственник моей соседки Элсбет Маккормик, в которую я тайно влюблен, не имея на то совершенно никаких оснований. Или у Элсбет нет родственников? Хоть убейте, не помню. Старею, Мерлин свидетель.

Что за суета? Уходят? Так скоро? Эх! Молодые, дурно воспитанные. Не умеете вы как следует чтить память отцов. И пяти минут не прошло, как появились, а уже спешите откланяться. Или это я потерял счет времени? Мне теперь что сотня лет, что один миг.

"Добрый вечер, сэр?" Это вы мне, миледи? Надо же. Хоть кто-то заметил. И не просто кто-то! Рыжая ведьма с золотыми глазами, краше которой на свете нет. Где моя юность? Где моя сила? Где моя полная приключений жизнь?.. Вы совершенно правы, миледи, я уже шестьсот с лишним лет не сплю, все летаю над могилой, как проклятый дух. Мне кажется, давно пора сменить надпись на моем надгробии. "Д. Уильямс. Просто не спит". Не правда ли, так будет лучше?

А! Вы спешите? Как жаль. Вас ждет Гарри? Что ж, я нисколько не удивлен. Я бы на его месте тоже вас ждал. Передавайте ему поклон. Милорд Поттер, вы слышите? Счастливого Самайна! Жаль, что не подошли, не почтили визитом забытого всеми призрака. Помилуйте, какие обиды! Ни в коем случае. Для вас, должно быть, уже накрыт праздничный стол. Вы торопитесь, понимаю. О, он кланяется! Гарри Поттер кланяется несчастному Джеймсу Уильямсу. Я сейчас расплачусь от радости, честное слово. Прощайте, милорд! До новых встреч!

Вот и все. Исчезли, как будто и не бывали. Снова тихо, темно, и по-прежнему моросит дождь. Эй, Ваше Величество Рагнук Первый, может, затянем песню в честь наступающего Самайна? Напугаем жителей близлежащих домов? А? Что? Нет настроения? Когда оно у вас было-то? В тысяча двести тридцатом году? Эх! Ну и Мордред с вами, нелюдимое вы создание! Я сам спою. Только не самайнскую, а романтическую. Для возлюбленной соседки Элсбет Маккормик, вечная ей память. Что-то мне подсказывает, красивая она была женщина, под стать своему имени. Жаль, что не стала призраком, не скрасила мою унылую вечность.... Ни одного привидения женского пола на кладбище. Какая чудовищная несправедивость!..