Не смотри в окно (джен)

С вами такое бывало? Одно единственное событие меняет всё восприятие мира. Вы хотите повернуть время вспять, изменить его, хотя точно знаете, что уже ничего не исправить? Одна встреча, которой не должно было случиться, переворачивает всю вашу жизнь с ног на голову? И вроде лучше бы этого никогда не происходило, лучше бы всё было по-прежнему. Но от одной мысли, что этой встречи могло действительно не случиться, всё внутри сжимается, а в глазах начинает предательски жечь? До того злополучного лета я бы сама ответила с лёгкостью: «Конечно такое случалось! Первая любовь, когда мне было восемь, и шутки одноклассников. Щенок золотистого ретривера и визг колёс грузовика. Подростковая влюблённость и вновь разбитое сердце».

Я могла бы долго перечислять такие важные моменты жизни, которые хочется изменить. Которые сделали меня сильнее. Тогда я думала, что каждое из этих событий можно назвать моей личной трагедией. Но я не понимала тогда истинных значений слов «сила» и «трагедия». Сейчас бы я не стала жаловаться на жестокую судьбу и перечислять с печалью во взгляде все злосчастья, постигшие моё хрупкое девичье сердце, рассыпаясь в витиеватых рассуждениях об истинном значении для моей дальнейшей судьбы каждого из них. Сейчас бы без ненужных эмоций, без лишнего разглагольствования я бы ответила всего два слова: «Да. Было». Память же безжалостно подкинет все мельчайшие детали того кошмара, который уже никогда не оставит меня ни во снах, ни наяву. И лицо. Неожиданное, неуместное. Но такое, оказывается, важное.

Тем летом моя насыщенная, как мне казалось, событиями жизнь претерпела радикальные изменения. Я встретила мужчину всей своей жизни. Настоящего, галантного, умного, харизматичного. Это была любовь с первого взгляда. Хотя в свои двадцать пять я уже, конечно, не верила в подобные наивные глупости. Но сердце считало иначе. А очевидность того, что мои чувства взаимны, и вовсе заставляла воспарить над землёй от непередаваемого счастья. У нас нашлось так много общих интересов, несмотря на внушительную разницу в возрасте в двадцать лет с хвостиком. Ему тоже нравились зимние виды спорта, мы посещали все возможные выставки искусств, любовались закатами. Казалось, даже воздух вокруг стал похож на морской бриз, что мне так всегда нравился — лёгкий, тёплый, ни с чем не сравнимый. Неудивительно, что вскоре мы начали говорить о свадьбе.

А в один из наполненных счастьем дней он пригласил меня пожить у него. Его семья владела сетью гостиниц уже несколько поколений, время от времени скупая и возвращая к жизни старые и строя новые. Он сам же предпочитал жить в одной из них. Рассказывал, что там его престарелой матушке комфортнее, чем где-либо. Вокруг дивная природа, никакого смога, городского шума и суеты. Покой и уют. Такая трогательная забота о матери сделала его в моих глазах ещё привлекательнее и напомнила, что у меня-то с родителями никогда подобных отношений не будет. Мы никогда особо не общались. А когда я сняла комнату в студенческом общежитии, так они и вовсе забыли о моём существовании. Но эти мрачные мысли недолго тревожили меня. Стоило мне узреть величественное пятиэтажное здание посреди ухоженного парка с вековыми кедрами, как эмоции вытеснили всё остальное.

Поразительно гармоничное сочетание неувядающей классики и современной архитектуры. Тут и симметричный фасад с помпезной парадной лестницей, и внушительных размеров окна, позволяющие солнечному свету беспрепятственно проникать во все уголки каждого помещения, и роскошная лепнина, и матовая отделка дорогими сортами камня. Всё буквально кричало о богатстве владельца. На мгновение у меня проскользнула мысль, что, по словам моего жениха, эта гостиница считается «самой простенькой, но по-деревенски уютной» из тех, которыми владеет его семья. Я же не смогла бы позволить себе провести даже пары ночей здесь. Когда же перед моим взором предстал восхитительно светлый просторный холл, который запросто мог бы вместить два, если не три моих родовых гнезда, успокоившаяся было зависть вновь дала о себе знать. Но я тут же напомнила себе, на каких правах я здесь нахожусь, и улыбка расцвела на моём лице. Да и находившийся рядом мужчина не способствовал хандре.

Отдав распоряжения водителю относительно багажа, он принялся знакомить меня с окрестностями и внутренним убранством. Как оказалось, здание выглядело так двояко неспроста: в нём совсем недавно закончилась реконструкция. Даже у стены с перламутровой мозаикой, изображающей какую-то мифологическую сцену, ещё лежали не до конца собранные леса. «Принимать же постояльцев гостиница будет готова только через две недели, вот их-то мы и проведём здесь только вдвоём! Не считать же пожилую затворницу и нескольких представителей персонала? Почти медовый месяц!» Прогуляв до самого обеда, я узнала немного о прилегающих садах с небольшим расчищенным прудом и очаровательными романтичными лодочками. Об истории скульптур, венчающих главный фасад. И познакомилась с немногочисленными работниками, как выяснилось, составляющими основной костяк всего персонала гостиницы. Если не брать в расчёт пару-тройку сменщиков, отдавших предпочтение неоплачиваемому отпуску до официального открытия. Немного портило настроение предстоящее испытание — знакомство с матерью моего будущего мужа. И чем ближе подбирался час икс, тем больше я нервничала.

Раньше мне не приходилось знакомиться с чьими бы то ни было родителям. Я со своими-то общий язык так и не нашла. В данной же ситуации одна ошибка, одна неверно подобранная фраза могла испортить всю дальнейшую совместную жизнь неприятным осадком. Неуместным вмешательством и даже тотальным контролем со стороны будущей свекрови. Я же была настроена решительно. Конфликтов с ней мне совершенно не хотелось. Да и видеть разочарование на лице своего мужчины тоже. В итоге к обеду я была как на иголках, и эта поездка уже не казалась такой уж хорошей идеей. Сидя за столиком в залитом солнечным светом ресторане при гостинице, который все негласно окрестили «столовой» за его домашний уют, в ожидании неизбежного фиаско, я уже подумывала малодушно сбежать. Однако вошедшая в помещение женщина разительно отличалась от моих представлений. Вместо собранных в тугую строгую причёску тёмных локонов — пышная грива мышиного оттенка с проседью вьющихся мелким бесом волос. Взамен темного лаконичного платья-футляра с жакетом — льняная хламида неопределённого цвета с мелким кружевом по подолу и рукавам. Вместо острого цепкого взора холодных глаз — немного рассеянный взгляд почти прозрачных. Она больше походила на городскую сумасшедшую, или на старую кошатницу, или и на то и на другое, чем на мать успешного бизнесмена. На краткий миг я даже растерлась, не совсем понимая, как вести себя в ситуации, так отличающейся от моих ожиданий. Но к тому моменту, как эта женщина заняла своё место за обеденным столом, я, взяв себя в руки, решила идти намеченным курсом: доброжелательно улыбнулась и максимально вежливо поприветствовала, на что получила столь же вежливый, но несколько отстранённый ответ спокойного, с лёгкой хрипотцой голоса.

Как позже выяснилось, отстранённость свойственна этой даме во всём: не только в манере говорить, но и во взгляде на собственного сына. Взгляд не на предметы, а, казалось, сквозь них, и неважно, одушевлённые они или же нет. За время трапезы более или менее оживлённую беседу поддерживали мы с моим женихом. Речи же его матери были так же скупы и рассеяны, как и её движения. Приняв подобное поведение за отголоски возможного старческого недуга, я смогла, наконец, расслабиться и вести себя, как обычно. И обед прошёл в почти семейной атмосфере. Больше в тот день я её не видела, как, впрочем, и в следующий. Моё благодушное настроение омрачала лишь чрезмерная занятость делами гостиницы будущего мужа. В остальном придраться было не к чему.

До того как утром третьего дня пребывания в отеле я не столкнулась в главном холле с взволнованными, перешёптывающимися работниками. Не принимали участия в горячей, хотя и тихой дискуссии кроме меня, уставившаяся в пространство невидящим взглядом пожилая женщина со спутанными волосами, которая сидела в отдалении от общей суеты. Да её сын, который, к слову, «влетев» стремительным шагом в помещение, не обращая на меня внимания, принялся успокаивать своих служащих. До меня дошёл только смысл отдельных фраз, но и этого было достаточно: «нечастный случай», «множественные переломы», «жизни ничего не угрожает». Договорив и так и не взглянув в мою сторону, он вновь удалился с тем же сосредоточенным и даже ожесточённым лицом, с каким пришёл. Таким нервным мне не приходилось его видеть. Не став дожидаться его возвращения, я принялась расспрашивать всё ещё несколько взволнованную девушку-администратора, с которой неплохо поладила в первый же день пребывания здесь.

Так я выяснила, что водитель, который привёз нас сюда, ночью упал с лестницы и каким-то чудом остался жив. Пока я деликатно вытягивала информацию из издёргавшейся особы, краем глаза уловила какое-то движение за занавешенным окном. Оглянувшись и подметив, что все, кроме водителя и его работодателя, находятся на виду, а они сами, похоже, уже на полпути к больнице, я почувствовала какой-то иррациональный страх. Но стоило мне вглядеться в тень внимательнее, иллюзия исчезла.

Ещё немного поговорив с администратором и перекинувшись парой фраз с горничными, я решила поддержать в стрессовой ситуации человека, которому должно сложнее всего даваться столкновение с жестокостью реального мира. Придвинув второе кресло к женщине, я начала было произносить успокаивающую тираду, так уместную в подобных случаях, как встретилась с вполне осмысленным взглядом. И прежде чем он стал привычно рассеянным, до моих ушей донеслась просьба: «Будь добра, проводи меня в мою комнату». Которую я тут же принялась исполнять, попутно попросив у одной из попавшихся на пути девушек заварить ромашковый чай.

Пока мы следовали на верхний этаж, минуя все лестничные пролёты и длинные, удивительно запутанные коридоры, будущая свекровь не проронила ни слова. А я, не решаясь нарушить тишину, только удивлялась странностям архитектуры и выбору места для проживания женщины в столь солидном возрасте. Случись что, никто ведь даже не прибежит к ней на помощь. Не успеет. Да и не услышит, если подумать. В отличие от всей гостиницы, бо́льшая часть этого крыла была не оклеена дорогими шёлковыми обоями нежных тонов с тёплым золотистым отливом. Нет. Здесь стены были оштукатурены и выкрашены в нелепый больнично-школьный неопределённо-зелёный цвет. «И краска такая же глянцевая». Меня даже передёрнуло от непрошеных ассоциаций: никогда не любила свою школу, а уж больницы вообще никто не любит. Похоже, это крыло никогда не планировалось заполнять постояльцами. «А может, ремонт сюда не добрался? Хотя нет. Всё так аккуратно и чисто. Так что первый вариант ближе к истине. Но как же всё запутанно: коридоры, повороты, тупики, ненужные перегородки, ещё какие-то лестницы в никуда. Архитектор под конец явно тронулся умом, но строители не решились ему возразить?» От последней мысли я глупо заулыбалась и очень обрадовалась, что моя спутница не обращает на меня внимания.

Когда мы, наконец, дошли, я в очередной раз укорила себя за стереотипное мышление. После всего этого лабиринта я ожидала увидеть что-то вроде больничной палаты, а оказалась внутри по-домашнему уютных апартаментов в стиле Прованс. Комнаты пожилой женщины состояли из спальни, маленькой гостиной, из которой вело ещё две двери. Я решила, что там должны быть ванная и гардероб. Всё было решено в пастельных тонах традиционного для этого стиля сочетания белого и сиреневого. В воздухе вместо запахов старости и лекарств царил лёгкий аромат полевых цветов. Как же удачно, что люди не умеют читать мысли друг друга, иначе я бы постоянно попадала в крайне неловкие ситуации из-за собственной ограниченности. И судя по тому, что на небольшом круглом столике, покрытом кружевной скатертью, нас уже дожидался горячий чай в изящном чайнике с тонким цветочным рисунком, я сделала вывод, что лестницы уходят отнюдь не в никуда.

Я еле сдержалась, чтобы разочарованно не застонать от своего недалёкого ума. Обо всём этом я думала, пока мы мирно пили чай, поскольку моя «собеседница» быть таковой не пожелала. Но и уходить просто так было бы невежливо, несмотря на неловкость ситуации. Однако всё когда-нибудь заканчивается, и чай не исключение. И пока я искала в памяти хоть одну подходящую фразу, чтобы избежать неловкости, я не сразу поняла, что тишина уже нарушена, и услышала только: «…из комнаты ночью и никого не впускай. Запомни главное: не открывай глаза, не смотри в окно». Когда я осознала услышанное и хотела переспросить, женщина уже поднялась из-за стола и направилась в спальную комнату. И хотя мне было любопытно, что значили слова этой не совсем здоровой дамы, намёки я всё же неплохо понимала. Да и с чувством такта проблем никогда не наблюдалось. Так что я тихо вышла за дверь и только тогда поняла, что понятия не имею, куда идти.

«Ну что за день-то такой!» Но не возвращаться же обратно. А если нет пути назад, следует идти вперёд. Что я и сделала. И уже минут через десять осознала, что приняла в корне неверное решение. Судя по виду из окна, я должна была находиться несколькими этажами выше столовой. Но у коридоров столько ответвлений! И я уже дважды попадала в тупики. А третий оказался тем самым, в котором я теперь и находилась. С красивым видом из окна, который ничем мне не мог помочь. Когда же я окончательно признала, что заблудилась, и была готова, наплевав на гордость, в голос звать на помощь, услышала цокот каблуков. Я разве что не запрыгала от радости. «Главное — не разминуться!»

Выскочив из-за поворота, я тут же врезалась в тёмную фигуру. От неожиданности отшатнулась и заметила, что фигура зеркально повторила моё движение. Постаравшись сфокусировать зрение, что против света из окна за спиной человека, с которым столкнулась, было весьма проблематично, я смогла разглядеть, что передо мной девушка несколько выше меня. С коротким каре, в чёрной юбке «карандаш» и чёрной же приталенной блузке с рукавами-фонариками. На высоких каблуках. Я привычно подметила все цепляющие детали во внешности незнакомки. Хоть силуэт угадывался на таком расстоянии детально, лица против света я разглядеть не могла. Но я почему-то была уверена, что мы уже виделись. Что и неудивительно — здесь одних горничных человек пять, только тех, с кем я успела познакомиться за эти три дня. Но, судя по одежде, она точно не горничная.

Я так увлеклась, стараясь вспомнить, где могла её видеть, что неловкая пауза затянулась. И, осознав это, я не нашла ничего лучше, чем выпалить на одном дыхании наболевшее:

— Сумасшедший лабиринт! Одних тупиков столько, что можно вечность здесь провести в поисках выхода! А чай принесли каким-то другим путём. И стены везде одинаковые! Из окон только видами любоваться, а толку — ноль!

Под конец этой бравады я разве что на визг не перешла. Стало стыдно за эту минутную слабость. Она молча смотрела на меня, хотя я не могла сказать наверняка, почему-то казалось, что оценивающе. Как на умалишённую. И когда я вновь открыла рот, она произнесла очевидное в унисон со мной:

— Вы заблудились?

— Я заблудилась!

Получилось настолько синхронно, что я расхохоталась и не сразу услышала, что и она смеётся. Мы резко замолчали и уставились друг на друга, чтобы через мгновение вновь разразиться хохотом. Мне казалось, что с этим неуместным весельем я выплёскиваю всё накопившееся напряжение этого затянувшегося дня. Отсмеявшись, я почувствовала такую лёгкость, что не сразу вспомнила, что вообще-то не мешало бы спросить дорогу из этих бесконечных коридоров. К счастью, таинственная незнакомка меня опередила:

— Я тоже поначалу частенько здесь терялась. Жутко унизительно было звать на помощь. Но пару раз приходилось. Пока окончательно не освоилась.

В её голосе читалась улыбка, а я вспомнила, что несколькими минутами ранее сама рисовала в воображении нелицеприятную картину, как местный персонал шушукается у меня за спиной, сетуя на мою непроходимую глупость и неспособность самостоятельно выбраться даже из такой незначительной передряги. А ведь ей пришлось на собственной шкуре испытать это! Я даже невольно восхитилась, как легко она об этом говорила. Тем временем мы уже продвигались в сторону предполагаемого выхода, и я, наконец, смогла разглядеть лицо моей неожиданной спасительницы. Её образ сложился, словно идеально подогнанный паззл. Если вначале я могла позавидовать её высокой стройной фигуре и тонкому чувству стиля, то теперь я, стараясь не слишком откровенно разглядывать, думала, что мне при всём желании никогда не достичь такого… Аристократизма, что ли.

Я всегда считала себя красивой. С детства. Что читалось в каждом жесте, в наклоне головы, в походке. Не милой, не симпатичной, а именно красивой. Ну а как иначе? Хрупкая худенькая блондинка с большими голубыми глазами, аккуратным носом и пухлыми губами. Просто куколка! Мужчины мной восхищались, женщины завидовали. А мне всё это нравилось. Глядя на мою спутницу, я поняла всю степень своего тщеславия. Она будто даже не думала о своей внешности, как это обычно делаю я. Она просто была собой. А некрасивой её назвать я бы не смогла, даже если бы очень постаралась. У неё был длинный, острый, но пропорционально удачный нос. Губы тоже пухлые, но их линия была чётче и, пожалуй, твёрже. Белую, казалось, никогда не видевшую солнца кожу подчёркивали смоляные волосы. Глаза же, точно удар мне под дых. Глаза были совсем не таким широко распахнутыми, как у меня. В их форме угадывалось что-то хищное, но не агрессивно отталкивающее, а напротив, притягательное. Как у волчицы. Я даже подумала, что они вполне могли быть янтарно-жёлтыми, и никто бы не заметил в этом противоестественности. Но они были ртутно-серыми. Холодные звериные глаза и тёплый женскиц взгляд. Мои, в сравнении с её — действительно кукольные.

Я всю себя ощутила игрушечной в тот момент: маленькая, красивая, безвольная. Такую ставят на полку и иногда смахивают пыль. И ведь всегда так и было, если задуматься. Она бы не позволила поставить себя на полку. Она бы искала не коллекционера, а такого же волка, как и она. Забавно. Вроде обе обычные женщины, а чувствуется, что принадлежим к разным видам. И если б только видам...

— …а перекрытия местами имеют полости настолько большие, что в этом пространстве можно разместить жилые комнаты. Кое-где даже остались проходы и люки в полу.

Да что ж я сегодня такая невнимательная?! Пока я упивалась собственной завистью, она вещала что-то об этих чёртовых коридорах. Наверняка показала не один возможный выход. И ведь не спросишь же! Меж тем, мы уже почти вышли из них. Я увидела знакомые лестничные перила.

— Ну, думаю, дальше ты не заблудишься. А мне пора бежать, — сказала она, взглянув на тонкие часики на своём запястье, — уверена, ещё увидимся.

И уже скрываясь за поворотом, она бросила:

— Помни, что я сказала: Не открывай глаза. Не смотри в окно.

Я замерла, не в состоянии двинуться с места. «Мне ведь не почудилось? Во второй раз. Да что за чёрт!» Я пошла к лестнице, и уже спускаясь, поняла, что не знаю её имени. Она не представилась? Или я, что более вероятно, не расслышала? Но вот кем надо быть, чтобы пропустить так много важной информации мимо ушей? Верно. Мной.

Остаток вечера я провела, прокручивая в голове все события этого дня и пытаясь вспомнить то, что вспомнить никак не могла, так как не слушала. Сначала я даже хотела спросить у кого-нибудь о той девушке в чёрном, но, подумав немного, рассудила, что буду выглядеть глупо, если начну приставать с вопросами о человеке, который провёл почти двухчасовую экскурсию персонально для меня. А я не удосужилась запомнить даже имени. Да и команда они сплочённая. Наверняка сразу поймут, о ком идёт речь и расскажут ей о моей бестактности. Мне самой подобное отношение было бы неприятно. «Так что нет. И так ведь пересечёмся и имя как-нибудь выужу у неё самой. Так будет гораздо проще».

А вот её слова, в точности повторяющие слова старухи, мне покоя не давали. Вначале я даже подумала, что может это их местная шутка. Но что-то мне в это не верилось. Нечто на периферии сознания не давало мне забыть эти слова или же отнестись к ним легкомысленно. В этих нелёгких раздумьях я и встретила закат, как и новость, что эту ночь мне придётся провести в одиночестве. Что-то задержало моего будущего мужа, и он уже не вернётся до следующего утра. А может и вечера. Пока принимала душ, старалась выбросить всё из головы. Но стоило мне зайти в спальню, как холодок пробежался по позвоночнику. Огромное, во всю стену окно, которое меня так приятно поразило всего пару дней назад, не зашторено. А за ним сгущались сумерки. Я стояла, как вкопанная, стараясь смотреть только на кровать перед собой, но краем глаза всё равно видела его. Вспомнилась тень, что я видела утром, и слова, произнесённые хрипловатым голосом: «Не смотри в окно».

Одним резким движением я пересекла комнату и задёрнула лёгкие просвечивающие шторы. Стало только хуже. Теперь мне мерещились жуткие силуэты. «И надо же было ему именно сегодня оставить меня одну! Чем он может помочь водителю? Он же не врач! Что его маменька, что персонал! Словно нарочно меня запугивают! Скучно им, что ли, в этой глуши? Шутили бы друг над другом! И сама тоже, дура, повелась! Теперь монстры всякие мерещатся! Нет никаких монстров! А грабители так высоко не залезут. Не альпинисты же». Я откровенно злилась на него, на себя, на всех. Даже на водителя, на которого была вообще не вправе злиться.

И именно злость придала сил взобраться на кровать. Отвернуться лицом к стене, оставив окно за спиной, а не выбежать в коридор в поисках компании. Но на этом моя храбрость иссякла. Мне начали мерещиться шорохи. Завывания ветра заставляли волосы вставать дыбом. Я зажмурилась и старалась думать, что всё это в лучшем случае надуманно, а в худшем — глупый розыгрыш. Но в тот момент, когда до моих ушей донёсся неприятный скрежет, словно кто-то провёл чем-то острым по стеклу, мои глаза невольно распахнулись. И я увидела тень на стене, выхваченную лунным светом. Словно, что-то... Нет! Кто-то ползёт по стеклу. Моё сердце рухнуло куда-то вниз и так и замерло. А я никак не могла вновь закрыть глаза.

Мне казалось, стоит потерять это существо из поля зрения, как оно тут же набросится. Глупый страх, бессмысленный. Но все мы в подобных ситуациях думаем именно так: «Если я вижу опасность, у меня есть шанс. Если я держу в поле зрения дикого хищника, он не сожрёт меня». Скрежет от длинных когтей, тень которых я отчётливо видела, прорезал мой слух. От резкого звука я вновь зажмурилась. На этот раз я приложила максимум усилий, чтобы не открыть глаза снова, не пошевелиться, ничем себя не выдать. Но больше всего мне хотелось, чтобы это закончилось. Я бы, пожалуй, и собственную смерть приняла с распростёртыми объятьями, если бы она гарантировала избавление от этого кошмара.

Шорохи и скрежет всё не прекращались. Я же всем телом чувствовала взгляд этой твари. Она словно намеренно пугала меня. Испытывала мои нервы на прочность. «Не открывай глаза. Не смотри в окно», — единственное, что связывало меня с реальностью и не давало сойти с ума от первобытного страха. Я повторяла про себя эти слова, как мантру, пока они не заглушили все звуки. Вдруг страшный скрежет сменился пением птиц. От неожиданности я резко открыла глаза и чуть не ослепла. Комната утопала в белом свете. Немного придя в себя и сфокусировав зрение, я поняла, что уже утро. «Неужели я уснула? Может, всё происходившее вчера было сном?» В любом случае, шевелиться всё ещё было страшновато.

Пролежав неподвижно ещё какое-то время и разозлившись на собственную трусость, я попыталась скосить глаза, но, разумеется, не смогла увидеть того, что у меня за спиной. Тогда, обратив внимание на графин с водой на прикроватной тумбочке, я постаралась разглядеть в отражении какое-то движение и тень. «Неужели оно всё ещё здесь?» В стекле почти ничего не было понятно. К тому же картинка была очень мелкой и перевёрнутой. Но там точно что-то было. Я сосредоточилась на еле уловимом колебании и, кажется, смогла разглядеть длинные тонкие пальцы с когтями. Внутри всё похолодело: эта ужасающая рука лезла в окно... Резкий звук. Я подскочила и укрылась одеялом с головой. Раз оно лезет внутрь, значит, знает, что я видела. Не имело смысла притворяться. Звук повторился. И снова. Но стал громче. И тут я поняла, что это за звук. В этот момент к нему прибавился голос: «Вы уже проснулись? Завтрак будет через полчаса. И у нас новости. Мы только вас ждём».

Я чуть было не свалилась с кровати. Кто бы мне сказал ещё сутки назад, что я буду до одури бояться стука в дверь! Однако же голос у неё был взволнованный. Похоже, не только меня этой ночью мучили кошмары. Я резко оглянулась, чтобы, не растеряв решительности, убедиться в своей догадке. «Ну, так и есть! Ветка старого дерева, растущего вплотную к зданию. И чего бы его не спилить? Мало ли какая у него история! Уверена, оно не только меня до смерти напугало». Посмеявшись над собственной мнительностью, я принялась собираться к завтраку. Но к окну подходить, чтобы отдёрнуть занавески, всё же не стала. Да и зачем? Природой любоваться лучше, пребывая на свежем воздухе, а не через окно.

Когда я спустилась в столовую, первым, что бросилось в глаза, была атмосфера напряжённости, которая сразу передалась и мне. Вспомнилось прошлое утро, и под словами «у нас есть новости» сразу представилось нечто очень уж неприятное. Однако никто не суетился и не шептался. В целом утро можно было назвать обычным, а поведение сотрудников походило на стресс перед приездом начальства. Вот кого очень хотелось бы видеть. Но его не было. «Похоже, всё-таки задержится до вечера». Раньше он тоже мог несколько дней не давать о себе знать, если того требовала работа. Но именно в этот день сей факт был неимоверно досадным. Его мать, к моему удивлению, завтракала со всеми. Может, она и раньше так делала. Мы ведь только раз не сталкивались утром. В тот день ей могло просто нездоровиться. «Или не было желания общаться?» Последняя мысль была неприятна. Я замешкалась в дверях. Подсесть к ней или же нет? Но мне повезло: подскочив ко мне, администратор потащила к столику с щебечущей вполголоса обслугой.

Оказалось, новостей было три. И, как я и думала, одна неприятней другой. С видимой печалью в голосе мне поведали, что, во-первых, водитель так и не очнулся, хотя прошло больше суток. Во-вторых, мой благоверный задерживается на неопределённый срок, о чём мне сообщить не догадался. И в-третьих, одна из горничных внезапно решила уволиться. Настолько внезапно, что собралась среди ночи и сразу уехала. Оставив только заявление об уходе. И ничего не объясняя. Меня-то как раз последняя новость совсем не удивила. Я здесь всего пару дней, а уже не знаю, чем себя занять. Уже всякая жуть мерещится. Так что вполне ожидаемо. А вот тот факт, что пробуду в незнакомом месте, среди незнакомых же людей неизвестно сколько времени, испортил и без того не радужное настроение.

Преисполненная вселенской печали, я принялась бездумно слоняться по парку. Погода явно благоволила длительным прогулкам, но мне это занятие очень быстро надоело. И тут я вспомнила о неизученных мною запутанных коридорах. Ноги сами понесли в нужном направлении. В душе я надеялась встретить там таинственную девушку-в-чёрном и расспросить её о тайных ходах и бесполезных лестницах. Хотя со вчерашнего дня я её так и не видела. Оставалось надеяться, что это не она уволилась ночью. Когда я миновала последний лестничный пролёт и уже смотрела на зеленоватые стены азарта у меня поубавилось. «Ведь мне может и не повезти, как вчера. Скорее всего так и будет». Вспомнилось, как я металась в поисках выхода. Ощущать собственную беспомощность крайне неприятно. Был ещё шанс столкнуться с обитательницей этого крыла, с которой я так и не знала, как общаться. С другой стороны, день только начался, а я не представляла, чем заполнить это время. Почему бы и не поисками выхода из лабиринта? Как только об этом подумала, на ум пришло детское сравнение: пройти лабиринт, спасти принцессу и избежать встречи с драконом. А я, стало быть, рыцарь в сияющих доспехах? Ну или в платье со звёздочками. Я так с начальных классов не играла. Тогда я любое занятие представляла себе фантастической миссией, где я всегда была главным героем. Чаще всего принцессой фей. Ну что с меня взять? Окончательно развеселившись, я двинулась в путь к неизведанному.

К глубочайшему сожалению, я поздновато сообразила, что стоило бы оставлять какие-нибудь метки. Вчера я не обратила внимания, но теперь знала наверняка, что коридоры тянутся не только по пятому этажу. Они уходят вниз. На сколько этажей, я понять не смогла, так как пространство, очевидно, было разноуровневым. Уже через пару часов весёлое приключение грозило превратиться в голодную смерть. И как я не подумала захватить с собой чего-нибудь пожевать. Обед я, похоже, пропустила.

— Стоило мне услышать неуверенные шаги в этих коридорах, так я почему-то сразу подумала о тебе.

«Стоило мне поймать смеющийся взгляд, как мысли о пирогах и бутербродах тут же улетучились, а былое любопытство взяло верх над унынием», — в тон ей подумала я. Но ответила иначе:

— У меня, похоже, появилась уйма свободного времени, и я решила, почему бы не продолжить исторический экскурс по местам, куда не ступала нога одного конкретного человека?

Было в этой девушке что-то, что убивало во мне всякую серьёзность. Это здорово подкупало вместе с тактичностью, таинственностью и природным обаянием. Не припомню, чтобы среди моих знакомых кто-то объединял в себе сразу все эти качества. При том, что друзей у меня всегда было много. Но, может, я не слишком разборчива в выборе друзей.

Пока мы неспешно прогуливались по всем возможным закоулкам, я старалась запоминать дорогу. Вслушиваясь в рассказы о гостинице в целом и о конкретном крыле в частности. Со своим низким приятным голосом она вполне могла бы читать лекции по истории. Даже я бы не заснула. Хотя я никогда не любила этот предмет и посещала его исключительно, чтобы «доспать» то, что не успела утром. Я не переставала удивляться особенностям планировки, и хоть слушала внимательно, вопросов становилось всё больше. Чем я и поделилась:

— Никак не могу понять, где здесь хоть какая-то логика?

— Знаешь, думаю, не всё можно оценить с практической точки зрения. Зачастую значительную роль играет человеческий фактор. Полагаю, здесь именно этот случай. Сама я предпочитаю думать, что у архитектора немного «поехала крыша» ко времени завершения строительства. Причём как в переносном смысле, так и в буквальном, — озвучив последнюю фразу, она указала наверх.

Я проследила взглядом в указанном направлении и обомлела. Мы стояли у подножия шикарной мраморной лестницы с витиеватыми позолоченными перилами, которая уходила… В потолок. Буквально. Зато справа в стене, посередине этой самой лестницы находился потайной люк. Открытый. Иначе я бы его не заметила за всей этой вычурной лепниной. А за дверцей находилась площадка другой лестницы, к которой мы и пролезли. Вот эта-то лестница вела не в потолок, а в комнату. Не просто комнату — это была старая библиотека с рабочим столом, мягкими креслами, журнальным столиком и даже камином. На мой невысказанный вопрос я получила вполне очевидный ответ:

— Безумие и гениальность зачастую ходят рука об руку. Здесь даже есть люк для дров и провизии. А труба, хоть и едина с каким-то другим камином, никому и в голову не приходит, что существует этот. Какая-то сложная система. Я, признаться, никогда этим вопросом не интересовалась.

Здесь было красиво и по-своему уютно. Атмосферу не портило даже отсутствие окон. На журнальном столике я заметила пирог и чайник, а хозяйка комнаты уже доставала из небольшого буфета пару чашек.

— Я частенько здесь бываю. Люблю общество книг и импровизированные пикники уже вошли в привычку. Присоединяйся.

Дважды мне предлагать не пришлось. Голод вновь напомнил о себе, и даже с большей силой. Я едва удерживалась от того, чтобы не наброситься на пирог, как голодный зверь. Отвлекала себя разглядыванием корешков старых книг и мелких безделушек. «Я определённо ещё сюда вернусь. А вот ему я ничего не расскажу принципиально. Стоило предупредить об отсутствии не администратора, а меня». Вспомнившаяся вдруг обида неприятно кольнула, и я тут же отмела её, решив отомстить. «Когда он вернётся, запрусь здесь на пару дней. Пусть поволнуется». Похоже, злорадство отразилось на моём лице, так как моя собеседница смотрела на меня с такой степенью недоумения, что меня это даже рассмешило.

Так лениво попивая чай и перекидываясь ничего не значащими фразами, я и не заметила, как задремала. Разбудил меня запах кофе. От неудобного положения немного ломило спину, но в целом я хорошо выспалась, а если вспомнить прошлую ночь, так и вовсе прекрасно. Потянувшись, я огляделась и не сразу поняла, где нахожусь. Но стеллажи с множеством старинных книг и улыбка моей новой знакомой тут же освежили мою память. Под ногами у меня был пуф, а сама я была укрыта шерстяным пледом. Такая забота меня даже немного смутила. Смешно, но пледом меня укрывали лишь однажды, когда я заболела и одного одеяла, чтобы согреться, было недостаточно. Мне тогда было лет семь. Неудачное сравнение. Тяжело признаться, но в душе я всегда хотела чего-то такого. Сначала от родителей, затем от лучших подруг, а после от своего мужчины. Одна из тех самых незначительных мелочей, из которых сотканы симпатия, привязанность, дружба, наконец. Раньше я думала, что подобная сентиментальность свойственна только мне. Вот я и жду от окружающих того, чего они даже не понимают. Оказывается, есть люди, для которых это вполне естественно. И почему-то так ожидаемо именно от неё. «Ну вот почему у меня раньше не было такой подруги? Скольких попоек удалось бы избежать? И как легко бы затягивались сердечные раны, если плакаться в такую «жилетку»?» Эгоистично, конечно, но, похоже, такова моя натура.

Пока я пила вежливо предложенный мне кофе с круассанами — выпечка в этой гостинице просто восхитительна! — узнала, что проспала здесь до самого утра, а мой будущий супруг вернётся только через пару дней. Прошлый вечер прошёл как в тумане. Вроде мы пили чай и о чём-то говорили. Но на этом всё. Меня как обухом по голове ударили. Я даже не могла вспомнить, как уснула. Но по моим скромным подсчётам, я не меньше двенадцати часов проспала. Что совсем на меня не похоже. С другой стороны, прошлую ночь я почти не могла сомкнуть глаз и последующий день провела на ногах. Вот усталость и взяла своё.

Окончательно взбодрившись, я решила дойти до своих комнат, чтобы хотя бы принять душ и переодеться. Получив приглашение приходить в эту обитель старинных книг в любое время, я проследовала по короткому пути, о котором узнала накануне. Как оказалось, всё здание, и в особенности это крыло, пронизано всевозможными потайными комнатками и ходами к ним. Бо́льшую часть из которых я, разумеется, не запомнила. Что весьма печально. Пока я подбирала платье из десятков тех, что взяла с собой, меня мучил вопрос совершенно обыденного характера: для кого я их столько набрала с собой? А за ним возникли и другие, более раздражающие: почему я опять узнаю последней о его задержке? Где теперь та обещанная романтика, которую я себе так детально представляла? И с кем мне проводить всё свободное? Нет, просто ВСЁ время? Хоть бы телевизор в номере был! Но нет, это бы «лишило это место аутентичности». Не могла же я повиснуть на шее у моей неожиданной подруги. У неё наверняка были какие-то обязанности, как и у остальных. С которыми мне было не так интересно. А с его матерью мне в принципе было не о чем говорить. «Не представляю ни одной подходящей темы. Да и странная она какая-то». Глядя на неё, мне казалось, что её сын ну очень поздний ребёнок. Хотя её возраст я бы определить не смогла.

В итоге, чтобы не казаться слишком навязчивой, я ещё какое-то время потратила на свой гардероб, сделала пару кругов вокруг пруда, дотянув до обеда. И сложно сказать, сколько сплетен выслушала. На вопросы, почему не составила компанию скучающим работницам за завтраком и где пропадала почти весь прошлый день, я только отмахнулась. Мол, обиделась на всех мужчин и не хотела никого видеть. Этот комментарий, разумеется, был встречен с пониманием, и дальнейших вопросов не последовало. Чего и стоило ожидать. По опыту знаю: хочешь избавиться от нежелательных расспросов в женской компании, вали всё на мужчин. Любая девушка сделает понимающее лицо и тут же отстанет. Ну, может, бросит пару нелицеприятных фраз в адрес обидчика. Но тут главное — результат, а не лишние эмоции.

Когда я добралась до тайного убежища, время уже близилось к ужину. Свою новую знакомую я застала вальяжно расположившейся в глубоком кресле с книгой в руках. А журнальный столик, накрытый на двоих, говорил, что мой визит не стал неожиданностью. Этот факт как-то сразу поднял мне настроение. Хоть для кого-то моя компания приятна. Плюхнувшись в соседнее кресло, я сразу же разлила нам обеим чай и, встретившись с всегда смеющимся взглядом, завела болтовню о столь беспокоящих меня проблемах. Она в основном слушала и лишь изредка комментировала или же задавала наводящие вопросы. Она вообще много говорила исключительно об этом здании и его истории. И великолепно умела слушать. Я словно у первоклассного психолога побывала. Вроде и проблемами это всё назвать нельзя, и мелочно как-то злиться из-за таких пустяков. Но мне просто жизненно необходимо было выговориться тому, кто не расскажет виновнику моих переживаний. Я почему-то была уверена — она точно никому ничего не расскажет. Утром я поняла, что вновь заболталась и уснула. На следующий день схема повторилась. И когда я поняла, что ломит уже не только спину, но и все четыре конечности, твёрдо решила, что кровати придумали не просто так. К тому же наконец-то должен был вернуться тот, из-за кого я вынуждена была чувствовать себя затворницей.

Однако зря я готовила целую пламенную речь, преисполненную праведного гнева. Как оказалось, пара дней — понятие не точное. И спать я ложилась в мягкую, но холодную постель в гордом одиночестве. Но заснула почти сразу. Наверное, сказывалось нервное состояние. Разбудил меня в этот раз не аромат кофе и даже не стук в дверь. Отвратительный высокий скрип. Вначале меня охватил ужас, но потом я вспомнила иссушенное дерево за окном и накрылась одеялом с головой, так и не открыв глаз. Но звук всё больше выводил из себя. Ещё немного, и я бы взяла топор и пошла самолично срубать эту нелепость среди ночи. Представлять, как бы глупо я сама при этом выглядела, уж очень не хотелось. Но чёртова ветка скрипела всё настойчивей, и я была уже готова воплотить в жизнь эту мысленную угрозу, как скрежет сменился ритмичным постукиванием. Такой звук я знала очень хорошо. Моё тело сковало от ужаса. Так звучит мерное, но нетерпеливое постукивание длинных женских ногтей по стеклянной поверхности.

Я старалась не дышать и вся против собственной воли обратилась в слух. Хотя в этот момент я бы всё отдала, чтобы оглохнуть и больше не слышать, как нечто, перестав перебирать пальцами, стало постукивать одним из них по окну. Словно привлекая внимание. После очередного такого стука я почувствовала, что у меня мокрое лицо. Я даже не заметила, что от страха не могу сдержать слёзы. Они пробивались сквозь плотно сомкнутые веки сами собой. Существо ещё какое-то время скрипело, стучало, всячески старалось довести меня до сердечного приступа, что у него прекрасно получалось. Во всяком случае, ни ног, ни рук я уже не чувствовала. Возможно, от напряжения. А может от шока. Но затем резко, а от того неожиданно всё стихло. Оглушительная тишина пугала ещё больше, чем жуткие звуки. Так я хотя бы знала, что оно за окном. Теперь же неведение сводило с ума.

Мгновение назад мне казалось, что ничего страшнее быть не может. В тишине ночи я поняла, как сильно я ошибалась. Я прислушивалась к каждому шороху, к лёгкому дуновению ветра за окном, но совершенно ничего не слышала. Мне даже пришла в голову пугающая мысль, что моя недавняя мечта сбылась, и я оглохла. Но я вдруг услышала, как жалко хлюпает мой нос, и мне показалось это так оглушительно громко, что я тут же задержала дыхание. Долго не дышать я не смогла, поэтому, сделав почти беззвучный выдох ртом, я сосредоточилась исключительно на этом действии.

Остаток ночи я так и провела в жарком коконе из одеяла, стараясь почти не дышать и прислушиваясь к малейшим изменениям вокруг моего убежища. Когда до моих ушей донеслись первые голоса птиц, я всё ещё не верила, что всё позади. Но, услышав знакомый голос за дверью, я всё-таки не выдержала и разрыдалась. Я не сразу выбралась из своего укрытия, страх всё никак не отпускал. Первое, о чём я подумала, едва высунула нос из-под одеяла: «Нужно уезжать отсюда! Можно даже не собирать чемоданы. Одежду новую купить можно. Или потом привезут. Главное — бежать отсюда как можно скорее».

Я была уже готова рвануть как есть, в короткой летней пижаме. Уже просчитывала, сколько больших шагов мне понадобится, чтобы долететь до двери, как меня пронзила мысль: нас привёз водитель, который сейчас в больнице. Ни у кого больше я здесь машин не видела. Я чуть было опять не расплакалась, но тут же вспомнила, что совсем недавно одна из горничных уехала отсюда прямо среди ночи. Значит, какой-то транспорт всё же был. Может, и до сих пор что-то есть. Я не видела гаража, но я и не всё обследовала. Как-то же сюда попадают продукты! Да и местные работники хоть иногда должны бывать дома. У них же наверняка есть свои семьи, своя жизнь. Значит, должно быть то, на чём они добираются хотя бы до трассы. Думать о том, чтобы пробежать эти несколько километров через лес в одиночку, на своих двоих, не хотелось. Но если выбора не будет, я готова была пойти и на это. Лишь бы оказаться как можно дальше от этого жуткого места. Собрав волю в кулак, я всё же выбралась наружу. Вокруг царил безмятежный покой тёплого летнего утра, словно и не было ничего.

Опасливо косясь на окно и ожидая, что в любой момент чудовище выпрыгнет, разобьёт его и, пробравшись внутрь, сожрёт меня, я быстро надела первое, что подвернулось под руку, и спиной двинулась к двери. И только оказавшись в коридоре, смогла выдохнуть. Хотя мне казалось, что теперь, когда я покинула комнату, нечто свободно ходит по ней, обнюхивает место, где я пряталась, трогает мои вещи своими ужасающими лапами с длинными когтями. Запугав себя окончательно, я стремительным шагом пошла прочь от двери в направлении гостиничного ресторана. Следовало первым делом выяснить, есть ли здесь машина.

Когда я вошла, в столовой уже почти никого не было. Ещё бы! Учитывая сколько времени я боролась со своими страхами, это неудивительно. Моему взору предстало двое мужчин, неспешно допивающих чай. Один из них, насколько я знала, работал в котельной, а другого, хоть и видела чаще, так и не поняла, чем он занимался. Если бы не пережитый страх, я бы вряд ли рискнула подойти к этим угрюмым, погрузившимся в свои мысли работягам. Но адреналин прекрасно вытеснял неловкость. Как выяснилось почти сразу, у гостиницы была только одна машина, на которой уехал её владелец, а для основного потока постояльцев использовались услуги такси, в отдельных случаях — частных перевозчиков. И уж совсем редко нанимался автобус для небольших групп. Но во всех этих ситуациях приходилось ждать транспорт почти восемь часов, при условии, что на выезде из города не будет пробок. И связываться с ними следовало заранее. Мало кто жаловал незапланированные выезды «к чёрту на рога». Постояльцы же выбирали это место именно из-за его расположения. Оказывается, бывают и такие.

Пока я мысленно испепеляла эту гостиницу вместе со всеми её обитателями, мои собеседники уже удалились исполнять какие-то свои ежедневные обязанности. И я не сразу сообразила, что не поинтересовалась, как же смогла та уволившаяся девушка незаметно покинуть это место. Не уж-то рёв двигателя и свет фар никто не заметил? И тут меня сразила догадка. Что если её тоже напугало это нечто? И она, поддавшись страху, просто убежала? Но как же тогда заявление об уходе и отсутствие её вещей? Нет, всё же она планировала это заранее, просто никого не осведомила. А машина могла ждать её на въезде. В любом случае, мне эти догадки ничем не могли помочь.

Поразмыслив немного, я пришла к выводу, что днём эта тварь не появится. Значит, был шанс дождаться такси без особого риска для жизни. И лучше всего это сделать там, где я буду не одна и где не будет окон. Я точно знала подходящее место. Попросив администратора вызвать машину, я сразу направилась к потайной комнате. Под конец пути я почти сорвалась на бег. Стоило мне войти в комнату и закрыть дверь, я прислонилась к ней спиной и медленно сползла на пол. Я не сразу поняла, что в привычном облике помещения не так, но спустя пару мгновений сообразила: кроме меня здесь никого не было. Но тусклое мерцание настенных светильников и извечный чайный сервиз говорили об обратном. Словно она где-то в помещении. Прячется за стеллажами или креслом. А может, что-то заставило её неожиданно выскочить, даже не погасив свет. Но как мы тогда разминулись? Другого прохода ведь не было. «Или я о нём просто не знаю?» Отпустивший было страх снова вонзил когти в моё сердце, рисуя в воображении устрашающие картины. Я так и не отлипла от двери, стараясь охватить взглядом всю комнату.

Не могу даже приблизительно представить, сколько я так просидела. Кажется, не меньше суток. А может неделю. Неожиданно что-то толкнуло меня в спину. Не знаю, как не закричала. Толчок повторился. Я поняла, что кто-то пытается открыть дверь. Успокоившись, я привстала, чтобы не мешать, как до моего слуха донеслось то, что я предпочла бы никогда больше не слышать — звук перебирающих по двери ногтей. Затем деликатное постукивание одним из них. Казалось, я исчерпала за эту ночь и утро весь свой лимит и уже должна была умереть от страха. Но мне хватило сил упереться в дверь, чтобы не дать ей открыться. Вдруг я услышала над ухом приглушённый деревом женский смех, и слова влились в моё сознание до боли знакомым голосом:

— Что ты делаешь? Я же знаю, что это ты. Больше никто не знает об этом месте. Открывай.

«Больше никто не знает…» — слова набатом бились в моей голове, словно там появилось второе сердце. И на нём скоро появятся первые шрамы, потому что я была уверенна — на первом они уже есть. Слёзы вновь полились ручьями, грозя затопить всё вокруг. Такая смерть была бы не настолько страшной. Друг оказался врагом. И каким! Такого не бывает! В реальной жизни такого не бывает!

— Ну, перестань. Это уже не смешно. Открой дверь.

Она ещё что-то говорила, но я почти не слушала. В конце концов, она перестала и ушла. Я слышала удаляющийся звук шагов.

Я всё никак не могла прийти в себя, осознать случившееся. Я ведь ни разу не видела её вместе со всеми. И, похоже, никого другого она по ночам не терроризировала. Но почему же она ничего не сделала, когда мы общались, когда пили чай? «Стоп. Чай! Я каждый раз пила чай, а затем меня словно выключало, как лампочку». Зачем она это делала? Что ей от меня было нужно? Почему именно я? Кто она? Правда ли здесь работает или… Я мгновенно вспомнила об администраторе и просьбе вызвать такси. Мне оставалось только переждать здесь. «Но что, если на лестнице меня уже поджидает эта странная особа. Или в одном из этих бесконечных коридоров? Как мне быть?» Я чуть не завыла в голос. Как можно найти выход из ситуации, где все выходы под охраной монстра из кошмаров. И ведь она совершенно ничего о себе не рассказывала. Меня вдруг осенило: «Имени её я по-прежнему не знаю». Сколько времени общалась, а об имени не переспросила. Если она вообще его хоть раз называла.

Почему-то этот факт делал её ещё страшнее. Словно какое-то чудище из снов, которое просто так гонится за тобой. Но ни что это, ни зачем оно это делает, не ясно. Зачем же она так подробно рассказывала обо всех тайниках и ходах в стенах? Обо всех ли? Может, хотела заманить сюда? Но ей удалось это сразу, так чего же тянула и не убила в тот же момент? А может, ей вовсе не смерть моя была нужна? Тут же представились персонажи Брэма Стокера и Энн Райс. И одежда, и причёска. Манеры опять же. Всё говорило в пользу этого сравнения. Этакая современная вампирша. А я, стало быть, её персональная ферма по производству донорской крови. Но ведь так быть не может. «Но и люди по фасадам не ползают, — напомнила я себе, — да ещё и на такой высоте! Если только они не мойщики окон со специальным снаряжением». Мне вдруг так захотелось надеяться, что это всего лишь затянувшийся розыгрыш. В самом начале я ведь именно так и думала. Если бы это оказалось правдой, я бы даже не стала на них всех по-настоящему злиться. Может, потом даже посмеялась бы над своими страхами. «Но почему же я не могу заставить себя в это поверить? Откуда эта абсолютная уверенность, что монстр реален?»

Часов на мне не было, а те, что лежали на столе, были слишком далеко. Отходить же от двери я не рискнула. Но мне казалось, что я провела здесь весь день. Может, меня уже ищут? Хотя раньше, когда я здесь засыпала, не искали. Но ведь я выказала явное желание уехать. Значит, мне как минимум, должны сообщить, когда подъедет машина. Значит, искать будут. «Но здесь не найдут». Всё-таки я должна была выйти из укрытия. Можно было попробовать позвать кого-нибудь, но вряд ли кто-то услышал бы. Крыло было почти необитаемо. А это место в отдалении от единственных жилых комнат. Здесь вроде был люк, но я пересмотрела слишком много фильмов ужасов, чтобы попытаться влезть в него. «Если только совсем ничего не придумаю. Но она может ждать внизу…» Ход моих мыслей прервал клочок бумаги, проскользнувший под дверью и шаги. Куда более тихие, чем раньше. Я бы вообще их не расслышала, если бы не сидела на полу под дверью. «И как она смогла так незаметно подкрасться? Неужели всё это время была так близко?» Придя в себя от шока, я очень медленно подняла листок и, развернув, уставилась в аккуратно выведенные буквы: «Оставайся там до утра. Никуда не выходи и не открывай дверь, что бы ни услышала. Веди себя тихо. Я вернусь утром».

«Она вернётся за мной утром! Нужно срочно бежать! Но как? Куда?» Я снова перечитала записку: «не открывай дверь», — что это могло значить? «Это даже на угрозу не похоже. Но тогда что же это? Может, пытается меня запутать? Запугать? У неё это блестяще получается». Меня разрывали противоречия: с одной стороны читалась явная угроза возвращения, а с другой — что? Чего же она пыталась добиться этой запиской? Выманить меня из укрытия или же, напротив, заставить остаться здесь? Почему до утра? Что она собиралась делать ночью? «А что если хочет всех перебить, а меня оставить здесь, чтобы под ногами не путалась и никого не предупредила? Почему именно этой ночью, а не, скажем, вчера? Или вообще задолго до моего приезда? Опять же, почему именно я? Группа крови ей моя, что ли, пришлась по вкусу?» От нескончаемых вопросов голова уже раскалывалась, а ответов так и не находилось. И я решила, что надо что-то делать.

— Я останусь в этой комнате. Но на своих условиях.

Я увидела под дверной ручкой замочную скважину и решила, что ключ должен быть здесь, иначе не было бы никакой записки. Она бы просто заперла меня и ушла. Но его ещё следовало найти. Я очень тихо и медленно отодвинулась от двери к ближайшему креслу. К счастью, оно было совсем рядом. И, стараясь не создавать лишнего шума, аккуратно подпёрла им дверь: хоть ненадолго задержит, если она неожиданно вернётся. Вспомнилось, что в большинстве легенд и фильмов про вампиров говорилось, что если их не пригласить, они не смогут войти. Но деталей я не помнила, как назло. Да и о вампирах шла речь или о какой-то другой нечисти? И с чего я взяла, что она вампир?

Пока всё это обдумывала, я досконально обследовала все ящики стола, попутно прихватив кочергу от камина. Какие-то записные книжки, исписанные листки, всякие мелочи. «Вот он! Ключ!» Быстро заперев дверь, я вернулась к так заинтересовавшим меня записям. Почерк был тот же, что и на клочке бумаги в моём кармане. Я взяла один из многочисленных листков и, сразу определив, что это было письмо, жадно впилась в ровные строчки: «…ты был уверен, что моя любовь к тебе затуманит мой разум. Вначале так и было. Но всё же я не настолько глупа, чтобы не замечать очевидное… я не хотела видеть… важнее Неё в твоей жизни нет и не будет никого… я не хочу стать одной из многих…» Я отложила письмо, оно было слишком личным. И походило на старый роман. В нём было столько чувств, боли, что мне стало стыдно его дочитывать. Похоже, даже её природная притягательность не гарантирует верности. Стало так за неё обидно, что я даже ненадолго забыла, что она такое.

Я бегло оценила содержание ещё пары писем, стараясь не высматривать подробности. С тех пор, как моё собственное любовное письмо было выставлено на всеобщее обозрение на потеху всей школы тем, кому оно предназначалось, я очень трепетно отношусь к подобным вещам. Но с природным любопытством бороться очень сложно. Плюс я хотела узнать, что собой представляет мой противник. Так что рыться в бумагах я не перестала: письма, письма, множество исписанных стихами листов. Не думала, что она увлекается поэзией, но ей подходит. Какие-то заметки. И, словно это и искала, я наткнулась на слова: «…убить это чудовище…». Я вгляделась внимательнее: «да, так и есть», — и принялась читать.

«Не знаю, смогу ли выбраться из этого кошмара живой, но хочу, чтобы ты знал: я намерена убить это чудовище, даже если это станет последним, что я сделаю в своей жизни. Знаю, что мои шансы ничтожно малы, но если из миллиона есть хотя бы один, я обязана им воспользоваться. Кто-то должен положить этому конец. Надеюсь, это буду я. Молюсь, чтобы на мне всё закончилось, и история никогда вновь не повторилась. Совсем недавно я была уверена: ничто не заставит моё сердце так сжиматься, как нежная любовь к тебе. Оказалось, чувство долга и страх не только за свою, но и за чужие жизни делают это не хуже. Прощай. Даже если мне не суждено сегодня погибнуть, ты всё равно больше меня не увидишь. Я никогда не смогу простить твоей слабости. Лишь однажды увидев за красивой маской уродливое лицо…»

От письма был оторван кусок, но и так было понятно, чем оно могло закончиться. Она, а это, без сомнений, был её почерк, решила «убить чудовище» и стала чудовищем сама. Не справилась. Или же нет? «С чего я взяла, что за окном была именно она? Длинные ногти? У большинства женщин они длинные, а не обрезанные под корень. Да и у того чудища, что мне привиделось в первый раз в тени на стене, пальцы вместе с ногтями были неестественно длинные. Что ещё? Её не было видно вместе с остальными. Но я ведь не ходила за ней хвостиком двадцать четыре часа в сутки. И еду она откуда-то всё время брала. Да и всё остальное больше походит на глупые детские домыслы. Проскальзывающая временами некоторая старомодность не делает человека древним вампиром». Письмо выпало из моих рук. Я вдруг с ужасающей чёткостью вспомнила и потайные ходы, и дружелюбный взгляд, и брошенное «не смотри в окно». И записка: «Никуда не выходи... Веди себя тихо…». И то признание, что она проводит много времени здесь. «Здесь. Без окон. В безопасности. Место, о котором знала только она, а теперь и я. Я не впустила её. Сейчас она там, среди всех этих окон. И та тварь точно знает, что она видела, что она хочет сделать, а значит будет охотиться именно на неё».

Все кусочки мозаики встали на свои места. «Что, если другие потайные комнаты и коридоры не так безопасны? О чём я? Разумеется, они не так безопасны! Иначе она бы не стала все вечера скрываться здесь. Возможно, только благодаря этому ей удавалось оставаться в живых. Она не сбежала, так как хотела «положить этому конец». Она изучала здание: тайники, пути к отступлению и укрытия. Может, собиралась с силами для второй попытки? А я лишила её шанса выжить из-за своей трусости. Из-за своей глупости. И кто теперь настоящий монстр?» В носу предательски защипало, но я не позволила себе в очередной раз разреветься. Я не имею права демонстрировать свою слабость. Сейчас не имею. Я должна была что-то придумать, но дельные мысли посещать мою голову отказывались. На часах на столе уже было половина четвёртого утра, и я надеялась, что она ещё сможет увидеть рассвет. Она обещала вернуться утром. Летом светает рано. Оставалось ждать. Я хотела выполнить хоть эту её просьбу. На меня вдруг навалилась усталость, и я вспомнила, что и прошлую ночь не спала. И хоть и считала это неправильным и безответственным, всё-таки уснула в кресле у двери. Всё же организму требовался сон.

Когда я проснулась, на часах, что я переставила на журнальный столик, уже было без четверти два. Я даже не сразу сообразила, что дня, а не ночи. Она так и не пришла. Я надеялась, что она тоже где-нибудь уснула от усталости и потеряла счёт времени. Но надежда эта была слишком призрачной. Я не могла больше находиться в неведении. Мне было необходимо знать, что с ней всё в порядке. Вчерашние мысли о побеге казались такими эгоистичными, что мне стало противно от себя самой, чего раньше я за собой не наблюдала. Стрессовые ситуации, оказывается, неплохо излечивают хроническую самовлюблённость.

Убрав кресло от двери, я застыла перед ней, не решаясь повернуть ключ. Был уже день, но я не могла знать наверняка, что это существо ведёт исключительно ночной образ жизни. И всё же я должна была рискнуть. Раздался тихий щелчок, и конец света не наступил. Тогда я приоткрыла дверь, держа воинственно кочергу в правой руке. За дверью был только полумрак, освещённый единственной лампочкой. Люк был закрыт. Вложив ключ в карман к клочку и письму с одинаковым почерком, я вышла на лестницу и тихо прикрыла за собой дверь. Толкнула кочергой маленькую дверцу и увидела полоску дневного света, проникающую сквозь появившуюся щель. Только разглядев освещённое пространство, я выбралась наружу и, плотно закрыв за собой люк, спустилась по лестнице. Увидев начало коридора, я побежала. И бежала до тех пор, пока не спустилась по короткому пути в соседнее со столовой помещение. А едва услышала приглушённые голоса и звон посуды, я чуть было не кинулась туда с радостными воплями. Но вовремя опомнилась. Прислонив кочергу к консоли и отдышавшись, я постаралась выглядеть спокойной. И вошла в столовую.

Все присутствовавшие, как ни в чём небывало обедали и, удостоив меня мимолётным взглядом, вернулись к своему занятию. Разве что привычная компания из нескольких девушек помахала мне, подзывая присоединиться к ним. Я ещё раз осмотрелась без особой надежды: были все кроме моего жениха, водителя. И кроме Неё. Тяжело вздохнув, я присела за столик, намереваясь выпытать хоть какую-то информацию из этих болтливых канареек. Но новым было лишь то, что такси можно было не ждать. Как и новостей. С телефонной линией что-то случилось. Кажется, дерево упало. «Чёртово захолустье! Час от часу не легче. И как своевременно!» Устав от бессмысленных разговоров, я всё же решилась спросить про свою «безымянную» подругу:

— А где ещё одна работница? Я ни разу не видела её за обедом. Как, впрочем, и за другими совместными трапезами.

— Так она же уволилась пару дней назад. Забыла уже? — шутливо поинтересовалась миловидная болтушка.

— Нет, не забыла. Я о другой. Со стрижкой.

— Да вроде у нас со стрижкой никого и нет... Из постоянных точно, да? — администратор наигранно заинтересовано глянула на своих «подружек».

— Да! У нас тут все с шикарными гривами и роскошными локонами! — глупо захихикала, взмахнув своей шевелюрой первая, и её смех тут же поддержали остальные. Но мне было не до веселья.

— А как же та, которая всё время из чёрного не вылезает? Ещё и на шпильках?

— Шутишь? Какие шпильки? Ты видела, сколько здесь лестниц? К вечеру ноги отпилить хочется. Даже после балеток!

Я начинала раздражаться всё больше.

— Я поэтому и уточнила, — с трудом не перешла на шипение. Но решила, раз им вздумалось поиздеваться, что ж, я подыграю:

— Высокий рост. Глаза серые. Тёмное каре: длинное спереди, с чёлкой. Кожа бледная. Видимых татуировок и иных особых примет нет, — я хотела ещё что-то сказать в таком же духе, но резко остановилась, заметив, что все молча смотрят на меня. Вообще все. Внезапно накатила дурнота. Захотелось оказаться в другом месте, только бы подальше от этой сумеречной зоны.

— Знаешь, у нас никогда такая не работала, — очень медленно проговорила одна из горничных, но голос её звучал слишком неуверенно, чтобы я поверила.

— На общих фото вполне мог затесаться кто-то из постояльцев. Случайно попасть в кадр, — нашлась другая.

— Я не на фотографиях её видела. Я вообще на ту стену «почёта» только мельком глянуть успела, прежде чем потерять интерес. А Её, — уже с нажимом продолжила я, — видела вполне осязаемую. Она мне ещё про архитектуру рассказывала.

Про то, что я проводила в её уютной компании вечера, я предпочла умолчать. Звон падающей вилки отразился от стен, и я оглянулась. Шок отразившийся на их лицах сложно передать. Молчание затягивалось.

— Может тебе встретился призрак мрачного особняка, — нервно посмеивалась самая говорливая из них.

— Ты что-то путаешь. У нас нет такого работника.

— Я её видела, она…

— Ты ошиблась! — самая старшая прервала меня на полуслове, окинула сердитым взглядом и вернулась к трапезе. Остальные последовали её примеру.

Они меня так взбесили, что я позабыла о своих страхах. Вскочив из-за стола, я вылетела из погрузившегося в тишину помещения. Когда я вышла за дверь, в мою руку вцепилась эта недосумасшедшая. Мне жутко захотелось сказать ей что-нибудь неприятное, но она меня опередила:

— Ты правда её видела?

— Да.

— А где, если не секрет? — Голос её был взволнован, а рука удерживающая меня на месте слегка дрожала.

— Это важно? Вы тоже мне не верите?

— Ну что ты, дорогая, зачем бы тебе лгать? — с этими словами она «понимающе» похлопала меня по руке, придерживая её второй и заглядывая в глаза. Словно это я не от мира сего. «Считает меня ненормальной. Они все так считают». Я незамедлительно высвободила свою руку и отошла на шаг:

— Я, пожалуй, пойду к себе. Голова разболелась. А что Ваш сын? Не сказал, когда вернётся?

— Милая моя, он занятой человек. Уверена, он бы и сам предпочёл быть здесь, рядом с тобой. Но, увы. Его работу за него никто не сделает. Но если тебе скучно, можешь составить мне компанию. У меня даже сохранились его детские фотографии.

— Может, позже? Мне и правда нездоровится. Но потом я бы с удовольствием на них взглянула.

Опять это чувство. Будто в какой-то старомодный женский роман угодила, или дешёвый детектив. Как же мерзко. Я натянуто улыбнулась, встретив понимающий и немного рассеянный взгляд, и поспешно удалилась. Но не в свою комнату.

Захватив кочергу, я двинулась в лабиринт коридоров. «Нет такого работника»? Правда? А с кем же я разговаривала? «Призрак»? Чьё тепло я чувствовала? Кто угощал меня выпечкой? Кто давал мне советы? Кто смеялся над моими шутками? Говорите, её нет? От чего же у вас всех так вытянулись лица, когда сообщила, как она выглядит? Почему в глазах отражался неподдельный ужас, когда сказала, что мы общались? Кто же ты? А главное, жива ли ещё? Или благодаря мне уже нет?» Стараясь не думать о подобном исходе, я принялась прочёсывать коридоры, но ни следа её пребывания не смогла обнаружить. По какой-то причине я была уверена, что эта «миссия» неимоверно важна, а посему о собственной безопасности думать не могла. Словно тот факт, что я могла быть повинна в её гибели, не давал мне утонуть в собственных страхах. Я была обязана её найти. Живой и невредимой. Может, даже позже мы вместе посмеёмся над моими расшатанными нервами и буйной фантазией.

Подбадривая себя такими мыслями, я искала уже не один час. И, кажется, сама заблудилась. Успокаивало только то, что даже если я, точно зная, кого ищу, не могу её найти, то чудовище вряд ли случайно на неё наткнётся. Простая мысль, что оно тоже ищет, была мной безжалостно отброшена. Я всё больше чувствовала себя, как в тот день. Крысой в лабиринте. Но в этот раз вызволять предстояло мне, а не меня. Я будто и правда примерила на себя роль рыцаря в майке и джинсах вместо лат. И с кочергой вместо меча. Но мой противник был чем-то гораздо страшнее мифического дракона. Хотя бы потому, что я не знала, что оно из себя представляет. И будь у меня в руке настоящий меч, я бы всё равно не жаждала встречи. Вызволение принцессы и вовсе застопорилось. Судя по всему, она сама не желала быть найденной или уже была… «Нет! Так думать нельзя!» Я столько не злилась на себя за всю жизнь, сколько за эти несколько дней. Но именно эта злость толкала меня вперёд.

Тем временем я уже подошла к двери, за которой совсем недавно пряталась, и аккуратно толкнула её, надеясь увидеть свою пропажу в мягком кресле, с книгой в руках и с мирно-задумчивым выражением на аристократичном лице. Но, конечно, кресло пустовало, и за моё отсутствие в комнате ничего не изменилось. Это было бы слишком хорошо. Выпустив из себя горечь разочарования через тяжёлый вздох, я закрыла дверь на ключ и решила поискать информацию в записях. Хотя я уже знала, что ничего полезного не найду, мне было необходимо сменить деятельность. Отвлечься от неприятных мыслей. Перебирая исписанные листы, я вдруг сообразила: письма от неё. «Почему же они находятся здесь, в её же убежище? Как-то это совсем не логично. Как я раньше об этом не задумалась? Зачем ей хранить собственные письма? Может в них и правда есть что-то, что необходимо скрыть от посторонних глаз? Почему тогда она их не сожгла? В них что-то есть! Что-то, что поможет сразить монстра тому, кто придёт ей на смену в случае неудачи». Я стала вчитываться внимательнее. В основном в них была та же боль, непонимание, даже укор. И всё это в адрес её некогда возлюбленного. Всё же походило на измену. И пока ни слова о способе уничтожения чудовища, как, впрочем, и о нём самом. «Я чего-то не замечаю».

Вымотавшись от чужих переживаний, я схватила тонкую записную книжку, уже не надеясь что-то найти, и открыла почти посередине. «…я боюсь собственной тени...». Я тут же углубилась в чтение: «Оно охотится на меня. Играет со мной. Кажется, я схожу с ума. Я боюсь собственной тени. Сначала я думала, что оно приходит только ночью. Смотрит на меня через окно. Ждёт чего-то. Но затем я стала видеть этот силуэт среди бела дня: за занавесками время от времени мелькала его тень…». На этих словах я сглотнула неприятный ком в горле, вспоминая похожие странности, на которые я совсем не обращала внимания. Я думала: игра света и тени, деревья за окном, работники гостиницы, слоняющиеся без дела. Но теперь мне так не казалось.

Я продолжила читать, но чувствовала, как едва заметные тонкие волоски на руках встают дыбом: «Меня словно не воспринимают всерьёз. Говорят, воображение разыгралось из-за смены обстановки. Но я вижу Это. Хоть у меня нет доказательств, я знаю, что Оно реально. Я поняла, что если не смотреть на Него и притворяться спящей, Оно перестаёт приближаться, словно Ему необходим зрительный контакт для нападения. Но всё же это слишком. Чувствовать Его так близко и не открывать глаз. Сегодня оно коснулось моих волос. Я поздно поняла, что муж оставил окно открытым. Удушливый летний воздух его раздражал. Но сам он засел за бумагами на всю ночь в кабинете. А все мои протесты воспринял как глупые женские капризы. Я не хотела сюда ехать, но он настоял. И теперь, стоит мне пожаловаться хоть на что-то, он пропускает это мимо ушей. Он оставил меня наедине с этим кошмаром лишь из-за своей упёртости. Мне некуда бежать. Меня никто не станет спасать. Потому что никто мне не верит».

На этом запись заканчивалась, я пролистнула несколько страниц с похожим содержанием, пока не наткнулась на нечто другое: «Он с самого начала всё знал и притворялся, что не верит. Мне кажется, они все знают. Я пока не выяснила, чего они добиваются, но я не стану лёгкой добычей для этой твари», — запись была короткой, а буквы были будто вдавлены в бумагу. Я почувствовала изменения в ней, словно претерпела их сама.

Какое-то время она записывала исключительно свои наблюдения за монстром, своим мужем и даже за персоналом и другими постояльцами. Впрочем, последних было мало. Они быстро сменялись, останавливаясь на пару ночей и не вызывая интереса. Затем несколько дней она ничего не писала, а потом: «Сегодня погибла ещё одна девушка». Стоп. Ещё одна?

«Сегодня погибла ещё одна девушка. Но, в отличие от первых двух, это уже нельзя списать на несчастный случай. Её нашли в запертой изнутри комнате. Помимо сломанной шеи у неё были переломаны конечности и позвоночник. Всё тело украшали глубокие порезы, словно её задрал дикий зверь. Почему-то мой муж, да и все остальные смотрели на меня с немым укором, даже со злостью. Будто это я была повинна в гибели этих людей. С каждым новым днём я всё отчётливей чувствую эту злость, но чёткого объяснения ей пока нет. Теперь эта смерть. Они кладут тела в погреб, пока мы не сможем связаться с цивилизацией. Тот посыльный так и не вернулся с помощью, хотя прошло уже несколько дней. Каждый раз, когда я натыкаю на вилку овощи или мясо, каждый раз, когда принюхиваюсь к вину, каждый раз я думаю о мертвецах, что лежат там, накрытые простынями из египетского хлопка, среди провизии и винных бутылок. Если бы могла, я бы и вовсе не ела. Но я не могу позволить себе сейчас быть слабой. Кроме меня самой меня никто не защитит».

Она писала о смерти так сухо, что я поняла: это стало для неё нормой. Она больше не боялась. Просто выживала. Было в этом что-то неправильное, противоестественное. Люди не должны так кардинально меняться, да ещё и в такие короткие сроки. Я представила её такую, какую знаю я, а не этот дневник. Она определённо не могла быть той женщиной, что так холодно описывает чужие страдания. Это были разные люди. Но почерк и стиль речи говорили об обратном.

Я мельком взглянула на часы и ужаснулась. Было уже почти девять вечера. «И угораздило же просидеть за чтением до темноты! Что теперь делать?» Оставшись в убежище, я была бы в относительной безопасности, но совесть нашёптывала довольно не лестные комментарии, как в адрес моей надёжности, так и о силе духа. Никакой полезной информации я так и не нашла. Хотя почему никакой? Она писала, что все знают. Все? В дневнике не был указан год, только числа, но что если это было относительно недавно, и персонал остался прежним? В пользу этой догадки говорили и их вытянувшиеся физиономии, когда я упомянула о своей новой знакомой.

«Призрак», да? Вот же лицемеры! Если так, то мне стоит избегать их. Но здесь же ещё его мать. Нужно как-то её предупредить! Она вполне модет стать очередной жертвой». План действий вырисовывался не обнадёживающий: предупредить и обезопасить будущую свекровь, найти владелицу дневника, не попасться на глаза работникам отеля. И не встретиться с монстром. Первый пункт был самым простым. Я уже знала, как быстро попасть в её комнаты, затем лучше всего было привести её сюда. «Здесь нет окон. А после пойти на поиски… Нет окон… «Не смотри в окно»… Она всё знает! Она первой предупредила меня. То-то она так спокойна из-за отсутствия сына и не жаждет его возвращения. Пока он не здесь, он в безопасности. Что ж, хоть что-то радует. Этим двоим, похоже, ничего не угрожает. Значит, одной задачей меньше».

Прежде чем совершить самый безрассудный поступок в жизни, следовало решить, куда стоит направиться на поиски. Коридоры я уже проверила, но я не так хорошо в них ориентировалась, как моя подруга. И всё же, стоило ли туда возвращаться? Имело ли это смысл? Наверняка, были и другие места, где можно переждать не один день. Там точно не должно быть окон. Хорошо бы, если бы о нём никто не знал или же почти не пользовался. И ещё нужно чем-то питаться. Следовательно, рядом должна быть кухня или короткий путь к ней. Здесь, к примеру, имелся лифт, хотя я не представляла, как она умудрялась грузить в него еду и оставаться незамеченной. «Ну как можно быть такой безмозглой?! Она же написала об этом!» Взяв на этот раз с собой не только импровизированное оружие, но и оказавшийся весьма полезным дневник, я заперла за собой дверь, разумно решив, что она останется там, где находится сейчас, и если придёт сюда, то уже вместе со мной. А обезопасить убежище от потенциальной угрозы будет не лишним.

Стараясь двигаться бесшумно и при этом быстро, я миновала один пролёт за другим, не глядя по сторонам и тем белее в окна. Хоть темнело в это время года позже, сумерки всё же уже сгущались. И я помнила о подозрительных тенях. Оказавшись на самом нижнем ярусе, я немного замешкалась, не зная, куда идти дальше. Дверей было несколько, и ошибка вполне могла стоить мне жизни. Очень медленно я стала красться вдоль стены, зачем-то прислушиваясь к звукам за ней. Пол, к счастью, на этом этаже был каменный, и хотя бы скрипом досок я себя выдать не могла. Но всё равно чудилось, что любое неловкое движение принесёт мою погибель в лице монстра из детских кошмаров или же толпы безумных фанатиков какого-то культа в гостиничной униформе.

Когда я уже подходила к последней двери, вдруг почувствовала, как что-то зажало мне рот и затем, обхватив за пояс, на пару сантиметров оторвало от земли и потянуло куда-то назад. Стоило мне почувствовать горячее дыхание на своей шее, я отошла от шока и забилась, как сумасшедшая в лапах чудовища. Но не успела я как следует замахнуться, как оказалась в доли секунды прижатой спиной к внутренней стороне двери. А надо мной возвышалась тёмная фигура. Я резко подняла голову и встретилась взглядом с ртутно-серыми глазами. Каминная утварь выскользнула из враз ослабевших пальцев, и её оглушительный звонкий стук о каменный пол прорвал платину. Я набросилась с рыданиями Ей на шею и никак не могла успокоиться. Страх, отчаяние, вина. Океан эмоций бурным потоком хлынул из меня, грозясь затопить погреб и добраться до первого этажа. Она что-то тихо говорила, но я не слушала, и, как оказалось, зря: в коридоре послышались шаги. Я тут же в ужасе умолкла. По мере того, как шаги приближались, меня трясло всё сильнее.

Услышав скрип первой двери, я почувствовала, что меня куда-то тянут за руку. Взглянув в лицо своей подруги, я поняла, что она уводит меня за винные стеллажи, вглубь погреба. Кочерга уже была у неё во второй руке. Мы спрятались в самом дальнем, самом тёмном углу за пустыми ящиками и не видели вошедшего, но слышали гулкие шаги, приближающиеся к нашему укрытию. Опустив глаза, я увидела, как её изящные пальцы с паутинкой тончайших, почти незаметных шрамов уверенно сжимают «оружие». Когда она уже приготовилась к прыжку, незваный гость вдруг развернулся и начал удаляться.

Мы просидели в молчании, пока шаги не стихли на выходе из подвала.

— Почему ты здесь? Разве не должна была уехать ещё вчера? — голос её был непривычно взволнован, и мне стало больно:

— Я думала, чудовище — это ты! Прости! Я не впустила тебя! Тебе пришлось прятаться здесь из-за меня! Ты могла погибнуть из-за меня! Из-за того, что я дура, из-за того, что я трусиха! Я думала, что ты выпьешь всю мою кровь, травишь чаем, чтобы я не могла убежать! — горячо прошептала я.

— Ну, на счёт чая ты не ошиблась. Только это была не отрава, а снотворное, — она улыбнулась.

— Как? Зачем?

— А как я должна была тебе сказать, что, оставаясь в той комнате, ты сможешь избежать встречи с монстром? Я хотела потянуть время, пока всё закончится. Ты бы, возможно, ничего и не узнала.

— «Пока всё закончится»? Ты что, решила единолично убить то, что забирается по вертикальным стенам на пятнадцати метровую высоту? То, что с лёгкостью убивает людей, как дикий зверь? Ты давно себя в зеркале видела? Ты уж прости мне мой скепсис, но на всесильного могучего воина ты совсем не похожа!

Она вновь улыбнулась. А затем тихо расхохоталась, прикрывая рот ладонью. А я не знала, смеяться мне или плакать. Мы стоим друг друга: одна притворилась рыцарем, спасающим принцессу, другая — непобедимым воином, сражающим чудовище. Всё бы ничего, если бы не хрупкие тонкие запястья, то и дело бросающиеся в глаза и так и кричащие о том, что мы представляем собой на самом деле. В отличие от меня, ей, похоже, было безразлично, насколько беспомощной она выглядит. Я вспомнила и сильные руки, оторвавшие меня от пола, и решительный взгляд готового к броску хищника. «Такая будет бороться до последнего вздоха, невзирая на собственную видимую хрупкость. Да и я сама меньше часа назад была готова биться на смерть с неизвестным противником. Может, у нас всё-таки есть шанс выбраться живыми». Во всяком случае, мне очень хотелось на это надеяться, ведь помощи было ждать неоткуда.

Я вновь взглянула на неё, прислонившуюся спиной к стене, глядящую в потолок и улыбающуюся. В голове замелькали сотни вопросов: Что это за существо? Как его убить? Откуда оно? Как тебе удавалось выживать столько времени? Как давно ты здесь? Почему никто не хочет признавать твоё существование? Что этому существу нужно от меня? Почему нельзя смотреть на него? Однако спросила я о совсем другом:

— Убьём монстра?

И услышала лаконичное и уверенное «да». Я почувствовала, как что-то холодное легло мне в руку:

— Что это? Вязальные спицы? С чего вдруг?

— Стилеты, — весело хмыкнула она, — посеребрённые и освящённые. Поверь на слово, освятить их было намного сложнее, чем достать. А на это у меня ушёл ни один месяц. Хотя мне с этим и помогли.

Она вдруг опустила глаза и отвернулась. Догадка почему-то пришла сама собой, и слова вылетели раньше, чем я успела их остановить:

— Та горничная, что недавно уволилась? — нетерпеливо озвучила я свою догадку. Она молча кивнула.

— А она…

— Мертва.

— А водитель? Он тоже помогал, да? Поэтому «упал с лестницы»?

— Ему повезло больше. Он раздобыл лезвия. Заказал их где-то, но освятить не успел. А она просто устала бояться.

— А они все… Ну...

— Всё, что они сделали, они сделали из страха.

— Ясно.

Я всё равно не могла перестать злиться на них. Почему одни могут рискнуть всем, переступить через свои страхи, а другие идут у них на поводу и закрывают глаза на творящийся вокруг ужас? Если даже я смогла обуздать свои эмоции, чего стоит сделать это целой группе людей, половина из которых мужчины солидных габаритов. Я не стала озвучивать эту мысль. Подумалось, она и так её разделяет. Интересно, как часто они приносили кровавые жертвы этому существу, чтобы сохранить собственные жалкие жизни? И её муж, похоже, один из них. Я вдруг вздрогнула. «А мой мужчина в курсе происходящего в его гостинице? Когда он её приобрёл, Оно уже было здесь? Вряд ли он знает. Он бы не стал оставлять здесь меня и свою мать. Он вообще не привёз бы нас сюда и сам бы не поехал. Хорошо, что он сейчас далеко и ему ничто не грозит. Хоть немного, но легче».

Мы поднялись и тихо пошли к двери. Я взглянула на её ноги и вопросительно воззрилась на неё. В глазах напротив мелькнуло озорство:

— Каучуковые накладки, — она лёгким движением сняла маленькую «шапочку» с каблука. С озорством подбросила её в воздух и так же быстро снова надела, — Привычка — вторая натура.

Мысль о битве с монстром на шпильках меня странным образом развеселила. Такая маленькая «шалость» в экстраординарной ситуации показалась мне забавной. Мы уже стояли у двери, когда она тихо заговорила:

— Я уже упоминала, но повторюсь: не смотри в окна, даже если кажется, что там ничего нет. Оно движется молниеносно. Увидишь подозрительное движение — закрой глаза. Спицы, то есть стилеты, нужно вонзить в сердце и в глаза этой твари. Две у тебя, две у меня. Главное — сделать это быстро и точно.

У меня тут же назрел очевидный вопрос:

— И как это сделать с закрытыми глазами?

— Никто не говорил, что будет просто!

Опять эта улыбка. Я уже к ней привыкла, но вот в такой жизненный момент мне бы хотелось вместо неё увидеть серьёзность. И услышать какой-нибудь более продуманный план действий. Но поскольку его не последовало, мы двинулись в очевидно неравный бой с тем, что есть.

Хоть мы и передвигались почти бесшумно, мне всё время казалось, что нас слышно даже на других этажах. Стук собственного сердца разрывал тишину ночи. Протиснувшись в один из узких проёмов, ведущий в бесконечные зелёные коридоры, мы огляделись, прислушиваясь к шорохам, и только затем проследовали вперёд. Шли мы относительно долго, останавливаясь при малейшем звуке, и я не сразу поняла, что мы идём на верхний этаж. «Может, в потайной комнате есть что-то ещё, что нам пригодится при встрече с чудовищем?» Но мы прошли мимо той лестницы, что ведёт в библиотеку.

Я начала догадываться, куда мы идём, но не понимала зачем. В поле зрения уже появилась знакомая дверь, как вдруг раздался резкий грохот, словно большая птица врезалась в окно. Мы обе вздрогнули от неожиданности. Я было завертела головой в поисках источника шума, как услышала тихое, но резкое: «Не смотри!» Я тут же зажмурилась и, замерев на месте, постаралась не слушать мерзкий скрежет по стеклу, от которого вся решимость куда-то испарилась, а кончики пальцев никак не могли удержать оружие. Скрежет прекратился, но мгновение спустя я услышала жалобный скрип двери. Мне не хотелось думать, что Оно уже внутри, совсем близко. Я надеялась, что это моя будущая свекровь вышла на шум в коридоре и как только я об этом подумала, тут же ужаснулась. «Оно ведь убьёт её!»

Не думая о последствиях, я тут же открыла глаза и застыла. Мои ноги приросли к полу, рот приоткрылся в беззвучном вопле. Оно стояло в полуметре от меня. Смотрело своими белыми провалами прямо мне в душу. Я чувствовала, как холодный пот струится по моей спине, гул пульсирующей крови в голове и неожиданный жар над своим ухом. Он был настолько выбивающимся из этой картины, что я мгновенно сфокусировалась на нём. Горячий шёпот обжёг мой затылок: «Не смотри. Закрой глаза. Не смотри». Я вспомнила, кто стоит за моей спиной. Вновь зажмурилась и одновременно с этим вонзила стилет правой рукой туда, где должно было быть сердце.

Раздался высокий нечеловеческий вой — крик — вопль. Не знаю, как это можно назвать. Ничто живое не способно издавать подобных звуков. Но теперь я точно знала, что ранила это существо, хоть и не имела уверенности, что попала в цель. В момент, когда мои руки рефлекторно потянулись к собственной голове, чтобы прикрыть уши, звон разбитого стекла заполнил коридор, и вопль почти сразу стих. Всё это заняло считанные секунды, но мне казалось, время замедлило свой ход.

— Сюда оно больше не вернётся. Давай спустимся в главный холл и уже оттуда начнём прочёсывать здание, — слова, сказанные спокойным деловым тоном, привели меня в чувство. Но прежде, чем открыть глаза, я почувствовала руку на своём плече:

— Кажется, у тебя получилось ранить её.

— Я не уверена, что попала в сердце.

— Может и нет. Но теперь мы хотя бы знаем, что эту тварь можно ранить, а значит и убить. И у нас осталось ещё три попытки.

— А до этого уверенности у тебя не было?!

— Я раньше не сталкивалась ни с чем подобным и ни в чём не могу быть уверена. Да и источники довольно сомнительны. Но большего у меня всё равно не было.

Я поперхнулась воздухом от этих слов.

— Ты что сейчас серьёзно?! Как ты?! Что за?! Ладно. Забудь. Что за источники?

— Книги. В основном художественная литература. Легенды. Один очень интересный дневник. Было ещё упоминание о чём-то подобном в какой-то мифологически-религиозной энциклопедии, если можно её так назвать.

Ну, это уже было слишком. От возмущения я даже не сразу нашлась, что ответить:

— То есть, ты начиталась женских романов и фэнтези и решила, что этого будет достаточно, чтобы убить реального монстра? Издеваешься?! Прошу, скажи, что да!

— Там, насколько помню, женских романов не было. В них обычно несколько иное содержании. А значит, подобных персонажей быть не могло. Хотя... Смотря, какие романы...

Она уже шла по коридору в сторону холла, а я всё никак не могла сдвинуться с места. «Ну как так, а? С чего я взяла, что она знает, что делать в подобной ситуации? Она ведь не старше меня. Да даже если и старше, это не аргумент в пользу её осведомлённости в вопросах монстрологии». Преисполненная негодования, я всё же двинулась следом за ней и, решив добить саму себя, спросила:

— И что в этих книгах написано об этом существе? Что Оно такое?

— В зависимости от автора, его происхождения и фантазии названия различаются. Но удивительный факт: я нигде и никогда не встречала упоминаний о чём-то подобно. А я перечитала за свою жизнь уйму книг со схожим содержанием. Однако здесь, в потайной библиотеке, я наткнулась среди прочего на десяток книг, где говорится о твари, что когда-то была человеком. Но будучи однажды убитым — насчёт смерти я не уверена — таким же созданием и окроплено его — не знаю, чей — кровью, стало проникать ночами в дома мирно спящих людей. А спустя несколько дней, иногда недель таких визитов, жертв находили мёртвыми. Изломанными или истерзанными. Там же всегда говорилось, что если установить с ним зрительный контакт, можно считать, что тебя не спасти. Но мне думается, что тут не всё так просто. Оно зачем-то следит за своими жертвами, не нападает сразу. К тому же в одной из книг, к которой я вначале отнеслась скептически, сказано, что эта тварь изначально абсолютно слепа.

— Как это? Оно очень неплохо ориентируется в пространстве.

— Я думаю, хотя это только предположение, именно этот зрительный контакт и необходим, чтобы видеть. Мне кажется, Оно видит Себя глазами жертвы и не только себя. В той же книге говорилось что-то про кровь. Про неё вообще много где упоминалось. Вроде бы кровь даёт возможность видеть постоянно. Не совсем поняла, Его кровь или кровь жертвы. Что Оно для этого делает. Но если Оно действительно слепо, то это отчасти объясняет, почему нападения не происходят мгновенно. Судя по всему, ни один автор не сталкивался с подобными существами лично. Это всё домыслы, рассказы, страшилки для детей, которые были ими записаны, дополнены собственными фантазиями. И у меня осталась уйма вопросов. Но на один я нашла ответ. Оно руководствуется не инстинктами, как животное, не голодом. Оно убивает по-разному и разных людей. Закономерность прослеживается как у серийных маньяков: сначала Оно словно питается страхом своих жертв. Затем, когда они уже на грани безумия, Оно увечит их, ломает, сдирает кожу, вырывает внутренности. Очевидно, получая удовольствие и от непосредственно смерти жертвы, и от игры с ней. Жутковато, если подумать. И логично. Ведь получается такое существо из человека. Какие уж тут инстинкты!

— Да уж. Если мы выживем, от кошмаров я нескоро избавлюсь.

— Конечно, ты выживешь! Я в этом даже не сомневаюсь. А с таким настроем наши шансы неуклонно стремятся к нулю. Ты ведь ранила его. Остаётся только найти и добить.

Её слова звучали так уверенно, сложно было в них усомниться. Но что-то в них было такое, что неприятно резануло уши. Но оно ускользнуло от меня, а времени анализировать уже не было. Мы уже подошли к холлу.

Из-за двери доносился неясный шум и голоса. Помедлив немного, я постаралась расслышать, что там происходит, но поняла лишь интонации. Ни единого слова разобрать было нельзя. Здраво рассудив, что прятаться в данной ситуации уже не имеет смысла, я толкнула дверь, и моим глазам предстала крайне удручающая картина: кто-то плакал, стоя на коленях и закрыв лицо руками, кто-то раскачивался взад-вперёд, сидя на полу и глядя в одну точку, что-то бормоча, кто-то перевязывал кровоточащую рану на чужой ноге, кто-то бегал то к одному, то к другому, кто-то вполголоса ругался, кто-то кому-то молился или пел. Наверное, так выглядят специализированные учреждения для душевнобольных. И посреди всей этой неразберихи на изящной кованой скамье под парадной лестницей сидел мой возлюбленный. А перед ним лежали сломанными куклами двое мужчин и молодая девушка-администратор. Время остановилось. Я так радовалась, что он далеко отсюда, что его жизни ничего не угрожает. А теперь он в центре этого ада. Мысленно я уже смирилась, как бы горько это не было, что так и не примерю ни одного из тех отмеченных мной в каталоге белых платьев. Но я ни на мгновение не верила, что и его не станет в этом мире. Что единственный мужчина, который понимал меня по-настоящему, заботился обо мне, любил меня, умрёт.

На моих глазах уже вскипали слёзы, когда он поднял свои, и мы встретились взглядами. Вновь это чувство, как тогда. Все смотрят на меня. Молчат и смотрят. Но я не могу нарушить единственную связь с реальным миром. И тут я замечаю, как меняется его лицо, как оно вытягивается, как увеличиваются его глаза. Даже на расстоянии я вижу каждую крошечную деталь. Слышу женский визг. Делаю попытку осмотреться по сторонам, но тут же зажмуриваюсь. Я хочу крикнуть, чтобы и он закрыл глаза, но чувствую, как кто-то, коснувшись моей руки, обходит меня справа. Ничего не меняется. И я, наученная прошлым опытом, приоткрываю глаза, глядя в пол. Никого вблизи не обнаружив, приподнимаю голову и вижу удаляющуюся в направлении моего жениха женскую спину. Все взгляды пересеклись на этом чёрном силуэте.

Ещё не понимая, что делаю, иду следом. Будто вокруг моего тела невидимая верёвка, второй конец которой в Её руке. Приблизившись, подмечаю, как он отступает на шаг назад в полном оцепенении. Как кролик перед удавом. Не отрывая наполненного неподдельным ужасом взгляда. Вижу, как сжимается его фигура. Её же плечи по-прежнему уверенно расправлены, а медленный шаг вновь всколыхнул в моей памяти образ идущего в нападение зверя. В голове становится пусто. Я знаю, что мысли должны быть. Знаю, что меня должна мучить целая кипа вопросов и пугающих предположений. Но ни одна мысль не может сформироваться. Я просто стою совсем рядом с ними и что-то ищу в их лицах, в их глазах. Не знаю, что именно. Но это что-то очень важное. Они молча смотрят друг на друга. Он напуган, я это не просто вижу, но и чувствую. А она…

Пока я пыталась понять, что за эмоции написаны на её лице, она вдруг, хищно облизнув губы, произносит с наигранной нежностью: «Скучал?» Стоило слову коснуться стен, как ход времени не просто восстановился. Оно стремительно бежит, и мне приходится прилагать неимоверные усилия, чтобы понять, что происходит вокруг меня. Какая-то горничная неловко падает, пытаясь сесть, другая выбегает из помещения, ругавшиеся мужчины замирают, как я мгновение назад. Я отворачиваюсь от них в тот момент, как слышу искажённый паникой голос:

— Это не можешь быть ты! Тебя больше нет! — Он будто теряется среди всей этой окружающей роскоши. Выцветает, как старая фотография. «Почему он такой замыленно-серый?»

— Тогда кто же перед тобой? — она улыбается.

— Ты мертва! Это не ты! Тебя нет! — его голос почти срывается на крик. Он словно пытается убедить и её, и себя в собственной правоте. Настоять на этом. Словами переписать реальность.

— Ты знаешь это лучше, чем кто-либо. Верно, радость моя?

Улыбка не сходит с её лица, но я чувствую в ней не тепло, а боль и испепеляющую, едва сдерживаемую злость. Я всё ещё пытаюсь осмыслить сцену, развернувшуюся перед моими глазами, как слышу ещё один женский визг. Обернувшись на него, замечаю ту рыдавшую на коленях девушку. Проследив за её взглядом, резко втягиваю воздух. У самого окна под потолком качаются, конвульсивно дёргаясь, женские ноги. Я уже знаю, что увижу, если подниму глаза выше, и всё же поддаюсь рефлексу. Наполовину высунувшаяся из окна под самым потолком тень держит неимоверно сильной лапой, нет, рукой девушку за голову, как какой-то невесомый мячик, а второй сдирает кожу с её горла. Неприятные булькающие хрипы порождают новую волну истерии.

С трудом подавив тошноту, я пытаюсь оторваться от разглядывания всё ещё дёргающегося тела. И тут из-за головы девушки очень медленно выползает другая, полностью чёрная. В то мгновение, как выплывает первый немигающий белый глаз, словно светящийся среди всей этой глубокой тьмы, кто-то хватает меня за руку и тянет на себя:

— Где клинок? — Я смотрю на свои пустые ладони и поднимаю растерянный взгляд. Она вкладывает в мою правую руку один из своих.

— Ещё одного шанса у нас не будет, — мгновенно прихожу в чувства, и неожиданно для себя спрашиваю:

— Кто вы друг другу? — Я уже знаю ответ на этот вопрос. Где-то в дальнем углу сознания. Но хочу услышать совсем другое. Не то, чего так сильно боюсь и что так очевидно. Судя по появившемуся выражению горечи на её лице, она точно поняла меня:

— Он отдал меня этой твари. Как и тех, кто был до меня. Как и тебя собирался.

Возможно, если бы не царившее вокруг безумие, я бы вспомнила всё то предательство, что мне довелось пережить, проанализировала собственные поступки, приводившие меня именно к таким людям, подвергла критике свою природную доверчивость. И я это сделаю, но гораздо позже. А в тот момент я приняла этот факт как данность и сжала в холодных пальцах поблёскивающую в искусственном свете серебряную «спицу». «Чем бы не закончилась эта ночь, прежней я уже точно не буду». Воскресив в памяти всё, что узнала об этом существе, и бросив последний взгляд на сгорбившуюся на скамейке фигуру с опустошённым лицом уже бывшего жениха, я сделала свой первый шаг в пустоту.

С того дня прошло уже почти семь лет, но я помню эту изменившую весь мой мир ночь так детально, словно не прошло и дня. Если бы я захотела описать случившееся тогда, это мало бы походило на нормальное повествование. Ведь я помню всё. Помню увеличившееся число сломанных тел, окровавленных, с выкрученными под неправильным углом конечностями. Помню запах этой самой крови. Тяжёлый, удушливый. Помню, как дикий вопль сотряс стены в тот момент, когда тонкий клинок в руке девушки в чёрном вонзился в светящуюся глазницу чудовища. Помню, как та отлетела на несколько метров, врезавшись в зеркало на стене. Помню форму каждого осколка, лежащего рядом с неподвижным телом. Помню безумный, полный ужаса вопль: «Мама! Нет! Это же я!». И нечеловечески сильные руки, ломающие шейные позвонки. Их хруст. И, наконец, помню собственную руку, совсем тонкую, слабую, протыкающую второй глаз стилетом.

А затем то, что я предпочла бы забыть: мощные, уже не принадлежащие немолодой женщине руки с длинными когтистыми пальцами поднимают меня высоко над полом. Существо лезет по стене всё выше, словно гигантский чёрный паук, волоча меня за собой, как какую-то невесомую тряпку. Когда я уже была готова попрощаться с жизнью от смертельного падения или же от лап монстра, я увидела, как быстрым слитным движением моя очнувшаяся, видимо, от обморока, подруга спрыгивает с самого верха так и не разобранных строительных лесов на чудище, зависшее вместе со мной у окна. Она легко обхватывает монстра сзади и, повиснув на нём, выдёргивает из груди клинок, тот самый, что я вонзила. С размаху втыкает точным движением на пару сантиметров левее и ниже. Существо вновь вопит, но гораздо громче и неприятней, выпускает меня из ослабевших пальцев. Я в последний момент успеваю ухватиться за карниз. Оно валится с пятиметровой высоты на пол вместе со своей убийцей.

Одно мгновение, превратившееся в вечность. Я вижу лёгкую улыбку на бледном лице. Я чувствую, как моё сердце пропускает удар, как мои руки конвульсивно сжимают карниз. Я слышу удар от столкновения двух тел с каменным полом. Я ещё не верю. Стараясь двигаться как можно быстрее, я лезу по светлым, почти прозрачным занавескам вниз. Где-то на середине слышу треск ткани, и мой спуск ускоряют рвущиеся шторы. Всё же больно упав с приличной высоты, я понимаю, что вывихнула ногу и не могу нормально идти. Почти подползаю к неподвижным телам. Я не могла понять, откуда это чувство потери, не могла поверить, что ничего уже не исправить.

Я чувствовала, что за этот короткий промежуток времени нашла единственного человека, который бы понимал и принимал меня без всяких «но». Без попыток исправить. Человека, который видел меня настоящую и верил в меня. Никто не был для меня настоящим другом и защитником. Мне никогда ни с кем не было так легко, спокойно и надёжно. Ни с родителями, ни с друзьями, ни с лучшей подругой. Ни, как выяснилось, с женихом. В памяти всплыл тот вечер, когда я, ещё не столкнувшись с настоящей трагедией и предательством, изливала ей душу. Тогда я подумала: если бы у меня была сестра, она была бы такой. Теперь же я смотрела на заострившиеся черты лица, на лужу крови под её головой. И на ту, другую кровь, что залила её лицо, стекая с чёрной бездыханной массы, покоившейся на ней.

Когда несколькими днями позже я листала взятые с собой из потайной библиотеки книги и записи, я всё никак не могла отделаться от мысли, что она знала, что выживу только я. Вспомнились её слова: «Конечно, ты выживешь!». Не «мы». Я всё решила для себя в тот самый момент, перечитывая страницы дневника со знакомым почерком, наткнувшись на фразу «никто точно не знает, насколько многочисленный этот вид…». Я их найду. Я знаю, как их уничтожить. Кроме меня этого сделать некому. И теперь мне это по силам.

Если бы меня спросили: «С вами такое бывало? Одно единственное событие меняет всё восприятие мира? Одна встреча, которой не должно было случиться, переворачивает всю вашу жизнь с ног на голову?» Над моим ухом раздалось бы тихое, озорное: «Да. Было». Улыбка сама собой расползлась бы на моём лице. Ведь теперь у меня есть цель. Есть знания, которых больше нет ни у кого. Опыт, закаливший мой характер. И собственный монстр за спиной.