Коготь Рук (гет)

От горячей воды свежие шрамы саднило, но Рук не морщилась: удовольствие от того, что она наконец выкроила часок на полежать в ванной, того стоило.

Да и «шрамы», прости Создатель, — чересчур сильное слово. Порезы и мозоли скорее. Где-то разыгравшийся Ассан не убрал вовремя коготки, где-то защитные чары дали осечку, подпуская вражеский клинок слишком близко к телу, а кожу на ладонях Рук банально натёрла, раз за разом скользя по тросам с одной крыши Тревизо на другую.

Тревизо был таким городком, который можно полностью изучить только на обоих уровнях: сверху и снизу, по земле и по крышам. И раз уж Рук подвязалась помогать Антиванским Воронам навести в родном «гнезде» порядок, то и сама, подобно им, исправно училась «летать». Пусть для этого и приходилось терпеть мозоли.

Рук заулыбалась и окончательно расслабилась, прикрыв глаза. Мозоли мозолями, но «летать» с ним было приятно — и не только на тросах между крышами. Луканис умел делать это по-настоящему, и Рук нравилось исподтишка наблюдать за тем, как гибкое тело её спутника в каждой вылазке, в каждом бою насмехается над силой притяжения. В каждом точном прыжке на ничего не подозревающего противника он напоминал ей хищную птицу. Это завораживало. И когда Луканис разрешал Злости срываться с поводка, его взгляд вспыхивал пурпуром, а за спиной разворачивались широкие крылья. Пусть на миг, пусть сотканные из неосязаемого демонического эфира, однако это зрелище стоило и расцарапанных в кровь рук, и тумаков, которые она нет-нет да и «проворонивала», залюбовавшись пируэтами Луканиса. Её бы воля, вечно бы смотрела на него в бою.

Да и не в бою тоже.

Она помогала ему и его семье защищать Тревизо. Он и его семья помогали ей защищать Тедас. А между делом Рук влюблялась. Влюблялась каждый день понемногу, тихо и незаметно для самой себя, пока в один прекрасный момент не поняла, что увязла в задумчивых кофейных глазах окончательно и бесповоротно. И это всего за два месяца знакомства!

Раньше бы Рук себя одёрнула. Сказала бы, что нельзя влюбляться в кого-то окончательно и бесповоротно за такой короткий срок, что любовь — это, вообще-то, серьёзно и идти к ней нужно долго, вдоволь посмеявшись и поплакав вместе, узнав друг друга хорошенько, съев вдвоём пуд соли. Но то было раньше. До того, как взбесившиеся боги древности вырвались на свободу из своей вековой темницы и пошли войной на всё сущее, а Рук и её команда оказалась в авангарде сопротивления. До того, как почти весь родной орден пал, а остаткам Серых Стражей пришлось покинуть Вейсхаупт⁽¹⁾. Теперь же, не зная, кого из близких потеряет завтра, каждый день прогуливаясь по острию между жизнью и смертью, Рук особенно хотела жить — жить, наполняя смыслом каждую секунду, прекрасно понимая, что следующая может не настать.

И любовь, распустившаяся, как цветок на выжженной скверной земле, давала ей этот смысл.

Сейчас, открыв сердце и разум столь сильному чувству, Рук почти не боялась неизвестности. Но отсутствие страха — ещё не всё. Для счастья — тихого счастья, которого ей было бы достаточно во всём этом безумии, — не хватало лишь одного. Взаимности. Рук просто не знала, есть ли она.

Луканис был… сложным выбором. Единственным, который Рук хотела сделать, но сложным, тем не менее. Мрачный, опасный, невообразимо далёкий… и в то же время светлый, чуткий и родной. Ставший неотъемлемой частью разношёрстной команды, только как-то по-особенному, иначе. Он умудрился рано или поздно сойтись со всеми — и в то же время часто избегал чужого общества, прячась в своей каморке позади обеденной залы. Он был профессионалом: точным, холодным, всегда сосредоточенным и серьёзным, но в то же время умудрялся как-то почти по-родительски заботиться о жителях Маяка, взяв на себя львиную долю дежурств по кухне, закупку продуктов и любимых пряностей каждого, а когда Рук простыла после очередной вылазки в Андерфелс, сам связал ей тёплый шарфик. За ночь. С маленьким узорным грифоном, так похожим на Ассана. Вручил и тут же сбежал, бросив через плечо, что у него подгорает курица. Не сбежал бы, Рук бы поцеловала его прямо в тот момент. Крепко, в губы, так, как давно хотела. И плевать на курицу — пусть хоть дотла бы сгорела.

Рук до сих пор жалела, что не догнала его тогда.

Правда, скорее всего, если и догнала бы, всё равно струсила в последний момент. Негоже врать самой себе: вряд ли действительно отважилась бы поцеловать. Вот биться с драконами или порождениями тьмы — это всегда пожалуйста, а тут… Оробела бы, портки Андрасте, точно оробела бы! У неё ведь отродясь не получалось не то что делать первой столь откровенные шаги — да просто флиртовать нормально. Дела сердечные у Рук всегда шли одним — тем самым — местом: неловко, наперекосяк, по-детски. Наверняка, побеги она за ним — просто замекала бы как авварская коза, натолкнувшись на вопросительный взгляд, и тотчас сбежала от него сама, обильно заливаясь краской.

Рук нервно хохотнула и плеснула воды в лицо.

Вот такая вот у её команды бесстрашная предводительница! Мекающая, словно авварская коза, и краснеющая, как кровяной кристалл венатори, даже в своих собственных мыслях. Вот он, эталон смелости и отваги.

Мьерда!

Что значило «мьерда», Рук до конца не понимала, но то, с каким выражением лица это порой произносил Луканис, лучше дюжины толмачей говорило о том, что сейчас именно это слово наилучшим образом описывало её отношение как к собственной стеснительности, так и ко всей ситуации в целом.

Так что да: мьерда. Тысячу раз мьерда!

Рук вздохнула и принялась намыливаться, чтобы хоть как-то занять руки. Она втирала мочалкой в кожу душистую пену и думала.

С одной стороны, больно уж некстати разыгралась в душе́ вся эта любовная буря. Сейчас, когда двое ополоумевших эльфийских богов пытаются учинить конец света, а на её плечах лежит едва ли посильная задача не дать им этого сделать, совсем не время переживать по столь неважной для дела причине, не так ли? С другой стороны, по правде говоря, у Рук уже голова пухла от мыслей, связанных с делом — поэтому размышления о Луканисе ей в какой-то мере даже помогали. Отвлекали. По-девчоночьи наивные, дурацкие надежды, которым, возможно, даже сбыться было не суждено, казались такими земными, такими нормальными на фоне тактических планов и мыслей о богах, драконах, скверне и Архидемонах! Земного и нормального Рук катастрофически не доставало.

Тепла Луканиса ей катастрофически недоставало тоже.

Внезапно Рук стало очень жалко себя. Неужели она не заслуживала хоть немножко этого самого тепла? Особенно сейчас, когда холодная поступь смерти слышится за спиной каждый день, каждый миг?

Ведь это не просто каприз, страх или гормоны. Это была любовь, настоящая — Рук втягивала её ноздрями с каждым вздохом, ощущала её каждой клеточкой.

В глазах защипало. Почему, ну почему не складывается? Лицом не вышла? Она повернулась — так резко, что даже шею заломило — и вперилась критичным взглядом в узорное ростовое зеркало, стоявшее напротив каменной ванны. Не орлейская певичка, да, но и не уродина ведь! И фигура у неё хорошая — не раз и не два прохожие мужчины засматривались вслед. Да и как человек… Рук всегда старалась быть своим подопечным поддержкой, опорой, не стучала кулаком по столу, а слушала, утешала, вдохновляла — порой даже в ущерб собственному сну и покою. Не ради каких-то «репутаций», а искренне. Душой болела за каждого — и за каждого была готова горы свернуть и головой рискнуть, и это было взаимно: она знала, чувствовала.

Почему же тогда Луканис оставался для неё таким же недосягаемым, как вершина их волшебного Маяка? Почему не слышал симпатии в её голосе, почему не видел её робких попыток намекнуть? Почему не замечал влюблённого взгляда? Почему прятался от неё в своей каморке?

Может быть, дело в том, что, в отличие от неё, он просто вёл себя по-взрослому и не забивал голову всякими глупостями, когда на кону стояли их жизни?

Или же всё куда банальнее: она ему просто не нравится.

Бессильно зарычав, Рук заелозила губкой резче, агрессивней. Кожа моментально покраснела, порезы и мозоли тут же заныли сильнее, но Рук это не остановило.

«Хотела тепла? Получай! Получай и привыкай к мысли, что, если так всё и пойдёт, то горячая вода и грубое мочало будут единственным теплом, которое тебе достанется!»

* * *

Почему стало так горячо?

Почему вокруг полыхает огонь, в воздухе пахнет палёным, а кожа доспеха шипит и плавится? Разве проклятая ящерица только что не била по её отряду потоками ледяного дыхания? Рук ещё радовалась, что в начале боя, вовремя сориентировавшись, успела выхватить из дорожной сумы защитный амулет от холода. Так что же пошло не так?

А не так пошло ровным счетом всё.

Найденная ими на Перекрёстке драконица-нежить была не только самой большой из всех, встреченных Рук раньше, но и единственной в своём роде, которая, как оказалось, умела бить струями совершенно разных стихий. Лёд, пламя, электричество: в дело шло всё.

Била, впрочем, она далеко не только стихиями — около получаса назад мощный пинок задней лапой лишил Рук меча. Зачарованный клинок, жалобно звякнув, ухнул куда-то во тьму; теперь из оружия при себе у неё оставался только посох. Минут десять спустя Рук с ужасом осознала, что удар острого драконьего когтя не только пропорол наплечник и ключицу под ним, но и разрезал лямку рюкзака — а значит, она лишилась и целебных зелий, и амулетов от любого другого вида урона. Что меч, что рюкзак остались лежать где-то вне зоны видимости. То есть, где угодно: чудовище извергло на Рук какую-то странную магию, от которой та практически ослепла. Так что «зона видимости» теперь ограничивалась лишь собственными расплывчатыми руками, белыми очертаниями искрящегося посоха и блеском чужих хищных зубов в тридцати… двадцати… пятнадцати ярдах от неё.

Рук успела отпрыгнуть в сторону как раз вовремя: там, где она стояла секунду назад, щёлкнули гигантские челюсти. Во всю прыть устремившись подальше от обжигающего дыхания, Рук надеялась лишь, что не подвернёт впотьмах лодыжку.

Но бежала она недолго: грузная туша драконицы с грохотом низверглась на землю, всё заходило ходуном, и Рук упала на четвереньки, больно ушибив коленные чашечки. Бранная мысль, в которой обязательно фигурировали бы панталоны Андрасте или что-то куда более ядрёное, ещё даже не успела сформироваться, как она услышала отчаянное:

— Нет, РУК!

Она никогда не слышала, чтобы Луканис издавал такие звуки. Рук обернулась, забыв о боли, и только хотела было крикнуть, что всё в порядке, что её не задело, как слова застряли в горле. Насколько бы далеко, как ей казалось, она ни отбежала, драконица каким-то немыслимым образом оказалась тут же: её громадная, изрытая язвами зловонная пасть распахнулась прямо над головой Рук. В следующую секунду слева и справа легли когтистые лапы, закрывая простор для манёвра. Оставалось только бить: и, упав на спину, Рук ударила зарядом магии с двух ладоней, направляя всю свою ману и все силы в этот залп.

До неё не сразу дошло, что вместе с магией она невольно изливает на чудовище громкий хриплый крик — крик гнева и обиды. Натренированное в битвах тело поняло намного раньше разума: из такого захвата ей не уйти. Никак. Щитовые чары не сработают на столь маленьком расстоянии. От пламени, всё ярче разгоравшемся в горле драконицы, ей никак не увернуться. Подходящего защитного амулета при себе нет. Это конец. Конец.

И когда пришло осознание, вспышкой перед глазами встало его лицо. Карие глаза горели лаской, он улыбался ей, и Рук невольно улыбнулась в ответ. Так-то лучше. Пусть последним, что она увидит в этой жизни, будет не расплывавшийся в слепом полумраке, изъеденный скверной ртище немёртвой драконицы, а Луканис Делламорте. Её Луканис Делламорте, целиком и полностью её — хотя бы в эту секунду.

Рук протянула вперёд ладонь в глупой попытке коснуться призрачной щеки.

«Я люблю тебя».

Может быть, хоть сейчас Луканис ей ответит?

И он ответил. Только совсем не так, как Рук того ждала. Где-то на самой кромке сознания, будто бы из-под плотно прижатой к ушам подушки, она сначала услышала шум крыльев, а затем и яростный рык: не драконий, но человеческий. Моргнула, и прекрасное видение пропало — но не пропал Луканис. Правда, теперь он был совсем другим: взъерошенным, немного мутным, молниеносно быстрым. Настоящим. Нагрянувший неожиданно, словно из небытия, скользящий быстро, как призрак, он заслонил собою небо, моментально приковав к себе внимание что драконицы, что Рук. В мгновение ока совсем крошечный, в сравнении с гигантской мордой, человек стал ярче, громче и неотвратимей, чем его немёртвая противница: пурпурное сияние Злости затмило зарево драконьего огня, а резкие чавкающие звуки раз за разом вонзавшегося в уродливую морду короткого меча казались куда громче рокота хищных пламенеющих миндалин.

И Рук невольно залюбовалась: в своей свирепой решительности изничтожить чудище, которое едва не изничтожило её саму, Луканис казался ей по-особенному, пугающе красивым.

Он бил яростно и наверняка: смертельная грация в каждом движении сплеталась с поразительной точностью. Удар, ещё один. И ещё. Резкие, глубокие, профессиональные уколы аккурат промеж чешуек непробиваемого хитина. Драконица ревела от боли и мотала шипастой головой, силясь оттолкнуть врага, но тот, будто назойливый шершень, вился вокруг неё, закрывая крыльями обзор и нанося ей раны на каждом вдохе. Фонтаны бурой проклятой крови били во все стороны. И бил клинок: снова и снова.

Встав на дыбы и вскинув пасть к небу, зверюга извергла мощную струю огня, намереваясь опалить надоедливого человечишку, но тщетно — ей не хватало ни скорости, ни ловкости, чтобы попасть по неуловимой цели. Молотящие воздух лапы доставали разве что до собственной морды — Луканис уворачивался почти играючи, зато вздувшиеся из-за бубонов скверны драконьи щеки моментально покрылись длинными порезами от драконьих же когтей. Зрелище было мерзким и великолепным в одинаковой мере. Рук даже дышать перестала, засмотревшись.

А потом она услышала голос Луканиса, и оцепенение спало:

— Беги, Рук! Уходи из-под неё!

Словно намекая, что лучше бы Рук к нему прислушаться, в футе от её головы с грохотом опустилась могучая лапа. Мгновение — и соседний куст вспыхнул, подожжённый шальной драконьей струёй. Запахло горелой древесиной, и Рук, встрепенувшись, поползла прочь: спиной назад, на руках. Каждое движение отдавало болью в коленях, в израненном плече, в ноющих от напряжения мышцах, но Рук упорно пятилась.

Сейчас, сейчас, ещё пара футов, и Рук сможет подняться! И помочь — посох ещё при ней, она не бесполезна. Она ни за что не оставит его вот так, самого разбираться с монстром! Луканис, конечно, не один, где-то там, со спины, во всю мощь своих косситских ручищ драконицу лупит топориками Тааш, но это неважно. Важно то, что в этом бою с ним будет Рук. Только ещё чуточку отползти, только уйти из-под молотящего града ударов топочущего монстра…

Уйти не вышло. Видно, Тааш удалось нащупать уязвимое место и топоры рубанули слишком уж крепко — чудище почти по-собачьи заскулило и со всей дури рвануло вперёд. Тяжёлая лапа с наскока опустилась Рук прямо на грудь. Рук услышала истошный драконий рёв, затем крик Луканиса и треск собственных ребёр. А потом пришла боль и упала тьма.

* * *

Она мутно моргнула и увидела пурпурные крылья. Взмах. Второй. Третий.

«Я лечу?»

В воздухе пахло смесью зелья из эльфийского корня, запёкшейся крови, крепкого тревизского кофе и дорогого одеколона. Под ухом гулко тарабанило чьё-то сердце. Обнимавшие её руки мелко подрагивали, но прижимали к чьему-то тёплому поджарому телу надёжно, крепко. Крепко и очень ласково.

А ещё она правда летела. И летела не одна.

— Ya, ya, Rook. Aguanta, mi pequeña. Ya casi estamos.

«Я не понимаю по-антивански», — хотела было сказать Рук, но не смогла вдохнуть: грудь тут же сдавило, как в тисках. Агония обожгла кусок плоти от ключиц до пупка, глаза подёрнулись мокрой пеленой, и Рук застонала, снова моргнула и провалилась в небытие.

Когда открыла глаза вновь, крыльев уже не было. Не было объятий, не было стука чужого сердца. Из прежнего осталась лишь боль, но и та немного отступила: неприятная, ноющая, но вполне выносимая. А ещё из прежнего был потолок: старый добрый потолок её комнаты на Маяке. Странно. Когда она успела вернуться? Рук не помнила.

— Тебе надо хотя бы немного отдохнуть, Луканис. Я посижу с ней, а ты пока…

— Нет. — И чуть погодя: ­— Спасибо, Беллара, но я не уйду отсюда.

Рук скосила глаза: у стены, сцепив руки за спиной, стоял Луканис. Чуть ближе, встав с подносом у стола, Беллара раскладывала чистые бинты и бутылочки с зельями.

— Ты не спал три дня, — не сдавалась эльфийка. — Так нельзя. Даже ты должен иногда спать.

— Я не спал куда дольше, — парировал Луканис, горько хмыкнув. — И я точно не собираюсь засыпать, пока Рук не очнётся.

Рук успела зажмуриться за секунду до того, как он к ней повернулся. Почему-то желание встретиться с ним взглядом уступило желанию услышать, о чём разговор пойдёт дальше.

Ведь это… Беллара. С Белларой разговор завязывается, даже если второй собеседник может этого и не хотеть. А Луканис вроде как уже говорит. Значит, дело пойдёт и дальше. Наверное. И хотя Рук не была уверена, что ему есть сказать что-то хорошее на её счет — ничего. Пусть скажет… что угодно. Пусть возмутится, пусть раскритикует, пусть холодно заметит, что она сглупила, поведя совсем небольшой отряд обследовать защищённый тремя замка́ми грот на Перекрёстке. Пусть откровенно назовёт их вылазку авантюрой и сплошной мьерда. Скажет, что она, Рук, — плохой лидер и подвела их. Пусть скажет… хоть что-то. От самой Рук и от бесед с нею он в последнее время всё чаще пытался улизнуть, но, может быть, сейчас, когда она его «не слышит»… Рук готова была принять всю ту горькую правду о себе, что ему бы захотелось высказать. Лишь бы говорил.

— Я виноват в том, что её ранили.

Что-о? Рук неистово захотелось выкрикнуть, что это совсем не так. Если бы не шок — немедленно так бы и сделала. Но как только оковы шока спали, уже говорила Беллара.

— Глупости, Луканис, конечно же, ты не вино…

— Я виноват, — сказал, как отрезал. — Плохо прикрыл. Подверг опасности. Не отвлёк зверя, не просчитал риски. И теперь, если что-то…

Он замолчал. Рук слышала, как он меряет шагами комнату. В груди заныло: к ране эта боль не имела никакого отношения.

— Я — наёмник, Беллара. Просто Ворон, ассасин, торговец человеческими жизнями. А она — Серая Стражница, одна из немногих уцелевших. Они же герои, Dios! Только в её случае — это не просто красивые слова для твоих любимых книжек, разве нет? Она же действительно… Mierda, Рук ведёт нас! Если что-то случится со мной, то Первым когтем просто станет кто-то другой. В мире ничего не изменится. И даже в Антиве. Может быть, разве что, Катерина станет ворчливей прежнего и, возможно, даже наденет траур. Вот и всё. А если что-то случится с Рук…

Нервный смешок.

— Maldito sea! Звучит, как будто меня сейчас волнует судьба мира! Сопротивления! Солас, Эльгар’на́н, Гилан’нэ́йн, все эти ваши боги, требующие хорошей взбучки. А на самом-то деле…

Рук широко распахнула глаза: она больше не хотела прятаться. Только Луканис уже не смотрел на неё. Он прислонился бёдрами к столу с настойками и стоял, опустив голову, прижав руки к лицу. Оборвавшись на полуслове, понурил плечи и уткнулся носом в ладони. В следующую секунду он затряс головой, словно промокший пёс и издал странный звук: то ли ухмылка, то ли вой.

— А на самом деле ты просто волнуешься о ней, — договорила за него Беллара.

Рук перевела на неё взгляд: та казалась такой… не типичной Белларой сейчас. Не было неловкости, лёгкой непринуждённой болтовни или тысячи и одной приветливых улыбок. Только лёгкая грусть и безбрежное понимание в больших эльфьих глазах.

И тут Беллара сказала такое, от чего Рук зажмурилась вновь, готовая сквозь землю провалиться от стыда — прямиком на Глубинные тропы.

— Ты ей давно нравишься, Луканис, ты знал?

«Ну, СПАСИБО тебе, подруга!»

— Не говори глупостей, Беллара.

— Глупостей? Ничего это не глупости. Думаешь, если я сама ни с кем… Это всё равно видно, Луканис. Да и в книгах…

— Любовные романы врут.

— А Рук нет. Ни её глаза, ни её действия. Ты знаешь, во что она кутается вечерами, когда читает на балконе? Правильно, откуда тебе, ведь из комнаты без окон позади столовой этого не видно. А я знаю. В шарф с грифоном!

— Он тёплый.

— Он от тебя!

— Беллара…

— То, что ты ей нравишься, так же очевидно, как и то, что она нравится тебе. Для всех, кроме вас обоих, как мне кажется. Даже Манфред уверен, что у вас двоих чувства друг к другу! Так до каких пор вы будете скрывать их? Вот, её ранили. Завтра нас всех могут ранить или убить. И кому вы сделаете лучше, если унесёте свои «страшные тайны» в могилу? Она при каждой возможности надевает твой шарф. Ты улизнул в Арлатанский лес через Эллювиан, чтобы собрать мелиссу и чабрец для её чая. Просто потому, что узнал, что она любит чай! Она ринулась спасать Тревизо от атаки дракона, потому что это твой город. Ты…

— Не смогу ей дать того, чего она достойна. Даже если ты права, и она видит во мне что-то, кроме Злости, навыков ассасина или мрачной тучи отстранённости, в которую я кутаюсь как в плащ. Зачем ей ходить по краю? Чего ждать от союза со мной? Стабильности? О какой стабильности может идти речь, когда связываешься с наёмником? А её чувство справедливости? Я убиваю за деньги, Беллара. Я теперь, спасибо Катерине, заправляю домом, который убивает за деньги. Какую справедливость в этом найдёт Серая Стражница?

— Но ты же убиваешь гадов!

— Я убиваю по контракту, Беллара. Рук — это «жертвенность в смерти»⁽²⁾, я же — «смерть за андрисы»⁽³⁾. Эти вещи не сочетаются. Она — Стражница. Я — Антиванский ворон. Я одержим демоном. Я… В глазах её ордена, её семьи, я — преступник. И то, что ради дела нам пришлось объединиться, не значит… Ничего не значит, Беллара.

Рук готова была застонать от бессилия. Она спит? Или он действительно всё это сказал? Он правда так думает? После всех этих битв плечом к плечу? После того как вместе спасали и вместе хоронили? Неужели этот холодный, спокойный профессионал, вечно одетый с иголочки в лучший атлас и драконью кожу, посмеивающийся над «серостражной» принципиальностью Даврина, да и самой Рук, порой — действительно думает, что он… недостоин?

Она правильно его услышала?

В голове это не укладывалось абсолютно. Противоречило здравому смыслу, противоречило всему тому, что думала о себе или о нём сама Рук. Может быть, у неё просто горячка после ранения? Незаметно прижав ладонь к бедру, Рук ущипнула себя. Ничего не изменилось. Осторожно приоткрыла глаза: Луканис стоял боком к ней, широко расставив ноги и скрестив руки на груди — он выглядел так, словно участвует не в разговоре, но в дуэли. Только взгляд противоречил позе: был не злой, а грустный-грустный — рассеянно вперившийся куда-то вдаль.

— Ты знал, что у нас с Рук общие кумиры? Мы обсуждали. Ну эти, «девочковые посиделки», где мы обмусоливаем сплетни, книги. И кумиров тоже.

Беллара так резко поменяла тему, что и Рук и Луканис удивлённо на неё уставились.

— Причём тут…

— Притом. Их трое. Её примеров для подражания. Угадаешь, кто?

Луканис явно не понимал, куда она клонит, но не стал сопротивляться и просто ответил.

— Героиня Ферелдена?

— Вот именно! Героиня Ферелдена. «Жертвенность в смерти» во плоти, разве нет? Двадцать лет назад она остановила Пятый мор. Спасла мир. Принесла стабильность и справедливость? Ещё как. А знаешь, кто ей помогал? Её возлюбленный, Антиванский ворон, Зевран Араннай. Он был с ней до конца — и после тоже. Всегда. Неужели среди ваших не гуляют байки о бывшем коллеге, который помог убить Архидемона?⁽⁴⁾

Луканис фыркнул и вновь заходил по комнате. Но не перебивал. Беллара продолжала.

— Знаешь, кто вторая? Защитница Киркволла. Хоук. А кем был её мужчина, помнишь? Одержимый демоном, Андерс. Да, он натворил дел, но зато потом… Ты и сам слышал. Ну, а леди Инквизитор? Что сделала для мира леди Инквизитор, объяснять не нужно? И то, что она вышла замуж за Тома Ренье, никак не помешало ей продолжать дело «стабильности и справедливости», Луканис. А ведь он был осуждённым преступником. И помогает ей во всём — до сих пор. Они вместе отбивают юг в эту самую минуту.⁽⁵⁾

— Это ничего не меняет. Мы же не в фан-клубе для подростков, чтобы думать, что слепое повторение не лучших решений «звёзд» — это хорошо?

— Это лишь показывает, что просто быть Вороном, одержимым или «преступником» недостаточно, чтобы стать неподходящей партией для лидера. Для Рук. Главное — верность. Главное — любовь и стремление быть на одной стороне. А они у тебя есть.

Луканис молчал, лишь тяжело дышал — так, словно пробежал без остановки несколько лиг. Наконец буркнул:

— Ты сейчас говоришь со мной цитатами из романов, Беллара?

— Может быть. Но это не значит, что я неправа.

На этих словах Беллара вышла из комнаты. Рук вновь плотно закрыла глаза, притворяясь спящей. Ей было нужно время, ещё немного времени. Перед тем, как показать, что она очнулась, по меньшей мере стоило унять бешено стучащее сердце — если она встретится с Луканисом взглядом до того, то оно, скорее всего, просто выпрыгнет из груди.

* * *

— Закрой глаза.

Рук смежила веки и улыбнулась, когда почувствовала жар чужой ладони вокруг своей, прохладной. Пальцы — его и её — переплелись, и сердце пропустило удар: Рук ещё предстояло привыкнуть к таким касаниям, ну, а пока она волновалась, будто в первый раз.

Они шли медленно, он направлял, поддерживая под локти, и Рук послушно поворачивала то направо, то налево, перешагивала пороги, проходила — судя по гулу — через порталы. Куда он её вёл? Её это не беспокоило. Она целиком и полностью доверяла ему и его рукам. Наедине с Луканисом на неё накатывало спокойствие и умиротворение: никаких тревог, никакого страха. Не после того, как они, наконец, поговорили и Рук, заливаясь слезами облегчения, поняла: то, что она чувствовала к этому человеку, всё это время было взаимным.

— Открывай.

Она открыла и обомлела. Они стояли на балконе, на самой верхней точке Маяка. Там, куда прежде никто из её команды — даже Ассан — никак не мог попасть. И вот теперь сюда попала Рук. Благодаря ему. Как это возможно? Она оглянулась: Луканис улыбался ей широко, ласково.

— Сюрприз. Нравится?

Балкон не пустовал. В углу их ждал маленький столик и пара резных стульев. На элегантной антиванской скатерти источал сумасшедшие ароматы вишнёвый пирог, поблёскивали узорные чашки из тонкого фарфора и два пузатых сосуда: кофейник для него и чайник для неё. В хрустальной с позолотой вазе — пышный букет любимых фиалок Рук: пурпурных, в тон его крыльев. А за балконной оградой, куда только хватало взгляда — величественные просторы Тени. Персиковое небо было подёрнуто дымкой, остовы старых башен, растущих на кусках первозданного камня, парили прямо в воздухе, высоко на Маяком — теперь они так близко, что Рук могла разглядеть узорные витражи. Далеко внизу раскинулся двор, гостевые домики и оранжерея отражали крышами лучи несолнечного света, у мастерской резвился крохотный, с муравья размером, Ассан. Рук шумно выдохнула. Нравится ли ей? Нравится ли ей?

Она не стала расспрашивать его, как он нашёл дорогу сюда и какие загадки для этого разгадал. Не стала и отвечать на вопрос — во всяком случае, словами. Слов бы не хватило.

Вдох — и она прижалась к нему всем телом, заглянула в глаза. Выдох — и его губы накрыли её. Тонкие, лукавые, мягкие губы, подчёркнутые угольными штрихами аккуратно стриженных усов — Рук слишком давно мечтала узнать, каковы они на вкус. Узнала. Как и ожидалось: чистый восторг и крепкий кофе. Он углубил поцелуй, толкнувшись языком, и она с готовностью ответила, затаив дыхание, вторя каждому его движению, каждой ласке. Так, значит, целуются в Тревизо? Тогда эльфийским богам придётся подождать — Рук занята, ей не до них, она не хочет драться, ведь пока ей хочется только одного: этого. Ближе. Ярче. Теснее. Её ладони скользнули по его скулам, коснулись волос цвета воронова крыла, пропустили сквозь пальцы тоненькую, едва заметную седую прядь. Его руки оплели её талию, притянули плотнее — и сердце затарабанило сильней.

Он первый подался назад — Рук растеряно заморгала, беззвучно протестуя, но тут же поняла, почему он прервал поцелуй. Из-под плотно зажмуренных век Луканиса искрился пурпурный эфир.

Рук улыбнулась: ничего.

— Злость, — тихо позвала она, взяв Луканиса за руку. — Будь хорошим демоном. Не мешай нам. Пожалуйста?

Она поняла, что Злость больше не будет бедокурить, ещё до того, как это как-то проявилось внешне. Мышцы Луканиса расслабились, дыхание выровнялось. Он открыл глаза — кофейные, не пурпурные, и улыбнулся в ответ.

— Тебя он слушается гораздо охотнее, чем меня! — смесь удивления, восхищения и лёгкой, шутливой обиды.

Рук пожала плечами. Она всегда ладила с «питомцами» друзей — мабари сополчан, Манфредом, Ассаном. А теперь вот и Злость — просто ещё один компаньон, требующий особого подхода. Она ещё почешет демона за ушком, погладит его колкие пёрышки: Злость тоже заслужил ласки. Ведь он не раз страховал Луканиса в битвах, а после боя с драконицей помог спасти её саму, домчав на крыльях до Маяка.

Но Злость — потом. Сейчас — Луканис. И их свидание на высоте птичьего полёта.

Луканис галантно отодвинул стул за спинку, и Рук опустилась на сиденье, чувствуя себя орлейской императрицей. Зажурчал в фарфоре ароматный чай, на тарелке появился идеально ровный кусочек вишнёвого пирога. Рук с предвкушением взяла протянутую вилку, легко коснувшись пальцами его пальцев. Пирог был, как всегда — чуть лучше, чем великолепным. Смакуя кислинку вишни и сладость хрустящего нежного безе, Рук даже глаза прикрыла.

— Ты щуришься, как довольный кот, — столько тихой радости в этих словах! — Надо было мне испечь три пирога.

Рук не сразу произвела в голове несложные математические подсчёты — так наслаждалась вкусным десертом, — но как только произвела, вопросительно глянула на Луканиса.

— Беллара, — коротко ответил он. — Она тоже сладкоежка.

И Рук кивнула, улыбнувшись шире. Правильно. Беллара была достойна всех пирогов на свете! Если бы не она — Рук бы и не услышала ничего, не узнала. Луканис мог и не отважиться сказать ей всего того, что сказал тогда, в лазарете. Да и сама Рук так и мекала бы авварской козой вплоть до финальной битвы.

Рук взяла чашку с чаем — запах чабреца приятно защекотал ноздри — и отсалютовала, словно кубком.

— За Беллару и её романы!

Луканис вторил, хохотнув:

— За Беллару. И за нас с тобой — новых персонажей её историй.

Когда в животе появилась приятная тяжесть, Луканис пригласил её на танец. Музыки не было — но это не мешало им обоим двигаться в такт. Дуновения свежего ветерка играли прядками её волос, однако Рук не зябла: в его объятьях было так тепло, словно и душу, и тело закутали в пушистый вязаный шарф с грифоном.

Как же долго она ждала этого тепла!

Уютно прижавшись щекой к его плечу, вдыхая запах одеколона и кофе, немного пьяно улыбаясь своим мыслям, Рук медленно описывала круги — вёл Луканис.

Всё было так... странно. Всё было так... правильно. Танец — без музыки. Касания ассасина — без опасности. Юная эльфийка, зачитывающаяся наивными книжками о любви — куда мудрее двух вояк, полжизни проведших за планированиями стратегии и тактики. Сейчас им полагалось думать о войне — а на уме лишь мир и радость. Столько противоречий!

Рук усмехнулась шире и, коснувшись губами сиреневого атласа, поцеловала плечо Луканиса через ткань.

Противоречия? Пусть. Ей даже нравится.

Луканис Делламорте был соткан из сплошных противоречий. Бесстрастный наёмник, Первый Коготь Антиванских воронов, гроза и смерть всего живого — и, в то же время, человек, который был готов броситься на помощь потерявшемуся ребёнку, рискуя собственной головой. Тот, кто спокойно отправлялся на другой конец Тедаса — собрать пряные травы для чая, который не пьёт сам. Его и команду Рук связывал контракт, но и долг, и дружба тоже. Он наследник богатейшего дома Тревизо: в особняках его семьи без карты легко было потеряться — но на Маяке он выбрал себе крохотную кладовку, в которой было тесно даже дышать. Луканис был серьёзным человеком и насмешливым непоседливым демоном. Он был тем, кто нужен был Рук таким, какой есть, со всеми его противоречиями.

— Я рада, что ты со мной, — благодарно выдохнула она, встретившись с ним взглядом.

— Потому что я здорово готовлю, отлично убиваю наших врагов и хорошо одеваюсь? — рычащий смешок.

— Потому что я люблю тебя. Но и то, что ты сказал, тоже в зачёт.

С чего Рук взяла, что музыки не было? Вот же она: грохотала, звенела, проникала под кожу, неистовствовала в его взгляде, обволакивала всё тело своей глубокой, неземной магией. И, в унисон волшебной мелодии, за спиной Луканиса распускались причудливым цветком могучие крылья. Да только глаза были всё ещё его, карие: Злость больше не мешал влюблённым своим незваным присутствием. Напротив — помогал. Дарил им возможность летать по-настоящему.

Луканис спросил без слов, и Рук ответила кивком. Плотнее сомкнулись объятья, зашумели крылья.

Сегодня, вдвоём, они поднимутся ещё выше.

1) Рук в этом варианте развития событий принадлежит к числу Серых Стражей, Ордену, цель которого — предотвратить распространение так называемой скверны и уничтожение мира стараниями Архидемона и его приспешников, порождений тьмы.

Вернуться к тексту

2) «Победа в войне. Бдительность в мире. Жертвенность в смерти.» — девиз Серых Стражей.

Вернуться к тексту

3) Андрисы — антиванская валюта.

Вернуться к тексту

4) Протагонистка первой игры серии «Dragon Age» и её возможный романтический выбор, спутник-ассасин.

Вернуться к тексту

5) Хоук — протагонистка второй игры серии «Dragon Age», леди Инквизитор — третьей. Андерс и Том Ренье (Блэкволл) — спутники главных героинь и потенциальные романтические интересы, соответственно.

Вернуться к тексту