С братом (джен)

— Белла, милая, поздравляю! — голос матери так и лучился восторгом.

Ни один поступок его или брата не мог вызвать у неё такую реакцию, а вот деяния любимой племяшки — запросто. Регулус откровенно завидовал этому умению Беллатрисы, но никогда не упускал возможности узнать, чему именно радуется Вальбурга. Упрямая надежда повторить заслугу кузины и увидеть в глазах матери живой восторг, а не ту холодную гордость, что обычно предназначалась для младшего сына, до сих пор жила в сердце. Правда, Сириусу даже гордости не доставалось, однако тот и сам не стремился к родительскому одобрению, даже, кажется, плевать хотел на мнение и любовь Ориона с Вальбургой. Иначе было не объяснить вечное стремление Сириуса делать всё наперекор и вопреки родительской воли. И в этом Регулус завидовал. Уже своему брату... Да, примерным сыном всегда был он сам, только вот даже несмотря на это ему не доставалось и толики того внимания, что родители уделяли своему непутёвому наследнику.

В те три года, когда Сириус уже поступил в Хогвартс, а он ещё был слишком мал для школы, Регулус жил сам по себе. Отец и мать обращали на него внимание лишь по большим праздникам или когда в доме были гости (что было фактически равносильно одному и тому же), зато стоило брату приехать на каникулы, как громовые скандалы тут же наполняли Гриммо, 12 до самой крыши.

То и дело слышалось: «Ты — позор рода!», «Вот Регулус — истинный Блэк, а ты — жалкий маглолюбец и предатель крови!», «Таким не место в этом доме!». Мать не скупилась на резкие выражения, унижая одного сына за счёт другого. Только вот удовольствие, получаемое Регулусом от столь желанных похвал матери, значительно уменьшалось из-за осознания того, что до тех пор, пока Сириуса не было рядом, младший сын для Вальбурги был не более чем пустым местом.

Из-за того внимания, что ему уделялось, Регулус начинал ненавидеть брата всё больше и больше с каждым предшествующим Хогвартсу годом.

Когда-то Сириус был его кумиром, заступником, самым близким другом, однако всё это ушло в прошлое в тот же самый момент, как брат объявил, что не сможет всё время быть рядом. Что пройдёт каких-то две недели, и он уедет в Хогвартс на долгие семь лет. Сириус старался говорить приличествующим случаю грустным тоном, но зная беспокойную натуру братца от и до, Регулус видел, как за печалью проскальзывают еле сдерживаемые возбуждение и восторг. И если простить сам факт отъезда он ещё мог, то вот эту радость от расставания с домом и с ним, Регулусом, — не мог и не хотел.

В первые пару месяцев после того, как Сириус поступил в Хогвартс, Регулус понял, что раньше ему не доводилось вкушать настоящее одиночество. Как-то вдруг оказалось, что без беспокойного старшего брата, который вносил бы в размеренную жизнь на Гриммо, 12 оживление, их дом гораздо больше походил на склеп, чем на родовой особняк благородного семейства. Так же пусто и холодно.

Ему было настолько одиноко и тоскливо, что обида на брата незаметно отошла на второй план, и Регулус стал считать дни до его возвращения на рождественские каникулы. Он надеялся хоть на тот короткий промежуток времени, что Сириус пробудет дома, вновь окунуться в то ощущение тепла и уюта, которое возникало у него рядом с братом. Однако тот не приехал ни на рождественские, ни на пасхальные каникулы. А когда в середине июня Сириус всё-таки оказался дома, Регулус очень быстро понял, что как раньше всё равно не будет.

Старшего, казалось, гораздо больше занимало выяснение отношений с родителями, которые так и не смогли смириться с поступлением сына на Гриффиндор. Почти целыми днями они только и делали, что ругались, но даже в те редкие промежутки, когда Сириус не ссорился с родителями, он мало думал о Регулусе.

Даже когда тот сам приходил к нему в комнату, где полюбил запираться брат, Сириус был способен говорить лишь о Джеймсе Поттере. Они вместе учились на факультете красно-золотых и, как следовало из рассказов брата, стали лучшими на свете друзьями. Именно из-за этого друга Сириус целыми днями грезил о возвращении в школу, совершенно забыв о том, что покинув отчий дом, покинет и Регулуса. Должно быть, поступив на Гриффиндор, он перестал считать младшего брата кем-то для себя важным. Может быть, решил, что столь же шебутной и почти одного с ним возраста Поттер на роль любимого братца годится куда больше, чем мелкий и серьёзный не по годам Рег?

Регулус не стал спрашивать у него, в чем дело. Он просто раз и навсегда перестал надеяться на непостоянного брата и сфокусировал своё внимание на других родственниках. На матери и отце. Которые уж точно не променяли бы его на какого-то Поттера, пусть частенько и забывали о младшем сыне без каких-либо причин. Новая цель в жизни — добиться их одобрения и признания — заслонила всё, что было прежде, но в то же время открыла множество новых вещей. Например, прежде он почти не соизволял обращать внимание на кузин, зато теперь в совершенстве знал их предпочтения и привычки, а также — что из этого больше всего откликается Вальбурге.

Он упорно выстраивал свою жизнь в соответствии с идеалами родителей. Шляпа предлагала Когтевран — Регулус отказывался в пользу Слизерина, ведь все настоящие Блэки были слизеринцами. Родители не желали, чтобы Сириус, этот позор рода, сбивал младшего брата с пути истинного — Регулус разорвал все связи с ним, тем более что гриффиндорцы, и брат в том числе, кажется, по умолчанию считали всех слизеринцев гадами, не достойными того, чтобы с ними связываться. Мать с отцом восхищались кузиной Беллатрисой, которая пожелала поступить на службу Тёмному Лорду — Регулус стал открыто обожать этого Лорда и ни о чем другом так не мечтал, как о том, чтобы поскорее вступить в ряды Пожирателей Смерти.

Как следовало из нескольких беспорядочных реплик, которыми успели обменяться женщины, сегодня Беллатрисе довелось совершить свой первый рейд в дом каких-то магглов.

Сейчас она смеялась, пребывая в восторге, более походившем на безумие. Во всяком случае, Регулуса от её вида и, главное, смеха ощутимо передёргивало. В глубине души то, что говорила и делала его двоюродная сестра, далеко не всегда нравилось Регу, однако даже в тех случаях, когда он едва мог скрывать одолевавшее его омерзение, внешне Регулус, как настоящий аристократ, сохранял абсолютное хладнокровие. Повезло, что это умение было заложено в него с самого рождения. Все Блэки были такими. Даже Сириус, который так старательно изображает крайнюю вспыльчивость, что, кажется, вскоре на самом деле забудет о своём происхождении и связанных с ним навыках.

Годы практики лишь отшлифовали семейный дар. Однако в данный момент Регулусу казалось, что ещё немного, и его самоконтроль всё же обрушится окончательно. Что происходит на этих рейдах?

— Так скольких ты там убила? — фанатичный взгляд матери ничуть не уступал взгляду Беллы, только видеть его Регулусу было ещё более страшно. Вальбурга слишком редко вот так показывала эмоции. От этого, но, наверное, ещё более — от того, что мать так открыто говорит об убийствах людей, пусть и магглов, притаившегося за ближайшим поворотом мальчика просто дрожь пробирала. Неужели чистокровные волшебники опускаются до такого? Неужели Лорд это поощряет? Ведь рейды — это его инициатива, Белла сама говорила об этом.

Белла врёт, или есть какие-то высшие цели, ради которых он допускает подобное? И что вообще может считаться достаточным оправданием для свершения такого непотребства? Вопросы, один другого хлеще, заполнили его голову роем жужжащих ос. Он и хотел и не хотел знать ответы. Они могли слишком сильно повлиять на его с таким трудом построенный мир...

Оглушительный хлопок входной двери в одно мгновение разрушил то напряжение, в котором пребывал Регулус. Никто кроме Сириуса не умел приходить под аккомпанемент грохочущих и стучащих до боли в барабанных перепонках дверей, лестниц и паркетов. Видимо, у него была особая способность извлекать раздражающие звуки из самых невинных на первый взгляд предметов.

Сейчас брат, подчёркнуто не замечая никого из родственников, быстрым шагом пройдёт к себе в комнату, а мать с кузиной вспомнят о приличиях и передислоцируются в гостиную, чтобы продолжить свои обсуждения там, под дорогой чай и роскошные пирожные, которые наверняка приготовил Кикимер.

Регулусу же не останется ничего, кроме как отправиться к себе — делать домашние задания и стараться не думать о подслушанном сегодня разговоре.

Но Сириус, как обычно, решил сделать всё по-своему. Вместо того, чтобы по обыкновению проигнорировать всех встретившихся ему на пути Блэков, он неожиданно в два прыжка подскочил к Вальбурге с Беллатрисой.

— Вы, уроды ненормальные, хотя бы понимаете, что творите?! — его яростный рявк, обращённый к кузине, разнёсся по всему дому громовым раскатом. — Ничего, что в своей охоте на «недостойных», магглов и грязнокровок, вы губите и десятки самых что ни на есть чистокровных волшебников? Сколько их погибло сегодня?!

Не успела Белла ничего ответить, как Сириус тут же повернулся к матери:

— Да, матушка, вам она, должно быть, ничего об этом не рассказала, но... — гулкий звук пощёчины, и он отшатнулся от неё с совершенно ошеломлённым и в то же время настолько гневным и решительным видом, что Регулусу стало ясно — брат, кажется, окончательно и бесповоротно принял для себя какое-то решение.

— Что же, если вы не желаете услышать факты, то я, пожалуй, не стану больше тратить время, — Сириус резко развернулся и пошёл по направлению к своей комнате.

— Вечером к отцу в кабинет, — догнал его спину жёсткий голос матери. — Пойдём, Белла, дорогая, поговорим в гостиной, — уже совершенно другим тоном обратилась она к Беллатрисе. Та сухо кивнула, и они ушли. Регулус остался один. И забыть обо всем, что услышал, он уже не мог.

Весь оставшийся день он судорожно размышлял о том, что узнал сегодня, но так и не смог ни к чему прийти. Как ни посмотри — везде оказывался тупик. Родственники — почти поголовно обожатели Тёмного Лорда, желания служить которому после сегодняшних откровений заметно поубавилось. Единственный брат и, по совместительству, единственный человек в ближайшем его окружении, что не поддерживает Волан-де-Морта, Регулуса терпеть не может. Друзей нет. Что делать? К кому обратиться, когда так старательно вылепленная картина мира осыпается, как карточный домик?

Когда от серебристо-зелёных стен собственной комнаты начало подташнивать, Регулус вышел в коридор и принялся шататься по дому, как привидение. Вопрос «Как быть?» молотом стучал в голове.

Ноги сами привели его к кабинету отца.

— Неужели вам хочется, чтобы ваш ненаглядный Регулус стал убийцей? — в доносящемся через дверь привычно громком голосе Сириуса на этот раз слышалась какая-то странная обреченность.

— Не неси чепуху, мальчишка. В том, что от его рук, возможно, погибнет какое-то количество грязнокровок, не будет ничего предосудительного. Это не люди, а животные, — холодно возразил отец.

— Вы уверены, что он сам так считает?

— Конечно. В отличие от тебя, Регулус никогда не давал повода усомниться в образцовости своих взглядов на жизнь, — презрения, слышавшегося в голосе матери, хватило бы на то, чтобы запросто затопить десятки городов. — Я уверена, он будет гордиться тем, что смог хоть немного очистить этот мир от маггловской скверны.

— А если нет? — ощущая какой-то внутренний трепет, Регулус почти прижался ухом к двери в ожидании ответа.

— Наш сын не может думать иначе, — всего несколько слов, высказанных в обычной для матери категоричной манере. Ещё пару часов назад он подписался бы под каждым. Так почему же на душе вдруг стало так пусто и холодно?

— То есть я вашим сыном не считаюсь? — голос Сириуса чуть заметно дрогнул от напряжения.

— Ты — всего лишь ошибка природы, — отрезала Вальбурга.

— Да? Ну тогда всего доброго. Больше вас позорить не буду, — резко открывшаяся дверь едва не пришибла Регулуса, но Сириус, разгорячённый и злой, этого даже не заметил. Брат, странно тихий сегодня, наконец вновь стал самим собой.

Иногда Сириус сам не мог понять, зачем он после стольких лет взаимной неприязни, если не ненависти, всё ещё пытается наладить с родными отношения. Гораздо логичнее было бы просто не светить своей инаковостью, оставить в покое родителей с братцем, а также других, подобных им аристократов, с их долбанной идеологией чистокровности и, дождавшись совершеннолетия, побыстрее свалить из этого протухшего насквозь общества.

Разумно? Разумно. Но нет! Всякий раз оказываясь дома на каникулах, он вместо отдыха безостановочно доказывает что-то.

Давно пора бы остановиться. Ведь то, что несмотря на любые доводы родители всё равно останутся при своем мнении, всё равно никогда в жизни не примут его выбор, стало ясно ещё тогда, на первом курсе, когда вместо приглашения домой на праздники или хотя бы поздравительной открытки родители прислали категоричный приказ оставаться в школе на Рождество и Пасху. Они прямым текстом заявили, что нечего какому-то новоявленному гриффиндорцу позорить благороднейший род Блэков, где испокон веков были лишь слизеринцы.

Поступить на ало-золотой факультет было выбором Сириуса, причём выбором совершенно осознанным. Но даже несмотря на то, что большинство последствий такого шага он предвидел, очень быстро выяснилось: знать о том, что станешь изгоем в собственной семье, и смириться с этим — абсолютно разные вещи...

Сначала было просто обидно. Понимание истинного положения вещей приходило к нему постепенно. Как будто толчками вгоняли в грудь тупой фамильный кинжал, усеянный драгоценными камнями. И с каждым годом становилось лишь больнее.

Сириус никогда не жалел о том, что оказался на Гриффиндоре. Именно там он впервые в жизни почувствовал себя по-настоящему своим, стал частью чего-то большего, чем просто товарищество студентов. Там нашел первых в жизни друзей, что стоили любых жертв и лишений, на которые пришлось бы пойти ради них. На Слизерине не было никого, кто мог бы сравниться с Ремусом, Питером и Джеймсом. Особенно Джеймсом.

Они сошлись с какой-то фантастической скоростью. Как познакомились в Хогвартс-экспрессе, так с тех пор и не расставались. Рему с Питом понадобилось время на то, чтобы присмотреться, а Сохатый был рядом с первого дня.

Столь же неугомонный и бесшабашный, как и сам Сириус, но в тоже время как будто гораздо более цельный, надёжный, как скала, Джеймс всегда был готов подставить плечо в трудную минуту, поддержать, а если требовалось, то и отвлечь. Для него это будто бы само собой разумелось, и не только по отношению к лучшему другу. Сириус так не умел.

Впрочем, если он когда-либо и удивлялся подобному умению друга, все вопросы отпали сами собой, стоило ему только раз побывать в гостях у Поттеров и познакомиться с родителями Джеймса. Они были точно такими же, как и их сын. Уже то, с какой лёгкостью Флимонт и Юфимия приняли Сириуса, многое говорило об этих людях, но целый вечер пронаблюдав за тем, с какой лёгкостью и не афишируемой, но буквально сквозящей в каждом слове и взгляде любовью Поттеры общаются друг с другом, Сириус понял, что для них всех забота — в порядке вещей.

Джеймс вырос в такой атмосфере, и для него готовность заботится о других, так же, как и способность привязываться к людям, любить, были самым естественным. Сириус же до знакомства с ним даже и не знал, что так можно. В их семье любовь не пользовалась большим спросом, а забота не поощрялась.

Ему пришлось на своём, далеко не всегда удачном опыте учиться общаться не как надменный аристократ, которому плевать на чувства простых смертных, но как обычный школьник, не имеющий ни малейшего отношения к «тем самым Блэкам». Вокруг и так находилось немало людей, желавших ткнуть Сириуса носом в его происхождение из семьи, имевшей не слишком добрую славу. То величие рода, о котором годами твердили родители, оказалось не более чем дурной репутацией, с которой приходилось бороться.

Если бы не Джеймс с его дружбой, то вполне вероятно, что Сириус так и не сумел бы стать на Гриффиндоре своим, во всяком случае, не так быстро. Однако то, что очередной Блэк поступил не на факультет своих великих предков, да ещё и завел дружбу с представителем столь уважаемого семейства, как Поттеры, определённо сказалось в его пользу. Сириуса признали.

Наконец-то он мог удовлетворить свою жажду действий! Проявить себя! Школа дала ему то, чего так жаждала душа Сириуса. Он больше не был скован миллионом условностей и недовольными взглядами родителей... Удивительно ли, что на этом фоне возвращение домой далось ему особенно тяжко?

Сначала Сириус ещё питал какие-то смутные надежды, что со временем гнев отца с матерью сойдёт на нет и всё если не наладится, то хотя бы вернётся в прежнее русло: родители вновь перестанут обращать на них с братом внимание в тех случаях, когда они не присутствуют на каком-нибудь светском рауте, а они с Регом как и раньше будут целые дни проводить вместе. Возможно, Сириус даже научит мелкого парочке заклинаний... Только вот Регулус больше не смотрел на него снизу вверх. Единственный раз, когда Сириус, ещё только приехав, заглянул брату в глаза, он увидел в них столько холода, что почти испугался. Рег стал слишком похож на мать. Даже приходя в комнату к старшему брату, Регулус больше сидел и молчал. Молчал в столь выразительной блэковской манере, в исполнении родителей обычно означающей «ты, негодный мальчишка, опять совершенно меня разочаровал», что Сириус начинал говорить всё больше и больше, лишь бы не сидеть в гнетущей тишине. А потом Регулус и приходить перестал. И отвечать на нерешительные попытки Сириуса вновь наладить с ним отношения.

С годами всё становилось только хуже. В один прекрасный день наследник рода Блэк понял, что рано или поздно, но ему придется уйти от родных. Только вот он не думал, что это случится так скоро...

За спиной был пятый курс Хогвартса. Впереди — лишь туман, но долее в родном доме Сириус оставаться не собирался. Не тогда, когда там рады приветствовать Пожирательницу, считанные часы назад замучившую и убившую множество ни в чем не повинных людей.

Не то чтобы он был так уж осведомлён в делах Пожирателей, однако как раз в тот день он лично столкнулся с последствиями их бесчинств.

Наверное, никогда Сириус не забудет заплаканное лицо вполне себе чистокровной Мэри Браун и пятна крови на симпатичном голубеньком диванчике. Сестра Мэри попалась под горячую руку кому-то из Волан-де-Мортовских псов и не смогла пережить эту встречу.

Увиденное потрясло его до глубины души. Именно тогда, впервые увидев, что творили эти чудовища вживую, а не со страниц газет, Сириус вдруг ясно осознал, что должен не только сам сражаться за уничтожение Тёмного Лорда, но любой ценой не допустить брата в ряды его слуг. Пусть даже тот ни во что его не ставит. Регулус не станет убийцей.

Возможно, в кои-то веки родители окажутся на его стороне...

Иллюзии подобного рода рассыпались, стоило только Сириусу переступить порог дома на площади Гриммо. С визгливыми нотками голос Беллатрисы слышался издалека, как и восторженные восклицания матери.

Конечно, он не мог не попытаться (гриффиндорец ты, размазня, в конце концов, или нет?!), но леди Вальбурга Блэк всегда умела остановить то, что слышать или видеть не желала.

Пощёчина быстро отрезвила Сириуса. Бесполезно доказывать что-то родителям и тем более брату, который во всём на них равняется. Надо убираться из дому самому, пока Белла ненароком не придушила, или он сам, чего доброго, окончательно не утратил самообладание и не набросился на неё.

Пережить очередную наставительно-оскорбительную беседу и выметаться отсюда.

По инерции он всё ещё пытался что-то там доказать родителям, но мысленно уже был далеко. Это помогало держать себя в руках. Сорвался он только раз — когда мать заявила, что Регу, который несмотря на все свои королевские замашки был ещё таким ребенком, его брату в радость будет стать убийцей.

По сути, на этом беседа и кончилась. Ах да, ещё Вальбурга заявила, что сам Сириус ей не сын.

Он столько лет ждал, когда же она ему это скажет, однако почему-то её слова всё равно ударили неожиданно больно.

Что же, теперь Сириуса ничего здесь не держало. Осталось лишь дождаться ночи и уйти с тем, чтобы никогда больше сюда не вернуться.

Сборы получились короткими. Кроме того, что потом понадобится в школе, ему ничего не нужно было. Прощаться с родителями или с Кикимером Сириус тоже не собирался. Оставался Регулус.

Да, они давно не общались, но оставлять его одного Сириусу почему-то было страшно. Может, потому, что когда-то он тоже не понаслышке знал, каково это, когда не к кому обратиться?

У него самого теперь был Джеймс, к которому он и собирался вскоре отправиться. А вот у Рега был только он — Сириус.

Наверное, надо было всё же пойти и поговорить с ним, но, как оказалось, даже всей его пресловутой гриффиндорской смелости не хватало на это незамысловатое действие.

Слов, как выяснилось, — тоже.

Сириус исписал и повыбрасывал десятки листков, на которых убеждал брата, если понадобится, обращаться к нему за помощью и не поступать на службу к Волан-де-Морту.

Это оказалось бесполезной затеей. Ни одно из написанных писем так и не отправилось к своему адресату.

Должно быть, им просто не суждено было попрощаться.

Шел второй час ночи, ему пора было выходить. Поудобнее перехватив рюкзак, Сириус начал тихо пробираться к выходу из дома.

Старые сплетники на портретах давно спали, а если и нет, то, во всяком случае, весьма успешно притворялись, что спят. По стенам ползли причудливые ночные тени, потрескивали старинные лампы на стенах. Дом, мрачный, неприветливый, был в этот час удивительно завораживающим. Он не хотел отпускать сбегающего тайком наследника.

Сириусу приходилось прикладывать все силы к тому, чтобы не поддаться гипнотическому воздействию родового особняка и не вернуться обратно к себе в комнату, а потому он пропустил момент, когда из-за какого-то поворота навстречу ему показался Рег.

Всё последовавшее за этим гораздо больше походило на бредовый сон. Во всяком случае, поверить в реальность происходящего Сириус не мог ещё долго. Даже когда всё было уже позади.

— Я читал твои письма. Возьми меня с собой, — две фразы перевернули, разбили и вновь собрали воедино весь его мир. А Регулус, одетый по-дорожному и со школьным ранцем за плечами, стоял и ожидал от Сириуса ответа.

Когда-то давно в целом свете у него не было человека ближе, чем Регулус. Да, с началом учёбы в Хогвартсе подобные отношения ушли в прошлое. Гриффиндор и «истинные Блэки», к которым с подачи матери причислял себя брат, были несовместимы. Да, в лице Джеймса Поттера Сириус обрёл настоящего брата по духу, причём куда более близкого, чем когда-либо был Регулус. Однако, как истинный преданный семье Блэк и старший брат, забыть о «любимом младшеньком» Бродяга не мог.

И отказать в просьбе взять с собой не смог тоже. Он не знал, что привело Рега ко входной двери в столь глухой час, однако Сириус прекрасно знал брата. Причина эта просто не могла не быть серьёзной до крайности. А ещё — возможность взять Рега с собой как нельзя лучше соответствовала его стремлению оградить брата от Беллы и её Лорда.

С некоторых пор июль стал самым любимым месяцем Джеймса. А как же иначе, если именно в этом месяце сбылась наконец его заветная мечта детства? У него появилось сразу двое братьев.

В одну довольно-таки дождливую ночь в дверь их дома вдруг настойчиво застучали, а когда отец спустился, чтобы открыть её, на пороге обнаружились совершенно мокрые Сириус с Регом.

Конечно, Джеймс с родителями были более чем удивлены сим дивным зрелищем, однако разъяснения ситуации сначала отложились до утра, а потом и не понадобились вовсе.

К ним явился разбираться мистер Блэк собственной персоной.

Наверное, окажись на его месте миссис Блэк, скандала было бы не избежать. Однако мистер Блэк был по характеру куда более флегматичным, чем его супруга. Они с отцом о чём-то поговорили за закрытыми дверями, и хотя во мнениях так и не сошлись, домой братья Блэк не поехали. Остались у Поттеров до конца лета, а может быть, и на более долгий срок.

Что там у них такого произошло, никто ему так и не рассказал, и хотя это было, безусловно, весьма и весьма интересно, господин Сохатый не стал усердствовать в попытках докопаться до истины. Ему и так хватало забот.

За те полтора месяца Джеймс много узнал о братьях в целом и о Сириусе с Регулусом в частности. Всё-таки одно дело — общаться в школе и совсем другое — жить в одном доме. Даже Бродяга, которого он, кажется, знал уже вдоль и поперёк, преподнёс парочку сюрпризов, что уж тут говорить о слизеринце Реге, с которым они до этого и не разговаривали особо?

Однако несмотря на все сложности нового положения Джеймс был полностью и безоговорочно счастлив. Миновали те тревожные дни, когда Бродяга места себе не находил в беспокойстве за судьбу младшего. Сириус теперь рядом. С братом. И так будет всегда.