Колыбель вечности (гет)

— Что ты тут делаешь? — повторила свой вопрос Гермиона.

Драко, не ответив, прошел мимо, направляясь прямо к двери.

— Стой! Подожди меня! — торопливо крикнула девушка, испугано посмотрев назад — во мрак туннеля.

Драко не остановился, но замедлил шаг. Гермиона, поравнявшись с юношей, осторожно взялась за край рукава мантии Драко, отчего тот на секунду

замер.

— Пошли, — тихо прошептал он, открывая потемневшую от времени деревянную дверь.

Как только дверь со скрипом закрылась… их поглотила тьма.

* * *

— Добро пожаловать в Обитель Чувств! — торжественно прозвучал мелодичный женский голос.

Внезапно свет пламени осветил большую комнату, оставив в сумраке бесконечно устремившийся в высь потолок. Одну стену комнаты лизали

обжигающие языки огня, вдоль другой с грохотом падали потоки воды, разбиваясь о холодный каменный пол и исчезали каким-то волшебным образом,

не затопляя Обитель. Третья стена представляла собой огромный срез земли. Стены у входа так таковой не было, верней всего, она была прозрачна, и

из комнаты можно было видеть все, что происходит в туннеле.

В центре комнаты на дубовом троне восседала женщина.

Гермиона и Драко надолго запомнили ее лицо: высокий чистый лоб, брови — змейки приподнятые к вискам. Алая роза на белоснежном снегу – это

губы на ее белом лице. Но труднее всего было описать, как и запомнить, глаза этой женщины. Они не имели какого-то определенного цвета – закат

солнца, воды голубой лагуны, молодая весенняя листва, лунная беззвездная ночь. Но не только это отражалось в ее бездонных глазах: великая

мудрость, накопленная веками – хотя этой Женщине-Богине с трудом можно было дать двадцать пять лет – радость любви, гнев и ненависть, но больше

всего в этих зерцалах души было печали, глубокой, снедающей сердце и терзающей душу.

Женщина плавно встала с трона и сделала шаг по направлению к ребятам. Подол ее длинного полупрозрачного белого платья тут же с легким шелестом

последовал за ней.

Гермиона с трудом оторвала взгляд от чарующих, словно магнитом притягивающих к себе глаз. Драко, как околдованный, следил за каждым

движением женщины.

— Я… Я пришла… за чувствами своего друга Сириуса Блека, — твердо, но с благоговением проговорила Гермиона.

Тут Драко наконец опомнился:

— Мне нужно вернуть мою мать.

Шокированная девушка медленно повернулась к Малфою. Их глаза встретились. Драко холодно смотрел в изумленные глаза девушки, читая в них не

то горечь, не то сожаление.

— Довольна, Грейнджер? Ты все узнала, что хотела? – язвительно спросил Драко, скрестив руки на груди.

Подняв руку, Гермиона занесла ладонь для удара.

Вдруг девушка почувствовал запах дикой розы.

Рядом с ними, совсем близко, стояла женщина.

«Как она здесь так быстро оказалась?» — промелькнула мысль в голове Гермионы.

— Мгновенное перемещение, деточка,— ответила, слабо улыбнувшись, дама.

Гермиона медленно опустила руку.

—Кто вы? — шепотом спросила она.— Неужели…

— Последняя Стихийная Ведьма, Олазария, — продолжила за нее женщина.

— Тогда, получается, что вам более тысячи лет! — ошарашено заметил Драко.

Олазария откинула назад прядь своих черных длинных, до пят, волос и спросила:

— Вы принесли мне дар?

— Какой дар? — в один голос произнесли Драко и Гермиона.

— Огонь. Всего лишь огонь.

Ребята исподтишка посмотрели друг на друга.

— У меня ничего подобного нет, — ответил Драко.

— Как и у меня!

Ведьма усмехнулась:

— Тогда послушайте мою историю, может быть, тогда вы найдете дар. Просто вы его не там ищете…

Внезапно она исчезла и странный вихрь, пронеся к трону. В туже секунду Олазария оказалась на нем.

— Устраивайтесь поудобней, — скорее повелела, чем пригласила Стихийная Колдунья, и в тот же миг ребята сидели на неудобных каменных

табуретах.

И Ведьма начала рассказ…

* * *

— Тысячу лет назад, во времена, как вы называете, Великой Четверки, я была одной из двух оставшихся Стихийных Ведьм. Верета – ведьма Воздуха,

была наставницей Мерлина. Я же вела отшельнический образ жизни и врядли кто сомневался, что Верета – последняя из четырех.

Альберт… Я нашла его полумертвым около одной из лесных пещер. До этого я отказалась от использования своей силы, но тут мне пришлось применить

мгновенное перемещение – время не ждало, он мог умереть в любую секунду. Что-то тогда, когда он лежал на мокрой от утренней росы траве, показалось

мне странным в этом высоком, элегантном юноше в шелковой черной рубахе и такого же цвета бархатных штанах, заправленных в высокие остроносые

сапоги с серебряными набойниками – по тем временам, настоящий франт. Черные волосы чуть ниже плеч закрывали его лицо. Помню, я дрожащей рукой

убрала их со лба, и мне открылось белое, аристократическое лицо с прямым носом и правильными чертами. Уголки тонких губ скривились от боли, похоже,

его лихорадило.

В моей скромной хижине я переместила его на единственное каменное ложе, устланное сплетенным мною из трав покрывалом. Я осторожно сняла с него

рубашку, боясь потревожить кровавые раны. Я не ошиблась – он был ранен отравленной шпагой, а яд был приготовлен на основе толченого изумруда.

На поясе были ножны, сделанные знаменитым мастером того времени – Генрихом Искусным – так прозвал его сам король.

Кого же я нашла? Ответ был выгравирован на рукоятке кинжала: «Герцог Вестмиршский Альберт».

В течение трех дней он был между жизнью и смертью. Я остановила кровь, наложила повязки, смоченные в слезах единорога, но лихорадка продолжалась:

он стонал все эти три дня и ночи, его прекрасное лицо корчилось от боли.

Слезы помогли остановить проникновение яда во внутренние органы. Но… Герцог, до того, как я его нашла, зажимал рану пальцами, и толченый изумруд

все-таки совершил свое страшное дело – большой палец Альберта побелел, ткань обмерла. Я закалила его кинжал на огне, приготовила целебную мазь для

остановки крови.

Какой страх тогда сковал мои руки, я боялась прикоснуться к нему, но понимала, если не отсеку палец, то яд завершит начатое, и вскоре он умрет.

Кинжал свершил свое дело. На лице Альберта не дрогнул ни один мускул.

Прошла еще одна мучительная ночь, я не сомкнул глаз, сидя у ложа Альберта.

Утро началось с хорошей новости – жар спал. Мне нужно было пополнить запасы некоторых трав и корений, а также хоть чуть-чуть развеяться: я жутко

устала за эти дни. Бродя по лесу и вдыхая ароматы весенних трав, я думала о своих сестрах – Стихийных Ведьмах – Верете, Ватари, которой принадлежала

власть над водой, и о Зен Ли – Ведьме земли.

Уже около своей хижины я услышала в ней тихий стон и звук падения. «Альберт!» – пронеслось в голове. Я мигом очутилась в единственной комнате дома.

Герцог пытался подняться с пола, на котором оказался в неудачной попытке встать.

— Что вы делаете?! — я пыталась помочь ему сесть, но мне это не удалось.

Он вдруг поднял на меня свои черные глаза – я отшатнулась в испуге: столько было в них дикой боли и усталости.

Я в очередной раз применила свою силу. Помню, как только он опустился на ложе, я склонилась над его раной груди – она затянулась.

Как только я хотела убрать руку, то почувствовала на ней тяжелую холодную ладонь герцога. Облизнув сухие губы, он спросил:

— Ты Стихийная Ведьма?

Не было смысла скрывать.

— Да.

Больше герцог ничего не спрашивал. Он закрыл глаза и уснул.

Прошла неделя, неделя отдыха для Альберта и мучительная для меня. С каждым днем ему становилось лучше, он быстро шел на поправку, но я продолжала

за него переживать. Я не знала, что привело его в такое состояние, а верней всего кто, а спросить не решалась. Напали ли на него, знал ли он кто это, и не

угрожает ли ему опасность с этой стороны.

Но еще эта неделя дала мне нечто иное, она дала мне новое чувство. Да, да, я полюбила. Полюбила страстно, сильно, мучительно боль. Стараясь скрыть

румянец на лице, выступающий от нечаянного прикосновения его руки – я отскакивала в сторону или замирала словно статуя. Замечал ли он это?

Сначала пыталась сказать себе, что герцог мне просто нравится, как человек: галантный, добрый и загадочный. Таким он предстал в моем виденье. Но все

было напрасно, сердце бешено стучала при его приближении, а губы дрожали.

Время текло так быстро, что я не успела и опомниться, как ему нужно было уходить. Помнится, он стоял на краю небольшого обрыва, внизу текла бурная

речка, ветер нещадно бил ему в лицо. Он о чем-то думал. Так он стоял целый час, вроде бы наблюдая закат солнца, но на самом деле взор его был туманен.

Он не замечал его.

Я тихо-тихо подошла к нему на цыпочках. Но он услышав мое приближение, вдруг резко повернулся.

Никогда не забуду этого взгляда: пылкого, всепоглощающего, но с какой-то дикой болью. Герцог вдруг схватил меня за плечи и припал к моим губам. О да!

Первый поцелуй… Ноги подкашивались, но не от усталости, руки сами собой потянулись к Альберту. Потом, я помню, мы стояли минут десять просто

обнявшись. Моя голова лежала у него на плече.

Как все это было красиво! Стайка облаков желтовато-розового цвета на горизонте известила нас о том, что солнце давно село. Ветер продолжал трепать его

волосы вместе с моими, но теперь пряди путались в странно танце – его и мои. Не нужно было слов, я поняла его, а он меня. Просто это была любовь…

Любовь, от которой он в этот вечер ушел.

Мне не хотелось бы вспоминать месяц напрасных ожиданий, я понимала: он герцог, а я… всего лишь отшельница. Но, наконец, когда

мне стало нестерпимо больно, я вдруг почувствовала, что нужно идти, и если не за ним, то к людям. Жить среди людей, среди себя подобных, видеть их

улыбки и печали, праздники и трагедии. И я пошла к людям, надеясь в душе встретить его.

Идя по мощеным камнем улицам, поворачивая без разбора в людные и одинокие переулки, останавливаясь отдыхать на ступеньках какого-либо дома, я

вдруг встретила Его, нет, не думайте, не Альберта, а мага, который лишил меня единственного, что у меня осталось – Любви.

Его звали Салазер Слизерен. Он просто спросил, не нужна ли мне помощь? Я ответила, что нет, не нужно. Хотя на самом деле, я уже давно пожалела, что

решилась вернуться к людям, и что мне было делать дальше? Я была голодна, мне было холодно. А дорога до моей хижины лежала в трех днях ходьбы.

Салазер вдруг присел рядом и начал со мной говорить, рассказывал смешные истории из своей жизни, а слушала и смеялась. Потом он предложил мне

пожить у себя. Это была опасная идея довериться незнакомцу, но я это сделала, другого выхода у меня не было, он казался мне порядочным человеком. Я

готовила пищу, убирала в его доме, а он работал в своем кабинете, помнится, как-то я зашла в его рабочую комнату с подносом обеда и увидела большую

старинную арку, стоявшую посреди нее. Я спросила ради поддержки разговора, зачем она ему, он ответил, что испытывает на ней новые заклинания.

У меня и мысли не было, что я могла ему понравиться, но недели две спустя он начал оказывать мне различные знаки внимания. Сначала я просто отвечала

на это улыбкой, он был молод и мил на вид, и мне хотелось верить, что это временно, но позже поняла, что это опасный человек. В тот день было тепло…

Я вышла за двор дома, пройтись в свете ярких, ласковых солнечных лучей. Поворачивая за угол дома, я вдруг столкнулась с каким-то мужчиной, подняв

глаза, я увидела Альберта.

— Олазария!

— Альберт? А что ты здесь делаешь? — только и смогла спросить я, хотя сердце бешено стучала от мучительной тоски к нему.

Он недоуменно посмотрел на меня, но промолвил:

— Хочу свести кое с кем счеты. С тем, кто ранил меня тогда, помнишь?

Я качнула головой.

— Здесь опасно находиться, — вдруг сказал Альберт. — Видишь этот дом — это дом моего злейшего врага.

Он указал на дом Салазера, от чего мне вдруг стало плохо. Сознание помутилось, помню лишь, что чьи-то сильные руки подхватили меня и куда-то

понесли.

— Ты! Ты во всем виноват! — сквозь странную пелену звенящей тишины откуда-то вырвался голос Салазера.

— Я? Ох, ради Мерлина, не говори чепухи! Я люблю ее, хотя зачем тебе это знать, ты все равно не поймешь меня. Я буду жить с ней. Я даже тебе прощу то,

что ты пытался меня убить.

— Я сделал ошибку, что не удостоверился в твоей смерти. Но сейчас мы это исправим. Готовься принять смерть от руки величайшего мага в мире.

Я вдруг услышала хохот Альберта и его ответ:

— Ты жалкий слизняк, Слизерен! Ты – хитрое ничтожество, ты возомнил себя магом — героем? Что ж проверим это.

Я вскочила с кровати, на которую меня уложили, и побежала на звук криком заклинаний и разноцветные вспышки палочек. Они привели меня в кабинет с

аркой.

— Ну, что, Салазер, я все-таки был прав, правда? Ты жалкий трус, — мстливо улыбаясь, прокричал Альберт сквозь дым вырвавшихся заклинаний.

—Как бы не так, — хохотнув, Салазер резко направил палочку на Альберта и крикнул. — Castarition!

Неожиданно Альберта отбросило в сторону арки. Я сначала не поняла, что случилось, где он, и вдруг меня пронзила мысль, что его больше нет, Альберт в

арке.

— Альберт, — шаг в сторону арки, еще шаг. — Альберт!

— Олазария, вернись, — слышу голос Салазера. — Стой, не иди туда! Он был тебя не достоин!

Чувствую чью-то крепкую руку на своем плече. Вырываюсь, подбегаю к арке и…

* * *

— И теперь я тут, — закончила Стихийная Ведьма свой рассказ.

На секунду воцарила тишина.

Олазария сидела на троне, подперев рукой подбородок, а другой, играя локонами своих волос.

— А, что было дальше? — кротко поинтересовалась Гермиона.

— Ничего, — неожиданно весело заявила Колдунья. — Я не имею права выходить из этой комнаты, но я видела Альберта один раз, когда попала сюда.

Через своих преданных друзей, шаров чувств, я слышала, что он сильно изменился, стал другим: бессердечным, жестким.

— Грустная история, — тихо сказал Драко.

— Может быть, — задумчиво проговорила Олазария, потом, вздрогнув от собственных мыслей, изрекла более бодрым голосом. — Так, ну не будем тратить

времени, мне нужна дань!

— Какая дань? Я ничего так и не понял из вашего рассказа, — недоуменно спросил Драко, взглянув мельком на Гермиону.

— А я, кажется, что-то стала понимать, вы имеете в виду огонь чувств, то есть огонь любви? – переспросила девушка Ведьму.

Улыбнувшись, та грациозно кивнула.

— Что вы имеете ввиду, уж не хотите вы сказать, что я должен объясниться Грейнджер в своих «о-о-очень теплых» чувствах? — вопросительно посмотрел

Драко на Олазарию.

— О, нет, что ты. Я не буду вас обременять, просто поцелуйтесь — этого достаточно.

У обоих ребят вдруг открылись рты.

— Что? Я не ослышалась, поцеловаться? — от этой мысли Гермиону кинула в жар.

— Ага. Так ну давайте уже, мне еще нужно о многом подумать, — невинно улыбнулась Олазария.

— Только этого еще не хватала… — послышалось бормотания Малфоя.

Гермиона не успела повернуться в его сторону, как он резко схватил ее за локоть, приблизил ее лицо к своему и грубо впился в мягкие губы. Поняв,

наконец, что случилось, девушка хотела было заколотить своими кулачками по его груди в знак протеста, но Драко опередил ее. Схватив руки Гермионы, он

завел их ей за спину, придерживая одной своей рукой, а другую положил на ее талию. Наконец, оторвавшись от губ Гермионы, он притуплено взглянул на

Колдунью.

Та в свою очередь, поднявшись с трона, подошла к ребятам, и сняв со своей шеи кулон в форме сердца, светящееся изнутри алым огоньком. Она одела его

на Гермиону, другой такой, который был у нее в руке, подала Драко.

— Это чувства дорогих вам людей, берегите их, — прошептала Стихийная Ведьма. — А теперь идите.

И Гермиона с Драко вышли из комнаты.

* * *

Тем временем Гарри направлялся к выходу из туннеля Душ, последняя часть была получена в нелегкой схватке с хранителем этого туннеля. За Гарри

следовала огромная черная собака, точная копия Нюхалза в анимагическом воплощении.